Па

Станция Япет размещалась не на спутнике, а на замкнутой орбите вокруг него. Устаревшая конструкция — два длинных вращающихся в противоположных направлениях рычага поддерживают жилое кольцо, стыковочный порт на оси. На поверхности спутника поблёскивают автоматические станции, которые добывают и режут лёд. На подходе к ним нашлась точка, в которой и станция, и спутник, и опоясанная кольцами туша Сатурна за ними отображаются на экране примерно в одном размере. Иллюзия перспективы.

Доки почти полностью забиты древними водовозами, которым раньше тарифы мешали собирать со спутника урожай. Теперь никто больше не заставлял платить пошлины, и все корабли старались воспользоваться моментом. Летающие развалины поднимались с поверхности и опускались вниз. Полные льда контейнеры облепляли корпуса буксиров, словно корка соли. Администрация Япета не примкнула ни к Марко, ни к Вольному флоту, ни к их противникам, однако не упустила шанс сбросить иго Земли и Марса. Мичо изучала данные контроля трафика, стараясь видеть во всём этом прежде всего свободу воли, а не грабёж и растаскивание всего, что плохо лежит.

Запрос по каналу связи. Служба контроля Япета. Па могла бы позволить ответить Оксане, но нетерпение победило.

— Это «Коннот», — сказала она.

— Бьен, «Коннот». Япет бай хир. Мы втыкаем «Хорнблауэр» в док шестнадцать. Пойдёт через полчаса?

— Годится.

— На нём пленные?

— Полно. И беженцы. И первый экипаж «Хорнблауэра».

— Небось злые?

— Не особенно счастливы, — сказала Мичо. — Но понимают — надо радоваться, что не сидят в каютах, заваренных наглухо. Ваша служба снабжения сказала, вы можете их принять.

— Можно пристроить здесь, можно договориться об отправке за Землю и Марс. Или как сами беженцы захотят. Пленные — другое дело.

— Вреда им не причинять, — сказала Мичо. — Но и на свободу не отпускать.

— Гости станции, значит, — сказала служба контроля. — Всё понял. Порядок. И... только между нами, идёт? Кое-чего впридачу. У нас большой напряг с поставками гидропоники с Земли.

— Рада, что мы можем помочь, — согласилась Мичо, и разорвала соединение.

Это правда. Приятно знать, что людям, которые без неё пострадали бы, теперь станет хоть чуточку легче. В груди у неё появилось приятное, тёплое чувство. Па провела больше времени на Рее, чем на Япете, но этого опыта достаточно для понимания того, что означает нехватка гидропоники для такой станции. Ее поставка для них будет означать разницу между неопределённостью и стабильностью. Даже между жизнью и смертью.

Если бы Поясу дали развиваться и стать независимым, такого бы не происходило. Но Земля и Марс держали здешнюю рабочую силу на привязи из структурированной почвы и сложной органики. Теперь благодаря Марко у Пояса появился шанс вырваться к экологической независимости в будущем. Если только благодаря Марко Пояс не вымрет с голода по дороге.

С тех пор, как она скомандовала своим кораблям не подчиняться его приказам, Па не получила от него ответа. Повиновение подтвердили восемь из её шестнадцати кораблей. Признание — ещё четыре. Только «Андо» и «Дагни Таггарт» открыто её отвергли, но даже они пока ничего не предпринимали. Все остальные ждали, какое заявление сделает Марко. В том числе и она сама. И с каждым часом росла вероятность, что не дождутся.

Зато поступали другие запросы. И немало. Независимой группе поисковых кораблей с Титана требовались запчасти для двигателей. Грузовой корабль, который также являлся домом для семейного экипажа из двадцати человек, пострадал при поломке силовой системы эпштейновского двигателя, и теперь дрейфовал. Веста перевела своё население на протеиновый рацион до тех пор, пока наконец не прибудет обещанная Мичо продовольственная помощь. Станция Кензо в приступе иррационального альтруизма отправила на Землю гуманитарную помощь и сейчас испытывала нехватку воды и гелия-3 для реакторов.

Столетия прогресса и развития технологий позволили человечеству создать для себя места обитания в космическом вакууме и радиации, но так и не смогли справиться с энтропией, идейными соображениями или ошибочными представлениями. Миллионы измученных сложных систем из солёной воды и минералов — тела людей, живущих по всему Поясу — продолжали нуждаться в пище и воздухе, чистой воде, энергии и убежищах. Им нужно иметь возможность не утонуть в собственном дерьме и не свариться в тепловом выхлопе реакторов. И благодаря неудачному совпадению — харизме Марко и её собственному идеализму, Па оказалась ответственной за всё это.

Но она старалась. Теперь «Хорнблауэр» вместо того, чтобы навсегда улететь за врата, обеспечит провизией Япет и позволит этой станции оказать помощь другим. «Конноту» и прочим кораблям не нужно разбираться с распределением. Только добыть припасы, передать их и позволить механизмам торговли и общественной природе Пояса выполнить остальное.

Она надеялась, что этого будет достаточно.

Оксана за своим пультом чему-то смеялась. Не весело, скорее изумлённо и недоверчиво.

— Ке? — спросил Эванс.

Оксана покачала головой. Мичо хорошо её знала и в этом жесте увидела тень смущения. «Нет, пока я на посту». Сохранять дистанцию между семейными отношениями в нерабочее время и службой Оксане всегда было важно. Обычно и Мичо тоже, но во время ожидания доступа в док и неприятных вестей от Марко любая возможность отвлечься — просто подарок.

— В чём дело, Оксана? — спросила Мичо.

— Да просто кое-что необычное в новостной ленте с Цереры, сэр.

— Что ж, надеюсь они не собираются нас подорвать. Выведи на экран.

— Есть, сэр, — сказала Оксана, и кнопки управления на экране Мичо сменились профессионально сделанной видеосъёмкой из ленты новостей, с бегущей строкой снизу и параметрами фильтрации с одной стороны. С экрана на неё глядело открытое и честное лицо Джеймса Холдена. На миг Мичо опять оказалась на «Бегемоте», но тут же вернулась обратно. Джеймс Холден, словно давно забытый вкус или запах еды из детства, принёс с собой отзвуки чувства вины и страх, напоминание о вспышке насилия.

Джеймс говорил, картинки менялись — ужасающе старый астер со смеющимися глазами, две женщины, постарше и молодая, хлопающие в ладоши как при игре в «ладушки», темнокожая женщина в рабочем комбинезоне, со спокойным лицом, стоявшая у ёмкости с гидропоникой, пока камера не отдалилась настолько, что та слилась с фоном станции. «Меня зовут Джеймс Холден, и я хочу познакомить вас с некоторыми людьми, которых встретил здесь, на Церере. Я хочу, чтобы вы услышали их истории. Давайте узнаем их, как наших сослуживцев по кораблю или соседей. Надеюсь, вы, как и я, не останетесь равнодушными к этим людям».

— Что за хрень? — усмехнулся Эванс. — Смешно смотреть, как дрессированные астеры пляшут под его дудку?

— Нет, это же Холден, — сказала Оксана. — Он вместе с АВП.

— Серьёзно?

— АВП Джонсона, — возразила Мичо. — Он и Земле служит. И Марсу.

Холден на экране протягивал древнему старику грушу с пивом. Щёки астера уже немного порозовели, но речь оставалась внятной. «...Тогда на каждую женщину на станции приходилось по пять мужчин. Пять на одну».

— Ты летала с ним, са? — спросила Оксана. — Тогда, в медленной зоне?

— Немного, — ответила Мичо. — А ещё он спит с матерью Филипа Инароса. Знаете, кого Марко никак не удаётся убить? Вот, это он.

— И ещё объявляет Инаросу и аллес, где он сейчас? — сказала Оксана. — Надо же. Такой храбрец или чокнутый?

— Не мне его осуждать, — сказала Па и тут же содрогнулась от ужаса.

Долю секунды она даже не осознавала отчего, а потом поняла, что увидела. Бегущая строка по низу экрана уже ускользнула вбок. «Аэндорская волшебница». Она ухватила ползунок и перетащила назад. Корабль, уничтоженный Вольным флотом, опознан как «Аэндорская волшебница».

Она включила питание. Экран засветился. Холден и старый астер смеялись над тем, какой была когда-то Церера, но Па их уже не слушала. На её экране разворачивалась гиперреалистичная картинка с разведывательного телескопа — корабль под большим ускорением, шлейфы от двигателей как будто гнулись, когда корабль ускорялся на поворотах. По форме кривых Па понимала, что он вытягивал почти десять g. Картинка не показывала то, от чего они убегали — торпеда, способная пробить защиту, движется слишком быстро, её невозможно увидеть. Корабль дёрнулся, закружился на долю секунды и превратился во вспышку света. «Неясно, — говорил комментатор, — почему силам Вольного флота пришлось атаковать собственный корабль, но доклады подтверждают выхлопы двигателей и на некоторых других известных локациях противника на векторах, несовместимых с атакой сил объединенного флота...»

— Сэр? — переспросила Оксана, и Мичо поняла, что, должно быть, произнесла что-то вслух.

Она встретила почтительный и твёрдый взгляд Оксаны. И глаза Эванса, мягкие и встревоженные. Её экипаж и её семья.

— Мы получили ответ от Марко, — сказала Мичо.

— Да, изменение языка — это изменение сознания, — сказал Джозеф. Он был в спортивном костюме, как и Мичо. Только пристёгнут к креслу-амортизатору. Сложный график отображал состояние солнечной системы — насколько она её знала. Красным — корабли, подчинённые внутрякам, сгрудившиеся у Земли, Цереры и Марса. Вольный флот под командованием Марко — синим. Горстка её пиратов-идеалистов — зелёным. А золотая россыпь поверх всего этого отмечала места, где Марко хранил сундуки с сокровищами.

— Мышление складывается из аналогий, — вещал Джордж, не особо нуждавшийся, чтобы она поддерживала беседу. — Проходит время, меняется оболочка. Прежде были внутренние против внешних. Теперь объединённые против разъединённых. Вольный флот. Объединённый флот. Те, кто сбрасывает цепи, против тех, кто сам себя связывает.

Перспектива битвы с Марко лицом к лицу как-то не впечатляла. Кораблей у него слишком много, а обращения Мичо к Розенфельду, Доузу и Санджрани не удостоились ни единого ответа. Правда, и отклонены не были. Пока только Марко открыто объявил её предательницей их общего дела. Она полагала, что остальные просто следуют за вождём.

За последнее время ситуация не улучшилась.

Она чертила маршруты и включения двигателей своих зелёных кораблей, дуги, которые должны увести их из зоны поражения Вольного флота, но всё же дать возможность доставить припасы туда, где в них больше всего нуждались. Это походило на решение сложной математической головоломки, без уверенности, что оптимальное решение вообще существует. Поиск наименее неудачного ответа.

— Мы — свободнейшие из свободных. Разобщённые среди разобщённых, — продолжал Джозеф. — И потому мы вступаем в объединение. Отчуждённые из-за нашей приверженности к сообществу, понимаешь? Ян внутри инь, свет, растущий внутри темноты. Шиката га най. Тут ничего не поделать. Поскольку у нас есть лишь один выбор. Такова форма замысла Бога. Минимум и максимум соединяются в одну кривую. В оболочку, сотканную из объяснений.

Мичо сохранила в личных файлах данные с тактического дисплея, дотянулась до поручня и перебралась к креслу. Джозеф с детской радостью глазел на неё. Зрачки так расширились, что глаза казались чёрными.

— Надо кое-что сделать, — сказала она. — Обойдёшься без няньки?

Джозеф фыркнул.

— Я был мыслящим человеком ещё до твоего рождения, детка. Я могу вечно плыть в пустоте, не помру.

— Ладно, сказала она и заблокировала паролем ремни на кресле. — Я установлю систему наблюдения за твоим состоянием. Может, Лаура придёт с тобой посидеть.

— Скажи, чтобы прихватила коробку с го. Когда я под кайфом, играю получше.

— Я скажу, — ответила Мичо. 

Джозеф взял её руку в свою, нежно сжал пальцы. Он пытался что-то сказать — что-то глубокое, нежное, но возможно, непостижимое трезвым умом. Па видела в этом только любовь. Она приглушила свет, включила тихую музыку — арфа и женский голос, такой прекрасный, что казался искусственным — и оставила его в одиночестве. По пути вверх, на командную палубу, Мичо отправила сообщение Лауре и получила ответ. Джозеф, возможно, и не нуждался в присмотре, но лучше перестраховаться. Затормозив лодыжкой о ножной поручень, она посмеивалась над собой. Заботиться о мелочах, пренебрегая серьёзными проблемами.

В кресле Па сидел Бертольд, из-под наушников на его голове доносилась музыка, а монитор с индикаторами состояния корабля радостно светился зелёным. Всё прекрасно — до тех пор, пока Па не заглядывает чересчур далеко вперёд.

Бертольд кивнул ей, и Мичо опустилась на место Оксаны. Она всё ещё странно чувствовала себя на марсианском корабле, построенном с такой тщательностью, что она до сих пор не могла во всём разобраться — по-военному дотошно и строго. Предположительно, всё от того, что разработчики выросли в условиях постоянной гравитации, тянущей вниз, но возможно, это не так. Может, он такой просто потому, что с Марса. Не внутренние против внешних, а негнущиеся и ломкие против парящих свободно.

—Ну, как там? Порядок? — спросил Бертольд, пока она открывала тактические схемы.

— Всё хорошо. Только Джозеф решил обдолбаться, а моя работа не слишком хорошо идёт под наркотический мистицизм.

Едва сказав это, Мичо ощутила укол сожаления, хотя знала, что Бертольд поймёт её резкость. И всё же, если посреди всеобщего разрушения распадётся и её семья, она этого просто не вынесет. Она нуждалась в опоре.

И хорошо, что она у Мичо есть.

— Ты хочешь, чтобы и я... — спросил Бертольд, и она продублировала ему свой дисплей. 

Все корабли, все маршруты. Последнее опровержение теории единого корабля. Человечество со всеми его разногласиям и противоречиями. Мичо вернулась к своим расчетам. Распределить четверть необходимых ресурсов и потерять только два корабля. Доставить десятую часть, но не тем, кто больше всего нуждается в припасах. Или же сохранить корабли — и не достичь больше ничего.

— Похоже на амёбу, рожающую близнецов, — сказал Бертольд. — Зер фео.

— И правда, уродство, — сказала Мичо, загружая другой вариант. — Бессмысленно, расточительно и жестоко.

Бертольд вздохнул. Когда они только поженились, Мичо до безумия была влюблена и в него, и в Надю. Они разделяли с ней страсть, теперь переросшую в близость, которую она ценила больше, чем секс. Доверие, позволявшее ей говорить всё, что думает. Услышать горькую правду, сказанную её собственным голосом.

— Если мы собираемся этим заняться, мне придётся кое-что сделать, такое, что мне не нравится.

— Знали ведь, на что шли, разве нет?

— Не знали деталей.

— Всё так плохо?

В ответ она сбросила параметры на тактическом мониторе. Теперь появились новые, которых не было прежде — покрыть шестьдесят процентов и не потерять ничего. Припасы для пяти станций с самым большим риском коллапса и возможность удерживать Марко подальше от Япета. Контроль доступа к Ганимеду, по меньшей мере на несколько недель. Бертольд всё больше хмурился, разбираясь с тем, что сделала Мичо и каким образом. И вздохнул, когда понял.

— Это утопия, — сказал он.

— Нет, соглашение. Два врага готовы его соблюдать до тех пор, пока совпадают их интересы.

— Так ты подставляешь себя Палачу станции Андерсон.

— Ну да. Это так. Но я знаю, что он из себя представляет. Я не повторю ошибки, не доверюсь ему. Он попытается нас использовать — если сможет. С моей стороны глупо не отплатить ему тем же. Если бы Марко на нас не нацелился, всё было бы по-другому, но он охотится за нашими кораблями.

— Задета его гордость, са са?

— Всё, что нам нужно — чтобы Объединённый флот согласился не палить в нас, а мы по нему, и это откроет нам зону, куда Марко нет доступа. Безопасную гавань.

— Безопасность означает забиться под крыло Джонсона. И ждать, когда он обратит оружие в нашу сторону.

— Я знаю, — сказала Мичо. — А время Джонсона ещё придёт. И тогда нас там не будет.

— План паршивый, капитан.

Но голос Бертольда звучал мягко. Он уже понял.

— Всё так. Это лучший план из плохих.

Он вздохнул.

— Да.

— Что ж, — сказала она. — Попробуем действовать методом Марко.

— Не думаю, что получится, — сказал Бертольд.

— Я тоже.

— А как насчёт станций и кораблей, которые мы снабжаем? На многих наверняка есть орудия. Есть охрана.

— Оставить без помощи, если не станут драться и умирать за нас? — спросила Мичо. — Пусть мрут от голода, если откажутся? Я не говорю «нет», я тебя спрашиваю. Что хуже — требовать от людей стать солдатами ради нас, или торговаться с Фредом мать его Джонсоном?

Бертольд прижал ладонь ко лбу.

— У этой монеты нет третьей стороны?

— Умереть с честью? — предложила Мичо.

Бертольд рассмеялся, потом заговорил серьёзно.

— Зависит от того, чего хочет Палач.

— Согласна. Значит, нужно его спросить.

— Вот чёрт, — сказал Бертольд. В его глазах отражался её собственный страх, гнев, унижение. Он видел, как тяжело ей даже планировать это. Безжалостность, с которой она заставляла себя принять необходимое решение. — Я люблю тебя. Ты же знаешь. Всегда.

— Я тоже, — сказала она.

— Ну вот, мы же всегда можем договориться, да?

— Вперёд, — сказала Мичо, вызвала управление связью и запросила контакт с Церерой.