Филип

В ночь перед тем, как «Пелла» покинула станцию Паллада, Розенфельд организовал ужин для Марко и других капитанов. В помещении, изначально спланированном как производственный отсек, а теперь превращённом во что-то вроде тронного зала с нулевой g, не оставалось свободного места. Звучала тихая музыка, мелодичная, как бегущая вода. Сервировочные платформы ощетинились сверкающей керамикой груш, раскрашенных во все цвета радуги, как масло на воде, наполненных вином и напитками. Дуновение очистителей воздуха колыхало длинные золотые и алые ленты. По стенам между поручнями протянулись огромные полосы трепещущей бумажной бахромы. Экипаж «Пеллы» и отряд Розенфельда с Паллады перемешались, на фоне простой гражданской одежды местных резко выделялась военная форма Вольного флота. По воздуху медленно плавали молодые люди и девушки в развевающихся алых и синих одеждах, разносящие закуски — бобово-зерновой пирог, контейнеры со свежими креветками и чесночную колбасу из настоящего мяса.

Ни один элемент дизайна не указывал, где верх или низ. Архитектуре Земли или Марса не сделали ни единой уступки. Соединение традиционной эстетики астеров со всей этой пышной роскошью слегка одурманило Филипа ещё до того, как он начал пить.

— Я не знаю, что ты подразумевал под очищением, — сквозь смех говорил его отец, — если не избавление от грязи.

Розенфельд сдержанно усмехнулся в ответ. После нескольких недель полёта с этим человеком Филип до сих пор не был уверен, что способен прочесть выражение его лица.

— Ты утверждаешь, что так и планировал?

— Предвидел. При таких масштабных изменениях мироустройства всегда есть риск, что люди потеряют перспективу. Опьянеют от открывшихся возможностей. Вот Па и повело — проехала на волне и решила, что теперь может командовать приливом. Я не знал наверняка, что она сломается, но был к этому готов.

Розенфельд закивал.

Две женщины громко, на весь зал, пропели несколько куплетов знакомой Филипу песни и растворились в общем веселье. Он окидывал взглядом зал в надежде, что кто-нибудь обернётся. Может, на Филипа, с которым совещаются величайшие умы Вольного флота, заглядится какая-нибудь девушка. Но никто не обращал на него внимания.

Отец продолжал говорить, но понизил голос. Теперь он звучал так же обходительно и дружелюбно, скорее с укоризной.

— Я разработал план на случай, если кто-нибудь сломается. Па, Санджрани, Доуз, ты. Когда я нанесу следующий удар, все поймут, как она слаба. И вся её поддержка сгорит быстрее вдоха.

— Ты уверен, — сказал Розенфельд, и это прозвучало и как вопрос, и как утверждение.

Он отпил из своей груши, покашлял. Филип видел — отец ждёт, когда этот тип с бугристой кожей закончит мысль. Розенфельд вздохнул, покачал головой. За этим жестом Филипу чудился какой-то иной, ускользающий смысл. 

— Она ведь просто кормила людей. Гражданским такое нравится, си?

— Дармовым товаром всякий может купить голоса, — вставил Филип.

Розенфельд обернулся к нему, как будто впервые заметил.

— Джонсон и его наскоро сляпанный флот, — сказал Марко, — сидят на Церере, вытаращив глаза. Не могут двинуться вперёд, не подставившись. И бросить Цереру не могут. Они в ловушке. Как я вам и говорил.

— Верно, — сказал Розенфельд, и в воздухе повисло невысказанное «верно, но...». 

Весь его скептицизм тянулся следом, как летящая по ветру лента. Верно, но прошло уже много времени с тех пор, как мы сдали Цереру и показали этим свою слабость... Верно, но один из твоих генералов откололся, и ты не можешь заставить её подчиниться... Верно, только Фред Джонсон издаёт приказы в губернаторском особняке на Церере, а ты нет. Каждый пункт Филип воспринимал как удар, но поскольку они оставались невысказанными, он не мог возразить. Как не мог и отец. Розенфельд взял новый напиток, подхватил у проходящего официанта палочку искусственно выращенного мяса и, балансируя свободной рукой, остановил движение. Выражение лица оставалось мягким, но он не сводил взгляда с Марко.

— Выжидание подходящего момента — признак великих стратегов, — заговорил Марко. — Сейчас мы свободно можем проходить мимо внутренних планет — и Марса, и Земли, и Луны, и даже Цереры. Они прячутся за стенами, пока мы движемся по широким просторам космоса, как хозяева вакуума. Чем больше они будут осознавать, что теперь здесь не главные, тем глубже будет их отчаяние. А нам остаётся только ждать подходящей возможности, и она наступит.

— Фред Джонсон, — сказал Розенфельд. — Он уже установил контакт с Карлосом Уокером и Ляном Гудфорчуном. С Эйми Остман.

— Пусть поговорят с ним, — отвечал Марко, и впервые голос зазвучал резко.— Пусть увидят, каким ничтожеством он стал. Мне известны его привычки, и я знаю, о чём ты говоришь.

— Ничего я не говорю, койо, — сказал Розенфельд. — Кроме, может, того, что мы слишком много выпили.

— Я уже тебе говорил — Джонсон будет выведен из игры. Так оно и случится. Мы не взяли его на Тихо — так возьмём в другом месте. Он — мой белый кит, и я буду преследовать его до конца.

Розенфельд смотрел вниз, в свою грушу, сгорбившись и всем телом демонстрируя покорность. Филип ощущал победу отца как свою.

— Наверное, ты так и не дочитал ту книгу? — негромко спросил Розенфельд.

***

Марко называл корабли тремя волками. «Пелла», конечно, была вожаком этой стаи, а «Кото» и «Шинсакуто» шли рядом на низкой орбите, поддержкой. Выдвижение кораблей на позиции было непростым делом. Занятие Марко не предполагало наличия кораблей-невидимок. Ближе всего к ним находились обычные корветы с краденым антирадарным покрытием поверх корпуса. Марсианская техника, не предназначенная для такой работы и удержания остаточного тепла, была тут не особенно эффективна.

Но в Поясе всегда жили контрабандисты, пираты и воры. Они знали способы спрятаться даже в самой преисподней. Полёты без маячков были только одним из них. Они покинули Палладу на большом ускорении. Их часами вжимало в кресла-амортизаторы, по венам струился сок, но всё же они шли вперёд на грани потери сознания.

А потом — пассивный полёт. Без шлейфов от двигателей, которые могли бы их выдать, «Пелла» и остальные охотники — просто тёплые астероиды, пересекающие пустоту между станцией Церера на внутреннем Поясе и станцией Тихо на её собственной глубокой орбите. «Кото» рискнул затормозить и поместиться между попутными астероидами, чтобы использовать массу камней и льда как объяснение ответа на сигналы радаров. «Пелла» и «Шинсакуто» остались в дрейфе, их маршрут совпадал с обширным потоком обломков астероидов Пояса. Никакого открытого вещания. Связь только узконаправленными сигналами.

Они понемногу сбрасывали газ, чтобы охладить внешний корпус и помешать тепловому обнаружению. Сам вакуум становился их другом. Даже в самом густонаселённом уголке Пояса с многочисленными астероидами приходилось вооружаться телескопом, чтобы увидеть ближайших соседей. «Пелла» была просто тёплой щепкой из керамики и металла среди триллионов квадратных километров — меньше, чем ноготок в океане.

Даже если «Церера» их видела — за долгие недели безмолвной охоты такое могло случиться — они были неотличимы от тысяч других нелегальных искателей, контрабандистов и семей астеров-фермеров. Чтобы их отыскать, Джонсону и его союзникам с внутренних планет надо знать, куда смотреть. И даже если бы один корабль обнаружили, ещё двое ждали своего часа.

До отчаянной попытки Джонсона собрать остатки АВП оставалось несколько недель, но Марко держал корабли в укрытии, ожидая момента, когда Фреду понадобится покинуть безопасную Цереру. Людям свойственны шаблоны поведения, говорил он. Фред Джонсон обычно использует дезориентацию с последующим нападением превосходящими силами. Источники утверждали, что земной флот прикован к Церере. Раз превосходящих сил больше нет, остается дезориентация. А тем временем корабли Марко лежали в дрейфе, пассивные сенсоры наблюдали за Церерой и Тихо, как чересчур умный ребёнок за руками бродячего фокусника. Когда Фред Джонсон обратится с призывом к тем оборванцам из АВП, что ещё ему подчиняются, говорил Марко, он об этом узнает. И когда предполагаемые союзники Джонсона увидят его смерть...

Да, Мичо Па они потеряли. Но Марко легко сможет заменить её сотней других. Сила притягивает людей так же крепко, как гравитация. Иногда даже сильнее.

Каждый день Марко проводил многие часы, пристегнувшись к креслу-амортизатору, словно ускорение может включиться в любой момент, скользя взглядом по данным сенсоров, и всё же оставался энергичным и жизнерадостным. Филип не обладал безумной отцовской выносливостью. В первые несколько дней он не уступал Марко в сосредоточенности и готовности к бою, но даже тогда, к тому времени, как он отправлялся в тренажёрный зал, столовую или в свою каюту, его воодушевление отступало, сменяясь чем-то вроде тревоги. Или гнева. Он и сам не знал, что его беспокоит или кто так разозлил.

Когда «Минский» в сопровождении «Коннота» подошёл к Церере, Филип решил, что момент настал. Там была Па, объединённый флот ждал её совсем рядом, как кошку, радостно несущую домой дохлую мышь. Филип всей душой ощущал, что расправа близка. Великое, сияющее подтверждение того, что Вольный флот сильнее своих врагов. И, похоже, не он один. Кажется, весь экипаж «Пеллы» — Джози, Карал, Бастьен и все остальные затаили дыхание, приготовившись к бою.

Все, кроме Марко.

Для него всё оставалось как прежде, он продолжал наблюдать поток данных из кресла на командном посту. Атака Цереры, оборона «Коннота» «Росинантом». Казалось, всё это оставляло Марко равнодушным и ничего не значило. Он просто фиксировал перемещение кораблей. Он как будто проснулся лишь на мгновение, записывая обвинение Па, где объявлял её марионеткой внутряков — но только пока шла запись. Как только камера отключилась, он снова ушёл в себя. Филип утешался тем, что это всё же не те апатия и безразличие, которые охватили «Пеллу», когда они ушли с Цереры. Марко наблюдал, как хищник в засаде, а «Пелла» плыла по орбите вокруг далёкого солнца, словно прикованная к Церере.

Спустя несколько дней после ухода «Коннота» Филипу приснилась Земля. Только это была не Земля, а мощный корабль, весь покрытый сетью рабочих платформ и лесов, уходящих куда-то вниз. В ядре пылал огромный огонь, а Филип блуждал, пытаясь что-то найти. Что-то ценное, что имел и утратил, или это от него спрятали. И ещё его кто-то преследовал, и в своих поисках он то превращался из охотника в жертву, то опять становился охотником.

В том сне он плыл по длинному коридору. Со всех сторон на стенах мелькали поручни, только он не мог до них дотянуться. И запах там стоял сильный и жаркий. Открытое ядро Земли. Её пылающее сердце. Но в самом конце туннеля ожидало что-то ещё. Его мать и армия мертвецов, те, кого он убил. В стуке костлявых пальцев по палубе слышались и угроза, и обещание. Филип с криком очнулся от сна, вцепившись в ремни кресла, словно они хотели его задушить.

Снова раздался стук пальцев, дверь каюты тихо открылась. В дверном проёме появился Карал, и взгляд у него был встревоженный. А может быть, возбуждённый.

— Привет, Филипито. Бист бьен?

— Порядок, — сказал Филип. 

Интересно, который час? Похоже, проснулся посреди цикла, хотя трудно судить. В последнее время он так много спал, что легко потерять счёт времени. С тех пор как стало нечем заняться, лишь ждать — неважно, как проходят часы. Но спать слишком долго — то же самое, что недосып. После этого он оставался усталым и разбитым.

— Тебя зовёт Марко. Командная палуба, слышь?

Филип махнул в знак согласия левой рукой, расстёгивая правой ремни.

— Зачем? — спросил он. — Что-то случилось?

Встревоженный взгляд Карала сменился грубой ухмылкой.

— Ага, — сказал он. — Но пусть Марко покажет сам.

Подтягиваясь вверх по колодцу лифта, Филип слушал стук в груди. Неприятное, не до конца рассеявшееся ощущение из того сна перетекало во вполне реальный корабль под его руками. Тревога и возбуждение рядились в одежды друг друга, говорили единым голосом. Когда он добрался до командной палубы, горело боевое освещение, экипаж рассаживался по креслам — Сарта застёгивала ремни, Крылья уже на месте, из кабины нёсся голос Бастьена. Филипа захлестнуло предчувствие надвигающейся атаки. Слова звучали резко и кратко. Воздух словно очистился, как будто Филип видел всё впервые.

Марко потянулся, развернул на шарнирах кресло, встречая Филипа. В глазах отца плясали отблески огоньков монитора. Филип отдал честь, Марко развёл руки.

— Наш час наконец настал, Филип. Все ожидание, все наши жертвы вели сюда, к этой минуте. 

В такие моменты он всегда начинал говорить почти как землянин. Филип кивнул, сердце забилось быстрее. Он не знал, смотреть ли ему на Марко или правильнее было бы обратиться к экрану. Марко рассмеялся, привлёк его к себе. Он указывал на светящуюся точку — тактический индикатор.

Если бы Филип смотрел на неё не из корабля, невооружённым глазом или через камеры, улавливающие тот же спектр, мерцание огонька корабля потерялось бы в звёздном небе. Даже Церера показалась бы просто кусочком тьмы, поглотившим свечение звёзд. На экране нужный огонёк подсвечивался, размечался путь. Филип бросил взгляд на Марко, спрашивая разрешения, тот кивнул в ответ, и он уменьшил масштаб, чтобы увидеть полную траекторию корабля.

Одинокий корабль, мчащийся с Цереры на Тихо.

— Фред Джонсон, — сказал Филип.

— Ещё лучше, — спокойно ответил Марко, казавшийся одурманенным от удовольствия. — Посмотри на сигнатуру движка.

Филип взглянул — и не поверил глазам. Дыхание перехватило. Соответствует «Росинанту». Корабль Джеймса Холдена. Его предательница-мать. Средоточие всего, что он так ненавидел, всего, что нужно преодолеть. И вот его преподносят им на блюде.

— Я их отследил. Они уже вышли из диапазона защиты, орудия с Цереры их больше не прикрывают. В ближайшем космосе нет никого кроме них — и нас.

Улыбка Марко оставалась блаженной, но выражение тёмных глаз изменилось. Вместо того, чтобы тонуть в наслаждении моментом, он наблюдал за Филипом. Не просто смотрел — заглядывал в душу.

— Карал, — окликнул Марко. Тот замер, наполовину пристегнувшись к креслу. Марко чуть подался к нему. — Ты нужен на техническом обеспечении. Контроль повреждений, ты не забыл?

Карал пожал плечами и отстегнулся. Марко перевёл взгляд на Филипа, кивнул в сторону кресла — это твоё место. Займи его. Когда ноги Карала наконец скрылись в лифте, Филип подтянулся к креслу. Экран заполняли контроллеры управления оружием. Торпедами. Орудиями точечной обороны. Меч «Пеллы» теперь оказался в его руках.

Где-то далеко раздался вой сирены предупреждения. «Пелла» просыпалась после долгих недель дрейфа. Игла кольнула, входя в его вену, холодный бодрящий поток энергии обжег Филипа. Он как будто он сам становился огнём, пожирающим всё, к чему прикасается.

На тактическом поле появились две новые точки. Новые звёзды в полной огоньков темноте, обе помечены как свои. «Кото» и «Шинсакуто» вышли из укрытия и объявили об атаке. «Пелла» вокруг Филипа подпрыгивала, и с ней все кресла командной палубы. Бастьен разворачивался, и подвески в унисон заскрипели — кресла всегда следовали новому направлению, которое выбирали двигатели. По кораблю сквозь кости Филипа нёсся грохот приводов. Вокруг тела растекался гель кресла-амортизатора. Как будто наблюдая со стороны за кем-то другим, он стал вводить данные для стрельбы. Один корабль против трёх. «Росинанту» не спастись.

— Он нас заметил! — выкрикнул Бастьен. — Навёл на нас лазер!

— Филип, — сказал Марко.

— Са са, — ответил Филип, направляя ОТО в сторону далёкого мерцающего огонька — врага, готовясь отразить любую торпеду. 

«Пелла» сделала новый рывок вперёд, гравитация стала ещё сильнее. Филип прижал руки к бокам, держа пальцы на кнопках пульта управления. Попытался вдохнуть. Пять g. Шесть, и ускорение нарастает. Волки вырвались на свободу. Стая гонит добычу.

Зрение сузилось, с периферии подступали тени, как мёртвые из его сна. У Филипа появилось странное чувство — как будто она сейчас здесь. Наоми Нагата. Нет, дело только в кошмарном сне и пяти g, будоражащих кровь. Кресло-амортизатор влило новую дозу сока, сознание прояснилось. Губы Филипа всё сильнее немели, не слушались. Он больше не мог оторвать от кресла голову. Как будто сам сделался кораблём. Или корабль становился им.

Филип слышал, как отец пытается говорить, но ускорение влияло и на него. Корабль ревел, его структура менялась, подстраиваясь и прогибаясь под ускорение. Раздался высокий гармоничный звук, похожий на удар колокола.

На мониторе Филипа всплыло сообщение. От отца. От капитана. Командующего Вольным флотом и освободителя Пояса.

«Огонь по готовности».