Миллер смотрел передачу с Марса вместе со всей станцией.

Подиум был задрапирован черным — дурной знак. Звезда и тридцать полос Марсианской Республики Конгресса на заднем плане повторялись не один раз, а восемь. Еще хуже.

«Это не могло произойти без тщательного планирования, — говорил президент Марса. — Информация, которую пытались похитить, глубоко и фундаментально подорвала бы безопасность марсианского флота. Пояс готовил эту агрессию по меньшей мере годы».

«Пояс», — отметил Миллер. Не АВП — Пояс.

«За неделю, прошедшую с первого известия о нападении, мы наблюдали тридцать вторжений в радиус безопасности Марса, в том числе на станцию Паллада. В случае потери ее очистительных сооружений экономика Марса понесла бы невосполнимый ущерб. Перед лицом организованной партизанской войны нам не остается иного выбора, как усилить военные кордоны на станциях, базах и кораблях Пояса. Конгресс разослал приказы всем силам флота, не занятым активной службой, и мы надеемся, что наши братья и сестры на Земле незамедлительно присоединятся к маневрам Коалиции.

Новые полномочия марсианского флота включают обеспечение безопасности всех честных граждан, разрушение инфраструктуры зла, таящегося в Поясе, и осуществление правосудия над силами, ответственными за нападения. Я с радостью могу сообщить, что наши первые усилия уже привели к уничтожению восемнадцати нелегальных военных кораблей и…»

Миллер выключил передачу. Вот, значит, как. Тайная война вышла наружу. Папаша Мао не зря торопился вытащить Джули, только он опоздал. Его дражайшей дочурке придется рисковать вместе с остальными.

Для станции Церера все это означало по меньшей мере комендантский час и наблюдение за персоналом. Официально станция оставалась нейтральной. Она не принадлежала ни АВП, ни кому другому. И «Звездная Спираль» была земной корпорацией, не связанной с Марсом контрактами и договорами. В лучшем случае сражения между АВП и Марсом не коснутся станции. В худшем на Церере начнутся новые беспорядки. И будут новые смерти.

Нет, не так. В худшем случае Марс выразит недовольство, сбросив на станцию скалу или горсть ядерных боеголовок. Или взорвав двигатель стоящего в порту корабля. Если дела пойдут вразнос, это смерть шести или семи миллионов людей и конец всему, что знал Миллер.

Странное дело, он чувствовал едва ли не облегчение.

Миллер знал уже несколько недель. Все знали. Но пока ничего не случилось, в каждой шутке, в каждом случайном разговоре, в вежливом кивке или оброненной в вагоне «трубы» фразе мерещились недомолвки. И сейчас не в его силах было остановить раковую опухоль войны или хотя бы замедлить ее рост, но, по крайней мере, о ней теперь можно было говорить. Миллер потянулся, доел последние крошки грибкового творога, допил последний глоток чего-то, не слишком непохожего на кофе, и отправился охранять покой среди войны.

Мусс встретила его рассеянным кивком. Табло было полным-полно: все новые преступления требовали расследования, рапортов, закрытия дел. Вдвое больше, чем вчера.

— Плохая ночь, — заметил Миллер.

— Могло быть хуже, — возразила Мусс.

— Да?

— «Звездная Спираль» могла быть марсианской корпорацией. Пока Земля сохраняет нейтралитет, нам не придется превращаться в гестапо.

— Думаешь, это надолго?

— Смотри на часы, — усмехнулась она. — Только знаешь, что я тебе скажу? Когда все рухнет, мне понадобится заглянуть к ядру. Был там один парень, которого мы никак не могли поймать за руку, когда я служила в команде по изнасилованиям.

— Чего ждать? — спросил Миллер. — Сгоняй наверх, всади в него пулю и возвращайся к обеду.

— А, ты же знаешь, — ответила она. — Пытаешься остаться профессионалом. Да к тому же, послушай я тебя, нам бы и пришлось расследовать дело, а на табло уже нет места.

Миллер сел за свой стол. Все это были шуточки. Болтовня, чтобы сбросить напряг перед днем, от которого ждешь бесконечной череды малолетних шлюх и некачественных наркотиков. И все же на станции ощущалось напряжение. Оно слышалось в смешках, в том, как держались люди. На виду оказалось больше кобур, чем в обычные дни, словно демонстрация оружия могла обеспечить им безопасность.

— Думаешь, это АВП? — спросила Мусс, понизив голос.

— Ты о том, кто прикончил «Доннаджер»? Кому бы еще? К тому же они взяли на себя ответственность.

— Кто-то из них. Как я слышала, АВП нынче размножился. Ребята старой школы ни о чем понятия не имеют. Намочили штаны и теперь выслеживают пиратские станции, которые заявили, что это их рук дело.

— А что они могут? — спросил Миллер. — Если заткнуть все луженые глотки в Поясе, это ничего не изменит.

— А все-таки, если в АВП раскол… — Мусс взглянула на табло.

Если в АВП раскол, все, что они видят на табло, — мелочи. Миллер пережил две гангстерские войны. Первую, когда Лока Грейга сверг и уничтожил «Арийских Летунов», и вторую, когда раскололась «Золотая Ветвь». АВП был крупнее, коварнее и профессиональнее всех прежних. В Поясе начнется гражданская война.

— Может, обойдется, — сказал Миллер.

Шаддид вышла из кабинета, обвела глазами помещение станции. Поймав взгляд Миллера, сделала резкий жест. «Зайдите ко мне».

— Разжалуют, — сказала Мусс.

В кабинете преспокойно сидел на стуле Андерсон Доуз. Миллера передернуло, когда он понял, что это значит. Между Марсом и Поясом открытый вооруженный конфликт. Представитель АВП на Церере совещается с капитаном службы безопасности.

«Вот оно как», — подумал он.

— Вы занимаетесь делом Мао, — заговорила Шаддид, усаживаясь на свое место. Миллеру сесть не предложили, поэтому он заложил руки за спину.

— Вы мне его поручили, — напомнил он.

— И сказала, что это не слишком важно.

— Я не согласен, — возразил Миллер.

Доуз улыбнулся. Улыбка оказалась необыкновенно теплой, особенно в сравнении с лицом Шаддид.

— Детектив Миллер, — сказал он, — вы не понимаете, что происходит. Мы сидим в пузыре воздуха среди вакуума, а вы размахиваете топором. Прекратите это.

— Я снимаю вас с дела Мао, — вмешалась Шаддид. — Вы поняли? С настоящего момента я официально отстраняю вас от расследования. Любые дальнейшие действия будут квалифицироваться как превышение полномочий и растрата средств «Звездной Спирали». Все материалы по делу верните мне. Из своих личных баз все данные вычистите. Исполнить до конца смены.

В голове у Миллера все кипело, но лицо оставалось бесстрастным. У него отнимают Джули. Он от нее не откажется. Это данность. Но не главное.

— Я сделал несколько запросов… — начал он.

— Ничего подобного, — отрезала Шаддид. — Ваше письмецо к родителям послано в нарушение инструкций. Все контакты с акционерами должны проходить через меня.

— То есть оно не прошло? — уточнил Миллер, подразумевая: «Вы за мной следили».

— Не прошло, — ответила Шаддид. «Да, следила, и что ты сделаешь?»

Сделать он ничего не мог.

— А как с записью допроса Джеймса Холдена? — поинтересовался он. — Они успели, прежде чем…

«Прежде чем „Доннаджер“ погиб, захватив с собой последних живых свидетелей со „Скопули“ и ввергнув систему в войну?» Миллер понимал, как жалко звучит его вопрос. У Шаддид на скулах вздулись желваки. Он бы не удивился, услышав скрип зубов. Молчание нарушил Доуз.

— Думаю, все можно смягчить, — сказал он. — Детектив, насколько я понимаю, вы считаете, что мы хотим закопать дело. Это не так. Однако никто не выгадает, если ответы, которые вы ищете, получит «Звездная Спираль». Подумайте сами. Хотя вы и астер, но работаете на земную корпорацию. На данный момент Земля — единственная из больших сил, еще не гребущая под себя. Только через нее все стороны конфликта могли бы вести переговоры.

— Так почему бы им не знать правды? — спросил Миллер.

— Не в этом дело, — ответил Доуз, — а в том, что «Звездная Спираль» и Земля не вправе показать, что так или иначе замешаны в дело. Их руки должны быть чисты. А это расследование выходит за пределы вашего контракта. Джульетты Мао нет на Церере. Возможно, в другое время вы могли бы вскочить на корабль и отправиться за ней в погоню. Найти и похитить. Как это ни называй — «экстрадиция», «выдача»… Но те времена прошли. «Звездная Спираль» — это Церера, часть Ганимеда и несколько дюжин астероидов-складов. Вне их пределов вы окажетесь на вражеской территории.

— А АВП — нет? — спросил Миллер.

— У нас есть способы сделать все как надо, — кивнул Доуз. — Мао из наших людей. И «Скопули» был наш.

— И «Скопули» стал наживкой в капкане для «Кентербери», — напомнил Миллер. — А «Кентербери» стал наживкой, погубившей «Доннаджер». Не уточните ли вы, с какой стати и кто выиграет, если вы одни будете расследовать то, что, возможно, ваших же рук дело?

— Вы думаете, это мы взорвали «Кентербери», — протянул Доуз. — Полагаете, АВП располагает новейшими марсианскими военными кораблями…

— И выманили «Доннаджер» в удобную для атаки позицию. Пока он находился в расположении флота, нечего было и думать об абордаже.

Доуз кисло поморщился.

— Конспирология, мистер Миллер. Будь у нас марсианский корабль-невидимка, мы бы не проигрывали.

— Вас хватило, чтобы убить «Доннаджер» всего шестью кораблями.

— Нет, это не мы. По нашей версии, «Доннаджер» подорвали старательские суденышки-самоубийцы, набитые ядерными зарядами. Мы можем многое, очень многое. Но в случае с «Доннаджером» мы ни при чем.

Тишину нарушало только гудение воздуховода. Миллер скрестил руки.

— Но… не понимаю, — сказал он. — Если кашу заварил не АВП, то кто же?

— Именно это могли бы рассказать нам Джульетта Мао и команда «Скопули», — ответила ему Шаддид. — Вот каковы ставки, Миллер. Кто, зачем и, ради бога, как это остановить.

— И вы не хотите их найти? — спросил Миллер.

— Я не хочу, чтобы нашли вы, — ответил Доуз. — Потому что другие сделают это лучше.

Миллер покачал головой. Он понимал, что зашел слишком далеко. С другой стороны, иногда, перейдя границы, удается узнать кое-что новое.

— Я не продаюсь, — сказал он.

— Вас никто не покупает, — процедила Шаддид. — Мы не торгуемся. Я не затем вас вызвала, черт побери, чтобы просить об услуге. Я приказываю. Вы слова понимаете? Приказываю. Вам.

— Холден у нас, — сказал Доуз.

— Что? — Голос Миллера слился со словами Шаддид:

— Об этом не следует говорить.

Доуз поднял руку в астерском жесте, призывавшем к молчанию. К удивлению Миллера, Шаддид послушалась.

— Холден у нас. Он и его команда уцелели и находятся или скоро окажутся в расположении АВП. Вы меня понимаете, детектив? Видите, к чему я? Я могу расследовать это дело, потому что у меня есть средства. А вы не смогли даже выяснить, куда девалось ваше снаряжение.

Это была пощечина. Миллер уставился на свои ботинки. Он нарушил данное Доузу слово прекратить расследование, и до сих пор тот об этом не упоминал. Очко в пользу оперативника АВП. Кроме того, если Холден действительно в распоряжении Доуза, Миллеру нечего и думать получить доступ к материалам допроса. Шаддид заговорила с необыкновенной мягкостью.

— Сегодня произошло три убийства. Взломано восемь складов, возможно, одной и той же бандой. Шесть человек госпитализированы с нервным расстройством после применения кустарного псевдогероина. Вся станция на грани срыва, — сказала она. — Вы можете принести много пользы здесь, Миллер. Ступайте, изловите сколько-нибудь негодяев.

— Конечно, капитан, — сказал Миллер, — не сомневайтесь.

Мусс склонилась над своим столом, поджидая его. Она сидела, скрестив руки, глядя на него с такой же скукой, с какой рассматривала труп Сантоса на стене.

— Новая подлянка? — спросила она.

— Угу.

— Рассосется, дай срок. Я взяла на нас одно убийство. Счетоводу «Наоби-Шерс» со средних уровней проломили голову в баре. Выглядит забавно.

Миллер достал свой ручной терминал и заглянул в базы. Он думал о другом.

— Эй, Мусс, — сказал он, — у меня вопрос.

— Давай.

— На тебе дело, которое ты предпочла бы не раскрывать. Что будешь делать?

Его новая напарница нахмурилась, склонила голову набок, передернула плечами.

— Сплавлю другому, — сказала она. — У нас в «преступлениях против детей» был такой тип. Если мы знали, что извращенец — из полицейских осведомителей, всегда отдавали дело ему. Никто из наших ни разу не попался.

— Угу, — промычал Миллер.

— Если на то пошло, то же самое я проделаю, если хочу сплавить паршивого напарника, — продолжала Мусс. — Знаешь, как это бывает. Кто-то, с кем никто не хочет работать. Характер дерьмовый, или изо рта воняет, или еще что, но ему нужен партнер. Тогда я выбираю парня, который, возможно, и был когда-то хорош, но после развода стал заглядывать в бутылку. Он еще считает себя крутым и ведет себя соответственно, но вот справляется не лучше других. Ну и сплавляешь ему дерьмовые дела. И дерьмовых партнеров.

Миллер закрыл глаза. Живот скрутило.

— Что ты натворила? — спросил он.

— Чтобы попасть к тебе? — подхватила Мусс. — Один из старших ко мне приставал, и я его пристрелила.

— И влипла.

— Еще как. Слушай, Миллер, ты же не дурак, — сказала Мусс. — Сам должен был понять.

Ему давно следовало понять, что он стал на станции притчей во языцех. Парень, который когда-то был хорош. Но сорвался.

Нет, он не знал. Он открыл глаза. Мусс не выглядела ни довольной, ни огорченной, ни отчаянной. Для нее это была просто работа. Смерти, ранения, увечья. Ей все равно. Все равно, как прожить еще день.

— Может, не стоило тебе его отшивать, — сказал Миллер.

— А ты не так плох, — ответила Мусс. — Он еще был черноволосый. Терпеть не могу брюнетов.

— Рад слышать, — сказал Миллер. — Пойдем, послужим закону.

— Ты пьян, — произнес ублюдок.

— Я коп, — ответил Миллер, тыча пальцем в воздух. — Со мной не шути.

— Знаю, что ты коп. Ты три года захаживаешь в мой бар. Это же я, Хасини. А ты пьян, приятель. Серьезно и опасно пьян.

Миллер огляделся. И впрямь, он в «Голубой Лягушке». Как он сюда попал, не помнил, однако он здесь. А ублюдок — и в самом деле Хасини.

— Я… — начал Миллер и забыл, что хотел сказать.

— Пошли. — Хасини обхватил его за пояс. — Здесь недалеко, отведу тебя домой.

— Который час? — спросил Миллер.

— Поздно.

Сколько смысла в одном слове! Поздно. Уже поздно. Он упустил все шансы наладить дело. В системе шла война, и никто толком не знал из-за чего. Самому Миллеру в июне исполнится пятьдесят. Поздно. Поздно начинать заново. Поздно осознавать, что много лет бежал не по той дороге. Хасини подтолкнул его к электрокару, который бар держал как раз для таких случаев. Из кухни пахло подгоревшим маслом.

— Постой, — сказал Миллер.

— Поблевать хочешь? — спросил Хасини.

Миллер обдумал это. Нет, и блевать тоже было поздно. Он шатнулся вперед. Хасини уложил его и завел моторы, они с визгом вывернули из коридора. Высоко вверху горели приглушенные светильники. Кар подскакивал на перекрестках. А может быть, нет. Может быть, вздрагивало только его тело.

— Я считал, что я хорош, — сказал Миллер. — Знаешь, все это время я считал себя хорошим копом.

— Ты такой и есть, — утешил Хасини, — просто тебе попалась дерьмовая работенка.

Миллер откинулся назад. Пластиковая дуга над колесом впилась в бок. Бок заныл, но шевельнуться не осталось сил. Он прожил день вместе с Мусс. Он сдал факты и материалы по Джули. Возвращаться в нору было незачем, и податься больше некуда.

Лампы мелькали и скрывались позади. Он задумался, каково это — видеть над собой звезды. Он никогда не поднимал взгляд к небу. От одной мысли закружилась голова. Ужас перед бесконечностью показался почти приятным.

— Есть кому о тебе позаботиться? — спросил Хасини, высаживая Миллера у норы.

— Обойдусь. Просто… неудачный день.

— Джули, — кивнул Хасини.

— Откуда ты знаешь о Джули?

— Ты всю ночь только о ней и говорил, — объяснил Хасини. — Зацепила она тебя, а?

Миллер, нахмурясь, придержался за бортик кара. Джули. Он говорил о Джули. Вот в чем дело. Не в работе. Не в репутации. Он увлекся Джули. Особый случай, задевший душу.

— Ты влюблен, — сказал Хасини.

— Да, вроде как, — ответил Миллер, когда откровение пробилось сквозь алкогольный дурман. — Думаю, влюблен.

— Беда, — сказал Хасини.