— Как понимать: на Эросе? — не понял Холден.
— Более или менее так и понимать, — ответил Миллер, прикрывая нарастающий стыд небрежностью тона. — Вишу вверх ногами над служебными доками, где мы причалили один корабль. Чувствую себя летучей мышью.
— Но…
— И вот что забавно: я не почувствовал, когда эта штука сдвинулась. Казалось бы, такое ускорение должно было меня стряхнуть или расквасить в лепешку. Однако ничего подобного.
— Ладно, держись. Мы идем за тобой.
— Холден, — проговорил Миллер, — бросил бы ты это, а?
Молчание длилось не больше дюжины секунд, но было полно смысла. «Опасно вести „Росинант“ к Эросу», и «Я пришел сюда, чтобы умереть», и «Вы только хуже сделаете».
— Ну, я только… — начал Холден и оборвал фразу. — Ладно. Дай мне… дай мне заняться вашими техниками. Я… Господи, я дам тебе знать, что они скажут.
— Только еще одно, — сказал Миллер. — Вы подумываете сбить эту штуку с курса. Тогда имейте в виду: это уже не астероид. Это корабль.
— Так, — отозвался Холден. И чуть погодя: — Ладно.
Связь, щелкнув, оборвалась. Миллер проверил обеспечение кислородом. В скафандре оставалось на три часа, но можно будет еще до того вернуться на кораблик и пополнить запас. Так значит, Эрос движется? Он по-прежнему ничего не чувствовал, но за изгибом горизонта астероида видел мелкие метеориты, налетающие неизменно с одной стороны и отскакивающие от поверхности. Если станция начнет разгоняться, они пойдут гуще и будут бить с большей силой. Ему лучше оставаться в корабле.
Он опять переключил терминал на волну Эроса. Станция под ним потрескивала и бормотала, из нее исходили низкие протяжные звуки, похожие на запись песни китов. После сердитых разговоров и помех голос Эроса звучал покоем. Миллер задумался, какую музыку сотворила бы из него приятельница Диого. Кажется, медленные танцы — не их стиль. В пояснице возник раздражающий зуд, и он поерзал в скафандре, пытаясь почесаться. Сам не заметил, когда появилась улыбка. И вдруг рассмеялся. На него накатила волна эйфории.
Во вселенной существовала нечеловеческая жизнь, и он оседлал ее, как клещ — собаку. Станция Эрос двигалась собственной свободной волей и силой невообразимых механизмов. Он не помнил, сколько лет не чувствовал трепета. Он забыл это чувство. Он развел руки в стороны, словно мог объять бесконечный темный вакуум под собой.
Затем вздохнул и вернулся к кораблю.
Под его надежной обшивкой он снял вакуумный скафандр и подключил к восстановителю воздуха. Даже маломощная система жизнеобеспечения справится за час, если ей приходится обслуживать всего одного человека. Корабельные аккумуляторы заряжены почти на полную. Его терминал дважды гуднул, напоминая, что опять пора принимать средства против рака. Который он заработал на Эросе. И который останется с ним до конца жизни. Хорошая шутка.
Термические заряды хранились в грузовом трюме: серые прямоугольные ящики, в длину примерно вдвое больше, чем в высоту, они напоминали кирпичи в известке из серой связывающей пены. Двадцать минут ушло на обыски шкафов, но он все же нашел баллон, где еще остался растворитель. Спрей пахнул озоном и смазкой, твердая розовая пена расползалась под ним. Миллер присел на корточки рядом с минами и съел пайковую плитку, довольно убедительно имитировавшую вкус яблока. Джули сидела около него, положив невесомую голову ему на плечо.
Миллер несколько раз заигрывал с верой. Большей частью в молодости, когда хотелось все испытать. Потом еще раз — когда стал старше, мудрее, поизносился и пережил сокрушительную боль развода. Ему была понятна тоска по чему-то большему, по великому и милостивому разуму, способному взирать на мир с такой высоты, что с нее незаметны мелочность и злоба и все видится таким, как надо. Он и посейчас испытывал эту тоску, только не мог заставить себя поверить, что это правда.
И все же, не исключено, существует нечто вроде плана. Может, вселенная поместила его именно туда, куда нужно и когда нужно, чтобы он сделал то, чего не сделал бы никто другой. Может, вся его боль и страдания, все разочарования и разъедающие душу годы возни с худшими отбросами человечества были для того, чтобы привести его сюда, к этой минуте, когда он ценой своей жизни готов купить человечеству малую отсрочку гибели.
«Приятно было бы так думать», — сказала в его мыслях Джули.
— Приятно, — со вздохом согласился он. При звуке голоса видение исчезло, как обычная греза наяву.
Он успел забыть, сколько весят мины. При полной гравитации он бы не сумел их и сдвинуть. При одной трети это оказалось трудно, но возможно. Мучительно преодолевая сантиметр за сантиметром, он взвалил одну на тележку и вывез в док. Эрос над его головой напевал про себя.
Перед самым трудным этапом работы пришлось отдохнуть. Шлюз позволял протиснуться зараз либо человеку, либо мине. Миллер пробрался по нему, чтобы открыть наружный люк, после чего пришлось поднимать мину на стропах от грузовых креплений. А затем тут же крепить к кораблю магнитными защелками, чтобы инерция вращения Эроса не сбросила ее в пустоту. Вытащив мину и пристегнув к тележке, он отдыхал целых полчаса.
Столкновений стало больше: это был знак, что Эрос в самом деле набирал скорость. Каждый метеорит, как ружейная пуля, мог прошить насквозь и его, и корабль, если вдруг отлетит в подходящую сторону. Однако шансы, что случайный камешек угодит именно в его муравьиную фигурку, ползающую по поверхности, были ничтожны. Так или иначе, когда Эрос выйдет из Пояса, они исчезнут. Это если Эрос уходит из Пояса. Миллер сообразил, что представления не имеет, куда направляется Эрос. Он предполагал, что к Земле. Холден уже должен бы знать точно.
После работы ныли плечи, но не слишком сильно. Он беспокоился, не перегрузил ли тележку. Ее колеса были крепче его магнитных башмаков, но и они могли не выдержать. Астероид над ним дернулся, встревожив Миллера, но движение не повторилось. Ручной терминал прервал передачу с Эроса, уведомляя, что получил запрос на связь. Он глянул, передернул плечами и принял вызов.
— Наоми, — заговорил он, опередив ее, — как поживаете?
— Привет, — сказала она. Молчание между ними потрескивало.
— Стало быть, поговорили с Холденом?
— Да, — сказала она. — Он все еще думает, как бы вас снять.
— Хороший человек, — сказал Миллер. — Постарайтесь отговорить его — ради меня, а?
Молчание затянулось настолько, что Миллеру стало не по себе.
— Что вы там делаете? — спросила Наоми. Как будто на этот вопрос можно было ответить. Как будто всю его жизнь можно было свести к ответу на простой вопрос. Он обошел скрытый смысл и ответил на то, о чем она его спросила явно.
— Ну, я перегрузил ядерную бомбу в погрузочную тележку. Провезу ее через люк на станцию.
— Миллер…
— Штука в том, что мы все время представляем себе каменную глыбу. Нет, все понимают, что это некоторое упрощение, но людям нужно время, чтобы перестроиться. Флоты и сейчас считают эту штуковину чем-то вроде бильярдного шара, который можно ударить кием.
Он говорил слишком быстро. Слова лились из него потоком. Если не делать пауз, она не заговорит. И он не услышит, что она хочет сказать. Ему не придется с ней спорить.
— Там наверняка есть какие-то двигатели или центр управления. Что-нибудь. Если я отволоку эту штуку вниз, расположу ее поближе и подорву, станция снова превратится в бильярдный шар. Хотя бы ненадолго, но это даст вам шанс.
— Я догадалась, — сказала она. — Звучит разумно. Так и надо сделать.
Миллер хихикнул. Что-то крепко ударило в обшивку корабля под его ногами, вибрация отозвалась в костях. Из новой дыры вырывался газ. Станция набирала ход.
— Ага, — сказал он. — Ну вот.
— Я говорила с Амосом, — продолжила Наоми. — Вам понадобится «мертвая рука». Чтобы, если что случится, бомба все равно взорвалась. Если у вас есть коды доступа…
— Есть.
— Хорошо. Я составила простенькую программу, которую вы можете ввести в ручной терминал. Вам придется держать палец на выбранной кнопке. Если нажим прервется на пять секунд, она подаст сигнал пуска. Хотите, я вам ее загружу?
— Тогда мне придется бродить по станции, зажав пальцем кнопку?
Тон Наоми стал извиняющимся.
— Они могут прострелить вам голову. Или свалить вас. Чем дольше задержка, тем больше шансов, что протомолекула успеет разрядить мину до взрыва. Если вам нужно больше, я могу перепрограммировать.
Миллер смотрел на мину, возлежавшую на тележке у самого люка. Все датчики светились зелеными и золотистыми огоньками. От его вздоха лицевой щиток чуть затуманился.
— Да нет. Хватит и пяти. Загружайте. Мне придется все время нажимать или я могу поставить на нее постоянный зажим?
— Вот файл, — сказала Наоми. — Решайте сами.
Терминал звякнул, предупреждая о получении нового файла. Миллер принял и загрузил его. Не сложнее, чем набрать код дверного замка. Почему-то ему казалось, что заставить атомную бомбу взорваться под ним должно быть не так просто.
— Получил, — сказал он. — Можно начинать. То есть мне еще надо довезти эту гадину, но в остальном все. Кстати, насколько мы с этой штукой разогнались?
— Он понемногу выходит к предельной скорости «Роси». Четыре g, и не думает снимать ногу с газа.
— Я совсем ничего не чувствую, — сказал он.
— Зря я так в прошлый раз, — призналась вдруг Наоми.
— Паршивая получилась ситуация. Все мы делали то, что должны были. Как всегда.
— Как всегда, — эхом повторила она.
Несколько минут они молчали.
— Спасибо за программу, — сказал Миллер. — Передайте Амосу мою благодарность.
Он разорвал связь, не дав ей ответить. Он никогда не терпел долгих прощаний. Мина лежала в тележке, магнитные защелки были на месте, широкий стальной пояс охватывал ее посередине. Миллер медленно двинулся по металлической поверхности дока. Если тележка сорвется с Эроса, у него не хватит силы притянуть ее обратно. А если одна из града пуль угодит в него, это будет вроде расстрела, так что слишком задерживаться на поверхности тоже не стоило. Он держал в уме обе угрозы и продолжал работу. За десять нервозных минут его скафандр пропах перегретым пластиком. Но все диагностеры держались в пределах крайней нормы, и, когда восстановитель очистил воздух, запасы уменьшились не слишком сильно. Еще одна маленькая тайна, разгадывать которую он не собирался.
Бездна над ним сияла немигающими звездами. Одна из светящихся точек была Землей. Которая — он не знал.
Служебный люк обнаружился в естественном скальном выступе, ферритовая колея серебрилась в темноте. Крякнув, Миллер с тележкой, миной и собственным измотанным телом одолел поворот, и гравитация вращения снова перетекла ему в подошвы, вместо того чтобы разгибать колени и спину. Голова закружилась. Он набрал код, и люк открылся.
Эрос лежал перед ним, темнее пустого неба.
Он сквозь скафандр настроил терминал на связь, вызвав Холдена — в последний раз, как он полагал.
— Миллер, — почти тотчас же ответил Холден.
— Я вхожу, — сообщил он.
— Подожди. Слушай, мы могли бы устроить автоматическую тележку. Если «Роси»…
— Да, но ты же понимаешь. Я уже здесь. И мы не знаем, какую скорость способен развить этот сукин сын. Есть проблема, ее надо решать. Так у нас принято.
Холден и без того почти не надеялся. Проформа. Жест и, подумал Миллер, может быть, даже от души. Он пытается спасти всех — праведник до последнего.
— Понимаю, — наконец проговорил Холден.
— Вот и хорошо. Так, после того как я взорву ту чертовщину внутри?..
— Мы обдумываем возможность аннигилировать станцию.
— Хорошо. Не хотелось бы тратить силы даром.
— Ты… я мог бы что-то для тебя делать? Потом?
— Нет, — сказал Миллер, и Джули возникла рядом, волосы плавали вокруг головы, словно под водой. В них сияло больше звезд, чем было на самом деле. — Постой. Да. Пара дел. Родители Джули. Они возглавляют торговое предприятие «Мао — Квиковски». Они заранее знали о войне. Они наверняка связаны с «Протогеном». Постарайся, чтобы это не сошло им с рук. И если их увидишь: скажи, я жалею, что не успел найти ее вовремя.
— Сделаю, — сказал Холден.
Миллер присел в темноте. Что-то еще? Должно ведь остаться что-то еще? Послать весточку Хэвлоку? Или Мусс? Или Диого и друзьям из АВП? Но ему нечего было им сказать.
— Ладно, — произнес наконец Миллер. — Тогда все. Приятно было с тобой работать.
— Мне жаль, что так обернулось, — сказал Холден. В его словах не слышалось извинения за дела и поступки, за выбор и отказ.
— Угу, — сказал Миллер. — Но ты не мог по-другому, верно?
Ни один из них не нашел слов для прощания. Миллер отключил связь, вывел и запустил установку программы, полученной от Наоми. Пока она инсталлировалась, он снова поймал волну Эроса.
Тихий шорох, будто ногтем ведут по бесконечной бумажной полоске. Он включил фары тележки, темный вход окрасился промышленной серой краской, тени шмыгнули по углам. Его Джули стояла в луче фар, как на сцене, свет прожектора освещал и ее, и все, что было у нее за спиной, — почти иссякший призрак долгой мечты. Он снял тормоз, подтолкнул тележку и в последний раз двинулся внутрь Эроса.