Он проходил учения на кораблях – как любой в его ранге. Неделями спал в темной каютке, ел локоть к локтю с другими офицерами, но после учений он возвращался домой на Лаконию, к Наталии и Чудовищу. Выходные после учений радовали его как ничто другое: выспаться допоздна рядом с Наталией. До появления Чудовища спальня в их квартире располагалась на третьем этаже, и можно было свернуть степу, впустив в дом свежий воздух и виды. Син вспомнил, как лежал в постели, любуясь городскими сумерками. Тучи на горизонте окрашивались золотым и лиловым, а среди звезд блестели строительные платформы чужаков.

Он укладывал голову на пустой еще живот Наталии и думал о кораблях, строящихся за пределами атмосферы. Как он однажды будет командовать одним из них. Тогда об этом мечталось с радостью.

Син, не сверяя дат, знал, когда срок его мединского изгнания сравнялся с продолжительностью учебного рейса. Подсознание предвкушало прощание с низкими потолками и фальшивым небом. С каждым днем в нем росло беспокойство, и не только от угроз со стороны местных террористов, не только из-за все более напряженной подготовки к открытию врат. Тревога поселилась в самом теле, привыкшем, что долгие периоды одиночества имеют конец, ожидающем и не находящем облегчения. Ему не хватало жены, ребенка и неба, и, если о первых двух рассудок подсказывал, что рано или поздно они увидятся, то относительно последнего… возможно, никогда.

Он мог прожить жизнь и умереть губернатором Медины, ни разу больше не увидев настоящего облака. Син знал об этом с минуты, когда встретился с верховным консулом. Знал не первый месяц. Просто раньше эта мысль его не глодала.

На мониторе перед ним был открыт черновик ежемесячного рапорта, а в окошке-врезке висел личный дневник. Любой вышестоящий при желании мог увидеть его, но рапорт подводил итог всем у пережитому. Требовал выбрать, что, с его точки зрения, самое важное. Пальцы зависли над клавиатурой да так и остались, пока Син вспоминал Наталию, их прежнюю спальню и тучи на горизонте. Жаль, что больше откладывать было нельзя.

«Многие из местных упорно называют переход контроля над системой Сол войной. Подобную риторику поощряет диссидентская фракция Медины. Учитывая, что эти диссиденты все больше прибегают к насильственным действиям, я решил сохранить политику закрытых врат до подхода „Тайфуна“. Слишком велика вероятность, что прибывающие из колоний корабли контрабандой доставят помощь и подкрепление местным бунтовщикам».

Син снова остановился. Тихий сердитый голосок в голове произнес: «В случае новой масштабной атаки на станции я рекомендую вывести лаконские силы на „Предштормовой“ и лишить станцию Медина атмосферы». Он отбросил эту мысль, не записав.

Мало того что она аморальна – хотя хватило бы и этого. Она еще и была проявлением слабости. Признанием, что он не нашел другого способа вырубить гниль из этого дерева, как сжечь его целиком. И все же нелегко было отказаться от такого изящного решения.

Если бы с Холденом и его союзниками обращались согласно истинно лаконским стандартам, те были бы уже мертвы. Вот так просто. Если бы Син относился к ним с тем же уважением и достоинством, какое оказал ему Дуарте – и с каким он относился к себе, – удалить их из уравнения было бы только вопросом дисциплины. Но Син успел понять: они не лаконцы. Пока еще нет. Им нужно время, чтобы усвоить необходимость империи. Аргументы Холдена доказывали это лишний раз.

Син должен быть с ними терпелив. Тверд, по терпелив. Не дать им повредить себе или другим, пока не уляжется рябь от действительно серьезных перемен. Пока новый уклад жизни не станет для них нормой.

«Хотя я убежден, что Джеймсу Холдену известно о местных диссидентских фракциях больше, чем он признает в данный момент, он не единственный источник сведений по этому вопросу. Его опыт и знания относительно аномалии, описанной адмиралом Трехо, делают его подлинно уникальным специалистом в данном направлении. Поэтому я решил прервать его допросы на месте и незамедлительно переправить на Лаконию для опроса в том контексте, какой сочтет нужным верховный консул».

Это означало, что террорист увидит Лаконию раньше Сина. Может, даже столкнется где-нибудь с Наталией и Чудовищем до того, как те отправятся на Медину, – если верховный консул решит обращаться с ним мягко. Холден почувствует запах дождя. Увидит восход. А Син останется здесь, в раскрученной жестянке посреди жуткого не-пространства, где даже звезд, напоминающих родину, не увидишь. Какая глубокая ирония в таком неравенстве пленника и человека, наделенного властью.

– Черт побери, – сказал он пустому кабинету и откинулся назад, приглаживая ладонью волосы. Больше вставить в рапорт было особенно нечего. Разве что подготовка – она уже велась – к приему «Тайфуна» и прибывающего с ним дополнительного персонала. Успехи в искоренении бомбистов и восполнении нанесенного ими ущерба. График, координирующий движение между мирами.

Победа или поражение империи – в логистическом планировании, и он делал все возможное для воплощения замысла верховного консула. Только вот сейчас что-то зудело в душе, мешая сосредоточиться.

Син задумался, случается ли Дуарте отвлекаться на низменные животные позывы. Следовало полагать, что да, но Син не мог такого представить. Он закрыл черновик рапорта, открыл пошире окно с дневником – для редактирования, – но почти сразу закрыл и его. Сами стены здесь словно теснили воздух. Возникала иллюзия падения без настоящего падения.

– Черт побери, – уже с меньшим напором повторил Син.

Сообщения из Сол тоже занимали его мысли. Частные рапорты Трехо проходили через «Предштормовой», но предназначались для Дуарте. Хотел бы Син их прочесть. Так много оставалось вопросов: понесла ли «Буря» какой- либо серьезный ущерб в первом столкновении с врагом? Есть ли изменения в возникшей после Паллады аномалии? Когда Трехо ожидает следующего боя? И верит ли, что он станет последним?

Были, конечно, открытые передачи. Позиция объединенного флота была в целом известна. Больших крейсеров не спрячешь, как и массивных кораблей, которые Союз называл космическими городами. Но где-то могли затаиться корабли-невидимки или выпущенные на неприметную орбиту торпедные поля, скрытые огромностью космоса, пока не воспрянут к жизни. От одного взгляда на рассекреченную тактическую схему по коже у Сина ползли мурашки. Целая туча вражеских кораблей двигалась в искривленном гравитацией планет пространстве, как рой насекомых против одного ненавистного врага. А «Буря» на своем прямом пути была одна. Трехо не уклонялся и отступать не собирался. Он получил приказы, он их исполнит.

Син напомнил себе о мощи «Бури». О ее неуязвимости. Верховный консул не отправил бы корабль на путь, ведущий к позору империи и смерти Трехо. А все же что, если он просчитался? А если за волной пропавшего времени стояли Земля, Марс или Союз? А если…

Все это пустые гадания. Больше того, непозволительная роскошь. Даже знай Син все, что хотелось бы вставить в официальный рапорт, с этим пришлось бы подождать. Надо было хоть ненадолго выбраться из кабинета. Взять себя в руки.

Оверстрит ответил на вызов почти без заминки.

– Охрану к моему кабинету сейчас же.

Молчание Оверстрита длилось не дольше удара сердца.

– Что-то случилось, сэр?

– Нет. Хочу провести инспекцию порта. Когда можно собрать соответствующий эскорт?

В голосе Оверстрита не было ни следа удивления или недовольства.

– Обеспечу вам сопровождение через пять минут, сэр.

– Спасибо.

Син прервал связь.

«Быстрее света» был грузовым кораблем из прежнего состава флота Союза. Маленькое, но быстрое, снабженное отличным двигателем суденышко. До прибытия «Тайфуна» все корабли и их команды оставались гостями империи. Только не «Быстрее света». Он готовился к старту через полчаса – с Холденом в карцере и отобранной самим Сином из штата «Предштормового» командой. Сину очень хотелось присутствовать при старте первого мединского корабля к Лаконии. Первый переход за время его власти над пространством Кольца. За время его вахты.

Син оправил мундир и оценил себя в зеркале, прежде чем чеканным шагом выступить за дверь. Он уловил перемену в звучании приемной при своем появлении. Каждый и каждая из его подчиненных постарались, чтобы он застал их при деле. Снаружи ждали восемь десантников в силовой броне и с ними водитель, без брони, но поставившая рядом с собой штурмовую винтовку.

– К докам, сэр? – спросила она.

– Причал К-восемнадцать, – уточнил Син и откинулся на спинку сиденья.

Десантники без видимого усилия поспевали за картом. Дорогу успели расчистить, а на перекрестках стояли охранники с обнаженным оружием. Он чувствовал себя как во сне, когда станция трубы разрасталась во все стороны, и он уже не чаял выбраться на поверхность. Женщина с личиком в форме сердечка выглянула из-за плеча охранника – поглядеть на губернатора, – и Син помахал ей. Пусть гражданские видят, что губернатор не прячется в своем офисе. Если он не боится террористов, лояльному населению тоже нечего бояться. Во всяком случае, страхи немного улягутся.

И все же из головы не шла мысль, сколько из людей по сторонам коридора обрадовались бы его смерти. Та девушка с личиком-сердечком: застрелила бы она его, выпади ей случай? Наверняка не скажешь. Полной уверенности не будет никогда. Если только не…

Добравшись до конца барабана, они расстались с силой тяжести. Десантники элегантно перестроились в звезду с Сином в центре. Син видел снимки после атаки террористов – искореженный металл, осколки керамики. Хлопья углеродного кружева как черный снег. Сейчас, в реальности, его потряс запах. Вонь сварочных горелок и смазки, перегревшейся проводки и застревающей в горле горечи сработавших огнетушителей.

«Вот что они сотворили с собственной станцией просто мне назло, – думал Син. – Нет, не с собственной. С моей. Это лучше всего доказывает, что им нельзя доверить будущего. Эта станция моя».

Они проехали толпу ожидающих допуска на свои корабли: десантники начеку в ожидании беспорядков. Ни одного мрачного взгляда. В шлюз причала десантник вывел Холдена – решил, что губернатор желает проверить пленника перед отлетом. В невесомости Холден казался моложе. Морщины разгладились, волосы на голове стояли дыбом. Можно было представить, как он выглядел мальчишкой.

Син кивнул.

– Губернатор, – произнес Холден. Достаточно вежливо, чтобы выразить недовольство, не превращая его в оскорбление.

– Капитан Холден. Желаю вам благополучного путешествия.

– Спасибо.

– Лакония – красивая планета.

– Сомневаюсь, что увижу лучшую ее часть, но готов к приятным сюрпризам.

– Если окажете содействие верховному консулу, с вами будут хорошо обращаться, – ответил Син. – Мы – люди чести. Что бы вы ни думали, мы никогда не были вам врагами.

Холден устало улыбнулся.

– Ясно.

(Чушь, но я слишком устал, чтобы спорить.)

Син кивнул, и охрана увела Холдена. За ним закрылся шлюз.

Через пять минут «Быстрее света» покинул док и взял мощный разгон в сторону Лаконских врат с Холденом на борту.

* * *

Син предпочел выслушать доклад Оверстрита не у себя, а в помещении службы безопасности. Стены в нем были приятного нейтрального зеленовато-серого оттенка, и вся обстановка им под стать. Единственные украшения – маленький папоротник в горшке и каллиграфически выведенные красным, черным и золотым «Девять заповедей морали» верховного консула.

Оверстрит уселся так прочно, словно врос в свой стол. Син садиться не стал – не хотел занимать позицию посетителя. Может, кабинет и принадлежал Оверстриту, но станция – Сину.

– Я ожидаю волнений после публикации известий из Сол, – говорил Оверстрит. – Никто не любит, когда проигрывает его команда. Постараюсь опередить события. Направить их в контролируемое русло. Не дать превратиться в лавину.

– Разумно. Была реакция на известие, что подполье лишилось укрытия?

– Среди населения в целом – нет. Но оно много значит для службы безопасности. Мы знали, что они где-то здесь, но найти и отрезать центр? Это большой шаг вперед. Без физически изолированного пространства террористам станет труднее координироваться. Что переводит нас к следующей стадии. Опознанию.

– Скольких вы обнаружили? – спросил Син.

Оверстрит развел тяжелыми ладонями.

– Пятнадцать наверняка. Возможно, двадцать. Нельзя сбрасывать со счетов внутреннюю коррупцию местного населения. По моей оценке, каждый третий из наших оперативников по меньшей мере готов работать против нас.

Син дал себе минуту на усвоение этой оценки, как со стороны наблюдая за вспышкой ярости на неблагодарность и дерзость местных. Уверившись, что не сорвется на брань, он заговорил:

– Это неприемлемо. Главной задачей должно стать изменение этой ситуации.

– Не подумайте, что я с ней смирился. Просто описываю положение дел в данный момент. Я ввел двойные, тройные и выборочные проверки, все возможные процедуры внутренней безопасности, но этой борьбе не будет конца, пока мы не откроем регулярные коммерческие рейсы. Когда разобьем здешнюю старую гвардию, проблемы, думаю, отпадут. «Снесли негодное, построили новое» – как-то так.

Син хмыкнул – не одобрительно, но и без осуждения.

– Атака на доки вывела нас на их гнездо, – сказал Оверстрит. – Но даже теперь я совершенно уверен, что часть информации снизу до нас не доходит.

– И в каком положении сейчас расследование?

Оверстрит отвел голубые, как льдинки, глаза.

– Позвольте говорить свободно, губернатор?

– Позволяю.

– Было бы гораздо проще, если бы вы не отправили домой мой лучший источник. Холден был центром заговора. Этот человек – убийца. И я не на сто процентов уверен, какова была цель атаки.

– Повредить стоящий у причала «Предштормовой», – напомнил Син.

– Возможно, – признал Оверстрит. – Только зачем? Что-то готовили? Или хотели снизить запас кислорода, вынудив нас раньше времени открыть перевозки? Или уничтожить сервер с воздушным зазором? Или подсобную аккумуляторную станцию, или один из восьми поврежденных взрывом складов. Или просто ради пропагандистского эффекта: показать слабость Лаконии? Или провоцировали нас на ужесточение мер ради вербовки новых инсургентов.

– Добились они всего перечисленного, – сказал Сип.

– Но что было целью, сэр? Я не могу работать, не понимая замысла врага.

Син слышал досаду в его тоне. Законную досаду. Отчасти это его ошибка: уволив Танаку, он поставил на ее место Оверстрита, не дав времени на ознакомление и подготовку. А подпольщики нарезают круги совсем рядом. Ясно, что этот человек недоволен своей работой. Ничто так не подрывает моральный дух, как чувство, что можешь работать отлично, а тебе не дают.

К счастью, эту ситуацию можно было исправить уже сейчас. Син достал свой ручной терминал, открыл сообщение, по случаю которого и состоялась встреча, и переслал Оверстриту. На мониторе безопасника появился молодой мужчина. Круглые глаза, чуть лихорадочный взгляд, всклокоченные волосы. Линзы и угол съемки делали кривой пос заметнее, чем он был в реальности.

– Хой, боссманг, – заговорил Джордао. – Я знаю только свое задание, но оно насчет антенной установки. Парле, ту а ме, абер тихо-тихо. Вольтеровцы узнают, что мы знакомы, и моя вода потечет из вашего крапа, да?

Глаза Оверстрита превратились в осколки льда, губы – в тонкую черточку.

– Ну, это интересно, – процедил он.

– Не только у астеров есть своя сеть, – сказал Син. – Теперь уже не только. Смотрите, чтобы о вашей осведомленности не догадались. На этот раз мы опередим мерзавцев.

– Наверное, придется отвлечь людей от расследования в машинном, – решил Оверстрит.

– Сейчас это – важнее всего, – согласился Син.

Оверстрит задумчиво кивнул, уже углубившись в расчеты. И вздохнул, как в последний раз.

– Мы удерживаем станцию силами, доставленными на «Предштормовом», с небольшой добавкой, которую выделил нам адмирал Трехо. А станция много больше нашего корабля.

– Для вас это проблема, Оверстрит?

– Просто у нас большой выбор первоочередных целей, не так ли, сэр?