«Сердце бури» шло к станции Лагранж‑5 три месяца. Дом народа двигался следом, будто слуга, выжидавший момент для поклона.

За эти долгие неправдоподобные педели система изменилась до неузнаваемости. По крайней мере для Драммер. Капитуляция кораблей Союза позволила флоту КЗМ последовать их примеру. «Буря», по некоторым признакам, пострадала от полученной трепки: в ее тепловой подписи отмечались флуктуации, она неохотно ложилась на левый борт, не разгонялась более пятой g. Это уже ничего не значило. Пусть Лакония пролила кровь, по не склонилась. О себе Драммер такого сказать не могла.

Новая армада кораблей, проследовавших к Медине за «Тайфуном», не задержалась там и на сутки – рванула к вратам Сол. Эти корабли были меньше по размерам и более привычной конструкции, но и неполная дюжина их овладела Солнечной системой. Новостные каналы пестрели названиями новых лаконских истребителей класса «Протектор»: «Даскелл», «Акерманн», «Эканджо», «Смит» – и их координатами в системе. Где они, куда могут направиться.

Ганимед с Япетом в порыве какого-то безумного вдохновения объявили, что не сдадутся, что бы ни делали Союз и КЗМ. По два новых корабля направились к каждой из этих станций, после чего гордые декларации быстро увяли. Станция Церера собрала к прибытию «Эканджо» комитет по встрече, и картина, на которой губернатор Цереры пожимал руку лаконскому капитану, стала культовой. Картина капитуляции. Двое улыбающихся мужчин. Конец одной эпохи, начало новой.

К тому времени Дом народа подобрал большую часть бежавших перед сражением гражданских. Конечно, не всех. Несколько мелких кораблей рассыпались по малым поселениям и астероидам. Затаились в надежде, что силами дюжины кораблей Лакония их не отыщет. Возможно, так оно и было. Вернувшихся на космический город возглавил теперь капитан Роуман Перкинс. Это был немолодой марсианин с короткой седой стрижкой и кожей цвета мореного дуба, с тягучим выговором долины Маринер, добрым взглядом и командой десантников в силовой броне, готовых придать его желаниям силу закона. Явившись в кабинет Драммер, он на время разговора любезно занял кресло по ту сторону ее стола. Этот маленький вежливый жест только подчеркнул всю полноту ее поражения. Лакония не собиралась задираться, унижать ее. Перкинсу не было дела, потеряет ли она лицо. Он пришел взять желаемое а желал он полной власти и намеревался ее получить. Выйдет мягко – отлично. Не выйдет – тоже отлично. Иллюзия выбора оставалась ей.

Она выбрала.

Домашний арест лучше тюрьмы. Своя койка, своя одежда, свои файлы и коды доступа, только без прежних привилегий по выходу в эфир и с лаконской цензурой трафика данных. Она с ужасом ждала, что Саба попытается с ней связаться и выдаст себя, но сообщений от него не приходило. Драммер полагала, что вынужденное сотрудничество Союза перевозчиков полезно Перкинсу, Трехо и Дуарте. Ее арест, конвой в тренажерные залы, поданный лаконскими солдатами обед – все это украшало победные релизы, распространявшиеся по тринадцати сотням миров как предупреждение: ведите себя хорошо. Перед Лаконией пал даже Союз. Даже Марс. Даже Земля. Есть ли надежда выстоять у колоний?

Этот вопрос, конечно, давал тему для размышлений. Новости в ее диету больше не входили. Но можно было смотреть старые фильмы, слушать музыку, есть чего хотелось, играть, спать вволю, тренироваться – столько дел, которыми она издавна собиралась заняться, когда будет время.

В лучшие дни арест выглядел похожим на принудительный отпуск. Впервые за взрослую жизнь Драммер ни за что не отвечала. Ни долгосрочных политических обязательств, которые надо исполнять. Ни журналистов, администраторов и чиновников, с которыми вынуждена пикироваться. Кто там проходит какое кольцо, какие изделия запрещены к провозу, какие облагаются налогом, как уравновесить потребности колоний – все это было теперь не ее заботой. Не считая отсутствия Сабы, именно такую жизнь она собиралась вести после окончания президентского срока.

В плохие дни ее комната превращалась в ящик, забитый тоской и поражением, а смерть виделась единственным выходом.

Тюремщики принимали ее перепады настроения с единодушным, неискренним сочувствием. Они были добры, потому что им так хотелось. Захотелось бы им другого, тоже все было в их воле. Ее мнение играло роль ровно постольку, поскольку кто-то другой решил с ним считаться. И у Драммер были причины полагать, что все так и останется – комната, тренажеры, снова комната, охрана и изоляция от человечества – на всю жизнь.

А потом, через три месяца после капитуляции, «Сердце бури» подошел к перевалочной станции Лагранж‑5, и Драммер вместе с ним.

Воган явился как призрак прошлого. Если бы Драммер еще не сознавала, насколько истосковалась в одиночестве, сейчас могла бы понять по тому, как сильно ему обрадовалась. У Вогана по щекам и на лбу пролегло несколько новых морщин. Он держался с прежней официальностью, но уже не излучал приглушенной надменности, казался хрупким. Как выеденная изнутри буханка хлеба – одна корка осталась.

А может, так вышло с ней, и ей просто хотелось видеть свое отражение в другом человеке. Чтобы не так одиноко было.

Воган постоял в дверях, давая ей собраться с мыслями.

– Совещание, мэм, – сказал он. – Адмирал Трехо просил меня… помочь вам подготовиться.

Трехо? – Ей показалось, что они уже вели этот разговор. – Он здесь?

– Скорее, это мы здесь, но да. Генеральный секретарь, вы и адмирал Трехо. И еще кто-то. Мне не дали полного списка, но, по-видимому, они хотят, чтобы вы выглядели представительно. И вот еще что.

Он протянул ей ручной терминал. Драммер взяла, прокрутила древо файлов, к которым имела доступ. Скудный список, но с одним преимуществом: новый. В том, чего не видел педелями, есть свое очарование. А вот и текстовый файл под ее именем. Драммер открыла.

Примечание для выступающих: важно больше не называть системы вне Сол «колониями». В нижеследующем и свободных ремарках их следует именовать «планетами» или «системами». Не следует особо выделять Землю, Марс или систему Сол.

Спрашивает Моника Стюарт.

Вопрос: Участвует ли Союз перевозчиков в передаче управления?

Ответ: Союз перевозчиков всегда был временной структурой. Еще до прибытия наших лаконских друзей мы вели переговоры с ООН и коалицией Земля – Марс относительно соглашения о передаче больших полномочий постоянному гарнизону. Лаконский флот естественным образом заполняет собой этот вакуум, так что Союз перевозчиков рад сотрудничать с верховным консулом Дуарте и президентом Фиск в поддержании свободного и эффективного обмена между планетами (см. примечание).

Спрашивает Оден Таммет.

Вопрос: Готов ли Союз перевозчиков возместить Лаконии ущерб, нанесенный ее кораблям?

– Что, будет пресс-конференция? – спросила Драммер.

– Она значится в повестке дня, – подтвердил Воган. – Вы, конечно, вольны отклоняться от сценария…

– Вольна?

– …но лаконский цензор просмотрит все до выхода в эфир. А условия бывают и не столь приятными, как здесь у вас.

Драммер промотала сценарий. Три страницы вопросов, все отрепетированы, прописаны, одобрены.

– Говорите, я должна?

– Отказ вам ничего не даст. И есть свое достоинство в том, чтобы выжить для будущей битвы.

– Или просто выжить, – бросила Драммер.

– Или так.

Она вздохнула.

– Полагаю, я должна иметь представительный вид. Сколько у меня времени?

* * *

В этом конференц-зале она присутствовала на открытии Лагранж‑5. Сводчатые потолки сейчас выглядели еще торжественнее, чем тогда. По залу циркулировала обслуга с бокалами шампанского и закусками: выращенными в баках устрицами, настоящим чеддером, крекерами с беконом из неподдельной свиньи. Настенные экраны транслировали снимки Земли и Луны, Дома народа и «Бури» – четкие и красивые. Высшие чиновники общались, болтали, словно никто не выворачивал человечество наизнанку. Словно история шла своим чередом. Отсутствие нескольких человек – к примеру, Эмили Сантос-Бака, – кажется, заметила одна только Драммер.

Генеральный секретарь нарядился в светлый костюм с рубашкой без ворота и золотой булавкой в лацкане. Он улыбался и пожимал руки. Драммер ожидала увидеть его более мрачным, но ведь, по чести, для него и Союз перевозчиков всегда был некоторым унижением. Участком вселенной, где положили границу его власти. Прежде по ту сторону границы стояла она. Теперь – Лакония. Так что главе ООН не так трудно было привыкнуть к новому положению дел.

Человека, который смеялся, положив руку ему на плечо, Драммер не узнать не могла. Адмирал Трехо оказался ниже ростом, чем она ожидала. Полнота груди и живота объяснялись не столько мускулистостью или ожирением, сколько генами и возрастом. Волосы у него начали редеть, и адмирал не пытался этого скрыть. Яркая зелень глаз казалась бы безвкусной, не будь она натуральной.

Трехо, заметив ее, прервал беседу с генеральным секретарем и заковылял к ней. Он был несколько кривоног. Драммер почему-то стало обидно. Мужчина, уничтоживший и унизивший ее, мог бы, по крайней мере, выглядеть бронзовым Адонисом, а не заурядным человеческим существом. Ей проще было бы проглотить поражение от бога.

– Президент Драммер. – Он протянул руку. – Я рад наконец встретиться с вами в более спокойных обстоятельствах.

– Просто Драммер, – поправила она и обнаружила, что уже жмет ему руку. – Думаю, «президента» можно отбросить.

– О, надеюсь, что нет, – возразил Трехо. – Подобные переходные периоды требуют деликатности. И чем более глубоки грядущие перемены, тем важнее сохранять преемственность. Вы не согласны?

– Как скажете, – ответила она.

К ним скользнул официант, и Драммер взяла бокал. Не столько от нужды в спиртном, сколько ради идеи выпивки. Но, господи, было другое, в чем она нуждалась по-настоящему.

– Жаль, что здесь нет вашего мужа, – сказал Трехо.

Все в его голосе говорило о простой любезности, словно имя Сабы не было связано с мединским конфузом. О котором Драммер услышала еще до ареста. Сейчас ее пробрала дрожь. Что известно Трехо? Не хочет ли он сказать, что Саба схвачен? Убит?

– Мне тоже жаль, – ответила она. – Мне его очень не хватает. Но у нас всегда была разная работа.

– Надеюсь однажды с ним встретиться, – сказал Трехо, и она чуть-чуть расслабилась. Значит, не убит. Трехо, заметив ее реакцию, улыбнулся не без горечи. – Это было бы полезно. Мне кажется, было бы полезно, если бы вы помогли его переубедить. Хаос никому не на пользу.

– У меня нет с ним связи, – напомнила Драммер. И не стала добавлять: «А если и была бы, я не знаю, что ему сказать».

– Справедливо, – кивнул Трехо. – Мы еще вернемся к этому вопросу, хорошо? А сейчас я хотел бы поговорить с вами о другом. Верховный консул Дуарте намерен привлечь влиятельных людей к новым предприятиям на Лаконии. Создается своего рода постоянный совет лучших умов и самых значимых персон. Он просил меня распространить приглашение и на вас.

Гнилая вежливость. Делают вид, что она осталась самостоятельной, хозяйкой своей судьбы. О, она могла бы отказаться. Дуарте не так глуп, чтобы вовлекать в свои предприятия открытых противников. Но отказ не останется без последствий. То, что угроза не высказана, делает ее еще более зловещей.

– Похоже на колонии, не так ли? – спросила Драммер.

Трехо поднял бровь, отвечая ей молчаливым вопросом.

– Вы все перетягиваете на Лаконию, – пояснила она. – Не только корабли и деньги. Культуру.

Трехо улыбнулся.

– Земля всегда останется домом, в котором выросло человечество, но да, верховный консул находит, что… фетишизация Земли в дальней перспективе вредна для будущего человеческой расы. К тому же нам не приходится медлить с проектом депопуляции. Необходимо равновесие, при котором система Сол утратила бы подавляющее превосходство в населенности.

– Невозможно вывезти за кольца-врата миллиарды человек, – сказала Драммер. – Не выйдет.

– Не при нашей жизни, – ответил Трехо. – Этот труд рассчитан на поколения. Однако… я ведь, прежде чем стать лаконцем, был марсианином. Долгосрочные проекты меня не пугают.

Женщина в белом платье с золотом на горле и запястьях, проплывая мимо, кивнула Трехо. Тот улыбнулся в ответ, скользнул взглядом по ее заду и отвел глаза так быстро, что это могло сойти за вежливость.

– Ваш план терраформирования не слишком-то удался, – ехиднее, чем следовало, заметила Драммер. Само получилось.

– Удался бы, – возразил Трехо, – не подоспей другой, большего масштаба. Так или иначе, прошу вас обдумать приглашение. Верховный консул надеется на встречу с вами.

Он тронул Драммер за плечо жестом старого друга и направился к очередной беседе из списка. Взгляды и внимание окружающих последовали за ним, оставив ее позади. Драммер залпом допила шампанское и стала высматривать, куда бы приткнуть бокал, чтобы взять себе новый.

– Надираешься, Камина? По-твоему, это умно, или тебе уже все пофиг?

Авасарала подкатила в инвалидном кресле. Ее снежные волосы были уложены в узел на затылке, отливающее зеленью сари почти скрывало худобу. Старуха одряхлела с последней их встречи. А ведь и тогда выглядела старше Земли.

– Глушу боль, – ответила ей Драммер. – А что мне еще остается?

Авасарала развернулась и направилась к сцене и местам для зрителей. Сейчас кресла были пусты, но журналисты уже подбирались к ним. Скоро начнется представление.

– Я бы присоединилась, только говорят, проживаю остатки печени, – вздохнула Авасарала. – Не пить мне больше.

– Кажется, вы неплохо пережили завоевание.

– А у меня был выбор? – отозвалась старуха. – Я всю жизнь пыталась примирить Землю с Марсом. Л тут такое дерьмо. Словно прогуляла день в школе, а пока меня не было, все заговорили по-китайски. Ничего тут не понимаю.

– Да, – согласилась Драммер. – Вижу.

– Награда за долгожительство, – объяснила Авасарала. – Проживи подольше, и увидишь, как все твои дела теряют смысл.

– Плохая реклама, – заметила Драммер.

– Ну и черт с тобой. Умирай молодой. Увидишь, стану ли плакать.

Драммер засмеялась, Авасарала ухмыльнулась, и в этот момент они полностью поняли друг друга. Драммер на миг перестала быть одинокой.

– Собираешься на их подвальную оргию или что там затевает Дуарте? – спросила Авасарала.

Воган с дальнего конца зала поймал взгляд Драммер и целеустремленно двинулся к женщинам. Драммер не хотелось идти с ним. Не хотелось видеть предстоящий спектакль во всей его лживости. Она снова обратилась к Авасарале:

– Не знаю. Видимо, придется.

– Прятаться от императора – всегда неудачная мысль, – согласилась старуха. – А ты не знаешь, зачем они ищут Окойе?

– Кого?

– Элви Окойе, – успела уточнить Авасарала, прежде чем Воган оказался рядом.

– Пора, мэм.

Драммер кивнула и отдала ему бокал. Когтистая лапка Авасаралы ухватила ее за локоть, придержала.

– Выше нос, Камина. Мерзавцы чуют кровь. А это, хоть и не похоже, еще не конец нынешней дерьмовой истории.

– Спасибо, – сказала ей Драммер и отошла.

Места для журналистов успели заполниться. Она узнавала лица. Иногда даже позу в кресле и манеру двигаться. Она занималась такими делами много лет. Она никогда еще не занималась такими делами.

Адмирал Трехо произнес короткую вступительную речь: поблагодарил пришедших, выразил светлые надежды на будущее, передал приветствие от верховного консула Дуарте – и представил ее. Остальные должны были выступать позже. Генеральный секретарь. Спикер марсианского парламента. Кто-то еще. Но она была последним президентом Союза перевозчиков. Ее достоинство легло на плаху первым.

Драммер обвела взглядом лица и вспомнила времена, когда ей это нравилось.

– Президент Драммер? – Кафедра для выступлений подсказала: женщину зовут Моника Стюарт. – Союз перевозчиков участвует в процедуре передачи управления?

«Нет, не участвует. Только не я. Да, мы разбиты, но будем драться до последнего вздоха, потому что жизнь с чужой хваткой на горле нестерпима, всегда была нестерпима и всегда будет. Дело не в Лаконии, не в Союзе; любая власть на протяжении истории, устанавливая свои законы, тем самым толкала людей их нарушить. Мы люди, а люди – подлые, независимые обезьяны, достигшие величия убийством всех двуногих, что выглядели для нас странно и непохоже. Мы никому надолго не подчиняемся. Даже самим себе. И не мечтайте!»

В первом ряду кашлянула Авасарала.

Драммер выдавила улыбку.

– Союз перевозчиков всегда был временной структурой… – начала она.