Два часа на межконфессиональном собрании — впервые в жизни молитвы утомили Анну. Раньше молитва всегда приносила ей утешение, глубокое чувство единения с чем-то бесконечно огромным. Ее друзья-атеисты называли это трепетом перед лицом космической бесконечности. Она называла это Богом. Ее вовсе не волновала мысль, что под разными именами могло скрываться одно и то же. Не исключено, что она бросала слова молитвы в холодную равнодушную Вселенную, но чувство говорило другое. Наука одарила человечество множеством даров, и Анна уважала науку. Но одно наука отняла у людей: ценность субъективных, личных переживаний. В науке ценились только измеримые, доступные эксперименту концепции. Однако человек устроен иначе, и, как подозревала Анна, Вселенная тоже. Как-никак, среди догматов ее веры числилось «по образу и подобию».

Началось собрание приятно. У отца Мишеля был красивый низкий голос, с годами настоявшийся, как хорошее вино. Его продолжительная и сердечная молитва к Господу с просьбой направить тех, кому предстоит изучать Кольцо, отозвалась у Анны ознобом по спине. За ним старейшина Церкви человечества возносящегося провел несколько медитативных и дыхательных упражнений, от которых прибавилось сил и бодрости. Она пометила у себя в ручном терминале: скачать и прочитать их книгу о медитации. Конечно, выступали не все религии и конфессии: мусульманский имам не мог молиться перед не-мусульманами, хотя и произнес короткую речь на арабском — кто-то сделал перевод на наушники. Закончил он словами «Аллах акбар», и несколько человек в зале отозвались ему. Анна в том числе. Почему бы и нет? Простая вежливость, а по сути она согласна.

Но спустя два часа даже самые искренние и поэтичные молитвы начали утомлять. Анна принялась подсчитывать пластиковые шишечки, скрывавшие насадки огнетушителей. После неудавшегося самосожжения на первом банкете она навострилась их замечать. Мысли уплывали к письму, которое она сочиняла для Ноно. Стул под ней чуть-чуть вибрировал — заметно было, только если сидеть совершенно неподвижно. Возможно, так отзывалась работа большого двигателя — вслушавшись, Анна уловила в вибрации ритм, который понемногу превратился в музыку, и тогда она начала неслышно подпевать. Замолчала, когда представитель епископальной церкви, сидевший рядом, многозначительно прокашлялся.

Хэнку Кортесу, разумеется, досталось почетное заключительное выступление. За время пути Анна поняла, что, хотя официально религиозные деятели на «Принце» не имели начальника, Кортес воспринимался как «первый среди равных». Отчасти, как подозревала Анна, из-за близости к генеральному секретарю, устроившему эту миссию. К тому же он был на «ты» со многими знаменитыми деятелями культуры, политиками и экономистами, составлявшими штатский контингент экспедиции.

Ее это не особенно беспокоило. Какой бы эгалитаризм ни царил в группе поначалу, всегда кто-то выдвигается на лидерскую роль. Лучше доктор Хэнк, чем она.

Когда жрица неовикканства наконец завершила ритуал, доктор Хэнк куда-то запропал. У Анны мелькнула надежда, что собрание закончится пораньше.

Ан нет. Кортес вступил в зал в сопровождении видеооператоров и поднялся на кафедру, как актер на сцену. Он озарил аудиторию сияющей улыбкой, не забыв напоследок обернуться к сектору, где столпились операторы.

— Братья и сестры, — начал он, — склоним головы в благодарности Всемогущему, взыскуя Его совета и руководства в приближении к цели нашего исторического путешествия. Он затянул в том же духе на двадцать минут.

Анна снова принялась мычать себе под нос.

Позже Анна обедала с Тилли в офицерской столовой, которую уступили штатским. Анна сама не заметила, как оказалась лучшей и единственной подругой Тилли: женщина приклеилась к ней с первой встречи и впилась как пиявка. Впрочем, нет, думала Анна, это не совсем справедливо. Правда, общего у них с Тилли только и было, что углеродный состав, но Анне тоже не удалось обзавестись множеством друзей на борту. А сквозь утомительное легкомыслие Тилли она понемногу разглядела глубокое одиночество. Место на корабле в группе гражданских советников ей купил щедрый вклад мужа в предвыборную кампанию. Она присутствовала здесь с единственной целью: показывать себя и постоянно напоминать о богатстве и влиянии мужа. Тот факт, что жене больше нечего было предложить обществу, только подчеркивал его влияние. Тилли это сознавала, остальные тоже. Большая часть гражданского состава обращались с ней с почти открытым презрением.

В ожидании заказа Тилли забросила в рот и стала жевать пастилку. Запахло никотином с ментолом. Разумеется, курить на военном корабле запрещалось.

— Как у вас прошло? — спросила Тилли, играя инкрустированной серебром коробочкой для пастилок и оглядывая зал. Ее костюмчик — штаны и блузка — стоил, наверное, дороже, чем дом Анны на Европе. Для нее это был «простой стиль».

— Молитвенное собрание? — отозвалась Анна. — Хорошо. Нет, впрочем, не очень-то и хорошо. Затянуто. Ужасно, ужасно затянуто.

Тилли взглянула на нее, удивленная искренностью ответа.

— Боже, мне ли не знать! Святоши на диво разговорчивы, когда слушателям от них некуда деться. Разговорчивее разве что политики.

Еду подавал флотский паренек, которому поручили работать официантом при штатских. Анна задумалась, по нраву ли ему такая работа. Все вооруженные силы ООН состояли из добровольцев. Вряд ли парень, поступая на службу, мечтал о такой жизни. Он аккуратно, с отточенной ловкостью расставил тарелки, улыбнулся женщинам и скрылся в кухне.

В камбузе. На корабле не кухня, а камбуз.

Тилли неуверенно поковыряла натуральные томаты и салат с настоящей моцареллой — на Европе Анне, чтобы расплатиться за такой обед, пришлось бы продать почку.

— Есть вести от Намоно?

Анна кивнула, дожевывая кусочек обжаренного тофу.

— Ночью пришло еще одно видео. Нами растет на глазах. Привыкает к тяжести, но от лекарств стала капризной. Мы подумываем снять ее с таблеток, заменив их физиотерапией.

— Ох! — посочувствовала Тилли. Анна понимала, что все это для проформы, и ждала, пока собеседница сменит тему.

— Роберт не связывался со мной уже неделю, — сказала Тилли. Сказала без горечи, скорее с досадой.

— Ты же не думаешь, что он…

— Мне изменяет? — усмехнулась Тилли. — Если бы! Хоть что-то новенькое. А то он запирается в кабинете в два часа ночи, и что, ты думаешь, он там смотрит? Новости бизнеса, цены на бирже, рассылки. Менее сексуального создания я не встречала. И не встречу, пока не изобретут способа трахать деньги.

Анна давно уже не краснела, слыша от подруги непристойности. Тилли ругалась без злобы. Просто это был еще один способ обратить на себя внимание.

— Как проходит кампания? — спросила она.

— У Эстебана? Кто его знает. Дело Роберта — быть богатым и иметь богатых друзей. Полагаю, с этим все в порядке.

Они ели молча, пока у Анны вдруг не сорвалось с языка:

— Зря я полетела.

Тилли серьезно кивнула, словно на цитату из Писания.

— Все мы зря летим.

— Мы молимся, позируем фотографам, налаживаем сотрудничество между конфессиями, — продолжала Анна. — А знаешь, о чем мы никогда не заговариваем?

— О Кольце?

— Нет. То есть да. Я хочу сказать, мы только и говорим о Кольце. Зачем оно, что оно такое, как его использует протомолекула.

Тилли отодвинула салат и забросила в рот новую пастилку.

— Так о чем?

— О том, зачем, по-моему, мы все здесь собрались. Чтобы поговорить о смысле. На корабле чуть не сотня богословов и религиозных лидеров. И никто не заговаривает о том, что означает Кольцо…

— Для Бога?

— Ну, скажем, в связи с Богом. Богословская теория выглядит куда проще, если человек — единственный вид, наделенный душой.

Тилли махнула официанту и заказала неизвестный Анне коктейль. Впрочем, официанту, как видно, название было знакомо — он бросился исполнять заказ.

— Похоже, за такое надо выпить, — пояснила Тилли. — Продолжай.

— Но как вписать в эту теорию протомолекулу? Живая ли она? Нас она убивает и в то же время строит потрясающей сложности структуры. Может быть, она — орудие кого-то вроде нас, только умнее? Если так, наделены ли те существа религиозным чувством? Веруют ли они и какова эта вера?

— И созданы ли они тем же Богом? — Тилли помешала напиток соломинкой и отпила.

— Ну, кое-кто верит, что Бог всего один, — ответила Анна и попросила официанта принести чай. Когда парень отошел, она сказала: — Это вызывает сомнения в самой концепции Благодати. Во всяком случае, сильно ее усложняет. Создатели протомолекулы разумны. Означает ли это, что у них есть души? Они вторгаются в Солнечную систему, убивают нас без разбора, отнимают необходимое нам для жизни. Для нас такое — грех. Означает ли это, что они отпали от Бога? Умирал ли Христос и за них тоже? Или они разумны, но лишены души, и протомолекула подобна вирусу, следующему своей программе?

Группа сотрудников в спортивных костюмах вошла в столовую, расселась. Люди заговорили с официантом, затем принялись шумно болтать между собой, и Анна охотно отвлеклась, ворочая в голове мысли, которые она до сегодняшнего дня не позволяла себе высказать вслух.

— Все это, в общем, теоретические вопросы, даже для меня, — призналась она. — Может, то, о чем я сейчас говорю, вовсе не касается нашей веры — хотя у меня такое чувство, что очень даже касается. Что для большинства людей оно будет важным.

Тилли посасывала свой коктейль — Анна уже знала, что это знак серьезного отношения к разговору.

— Ты об этом с кем-нибудь говорила? — спросила она, когда Анна сделала паузу.

— Кортес держится как начальник, — ответила Анна. Ей принесли чай, и она теперь дула на него, чтобы остудить. — Наверное, надо бы поговорить с ним.

— Кортес — политик, — снисходительно усмехнулась Тилли. — Не дай запорошить себе глаза образом простецкого батюшки Хэнка. Он здесь потому, что, пока Эстебан в кабинете, Хэнк в силе. Все это цирковое представление затеяно ради сбора голосов.

— Отвратительно, как по мне, — поморщилась Анна. — Но я тебе верю. Тут ты разбираешься лучше меня. Очень жаль, что ты права. Сколько сил уходит на суету.

— А чего ты хотела бы от Кортеса?

— Собрать группу. Для бесед.

— А на это требуется разрешение? — спросила Тилли.

Анна вспомнила последнюю беседу с Ноно и рассмеялась.

Заговорила и сама заметила, как задумчиво звучит ее голос.

— Нет, — сказала она, — пожалуй, что нет.

В эту ночь Анну, которой снилось, что она привезла Нами на Землю и увидела, как земная тяжесть дробит ей кости, разбудила тревожная сирена. Сигнал почти сразу оборвался, в коммутаторе прозвучал голос: «Всем вернуться на свои посты».

Анна решила, что к ней это не относится: у нее здесь поста не было. Сирена больше не включалась, суровый голос в коммутаторе умолк, но ей после прерванного кошмара не лежалось в постели. Выбравшись из койки, Анна послала короткое видео Ноно с Нами и кое-как оделась.

В коридорах и лифах попадались люди. Военные — напряженные, но, к ее облегчению, не особенно испуганные. Просто насторожившиеся.

Идти было некуда, поэтому она забрела в офицерскую столовую и попросила стакан молока. Получив его, она чуть не рухнула, поняв, что молоко настоящее — когда-то добытое из живой коровы. Какую же уйму денег тратит ООН на это «цирковое представление»?

В столовой находилось всего несколько человек: военные с офицерскими знаками различия и штатские контрактники, ссутулившиеся над кофе, как рабочие в перерыве ночной смены. Дюжина металлических столиков была привинчена к полу, стулья — снабжены магнитными креплениями. По настенному экрану бежала строка информации — для Анны чистая абракадабра. За несколькими проемами открывался вид на камбуз, оттуда передавали тарелки, доносился шум промышленной посудомоечной машины и запах моющих средств. Это было все равно что сидеть рядом с кухней в очень, очень чистом ресторане.

Анна медленно пила молоко, наслаждаясь богатством вкуса и сознанием, что купается в роскоши. У кого-то загудел ручной терминал. Двое контрактников поднялись и вышли. За их столиком осталась красивая, но грустная девушка, уставившаяся в терминал пустым взглядом, устремленным на тысячу миль за экран.

— Простите, мэм? — Анна чуть не подскочила, услышав за спиной голос. Молодой человек в форме флотского офицера передвинулся так, чтобы она его видела, и неловким жестом указал на стул рядом. — Позволите?

Анна успела прийти в себя и даже улыбнулась ему. Приняв улыбку за разрешение, юноша, неловко сложившись в суставах, втиснулся за стол. Он был слишком высок для землянина. Короткие светлые волосы, крепкие плечи и тонкая талия, которой щеголяли все офицеры независимо от пола.

Анна через стол протянула ему руку, представилась:

— Анна Воловодова.

— Крис Уильямс, — сказал молодой офицер, коротко и твердо отвечая на пожатие. — И да, мэм, я вас знаю.

— Знаете?

— Да, мэм. Моя семья из Миннесоты, методисты с незапамятных времен. Когда я увидел вас в списке пассажиров, постарался запомнить имя.

Анна кивнула и отхлебнула из стакана. Парень запомнил ее как пастора своей веры — значит, нуждается в духовной поддержке. Мысленно она переключилась в режим «пастор Анна», спросила:

— Чем могу помочь, Крис?

— Приятный у вас выговор, мэм, — заметил Крис. Ему нужно было время, чтобы собраться для разговора, и Анна не стала его торопить.

— Я выросла в Москве, — рассказала она. — Хотя после двух лет на Европе могла бы сойти за астера, са-са?

Крис, рассмеявшись, чуточку оттаял.

— Недурно, мэм. Но когда эти худышки трещат на полной скорости, я сам ни слова не разберу.

Анна пропустила мимо ушей жаргонное словечко.

— Не зовите меня «мэм», пожалуйста. Мне же не сто лет! Лучше — «Анна» или, если хотите, «пастор Анна».

— Пусть будет «пастор Анна», — кивнул Крис.

Они немного помолчали — Анна видела, что Крис собирается с духом, чтобы перейти к главному.

— Слышали тревогу, да? — заговорил он наконец. — Наверное, она-то вас и разбудила?

— Именно, — согласилась Анна.

— Ага. Всех вызвали по боевым постам. Это из-за пыльников — то есть марсиан, понимаете?

— Марсиан?

Анне хотелось еще стакан вкуснейшего молока, но для этого пришлось бы прервать Криса, и она не стала звать официанта.

— Мы уже на расстоянии выстрела от их флота, — объяснил парень. — Вот все и начеку. Теперь в одном небе с пыльниками спокойно не полетаешь. После Ганимеда, понимаете?

Анна кивнула, ожидая продолжения.

— А Кольцо, знаете, оно уже убило человека. То есть этого тупоумного худышку-«пращника», но все равно. Человека.

Анна взяла его за руку. Крис чуть вздрогнул, но тут же расслабился, увидев ее улыбку.

— Тебя это пугает?

— Еще бы! Конечно. Только я не о том.

Анна ждала, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Симпатичная девушка вдруг поднялась из-за стола, словно собралась уйти. Пошевелила губами, говоря сама с собой, снова села, оперлась локтями о стол, обхватила голову руками. Еще кому-то страшно, кто-то ждет долгой ночной вахты, одинокий в полной людей комнате.

— Я хочу сказать, — нарушил ее мысли Крис, — я совсем не про то.

— Про что же? — спросила Анна.

— Из-за Кольца мы не насторожились, — сказал он. — Из-за марсиан — да. Эта штука висит там, а мы все думаем, как бы перестрелять друг друга. Довольно паршиво. Грустно. Такая каша!..

— Тебе кажется, мы перед лицом такой угрозы должны забыть о разногласиях между людьми, да?

Крис кивнул, крепче сжал ее руку, но ничего не ответил.

— Крис, хочешь, помолимся вместе?

Он кивнул и опустил голову, закрыв глаза. После молитвы он сказал:

— Я не единственный методист на борту. А вы не… ведете службы?

«Теперь веду…»

— В воскресенье в десять утра, конференц-зал номер сорок один, — ответила она, напомнив себе, что надо узнать, будет ли этот зал свободен воскресным утром.

— Я попробую освободиться, — улыбнулся Крис. — Спасибо вам, мэм, пастор Анна.

— Приятно было с тобой поговорить, Крис.

«Хоть какая-то от меня здесь польза…»

Когда Крис вышел, навалилась усталость, и Анна собиралась уже вернуться в постель, но хорошенькая девушка за столиком все сидела, не двигаясь, обхватив голову ладонями, и Анна подошла к ней и тронула за плечо. Девушка дернулась, вскинула голову, уставилась дикими глазами.

— Привет, — поздоровалась Анна. — Я Анна, а тебя как зовут?

Девушка замялась, словно не знала ответа. Анна присела напротив.

— Смотрю, ты тут сидишь, — сказала она, — и решила, что тебе не помешает компания. Бояться нормально, я понимаю.

Девушка поднялась на ноги движением сломанной заводной куклы. Пустые глаза, дернувшаяся в сторону голова. Анне вдруг стало страшно. Словно хочешь приласкать домашнюю собаку, а под ладонью оказывается лев. Интуиция твердила: это враг. Она хочет тебе зла.

— Извини, — Анна вскочила, невольно заслоняясь руками, — я не хотела тебе мешать.

— Ты меня не знаешь, — отозвалась девушка. — Ты ничего не знаешь!

Ее повисшие руки сжались в кулаки, жилы на шее завибрировали, как гитарные струны.

— Ты права. — Анна пятилась, примирительно похлопывая воздух ладонями. — Извини.

На них уже оборачивались, и Анна с облегчением вспомнила, что не одна. Девушка на миг застыла, дрожа всем телом, и бросилась за дверь.

— Что за чертовщина? — тихо спросил кто-то за спиной у Анны.

«Может быть, эту девушку тоже разбудил кошмар, — ответила про себя Анна. — А может быть, и нет».