Приступая к рассказу о наших с Аней К. отношениях, бурных, но целомудренных, хочу со всей определенностью…

Нет, так нельзя приступать. Слишком уж эпически. Энергичнее надо бы приступать. Ведь и наши с Аней К. отношения развивались, как болезнь, – приступами. Будто командовал ими некий небесный калейдоскоп. Сбегутся звезды, сложится узорчик – а внизу у нас с Аней очередная история. Разбегутся – и мы с Аней, взаимно недовольные, благополучно разбегаемся.

Я ничего не понимаю в астрологии. Аня вроде бы тоже, но у нее диплом какого-то астрологического магистра, сертификат адепта тайных знаний, магии черныя, и белыя, и всякия, и разныя. Она мне сама призналась, что бумаги это все фальшивые, каких полно ходило тогда, в эпоху становления российской демократии.

И тем не менее вот уж сколько, понимаешь, десятилетий Аня К. известна в нашем мегаполисе именно как магистр и адепт. На каждом из 12 местных телеканалов имеется для Ани уютный стульчик, с которого она, болтая недлинными ножками, докладывает народу волю светил небесных, необходимые подробности знамений и предзнаменований. Народ верит, записывается к Ане на прием, платит деньги. Даже жуликоватые и недоверчивые бизнесмены, мелкия, и средния, а то и крупныя, – все платят. Что доказывает: с бумагами или без, но достучалась Аня К. до некой мало кому доступной зодиакальной правды.

Ну так, значит, и наша с ней клоунада действительно не обошлась без импульсов и вспышек, приводящих в движение горы и реки, запутывающих извилины и судьбы, сталкивающих лбами и конечностями Скорпионов с Тельцами, Раков с Девами, и прочая, и прочая.

Вот только зачем пульсируют импульсы и вспыхивают вспышки? Чего им надо? И зачем космическим силам все наши последующие недоумения, копошения и трагикомедии?

Началось все на свадьбе. Она пела и играла в каморке, жутко тесной для такой тьмы народа: Славка и Оксана, молодожены, по причине нищеты жительствовали на площадях городского маневренного фонда, рядом с погорельцами и другими бедолагами-отселенцами.

В толпе гостей Аня К., естественно, выпукло выделялась. Во-первых, она уже была городской знаменитостью. Во-вторых, на ее некрасивом, но милом личике постоянно блуждала улыбка, поневоле наводящая на многия мысли окружающих самцов и брюконосцев, – улыбка царственная, таинственная и неопределенная. А в третьих, личико Ани К. было увенчано магнетическими глазищами, а щедро представленное тело – грудью, постоянно вздымающейся от заразительного смеха.

Аня знала о своих прелестях и преимуществах и, безусловно, умела ими пользоваться. Но, будучи женщиной умной и расчетливой, почти не пользовалась – а так, будто бы была самой собой.

Славка с Оксаной попросили меня задержаться до конца торжества, чтобы помочь проводить гостей.

И вот молодожены в клетушке-комнатушке воркуют с каким-то предпоследним гостем, я курю себе на кухоньке. И вдруг является на кухоньку гость последний – Аня К. Молча становится на колени и принимается расстегивать мои штаны.

Я, как и все, изрядно поддавши был и уставши. Поэтому некоторое время силился подобрать слова, чтобы остановить Аню. К тому же я как-то на нее, честно говоря, обиделся. Потому что вела она себя деловито и сосредоточенно, – так, будто занималась не штанами подающего надежды молодого литератора, а откручивала гайки на каком-нибудь неодушевленном объекте вроде Железного дровосека. А я-то был живой и тонко чувствующий. И, может быть, после душевного разговора, убедившись, что лучшие мои стати и качества по достоинству оценены, на тот момент и сам бы поработал над штанами, – чего уж утруждать собеседницу.

На мое мычание Аня ответила коротко и цинично:

– Тебе чего, жалко, что ли?

И продолжила откручивать гайки.

Нет, не хотела она душевных разговоров, не желала видеть стати мои и качества. Чего желала – то делала, внимания не обращая на мой богатый внутренний мир.

Вся моя тонкая натура взвыла, мужская гордость ощетинилась. Железный дровосек нагрубил Ане и ретировался в комнату.

Но дело этим не закончилось: оказалось, что я должен проводить ее домой. Уже в подъезде Аня взялась за прежнее. Точнее, попыталась взяться. Силы мои были на исходе. Кое-как выперев настойчивую знаменитость на улицу и улучив момент, я попросту сбежал и спрятался за деревом. У Ани было плохое зрение. Она металась по улице, разыскивая меня, вернулась было в подъезд, затем снова на улицу – и все это время взывала ко мне громко и жалобно. Так, перебегая от дерева к дереву, я и проводил ее до самого ее дома: ответственность звала меня убедиться, что с Аней все в порядке.

Прошло совсем немного времени, и мы столкнулись с Аней К. на праздновании очередной годовщины редакции, где я служил. Аня опоздала. Она появилась, когда все уже были хороши. Есть такое состояние под градусом, когда многое чувствуется острее и сентиментальнее. Увидев энергичную улыбчивую Аню, я пережил приступ раскаяния за игру в прятки. Аня же была великодушна и ни словом не обмолвилась о том, что случилось после свадьбы. Вполне может быть, она просто все забыла (хотя последующее развитие событий доказало: с памятью, в отличие от зрения, у нее проблем нет). Вероятно, именно в качестве ответного жеста на ее великодушие я, сам себе удивляясь, пригласил Аню в гости к себе домой завтра же.

В пасмурный, глубоко послеобеденный час для меня наступило завтра. Изгнание похмелья – это, конечно, целая наука, и зиждется она, в основном, на экспериментальных упражнениях. Причем опираться приходится лишь на подручные средства. Я затолкал в себя пару бутылок пива, вялые холодные макароны, химический супчик быстрого приготовления. Эти меры, в целом, положительного результата не дали. В самый разгар моей работы над собой раздался стук в дверь. Только тут я вспомнил, что жду в гости Аню К. И пришел в ужас. Ибо мой внешний вид прозрачно и точно отражал мое внутреннее состояние. Под стать им обоим было и убранство моего жилья – этой лаборатории по борьбе с абстинентным синдромом.

Весело щебеча, Аня влетела в квартиру. Она отлично выглядела и похожа была на ангела. Кроме приветственных, утоляющих речей, ангел имел с собою пару пакетов с провизией, совершенно невообразимой в эпоху становления российской демократии. Как сейчас, вижу на столе, среди кривляющихся макарон (мой вклад в застолье), пестрые сырки «Хохланд» и греческий коньяк «Метакса». Райские яства вернули меня к жизни. Уже через часок я мог свободно разговаривать на родном языке, и не о чем-нибудь, а о поэзии. После двух часов интенсивной терапии я взял в руки гитару. Прошло три часа – и я с опозданием начал понимать, что все это добром не кончится. Аня К. сидела катастрофически близко, улыбалась таинственно и зовуще и на любой образчик моего творчества откликалась всею душой. Возникал жесткий вопрос – а что дальше?

Он возник, когда кончился коньяк. По тем временам разыскивать его следовало разве что в Греции, вряд ли ближе. Аня К., сознавая это, требовала всего лишь шампанского. Я пошел на хитрость. Я сослался на многоопытную соседку-алкоголичку, которая якобы способна за определенную мзду достать искомое. Соседка была вызвана, проинструктирована. Если она не справится, думал я, с нее и спрос, а я ни при чем. Алкоголичка справилась. Она принесла, и довольно быстро, две «бомбы» шампанского.

На душе сгустились сумерки. Я уже не пел и не стихоплетничал, а короткими злыми репликами поддерживал тлеющую беседу. Любой настроенный на мою волну человек давно бы уже тихо и тактично попрощался, оставив меня наедине с печалью. Но Аня К. не настраивалась на мою волну. Изрядно выпив шампанского, она с солдатской прямотой предложила заняться любовью.

Безусловно, это был прогресс. Нельзя было сказать, что она меня использовала. Она, в конце концов, ради этого честно познакомилась с целым рядом образчиков моего творчества. Но, черт возьми, теперь она не желала видеть мое угнетенное, ослабленное состояние.

Хотя, повторю, зрение у нее было неважное.

В общем, финал был скомкан. Его вообще не случилось. Расстались мы, правда, без скандала, доброжелательно. Но оба понимали, что я обидел девушку. Незаслуженно обидел.

Обида была жестоко реализована Аней. Она принесла в нашу редакцию новеллу собственного – и весьма талантливого – сочинения. Повествование велось от первого лица. Дескать, Аня К., желающая овладеть высотами искусства, едет на рандеву к замечательному литератору по фамилии Гардеробов (это, стало быть, я, он же – Железный дровосек). Везет Аню на эту важную встречу ее брат-«афганец», человек обычный, приземленный. И Аня всю дорогу пеняет ему – все-то ты, милый брат, жрешь, да пьешь, да спишь, да девок портишь, а есть ведь еще и сияющие высоты искусства. Брат, вроде бы, хмуро молчит, ворочая в уме свою булыжную правду-матку. И вот Аня почти у цели. Пахнущий мочой подъезд. Давно не мытые ступеньки. Она знает, что путь к высотам тернист, и она не зацикливается на соцреализме. Отворяется заветная дверь. Гардеробов – в нестиранном, слабо завязанном халате, волосы поэта всклокочены, под глазами – мешки. От него несет перегаром. По замусоренному полу катаются бутылки. Тут Аня К. показала себя мастером деталей, хотя, по совести, бутылки не катались, а стояли себе повсюду стоймя. Дальше события развивались трагически. Поэт некоторое время еще держал себя в руках, но неумеренно употреблял водку (это, как мы уже знаем, натяжка). Затем он принялся по-черному приставать к небесно-воздушной Ане. Кажется, в повествовании был даже описан диван, на котором отвратительный Гардеробов распускал свои руки. Едва вырвавшись из его когтей, Аня стремглав летит все по тем же немытым ступенькам вон отсюда. Скорее, скорее – лишь бы подальше от маньяка и от его сияющих высот. И тут как тут, прямо у подъезда – спасительное авто с братом-водителем, надежным, добрым, предсказуемым обитателем планеты Земля. Подразумевается: в то время как Гардеробов с целью обесчестить наивных посетительниц спекулирует на поэзии, брат-«афганец» делает то же самое по-честному, а возможно даже – по взаимной договоренности.

Ужас как неприятно было все это читать. С другой стороны, я понимал, что сам виноват. Зачем было звать Аню в гости? И зачем было мучить ее образчиками творчества?

Но ответ-то каков, а?

Аня не остановилась и на этом. Одной девушке, которую молва считала моей пассией, Аня нарочно предсказала всякие кошмары. В частности, пообещала скорое облысение и покрытие кровавыми коростами. Девушка едва не покончила с собой – и между прочим, вовсе не была она моей пассией.

Шли месяцы. Тогда жизнь шла на месяцы, они казались долгими, я был молод.

Когда жизнь идет на месяцы, ничего окончательного не происходит. Все еще может быть.

Удивительно, но с годами звездные калейдоскопы начинают сбегаться и разбегаться намного медленнее. К старости, должно быть, узорчик и вовсе замирает, закостеневает…

В следующий раз мы встретились с Аней К. на корпоративной пьянке радиокомпании «Студия Город». Следует ли повторять, что Аня заразительно смеялась, вздымала грудь, магнетически (а на самом деле близоруко) взирала на окружающих, была проста и великодушна.

Она вновь держала себя со мной так, будто встретились мы впервые.

Выпивка закончилась, но осталось ощущение недосказанности. Радиожурналист Коля Порсев предложил продолжить. Он вел на радио темы туризма, краеведения, НЛО, флоры и фауны. Вместе с ним, Аней, злободневным обозревателем Евгением Ю. Ениным и еще рядом товарищей мы в итоге очутились то ли на станции юных натуралистов, то ли в школьном музее родной природы. По крайней мере, были там допотопные парты, учебники природоведения и наглядные пособия. Мы продолжили, после чего выяснилось, что главные наши собратья, Коля Порсев и Евгений Ю. Енин, утратили всякий интерес к социуму и, наоборот, решили стать как можно ближе к природе – благо, даже на школьной парте невысокому, в смысле роста, журналисту место найдется. Ряд других товарищей в это время, укрывшись в складках местности, удовлетворял животную похоть.

– Пора уходить отсюда, – сказала Аня К.

До меня дошло, что мы опять остались вдвоем. Но спорить с ней я не стал. Она была права.

Мы поймали машину.

– Давай поедем к моим хорошим друзьям. Они правда хорошие. И будут страшно рады, – очень трезво предложила Аня. – Только надо купить водку и закуску.

Я не усмотрел подвоха.

Вот мы уже все купили и звоним в дверь Аниных друзей.

Это была молодая пара, которой, как сразу стало понятно, больше всего на свете хотелось трех вещей: во-первых, спать; во-вторых, чтобы дети не проснулись; а в-третьих, чтобы мы убрались как можно скорее. Ане было на все эти желания в высшей степени наплевать. Она что-то провозглашала, наливала часто и помногу. Хозяин дома попытался обуздать Аню хитростью. Он спросил:

– Где вам стелить?

Имелись в виду мы с Аней.

При слове «стелить» Аня пришла в неописуемое возбуждение. Она буквально вытолкала хозяев взашей из кухни и набросилась на меня. Это было гораздо хуже игры в Железного дровосека. Тому она хотя бы гайки откручивала. На сей раз она орудовала со мной как с кучей металлолома.

Нечеловеческими усилиями, не прикрывая свое бегство даже обманом, я вырвался из кухни. Завязывать шнурки на ботинках было некогда – я слышал Анин вопль. Откуда-то сбоку высунулись горькие физиономии хозяев дома. Я вывалился за дверь.

Отбежав от подъезда добрую сотню метров, я остановился и оглянулся.

Эту картину я никогда не забуду и не прощу себе.

Растрепанная близорукая Аня, в джинсах и свитерке, выскочила вслед за мной и теперь, раскинув руки, будто стремясь меня обнаружить и поймать, носилась по двору. В ее неверном пути, в ее босых ногах, обреченно топтавших колючий весенний снег было что-то мифологическое, библейское.

Иронизируя, можно было бы сравнить ее с ослепленным циклопом Полифемом из «Одиссеи».

Но иронизировать не хотелось тогда и не хочется сейчас.

Наверное, все это время она меня любила и просто не умела об этом сказать.

Почему я не полюбил ее и не откликнулся на ее плотские желания?

Бог весть. Я ее боялся. Или звезды сцеплялись в слишком неустойчивый узорчик.

Может быть, звезды просто над нами издевались.

Садясь в такси, я видел, как она, то и дело натыкаясь на препятствия, бежит по направлению к автобусной остановке. Направление было правильным, но догнать меня она никак не могла.

И все.

Перерыв на сей раз длился долгие годы.

Судьба свела меня с Аней К. года четыре назад. Она ничуть не изменилась. Смех, взгляд, шарм – все осталось при ней. Был при ней и некий молодой человек, преданный по-собачьи. Мы выпивали в ее новом офисе, куда по-прежнему, невзирая на изменение исторических условий, ломились богатые клиенты. Аня К. процветала. Ее ценили. Ее любили. Мы мирно повспоминали о том, что было, и Аня очень хвалила мое творчество.

И только на сей раз наше расставание не принесло нам ничего, кроме исключительно добрых чувств.

Но каждый раз, как я прокручиваю в уме все эти бурные события, ловлю себя на мысли, что ничего не смыслю в Железных дровосеках. Что-то я не уловил. Что-то не разгадал.

Аня гораздо ближе к небесным тайнам, чем я.