Я с первых же слов Вам секрет свой открою: Стихи эти я Написал о герое, Который отмечен Особой судьбой, Четыре лица Представляя Собой. Четыре лица И один человек? Я вижу, что вы Удивились. Такого ещё Не бывало вовек, Чтоб четверо В ком-нибудь Слились! Но странного, Право, Тут нет ничего… Вы слушайте Лучше Рассказ про него!

Как-то песню Я услышал. Пели где-то Под окном. Голоса вились Над крышей И влетали Прямо в дом: — Мы — весёлые ребята! Наше имя октябрята! Мы не любим Лишних слов. «Будь готов!» «Всегда готов!..» Отодвинул я тетрадку: «Что там, — думаю, — за хор?» И надев пальто и шапку, Выхожу в осенний двор. Вижу я: Стоит отряд — Человек так двести. Двести маленьких ребят Распевают песни!

Я послушал, насладился, И как только хор замолк, Подошёл и удивился: — Не возьму, мол, что-то В толк: Что вы затеваете? Праздник ли справляете? Именинник кто из вас? Или все вы двести В этот месяц, день и час Вдруг родились вместе? Что такое октябренок? — Говорю я детворе. — Не осенний ли ребёнок, Что родился в октябре? Говорит один малыш: — Я рождён в апреле! Снег тогда сгребали с крыш… — Правда? — В самом деле! — Ну, а я глубокой ночью Новогодней родился! И зовусь я, между прочим, Октябрёнком! — Чудеса! — Ну, а я родился в мае! — Ничего не понимаю, — Говорю я им в ответ, — В чём же, всё-таки, секрет? Заявляют мне ребята: — Мы танцуем и поём! Потому мы октябрята, Что мы весело живём! Отвечаю я: — Прекрасно! Всё же мне Не очень ясно, Почему вас так зовут? И октябрь — При чём он тут? Рассмеялись октябрята: — Откровенно говоря, Мы — особые ребята! Мы внучата Октября! Про октябрьские победы Ты прочти в календаре! Власть когда-то Наши деды Взяли в руки В Октябре! Говорю: — Есть смысл в беседе! Ну, а кто — Вы знать должны — В октябре привёл к победе Пролетариев страны?

— Ленин всех привёл к победе! Малыши сошлись гурьбой, Говорят наперебой: — Октябрёнок тем и ценен, Что он хочет быть, как Ленин — Истинным большевиком! ВАМ ГЕРОЙ ТАКОЙ ЗНАКОМ?

Летели годы над страной, Как стаи журавлей. Весной однажды, В выходной, Я шёл среди полей. Шагал тропинкой ровной На станцию, домой, И сосны Подмосковья Шли рядом стороной. Их золотые кроны Тянулись к облакам. Там чёрные вороны Свой поднимали гам. Я спиннингом, как палкой, Шутя грозил им вдруг… Я счастлив был рыбалкой, А значит, всем вокруг: Рекой, Дорогой, Щукой, Надетой на кукан… А над речной излукой Уже густел туман. Там солнце, Уходя с небес, За горизонт шагнуло. Как вдруг я слышу — Полон лес Ребяческого гула! Тогда свернул я Сквозь кусты На горна звук Из темноты, И вспыхнул предо мной Костёр, Рассыпав искры с силой…

И я спросил: — Что тут за сбор? Не праздник ли Ярилы? — Ярила? — Слышится в ответ. — А что это за слово? — Такого пионера нет! — Нет среди нас такого! — Есть Александр! — Иван! — Хосе! — Вот девочка Индира! — У нас тут представляют все Собой Почти полмира!

— Вы сами Из страны какой? И ваш Ярила кто такой? К костру подходит паренёк, Других повыше ростом: — Ярила кто? Славянский бог! Бог плодородья просто! Его в старинные года Весной иль ранним летом Огнём встречали мы всегда И пили квас при этом… — Да ты историк! — Я смеюсь, И все вокруг смеются. Смотрю на паренька: он рус, Как солнце кудри вьются… Спросил он тихо: — Октябрят Тех помните, что пели? И вдруг узнал я синий взгляд Рождённого в апреле! Встал в памяти Московский двор, Листвою обосенен. И звонкий октябрятский хор, И Родина, и Ленин… — Да, — произнёс я, как пароль, — В Москве, на Красной Пресне… И над костром В ночную смоль Опять взлетели песни. Сухая ёлка сгоряча Стрельнула в нас корой, И, уголёк смахнув с плеча, Промолвил мой герой: — Из леса эту ёлку днём Отряд сюда доставил… Я здесь командую огнём! — Он с гордостью добавил. Всё ярче блеск Ребячьих глаз, И танцами Кашмира Всех завораживает нас Чернявая Индира. Она ладонью В бубен бьёт И рукавами машет, То вдруг присядет, То вспорхнёт — Она, как пламя, пляшет…

Потом какой-то хлопец вдруг Запел об Украине. Но вот вошёл испанец в круг И встал на середине.

О Красном знамени он пел, О звёздах Гвадаррамы, И в знак приветствия Взлетел Его кулак упрямый. И все подняли кулаки, И я, конечно, тоже. Мне прямо в сердце угольки Вошли Сквозь холод кожи. Пылали галстуки вокруг На белизне рубашек. Всё ярче свет, всё шире круг, Огонь поёт и пляшет. Костёр как будто вдохновлён Движеньями Индиры. Мрак отступает, опалён, И круг огня всё шире. Костром растоплен холодок Весеннего тумана. Ребячий хор И говорок — Всё греет без обмана!

И я, Затронув тему Об огневой судьбе, Пишу сейчас поэму О вас И о себе! Свинцом горючих строчек Гоню туман и снег! Пишу о буйстве почек, О половодье рек! Пишу о яркой озими На чёрной целине, О лете, И об осени, И снова О весне! И холод не рифмуется, Он не ложится в стих. Пускай зиме зимуется Сейчас в стихах других. Снег где-то за пределами Моих горячих строк. Он полосами белыми За горизонтом лёг. Когда подуют вьюги И кончу я свой труд, Другие на досуге Стихи мои прочтут. И скажут: «Славно это! Поэма-то светла! В ней чувствуется лето, В ней светлые дела! И потому, наверно, Строка в ней горяча, Что выписаны верно Потомки Ильича.

Меж строк в поэме Ленин Глядит сквозь даль времён На молодое племя Под кумачом Знамён».

Года над суматохой дел Мелькали, Как зарницы. Один раз летом я летел Вдоль северной границы. Летел всё дальше на восток, И солнце мне светило И день, и ночь — То в лоб, то в бок — И спать не уходило. Зовётся белой В эти дни Ночь за Полярным кругом: По небу бледных звёзд огни За солнцем ходят цугом. Теней здесь нету и следа! В дни противостоянья Земля, и камни, и вода — Всё льёт своё сиянье. Как будто где-то под водой Костёр горит незримо, Зажжён волшебною рукой Без копоти и дыма. Порою рядышком блестел Луны прозрачный шарик, И самолёт за ним летел, Как маленький комарик. Жужжал, казалось, сам собой. А всё внизу молчало: Застывший под крылом прибой И краны у причала, Буксир и брёвна на реке, И белых волн обмылки, И жёлтым пятнышком в тайге Коробка лесопилки. На горизонте льды кружат В объятиях тумана. Четыре острова лежат У края океана.

Чтоб поимённо их назвать, Не уходя от темы, Я вынужден сейчас Сломать Размер своей поэмы. Называются эти острова: Остров ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ, Остров БОЛЬШЕВИК, Остров КОМСОМОЛЕЦ, Остров ПИОНЕР. Тот край, Где я не раз бывал, На острова́ богатый. Я б ОКТЯБРЁНКОМ там назвал Какой-то остров пятый. Чтоб этот крошка островок В архипелаге братском Напоминать собою мог О детстве октябрятском. Вхожу с ходатайством в ЦК — Пусть утвердят названье!

Но продолжаю я пока Своё повествованье… Летел всё дальше самолёт, Внизу необозримо Тайга, болота, сопки, лёд, Вода — всё плыло мимо. И мне всё это с вышины В сиянии безбрежном Среди обманной тишины Казалось безмятежным: Налево океан седой И материк направо… Но не случайно над водой Стоит погранзастава! Тот пункт Топограф нам нигде Кружком не обозначит. Но нам сейчас не важно — где, Нам важно — что́ он значит! Связав И разделив собой Твердыню суши и прибой. Здесь нить береговая Струится, как живая. Захочет океан вздохнуть — И может нить перешагнуть Медуза Иль ракушка… Но вот шагнул в СССР Не просто мистер Или сэр — А «человек-лягушка»!

Имел он греющий костюм, Особый шлем и ласты, И тренированнейший ум Одной шпионской касты. Он сильный был и молодой: Мог камнем скрыться Под водой И под объект секретный Подплыть вдруг, Незаметный. Готовят кое-где давно Таких людей-амфибий. Одно — увидеть нам в кино Их облик странно-рыбий. Другое дело — Увидать Лицом к лицу живого: На чёрта он, Ни дать ни взять, Похож. Даю вам слово! Да, справиться с таким врагом — Нелёгкая работка! Его к нам подо льдом Тайком Доставила Подлодка…

Штиль. Полночь. Неподвижны камни И водоросли на камнях. Приплюснутое облаками, Вздремнуло солнце В двух шагах На синей водяной подушке (Под солнцем океан горбат). Вдоль берега Хрустят ракушки Под каблуками двух солдат. Как белой ночью, Воды ясны — Они, как сказочный экран. Зелёный, жёлтый, синий, красный Сверкает рядом океан. Бойцы затянуты ремнями. Спят автоматы за спиной. Тропа виляет меж камнями У самой кромки водяной.

Порою каменная глыба Им закрывает солнца блеск. Но что это: плеснула рыба? Опять плеснула… Странный плеск! Как будто тяжесть обронили: Звук не похож На плеск живой! Два пограничника застыли, Как тени, Слившись со скалой. И только солнце в облаках Горит да сердце бьётся часто. Там кто-то сбрасывает ласты И прячет под водой в камнях! — Стой! Руки вверх! Внезапный выстрел — И под скалой боец упал. Другой с камней Движеньем быстрым Метнулся в воду Между скал…

…Сижу я за столом сейчас С начальником заставы И слушаю его рассказ: — Да, всё происходило так, Был взят живым опасный враг — Шпион одной державы… Но капитан, хоть деловит, Но сух. Он скупо говорит: Мол, «обнаружен», «взяли», Сенсаций нет, и знайте, мол, На что способен комсомол… А мне нужны детали! — Но как его сумел он взять? — Он мастер джиу-джитсу. — Где мне героя повидать? — Отправлен он в больницу. — С ним можно встретиться потом? — Конечно. Это можно… …И вот вхожу я в низкий дом, Ступая осторожно. Там надо пропуск получить, Влезть в рукава халата… Но слишком громко там звучит Название «палата». Геранями на вас глядят Промытые окошки, И под цветами Крепко спят Две северные кошки.

Крыльцо тихонечко скрипит, Вздыхают половицы, Дымит труба… так скромен вид Той северной больницы! С природой переход на «ты» Пока там не устроен, И край тот — Вечной мерзлоты — Не до конца освоен. Тот лёд — Конечно, не теперь — Растопим, может, скоро… И, постучав, Я тихо дверь Открыл из коридора. Лучом в окошко Солнце бьёт, И в крошечной палате Боец на костылях встаёт Навстречу мне С кровати… Глядит, превозмогая боль, И произносит, как пароль: — В Москве, на Красной Пресне… — Да! — узнаю я синий взгляд, — Я помню: двести октябрят Под праздник пели песни! Встал в памяти Московский двор, Листвою обосенен. Хор октябрят. Лесной костёр. И Родина. И Ленин… — Садитесь! Вот, на табурет, — Он стукнул костылями. — Подумать только, сколько лет Мы не видались с вами! — Да, — говорю. — Ну, как дела? Болит, наверно, очень? — Теперь уж боль почти прошла, А то не спал все ночи… Вот брежу, сёстры говорят… Ловлю огонь руками… И всё пою… про октябрят… Но это между нами! Фигура вся, хоть был он плох, О силе говорила. Он предо мной сидел, как бог, Как сказочный Ярила! В палате были мы Вдвоём. И я сказал: — Давай споём? — Давайте, — Улыбнулся он. И тихо мы запели. И песня та Была, как сон, Как льдинок звон В апреле: — Мы — весёлые ребята! Наше имя октябрята! Мы не любим Лишних слов. «Будь готов!» «Всегда готов!»

Я думал, Глядя за окно, Где солнце не садилось: «Как было всё давным-давно! Как грустно повторилось! И как мне встречу описать? И как найти мне средство — В своей поэме удержать И мужество, и детство?» А солнце не уходит прочь! И незакатным светом Сияет, Озаряя ночь Загадочным ответом…

Летели годы над страной Со скоростью ракеты. Трещал мороз, И парил зной. Весну сменяло лето. Я жил. Работал. Ездил. Спал. И между дел однажды В московский институт попал, В один особо важный.

Не буду говорить, О чём Звучали речи в зале. Я расскажу вам о другом — О чём там не сказали. По лестнице спускаясь вниз, В толкучке человечьей Я вдруг услышал: — Вот сюрприз! Не ожидал я встречи! Смеётся кто-то: — Октябрят Тех помните, что пели? И вновь узнал я синий взгляд Рождённого в апреле! Встал в памяти Московский двор, Листвою обосенен. Костёр в лесу. Пограндозор. И Родина. И Ленин… — Да, — произнёс я, как пароль, — В Москве, на Красной Пресне… А здесь твоя какая роль? — О, здесь другие песни! И я взволнован, удивлён, Смотрю на человека. Так вот где оказался он — На самом гребне века! — Колдуешь? Физик? — Я пожал Протянутую руку. — В науку, значит, путь держал? — Да, — говорит, — в науку! — Пройдёмся? Мы с ним вышли в сад… Узор ветвей. Забор. Фасад. Звенели птичьи голоса В кудрявых кронах сосен. Какой-то лётчик В небеса Вписал там слово «ОСЕНЬ». Скорлупками Златых яиц На серебристый иней С ветвей листва Летела ниц Сквозь воздух Бледно-синий. Но дальше вдруг Листва росла Ещё совсем зелёной, Как будто осень здесь была Навеки запрещённой! Сюда не доходил мороз, И — странно было это! — Румянцем неувядших роз Остановилось лето. Нас окружали чудеса, Как в сказке, на картинке: Здесь вместо инея — роса Блестела на тропинке. Горяч и влажен был песок, И — тоже очень странно! — Нежнейшей радуги кусок Горел в струе фонтана!

— Ну, как? — Спросил вдруг мой герой, — Как объяснить Весь этот зной? Руками я развёл, смущён… А он в ответ смеётся: — Не сказка это! И не сон — Излишки производства! Пар и горячая вода Нагрели здесь природу: От ускорителя сюда Ведём мы в трубах воду.

В саду должна она струёй Фонтанной охладиться, Чтоб к установкам под землёй Обратно возвратиться…

— Но для чего — Вот мой вопрос — Эксперименты эти? — Энергию далёких звёзд Нашли мы на планете! Стоим, как няньки, День за днём Над солнечною зыбкой… Я там командую огнём! — Добавил он с улыбкой. И руку к зданию простёр: — Быть может, образ дерзкий, Но там — Всё тот же мой костёр, Далёкий, пионерский! Что весь наш труд? Костёр живой, Прорвавшийся сквозь холод! От искры ленинской Я свой Зажёг, когда был молод… Так мы шагали по траве, Увлёкшись разговором. Чуть слышно мчались по Москве Машины за забором. В саду Мы были с ним вдвоём, И я сказал: — Давай, споём? — Давайте, — Улыбнулся он. И тихо Мы запели. И песня та Была, как сон, Деревья в такт скрипели: — Мы — весёлые ребята! Наше имя октябрята! Мы не любим Лишних слов. «Будь готов!» «Всегда готов!..»

…В холодке осеннего солнца Мы идём с ним рука к руке. Я с трудом узнаю знакомца В этом рослом большевике. Где найти мне такие краски — Написать вам его портрет? За полвека былинных лет Вырос он, Как в чудесной сказке: Встал ногами На дно морское — По колено гребень волны! Облака — внизу! А рукою Достаёт герой До Луны! Нарисуй-ка его поди: Для художника Подвиг трудный! Там вода, И медные трубы, И огонь Блестят позади. Мой герой В воде не тонул — Просто воду перемахнул! Мой герой В огне не горел — Смело смерти в глаза смотрел! И гремели ему Победные Трубы медные, Трубы медные!

Носит он По зрелости лет На груди своей Партбилет. В жизни С Ленина Брал пример И поэтому Стал велик ОКТЯБРЁНОК И ПИОНЕР, КОМСОМОЛЕЦ И БОЛЬШЕВИК!

Мой герой прошёл Все этапы, Сам был мальчиком, Сам стал папой. И растёт у него сынишка, Для которого Эта книжка.