Летели годы над страной, Как стаи журавлей. Весной однажды, В выходной, Я шёл среди полей. Шагал тропинкой ровной На станцию, домой, И сосны Подмосковья Шли рядом стороной. Их золотые кроны Тянулись к облакам. Там чёрные вороны Свой поднимали гам. Я спиннингом, как палкой, Шутя грозил им вдруг… Я счастлив был рыбалкой, А значит, всем вокруг: Рекой, Дорогой, Щукой, Надетой на кукан… А над речной излукой Уже густел туман. Там солнце, Уходя с небес, За горизонт шагнуло. Как вдруг я слышу — Полон лес Ребяческого гула! Тогда свернул я Сквозь кусты На горна звук Из темноты, И вспыхнул предо мной Костёр, Рассыпав искры с силой…

И я спросил: — Что тут за сбор? Не праздник ли Ярилы? — Ярила? — Слышится в ответ. — А что это за слово? — Такого пионера нет! — Нет среди нас такого! — Есть Александр! — Иван! — Хосе! — Вот девочка Индира! — У нас тут представляют все Собой Почти полмира!

— Вы сами Из страны какой? И ваш Ярила кто такой? К костру подходит паренёк, Других повыше ростом: — Ярила кто? Славянский бог! Бог плодородья просто! Его в старинные года Весной иль ранним летом Огнём встречали мы всегда И пили квас при этом… — Да ты историк! — Я смеюсь, И все вокруг смеются. Смотрю на паренька: он рус, Как солнце кудри вьются… Спросил он тихо: — Октябрят Тех помните, что пели? И вдруг узнал я синий взгляд Рождённого в апреле! Встал в памяти Московский двор, Листвою обосенен. И звонкий октябрятский хор, И Родина, и Ленин… — Да, — произнёс я, как пароль, — В Москве, на Красной Пресне… И над костром В ночную смоль Опять взлетели песни. Сухая ёлка сгоряча Стрельнула в нас корой, И, уголёк смахнув с плеча, Промолвил мой герой: — Из леса эту ёлку днём Отряд сюда доставил… Я здесь командую огнём! — Он с гордостью добавил. Всё ярче блеск Ребячьих глаз, И танцами Кашмира Всех завораживает нас Чернявая Индира. Она ладонью В бубен бьёт И рукавами машет, То вдруг присядет, То вспорхнёт — Она, как пламя, пляшет…

Потом какой-то хлопец вдруг Запел об Украине. Но вот вошёл испанец в круг И встал на середине.

О Красном знамени он пел, О звёздах Гвадаррамы, И в знак приветствия Взлетел Его кулак упрямый. И все подняли кулаки, И я, конечно, тоже. Мне прямо в сердце угольки Вошли Сквозь холод кожи. Пылали галстуки вокруг На белизне рубашек. Всё ярче свет, всё шире круг, Огонь поёт и пляшет. Костёр как будто вдохновлён Движеньями Индиры. Мрак отступает, опалён, И круг огня всё шире. Костром растоплен холодок Весеннего тумана. Ребячий хор И говорок — Всё греет без обмана!

И я, Затронув тему Об огневой судьбе, Пишу сейчас поэму О вас И о себе! Свинцом горючих строчек Гоню туман и снег! Пишу о буйстве почек, О половодье рек! Пишу о яркой озими На чёрной целине, О лете, И об осени, И снова О весне! И холод не рифмуется, Он не ложится в стих. Пускай зиме зимуется Сейчас в стихах других. Снег где-то за пределами Моих горячих строк. Он полосами белыми За горизонтом лёг. Когда подуют вьюги И кончу я свой труд, Другие на досуге Стихи мои прочтут. И скажут: «Славно это! Поэма-то светла! В ней чувствуется лето, В ней светлые дела! И потому, наверно, Строка в ней горяча, Что выписаны верно Потомки Ильича.

Меж строк в поэме Ленин Глядит сквозь даль времён На молодое племя Под кумачом Знамён».