Я шёл из школы в хорошем настроении.

Во-первых, это было перед праздником — приближалось 1 Мая.

Во-вторых, я получил «оч. хор.» по математике. Получил я эту отметку совершенно самостоятельно.

Когда я учился в начальной школе, «пятёрок» не было. И «четвёрок», и «троек», и «двоек», и «единиц» тоже не было. Были такие отметки: «оч. хор.» (очень хорошо), «хор.» (хорошо), «уд.» (удовлетворительно), «пл.» (плохо), «оч. пл.» (очень плохо). По математике я почти никогда не вылезал из «удов.» Часто я получал «плохо» и «оч. плохо» — особенно за письменные контрольные. Математика мне не давалась. Не давалась, да и всё! Бывает же, что кому-нибудь что-нибудь не даётся. Моему дяде, например, не давалось рисование. Всё ему давалось, а рисование не давалось. Зато мне рисование давалось. И литература мне давалась. Правда, я получал иногда «плохо» за абстрактные рисунки, но это меня не волновало — это было моей жертвой искусству. «В каждом деле должны быть жертвы, особенно в искусстве», — говорил дядя. Потому что человек в искусстве ищет. Он ищет не какой-нибудь там ботинок под кроватью, а себя. Ну-ка, пощупайте-ка себя… Нащупали? Вы думаете, вы себя нашли? Как бы не так!

«Искать себя» — это значит искать себя в высшем смысле. «В высшем смысле» — это любимое выражение дяди. Найти себя в высшем смысле не так-то просто. В искусстве это значит научиться здорово рисовать. Но это ещё не всё — надо научиться так рисовать, чтобы это было ни на кого не похоже. Каждый хороший художник ни на кого не похож, он похож только на себя. Когда художник начинает рисовать, он, как правило, похож на всех других, потому что его «я» ещё в нём спит. Надо это «я» найти и разбудить! Так говорил дядя. И тогда твои рисунки станут ни на кого не похожими. Потому что каждый человек может сказать людям что-то такое, что никто другой сказать не может. Каждый человек видит окружающий его мир по-своему, как никто другой. Каждый человек видит то, чего не видят другие. Вот это-то и ценно! Потому что если ты скажешь людям то, чего они не знают, — ты откроешь им нечто новое — этвас, как говорил дядя. Это этвас и будет открытием. А открытия обогащают человечество! И тогда оно движется вперёд. Вот почему так ценно найти себя, чтобы сказать людям что то новое.

Но для этого надо много работать, потому что найти себя можно только в труде Надо очень много работать, много думать. Надо размышлять. Без труда и размышления ничего не выйдет. Это закон для каждой области труда. Я выбрал себе для труда область искусства, потому что хотел стать художником. И я очень много работал, то есть рисовал.

Конечно, на этом пути у меня были ошибки, и тогда я получал за свои рисунки «оч. плохо». Но у кого не бывает ошибок! «Не ошибается только тот, кто ничего не делает». Это изречение очень любил Владимир Ильич Ленин. И дядя всегда повторял эти слова.

Но, несмотря на свои ошибки, я всё равно был лучшим рисовальщиком в классе. И лучшим живописцем. Это было признано всеми. Просто некоторые мои абстрактные рисунки никто не понимал. Да и сам я в них мало что понимал. Но дядя это понимал — он понимал, что я ищу себя.

Искать себя надо не только в рисунках — надо вообще искать себя. Не только художники ищут себя. Каждый человек ищет себя. Возьмём, например, дворников — даже они ищут себя. Конечно, не все. Некоторые не ищут. Они вообще ничего не ищут. Это, конечно, очень плохо. О таких людях я вообще не говорю. А настоящие люди всегда ищут себя, даже дворники. Вы думаете, когда они подметают улицу, они ищут что-нибудь другое? Вы глубоко ошибаетесь! Они ищут себя! А некоторые, может быть, себя уже нашли. Если они хорошо подметают, если они делают свою работу отлично и довольны своей работой, значит, они нашли себя! Конечно, они не сделают никакого гениального открытия, но это просто потому, что у них такая работа. Но сделать гениальное открытие — это вовсе не самое главное. Самое главное — найти себя в жизни. То есть найти своё призвание, своё любимое дело, именно то дело, к которому ты предназначен. Это тоже не так просто! Вот в этом смысле и можно сказать, что хороший дворник, который хорошо подметает улицу и любит своё дело, нашёл себя. Это, конечно, очень хорошо. Плохо, когда человек себя не находит. Многие, например, так и умирают, не найдя себя. Это, конечно, очень печально! Так что ищите себя, желаю вам в этом успеха! Но только помните: никто никогда вам вас не найдёт! Это вы должны сделать сами. Вам только могут помочь. Так говорил мой дядя. Мне, например, помог дядя. Без дяди я бы себя, может быть, не нашёл. А благодаря дяде я нашёл себя довольно быстро.

Мой дядя тоже нашёл себя. Он нашёл себя в революции. Он делал революцию, а потом создавал Советскую власть. А потом строил первые советские заводы и фабрики, создавал колхозы. Это тоже была революция. Великая революция, в которой дядя нашёл себя, своё призвание. Мой дядя был очень счастливым человеком, потому что нашёл себя очень рано.

А моим призванием стало искусство. А математика не была моим призванием. Дядя это понимал. Он, правда, занимался со мной математикой, но это просто так, чтобы я не получал «оч. плохо». Математика мучила меня до десятого класса, я даже не знаю, как я окончил школу… Может быть, я бы её и не кончил, если бы не дядя и не Лидь Петровна — директор школы, которая преподавала у нас математику, и алгебру, и геометрию, и тригонометрию, до самого десятого класса. Дело в том, что Лидь Петровна меня «вытягивала»… Как она меня вытягивала? Очень просто!

Допустим, Лидь Петровна пишет на доске задачу и вызывает меня. Вообще она меня редко вызывала, потому что боялась меня вызывать, но иногда нужно же было меня вызвать! Когда меня вызывали на уроке математики, на меня всегда нападала сильнейшая тоска, хотя я и знал, что всё кончится хорошо. С мрачным видом вылезал я из-за парты и шёл к доске. Лидь Петровна строго смотрела на меня, стоя у доски с учебником в руках. Но я-то знал, что вид её обманчив. Лидь Петровна всегда на всех строго смотрела, а на самом деле была очень доброй. А меня она просто любила. Она относилась ко мне прямо-таки нежно. Она говорила:

— Так как ты любишь путешествия, то вот тебе задача на путешествие! Прочти вслух!

Я читал:

— «Моторной лодке нужно было пройти 220 километров. Первые 60 километров она шла со скоростью 30 километров в час, а остальной путь — со скоростью 40 километров в час. Во сколько часов лодка прошла всё расстояние?»

В этом месте я замолкал, тупо глядя на доску.

— Итак, — говорила Лидь Петровна, — задача ясна, не правда ли?

Я кивал головой.

— Для того чтобы узнать, за сколько часов лодка прошла первые 60 километров, надо разделить 60 на 30… Ты это хотел сказать?

Я кивал головой.

— Совершенно верно! — говорила Лидь Петровна.

Это было её любимым выражением.

— Пиши!

Я писал: «60 : 30 = 2» — уж это-то я знал!

— Совершенно правильно! Пойдём дальше. Первые 60 километров лодка прошла за 2 часа. Сколько лодке оставалось пройти километров?

Я опять тупо смотрел на доску, переминаясь с ноги на ногу и краснея как рак.

— 220 − 60 =… Пиши!

Я писал: «220 − 60 =…» — тут я мучительно думал.

— 160, не так ли?

Я кивал и писал: «160».

— Совершенно верно! — удовлетворённо говорила Лидь Петровна. — 160 километров лодка шла со скоростью 40 километров в час. Разделим 160 на 40…

Я писал: «160 : 40 =…»

— Четыре, совершенно правильно!

Я писал: «4».

В классе начинали хихикать.

Но Лидь Петровна говорила:

— Дети, перестаньте шуметь! Вы нам мешаете! Итак, первые 60 километров лодка прошла за 2 часа, а 160 километров — за 4 часа… 4 плюс 2 даёт в итоге…

Я писал: «6 часов».

— Совершенно правильно! — торжествующе говорила Лидь Петровна. — Совершенно верно! Молодец! Очень хорошо! Садись на место.

Вот так меня Лидь Петровна вытягивала.

И вдруг я получил «оч. хор.» по математике совершенно самостоятельно, без помощи Лидь Петровны. Я получил «оч. хор.» за письменную контрольную. Как это получилось, я сам не знаю. Я сразу понял задачу, правильно решил её, и — главное! — решил её первый. Я её решил, когда все ещё писали, и первый поднял руку.

— Я кончил, — сказал я. — Разрешите выйти из класса.

Все посмотрели на меня с удивлением. И Валя посмотрела с удивлением. Валя была отличницей, она всегда решала первой, а тут вдруг я решил первый. Поэтому она так удивилась. И Лидь Петровна удивилась. Я даже сам на себя удивился — со стороны. Я сам смотрел на себя со стороны с удивлением — конечно, не в зеркало, это только девчонки носят с собой зеркало, — я посмотрел на себя со стороны мысленно. И на свою контрольную я смотрел с удивлением, мне даже жалко было с ней расставаться, но я хотел первым выйти из класса. Обычно я выходил из класса последним, иногда в самом конце перемены перед следующим уроком, а иногда я вообще не выходил — так и сидел до следующего урока, а потом сдавал контрольную всю в помарках и получал за неё «оч. плохо». А тут я первый кончил и решил всё правильно, в этом я был совершенно уверен! А Лидь Петровна сказала:

— Ты уверен, что ты кончил?

— Уверен!

Лидь Петровна подошла ко мне, взяла в руки мою контрольную и прочитала её. А потом она тихо сказала:

— Можешь идти!

Все просто чуть не упали в обморок от удивления, а я гордо вышел из класса. А на другой день, в тот день, о котором я сейчас рассказываю, Лидь Петровна принесла контрольные, и мы их разбирали. Первой разбирали мою контрольную, потому что я решил её лучше всех. У задач иногда бывает несколько решений, и надо найти самое быстрое и оригинальное решение. И я нашёл такое решение! Лидь Петровна вызвала меня к доске, и я повторил своё решение перед всем классом. И тогда Лидь Петровна сказала целую речь. Она сказала:

— Вы видите, чего может добиться человек! В данном случае ваш товарищ. Мы знаем, что математика не его призвание. В этом он слаб. Бывает, что человек в чём-нибудь слаб, что ему чего-нибудь трудно даётся. У Миши, например, призвание к живописи, все мы это прекрасно знаем. Задачи он всегда решал с трудом. И что же мы видим сегодня? Мы видим, что он прекрасно решил задачу, решил её оригинально, остроумно! Решил её просто — и совершенно правильно! Почему это так произошло? Потому что он не отчаялся, не пал духом, а упорно занимался! Миша говорил мне, что он занимался со своим дядей, и вот каких они достигли результатов! Прекрасных результатов! И все могут добиться таких результатов! Например, Скобелев. Он тоже может добиться таких результатов, если будет упорно заниматься! И Елисеев может добиться таких же результатов. Елисеев и Скобелев очень любят играть в футбол, и это прекрасно, но во всём нужна мера. Они тоже могут добиться успехов, если не будут столь легкомысленны, если будут прилежны и трудолюбивы… Молодец! — сказала мне Лидь Петровна. — Садись на место!

После урока я шёл домой радостный и нёс в портфеле свою контрольную. Я спешил показать её маме, папе и бабушке. Я был очень горд. Ещё бы мне не быть гордым! Я нёс в портфеле такую замечательную контрольную! Это была моя первая самостоятельная контрольная, за которую я получил «оч. хор.». Вот будет подарок дяде, когда он вернётся из экспедиции! То-то он обрадуется! Недаром мы с ним занимались! Недаром! Правда ведь недаром? Конечно недаром! «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» — пришли мне на память стихи Лермонтова. Стихи эти, конечно, совсем о другом. Они просто вспомнились мне, потому что в них говорилось о дяде — не о моём дяде, а о другом, — и там были слова «не даром». Я вспомнил эти стихи по ассоциации, по связи понятий, как говорил дядя. Это стихи о Бородине, об Отечественной войне 1812 года. «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спалённая пожаром, французу отдана!» — напевал я, размахивая портфелем. У меня было очень хорошее настроение! Иногда, когда у тебя хорошее настроение, можно петь совсем о другом, и это всё равно будет выражать твоё настроение. Главное — петь, а о чём — это, в сущности, неважно. На каждый случай жизни ведь не придумаешь песню. Ведь нет же песни о контрольной по математике! Вот и поёшь о чём-нибудь другом. И не обязательно петь именно песню. Можно петь стихи. Можно даже просто слова петь — неважно, какие слова! Но лучше всё же петь стихи. Стихи напевней. В них есть ритм и рифма. Вот я и пел стихи, которые первыми пришли мне на память.

«Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спалённая пожаром, французу отда-на-а!» — пел я, размахивая портфелем, в котором лежала моя контрольная. А Москва вокруг и правда была как в пожаре, потому что приближалось 1 Мая и всюду вывешивали красные флаги, и красные лозунги, и портреты. Всюду продавались маленькие красные флажки, и красные воздушные шары, и синие шары, и зелёные шары, и оранжевые шары. И на трамваях тоже были красные флажки и лозунги. Вся Москва была красная! И синяя! И голубая! И зелёная! И вся в солнце! Такая весёлая-весёлая! И вовсе она не была отдана французу! Она была отдана мне! И дяде! И маме с папой! Всем нам, советским людям! А мы её никогда никому не отдадим. Это говорил дядя. И так написано было в газетах. Да и сам я это знал. Я это знал совершенно точно.

Так я дошёл до самого нашего дома и вошёл в ворота. Во дворе играли ребята. А возле нашего парадного на лавочке сидел Благодарю за внимание. Он грелся на солнышке и дышал воздухом. Он был в своём рыжем пальто, и рыжей шляпе, и в галошах «прощай молодость». Это такие глубокие галоши с закрытым верхом, с язычком наверху, который закрывает спереди зашнурованное место ботинка. «Прощай молодость» они назывались потому, что их носили старики. Те, кто уже распрощался с молодостью. Потому что молодые могут ходить и без галош. Молодые могут ходить босиком, и ничего им не сделается. Они могут ходить босиком по асфальту, и по земле, и по песку, и по траве, и на солнце, и в тени. Они даже могут ходить босиком по лужам, в дождь. И в ливень. И всё равно им ничего не сделается. Потому что молодость — это здоровье. А здоровье — это самое важное в жизни. Это богатство. Его надо беречь. Так всегда говорила мама. И дядя так говорил, он был с мамой совершенно согласен. Поэтому мама и не разрешала мне ходить босиком по лужам. Потому что можно простудиться. И потерять своё здоровье. Даже молодой человек может потерять своё здоровье, если он всё время будет ходить босиком по лужам, если он будет ходить по лужам без всякой меры, если он будет этим злоупотреблять. Никогда нельзя ничем злоупотреблять! В меру мама разрешала мне ходить босиком. Летом. Особенно на пляже, по горячему песку. По горячему песку можно ходить сколько хочешь, потому что это даже полезно. И по земле, и по траве она мне тоже разрешала ходить босиком, но не очень долго. Тогда с тобой тоже ничего не случится. Особенно, если ты закалён. Мой дядя, например, был закалён с детства, поэтому он тоже мог ходить босиком, хотя он был уже не молод. Но он был хорошо закалён. Мой дядя принимал зимой снежные ванны — вот как он был закалён! Зимой в саду у дяди всегда стоял перед крыльцом сугроб — дядя его сам нагребал, — и каждое утро дядя выскакивал из дому и барахтался в этом сугробе. Это, конечно, может не каждый, а дядя мог, потому что он был закалён с детства. И вообще у него было прекрасное здоровье. Многие, например, купаются зимой в проруби — их называют «моржами».

Мой дядя тоже был «моржом», но он был не только «моржом», потому что не каждый «морж» может барахтаться в снежном сугробе каждое утро. Но такой уж человек был мой дядя.

А Благодарю за внимание, конечно, никогда не барахтался в сугробе и никогда не купался в проруби — он не был «моржом». Да что там «моржом» — он не мог бы даже просто пройти босиком по земле! Он бы тогда сразу умер. Потому он и носил галоши «прощай молодость». Он носил их даже летом, в жару. Такой он был хилый.

Когда я вошёл во двор, напевая и размахивая портфелем, меня сразу увидели ребята.

— Иди сюда! — закричали они.

— Зачем? — крикнул я.

— Здесь дохлая крыса! — закричал Витька.

Витька тоже был там. Он учился со мной в классе и жил в нашем дворе. Я хорошо помню его фамилию: у него была болотная фамилия — Чирок.

— Мне некогда! «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» — пропел я.

Я спешил домой.

— Воображала! — крикнул Витька. — Получил «оч. хор.» и нос задрал!

— А ты не получил! — крикнул я. — Потому не задрал!

Витька был второгодник.

— Подумаешь! — крикнул Витька. — Зато у меня дохлая крыса! Я её сам убил, из рогатки…

— Сам ты дохлая крыса! — сказал я.

— Воображала, хвост поджала! — крикнул Витька, размахивая крысой.

Но я пошёл дальше, не обращая на него внимания.

Я подошёл к Благодарю за внимание. Он сидел и плевался. Он всегда плевался, когда сидел на лавочке.

— Здравствуйте! — сказал я ему.

— Благодарю за внимание! — сказал Благодарю за внимание. — Ну, как твои успехи, юный большевик?

— Очень хорошо! — сказал я. — Получил «оч. хор.» по математике!

— Весьма похвально! — сказал Благодарю за внимание.

— А ваши как успехи?

— Вот сижу, отплёвываюсь, — сказал он и плюнул.

— А почему вы отплёвываетесь?

Мне было неприятно, что он отплёвывается. «Так тепло, — подумал я, — солнце, 1 Мая, а он отплёвывается».

— Я всегда отплёвываюсь, — сказал Благодарю за внимание. — Отплююсь — и полегшает. Я уже давно отплёвываюсь. С семнадцатого года. — И он опять плюнул.

И тут вдруг мне что-то ударило в спину. Я обернулся: передо мной стоял Витька и размахивал дохлой крысой. Позади него стояли ребята.

— Воображала! — сказал Витька. — Идёшь к дядечке?

— Не твоё дело! — сказал я. — Дохлая крыса!

— Дядечкин хвостик! — крикнул Витька.

Ребята засмеялись.

— Чего ты ко мне лезешь? — сказал я. — Я к тебе не лезу, и ты не лезь!

— Иди к дядечке! — закричал Витька. — Иди к своему дядечке! А ну, иди! Сейчас же иди! А ну! — И он опять задел меня крысой. Прямо по подбородку.

— Пойду, когда надо! — сказал я. — Не твоё дело!

— Иди сейчас же! — крикнул Витька. — Пусть тебе дядечка что-нибудь наврёт! Про шаровую молнию! Или про полюс! Или ещё про что-нибудь! Мой папа сказал, что твой дядя болтун! Всё выдумывает твой дядя! И ты болтун!

— Вот это верно! — сказал Благодарю за внимание. — Что верно, то верно!

Ух как я разозлился! У меня даже дух захватило! Я знал Витькиного папу. Он часто гулял во дворе. И приходил к нам в школу. Он был такой толстый, пузатый. Витька всем хвастался, что его папа писатель. Его папа писал какие-то пьески для эстрады. Очень плохие пьески. Он даже дал нам один раз свою пьеску в драмкружок. И мы её играли. Очень скучная пьеска. Когда я показал дяде эту пьеску, дядя сказал, что это халтура. Дядя сказал, чтобы я никогда не играл в таких пьесках. И ещё дядя сказал, что он совсем не писатель, Витькин папа. Он даже не был членом Союза писателей. А каждый настоящий писатель обязательно должен быть членом союза. И ещё дядя сказал, что Витькин папа как раз тот человек, который не нашёл себя в жизни. Лучше бы он подметал улицы, чем писал пьески. Тогда была бы хоть какая-то польза людям. А от его пьесок никому не было никакой пользы…

И тут я замахнулся на Витьку портфелем.

— Как вот дам! — сказал я.

— А ну, дай! — сказал Витька. — Дай!

Я размахнулся и хлопнул его по башке — за дядю. А он хлопнул меня крысой. А я его опять портфелем. А он ударил меня кулаком по лицу. И у меня вдруг пошла кровь из носа. Витька увидел кровь и страшно испугался. Он бросил крысу и побежал.

— Ура! — закричал я ему вслед. — Дохлая крыса! — и заплакал.

— Э-эх! — сказал Благодарю за внимание. — А ещё юный большевик!

— А вы вовсе не алхимик! — сказал я и вошёл в парадное.

Я поднимался в квартиру, размазывая по лицу кровь.

— «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» — шептал я.

Настроение у меня было испорчено.