— Вот к чему приводят разговоры некоторых безответственных личностей! — сказал дядя, когда мы остались одни, и посмотрел на меня долгим взглядом. — Признаёшь свои ошибки?

— Признаю! — сказал я тихо.

— Ну, раз признаёшь, пойдём ловить! Хотя мы вряд ли что-либо поймаем…

— Почему?

— Кости болят, — сказал дядя. — К дождю…

Но мы всё-таки пошли — «для очистки совести», как говорил дядя.

Мы опять заняли свои места возле кустиков. Было часов семь вечера. Должен был начаться вечерний клёв. Но рыба не клевала. Очевидно, она предчувствовала перемену погоды. Рыба это всегда остро чувствует. Тогда она не клюёт: она уходит в глубину и там сидит, ожидая перемен.

Мой дядя тоже остро чувствовал перемену погоды. К перемене погоды у дяди всегда болели старые раны. И ныли кости. Дядя всегда очень точно предсказывал перемену погоды. Лучше всякого бюро погоды. Потому что дядя был очень нервный. И раненый. А спокойным дядя был просто потому, что у него была очень сильная воля. На самом деле он был очень неспокойный — внутренне. Но этого он никому не показывал. «Учитесь властвовать собой!» — часто говорил мой дядя разным невыдержанным людям. Сам-то он властвовал собой прекрасно! И погоду он предсказывал прекрасно! Дядя умел предсказывать грозу, дождь, снег, заморозки и жару. И всё всегда точно сбывалось. И сейчас дядя тоже сказал:

— Будет гроза! — и показал на запад.

На западе над горизонтом появилась тёмно-синяя полоса, которая постепенно росла. Она росла всё быстрее. Скоро полоса закрыла солнце и стала быстро приближаться, заволакивая всё небо. Подул ветер, и стало прохладно. Зарябила река, сразу потемнев; испуганно затрепетали ивовые кустики. Ласточки носились над самой водой, тоже предвещая грозу. Я с трудом закидывал свою удочку — сильные порывы ветра отшвыривали леску назад. Ветер дул нам в лицо. За поплавком стало невозможно следить, потому что было непонятно: клюёт ли рыба или поплавок просто дёргается от ветра. Стал накрапывать дождь.

Мы побежали в палатку. Мама была уже там. И Ханг и Чанг тоже сидели там. Мы все залезли в палатку. В палатке было тесно, темно и уютно.

По брезенту барабанил дождь. Он барабанил всё сильнее, и ветер дёргал за край брезента, пытаясь повалить палатку. Но дядя укрепил её крепко.

Я опять лежал у входа и глядел наружу. И дядя глядел наружу. Потому что мы с дядей любили грозу. А мама не любила грозу. И Ханг и Чанг тоже не любили грозу.

— «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом!» — громко прочёл дядя. — Вот как надо писать стихи! — воскликнул дядя. — Это Тютчев! Прекрасный поэт, который изумительно чувствовал природу. Запомни это, мой мальчик!

Но тут сверкнула молния и ударил такой гром, что все вздрогнули…

— Ничего себе, «играя», — сказала мама.

— Доннерветтер! — крикнул дядя. — Стихия! Это прекрасно! Это возвышает человека! А воздух! Какой воздух!

Меня тоже охватил восторг.

— «Дождик, дождик, пуще, дам тебе гущи!» — заорал я.

Опять сверкнула молния и ударил гром — прямо над нашими головами. Ханг и Чанг заворочались и жалобно заскулили.

— «Мы шли под грохот канонады…» — запел дядя.

— «Мы смерти смотрели в лицо!» — подхватил я восторженно.

Гром! Молния!

— «Вперёд продвигались отряды…» — пел дядя.

Молния! Гром!

— «Спартаковцев, смелых бойцов!» — орал я.

Молния!! Гром!! Гром!! Молния!! Это наступают враги! Но мы с дядей не боимся! Ветер рвёт стены палатки! Удар! Ещё удар! А мы поём!

— Ура-а! — кричу я.

Ханг и Чанг подняли морды и завыли.

— Замолчите! — кричит мама. — У меня лопнут перепонки! — Она закрыла уши руками.

Папа тоже что-то сказал, но его совсем не было слышно. Мы с дядей не обращали на них внимания.

— «Вихри враждебные веют над нами…» — затянул дядя.

— «Тёмные силы нас злобно гнетут!» — подхватил я.

Взрыв!! Удар!! Ещё удар!!

Грохочет канонада! Ослепительно вспыхивают разрывы! Пулемёты хлещут по стенам палатки! Но мы с дядей не обращаем внимания! Мы поём во всё горло! Мама сидит, зажав уши руками. А папа тоже поёт — одними губами. Ханг и Чанг смотрят на нас с удивлением. От удивления они даже выть перестали. Сидят и дрожат…

Так мы с дядей допели до конца. Под аккомпанемент грома и молнии. Мой дядя прекрасно поёт! И я прекрасно пою, особенно вот так, во время грозы. И в ванной, когда течёт вода. В ванной я тоже прекрасно пою. Но лучше всего я пою во время грозы! Во время грозы я пою замечательно.

Порывы ветра постепенно стихают, и дождь становится более ровным. И гроза удаляется.

Я выглянул из палатки. Стало совсем темно. Костёр наш давно потух — его не слышно и не видно. Вообще ничего не видно. И я опять чувствую себя на краю света. Опять в целом мире нет ничего, кроме этой палатки, затерянной в кромешной тьме, и никого, кроме меня, дяди, мамы, папы, Ханга и Чанга.

И вдруг я услышал какой-то жужжащий, посвистывающий звук…

— Что это? — спросила мама.

Дядя открыл полог и выглянул из палатки.

— Шаровая молния! — сказал дядя.

У входа в палатку стояла шаровая молния величиной с человеческую голову.

Молния висела совсем низко над травой, сантиметрах в тридцати от земли. Она излучала мертвенный свет и выбрасывала искры, издавая жужжащий и посвистывающий звук. Казалось, она раздумывала, зайти ли в палатку.

Чанг зарычал и хотел на неё броситься, но дядя вовремя схватил его за загривок.

— Лежать! — прошептал он.

Мы лежали и смотрели на молнию, как загипнотизированные.

— Хотите, я её вам поймаю? — спросил дядя.

— Замолчи! — крикнула мама. — Ты сумасшедший! Я запрещаю тебе ловить эту молнию! Подумай о ребёнке!

— Ты её можешь поймать? — прошептал я.

— Запросто! — сказал дядя.

И тут молния двинулась — она стала приближаться к палатке… Красивый светящийся шар медленно плыл в воздухе, жужжа и разбрызгивая искры, как огромный бенгальский огонь…

— Нагните головы! — сказал дядя.

Мы прижались к земле. Собаки тоже прижались к земле. Молния стояла совсем рядом над моей головой, обрызгивая меня белыми искрами. Она была так близко, что если бы я протянул руку, я бы достал её рукой!

Всё вокруг осветилось таинственным светом: трава, край брезента, наши головы на земле… Позади молнии всё было темным-темно. Молния опустилась, коснулась мокрой травы… Я услышал шипение пара… И вдруг она исчезла! На месте молнии осталась лёгкая дымка…

Я вскочил. Ханг и Чанг тоже вскочили и принялись рыть лапами землю в том месте, где исчез огненный шар.

— Где она? — спросил я.

— Ушла в землю, — сказал дядя. — Молния всегда уходит в землю.

— А почему она не взорвалась?

— Скажи спасибо, что она не взорвалась! Нам просто повезло! — сказала мама.

— Нам действительно повезло! — сказал дядя. — Как нам повезло! Такие вещи встречаются чрезвычайно редко! Можно прожить всю жизнь, так и не увидев шаровой молнии! Я считаю, что нам просто сногсшибательно повезло!

— Лучше бы нам так больше никогда не везло! — сказала мама.

— Ты ошибаешься! — сказал дядя. — Это такое счастье! Тем более для мальчика!

— Ты сумасшедший! — сказала мама. — Ты всегда был сумасшедшим и остался сумасшедшим! И всегда будешь сумасшедшим! Хоть я тебя и люблю!

— Я тебя тоже люблю! — крикнул дядя. — Раскрасавица ты моя!

Они поцеловались. Мама действительно была очень красивой.

— А ты ловил шаровую молнию? — спросил я.

— Ловил! — сказал дядя.

— Как?

Дядя достал свою трубку, набил её табаком из кисета, раскурил и выпустил сквозь усы целое облако дыма.

— Один раз, — сказал он, — во время рыбалки я вот так же увидел шаровую молнию. Она остановилась метрах в трёх от меня, она была ещё больше этой, огромная — около метра в диаметре! Не то что эта малютка!

— А бывают ещё больше? — спросил я.

— Ещё бы! — сказал дядя. — Бывают до двадцати метров в диаметре. Но моя была небольшая — около метра. Так вот…

— А как ты её поймал?

— Не перебивай дядю! — сказала мама.

— На блесну! Я поймал её на блесну!

— Эх-хе-хе! — сказал папа.

— Я поймал её на блесну! — повторил дядя и свирепо посмотрел на папу. — Правда, сначала я допустил ошибку…

— Какую ошибку?

— Сначала я схватил подсачник и хотел её поддеть подсачником. Но это было глупо, потому что она его тут же прожгла! Тогда я сообразил! Я схватил свой спиннинг и показал ей блесну! И она пошла на блесну… Она таки клюнула, доннерветтер! — Дядя восторженно рассмеялся.

— А дальше? — спросил я.

— Она присосалась к блесне и повисла на спиннинге! Вот это было зрелище, скажу я вам! Она висела и кипела, а я держал её на весу. Мне совсем не было тяжело, потому что она была лёгкая, как пушинка!

— А куда ты её дел? — спросил я.

— Вот в том-то и дело… — развёл дядя руками. — В том-то и дело, что я не знал, куда её деть! Рюкзак она бы прожгла. И ушла бы в землю! Вот если бы у меня был асбест или ещё какой-нибудь изоляционный материал, можно было бы выложить этим материалом рюкзак и запихнуть её туда… Можно было попробовать. Но ничего такого под рукой не было. Так я и ходил по берегу, как дурак, — с молнией на спиннинге… Хотя это было красиво! Видели бы вы, как это было красиво! Я очень долго ходил…

Дядя опять затянулся своей трубкой.

— Потом я придумал, куда её деть!

— Куда? — выдохнул я.

— Я посадил её в ведро! — засмеялся дядя. — В ведро с водой, предварительно насыпав туда чаю. И она в мгновение ока вскипятила мне чай! Вот это получилось здорово! Тем более, что костёр затушило дождём. Сухих дров поблизости не было. Но молния прекрасно вскипятила мне чай. Что это был за чай, скажу я вам! У него был изумительный вкус! Но я не могу его вам описать, потому что на земле нет таких вещей, с которыми можно сравнить этот вкус! Это было восхитительно! Изумительно! Прекрасно! А запах! Как пах этот чай! Он пах чем-то… чем-то чуть-чуть пригорелым… железом, что ли, но таким железом, знаете ли… раскалённым! Он пах метеоритом! Вот именно! Вот чем он пах! И планетами! Он пах Марсом! Меркурием! Млечным Путём! И Солнцем! Вот что это был за чай!.. После десяти кружек этого чая я сразу почувствовал себя лет на двадцать моложе! Я взял его домой, разлил по бутылкам и добавлял по капельке в обыкновенный чай. Я пил его несколько лет, и он не портился! Помнишь, ты приходила ко мне, и я показывал тебе бутылки из-под этого чая? — спросил дядя у мамы.

— Конечно, помню! — сказала мама. — Я всё помню!

— Эх-хе-хе! — сказал папа.

— А молния? — спросил я.

— Что же молния… молния ушла в землю! — сказал дядя. — Вскипятила мне чай и ушла…