В один из дней, остававшихся до отлета «Корунда», я навестила Велчи.

Несколько раз собиралась, но все откладывала, откладывала посещение, словно гнала от себя саму мысль о больничных стенах, тусклых палатах, безрадостной угрюмости тяжело больных людей. Глупо, каково ей там — одной?

В клинике меня встретили вполне благожелательно, провели в закрытый блок, где происходит первая послеоперационная адаптация, и попросили немного подождать. Медсестры, бегающие по коридору, смотрели на меня с любопытством. Кажется, пока я ждала, их в коридоре стало больше.

Минут через пять доктор вынес мне серебристо-синий халат, сообщил, что Велчи не спит и будет рада меня видеть.

Выглядела она ужасно. Исхудала, круги под глазами. Да еще волосы ей обрили. А с другой стороны, я должно быть, сразу после первой стадии выглядела вообще чудовище чудовищем.

Велчи увидела меня, села на кровати.

— Привет.

Я нашла глазами стул, подвинула к ней, села.

— Ну, как ты тут?

Она пожаловалась:

— Все болит. Вчера вот ног почти не чувствовала. Сегодня получше, но…

— Это нормально. Месяца через два будешь чувствовать себя вообще прилично.

Она кивнула. Видно было, что ей хочется о чем-то спросить, но она не решается. Я тоже молчала.

Велчи первой нарушила тишину:

— Мне сказали, ты все вспомнила.

— Так и есть. Ты была права.

— В чем?

— Что память сохраняется. До нее потом нужно просто добраться. Ты знаешь, мне чуть башню не снесло, когда я начала вспоминать. Это так все получилось… одновременно. Сильное чувство.

Взгляд у Велчи стал совсем тоскливый. Я спросила:

— Да что ты? Выплывешь. Я же выплыла.

— Я так не смогу. Я боюсь стать, как все остальные.

Так. Совершенно точно, я этого тоже боялась. Стать, как другие пен-рит. Всему учиться заново, даже говорить и есть. Перестать быть собой.

Только бы она не сделала, как я. Только бы не затягивала с окончательной трансформацией. Потому что на третий год кажется, что умереть проще, чем решиться. Я бы так и не решилась, если бы не Гилоис.

— Я тоже боялась. — Осторожно сказала я. — И еще мне казалось, что больше никогда у меня не будет нормальной человеческой жизни. Но видишь: вот я, я все помню, я собираюсь вернуться к друзьям и любимой работе. И с тобой так будет.

— Ты не можешь знать…

— И ты. Тоже не можешь знать. И никто не может знать. Но у тебя, на самом-то деле, очень простой выбор. Или три года болезни и смерть. Или риск, и шанс вернуться в общество нормальным человеком.

— Ты рискнула и выиграла. — Она криво улыбнулась, — а мне никогда не везло в азартных играх.

Сказать ей? Да. Так будет честнее.

— Я не рисковала. Я так сильно боялась последней трансформации, что у меня пошел четвертый год на твоей стадии. Последние месяцы я провела на костылях. В один прекрасный день я от боли упала в обморок, и если бы рядом не оказался мой куратор, так и умерла бы, наверное. Но я-то думала, что шансов нет. А ты знаешь, что они довольно велики. Ты сама была куратором, имеешь представление, как тренировать память. К тому же здесь, в клинике министерства, сделают все, чтобы тебе помочь.

— Знаю. У меня теперь тоже есть куратор. Доктор Адачи Гарсари. Ты его, наверное, видела.

Я вспомнила доктора, который меня сюда проводил. Наверное, это он. Кивнула.

— Саша, ты будешь ко мне заходить?

— Разумеется. А твои родные знают, что ты здесь?

— Я не хочу их расстраивать. Потом как-нибудь скажу.

Она как я. Я тоже не хотела никого расстраивать. А ведь, свяжись я сразу с Калымовым или Димычем, даже вопреки запрету куратора, и все могло быть совсем по-другому. Так ведь нет. Не хотела быть обузой.

Я попросила:

— Ты все же не затягивай с трансформацией. Конечно, решать тебе. И я же рядом. Я буду помогать.

Она мрачно кивнула. Она мне не верила.

Ну вот. Пришла, называется, в гости. Испортила только человеку настроение. А с другой стороны, кого она послушает, если не меня?

Мы еще немного пообсуждали новости. Но разговор неизменно сваливался на больную тему, и я попрощалась.

График оказался плотный, на этом симуляторе реальности тренируются все слушатели курсов переподготовки летного состава, а их на данный момент тридцать два человека. Мне досталось два часа в неделю. И этому нужно было радоваться.

Я заказала себе пакет заданий для чайников. Первые упражнения были на освоение пульта. Оказалось, пульт я помню хорошо, но за время моего отсутствия появилось несколько нововведений, с которыми еще только предстояло познакомиться.

Первый вылет я все равно, что завалила. Самонадеянно отключила картинку и при выходе из виртуального ангара помяла себе несколько виртуальных плоскостей. Зачет, конечно, мне дали, но больше так рисковать я не стала. Все нужно делать медленно, все нужно проверять и перепроверять.

Тренажер на базе Бюро оказался куда лучше, чем был у меня когда-то в университете на Ашате. Картинка удивляла полнотой и глубиной, так что я невольно подумала: в нормальном катере так не будет. Там оптике все время что-то мешает: то облака, то атмосферное электричество, то вибрация.

Когда отведенные мне первые два часа завершились, выяснилось, что Калымов наблюдал за мной из инструкторской кабинки. Увидев, как он входит в тренажер, я поняла, что краснею. Так плохо я не летала даже в день, когда впервые села в кресло пилота на тренажере.

Но тот улыбался.

— Очень неплохо для первого раза! Молодец.

Ну, конечно. Молодец. А если бы я в реале тебе так катер помяла? Что бы ты сказал?

— Да ну…

— Я же видел, что вы выходили «в слепую». Нет, на самом деле нормально. Но двух часов вам мало. Я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

Мы вышли из тренажера.

— Саш, у меня тут для вас сюрприз есть.

— Приятный?

Так, очевидно, снова проверка.

— Помните день, когда я предложил вам «Корунд»?

Да, помню. И даже довольно хорошо помню…

Мы все очень удивились, когда Калымов появился на базе Ашата. Ходили слухи, что он то ли болен чем-то неизлечимо-инопланетным, то ли вовсе уже умер, но оказалось, что слухи эти слегка преувеличены. Вак, конечно, не блистал телесной красотой, и румян не был, но и впечатление умирающего не производил.

Молодь моя оживилась, подавленное настроение, неизбежно возникающее, когда приходится долго сидеть на одном месте, незаметненько улетучилось, с новой силой поползли охи-ахи да пересуды. Вспомнили даже и мою скромную персону: я как-никак некогда была близко знакома с легендой факультета. В результате на занятиях стали появляться физиономии, которых я не видела чуть ли не с прошлой сессии.

Вак появился на кафедре программирования на третий день после прибытия. Сама я там, к сожалению, не была, и ничего рассказать о цели визита не могу, но о некоторых последствиях можно было догадаться: большая часть студентов в тот час предпочла толпиться в коридорах второго уровня, вместо чтобы пойти пополнять багаж знаний. Ко мне на практикум в секцию имитационного оборудования явилось всего три человека.

Калымов прибыл на «Эхо», что однозначно свидетельствовало, — гость эксцентрик, каких поискать. Тут уж, из песни слов не выкинешь, когда я прознала об этой ерунде, то сама, как студентка, захотела смыться с занятий и пробраться в ангар, где личную калымовскую светяшку тестируют и наводят на нее лоск и блеск наши премудрые техники. Но пора беззаботной и безответственной юности минула для меня в день, когда я устроилась на инструкторскую должность. И вот, стоим мы с троицей честных студентов, и каждый из нас мечтает об одном и том же — вот бы что-нибудь случилось, и занятия отменились сами собой…

— Госпожа Лин, — говорит мне один из студентов. Я для них госпожа Сандра Лин. так вот. Студент говорит:

— Госпожа Лин! А можно сегодня полетать в новом секторе?

Имитационные программы я меняю каждый месяц, но вчера я была зла, и написала такой сценарий, что сама одолела его только с третьей попытки. Студенты об этом пока не знали. Они просто надеялись весело полетать. Втроем. На нашем учебном «Квазаре», предполагающим наличие в секции управления минимум пяти человек. Ну-ну.

Эта троица мне хорошо знакома. Самого юного и обаятельного кличут Дэном, он как я, на иностранной учебке сменил имя родное и настоящее на короткой и понятное. Так-то он — Данила Захаров. Второй — Дик. Он высок ростом, вызывающе элегантен. Истинный птенец старой империи. Третий — Берти Хойт. Мой страшный сон. Мой самый страшный сон. Дэн и Дик — ангелы по сравнению с Берти. Во всяком случае, ни один из них не пробовал замкнуть на свою линию жизненно важные системы, чтобы изучить поведение ИскИна станции в конфликтной ситуации. Впрочем, как говорится, это все — дела минувшие. Как ни крути, Альберту тогда было шестнадцать, и он едва успел поступить на первый курс.

Заводила у них — третьекурсник Дэн, я это давно поняла. Дик и Берти, хоть и старше на год, прощают приятелю почти все, что он вытворяет. Впрочем, ему многие склонны прощать.

Но мне интересно, смогут ли эти продвинутые детки дойти хотя бы до середины дистанции? Так ли они круты, как показалось мне на прошлом занятии?

Кстати, на прошлом занятии мне показалось, что остальные члены подгруппы троице моей только мешали. Я сказала: «Валяйте», и запустила их в тренажер. Сама же отправилась в тестовую, дабы посмотреть, как оно у них там идет.

Из тестовой камеры наблюдаю за учебными полетами только я. Другие преподаватели нашей кафедры предпочитают наслаждаться зрелищем. Честно, мне зрелище тоже дорого, но циферки дороже. Циферки да графики. Расход энергии, точность процессов, показатели повреждений и запаздыванеие реакций. Погрешность приборов и то, как с ней справляются «летуны».

А еще мне нравятся замкнутые пространства и мерцание контрольного оборудования. Мне здесь уютно.

Первый раз бзынькнуло-тренькнуло на второй минуте полета. Ребята не удержали высоту и крепко приложились о… там, кажется, были скалы. Или скалы позже? О препятствие первого типа. Со второй попытки они успешно миновали опасную зону, но не справились с ураганом и птичками. Ураган без птичек они бы прошли, не сомневаюсь. Ураган относится к стандартному набору учебных препятствий. А вот птичек придумала я. Птеродактили. Крупные тупые особи, самым уязвимым местом которых являются кожистые крылья. Обладают свойством мешать полету, самозабвенно кидаясь на летящие объекты искусственного происхождения с целью сожрать. Шустрые. Наглые. Многочисленные. Залепляют едкой слизью окуляры и датчики, плюются ядом, крайне вредным для защитного покрытия некоторых приборов. Если не повезет, то ослепнешь и оглохнешь надолго. До самого выхода в открытый космос. В целом, конечно нестрашно, есть способы избежать столкновения. Но когда они нападают непосредственно перед ураганом, то дело усложняется капитально. Пятая минута. Им банально не хватит скорости, чтобы выйти из циклона… точно. Упали.

Третья попытка…

Дверь открылась.

— Лин, вы здесь?

Голос сей идентифицируем с первой попытки, и принадлежит, несомненно, лаборанту кафедры информационников, имени которого я не помню, но зато прекрасно помню, как выглядит. Он лысенький такой, маленький. Сутулый.

— Да. Наблюдаю за учебным полетом. Что-то случилось?

— Вас тут разыскивают.

— Пусть обождут двадцать минут. Я не могу оставить тренажер без присмотра.

— Да, но… — растерянность в голосе лаборанта была физически ощутима, — Но там Калымов…

Будет неправда, если я скажу, что у меня в душе ничего не екнуло и не замерло. И все же мне удалось сохранить хладнокровный и сосредоточенный вид.

— Это ничего не меняет. Или пусть ждет, или пусть идет сюда. Здесь, кстати, небезынтересно.

Лаборант еще несколько секунд помолчал, стоя у полуоткрытой двери, а потом беззвучно удалился. Блин. И дверь не закрыл. Я говорила, что люблю тесные комнаты с горящими огоньками? Так вот, только в том случае, если дверь плотненько закрыта. А если нет, я злюсь.

Меж тем звуковой сигнал оповестил, что ребятки мои шмякнулись снова. Что ж, упрямство — великая вещь. Только ничему они на тренажере не научатся, как ни грустно. Просто потому что знают: с ними на самом деле ничего не случится. И как бы ни была остра ситуация, на выходе все равно будет уютный коридорчик в учебном секторе базы Ашата, сердитая г-жа Лин и нетерпеливые взгляды сокурсников, ждущих очереди полетать.

За спиной моей вновь щелкнула открываемая дверь. Я не стала оборачиваться. Может, и правильно. Дверь тут же плотно прикрылась.

Некоторое время мы молча наблюдали за полетом, но когда на седьмой минуте студентов моих сбил планетарный катер предполагаемого противника (препятствие одиннадцатого типа), Вак все же заметил:

— Круто у вас тут. Первый раз вижу такую жизнеутверждающую программу полета.

— А ребятки сами напросились, — ответила я в тон. — Это вообще-то моя программа. Я ее для себя писала.

— Ну-ну.

Мы какое-то время еще помолчали, наблюдая за трепыханьями учебной машины над неведомой планетой. Потом Вак заметил:

— Я так понимаю, Сандра, вы этим птенчикам благоволите?

— Если так можно выразиться. Они меня в гроб вгонят.

Я включила связь с тренажером и дала «птенчикам» отбой, велев явиться в контрольную камеру. Каюсь, я оказалась ни чем не лучше других обитателей базы в своем желании похвастаться знакомством.

Впрочем, в ребятах я не ошиблась: вели они себя подчеркнуто корректно и уважительно. Я даже заподозрила, что «птенчиков» мне подменили. А Вак… Даром что выглядит, как сушеный гоблин. Он вдруг выразил желание «вспомнить молодость и тоже полетать». У Дэна заблестели глаза от предвкушения, Берти отвернулся, а Дик изобразил случайного прохожего. Полетать с Ваком… пусть даже на тренажере…

Мы с Калымовым встретились взглядами. Ну, конечно. Легенда факультета так же рада пустить малолеткам пыль в глаза, как иные наши ассы из спортивного клуба. Я вот никогда не летаю при студентах, чтоб не понижать им самооценку. А Калымов считает, видно, что надо показывать, к чему стремиться…

И вот все повторилось вновь, лишь на более высоком уровне. Я сидела в каморке и следила, как хитрый Калымов обходит придуманные мной препятствия, одно за другим. Чтоб усилить впечатление, я оставила включенной связь с тренажером, и слушала теперь тихие переговоры экипажа, быстрые и четкие команды Вака, торопливые отклики студентов.

Таки тест они прошли. И даже дотянули до финиша. Не знаю, правда, как. Неповрежденными на момент выхода из программы оставались процентов сорок оборудования катера. Я не говорю про повреждения обшивки. В реале не дошли бы, конечно. В реале и я бы не дошла.

Довольные собой и друг другом, все четверо ввалились в контрольную камеру. Некоторое время ушло на обсуждение полета, восторги и ахи, после чего мне удалось выпроводить «птенчиков» вон. Они, похоже, полетели отмечать победу.

— Сандра. Есть у меня к вам разговор…

Я заблокировала тренажер, и мы с Калымовым медленно пошли по коридору в сторону жилых помещений.

— Не знаю с чего и начать… в общем, на верфях Стомма сдали новый корабль. Большой. Хорошая машина, светяшка нового поколения. Погрешность на возврат — единица в минус восьмой степени.

Я попробовала поумничать:

— При серьезных расстояниях…

— Я вас умоляю! Это лучше, чем все, что мы имеем на данный момент. И вообще, позвольте мне сначала договорить. Я и так не знаю, как все это вам… выгодно преподнести.

— Да уж говорите, как есть.

— Хо-ро-шо.

Мы дошли до поворота, и выпали из учебной части в жилой сектор. Просторно, светло. Искусственные пальмы. Ковровые дорожки. Самое то для задушевной беседы с легендарной личностью. Одна беда, оглядываться на нас начали. И здороваться. Пришлось вернуться обратно в узкие и функционально-неприглядные стены университетской половины уровня.

— Знаете, Сандра, для этого судна был подобран экипаж. Очень хороший, давно сработавшийся экипаж. Ребята прошли Клондайк, а это о многом говорит. Вернулись живыми.

Клондайк. Помню. Мне было восемнадцать, и я только что получила корочки пилота. Нас, гражданских, тогда настоятельно пригласили так, на всякий случай. Дело кончилось тем, что я успела взглянуть на золотоносную планетку не только сквозь иллюминатор катера, но и, что называется, вживую. Тогда еще учебная эскадрилья должна была очень быстро опуститься, подобрать десант и убираться оттуда на всех возможных скоростях. Но гведи прижали нас к поверхности, отрезали пути отступления. Вырваться удалось чудом. Кстати, а что космолетчики делали на поверхности? Вроде не по специальности? Вывод очевиден.

— Значит, ваш новый корабль предназначен для БКоИ? Второй отдел, не так ли?

— Торопитесь с выводами, Сандра. Но на этот раз угадали. Почти. Корабль построили для Первого отдела.

— О!

Первый отдел, это наука. Исследования новых миров, составление каталогов, фундаментальные исследования, направленные на расширение влияния Солнечной в пространстве. Второй отдел, это стратегия и тактика. Политика. Обеспечение стабильности государства. Разруливание конфликтов и если нужно — силовое вмешательство во внутренние дела планет. А все вместе — могущественное Бюро Космических Исследований. То, что новую машину получил Первый отдел может означать, что Солнечная наконец-то начала выползать из затяжного кризиса.

— Вот и «о». Мне нужен капитан.

— Так вы же сказали, что экипаж есть и к тому же хороший…

— Экипаж есть, а капитана нет. Погиб у них капитан. Три месяца тому назад.

— Маразм. Они меня съедят.

Съедят. У нас как-то в рейсе связист сменился. Давно дело было. Парень сломал руку. Ну, просто упал на трап, сломал руку. А на малых исследовательских судах дальнего радиуса не предусмотрено полной лечебной базы. И вместо него на борт взошла такая… милая барышня. Только что после учебы. И мы ее съели. За один рейс. И даже не специально кушали, просто так получилось.

— Тебя — не съедят! — категорично заявил Вак.

— Но будут пытаться.

Он удрученно кивнул:

— Будут. Ты пойми, я и так и так уже думал. Выбрать кого-то из их числа я не могу: там каждый на своем месте. Психологически это будет не самое удачное решение.

Я с тоской посмотрела вдоль университетского коридора. Я уже чувствовала, что соглашаюсь.

— Неужели трудно найти квалифицированного мужика на эту должность? Я устала, Валентин Александрович. Мне здесь хорошо, я нашла свое место.

— Возле юных студентов. Учебные полеты, самодельные планеты… Сандра, я вас не уговариваю. Работа очень тяжелая, может быть, требующая более высокой квалификации. Но, на мой взгляд, если кто с ней и справится, так это вы.

И я сдалась. Вот что значит вовремя сказанная лесть.

— Один рейс. Если после одного рейса мне захочется вернуться сюда, я вернусь.

— Помню, Валентин Александрович. Вы тогда произвели фурор, взорвали университет изнутри и вообще были неподражаемы.

— Ну, тогда пошли, кое с кем тебя познакомлю.

И мы пошли. Три уровня вверх, потом налево. Здесь шлюзы для малых скоростных судов, приписанных к базе. Калымов кого-то вызвал по коммуникатору. Шлюз открылся, и прямо у меня перед носом появилась знакомая физиономия. На ней очень непривычно смотрелась русая борода, но в целом…

— Дэн! — вырвалось у меня против воли.

— Мы знакомы? — приподнял бровь мой бывший студент. — В любом случае, заходите.

Калымов галантно пропустил меня вперед.

И только зайдя внутрь, я сообразила, что нахожусь в скоростной светяшке класса «Эхо», но модернизированной, и кажется, чуть более просторной внутри. В наличии имелась вполне нормальная четырехместная каюта, а не ущербный кубрик, как на «Фотоне». И в рубке управления места больше. Даже есть что-то вроде кают-компании, правда, совмещенной с медицинским блоком: за столиком и диваном притулился стандартный АЭП.

На диванчике сидел Дик, и что-то там делал, соединившись с терминалом инфосети.

Я заподозрила, что Берти Хойт тоже здесь. И не ошиблась. Берти, услышав, что кто-то пришел, высунулся из рубки. Ну, надо же. Берти с усами. Никогда не подумала бы. Да еще отъелся, пингвин. Хотя, сколько лет прошло… шесть? Нет, уже больше. Уже почти семь.

— Привет, Вак, — сказал Берти. — Кто это с вами?

— Привет Альберт, — усмехнулась я, — Значит, вы втроем теперь работаете в Первом отделе?

Дэн отодвинул немного стол и тоже плюхнулся на диван, рядом с Диком:

— Загадка. Я тоже никак не могу вспомнить, где мы встречались.

— Ну, вообще-то мы встречались на Ашате. Тогда вы были студентами…

— А! — обрадовался Дэн, — вы, должно быть, учились в параллельной группе. Своих я всех помню.

Вак, несказанно довольный происходящим, прислонился к отодвинутой входной двери.

— Ну, не совсем так. Я у вас, проходимцев, вела практикум по пилотированию.

— Да ладно, — Дэн посмотрел на Берти, Берти на Дэна. Умильная сценка. Дик изволил отложить планшетку. Взгляд его стал осмысленным. Все так же изыскан, все так же хорош.

— Практику у нас вела Сандра Лин, — сообщил Дик, — Вы что-то путаете.

— О, хорошая память. Это я и есть. Только немного изменилась.

— Да ладно, — снова сказал Дэн.

У Берти очаровательно отвисла челюсть.

Калымов, досмотрев сценку до конца, подтвердил:

— Совершенно точно.

— Ё! Наверное, встречу нужно отметить? — Хойт пришел в себя на удивление быстро. — Я сейчас…

И мы посвятили целый час распитию коньяка в компании моих бывших студентов, которые обзавелись усами-бородами, но внутренне почти не изменились.

Когда я вернулась домой, то подумала: каков хитрец Калымов! И меня еще раз проверил, и удовольствие получил. А как эта встреча с далеким прошлым проветрила мне мозги, сколь многое расставила по местам! Еще несколько прочных веревок привязали мою память ко мне, теперь можно не бояться, что я потеряю этот фрагмент. Оказывается, мне нравилось на Ашате. И оказывается, студенты там еще долго обо мне вспоминали. А я, бессовестная, с того момента, как поднялась на «Корунд», больше там ни разу не побывала.

Хороший получился день.

Да и погода на планете установилась теплая, весенняя. Я заметила — столбики деревьев в сквере у вокзала начали обрастать молодыми побегами. Того и гляди, зашуршит на них светлая, голубовато-зеленая листва. Впрочем, впереди еще могут быть снегопады и заморозки. В весенние месяцы здесь погода неустойчива.

Я торопилась домой: там Игорь и новый разговор на тему, почему я не хочу идти с ними в рейс.

…Только представь — я весь день брожу по кораблю, законопослушный призрак, которому по статусу не полагается на мостик. Я разговариваю о пустяках, отвлекаю вас от дела, я бешусь от бессилия и одиночества. Ну, зачем я вам там? Димке — лишняя проблема, тебе лишняя забота. Остальным — повод для сплетен.

— Ну, если это действительно так для тебя трудно…

Он хмуро смотрит на меня, подозревая обман, но не понимая, в чем суть обмана.

— Есть еще одно, — вздохнула я. — Как бы Калымов хорошо ко мне ни относился, он дал понять, что не хочет видеть меня членом экипажа «Корунда». Отчасти я с ним согласна. Моя память — штука неизученная. И… я сама чувствую, что во мне почти ничего не осталось от прежней Сандры. Он мне не доверяет.

— Давай, не будем загадывать? Кстати, чего в твоем упрямстве больше, собственных страхов или согласия с Ваком?

Я не ответила. Я сама еще не знала.

До отлета «Корунда» оставались считанные дни. Игорь нервничал, хотя, вроде бы, смирился с тем, что я остаюсь. Однажды, выкроив минутку своего капитанского времени, к нам в поселок пен-рит заскочил Димыч.

Был он немного возбужден, говорил чуть больше обычного, даже шутил, что с ним случается крайне редко.

Возвращаться на борт они должны были с Игорем вместе. Но засиделись, как обычно, допоздна, за разговорами время пролетело быстро.

Димыч, мне кажется, чувствует себя в моей компании неловко, точно все еще переживает давнюю вину. Я всегда подозревала, что мой старпом не такой сухарь и педант, каким старается выглядеть, а весьма наоборот. Но даже он под конец немного расслабился.

Хорошее настроение капитана имело причину. Дело в том, что экипаж «Корунда» собрался почти в прежнем составе. Кроме Аска, который отправился по капитанской протекции грызть гранит науки на Ашат. Илья Коновалов получил сообщение с верфи, что корабль для него есть и проходит испытания, но в первый рейс он сможет отправиться только через полгода. И решил, что успеет сходить на «Корунде» еще раз.

Регина и Влад тоже появились на борту. Влад прошел комиссию на удивление легко.

Невозмутимый Чени Рай заявился только вчера, когда капитан уже почти согласился взять другого навигатора.

Когда прощались, Димыч спросил:

— Саша, скажи… нет, если не хочешь отвечать, не отвечай, но все-таки. Почему за все это время ты ни разу даже не попыталась подать весточку о себе?

Я усмехнулась. Почему? Сама об этом у себя каждый день спрашиваю.

Но Дима смотрел мне в глаза и ждал ответа. И, поскольку молчать было невозможно, как невозможно было вместить в пару слов все тогдашние страхи и переживания, я ответила, что пришло в голову:

— Дура была.

Но в самые черные часы, капитан Димыч, больше всего на свете мне хотелось найти тебя и убить.

В окно кабинета заглядывало весеннее солнце. Но здесь, внутри, было далеко до уличной безмятежности.

— Нет.

И это — последнее слово.

Курт Шерриланд медленно прошелся по кабинету, его темный силуэт на фоне окна показался Майклу мишенью.

— Жаль. — Курт кивнул. — Что бы там ни было, вы нам очень помогли.

— Тогда помогу и еще раз. Последний. Вот, взгляните.

— Что это?

Документ был короткий, всего одна страничка убористого текста.

— Сухой остаток одного моего расследования, касающегося пен-рит программы.

Курт раздосадовано вздохнул. Он был убежден, что с пен-рит Второй отдел в ближайшие годы иметь дел не будет. И на тебе, снова. Впрочем, Майкл давно доказал, что к его словам следует прислушиваться.

— А если на словах?

— Пен-рит программе на Флоре уже много лет, так? Около пятидесяти по местному счислению. Примерно одна двадцатая населения столицы — трансформированные клоны или люди с серьезными врожденными патологиями мозга. Мне в руки попал материал какого-то студента-социолога, который собирался доказать, что пен-рит наименее склонны к перемене места жительства по сравнению с основным населением планеты. Но в процессе работы он пришел к парадоксальному выводу: среди них есть небольшой процент тех, кто за последние несколько лет все же сменил адрес. Студент дальше не пошел. А я проверил: около ста сорока человек за последние два-три года внезапно переехали. Причем, все, как один, не стали регистрироваться в их базе, не сообщили о новых местах обитания. Интересен возрастной состав. Самому старому — тринадцать лет. Самому молодому — семь. То есть, это уже вполне социальные люди.

— И?..

— Дальше я решил поинтересоваться, а где, собственно, производилась трансформация конкретно этих людей? Оказалось, все они прошли через клинику нашего друга профессора Ханчиэни!

— Выходит, врал профессор про больное сердце, — хмыкнул Курт, — десять лет назад…

— Да нет, как раз тогда ему и поставили диагноз. Но. Эти сто сорок человек… или больше, хотя за предыдущие годы нет такой полной информации… кому они нужны сейчас, когда вроде как, профессор ушел уже далеко в своих исследованиях от момента их трансформации. Вопрос. Что именно в этих людях такого особенного, что могло заставить, условно, людей профессора Ханчиэни, собрать их в одну группу и продолжить работать с ними?

Курт потер широкими ладонями виски.

— Ну, и какой же вывод вы сделали?

— Никакого. Слишком мало информации в открытом доступе. Да и в закрытом тоже… это мой подарок вашему аналитическом отделу. Я только хочу напомнить, что пен-рит регенерируют в разы лучше, чем мы, что они, при условии нормальных тренировок, выносливей обычных людей. У них отлично развит вестибулярный аппарат, всегда идеальное зрение. И очень высокий иммунитет.

— Они медлительны и плохо соображают.

— Так это оттого, что нельзя проводить трансформацию на младенцах. Только на взрослом, как здесь говорят, материале. Я специально интересовался. Когда пен-рит учиться? Они же и до трансформации — белый лист, и после, тем более. И не стремятся развиваться, ведь, как ни крути, а стимула нет. Они живут на пособие, не работают. У них нет такой уж сильной потребности в общении. Вот и результат.

Курт кивнул. Обо всем этом он и сам догадался бы, если б потрудился поглубже вникнуть в проблему. Однако его куда больше волновало движение «За свободную Родину», которое в последнее время опасно разрослось. Основная цель движения: убрать с Флоры инопланетных наблюдателей, добиться, чтобы базу Бюро передислоцировали в любую другую звездную систему подальше отсюда, чтобы иномиряне освободили ключевые посты в транспортной системе ветки — короче, чтобы всякие чужаки не указывали грязным пальцем, кому и чем на этой планете надлежит заниматься. Да еще правительство солнечной собралось перенести сюда основной военный штаб ветки. Последователи «Родины» по этому поводу уже устроили небольшую демонстрацию… Курт чувствовал, что тут замешаны большие деньги, и его люди уже практически выяснили, чьи конкретно это деньги.

А тут снова какие-то пен-рит.

Курт нехотя переспросил:

— Значит, если предположить, что профессор добился положительного результата на разумном материале, если ему удалось сохранить этим людям прежние навыки, знания…

— А чего предполагать? У нас есть такой пример. Саша Лин.

— Я полагал — она исключение.

— Возможно. Я ж говорю, мало информации. Пен-рит, это же тупиковая ветвь какого-то давнего исследования генных инженеров в солнечной. Они, правда, дальше кроликов не пошли, зато на Флоре идея прижилась. И даже ведь никакого особенного возмущения общественного мнения, насколько я понимаю, в свое время не случилось, что позволило ученым относительно спокойно внедрять технологию в жизнь — на фоне массовой истерии по поводу эпидемии и резкого сокращения численности населения. Плюс врожденная эмпатия, о чем тоже много говорили, а сейчас забыли про эту тему. А, между прочим, зря…

Если я сейчас загружу людей еще и этой ерундой, подумал Курт, меня кто-нибудь убьет. Нас мало, планета большая. Мы с доморощенными террористами вон, пока совладать не можем. Хорошо, что они доморощенные и не стремятся объединяться в кружки по интересам. Хотя, в свете Свободной Родины, это бабушка еще надвое сказала.

Гилоис зашел ко мне, когда Игоря не было дома. Я давно стала замечать, что они недолюбливают друг друга. Впрочем, им не наследство делить, разберутся.

Не спрашивая, прошел на кухню, уселся на свое обычное место возле окна, так, чтобы было видно входную дверь. Кормить моего бывшего куратора было не обязательно, он не в гости зашел, иначе предупредил бы о визите. Но я все же предложила ему чай, так, на всякий случай. Отказался. Лишнее доказательство того, что я права, и что пришел он не на мой цветущий вид полюбоваться.

Я уселась напротив и стала ждать, что он скажет.

— Саша, я тебе еще на прошлой неделе советовал лечь в клинику и провести полное обследование. Так?

— Совершенно точно. Но у меня в последнее время стойкая аллергия на подобные заведения, уж извините.

Он покачал головой. Читать нравоучения — хобби Гилоиса.

— Здоровье пациента после трансформации, это очень хрупкая вещь, обновленные клетки наиболее подвержены внешним воздействиям, а ты совершенно не бережешься.

— Я нормально себя чувствую.

— Но обследование необходимо! Саша, клянусь, это в последний раз.

Тут я заметила, что куратор мой нервничает. Не смотрит в глаза, и руки что-то теребят под столом. Я никогда не считала Гилоиса слишком храбрым человеком. Но неужели его так волнует состояние моего здоровья?

— Я же сказала, что прекрасно себя чувствую и не вижу необходимости в каких-то там обследованиях. Вы слишком заботитесь обо мне, а ведь я давно уже не ваша подопечная.

Обиделся. Поджал губы. А мог бы предвидеть, что я так скажу.

Но на удивление, не отступился, позволил себе еще одну попытку:

— Саша! Ты же знаешь, такое обследование проводится всегда после завершения трансформации…

— Я сказала — нет!

Он поднялся и, посмотрев на меня строго и прямо, договорил:

— Тогда будь осторожней.

Прозвучало, как угроза. Он ждал, что я остановлю его, спрошу о чем-то. Но я позволила ему уйти. Хватит с меня нянечек. Своя голова на плечах есть.

Хотя, лезть в бутылку, конечно, не следовало. Обследование в министерской клинике ничем мне не повредит, тем более что я собираюсь жить долго и счастливо. Но это будет мое решение. Только мое.

Буквально на следующий день по кому со мной связался человек, представившийся доктором Тилани из министерского центра трансформации. Хотел встретиться, интересовался самочувствием и советовал беречь здоровье. Я ни на минуту не усомнилась, что этот звонок — дело рук моего заботливого куратора. От встречи отвертеться не удалось, но я, по крайней мере, назначила ее сама, и выбрала день после отлета «Корунда», до которого осталось меньше недели.

Игорь появился как раз после этого разговора. Увидел мою мрачную физиономию, проницательно заметил:

— Что-то ты мне не нравишься. Ты себя хорошо чувствуешь?

За что тут же схлопотал диванной подушкой. Констатировал:

— Самочувствие удовлетворительное. Но настроение тебе кто-то изгадил. Кто? Гилоис?

— И он тоже. Всех интересует мое здоровье. Свет клином сошелся. Сегодня аж из министерства звонили, спрашивали. Я кто? Президент? Нашли, блин, национальное достояние. И ты туда же.

— Национальное достояние… — Игорь улыбнулся. — Иди сюда. Может, ты сама повод дала?

Почему я его всегда слушаюсь? Ведь знаю, что сейчас будет проверять зрачки и щупать пульс. Так и есть. Подвел к свету, уставился в глаза.

Долго терпеть его сосредоточенный взгляд я не стала — изловчилась и чмокнула доктора в щеку.

Он усмехнулся:

— Все у тебя в порядке, насколько я могу судить.

— Вот и я говорю.

— А все-таки… может, действительно тебя обследовать…

Ах ты, весело ему! В глазах — смешинки. Дразнится…

— Игорь, я ненавижу больницы! Я не лягу ни в какую клинику, ни на день, ни на два, ни на неделю…

— Подожди. — Он посмотрел на меня, словно впервые увидел, склонил голову набок. — Какая больница? Диагностик проводит анализ за двадцать минут. Ты заскучать не успеешь. А Гилоис что, хотел, чтобы ты легла в клинику? Надолго?

— Я не помню, надолго ли. Но мне показалось, что речь шла не о двадцати минутах. Может, в здешних клиниках не пользуются этими твоими диагностиками? Или они не подходят для таких как я.

— Ох, Сашка… и как я тебя тут одну оставлю?

В шутку сказал, не всерьез. Но в каждой шутке — только доля шутки. Сейчас я и сама бы половину жизни отдала, чтобы улететь с этой планеты. И если пауза затянется, я забуду обо всех своих планах и причинах. Я тоже хочу быть рядом с тобой — сегодня, завтра, в рейсе, или здесь, на планете. Какая, к чертям, разница, где.

— А у тебя глаза неправильные, — совершенно неожиданно сказал он.

— Почему?

— Я становлюсь настоящим специалистом по пен-рит. У них у всех глаза голубые, а у тебя в них рыжие точки. Так быть не должно.

— Глупости. Самые обыкновенные глаза, как у других. У тебя просто предвзятое мнение.

— Значит, предвзятое? Тогда давай поспорим.

— На что?

— На поцелуй.

— Слишком маленькая ставка. К тому же, в любом случае выигрываю я.

— Твое предложение?

Черт дернул меня за язык. А ведь могла согласиться.

— На вопрос и на ответ.

Игорь медленно кивнул. Посерьезнел. Сам не рад игре, которую затеял. Боится проиграть? Ха.

Я подошла к зеркалу, вгляделась в радужку своих глаз. Я к ним успела привыкнуть за почти полные четыре года в роли пен-рит. Привыкла и не вглядывалась. А ведь верно, рыжие точки.

Продула.

Игорь подошел сзади, обнял меня за плечи, прижал к себе. Я видела в зеркале половинку его лица.

— Ну, спрашивай. Или ты еще не придумал, о чем?

Мне казалось, что я знаю, о чем он спросит. Оказалось, ошиблась.

— Сашка, скажи, что такое «Старухин плющ»?

Старухин плющ. Из давнего-давнего детства, из моей самой первой жизни. Откуда ты слова-то такие узнал, загадочный мой человек? Где ты это услышал?

Он, словно угадав мой невысказанный вопрос, пояснил:

— Как-то раз тебе приснился страшный сон. Я не мог тебя добудиться, а ты все время повторяла это и еще какие-то цифры.

Ну и конспиратор. Ты же о чем-то другом хотел спросить. Вот только о чем? Очевидно, что из моего ответа ты надеешься узнать что-то помимо особенностей стелющегося кустарника с моей далекой родной планеты.

Придется рассказывать. Ох, Игорь, как бы мне хотелось, чтобы на все твои вопросы я могла найти честный и прямой ответ… а ведь я о тебе как ничего не знала, так и не знаю. А спросила бы, выиграй этот дурацкий спор?

Хорошо, что проиграла.

— Есть такая планета, Старуха называется. Я там родилась. Представь себе молодую колонию, всего два поселка, да с десяток ферм в окрестности. Основной экспортный продукт — этот самый плющ. Уникальное растение, у него там какие-то особые волокна, на их основе создают сверхпрочные материалы для промышленности. На планете мы его не перерабатывали, продавали в виде сырья, но и как сырье он приносил какой-то доход, и этот доход, наверное, по сей день там — основа экономики. А сон… знаешь, у нас там, на Старухе, был полигон и военная база. Тоже, источник дохода своеобразный. Прилетал транспорт. Высаживал курсантов человек двадцать. И начиналась для них школа выживания в полном объеме. Старуха — сложная планета, с сюрпризами. Иногда происходили накладки. Тогда военные обращались за помощью к моему отцу, он был лучшим проводником, и при том — первым ребенком, который родился на планете. Он чувствовал тамошнюю растительность, как родную, знал, к какому кусту можно подходить, а какую корягу следует обойти подальше. Погиб, спасая группу курсантов, заблудившихся во время ориентирования…

— Поэтому тебе и снится тот кошмар? — не поверил Игорь.

— Ну, просто, я видела, как это было. Через окошко вездехода. Машина не прошла бы через заросли плюща, отец наказал мне сидеть в кабине, и пошел. Он не заметил, что там кроме плюща еще и полынник рос. У полынника сок едкий, как кислота. Это и есть кислота… Если на тело попадет, разъедает до кости. Неприметное такое растение, низенькое. Он не сразу почувствовал, упал там, в глубине, кричал. А я так и не вылезла из вездехода. Мне восемь лет было… а хватило толку помощь вызвать и даже координаты передать. Вот тебе и Старухин плющ, и цифры.

— Сашка моя Сашка, — глядя на меня из зеркала, спросил Игорь, — Ну вот как я тебя здесь оставлю?

Вот так и оставишь, почти сердито подумала я, и нечего меня опекать, большая уже…

Но допекла меня, на самом деле не игорева опека, а звонок Калымова — следующим утром. Вак без обиняков заявил:

— Сандра, извините, что снова вас беспокою. Но у меня к вам настоятельная просьба. Пожалуйста, в ближайшие дни не выходите из дома и постарайтесь не принимать гостей.

Я поняла — это заговор. У меня на планете знакомых — два с половиной человека. И все они в данный момент поставили целью извести бедную Сандру вопросами о состоянии ее здоровья. Даже посторонних подключили.

— Я поняла, Валентин Александрович. Один вопрос, извините.

— Какой?

— В связи с чем такая забота? Я себя нормально чувствую и…

— Ваше здоровье здесь не при чем. Вы помните Майкла? Это начальник моего аналитического отдела и частный детектив в свободное от работы время.

— Разумеется.

— Он кое-что накопал про пен-рит. Возможно, вам угрожает опасность.

Еще не легче. Ну, какая мне может угрожать опасность? Кому я нужна? Профессор Ханчиэни арестован, его люди или сидят тише воды, ниже травы, либо усиленно ищут себе оправдания. Уже и так понятно, что профессорский проект заморожен на неопределенный срок. Но от Калымова отмахиваться мне совесть не позволила. Хотя здоровое возмущение так и просится наружу: я что, сама не могу за себя постоять?

— Какого рода опасность?

— Пен-рит пропадают. Причем, те, кто наиболее адаптировался в обществе. Некоторые из них имели семью и работу. Мы подозреваем, что они исчезли не по доброй воле. Я бы мог отправить к вам в поселок наблюдателя…

— Не надо.

— Да послушай. Ну, чем он вам помешает? Поселится в одном из коттеджей, будет следить за флаерной стоянкой…

— Не надо, поздно…

Смутный шум, донесшийся с кухни несколькими секундами ранее, обрел плоть и кровь, лишь только новые гости вошли в гостиную. Эх, хотели мы с Игорем заколотить дверь в подвал, да решили, что раз проект заморожен и лаборатории закрыты, то смысла в этом нет…

— Саша, что там у вас?

Я положила включенный коммуникатор на стол. Надо было включить и камеру…

По мою душу пришли двое. Одежда — какая-то спецовка.

Оба — высокие, мускулистые мужики, один вообще под два метра.

Я не нашла ничего умнее, как спросить:

— Что вам здесь нужно? Кто вы?

Но это последнее, что я успела произнести — даже самый слабый заряд бинка делает людей косноязычными — надолго. Сознание вернулось через минуту, или около того. Я лежала на диване, руки в наручниках за спиной. Надо было послушать Гилоиса и лечь в клинику…

Скосив глаза, я увидела, что коммуникатор не только выключен, но и разбит.

В поле моего зрения был один из похитителей, второй куда-то вышел. Должно быть, проверяет, не прячется ли в доме еще кто-нибудь. Игорь! Он должен скоро вернуться. Судя по серьезным рожам этих людей, ничего хорошего нас не ждет. Шаги второго зазвучали на лестнице.

— Пусто. Она тут, похоже, одна.

— Ладно, Давай, заканчиваем с этой и уматываем…

Тот, который охранял меня с бинком в руках, торопился. А я не знала, чего хочу больше — чтобы Игорь пришел прямо сейчас, или чтобы он задержался где-нибудь.

— Погоди. — Второй подошел к дивану, теперь я его не видела, только слышала, как он дышит.

— Эй, ты чего? — возмутился второй, — тьфу ты… нашел время!

Я попыталась привстать, чтобы увидеть, чем там занят этот второй. Меня немилосердно дернули за скованные руки, болью взвыли чуть не вывернутые суставы.

— Что ты нашел в этих пен-рит? Идиот.

— Да вот нашел что-то. Лежи смирно, ты…

Носом в подушку, руки немеют, и ничего нельзя сделать.

А дальше я даже не сразу поняла. Что-то упало на пол, словно бросили тяжелый мешок. Тот, которого я не видела, вдруг навалился на меня всей своей массой. Я бы заорала, если б не подушка. Впрочем, почти сразу его с меня убрали. И все это — молча, все — без криков и угроз, сразу. В секунду.

— Цела? — Тихий голос над ухом.

— Вашими трудами… Снимите н-наручники, пожалуйста.

Кто-то помог мне освободиться, принять вертикальное положение. В уши словно ваты набили, и что с того, что слова я вроде бы слышу, и даже понимаю, о чем идет речь? Перед глазами плавали мутные пятна, последствие удара бинка, но кое-что я уже различала.

Несостоявшиеся мои убийцы лежали друг на друге посреди гостиной. Незнакомый парень осматривал трофейное оружие.

Игорь тоже был в комнате. Стоял в дверном проеме, ведущем на кухню. В руке его бинк… а может, что-то посерьезней бинка.

Тот, кто помог мне сесть, снова шепотом, спросил:

— Вы в состоянии идти?

— Нес… не знаю… бинк…

Язык все еще плохо меня слушался.

— Не стоит тут оставаться. Два покойника — не лучшее украшение гостиной.

— Покойника? — переспросила я. Сосредоточиться было трудно, как в худшие дни трансформации.

— Ваш… знакомый не стал размениваться на парализатор. Жаль, мне хотелось бы их расспросить.

Я посмотрела на Игоря. Он молча передал оружие парню, который в тот момент изучал карманы покойников. подошел ко мне. Бледный и какой-то пришибленный.

— Стоит тебя оставить хоть на минуту, обязательно что-нибудь случится.

— Молодые люди… — шепчущий смотрел на нас с плохо скрываемым одобрением. Он был не молод, лысоват, но это все приметы, которые я сумела рассмотреть. — Хочу напомнить, что через несколько минут здесь будет СПК, и если вы не желаете с ними встречаться…

— Как вы объясните трупы? — севшим голосом спросил Игорь.

— Что тут объяснять? — удивился молодой, тщательно протирая бинк, который только что вертел в руках. — Сопротивление при аресте, вот и вся история. Вы давайте, идите…

— Спасибо.

Оказалось, я вполне могу идти сама. Только не быстро. И все у меня перед глазами плыло, как у пьяной.

Уже во флаере я спросила, куда мы летим.

Игорь посмотрел на меня пристально, но ответил:

— На станцию. А потом — на «Корунд». И попробует Калымов хоть слово сказать — после того, что случилось.

— Игорь, погоди.

— М?

— Я хочу понять. Кто это был. Почему… и что происходит. Они должны были меня убить. Я хочу знать…

— Разберемся. Но мне будет спокойней делать это на борту корабля.

— Я не шучу.

— Знаю. Сам хотел бы разобраться. — Он хищно улыбнулся. — Разобраться, и руки повыдергать ублюдкам.

Гилоис, чувствовал себя очень неуютно. Он никогда не жаловал этот район, где разместились инопланетные посольства, конторы транспортной сети и центральный офис Бюро космических исследований на Флоре. Вот именно к этому-то круглому зданию в четыре этажа куратор и направлялся. Уверенности в себе ему не добавляло даже то, что он уже имел честь пару раз встречаться с господином координатором Второго отдела.

Весна, наконец, окончательно изжила из себя зимний холод, и прохожие радовались долгожданному теплу, переодевшись в яркие и легкие одежды. Это раздражало, ибо на душе у Гилоиса было неспокойно.

В здании его документы проверили всего единожды, на входе. Куратор подумал — как беспечны эти иномиряне! Где находится кабинет Курта Шерриланда, ему сказал тот же служащий, который проверял документы.

Куратор, приготовившийся долго сидеть в приемной, был приятно удивлен, когда секретарь сразу пригласил его войти. Курт встретил его за рабочим столом, предложил присесть и перешел сразу к делу.

— Мне передали, что у вас есть для меня информация?

— Если это вас, конечно, заинтересует… я боюсь, что моей подопечной… вы понимаете, о ком я… грозит серьезная опасность. Я пытался уговорить ее лечь в клинику, но она отказалась из упрямства, а я теперь не знаю, что и делать…

Курт поморщился. Только что он разговаривал с Калымовым, который порадовал его известием о попытке покушения на пен-рит, и о печальном итоге этой попытки.

— Хотелось бы услышать подробней.

— Понимаете, я сейчас посещаю курсы для людей моей специальности. Это специальные курсы, нас учат, как продуктивней работать с подопечными, как их грамотно приобщать к жизни в обществе, это очень интересно… но я отклонился, простите. Так получилось, что я слышал один разговор, из которого мне стало ясно, что кто-то собирает у себя тех пен-рит, которые ведут самостоятельную жизнь. Возможно, я делаю из мухи слона, но мне не показались их цели каким-то… благородными… как сказать?

— Вы можете просто повторить, что удалось услышать? И заодно назвать, от кого именно вы это услышали.

— Не совсем, ведь я слышал лишь часть разговора.

— И все-таки?..

Гилоис потер ладонями лицо.

— Примерно так. Один говорит: «совершенно бесполезный материал, не понимаю, почему с ним столько возятся?», другой отвечает: «Эти пен-рит лучшее, что удалось получить Ханчиэни, других просто нет, и уже не будет, так что вам нечего жаловаться». А первый: «В любом случае, этого мало. В архивах есть упоминания по крайней мере еще о сотне человек…». Ну, они, может, другими словами говорили… но смысл тот. Ручаюсь.

— Теперь, кто это — они.

— Я их не знаю. Один занимается с нами в одной группе, его, вроде, Тальми зовут. А второго я видел в первый и последний раз.

Тальми… имя показалось Курту знакомым, но он так и не смог вспомнить, откуда.

— Хорошо, Гилоис. Это очень важная информация. Благодарю вас от имени Бюро. И понятно, если вам удастся еще что-нибудь узнать, милости прошу. Да, кстати, за Сашу не переживайте. Она покинула поселок, и, видимо, ближайшие дни проведет вне планеты.

— Но ей же нельзя, — встрепенулся куратор, — У нее же восстановительный период! С этим не шутят.

— Да какие уж тут шутки…

Гилоис, поняв, что аудиенция закончена, попрощался. А Курт обреченно подумал, что проблемой пен-рит, видимо, все же, придется заняться. Возможно даже, заняться лично. Потому что одного из лидеров «Свободной Родины» зовут Тальми Аскаэни — и это может не быть совпадением…

Игорь мрачно выслушивал излияния Вака. Он знал, что не должен был убивать тех двоих. Тысячу раз успел себе повторить за минувшее время. И все равно, повторись все снова, он знал, что будет стрелять. Огнестрельным.

— Ладно, — Вак неожиданно остановил свою речь на середине предложения. — Вы ж все равно не слушаете. Итак, что собираетесь делать?

— Это очевидно. Собираюсь просить у вас разрешение на то, чтобы Саша вернулась на «Корунд».

— Я думал над этим. Мне не нравится эта идея, тем более что на борт поднимутся еще шесть человек ученых из Солнечной. Будет тесно.

— Ничего.

— Кстати, она сама ни словом не обмолвилась, что хотела бы вернуться.

— Разумеется. Она знает, как вы к этому относитесь. Но на планете ей оставаться нельзя. Вы это прекрасно понимаете.

— Нельзя. — Вак вздохнул. — Да. Ладно. Если капитан не откажется взять пассажира, то я возражать не стану. Надеюсь, вы понимаете, что в экипаж я ее зачислить не могу.

— И на том спасибо. А с Димычем я поговорю.

— Не сомневаюсь. Да, кстати, Игорь. Ваш пистолет.

— Остался у вашего человека.

— Понятно. И, э… ладно. Идите. Вам еще с капитаном переговоры вести.

Хотя, какие там переговоры с Димычем? Согласится, конечно. А по уму, не должен бы.

Игорь разговаривал с Димычем сам. Набиваться в пассажиры было выше моих сил, я просто стояла рядом и слушала, как они говорят. Не скажу, чтобы Димка был в восторге, но даже если и расстроился, то не подал виду. Спросил, когда мы намерены появиться на борту.

— Через час. Из дома мы сбегали спешно, так что у Сашки — никаких личных вещей нет. Сейчас раздобудем необходимые мелочи и явимся.

— Отлично. Жду.

Димыч встретил нас у люка и сразу потянул в кают-компанию. Я заподозрила неладное, и оказалась права.

Там, в кают-компании собрался весь нынешний экипаж «Корунда».

Димка, проходимец, пропустил меня вперед, и от входа объявил:

— Вот, дамы и господа. Разрешите представить: Первый капитан «Корунда» Сандра Лин. Один из лучших пилотов, которых я видел.

Захотелось провалиться на месте или хотя бы куда-нибудь смыться. Но Игорь пресек мою попытку — он стоял как раз между мной и входом. Я заметила, что для нас с ним было оставлено место за столом — на диванчике у стены.

Диванчик даже в бытность мою капитаном был местом, которое занимали в самую первую очередь. По принципу «кто первый встал того и тапки».

То, что его оставили для нас, было очень мило со стороны присутствующих «дам» и «господ».

Кто-то организовал несколько графинов с разноцветным фруктовым соком и стаканы. Я не заметила кто — разглядывала людей, собравшихся за столом. Почти все были мне не знакомы. Только Коновалова доводилось видеть раньше. Запомнила его по приметной внешности: вторую такую рыжую бороду не сыщешь во всем флоте, а уж знаменитая трубка шансов ошибиться не давала вовсе. Я вдруг вспомнила, что Димыч тоже приобрел трубку, и раскурил ее, когда гостил у нас. Раскурил, заполняя пространство кухни приятным пряным запахом. Представилось: капитан, попыхивая трубкой, на мостике ведет неспешную беседу со старпомом, который неторопливо набивает свою, неторопливо раскуривает, рассказывает что-то, держа ее, маленькую, на огромной ладони. В неярком свете, вдали от обжитых планет, мерцают две живые искорки.

Капитан представил членов экипажа, я постаралась запомнить. Все же летим вместе. С ума сойти. Я вернулась… нет. Не так. Я начала долгий, неспешный путь. Путь домой. Сейчас я — всего лишь гость. Но пройдет время, я снова стану частью этого мира. Пусть для того мне придется вновь прослушать полный университетский курс и получить новый диплом пилота…

Чем больше я смотрела, тем больше мне нравилось то, что я вижу.

— Ну вот, — продолжил Димыч речь, должно быть, начатую до нашего с Игорем появления. — Так обстоят дела. Погрузку оборудования мы уже завершили, дополнительный катер класса «Фотон» закреплен и проверен. Осталось дождаться ученых, они прибудут за два часа до отлета. Бюро выделило нам особый приоритет экстренной связи, так что в случае непредвиденных обстоятельств нас готовы поддержать суда с ближайшей военной базы. Вот, собственно вкратце вся информация по полету. Вопросы?

— Сколько будет ученых? — спросила миловидная темноволосая девушка, сидящая справа от меня.

— Иными словами, насколько придется потесниться? — Капитан кивнул. — Нужно освободить три каюты. Одна у нас есть, та, в которой жил Аск Вилэни. Предлагаю Регине перебраться в каюту к Лауре, а Чени переселится к Владу. Если понадобятся еще места, то придется переселяться и остальным.

— Сандра?

— Она со мной, — быстро сказал Игорь. Никто даже не улыбнулся.

Регина явно расстроилась, но возражать не посмела. Лаура восприняла новость спокойно. Она почему-то напомнила мне одного преподавателя с Ашата. Очень строгую даму с кафедры теории навигации. Студенты на ее занятиях стонали, пересдавая зачеты по нескольку раз. Но специалистов она выпускала лучших. Я сама у нее училась. На высших курсах переподготовки после окончания войны со Свободными мирами.

Чени, невысокий парень отдаленно-восточных кровей, был откровенно рад.

Игорь налил мне соку, шепнул:

— Как тебе?

Я незаметно показала большой палец.

Потом все разбрелись по каютам — кто переезжать, кто укладывать вещи. В кают-компании остались только мы втроем.

— Вот так, — сказала я, чтобы не затягивать паузу. — Я не думала, что придется набиваться в пассажиры.

— Ты не напрягаешь, — Димка улыбнулся. — К тому же, по опыту знаю, мой доктор немного нервничает, когда ты от него далеко.

— Я постараюсь сидеть в каюте тише мыши и не надоедать вам во время работы.

Игорь смерил меня недоверчивым взглядом:

— Не зарекайся. Ты не умеешь тише мыши.

— Сам хорош! — Возмутилась я.

— Ну, разумеется. Это надо мной сначала ставят сомнительные эксперименты, потом похищают, а напоследок собираются убить!

— До «убить», кстати, дело не дошло. Это ты всех убил.

— Сашка, тебя чуть не изнасиловали, а я должен был, по-твоему, за этим наблюдать?

— Эй, эй, ребята, что за история? — вклинился Димыч. — Я не все знаю?

Игорь смерил меня долгим взглядом, и бросил:

— Потом расскажу.