Авилов втрое увеличил зарплату технологу. Дешевле, товар по себестоимости должен стать дешевле, думай, Петр Иванович, думай дальше, больше, сильнее! Петр Иванович укорил Пушкина: предлагал же ему принять на работу гениального парнишку — нет, артачился, а теперь…

— Зови парнишку, — внезапно согласился Пушкин, — но сам ему и плати.

Иваныч не смутился и парнишку привел.

— Быстрее, братцы, быстрее, — подгонял Пушкин, — продукция сезонная, времени до весны мало. Братцы заскрипели мозгами: один старыми, другой молодыми. Авилов обещал Юрию Максимовичу деньги к апрелю и выжимал из народа соки. Втайне от тетки заложил ее квартиру под банковский кредит. Сам жил на хлебе и овощах, в квартире, где осталась только мебель да картина с деревом. Мучили головные боли, и таблетки не помогали. Пришла судебная повестка по поводу продажи автомастерской. Пушкин чертыхнулся и не пошел, предъявил справку о последствиях черепно-мозговой травмы. Сказался больным, и судебное заседание перенесли на месяц.

— Ни Левши, ни его брата в городе нет, — отчитался нерадивый, многократно выматеренный Комар.

Однажды дверь подъезда Авилову открыл «синяя майка».

— Я тебя поджидаю. Зайди-ка ко мне. — Авилов зашел. — Садись, — хозяин пододвинул табурет. — Как тебя зовут?

— Александр.

— Меня — Петр. Слушай, тут, пока ты забубенивал, приходил малолетка. Вечером сижу — звонок в дверь. Открываю — прыщ такой прилизанный. Спрашивает Юлю. Нету, отвечаю, и захлопываю дверь. Проходит полчаса, снова звонок. Открываю — опять этот прыщ.

Говорит, что Юлю проводил в этот подъезд… Я дальше слушать не стал, пихнул и дверь захлопнул. Слушай дальше. Он приходит в третий раз. Я его молча за загривок и затаскиваю в квартиру. Погляди, говорю, придурок, вот мой диван, вот кровать супружницы, видишь, храпит уработанная. Проводница. И все, никого нет, не ходи больше, урою.

Он говорит, мол, я только хотел спросить, живет тут в подъезде девушка рыжая и кудрявая. Тут я вспомнил, что у тебя она живет. Но ничего не сказал, прыща выставил, а сам чего-то распсиховался и в подъезд пошел курить. Ровно через пятнадцать минут он снова в подъезд заходит, ну я и дал ему по рылу. А это оказался ты… Драка вышла. Не по-соседски.

— Пустяки, — отмахнулся Авилов. — Забыли.

— А ты не мусульманин? У тебя их три — рыжая, белая и черная…

— Мусульманин. Нам, мусульманам, это можно.

— Значит, и хоронить тебя будут без водки, — задумался Петр.

— Это точно.

— Ты как решил помирать?

— Поеду во Флориду. Там такие озерца везде, кишащие крокодилами. Заходишь в воду — и все.

Сосед немного подумал, поскрипел табуретом:

— А вдруг крокодил просто откусит кусок?

— Нет. Они сначала тащат на дно, топят, а потом только жрут.

— Вот же твари умные… А этот прыщ, что на твою девицу зарится, перерезал мне проволоку с бельем. В отместку.

— Это я перерезал.

— Ты?

— Нам, мусульманам, в лом, когда трусы под окнами болтаются.

— А ты тоже машину не ставь, понял? — взвился сосед. — Я уже телегу написал участковому и про машину, и про музыку. Еще раз врубишь покойницкую музыку — отнесу. Ты когда снова пить собираешься?

— Через год. Нам, мусульманам, пить запрещено.

— Да-а… Не сахар мусульманская жизнь. Ну иди тогда. Я послезавтра запью, когда баба уедет. Но чтоб музыки не было, понял?

Вечером у Авилова раздался телефонный звонок.

— Саша, — с напряжением в голосе спросил полковник, — Ира не у тебя?

— Нет, Юрий Максимович. Что-нибудь случилось?

— Пропала.

— Опять? — изумился Пушкин.

— Не шути, твою мать, два дня ни слуху ни духу. Найду этого жука — бороду вырву.

— Может, помощь нужна?

— Какая от тебя, едрит, помощь? Хочешь — лети, не хочешь — обойдемся.

— Завтра, — решил Пушкин. Голос полковника ему совсем не понравился.

— Можешь не торопиться.

— Мне так легче, чем здесь психовать.

— Ладно, — полковник смягчился. — Надо жука с долларами искать. Все время вертелся, как кошка, под ногами, и вдруг пропал, как сгинул. Фотоателье на запоре.

— Найдем, — пообещал Пушкин и пошел собирать сумку, отчего-то волнуясь.

Юрий Максимович приехал за ним в аэропорт и выглядел скверно: прихватывало сердце. В доме царило уныние. Глава семьи пошатнулся, и женская половина это почувствовала.

— Кого искать-то, Юрий Максимыч?

— Никаких концов. Поехала к подруге, обещала к вечеру вернуться. Сумку собрала.

— Может, проверить по вокзалу? Если она брала билет на поезд, то в компьютере должны быть данные.

— Да нет. Если на поезде, то как же она обещала к вечеру вернуться? Значит, недалеко.

— Обстоятельства могли измениться, мало ли что. Маршрут сменился. Она одна ехала?

— Вроде да.

— Но все-таки соседние билеты пусть тоже запишут. Кем куплены.

Юрий Максимович схватился за трубку — давать указания. Авилов ждал, пока тот закончит переговоры и разглядывал Ирин портрет в рамке на стене. Портрет был сделан так искусно, что подчеркнул все благородство лица и печаль в глазах, которой Пушкин не замечал. Ракурс особенный, подумал он и почему-то вспомнил, как Лева, толкуя ему про свои операции, размахивал фотографией, которую сделал брат. Она нужна была для врача, пластического хирурга, чтобы показывать, каким был Лева до увечья. Что он вспомнил о фотографии? Юрий Максимович положил трубку, и стало тихо.

— Кто это снимал?

— Он и снимал.

— Кто он?

— Жених с долларами. Яков зовут.

Пушкин злобно откинулся на спинку кресла. Вот оно. Конечно, Левша с его хорошими манерами… Конечно! Вот и пропажа нашлась. Он скрипнул зубами. Если это он, то все. Хватит шуток.

— Кажется, я его знаю, — сказал он. — Если это тот, кого я знаю, кроме фотоателье, он может быть связан с автомобильными делами. Проверьте недавние сделки по автосалонам, мастерским, заправкам.

Юрий Максимович рыкнул и снова схватился за трубку. Пушкин терпеливо ждал, пока разговор будет закончен и, дождавшись, объявил: «Пойду прогуляюсь. Отца навещу». Полковник взглянул на него непонимающе, будто забыл, что у него в городе есть отец. Он пообедал с отцом, прогулялся к морю, разыскал закрытое фотоателье, где в витрине красовалось Ирино лицо, и вечером позвонил полковнику.

— Где шляешься? — заорал полковник. — Есть улов. Можно его брать. Дух к черту вышибу. — Полковник был настроен решительно, как бы чего не вышло. Пушкин решил вмешаться.

— Юрий Максимович, спешить нельзя. Этот так называемый жених — мой бывший подельник. Я их познакомил, сам того не желая. Если Ирина у него, то ничего не может случиться.

— Да он уголовничек, мать твою… Я досье видел.

— Но не убийца. — Пушкин в свои слова не верил, но сдавать Левшу не входило в его планы. Всякое может случиться, если надавить на Якова Александровича. Могут джипы полезть, как из мясорубки, кто знает.

— С ним нужно спокойно поговорить. Известно, где он?

— Автомастерскую делает на Загородном шоссе, там и живет с рабочими.

— Поехали.

— Ребят возьмем.

— Спугнем только. Поедем на вашей машине. Выйдете и скажете, что Ира пропала, а дальше увидим. Пистолет при вас? Если побежит, то все будет ясно. Но с какой стати человеку, который приобрел столько собственности, прятать женщину? Зачем? Только разве, кого шантажировать? Но и тогда переговоры будут мирными, он от вас что-нибудь потребует, а вы его спокойно выслушаете. Потом я к вам присоединюсь, и разговор пойдет по-другому, потому что за ним долг.

Авилов злорадствовал, представляя, как Левша будет вертеться между двух огней. Полковник заспорил и выспорил сопровождающего для подстраховки, чтобы в случае чего можно было организовать погоню. Ехали они молча, Юрий Максимович за всю дорогу только и обронил, что нюх у него есть. Он Левшу учуял, сколько тот ни изображал фотографа со стажем.

— Весь его стаж на морде нарисован.

— А на моей? — поинтересовался Пушкин.

— Да и на твоей тоже. Но меньше стажа, потому как ты младше. Лет через пятнадцать тоже хорошо проступит.

— Да не проступит уже, Юрий Максимович. Мы теперь производители.

Полковник хмыкнул:

— Производители? Как быки?

Оба посмеялись, но без особого веселья: уже подъезжали. Рабочие в вагончике играли в карты. Полковник зашел в помещение, где горел свет, а Пушкин обошел дом вокруг, заглядывая в окна, пытаясь отыскать, где спрятался Левша. Но тот не прятался, спокойно лежал на диване, почитывая книжку, и сыпал на пол сигаретный пепел. Вид у него был самый умиротворенный и довольный жизнью. На столе стояла неубранная посуда, занавеска на окне висела криво и позволяла наблюдать за происходящим.

Отперев дверь и увидев на пороге полковника, Левша изогнулся в дугу, не зная, как принять нежданного гостя и куда усадить, а по мере разговора начал нервно чесать бороду. Авилов сообразил, что новость для Левши оказалась неожиданной и неприятной. Он принялся ходить по комнате, о чем-то рассуждая. Полковник нетерпеливо стучал пальцами по столу, слушая, а потом резко отправился к выходу.

— Ты что? — спросил он в машине Пушкина. — Почему не появился, как договорились?

— Мешать не хотел. Будущий тесть с зятем беседуют, что я буду вмешиваться?

— Болван ты. Все бы хахакал.

— Да ясно все. Ничего он не знает, сам встревожился, видно было.

— Ты видел, что ли?

— Ну да. За окном стоял. Он не знает ничего.

— Так и сказал, помощь предложил… Тоже мне рыцарь печального образа… Так ты почему не вышел-то? Боишься его?

— Боюсь его напугать.

— Ну-ну… — усмехнулся полковник. — Темнишь. Боишься, что я лишнее узнаю? А я и так все о тебе знаю.

— Юрий Максимыч, наши с ним счеты сейчас в сторону, отвлекаться некогда. Я знаю, где он, и это потом. Надо Иру искать. Позвоните, может, есть информация?

Полковник набрал номер и внимательно слушал. Он немного успокоился, ночная поездка взбодрила, он не выглядел жалким, как утром. Появилась возможность что-то делать, а не нервничать попусту, и человек ожил. Надежда дает силы. Левша тоже дивно похорошел. Хоть полковник и определил его «стаж», но это на взгляд профессионала, а если смотреть со стороны — красивый человек с седеющей бородой и умным видом. Почти научный работник. Отчаянная Ирка, решилась кокетничать с Левшой! Будь он женщиной, он бы трижды подумал. Ничего, этой интриге жить осталось недолго. Надо только разыскать Иру.

— Есть, — сообщил полковник. — Билет покупала на железной дороге, ты прав. Ну что, едем прямо сейчас?

— Сейчас, конечно, — согласился Авилов.

— Тут автомобилем быстрее, чем поездом.

— Вам видней.

Но поездка оказалась почти бесплодной, хотя они поставили с ног на голову местное отделение. Пробыв после бессонной ночи полдня в захолустном городке, который за это время был прочесан насквозь, они не нашли следов Иры, которые бы вели в определенную сторону. Хотя было ясно, что до этого места она доехала.

Одна из вокзальных уборщиц сообщила, что видела особу, похожую на ту, что на фото, а кассирша автостанции узнала в ней женщину, которая отваживалась с больной девочкой-горбуньей. Кажется, что и билеты им обоим покупала она же, с фотографии, но куда — пожилая женщина не запомнила. Оставалось искать в семи пунктах, куда кассир продавала билеты. Авилов видел, что полковник измотан и на пределе, и предложил отдохнуть в гостинице пару часов, а потом продолжать поиски.

Они отдыхали в двухместном люксе, и полковник начал, было, мирно похрапывать, когда зазвонил телефон. Сообщили, что на автостанции появилась девушка-горбунья, и кассирша опознала в ней спутницу Ирины. Полковник тут же вскочил, и они направились в милицию: девушка была уже там. У здания милиции Пушкин задержался, махнул рукой и направился в противоположную сторону. Полковнику было не до него, он спешил узнать новости.

Новости оказались будничные и в то же время настораживающие. Девушка-горбунья отвечала, ничего не скрывая, о знакомстве с Ириной, о гобелене, о поездке, о том, как ей стало плохо на автостанции. О том, как Ирина ей помогала, она говорила с симпатией, спокойно дала адрес подруги — Юли Гурко, но сообщила, что Ира не осталась на день рожденья, а уехала рано утром, не попрощавшись с ней, а просто передав, что не может больше задерживаться. По ее словам выходило, что одиннадцатого вечером они приехали, Ира отбыла двенадцатого, в понедельник утром, а сегодня было четырнадцатое. Девушка, по паспорту Татьяна Шумкова, видела Ирину в последний раз одиннадцатого вечером, с тех пор они не встречались. Об отношениях между хозяйкой дома и Ириной ничего рассказать не может, не знает, не интересовалась. Она давно не виделась с подругой, возможно, Ирина почувствовала себя лишней в их компании, поэтому уехала. Полковник выспрашивал о цели поездки: что это — прогулка или по делам? Горбунья поразмыслила, а потом объявила, что внешне все выглядело прогулкой… И замолчала.

Полковник подумал, что звучит правдоподобно. Ирина не таскалась куда попало без цели и не любила быть навязчивой, но девушка как будто знала больше. Или догадывалась — глаза умные, — но не хотела говорить и жаловалась, что неважно себя чувствует. Напрямик спросила, что случилось, но ей не ответили. Ее отпустили, а полковник подумал, что с калеками сложно: не вытрясешь всего, что надо. Он еще раз попытался расспросить, какова была цель поездки Ирины, и горбунья добавила, что это она уговорила Иру съездить за компанию, потому что одна пускаться в путешествия раньше не пробовала. Выглядело так, что Ирина, чего-то от поездки ожидавшая, уехала разочаровавшись или, если у нее была цель, не добившись толку. А какой интерес был у нее общаться с девчонками? Полковник ломал голову безуспешно и честил Сашку, исчезнувшего в самый неподходящий момент.

Когда полковник покидал здание милиции, он столкнулся с Авиловым в дверях.

Сашка, узнав новости, сообщил свой план.

— На время расходимся. Вы, Юрий Максимович, езжайте по адресу к подруге и подробно изучайте дом, давите сок из хозяйки, а мне надо остаться тут. У меня зацепка. Встречаемся вечером в гостинице. Из дома новостей нет?

— Нет.

— Тогда до встречи.

Полковник, прихватив в поселке участкового, отправился к Юлии Гурко. Там оказалось еще хуже, чем с горбуньей. Заливалась ревом девочка — у нее начался отит. Дом покидала педиатр, только что осмотревшая ребенка, и остальные находились на взводе, не понимая, что тут нужно еще милиции. Полковник заставил унести ребенка, и они принялись за дело, но дело двигалось туго. Юлия нехотя повторила то, что сообщила ее подруга. Сказала, что с Ириной знакома не очень близко. Несколько раз встречались в разных компаниях. Что, собственно, приезда ее не ожидала, но и против ничего не имела, потому что женщина приятная, и раз Таня ее привезла, то и ладно, в конце концов. Общения у нее мало: дом, муж, маленький ребенок. Муж, как обычно, на трехдневной рыбалке с приятелями, с Ириной он не знаком, никогда не видел, так же, как и она его. На вопрос о цели приезда Юля пожала плечами: мало ли, захотелось человеку прогуляться, посмотреть новые места… Не понравилось — уехала, что тут особенного? Она не спрашивала. Неудобно же выяснять, зачем явились гости. Гости и гости. Бывает, что на день рожденья кто-нибудь и заглянет из старых знакомых. Просто за компанию. Потом посмотрела исподлобья и спросила, что случилось. Полковник ответил, что Ирина пропала, а девушка обиженно пожала плечами: ну ищите, я ее не прячу!

— Вот, кстати, — она поднялась и подала кольцо с подзеркальника, — это она зачем-то дала Марусе. Надо вернуть, может, оно дорогое. Я, как увидела, сразу отняла — еще проглотит.

Полковник взял кольцо и машинально засунул в карман.

— Мы осмотрим дом.

Миронов поднялся, участковый отправился с ним, потерев лоб и буркнув: «Выставляют». Полковник понял, что лейтенант прав — от них хотят отделаться побыстрее. Осмотр дома ничего не дал. Полковник, упорствуя, застрял на участке, обнюхивая каждый куст. Участковый, соскучившись, бродил по дому и задавал вопросы, но на все получал ответ: тут дом недостроен, а это осталось от старых хозяев.

Уже темнело, полковник заторопился в город, надеясь, что, может быть, есть улов у Сашки. Четыре дня ни слуху ни духу об Ирине. По пути слушал разглагольствования лейтенанта, что новые люди в поселке всегда на виду. Эти живут тихо, три месяца назад купили недострой, стали быстро достраивать, деньги есть. Привезли мать с ребенком, муж вроде из строительного бизнеса, часто в отлучках и еще рыбачит с приятелями.

— Как его фамилия? — спросил полковник.

— Не запомнил. На «ский».

— Узнай.

— Сейчас контору уже заперли, восемь часов. Но можно заехать за ключами…

— Сам, — перебил полковник. — Узнаешь, сразу позвони, я заночую в гостинице. Сразу с утра звони. Записывай телефон.