Позже, Арчи должен был признать, что Брат Лайн слишком драматизировал события предстоящей распродажи и, как следствие, поставил на уши как «Виджилс», так и всю школу.

Прежде всего, Лайн созвал срочное собрание. Как и прочие религиозные деятели, он стал говорить о том, что моральный дух в школе – полное дерьмо. Но в разное время это проявляется по разному. Оставаясь на кафедре, он попросил вынести десять больших плакатов со списком в алфавитном порядке всех учащихся школы. Рядом с каждым именем была строка с пустыми квадратиками, в которых, как объяснил Лайн, будет отмечаться количество коробок шоколада, проданное данным учеником.

Все веселились, когда «шестерки» Лайна приклеивали липкой лентой плакаты к стене, сам Лайн в это время стоял где-то в стороне. Плакаты сползали на пол, выдергиваясь из-под клейких полосок. Стены были выложены из бетонных блоков, к которым, конечно же, ничего не клеилось. Веселое улюлюканье, заполняющее воздух, изо всех сил досаждало Брату Лайну, что всем доставляло превеликое удовольствие. Наконец, когда все плакаты были развешаны, то Брат Лайн удовлетворился.

Арчи допускал, что все это могло обернуться еще одним большим представлением, подготовленным Лайном, которое примет масштаб вручения Академической Премии. Он заливал как Ниагара о том, что школьный дух высок, и что это традиционная распродажа шоколада, что она еще ни разу не подводила, и о том, и что директор в больнице, о братстве в «Тринити», о нужде в деньгах, о великолепной доктрине, спасающей финансовое положение в школе и несущей образовательное значение, действующей на все «звездочки». Для Арчи это выглядело как триумф победы, как трофеи на бархатных витринах под музейным стеклом: «Победить или умереть». Последнее значило: угробить все, что делало «Тринити» местом триумфа годами и т.д. Дерьмо, конечно же, но действует эффективно, когда у дела такой мастер как Брат Лайн, и когда он произносит заклинания со словами и жестами.

«Да», — произнес Брат Лайн. — «В этом году квота удвоена, потому что мы делаем большую ставку, даже большую, чем раньше», — его голос звучал, словно орган, наполняющий звуками воздух. — «Каждый ученик «Тринити» сможет продать пятьдесят коробок, и я знаю, что он согласен превзойти свои возможности», — жестикулировал он перед плакатом. – «Я обещаю вам, джентльмены, что по завершении распродажи каждый из вас вырежет цифру «50» на последней коробке. Эта цифра будет обозначать, что в «Тринити» есть люди, которыми она может гордиться…»

Этого было уже слишком. Арчи незаметно давал ему знать, чтобы тот прекращал. Но Лайн все говорил, говорил и говорил так, чтобы все в школе это слышали. Арчи ерзал по стулу, при мыслях об объявленном собрании «Виджилса» - организации, у которой Брат Лайн попросил поддержки в этом мероприятии – в распродаже шоколада, и как он сумел положиться на «Виджилс». Арчи был поражен пульсацией сомнений и скептицизма при мысли о членах его организации. «Христос, Арчи!», — воскликнул Картер. — «Мы никогда не путались с таким дерьмом». Но Арчи как обычно преодолел их, учитывая потребность Лайна во влиянии «Виджилса», как в символе организации, сумевшей набрать силу. И это была лишь вшивая распродажа шоколада. Но теперь, слушая громкие декламации Лайна о том, что школа будто бы поднялась в Крестовый Поход, Арчи был в сомнениях.

Глядя на плакаты и видя свое имя, Арчи представил себе, как могут быть проданы его пятьдесят коробок шоколада. Это не могло уложиться в его голове. Он не коснулся ни одной коробки с его первых дней, когда он еще только начал править «Виджилсом». Обычно находилось несколько добровольцев, с удовольствием продававших квоту Арчи вместе со своей собственной, считая своим долгом не обременять таким делом управляющего «Виджилса». Но в этот год он, очевидно, распределит все обязательства, подняв пятерых парней, и поручив каждому продажу еще десяти коробок из своей квоты. Хорошо ли это было в отношении них, всучить добавку при такой большой квоте?

Комфортно сидя в сторонке в, Арчи с удовлетворением вздохнул, довольный глубиной своего чувства справедливости и обходительности.