- Твоя фамилия - Гоуберт?

- Да.

- Тебя называют Губером?

- Да.

- Что, да?

Арчи испытал отвращение, когда этот нелепо сложенный подросток очередной раз вяло промямлил: «Да». Арчи вспомнил сцену из какого-то старого фильма времен Второй Мировой. Но Гоуберт заикаясь выкрикнул: «Да, Сир!» - словно рекрут-новобранец.

- Знаешь, почему мы здесь, Губер?

Губер заколебался. Несмотря на его рост, запросто шесть с

лишним футов, Арчи нашел в нем ребенка, снятого с вечернего сеанса, предназначенного «только для взрослых». Он был очень худым, с тонкими длинными руками, растущими из узких плеч и с маленькой головой на тонкой шее, окутанной рельефом вен, маленьких мышц и сухожилий. Он выглядел растерянно – просто наживка для «Виджилса».

- Да, Сир! — снова выпалил Губер.

Такие спектакли всегда забавляли Арчи. Игры с новичками доставляли ему непомерное удовольствие, когда он руководил ими и унижал, пусть даже в шутку. Он был управляющим, чему способствовало его быстрое мышление, острый ум, плодовитое воображение и способность видеть развитие событий на два шага вперед, словно жизнь была управляемым гигантом или игрой в шахматы. Но особенно его ценили за способность быстро найти нужное слово, у него это получалось как ни у кого. Арчи понимал, что он всегда делал это осознано, хотя в мыслях он избегал этого слова. Как-то ночью, он смотрел один старый добрый фильм с братьями Маркс на позднем киносеансе, его захватила сцена, в которой братья искали пропавшую картину: Граучо сказал: «Мы обыщем каждую комнату в этом доме». Затем Чико спросил: «Но что если ее здесь нет?» Граучо ответил: «Тогда будем искать тайник». «А что если в этом доме нет тайника?» И Граучо: «Тогда мы построим дом с тайником». И они тут же начали закладывать фундамент будущего дома. То, что Арчи и делал – строил дом, который вообще мог никому и не понадобиться, даже ему самому.

- Ты, наверное, знаешь, зачем ты нам здесь нужен, Губер? — вежливо спросил Арчи. Он всегда всех ублажал своими интонациями, словно бережно укутывал каждого своим голосом.

Кто-то захихикал, Арчи с жестким укором посмотрел на Картера, словно приказал ему взять всех сидящих в этой комнате в ежовые рукавицы. Картер щелкнул пальцами, что в этом изолированном от мира помещении прозвучало ударом молотка. «Виджилс» как обычно собрался здесь вокруг Арчи, и парень по прозвищу Губер принимал задание. Небольшая комната в конце здания школы была без окон и лишь с одной дверью, ведущей внутрь гимназии: отведенное место для «Виджилских» собраний – отрезанное от окружающего мира. Единственный, легко охраняемый вход, и тусклое освещение маленькой лампочкой, свисающей с потолка. Сорок ватт на весь объем этой комнаты и на всех, кто здесь собрался. Оглушающая тишина воцарилась после щелчка пальцами Картера. Никто больше не дурачился и не смеялся. Картер был президентом «Виджилса», потому что им мог быть только футболист с мощной рельефной мускулатурой – с тем, чего так не доставало Арчи. Но все знали, что главой «Виджилса» все-таки был управляющий – Арчи Костелло. Он всегда был на шаг впереди их всех.

Губер выглядел несмело. Он был из тех, кто должен был всегда всем нравиться. Например, он не мог просто так начать знакомство с какой-нибудь девочкой. Он должен был явиться к ней неизвестным странником из далёкой сказочной страны на заходе солнца.

- Скажи мне, — сказал Арчи. — Почему ты здесь? — в его голосе пробилась важная нотка.

- Для… задания.

- Как ты себе это представляешь: задание, никому лично не адресуется?

Губер кивнул.

- Это традиция в «Тринити»?

- Да.

- И тогда ты должен хранить молчание?

- Да, — сказал Губер, поперхнувшись. Его «Адамово яблоко» заелозило в длинной и тонкой шее.

Тишина и молчание.

Арчи всегда собирал всех в этой комнате. Он чувствовал, что здесь его слушают с большим вниманием и интересом. Он знал, что всех каждый раз волновало, зачем они снова здесь собрались. Иногда Арчи должен был высказать свои негодования по какому-либо поводу, поставить кого-либо на место, или же объявить что-либо новое в программе «Виджилса». Члены этой организации могли ничего и не делать, но иногда их принуждали правила. Картер был мышечным сгустком, Оби – мальчиком на побегушках, а Арчи сам постоянно был под давлением указаний сверху, работая над их исполнением, словно машина. Нажатие на кнопку – и исполняется очередное указание. Что они могли знать о каждом и обо всех вместе? Ночами он мог не спать, размышляя над тем, как успешней всего провести то или иное мероприятие. Временами он чувствовал, что все впустую. И еще он не отрицал, что торжествовал в такие моменты, когда все замирали в ожидании, околдованные мертвой тишиной, смотрели ему в рот, и каждый слышал биение собственного сердца. В данный момент все глаза были на Арчи и на бледном от страха Губере.

- Губер.

- Да… да, Сир… - опять запнулся Губер.

- Знаешь что такое отвертка?

- Да.

- Хотя бы раз ты держал ее в руках?

- Да… Да, Сир… У моего отца… был ящик… с инструментами.

- Прекрасно. Знаешь, для чего используют отвертку, Губер?

- Да.

- Для чего?

- Заворачивать винты… Я полагаю, заворачивать винты… во что-нибудь…

По комнате прокатился смешок, и Арчи должен был подождать до возврата напряжения тишины.

- И также, Губер. — продолжил Арчи. — Отверткой можно еще и выворачивать винты. Правильно?

- Да, Сир.

- А потерянная отвертка – это все равно, что иголка в стогу сена, правильно?

- Правильно, — ответил Губер, кивая головой и концентрируя внимание на мысли об отвертке, словно он был под гипнозом, и Арчи старался повернуть все так, чтобы Губер почувствовал себя героем, возносимым на волнах силы и славы, ведущих его вперед, к месту свершений – постепенно, чтобы он осознал самую паршивую работу с лучшей стороны, даже с самой лучшей, ценою собственного пота.

- Теперь, ты знаешь, где находится комната Брата Юджина?

В этот момент повисшее в воздухе ожидание стало почти осязаемым, способным воспламениться от собственной наэлектризованности.

- Да… это комната под номером девятнадцать… второй этаж.

- Правильно, — сказал Арчи, словно подготавливая Губера к своей декламации. — Следующий четверг в полдень, ты получаешь освобождение. На день, на вечер, на всю ночь – это важно.

Губер стоял, будто вот-вот написает в штаны.

- Школа будет пуста. Братья, большинство из них, точно – неизвестно кто, уедут на совещание по итогам учебной четверти в Мен. Вахтера на входе тоже не будет. В школе не будет никого кроме тебя, Губер, и твоей отвертки.

И, теперь, самое главное:

- И вот, что ты делаешь, Губер, — пауза. — Ты ослабляешь.

- Ослабляю?

Арчи дождался паузы. Словно по четкой команде наступила почти нестерпимая тишина. И он сказал:

- Все, что есть в комнате Брата Юджина, собрано на винтах. Стулья, столы, стенные доски. И ты со своей маленькой отверткой - может, будет лучше, если ты возьмешь с собой не одну, а несколько отверток разных размеров или одну, но с разными насадками… начинаешь расслаблять винты. Ты это делаешь так, чтобы это не было заметно – винты не должны выступать наружу, но вывернуть их надо почти до конца, чтобы они почти вываливались, чтобы все держалось «на соплях»…

Восторженный вой наполнил комнату. Все просто начали давиться от смеха, представляя себе результат работы Губера. Не смеялся только Оби. Очевидно, он представил себе тот несуществующий дом, построенный у Арчи в голове. Арчи смягчился, стал добрее – то, чего каждый раз от него все так ждали, хотя было ясно, что он разозлится снова.

- Боже, — воскликнул Губер. — Это же столько работы. Там много столов и стульев.

- У тебя есть ночь. Мы надеемся, ты не подведешь.

- Боже… - «Адамово яблоко» задергалось в конвульсии.

- Четверг, — произнес Арчи командным тоном, окончательно и бесповоротно.

Губер кивнул, принимая задание, как осуждение на казнь, как и каждый, кто мог бы оказаться на его месте, понимая, что исполнять указания Арчи придется в срок, не откладывая в долгий ящик. Жизнь «Виджилса» заканчивалась, и в «Тринити» все это знали.

Кто-то воскликнул: «Уау!»

Картер снова щелкнул пальцами, и напряжение тишины снова быстро наполнило эту комнату. Но это было уже совсем другое напряжение – с зубом на Арчи. Он крепился.

Вытянув ноги из-под старого учительского стола, Арчи сидел позади главы президиума. Картер подтянул к себе небольшой черный ящик, легонько встряхнул его, что отозвалось тяжелым рокотом перекатывающихся шаров. Оби с ключом в руках вышел вперед. Была ли на его лице улыбка, в этом Арчи не был уверен. Он мог только догадываться, насколько Оби его ненавидел. Это было не так важно. Пока Арчи все держал в своих руках, он мог оспорить все что угодно, даже содержимое черного ящика.

Картер забрал ключ у Оби.

- Готов? — спросил он у Арчи.

- Готов, — ответил Арчи, сохраняя безразличие на лице. Этого как всегда требовала инструкция, несмотря на то, что в этот момент он почувствовал, как капли пота из подмышек сползали по его бокам, оставляя за собой холодные дорожки. Черный ящик был возмездием. В нем находилось шесть биллиардных шаров: пять белых и один черный. Что до поры до времени было остроумной идеей, для каждого в достаточной мере умного человека было понятно, что управляющий может уйти в отставку, если не будет никакого контроля. Ящик обеспечивал контроль. После объявления каждого задания, его преподносили Арчи. Если бы Арчи вытащил белый шар, то задание исполнялось как обычно, а если черный, то это бы официально обязывало самого Арчи исполнить это задание, предназначенное для кого-либо другого.

Он встряхивал маленький черный ящик уже три года. В конце концов, сколько это могло продолжаться? Или удача могла ускользнуть из его рук? И была ли жизнь благосклонна к нему?

Он запустил дрожащую руку в ящик. Шары разбегались по днищу, выскальзывая из-под потных пальцев. Наконец он схватил один из шаров и сжал его в кулаке. Он вытащил руку и долго не хотел ее разжимать. Волнение и дрожь растаяли. Он открыл ладонь. Шар был белый.

Уголки губ Арчи задергались в расслаблении. Он снова встряхнул ящик. Удивление отказывалось покинуть его лицо: «Я – Арчи. Я не могу проиграть».

Картер снова щелкнул пальцами, и это значило, что собрание подошло к концу. Внезапно, Арчи ощутил пустоту, истощение и заброшенность. Он посмотрел на Губера, стоявшего в замешательстве. Тот выглядел так, словно он вот-вот заплачет. Арчи почти пожалел его. Почти. Лишь чуть-чуть.