Ничего святого не было ни только у людей, но и у собак.

Вырвавшийся на волю мохнатый уголовник не пропус тил мимо себя ни одной суки. Среди лающего женского поголовья витали страшные слухи о бегающем по деревне сексуально озабоченном маньяке – волкодаве, и все четвероногие тетки забились по будкам.

Бобик, на свою голову, вернее, задницу, вышел на улицу опровергнуть бабские сплетни.

«Вот и опро-о-верг! – улепетывал со всех ног от серийного насильника, опустив вниз короткий хвостик. – Совсем, псяра, ополоумел…» – чесал он без оглядки, прикидывая, в какую бы подворотню половчее заскочить, чтоб избавиться от преследователя.

Даже – двух!

Потому что за плоскоголовым четвероногим Барбосом гнался такой же плоскоголовый двуногий барбос, в придачу весь обвешанный оружием.

«По роже видно, что живодер! – думал про него Бобик, забегая к себе во двор и прячась в конуру. – Кажись, мимо пробежали, – с облегчением высунул из будки нос. – Это ж надо?! Все уши себе оттоптал!..»

Пока бряцающий оружием гоблин преследовал мохнатого каторжника, из Чекушкинска подъехала веселая пожарная команда на голубой машине – не вовремя кончилась красная краска – и с шутками принялась за тушение пожара, воодушевленно руша перегородки и разбирая крышу.

Немного пришедший в себя Кошмаров вновь впал в кому, увидев такой разбой и разорение.

Юный пионер с наслаждением наблюдал за спорыми действиями чекушкинских мастеров воды и огня, но чело его нахмурилось, когда вспомнил о шалопутовских тушилах сарая и сена.

«Гасильники-чумазильники», – сжал маленькие кулачки, прокрутив в голове недавний разговор и последующие действия бывшего партработника и его гостя.

– Дяденька… – глядел он на одетого в защитного цвета форму, но с бейсболкой на голове мужчину, не зная, как к нему обратиться: то ли, «дяденька милиционег», то ли, еще как… – Дяденька большевик, – наконец нашелся он, умастив прокопченное сердце дона Чезаре благовонным снадобьем, – у меня к вам дело!..

«Дело шьет бойскаут…» – обтер о гимнастерку грязные после тушения сарая руки шеф наркосиндиката.

– Дела у прокурора! – подошел к собеседникам Пшенин. – А у нас – делишки.

– Пгичем чегные! – кивнула головой старшему товарищу юная поросль.

– Потому черные, что какой-то буржуй мое сено поджег, – тоже обтер о себя руки бывший партработник.

– Я пго вас все знаю! – обратился к дону Чезаре Павлуша. – Это вы велели квартирантам моего деда взогвать машину и дом Кошмагова, – отошел на всякий случай подальше от фронтовика.

– Подойди ко мне, бамбино, – поманил его пальцем дон Чезаре, – я что-то шепну тебе на ушко…

– Говогите вслух, – отступил еще на шаг вымогатель.

– Павлик, кто сказал тебе такую глупость? – подкрадывался к мальчишке Пшенин, для которого приезжий борец с капиталом стал кумиром наравне с Че Геварой.

– Ничего и не глупость, а самая взапгавдашная пгавда. У меня и запись есть магнитофонная, – отступил еще на один шаг пионер. – Если дадите сто рублей, буду молчать как пагтизан, – ощутил на плечах лапищи секретаря парткома.

«А все-таки не так уж неправы были кулаки, когда отдубасили его тезку» – подумал Пшенин, выкручивая пионеру ухо.

– Держи гимназиста! – закричал дон Чезаре, прыгая к ним и с неимоверным удовольствием вцепляясь шантажисту в другое ухо, обыскал его карманы. – Вот и порочащая нас запись, – вытащил он кассету и два раза треснул ею по лбу пионера.

Потом согнул вопящего скаута, а Пшенин, сняв широкий командирский ремень, с превеликим наслаждением отшлепал ревущую гадость по выщелкнутой тощей заднице, приговаривая:

– Будешь помнить тридцать седьмой год…

– Разукрасили не хуже, чем Боттичелли капеллу, – подвел итог рукотворным трудам дон Чезаре.

Вот потому-то лопоухий мститель, ощущая огонь в ягодицах, на этот раз бесплатно, выложил «крестной маме» уличающие дона Чезаре и дедовых квартирантов сведения.

– А этот недобитый коммуняка Пшенин им во всем помогал, – закончил торжественную речь на мафиозном партактиве несостоявшийся член пионерской организации Павлик Морозов и, не дожидаясь бурных аплодисментов, переходящих в овации, с чувством исполненного долга направился домой.

«Хогошо бы фамилию сменить, – по пути думал он, – на Бегезовского, напгимег, или Фгидмана, а лучше всего – Абгамовича.

Паша Абгамович!.. Гогдо звучит… С завтрашнего дня футболом займусь».

Не успел он дойти до дома, как к жилищу деда Пашки подкатил БМВ с Коляном, Вовчиком и Покемоном.

Старикан, глянув на удовлетворенную рожицу внука, мигом просек «ситуэйшн».

– Джентльмены! – жестикулируя руками, подбежал к смотревшим телевизор квартирантам. – Смывайтесь вон в энто виндоу, – указал на окно, – ибо нехогошие пиплы хотят пощупать ваш фэйс… – нажал указательным пальцем на нос Дорофея. – Мы в ответе за тех, кого пгигучаем! – всхлипнул он, озвучив сентенцию, слышанную недавно по телику. – Ну-у, унучек!.. – погрозил пальцем юному созданию. – Дождесси у меня!

Вышибив плечом дверь, в избу, размахивая пистолетом, ввалился Покемон, отсрочив таким образом назревавшую экзекуцию многострадальной пионерской гузки.

– Е-к-л-м-н! – уставился он на деда.

– Н-м-л-к-е?! – ответил дед Пашка, сбив с толку непрошеного визитера.

– Ты ухи-то засунь обратно в ноздри! – дал старику дельный, на его взгляд, совет Покемон. – Сознавайся, старый хрен, куда квартирантов спрятал? – беспокойно закрутил башкой, услыхав во дворе стрельбу и повседневную разговорную речь, звучащую на повышенных тонах.

– Тудыт иху в рукомойник мать, в галошу ети, вон они, – орал Вовчик, пуляя из пистолета в перемахнувших через забор противников, вслед которым Колян послал очередь из «Калаша».

– Мимо! Тудыт иху в Сран-Франциску, раскудрит… Промазал… в душу ети, – помчался он к машине.

Вовчик устремился за ним.

– Ты че, би-би? – намекнул Покемону дед Пашка, увидав пробежавших мимо виндоу рашен мафиози. – Вон, твои когеша их преследуют, – указал на окошко дед, – пока ты стоишь тут, как штопаный фгаег.

– Е-к-л-м-н! – догоняя товарищей, нырнул в окно, на которое указал ему дед Пашка, Покемон.

– Пголез, как пуговица в пгоганку, – описал его действия пенсионер, бойко вынимая из штанов узкий ремешок и плотоядно поглядывая на внучка.

Выбежав на улицу, Джинн-Толик и Джонни-Дорофей мигом оценили ситуацию и помчались к припаркованному у сельсовета «запорожцу».

С корнем вырвав дверцу, Джинн-Толик наклонил спин ку кресла, давая возможность приятелю запрыгнуть на фатальное заднее сиденье, а сам сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Мотор завыл, словно с ним проделали нечто не традиционное. Из-за забора вынырнул БМВ, из которого тут же раздались выстрелы. Джинн-Толик вновь нажал на стартер, и движок завизжал Хавроньей, пыхнув в преследователей черным дымом.

«Запорожец» гудел, трясся, икал, стрелял, но с места не трогался.

БМВ приближался, и Джинн-Толик, нагнувшись, схватил лежавшую на земле дверцу и метнул в преследователей, рассадив им ветровое стекло.

Обрадованный таким исходом дела, «жопарик» неожиданно прыгнул лягушкой, чуть не выбросив из типа салона водилу, и с тарахтеньем, скрипом и хрипом помчался вдоль по улице, пыля и утробно завывая движком. Окутанный пылью и матом БМВ сидел у него на хвосте.

Джип-Чероки с другими тремя «гвардейцами» солидно подкатил к дому бывшего партийного работника и зловеще остановился у ворот.

– Вот они, буржуйские прихвостни, – указал на вылезавших из тачки гостей дон Чезаре и, сатанински улыбаясь, достал изделие Пети Беретова и нежно поцеловал его.

Дети героических партизан устроили подъехавшим тарасовским оккупантам достойную встречу.

Первого из вошедших в калитку «буржуйских прихвостней» Пшенин от всей партийной души охреначил граблями.

Не ожидавший отпора трехстворчатый шкаф растерялся и поэтому не успел сразу нейтрализовать противника. А зря! Так как грабли, проехав по башке, расчесали его короткую стрижку.

Взвыв, гоблин выхватил пистолет, но парикмахер, бросив «расческу», уже скрылся в доме.

Послав вдогонку две пули, мордоворот стал ломиться в захлопнувшуюся дверь, в чем ему активно помогали двое подбежавших приятелей, но дон Чезаре несколькими выстрелами через дверные доски мигом сбил с них боевой пыл.

Брякнувшись во влажную сажу пожарища, русские мафиози затеяли нудную перестрелку с итальянско-американским гангстеритто, пока активный Пшенин, выбравшись с заднего крыльца, протыкал им скаты и, согласно моде, тонировал растресканное ветровое стекло перемешанной в пропорции один к одному грязью и сажей из предусмотрительно захваченного ведра.

Расстреляв обойму, дон Чезаре выбрался из дома, плюнул на бандитскую машину и вместе с Пшениным шустро ломанул к разрушенной ферме со стоявшими неподалеку комбайном и трактором.

Уже у самой фермы их обогнал «запорожец» с выбитыми стеклами, за которым, как привязанный, следовал матерящийся БМВ.

А когда партийные активисты залезали в брошенную сельскохозяйственную технику, на спущенных скатах подкатил и Джип-Чероки, чернея тонированным ветровым стеклом.

Не успели братки из него выбраться, как партизанские отпрыски с «Бела чао» на устах ринулись в атаку.

С двух сторон комбайн и трактор «Кировец» надвигались на бандитскую тачку. Загрузившись в нее, гоблины пустились наутек, но крейсерская скорость их внедорожника не превышала скорости комбайна.

– Да имел я твой Джип вместе с твоими аквариумными рыбками, – протаранил трактором бампер вездехода красный командир Пшенин.

В ответ из бээмпэшки на спущенных колесах раздались выстрелы. Дон Чезаре не остался в долгу и с помощью Пети Беретова продырявил в нескольких местах корпус вражеского авто, ударив затем противника в лакированную бочину колхозным агрегатом.

Подкативший с другой стороны Пшенин бодро спрыгнул с трактора и с воплем «Отда-а-й колхозную печать!» долбанул порожней железной канистрой на двадцать литров по квадратной водительской башке, высунувшейся из окошка для управления транспортным средством, так как обзор через ветровое стекло отсутствовал напрочь.

Эхо от соприкосновения двух пустых предметов докатилось до Лопуховки и, отразившись, затихло в Гадюкино, наведя тамошних жителей на серьезные размышления о вулканической деятельности земли.

Джип заметался из стороны в сторону и заглох.

Запустив в него мятую канистру, Пшенин шустро забрался на комбайн к дону Чезаре и со словами «Остались от джипа одни лишь чероки» с чувством пожал ему руку.

Взвыв движком, комбайн приступил к индивидуальному преследованию громил, выскочивших из «вторчермета».

На втором фронте тоже наступил момент активных боевых действий. Катапультировавшись из «запорожца», бойцы дона Чезаре решили укрыться в развалинах фермы. И каково же было их счастье, когда случайно наткнулись на остатки боевого снаряжения агентов ФБР.

– Е-к-л-м-н, того-этого, сдавайтесь, вы окружены! – заорал Покемон.

– Эй-би-си-ди… на фиг иди, – услыхал он и брякнулся на битый кирпич, спасаясь от выстрелов.

– Хитрые, как контуженные лисы!

Чего же они раньше не стреляли? – прячась за остатки стены, палил в противника из пистолета Колян.

– А мне все до баобаба! – достал автомат Вовчик, но почувствовал, что сзади его похлопали по ноге.

Обернувшись, в первую минуту никого не увидел, но, опустив глаза, встретился с яростным взглядом стоявшего на четвереньках человека, который, зарычав, выбил у растерявшегося Вовчика автомат и болезненно впился зубами в ногу, опрокинув на раздолбанный кирпич и распластанного на нем Покемона.

Услышав вопли, Колян перестал стрелять и в растерянности глядел на кучу копавшихся тел, из центра которой доносилось затухающее:

– Е-к-л-м-н…

В чувство его привел мощный удар в челюсть, а потом по руке.

Пистолет улетел в неизвестном направлении, а безоружный Колян остался один на один со здоровенным татуированным головорезом в рваной майке, с наколотыми над сосками буквами: «О» и «К».

Подергав щекой со шрамом, Колян выбросил вперед кулак, метя в горло, но угодил в богатырскую грудь, уловив краем уха сдавленное: «е-е-е» из сплетения пыхтящих у его ног тел.

«Как Покемона плющит…» – пропустил он удар и сам врезал ногой, между делом отметив, что из кучи-малы идет слабый сигнал: «к-э-э-э…» и слышится собачье гавканье.

Джинн-Толик в это время заламывал Коляну руку, для разнообразия стуча коленкой по его животу.

Склонившись к копошащимся телам, любопытный Колян услышал: «л-э-э-э…» – и с наслаждением опустил каблук на верхнюю часть ступни татуированного придурка, подумав при этом, что «О» и «К» – это, видать – «Офигенный Козел».

Раскрыв рот в форме буквы «О», Джинн-Толик завопил и, почувствовав толчок стриженой башкой в область грудной клетки, присоединился к общей массе тел, расслышав откуда-то снизу выстраданное: «м-э-э-э».

Перекрестившись, Колян с разбега бросился в кучу-малу, нанеся этим последний штрих в картину Репина «Свальный грех по-шалопутовски», услышав при падении хрипло-сипящее: «н-э-э-э» и подумав про Покемона, что он явно уже не мужик…

Пустая канистра на двадцать литров, сама того не ве дая, соприкоснувшись с головой джиповского водилы, кроме ужасного гула, произвела еще один эффект – загнула ему извилину, и, вдосталь набегавшись от партизанского комбайна, он догадался забраться в «Кировец», куда следом за ним заскочили и братки.

Будто железные гладиаторы, сшибались трактор с комбайном, двигаясь постепенно в сторону деревни, где получивший задание гоблин сосредоточенно гонялся за собачим насильником, а Барабас – за гоблином.

– Шо-o таке? Уроды! Какого хрена технику гробите? – свалив наконец «мамкиного» телохранителя и заламывая ему руку, хрипел участковый, но, ясное дело, его никто не слышал.

Следом за сельскохозяйственной в деревню ворвалась, вернее, вползла, бывшая легковая.

«Запорожец» на спущенных колесах со скоростью усталой черепахи преследовал БМВ, несшийся чуть быстрее безногого крокодила.

У дома деда Пашки враги скучковались, и во время сражения чья-то подлая рука метнула гранату, которая точно угодила в сортирный резервуар. Раздался глухой взрыв, и выбежавший во двор дедок с ужасом увидел, как гениальное создание Джинна-Толика, за которое дед Пашка хотел выдвинуть его на Нобелевскую премию, заполняется чем-то маслянистым и черным.

– Что такое? Что такое? – суетился он, с содроганием прикидывая, как жить дальше.

А за забором кипел рукопашный бой.

– Мо-о-чи! Мо-о-чи-и его-о! – раздавались с улицы крики сражающихся.

Подоспевший Барабас, с помощью направлявшегося в шоп, но так и не попавшего туда Мишани, принялся внедрять общественную нравственность на подведомственной территории. Потирая ушибленные бока и разбитые носы, нарушители правопорядка постепенно становились пацифистами, о чем и сообщил своему бывшему командиру Мишаня.

– Отставить выражаться! – одернул подчиненного прапорщицкий лейтенант.

– Това-а-рищ участковый, – умело проводил партийную линию Пшенин, скромно прикрывая ладонью подбитый глаз, – это просто классовый обмен мнениями…

«Со школы, что ли, непонятки между пацанами?» – почесал кулак о кулак радетель нравственности и гуманизма.

– А технику чего гробите? – указал на комбайн и трактор.

– Не гробим, а перегоняем к дому кулака и мироеда Кошмарова.

«Ну если Кошмарова, то пусть хоть вообще ее расшибут», – успокоился Барабас, пока Мишаня, со словами «Ну ты, крутой, как чефир в бутылке», заканчивал катавасию, добивая несгибаемого Коляна.

Окончательно остановил побоище душераздирающий вопль шалопутовского «голубя мира» – деда Пашки, идущий из самой глубины исстрадавшегося его организма.

– Бли-и-и-н! Да кто же мне котлован-то загадил?

Вся гоп-компания ломанула к нему во двор, попутно сметя Покемоном забор. Дон Чезаре, как самый продвинутый, сунул палец в маслянистую жидкость, затем понюхал его, потом в задумчивости лизнул и потрясенно прошептал:

– Не-е-фть!!! Клянусь святым партбилетом Пречистой Девы Марии!..

«Нефть, нефть, а того-сего куды стану? – по-простецки анализировал «ситуэйшн» пожилой нефтяник. – Ходить или не ходить?! Вот в чем вопрос», – задумался сморщенный Гамлет.

– Кастрате! Импотенто! – отчего-то разозлился на старика дон Чезаре.

– А вы что мне мозги компостировали? – рыкнул на двух членов «Опиумного кругляшка».

Джонни-Дорофей в ответ покрутил предполагаемым хвостом, а Джинн-Толик, не обращая на шефа внимания, похлопал деда по плечу и произнес:

– Теперь ты мультимиллионер…

– Какой еще мультипионег? – переспросил дед Пашка.

Вышедший на крыльцо внучек восторженно переводил взгляд с наполненной нефтью ямы на своего садистического дедушку.

– Дедуля, если хочешь, можешь меня поколотить… – великодушно предложил он.

– Золото – и в грязи золото! – глубокомысленно произнес Колян.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло!.. Дед! Продай халабудку? – подошел к вопросу с практической точки зрения дипломированный специалист Вован.

Третьего их друга, Покемона, чего-то заклинило, и он без конца произносил: – Е-к… е-к… е-к…

– Вы че безобразию нарушаете? – строго оглядел пеструю компашку Карп Барабас. – А кого штрахануть за экологическое преступление?.. Смотрите, сколько «добра» на поверхность всплыло…

Услыхав про «добро», дедок не выдержал и, ляпнув:

– Пойду гигиену делать, – рванул в щелястый свой, пе- реполненный «добром» сортир.

«Кончилась наша спокойная жизнь… – загрустил Мишаня. – А все из-за этих «геологов»!» – не очень доброжелательно оглядел человека-пса и его татуированного товарища.

Увидев во дворе деда Пашки компанию, из домов, по привычке к коллективизму, стали вылазить мужики – а вдруг нальют?

Оглушительно завизжав тормозами, у дома остановился милицейский уазик, из которого задом наперед вылез следак.

У русского последователя Педро-Головни, улицезревшего прокурорского работника, некстати прорезалась «л».

– Что за шум, а драки нету? – пошутило «государево око», но увидев подбитый коляновский глаз на фоне поруганной окружающей среды, в задумчивости замолчало.

К местным мужикам из села Гадюкино подтянулось подкрепление в лице излеченного йети и его врачей.

– А вот и гуманоид явился, – Мишаня с интересом глянул на цветущего, удачно загнавшего парашют Евсея.

«Это у меня от забот гемогоид появился», – вздохнул дед Пашка, выбираясь из переполненного «офиса».

– Не вздыхай, дедушка, а возьми меня дилером, и мы мигом эту грязь продадим, – положил ручищу на худое старческое плечо Джинн-Толик, – и я тогда заместо «О» и «К» выколю на груди «Д» и «П», что будет означать – «Дед Пашка».

«Ишь ты, перевертыш… Из «Опиумного кругляшка» хочет слинять, нового босса ищет…» – сверкнул глазами дон Чезаре и застыл, потому что на голову ему упало не какое-то там червивое яблочко, как Ньютону, или, как там его, а целое бревно с ленинского субботника, которое не удержали-таки Владимир Ильич и их с Пшениным предки.

– Э-э-в-в-ри-ка-а! – прошептал он, пронзенный до самых ягодиц острой мыслью.

«Если здесь есть нефть, то должна она быть и во дворе у Пшенина… Который срочно надо покупать… тысяч за сто… баксов…»

«То шоу-мяу, то и вовсе отмочил – дил-л-лег какой-то… Кем он ко мне набивается?..» – не мог сообразить дед Пашка, потому как на него ничего не упало.

– Я тут гармони привез, – откашлявшись, сообщил прокурорский работник. – Одну – Морозовым, а другую…

– Мне! – обрадованно подскочил дядька Кузьма.

– Сначала мандат неси, чтоб личность опознать, – остудил его пыл Барабас. – А я пойду протокол об изъятии оружия дописывать, – глядя на следака, сделал вид, что разговаривает сам с собой, – изредка же надо общаться с приятными людьми.

– Что за оружие? – враз дернулся следак. – У кого изъяли? – разволновавшись, вернул гармонь дядьке Кузьме без мандата, но все-таки заставил расписаться.

Дед Пашка, сладостно морщась, уже обнимал свой ненаглядный инструмент, на минуту забыв об экстремальных переживаниях.

– Да оружие – пустяки, – вяло отмахнулся от назойливого микробного советника юстиции участковый, – я ту-у-т с у-y-тра-а и шпио-о-онов задержа-а-ал… Генералы приезжали руку жа-а-ать, – зевнул он. – Так, служим помаленьку.

– Ври, да не завирайся! – не поверило «государево око».

– Завтра газетки почитайте, – дал ему совет Барабас. – Так что… не до самогонщиков мне теперь… – уходя, обронил судьбоносную для местных мужиков фразу.

Растянув меха, дядька Кузьма, подмигинув однополчанам, сымпровизировал:

– Ты скажи-и, ты скажи-и, че те надо, че надо-о; может, дам, может, дам, че ты хо-о-ошь… – задергал головой в сторону леса.

Народ понял его правильно, даже дед Пашка со своим «геморроидом». В задумчивости находился лишь Филимон, которому в пылу битвы кто-то впечатал по спине, и там кленовым листом расцвел флаг Канады.

На поляне им. счастливых алкоголиков мигом расшуровали костры и выудили из тайных мест фляги с брагой.

За хлопотами и не заметили, как к ним подошли собравшиеся уезжать латиносы с баулами в руках, которые были набиты обломками гогиевских баянов для отчета мафиозному начальству – мол, не баклуши приезжали бить…

– Карнава-а-а-ль?! – догадался великомученик Педро и подумал:

«Чем лично для меня может обернуться русская гулянка?.. Горел… тонул… резали… стреляли… раскололи амбиции…»

Из-за любопытства решил остаться и поглядеть, как на этот раз поднагадит ему фортуна… Судьбинушка, по-российски.

Вот так люди и становятся, сначала – мазохистами, а потом – святыми!

С латиносом на этот раз ничего членовредительного не произошло. Лишь облопавшийся халявного первача Леха, расчувствовавшись по пьяни, материализовался и полез целоваться к Педро, подвывая, что он тоже скоро поедет в Сибирь.

В этот день члены преступного синдиката из Шалопутовки не уехали, ибо до самого утра откачивали своего бригадира, впавшего от нового знакомца в глубокую кому.

Но это произошло под закрытие фестиваля, а вначале, когда общество только расселось вокруг костра и наполнило родимые стаканы, вдруг появилась ворожея.

– Предчувствия меня не обманули! – похвалила она свои экстрасенсорные способности.

На что дядька Кузьма своевременно ответил: «В жизни всегда есть место празднику… Нужно только это место найти!», а все посчитали это за тост и выпили.

Мишаня – не нашел, ибо не пошел с мужиками, а завалился в шоп, но забыл, чего хотел купить, потому что вместе с Нинель в сельпо сидел Барабас и шерудил руками под при лавком, отчего Нинель взвизгивала, охала и краснела.

Так ничего и не взяв, Мишаня направился к лодке, чтоб стереть надпись «Дуня» и нанести новое наименование – «Мария».

Сама Mари готовилась к отъезду на единственном оставшемся в живых «мерседесе» и вспоминала яркие моменты спасения из огня…

Руки спасителя… Его глаза… Его лицо…

Задыхаясь от счастья, перебирала в памяти его слова и что ответила сама.

Немного оклемавшийся после жестокого прессинга своей ненаглядной слонихи Кошмаров со скоростью буровой установки ковырял лопатой землю, мечтая, что скоро станет нефтемагнатом.

Его арестованный кобель, сидя на цепи, тоскливо раз- глядывал торчащую из ямы хозяйскую задницу, вспоминая недавние приключения из 131-ой статьи УК.