Самолет над Россией без конца попадал в воздушные ямы, и агенты ФБР, кляня своего босса и русские дороги, с трудом сдерживали тошноту, плохо слушая инструктора, читавшего им, дабы не тратить понапрасну времени, лекции о России и ее странных жителях.
– Господа! – внушал он агентам. – Главное, с кем бы и о чем бы ни говорили, вставляйте в речь слово «мать». Русские – сентиментальные люди и всегда думают о матушке. «Дрань господня» у русских не проходит, а «филфаки» какие-то свои есть. Круче сказать: «В бога, в душу мать… – и можно добавить: – Ети». Как сие расшифровывать, я не знаю, но при этом следует выставить вперед два пальца – указательный и мизинец… Прошу вас, господа, не перепутать со средним пальцем руки…
– У-а-а-а! – сморщившись, наполнил пакет толстый Билл.
– Спокойно, джентльмены, не волнуйтесь, – не обращая внимания на мучения подопечных, продолжил инструктор. – По одежке и лицу – вы чистые колхозники. Главное, в жару не снимать майки, под ними русские мужики немного белее. А так, прикид у вас клевый: кепки, фуфайки в заплатах, кальсоны, трико с дутыми коленками и войлочные ботинки «прощай молодость» – это в России их так называют.
«А еще под фуфайками наши фирменные куртки с надписью «ФБР»», – борясь с тошнотой, подумал Джек.
– Господа! – увидел сэнсэй замигавшую лампочку над кабиной пилота. – Время пришло… Первым прыгает Билл, потом я выбрасываю контейнер, а следом – Джека… Прощайте, господа!..
Толстый Билл, с воплем ужаса покинув самолет, долго вертелся в воздухе, обрыгав бывшую свиноферму и поле с подсолнечником. Когда парашют раскрылся, он по привычке продолжал орать, перебудив всех местных жителей. Еще сильнее завопил, когда заметил, что его сносит на какую-то длинную приземистую постройку, крытую шифером.
– Что это над нами воет? – поинтересовалась одна корова у другой.
– Наверное, волки летают… – жеманно вздохнула соседка, кося круглым глазом на быка.
«Бабы – дуры!» – не успел подумать бык Мишка, как над головой что-то ужасно загрохотало, затрещал лопающийся шифер, что-то дико завыло, затем посыпались опилки с чердака… коровы утробно замычали, козел заблеял, а на быка сверху навалился кто-то черный, с огромными белыми зубами, с мешком за плечами и к тому же беспрестанно орущий: «Ети мать!. Ети мать!..»
У бедного быка выпучились глаза и завязался колечком хвост. Чудовище, посидев на нем, вдруг вскочило и, больно оттолкнувшись от хребтины с дыбом стоящим ворсом, полезло по веревкам наверх, бормоча тихонько на этот раз: «Ети мать… Ети мать…», – и исчезло в проделанной дыре.
– Брат-т-т-ишка-а! Что это б-б-ыло? – заикаясь, спросил у козла Мишка, заметив, что буренки лежат в обмороке.
«Как зашугается, так – братишка! А как понты бросать, так – козел!» Яшка ничего не ответил быку, сделав задумчивый и героический вид типа: «пастух Евсей – победитель похмелья».
Выбравшись из коровника на крышу, Билл подергал стропы, но купол парашюта запутался в ветвях нависшей над фермой ветлы и никак не желал соскальзывать.
К тому же в слабом проблеске наступающего рассвета он заметил приземлившегося у крайних домов напарника, смотавшего уже парашют и тащившего тяжелый контейнер в сторону фермы.
«Пойду помогу сначала Джеку, – глянув на стоявшие за коровником длинные здания с выбитыми стеклами, подумал Билл, – а потом прибегу за парашютом. Куда он денется?..»
Пыхтя и чертыхаясь, друзья понесли контейнер в самое последнее здание с застекленными кое-где окнами.