Тайный знак
мы стоим с тобою с разных сторон
перед омутом ночной темноты
для тебя как отражение — я,
для меня как отражение — ты
и распахнуты, как окна, глаза
перед зеркалом разбитых времен
то, что ты воспринимаешь как явь,
для меня похоже больше на сон
нам не ясно, кто здесь друг,
кто здесь враг
каждый шаг — тайный знак
тайный знак на запотевшем стекле
может стать началом новой войны
тайный знак на почерневшей стене
может быть началом нашей любви
там, где вера разбивается в пыль,
там, где ветер превращается в штиль,
там, где крылья надо с хрустом ломать,
чтобы снова научиться летать
Ножницы
в период
борьбы с длинными волосами
в школе,
где я учился,
директриса
выставляла у входа
патруль
из числа сознательных комсомольцев,
вооруженных ножницами
комсомольцы
отлавливали волосатиков
и отсекали им локоны
с одной стороны головы,
после чего
жертва
была вынуждена
бежать в парикмахерскую
и стричься
под уставной полубокс
я тоже был волосатиком
лязг холодных ножниц…
я до сих пор слышу его
у себя над ухом
днем и ночью,
чувствую
прикосновение холодного металла
к коже…
…и вскакиваю с криком
в середине ночи!
включаю телевизор
и слышу металлический лязг,
читаю иную статью в газете
и прикрываю рукой
ухо
люди с ножницами —
любители символической кастрации,
завистливые импотенты,
хозяева трусливых маленьких гильотин…
вам не хватило смелости
сразу отрезать мне голову!
рано или поздно
наступит время
расплаты за педагогические ошибки…
El amor
моя любовь попалась в сети
фальшивых слов и призрачных побед
обрывки снов развеял ветер,
ни друг, ни враг не могут дать совет:
моя любовь попалась в сети
sin amor
la vida pierde el sabor
y la for
no tiene más el olor
después de la alegría
sin falta viene el dolor
mas del dolor rinace un nuevo amor
nace un nuevo amor
как липкий клей застыло время,
остановились стрелки на часах
и ледяной водой на темя
за каплей капля льется темный страх,
застыли стрелки на часах
/ Без любви мир потонет в крови. /
My only one
I will never be a king,
You will never be a queen,
But who does care?
But who does care?
We’re drifting in the sky
Every moment getting high
Up in the air,
Up in the air
Though life can be tragic,
Love still has some magic
If you try,
My only one…
My only one…
Ocean waves will rage and roll
And empires rise and fall
And leave no trace,
And leave no trace
Time is running through my hands,
But in every grain of sand
I see your face
I see your face
Не совсем по Энгельсу
как-то раз одна обезьяна
склонилась над вмятиной
в красной глине саванны
только что пролился дождь,
и вода, упавшая с неба,
образовала лужу
обезьяне хотелось пить
она потянула подвижные губы к воде,
как делала это
уже сотни раз
за свою недолгую жизнь
и тут впервые
заметила,
что в луже есть кто-то еще
разумеется, это было всего лишь
отражение обезьяны
но она-то этого не знала!
из зеркала дождевой воды
на нее взирало
странное существо —
ушастое,
с вытянутыми трубочкой губами,
комично наморщенным лбом,
дурацкими кустистыми бровями,
в которых застряла солома,
и бешено вращающимися глазами
в панике обезьяна ударила лапой
по поверхности воды…
…и странное существо
задрожало,
разбилось на тысячи осколков,
затем снова сложилось обратно
и принялось корчить жуткие рожи
и тут
наша обезьяна
почувствовала в горле
незнакомую щекотку
это не был крик,
это не был стон,
это не был рык —
это было что-то такое
с чем она никогда не сталкивалась прежде
щекотка становилась все сильнее,
бедная обезьяна, не в силах сдержаться,
начала издавать
нелепые кашляющие звуки
это был смех
обезьяна смеялась!
в ужасе
от необычности происходящего
она спросила себя:
«Что со мной происходит?»
и откуда-то из глубин
ее маленького прочного черепа
внутренний голос ответил:
«Ты стала человеком»
Радость
если утром болит голова,
значит, ночью болела душа
если утром болит голова,
значит, ночью болела душа
я не слышал, как хлопнула дверь,
когда моя радость ушла
вороны кричат за окном
и падает черный дождь
вороны кричат за окном
и падает черный дождь
невозможно ни есть, ни пить,
когда ничего не ждешь
когда умирает тело,
его хоронят под звон лопат
когда умирает тело,
его хоронят под звон лопат,
но когда умирает душа,
она отправляется в ад
человек не может один,
покуда он еще жив
человек не может один,
покуда он еще жив
с этой пьянки никто домой
не уходит, не заплатив
Камера пыток
если ты стоишь под дождем, вспомни о том,
что когда-то здесь было лето
если ты теряешь свой путь — не забудь,
не забудь о том, что я где-то
новая весна впереди — подожди
время возвратиться по кругу
и тогда пройдем мы с тобой по одной
улице навстречу друг другу
я просыпаюсь утром с тяжелой головой
и понимаю, что тебя нет рядом со мной
я поднимаю шторы, я смотрю в окно —
я не знаю, зачем мне ходить и дышать,
я не знаю, зачем мне существовать,
если каждый день похож на камеру пыток,
на пахнущий резиной синтетический напиток
я слишком долго утверждал, что любовь — это бред
это проще простого, пока ее нет
я пытался ширяться, я пытался пить
я устал притворяться, что мне нравится жить
я уже не боялся сойти с ума
или позабыть свое имя
«Меня попросили…»
меня попросили
написать очередную песню
«про любовь»
я выглянул в окно:
огромная кроваво-мутная луна
всходила над городом
который превзошел
все наивные измышления
средневековых схоластов
об аде
какая, нах**, любовь?
может, пора, наконец,
перестать себя убаюкивать
враками наемных поэтов?
«Я неисправим…»
я неисправим:
мне до сих пор хочется
взять в руки автомат или бомбу
и уничтожить мир взрослых —
мир ответственности и принуждения,
мир многолетнего приготовления
к смерти
но, как только в мои руки
попадает оружие,
жалость во мне побеждает
агрессию:
ведь я-то знаю
одну маленькую тайну
НА САМОМ ДЕЛЕ ДЕТИ —
ЭТО ОНИ
Клаустрофобия
скользят по каменной стене израненные пальцы
здесь больше нечего терять и некого бояться
в тесной темной комнате томится птица пленная,
душным страшным коконом становится вселенная
по капле капает вода из крана прямо в темя,
идут часы, но навсегда остановилось время
небо закопченное нависло, как надгробие,
дышит в спину холодом моя клаустрофобия
мечется душа моя на дне колодца — ранена она,
смотрит сверху желтым глазом и смеется пьяная луна
молчат пустые города, наполненные страхом
жить можно так же, как всегда, пока не станешь прахом
/ страшнее выстрела в висок молчанье телефона
струится время как песок /
Выйди на связь
ты плывешь в никуда между небом и дном
ты плывешь в никуда между явью и сном
в лунном свете вода тяжела, словно ртуть
между жизнью и смертью проложен твой путь
день твой тает как пена на гребне веков
в каждом плеске волны тайный слышится зов
в каждой капле воды видно чье-то лицо
горизонт замыкает пространство в кольцо
выйди на связь — так назначено нашей судьбой
выйди на связь — я всегда где-то рядом с тобой
и спасения нет — зови, не зови,
пока ты не выйдешь на связь
на волнах любви
прогибается небо под тяжестью звезд
в бесконечность уходит невидимый мост
я бегу по нему, в неизвестность маня —
почему ты не хочешь увидеть меня?
Мальчик с пальчик
Старые сказки — страшные сказки,
а новых нет…
Кто нас подставил — бог или дьявол —
ищи ответ…
Черным вороном вьется
детство над головой.
Здравствуй, мальчик с пальчик!
Бедный глупый зайчик…
Думал, если
вырос большой,
не вернемся мы за тобой…
Здравствуй, мальчик с пальчик!
Бедный глупый зайчик…
(Думал, станешь
старше, и все?)
Кем бы ты ни был, где бы ты ни был —
в любой стране —
стоит ресницам чуть приоткрыться
в тревожном сне —
в горло мертвою хваткой
верткий вцепится страх…
Здравствуй, мальчик с пальчик…
На рассвете
в оранжевом тумане фонарей
за стеклами ночных автомобилей
мы — тени на поверхности вещей,
которые мы знали и любили
мы расстаем на рассвете
мы расстаем на рассвете
в отверстия расширенных зрачков
вбирая километры и минуты,
оставим за собою отзвук слов,
поспешно адресованных кому-то
«Ненависть ходит в темных очках…»
ненависть ходит в темных очках
по улицам города, словно шпион,
заглядывает в окна,
заходит в дома
пытается проникнуть в каждый твой сон
твой мозг парализован после трудного дня:
навязчивые действия, пустые дела,
часть механизма,
белка в колесе —
тебя легко заменить, ведь ты такой же как все
тебе не убежать, не раствориться в толпе.
мы всегда точно знаем, с кем ты и где
ты — точка на экране,
пульсирующий датчик
так было всегда и не может быть иначе
Серийный кошмар
каждую ночь я вижу
один и тот же сон,
больше похожий на сцену
из второсортного голливудского боевика
я открываю глаза в темной комнате
рядом с непонятным устройством,
на экране которого мелькают цифры
в руках у меня два провода —
красный и синий —
и я знаю,
что должен перерезать
один из них…
стоит ошибиться — и я уже никогда не проснусь
до сих пор
я еще не ошибся ни разу
я всегда перерезал правильный провод,
но утром мне не удавалось вспомнить,
какого он цвета
Дезертир
легко на свете тем, чьи руки в крови
ненависть гораздо практичней любви
главное знать, кто твой друг, кто твой враг
когда не знаешь, как думать — не думай никак
солдаты информационной войны,
мы видим телевизионные сны
за каждым долларом — шекель,
за каждым евро — риал
лишь умирая, ты выходишь в реал
я не хочу быть ни на чьей стороне,
я не хочу убить тебя по чьей-то вине
возьми себе твой умирающий мир
мой командир, я твой дезертир,
я — дезертир
легко на свете тем, кто верит словам,
когда едино, что Адам, что Саддам
главное знать, почем дают и берут
Ноль
улицы в лицах красавиц и люди без лиц
ты — единица в потоке других единиц
ты согласился играть до конца эту роль
съемки кончаются — ты превращаешься
в нООООООООль
нООООООООль
кто был никем — тот стал ничем —
в итоге — ноль
сколько готов этот мир заплатить за тебя?
сколько ты сможешь прожить, никого не любя?
ты разучился испытывать радость и боль
кончен обратный отсчет, и на счетчике
нООООООООль
в нООООООООль
кто был никем — тот стал ничем —
в итоге — ноль
«Вчера я понял…»
вчера я понял,
с каким типом людей
я сталкиваюсь все чаще и чаще —
умный
ограниченный
человек
Рэббит-рэп
из многих видов спорта
для упертых
лучше всех — бег на месте:
и первый и последний всегда
приходят к финишу вместе
бегали весь день-деньской,
отдышались, поели
сами не заметили, как снова очутились у цели,
то есть в постели
чем ленивей душа,
тем лучше бегает тело,
а появятся дети —
они продолжат наше дело
да здравствует движенье во имя размноженья!
пусть славится свобода на продолженье рода!
в любое время года
идут соревнования —
двадцать четыре часа в сутки
с перерывами на сон и прием питания
кто-то несется вприпрыжку,
кто-то чинно переставляет лапы,
кто-то просто делает вид,
что бежит,
но результат одинаков:
нет побежденных,
и для обиженных,
и для зависти просто нет темы,
ну а если кто-то просто взял
и не выдюжил,
так это его проблемы
«Они легко могли выбраться из этой тюрьмы…»
они легко могли выбраться из этой тюрьмы:
достаточно было одному встать на плечи другого,
и дотянуться пальцами до края стены,
и вылезти наверх, и вытащить наружу второго,
но никто не хотел оказаться внизу,
никто не верил, что другой
не забудет протянуть ему руку, оказавшись на воле
а утром за ними пришли и расстреляли обоих
Капля
я капля влаги на морском песке:
растаю я, мечтая в море влиться
под солнцем жарким сохну я в тоске,
но страшно капле в море раствориться
я пена, позабытая волной,
я гибну под ударами прибоя
приди и напои меня водой,
но дай остаться мне самой собою
горечь соли
на губах моих
море боли
делим на двоих
ты следом за луной уходишь вновь,
пустынный пляж становится все шире,
но смерть пугает меньше, чем любовь,
того, кто потерялся в этом мире
Небо рыб
рыбы в аквариуме
догадываются,
что мир не кончается стеклом
там, за стеклом —
небо рыб
они мечтают о нем
и верят,
что попадут туда
после смерти
я рыбий бог:
включаю и выключаю
рыбье солнце,
корм насущный
подаю им днесь,
не ввожу их во искушение,
но избавляю от лукавого
возможно,
некоторые из рыб
отрицают мое существование,
другие же
закрывают глаза,
шепчут мантры
и пытаются слиться со мной
в мистическом экстазе
глупые рыбы!
мне нет дела до ваших сомнений,
и я не слышу ваших молитв
если же я забываю вас покормить,
то вовсе не потому что вы не вспоминали обо мне,
а просто потому что я забыл о вас
в конце концов
у меня — свой аквариум,
свое небо,
свой Бог
и те же проблемы
Подводная
лечу
камнем с высоты
в омут темноты
на дне…
хочу
страх, печаль и боль
бросить, словно соль
волне и на время
забыть свое имя
иду ко дну
с концами в воду,
соленую,
голодную
найду на дне
себе свободу,
холодную,
подводную
Боль
ты можешь жить в поролоновом мире,
где нет переломов, ушибов и злости,
я все равно буду биться о стены,
кромсая вены, ломая кости
ты можешь делать серьезные деньги
и заниматься значительным делом,
если за мной сохраняется право
распоряжаться собственным телом
я выбираю боль
«От невыносимости жизни…»
от невыносимости жизни,
от вони протухшего Бога
из подвала соседней церкви,
от потока мегабайт,
бомбардирующих сетчатку
и барабанные перепонки,
люди однажды возьмут и начнут взрываться
в метро, на работе, посреди супермаркета —
в тележурналах жертвы, кровь, разрушения
сначала подумают на террористов,
покажут нам очередное исчадие ада
с бородою ветхозаветного пророка,
спецслужбы будут делать умные лица
но люди будут продолжать взрываться
в зале заседаний ООН, в салоне красоты,
в гей-клубе, на складе нефтепродуктов
всю планету охватит паника,
каждый будет подозрительно коситься на соседа,
перед тем как превратиться
в облако дыма
и осколков костей,
похожих на колотый сахар
УЛИЦЫ ГОРОДОВ ОПУСТЕЛИ!
СТРАЖИ ПОРЯДКА ПРЯЧУТСЯ В УРНЫ
ПРИ ВИДЕ ДРУГ ДРУГА!!
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ТРАНСПОРТ ПАРАЛИЗОВАН!!!
ВСТРЕЧИ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ВЕДУЩИХ ДЕРЖАВ
ОТМЕНЯЮТСЯ!!!!
рано или поздно люди берут
и взрываются
Тысяча дверей
Тысячи дверей, но за каждой стена,
Тысячи людей повторяют слова:
«Там хорошо, где нас нет»
Но где это место?
Тысячи людей, и каждый мой брат —
Каин или Авель — откуда мне знать?
Люди устали шептать…
Где это место?
Если б я знал, где это место,
Я бы уже там был,
Если б я знал, где это место,
Я бы уже там жил.
Но буду ли это я,
Или это будет кто-то
Вместо меня —
Кто знает?
Если бы только Бог мне подал знак,
Я бы тогда смог волю сжать в кулак,
Сделать первый решительный шаг,
Что ведет в неизвестность.
Я — уже не я, а тот, кто вместо меня,
Пришел сюда, чтоб посмотреть на себя —
Потому что мы там, где нас уже нет…
«Может быть…»
может быть,
никто из мертвых
до сих пор не вернулся назад
потому, что жизнь
гораздо страшнее смерти?
* * *
ты смотришь на луну
и понимаешь,
что над тобою в небе
висит огромный камень
* * *
внезапно автомобили
стали прозрачными, как воздух
тысячи людей
в сидячих позах
несутся над асфальтом,
нажимая на невидимые педали
«Не стану скрывать…»
не стану скрывать —
мне нравятся революции
охотно признаюсь —
мое любимое божество —
Шива, Разрушитель Миров
(я видел его однажды
во время кислотного трипа
в черно-оранжевом небе,
жонглирующего черепами вселенных)
мне противны те, кто цепляются
за утлые остовы
человеческих иллюзий —
социальное положение, нацию,
расу, империю, церковь, так называемые
незыблемые научные истины
или семейные ценности
в конце концов, они, разумеется,
все равно побеждают
(хотя часть из них гибнет,
рассеченная сверкающей ваджрой,
новые выползают из земли,
словно черви после дождя)
однако тот волшебный миг,
когда они корчатся в ужасе
в потревоженной навозной куче!
как жаль, что за короткую
человеческую жизнь
такое можно увидеть
от силы два-три раза
«Деньги — это фантики…»
деньги — это фантики
от будущих конфет:
фантиков можно напечатать сколько угодно —
конфет все равно на всех не хватит
с перекошенными лицами,
с хитрыми улыбками,
с идиотскими ухмылками
они едут менять свои фантики
на другие фантики,
вкладывать фантики в предприятия
по производству фантиков,
приобретать фантики,
которые приносят в год по четырнадцать
новых
фантиков
вцепившись костлявыми пальцами
в груду фантиков,
раскрыв беззубые рты
в предсмертном крике,
встретят неумолимый взгляд
Творца Миров,
Господина Вечности
Куклы
мы пластмассовые куклы,
мокнущие в бензиновых лужах на асфальте:
слипшиеся волосы,
кровоточащие пальцы.
нас выбросили — мы вышли из моды.
каждую секунду рождается новая кукла.
на всех нас просто не хватит места.
подняться снова почти невозможно,
особенно если ты — пластмассовая кукла
со слипшимися волосами.
но может помойка — это и есть Врата Рая?
Dolls
we are no more than plastic dolls
broken shapes on wet macadam
ragged hair
bleeding fngers
now we are garbage
now we are useless
every moment a new doll is born
this world is too crowded
to ft them all
you cannot get high
however you try
they won’t let you in
the gates of paradise are closed
«Какое первое слово…»
Какое первое слово
приходит на ум, когда просыпаешься?
Чаще всего это — «я»,
гораздо реже — «ты»,
почти никогда — «мы».
Этим о нас сказано все
или почти все.
Прямо по курсу
мир — море огромное, синее,
а мы — параллельные линии,
но за горизонтом, случается,
линии пересекаются
туда, где наш Остров правильный,
судьба нас с тобой направила
за все, что мы вместе вынесли,
нас волны на берег вынесли
прямо по курсу — наша любовь,
прямо по курсу — надежда ждет,
прямо по курсу — солнце встает:
день начинается вновь
прямо по курсу…
прямо по курсу…
мы были наивными, славными
и делали все не по правилам,
порой ошибались и падали,
но волны наш курс исправили
и вот мы стоим на пристани,
корабль уходит в плаванье
для вас у нас все закончилось
для нас — только начинается
и все, кто с пути сбиваются,
на Острове том встречаются
«Уходили по горным тропам…»
уходили по горным тропам
темной безлунной ночью
вершины Кавказа
чернели во мраке,
словно погасшие угли
колючие звезды
казались гвоздями,
вбитыми в смуглое тело героя
глаза опустив,
крались тихо, как воры
обычные люди — купцы, мореходы,
ремесленники
и даже пара-другая поэтов
и философов
из тех, что ведут себя разумно
и приняты в приличном обществе
разошлись по домам,
смыли кровь с ладоней
и, подсев к очагам,
у которых грелись
женщины и дети,
подбрасывали хворосту в пламя
и рассказывали страшную новость:
«Боги покарали Прометея,
укравшего огонь с неба!»
Вогульские духи
в детстве
я часто уходил в лес
общаться с духами
древние вогульские духи,
истомившиеся от безмолвия,
закрывали глаза на то,
что я не был шаманом
сотни лет без собеседника —
это — знаете ли — не всякий вынесет
при таком дефиците общения
заговоришь и с маленьким мальчиком
в очках, перемотанных изолентой
в звоне комариных крыльев
я различал слова на незнакомом,
но понятном языке
обхватив руками
холодный камень,
оставленный растаявшим ледником,
я вслушивался в звуки песен,
которые духи пели мне,
запоминал их,
чтобы сделать своими
духи пели:
«пойди в гордый город
с высокими башнями,
полный белых мертвых
усталых людей,
убивших наших шаманов,
притворись одним из них
и отомсти за нас,
чтобы их духам
стало некому петь песни»
я стою у окна,
гордый город, разморенный жарой,
еще верит в то, что он жив,
но время наступит,
и лоси выйдут из леса
и будут бродить по растрескавшемуся асфальту,
недоверчиво принюхиваясь к запаху
ржавой стали и разлагающейся плоти
Наполняя ванну
если каждое рождение — сотворение мира,
и каждая смерть — апокалипсис,
стоит ли спорить о сроках и временах,
стоит ли толковать знамения?
сколько ни сравнивай
мучения строителя пирамид
и повседневную скуку обитателя офиса —
строитель пирамид не сидел за
жидкокристаллическим монитором Samsung,
а корпоративный работник не стонал
под бичом надсмотрщика
похоже, мы пена, в которой один пузырек
лопается, уступая место десятку новых,
возможно, вселенные рождаются
и гибнут у нас на глазах,
подчиняясь, в сущности, тем же законам
и для того, кто любуется на этот процесс, наблюдая
за пеной для душа,
рождающей радугу под струею из крана,
значение имеет только преломление в нас
исходящих из источника света лучей —
приблизительно то, что индусы когда-то
назвали нирваной
Полиция реальности
иногда
встречаешь на летней улице
девушку без пупка
или слышишь отчетливо
разговор на незнакомом языке
в соседней комнате,
где никого нет,
или выходишь ночью на кухню
попить воды
и видишь высоко в небе
медленно летящего ангела
несмотря на все принимаемые меры,
в работе Полиции Реальности
до сих пор случаются накладки
Два бога
только богатые
и нищие
молят Бога
дать им то,
чего у них нет
большинство людей
просят Его
не отнимать у них
то, что есть
расхождение
этих двух позиций
столь велико,
что впору спросить,
идет ли речь
в первом и втором
случаях
об одном и том же
Боге?
Death is a freeze frame
endless self-developing reel of time
is fnally torn
we watch the gap grows
edges of space rough & razor-sharp
reveal the Nothingness
exceeding ev’ry word
utterable or conceivable
History is a blockbuster with no sequel attached
Death is a freeze frame