On-line конференция

Ольга Иванская, Манихино: Как вам кажется, что вам больше удается: поэтическое творчество или переводы? Что вам доставляет большее удовольствие?

ИК: В целом творить от собственного лица гораздо интереснее и метафизически правильнее. Но бывают ситуации, когда полезно умалиться и попробовать поговорить с чужого голоса. Многому учишься, мобилизуешь какие-то совсем другие энергии, отчасти это как опыт жизни сразу в нескольких оболочках. Перевоплощаться вообще полезно, если это не превращать в профессию, как актеры. Возможно, что душа должна прожить все возможные для себя формы существования, прежде чем завершить свой путь. Так что переводы полезны не только творчески, но и на спиритуальном уровне…

Алина: Современные деятели «андеграунда» свободно выступают на «академических» концертных площадках (ЦДХ, ЦДЖ, например), пачками издают компакты и книжки. В чем же тогда их «андеграундность»? Или это теперь только ярлычок для обозначения?

ИК: С самого начала мне не нравится термин «андеграунд», поскольку он предполагает некую степень подавления, как правило, политического. Это не всегда так, битников, например, политически никто не подавлял, но они были вполне себе андеграундом. Равнодушие или невосприимчивость общества может быть вполне точно таким же фактором отвержения, как и прямое силовое давление. Зачастую даже гораздо больше. Я вообще не люблю всяких этих слов — контркультура, субкультура, андерграунд, для меня, условно говоря, есть искусство — и культура. Культура — это обезжиренное и обезвреженное, без холестерина, искусство, пригодное для употребления обывателю, чтобы выступать для него заменителем смысла жизни, не давать ему помнить о том, что он сдохнет, как собака, и от него даже души не останется. Так что для меня слово «андеграунд» является каким-то не столь удачным заменителем слова «культура».

Ольга Зотова, Одесса: Вам не обидно, что в основном Вас знают как человека, который является автором текстов песен «Наутилуса», а про нынешнюю деятельность упоминается вскользь? Вы сами как считаете, что в Вашей жизни было самым удачным проектом?

ИК: Судя по статистике запросов в Яндекс. ру и Гугл. ру, это уже не так, по крайней мере в Интернете. Но главное даже не это, а мнение важных для меня и близких людей. Они, к счастью, про «Наутилус» уже и забыли. Я не знаю, что было самым удачным проектом в моей жизни, будем надеяться, что он еще впереди, в конце концов, самое страшное — это когда человек говорит сам себе: «Ну все, все, что я хотел, я в своей жизни сделал». Мне таких людей очень жалко. К сожалению, к этой категории относится большинство моих знакомых сверстников.

Василь, Киев: Слушаете ли вы, общаетесь ли с теми, кто работает в таком же ключе, что и вы, из представителей бывших союзных республик? В какой из этих стран есть наиболее продвинутые деятели «контркультуры»?

ИК: По возможности да, хотя такая возможность выпадает не часто. Ведь мы, несмотря на современные средства коммуникации, зачастую живем в осколочном, раздробленном пространстве, где нелегко узнать о том, что чувствуют люди в Туле, не говоря уже о другой стране. Недавно я побывал с большим насыщенным визитом в Киеве, где не был семь лет. Я в восторге от киевской творческой среды. Наверное, если бы у меня была возможность побывать в других местах, я бы нашел там тоже много для себя интересного.

Олег Миляев, Калуга: В советское время перед творческой личностью, желающей самореализоваться, стояли барьеры идеологические, теперь стоят барьеры финансовые. Надо денег на хорошую студию, желательно иметь богатого продюсера, чтобы проплачивать радиоротации и т. д. Эта ситуация ущемления творческой личности в угоду попсовикам-затейникам — она навсегда?

ИК: Собственно говоря, это и пытался объяснить нам всем детский писатель Носов в книжке «Незнайка на луне». Это капитализм как он есть, и единственная возможность с этим справиться — уничтожить капитализм. Кстати, я не вижу особенной разницы между идеологическими и финансовыми барьерами. Деньги — это тоже идея, инструмент, изобретенный человеком, а не созданный природой. Вы удивитесь, но деньги, так как их понимают сейчас, существуют немногим более трехсот лет.

Виктор, Санкт-Петербург: Судя по идеологическому разноголосью авторов вашего издательства «Ультра. Культура», любимым крылатым выражением И. Кормильцева должно быть вольтеровское: «Я готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели возможность высказаться». Это действительно так?

ИК: Не знаю, готов ли я за это отдать жизнь, но считаю, что без этой возможности мы все рискуем отдать жизнь гораздо быстрее.

Виктор, Москва: Как решаются проблемы с противодействием структур типа Наркоконтроля публикации и распространению книг прогрессивной тематики, в том числе посвященных проблеме наркотиков?

ИК: Стараемся водить их за нос. В структурах этих, как правило, работают люди не шибко мощных умственных способностей, к тому же их больше всего интересуют деньги, а деньги проще взять в ближайшем таджикском поселке, чем в издательстве «Ультра. Культура».

Винни П.: А вы сейчас пишете песни?

ИК: Да, иногда пишу. Но, как это ни смешно, за все эти годы, если не считать собственных проектов, я так и не смог найти себе заинтересованного соавтора.

Паша, Москва: Почему в так называемой контркультуре так много наркоманов и гомосексуалистов?

ИК: Знали бы вы, сколько тех и других в политической элите. Просто в контркультуре люди не столь лицемерны, как в других социальных слоях.

Дэн, Москва: Уважаемый Илья! Вы участвуете в «Произвольной космонавтике»? Вы будете там петь или читать стихи?

ИК: Читать стихи под музыку.

Почитатель творчества, Владивосток: Где первее всего назревает протест, создающий новые направления в культуре: в литературе, живописи, музыке? Всегда ли эти протестные настроения исходят от молодежи?

ИК: В разные эпохи протест выбирает для себя разные направления. Это как магма в жерле вулкана — не всегда понятно, в какую сторону она потечет. Большое значение имеет и случайность, и мода, и появление новых технологий. Что касается молодежи, то ее особая протестная роль в определенную эпоху была несколько преувеличена. Мне кажется, заострять внимание на возрасте так же опасно, как на цвете кожи или половой принадлежности. «Не верь никому после 30-ти» — звучит красиво, но самому непримиримому человеку в нашей стране в настоящий момент — Эдуарду Лимонову — 63 года.

Валера, Москва: Свобода — это абсолютная ценность или все-таки средство, которое должно быть оправдано какой-то целью? Если второе, то какой?

ИК: Нет, свобода — не абсолютная ценность, свобода — это средство для достижения абсолютных ценностей. Единственное оправдание — это соответствие целей, с которой используется свобода, намерениям Бога в отношении судьбы человечества.

К.: Вот мне кажется, что чтобы начать противостоять поп-культуре, надо сначала плотно с ней столкнуться и вариться в ней какое-то время; у вас есть какой-нибудь такой опыт?

ИК: Я думаю, что это, разумеется, так, но для того, чтобы столкнуться в настоящее время с поп-культурой, достаточно сделать 10 шагов до телевизора иди до радиоприемника, поэтому такой опыт есть практически у всех.

Светлана: Нет ли у вас ностальгии по советским временам?

ИК: Нет, у меня нет ностальгии вообще ни по чему, а по советским временам в особенности. Мне кажется, что ностальгия по советским временам — это в основном свойство некоторой прослойки молодых людей, примерно так 1970–1975 года рождения. У них случайно понятие «советское» совпало с понятием детство. У них не было опыта социализации советского общества, и поэтому они с ним знакомы только в форме Кремлевской елки и конфет «Дюшес». Мне кажется, что люди постарше такой ностальгией не страдают, а те, кто говорят, что страдают, делают это из своих корыстных интересов.

Всеволод Киприянов, Москва: Расскажите, пожалуйста, о связи между контркультурой и антиглобализмом.

ИК: Непосредственно такой связи нет. Так называемая контркультура существует уже три столетия, антиглобализм, или точнее — альтерглобализм — это новейшее политическое течение, безусловно, они пересекаются, в смысле присущего обоим антибуржуазного дискурса. Но мне кажется, что все-таки контркультура намного шире заложенной в ней претензии человеческому обществу, намного глубже и не сводится к борьбе с ТНК или против войны в Ираке.

Леонид, Москва: Как вам победитель нынешнего Евровидения? Это что? Это как?

ИК: В конце концов, если смотреть правде в глаза, Евровидение — это конкурс шутов. Поэтому, когда вместо шутов лицемерных, шутов-ханжей, шутов глянцевых побеждают шуты смешные, шуты честные — это безусловно положительное явление.

Серж, Москва: Как вы оцениваете творчество Вячеслава Бутусова после того, как ваш творческий тандем распался?

ИК: По-разному. Начало его сольной деятельности обещало гораздо больше, чем последняя работа. В настоящий момент не нахожу в музыке «Ю-Питера» ничего особенно интересного.

Артем, Москва: А нравится ли вам сам термин «контркультура»? Насколько полно он отражает то содержание, которым, в частности вы, его наполняете? Вы же, как мне кажется, противостоите не всей культуре вообще, а только отдельному, не столь большому, ее сегменту.

ИК: Мне вообще не нравятся никакие термины. Выражение «контркультура» уместно только в том смысле, что речь идет о противостоянии культуре как системе ценностей, акцептированных в буржуазном обществе. Хотелось бы обходиться без этих терминов, но увы, нынешняя ситуация их нам навязывает, поскольку в современном мире в супермаркете положен на полку может быть только товар, который снабжен ценником и штрих-кодом.

Варлея, Москва: Вы согласны с тем, что «Успех — одна из главных ценностей современного общества»? Разве моральное здоровье, внутреннее счастье, удовлетворение своим трудом — это не больший успех?

ИК: Для начала надо разобраться с тем, что такое успех. Успех ведь может быть и внутренней самооценкой человеком своего состояния. В этом смысле нет никакого противоречия между первым определением и вторым. Но вы имеете в виду, скорее всего, совсем другое. Говоря о современном обществе и успехе, надо помнить, что за успех признаются только вполне определенные вещи. В основном это деньги и в меньшей степени публичная известность. Такое определение успеха, безусловно, однобоко и внутренне ущербно.

Вил, Владивосток: Добрый день. Не кажется ли вам, что сегодняшняя страсть как официального, прибыльного, коммерческого шоу-биза, так и пресловутого «андерграунда», подполья к перепевкам, каверам, римейкам, revival и прочему переливанию старых песен из пустого в порожнее говорит, прежде всего, о том, что и шоу-бизнес, и контркультура сегодня объединены и поставлены перед фактом: говорить больше не о чем, остается повторять то, что проходило на ура лет этак дцать назад? Спасибо.

ИК: Безусловно, некоторое пристрастие к вторичной утилизации уже бывшего присуще всему современному искусству. Именно это обычно и называют постмодернизмом. Но я думаю, что дело здесь не столько в отсутствии новых идей, сколько в необходимости освоить, утрясти и уразуметь огромный культурный багаж, созданный второй половиной двадцатого века. Такие периоды в истории общества систематически случаются, ничего страшного в этом нет, в конце концов, все Возрождение художники рисовали одних и тех же святых, и ничего.

Alex, Омск: А что лучше? Панки тоже когда-то были контркультурой…

ИК: Это нормально, это диалектика, культура постоянно пытается одомашнить эстетически высказывания, коммерциализировать их, сделать допустимыми, и поскольку на их стороне вся власть государственного аппарата и инерция общественного сознания, ей практически всегда это удается. Необходимо придумывать все новые и новые методы взрывать сознание. Это как состязание снаряда и брони. Иногда художники даже перегибают палку. Но без этого, увы, невозможно.

Теофил: Возможно ли повторение такого явления, как свердловский рок-клуб 1980-х?

ИК: Разумеется, нет. Вообще история часто повторяется по существу, но крайне редко в тех же формах. Было особое время, особая среда, люди могли заниматься в свободное время общественной деятельностью, абсолютно не нуждаясь в деньгах, были другие, гораздо более мягкие, механизмы противостояния, но возникновение каких-то творческих объединений, коммун, тусовок, школ возможно, разумеется, всегда.

Костя Щурков, Жулебино: Что вы любите слушать дома, в плейере или в автомобиле?

ИК: Автомобиля у меня нет, плейер я слушаю очень редко. Как правило, по работе. Музыку я чаще всего слушаю дома, и это самая разная музыка, от самой новой до той, которой уже тысяча лет, и в самых разных стилях, жанрах, в зависимости от настроения и потребностей. А вот за работой я могу слушать музыку только относительно нейтральную, днем — радио «Джаз» и радио «Классик», ночью — не слишком агрессивную электронику.

Настя: Как вы относитесь к творчеству Joss Stone, и как бы вы определили ее музыкальный стиль? Спасибо.

ИК: К сожалению, никогда не слышал эту исполнительницу.

Владислав, Санкт-Петербург: Извините, вопрос не по теме. Кто станет чемпионом мира по футболу?

ИК: Испанцы.

Дима Скобелев: Какой путь должен пройти музыкант, чтоб без чьей-либо поддержки стать любимцем публики?

ИК: Я думаю, что одно из основных качеств, которое необходимо в нашу эпоху не только музыканту, но и любому человеку, претендующему на нечто большее, чем просто жизнь частного лица — это упрямство. Несмотря на всю кажущуюся непробиваемость, броня современного мира не выдерживает длительного давления, поскольку сопротивление элементов, ее составляющих, не мотивировано никакой высокой идеей, а только мелкими страстями и сиюминутной ситуацией. Люди, живущие только мигом, рано или поздно отступятся перед вашим упрямством и отойдут в сторону, сказав, что ладно, раз уж он такой сумасшедший, поделимся с ним местом под солнцем.

Артур Игнатов: Можно ли считать проявлением контркультуры музыкантов, поющих и играющих в подземных переходах, на улицах городов?

ИК: Нет, это проявление андерграунда.

Ирина, Москва: Идеи идеями, но чем отличается жизнь «контркультурщика» от жизни человека, интегрированного в массовую культуру? Может ли быть контркультурным не-поэт, не-музыкант, не-художник?

ИК: Безусловно, может. Хотя полностью под это сомнительное определение, разумеется, попадает только тот, кто все равно занимается какой-то общественной деятельностью, направленной на изменение существующей ситуации и на сопротивление хозяевам дискурса. Такая деятельность не обязательно должна быть творческая, она может быть политическая, административная и даже предпринимательская.

Muha, Москва: Что сейчас больше соответствует понятию контркультура: патриотизм (не чиновничий, конечно — впрочем, где эта грань…) или космополитизм?

ИК: Один из видных контркультурщиков сказал: «Несть ни Эллина, ни Иудея». Нация — один из любимых инструментов элиты для решения проблемы сохранения и преемственности своей власти. Ответ на вопрос выведите отсюда самостоятельно.

Arc, Moscow: Если уж стал вопрос разделять контркультуру и шоу-бизнес — куда отнести тогда Шевчука? Не кажется ли все-таки тема конференции надуманной?

ИК: Мне кажется, что надумана не тема конференции, а ваше понимание ее. Шевчук, он же живой, и уже далеко не мальчик. Он успел побывать и там, и там. В каком-то смысле принадлежит к контркультуре, в каком-то — шоу-бизнесу. Смотрите на вещи диалектически, а не рассуждайте, как Петька (ты за кого, Василий Иваныч, за красных или за белых?).

Arc, Moscow: А есть это самое «противостояние» между так называемыми «шоубизнесом» и «андеграундом»?

ИК: Разумеется, есть, только не надо его понимать как примитивное столкновение двух банд футбольных фанатов. Шоу-бизнес постоянно вербует представителей так называемого андеграунда в свои ряды, для того, чтоб повысить свою привлекательность на публике и выставить на продажу новые идеи, поскольку самостоятельно шоу-бизнес не может породить ничего творчески нового. Но разумеется, поросят в волчью стаю принимают на вполне определенных условиях, в частности, не рассказывать никому о том, что на самом деле делают волки со свиньями. Разумеется, после этого к андеграунду данных поросят относить уже никак нельзя. Так что, как везде, диалектика, диалектика и еще раз диалектика.

Arc, Moscow: Не кажется вам, что проблема не в наличии шоу-бизнеса, а в его «исскуственности» или, скажем, идеологической поддержки со стороны государства… Не кажется ли вам, что скоропостижная гибель наиболее ярких и нон-конформистких представителей русского рока (ну если так можно обозначить формат) могла быть неслучайной?

ИК: Не только кажется, но я даже кое-что об этом знаю. Только наивные люди могут полагать, что в 1990-е годы определенные государственные структуры целиком сосредоточились на зарабатывании денег и совсем никак не вмешивались в общественную жизнь. Могу только намекнуть на то, что некоторые особо неприятные события были косвенно связаны с теми же людьми, которые в совсем недавнее время «вели» историю с Григорием Грабовым и его сектой.

Завершающее слово:

ИК: Мне показалось, что большинство заданных вопросов говорит о том, что достаточно большое количество людей устало от того, что предлагается им как потребителям идеологической и эстетической продукции. И это очень хорошо, но при этом следует не забывать слова революционной песни — «Никто не даст нам избавленья, / Ни Бог, ни царь и ни герой / Добьемся мы освобожденья / Своею собственной рукой». Самый простой способ восполнить дефицит настоящего искусства подлинной философией и искренней верой — стать самому их источником.