Впервые в жизни Джо сидел за столом, накрытым белой скатертью, в кругу людей, которые, правда, могли предложить ему лишь скромное угощение, зато смеялись от всей души, лишь только к этому представлялся случай. И Джо стало так хорошо, как никогда еще не было. Язык у него развязался, он рассказал о Бекки, о младших сестрах да и на вопросы отвечал бойко. Его и узнать нельзя было.
Вдруг заговорили о каком-то дяде ангеле.
«Ну, уж такого не бывает!» – подумал Джо, хотя он в этот день слышал немало удивительного. А главное, никто и не удивился, что ангелы могут ходить по земле, как обыкновенные дяди. Но говорили же здесь о волшебниках и чертях, словно с ними каждый день за ручку здоровались? А теперь еще и дядя ангел!
Девочка, что сидела напротив – ее звали Лаурой, – заметила его смущение.
– Ты чего это головой качаешь? – спросила она.
Джо от неожиданности только и смог пробормотать:
– Как же так, ангел – и вдруг дядя!
Тут все как захохочут! Под конец Джо и самому стало смешно. Он ведь уже понимал, что никто здесь над ним не насмехается, просто всем весело. Ему это очень нравилось, хоть и было в новинку.
– Правда, у нас есть такой дядя, – пояснила Женни Маркс. – Его зовут Фридрих Энгельс. Но мы его зовем просто Фредрик или дядя Ангел.
– Он и правда для нас что ангел-хранитель, – с чувством добавила Ленхен. – Это наш самый лучший друг.
И она положила Джо на тарелку кусок кекса, оставшегося от воскресного обеда.
Кекс! Джо едва решался притронуться к нему. Он видел, что дети Маркса получили меньше, только по полкусочка. Не успел он приняться за кекс, как Муш, проглотив свою порцию, задал вопрос:
– Мэми… а когда Мавр вернется, он нам расскажет дальше про Ганса Рёкле?
Обе девочки также принялись тормошить мать:
– И мы хотим послушать.
– Хорошо бы, ты, Мэми, его попросила…
Женни не хотелось отказывать детям. И все же как-то надо было отвлечь их внимание от сказки: Карлу вечером предстояло работать.
– Тише, тише! – сказала она. – Вы же сами знаете, что Мавр любит рассказывать во время прогулок, когда ветер развевает его бороду.
– Но сегодня у нас Джо, – требовательно заявил Муш, поглядев на гостя. И что этот большой мальчик все время молчит? – Правда, и тебе хочется знать, что дальше будет?
Джо живо кивнул. Ему очень хотелось узнать, чем кончится сказка. Что черту наверняка достанется, в этом он не сомневался.
Муш шепнул ему:
– Было бы у меня три одинаковых пуговицы, Мавр обязательно рассказал бы нам.
На лестнице послышались тяжелые шаги, и все повернулись к дверям. Но оказалось, что это не Мавр. Тут Лаура возьми и предложи:
– Давайте достанем «Тамерлин» и заведем! Мавр сразу догадается, о чем мы его просим.
Женни все еще колебалась.
– Сегодня не воскресенье, а понедельник. – Но, заметив разочарованное лицо Джо, она встала: – Ну, так и быть. Во всяком случае, мы можем показать Джо наш «Тамерлин».
Предчувствуя окончательную победу, детвора, весело галдя, отправилась в кабинет Мавра. Женни достала с полки большую коробку и осторожно поставила ее на стол. Дети, как и всякий раз при виде «Тамерлина», замерли. Это была старинная музыкальная шкатулка – серебряный шестиугольный домик с островерхой крышей, принадлежавшая еще Вестфаленам, родителям Женни Маркс. «Тамерлином» назвала ее сестра Женни. Но почему именно, Женни не могла уже припомнить. Быть может, потому, что перезвон колокольчиков начинался с трех сильных ударов: там-там-та-там!
Заводили шкатулку только в особых случаях, в дни рождения или же когда рассказывали или читали любимые сказки Братьев Гримм. А также когда вновь принимались за «Золотой горшок» или «Сказку о Щелкунчике и мышином короле».
Джо с любопытством разглядывал шкатулку. Спереди виднелись маленькие воротца, и в них стояла крохотная фигурка, вырезанная из слоновой кости. Это был волынщик. Джо видел таких на ярмарках.
– Оттуда еще и другие человечки выскакивают, – не утерпел Муш. – Но только когда заиграет музыка. Вот гляди, этим золотым ключиком его заводят. Мэми, заведи, а?
– Нет, нельзя. «Тамерлин» играет, только когда рассказчик усядется в кресло.
Джо сразу посмотрел на кресло с высокой спинкой, стоявшее возле полок, уставленных до самого потолка книгами. Тем временем Ленхен зажгла лампу на письменном столе, и Джо обратил внимание на портрет, висевший на другой стене. Но чем дольше он смотрел на него, тем больше ему казалось, что изображенный на нем белокурый человек с бородой улыбается ему. И вдруг он вспомнил: ведь это же генерал с остановки омнибуса. Конечно, он!
Лукаво прищурив глаза, Джо спросил Эдгара:
– Полковник Муш, а почему ты не возьмешь три красные пуговицы, которые принес тебе генерал?
И, прежде чем остальные поняли, в чем дело, Муш, издав победоносный клич: «В воскресных штанах!» – вылетел пулей из комнаты. Вот когда все удивились-то!
– А ты откуда знаешь?
– Ты правда видел нашего дядю Ангела?
– Не может быть!
Джо спросил, смутившись:
– Разве генерал и есть ваш дядя Ангел?
– Да никакой он не генерал. Мы его только так называем.
Опять какие-то загадки! Сколько у них всяких прозвищ! Но тут Джо заставили рассказать про встречу у омнибуса.
– Он кондуктора обозвал ослом в галунах.
– Ослом в галунах? Это на него похоже! – весело воскликнула Женни. – Он любит такие словечки.
Все засмеялись.
Вернувшись тем временем, Муш с гордостью показывал всем красные пуговицы.
– Теперь Мавр должен нам рассказать!
И он пустился плясать по комнате, выкрикивая:
– Должен! Должен! Мавр должен!
За всем этим шумом и гамом никто не услышал, как хлопнула входная дверь. Никем не замеченный, вошел Маркс.
– Мавр ничего не должен!
Дети бросились к отцу и, громко крича от восторга, повисли на нем.
– Постойте, постойте! Дайте отдышаться… И Джо тут! Вот это сюрприз!
По счастливому лицу мальчика Мавр сразу понял, что на фабрике все сошло благополучно. Он подмигнул Джо:
– Значит, все в порядке? Потом расскажешь подробно. – Только теперь Маркс заметил «Тамерлин» и, вопросительно посмотрев на Женни, вышел в соседнюю комнату, где прежде всего заглянул в пустой чайник.
– Кофе еще осталось. Сейчас я вскипячу воду, – тут же сообщила Ленхен.
– Чудесно! А тем временем я выполню поручения дяди Фредрика. Вот походная палка для гражданина Муша. – И Мавр достал из-за двери небольшую суковатую палку. – А девочкам – книгу! Да, Ленхен, маринованную треску, которую ты приготовила вчера вечером, Фредрик никогда в жизни не забудет. Ему бочки пива было мало, чтобы утолить жажду.
Ленхен, всплеснув руками, рассмеялась, затем с притворной серьезностью сказала:
– Так ему и надо! Он же сам выпросил ее у меня. И сколько раз она мне удавалась, а тут, должно быть, черт меня под руку толкнул и нарочно весь уксус в сковородку вылил.
Мавр был в прекрасном настроении. Ко всеобщей радости, он рассказал, что паровоз выплюнул дяде Фредрику целый фунт сажи на его серый, с серебристым отливом цилиндр.
– Посмотрели бы вы, как Генерал надувал щеки, пытаясь сдуть сажу! И какое у него потом было лицо и борода!
– От чертовой сажи? – спросил Муш, протиснувшись поближе к Мавру.
– Да нет, самой обыкновенной, угольной!
Когда наконец хохот умолк, Мавр достал из кармана сюртука тетрадь и протянул ее Женни:
– И вторая статья готова. Если мы с тобой сегодня славно потрудимся, обе поспеют на завтрашний пароход.
В комнате вдруг воцарилась напряженная тишина. Мавр покосился сперва на «Тамерлин», потом на Женни. Дети выжидательно смотрели на отца. Мавр взъерошил бороду, на минуту задумался и произнес:
– Посмотрим, посмотрим. Но сперва мне надо поговорить с Джо. – И Мавр ласково вытолкал всех, за исключением Женни, из комнаты.
Ленхен внесла кофе и тут же вышла.
Джо прижал руку к карману. Долговая расписка! Как же ее передать Мавру, чтобы не увидела миссис Маркс?
– Говори со мной открыто, Джо, – сказал Мавр. – У нас, – и он посмотрел на Женни, – нет тайн друг от друга.
А у Джо было что рассказать! И хорошего, и плохого. Например, что кружева украл Билли. Правда, грачи отдали двадцать шиллингов – все, что они выручили, – и Джо сразу выкупил долговую расписку.
– Но… но по правде… – Джо замялся, он не знал, как объяснить, что, несмотря на отданные Робину пятнадцать шиллингов, в домашнем бюджете все же образовалась большая брешь, – …потому… потому, что малыш родился раньше времени и еще потому…
Женни подсказала:
– Разумеется, маме надо сперва поправиться. И потом, с нее же удержали…
Мавр положил руку на плечо Джо:
– О десяти шиллингах не беспокойся. Это дело терпит.
•
Дети в соседней комнате сидели тихо, словно мышки. Ки-Ки и Лаура рассматривали картинки в только что подаренной им книге. Это была «Кудруна», старинная немецкая сага. Муш, стараясь не шуметь, скакал по комнате и кухне верхом на подаренной палочке. Ленхен укладывала Франциску спать.
Вдруг дверь открылась. Муш мгновенно подлетел к отцу:
– Знаешь что, Мавр: Джо нельзя так домой уходить. Он же должен узнать, что будет дальше.
– Признаюсь, мы с ним очутились в одинаковом положении. Я, видишь ли, тоже хотел бы узнать, что будет дальше, – совершенно серьезно сказал Мавр.
Но только Джо попался на эту удочку и испуганно посмотрел на Мавра. Дети так и покатились со смеху. Теперь-то они были уверены, что услышат продолжение сказки.
– Итак, идемте все ко мне!
Взрослые устроились на кожаном диване, дети – прямо на ковре. Все притихли в ожидании. Лауре позволили зажечь свечи. Лампа погасла. И сразу же в воротцах «Тамерлина» засверкали оба камня: синий сапфир и красный рубин. Мэми повернула ключ…
Там-там-та-там! – раздалось из шкатулки. Колокольчики зазвенели, волынщик повернулся вокруг своей оси, отвесил поклон и удалился. Прозвучало еще несколько тактов, и в воротах показался пастушок с дудочкой. Он поднес ее к губам, повернулся и тоже скрылся. Затем вышел странствующий подмастерье со скрипочкой и последним – свирельщик. Джо не отрывал глаз от хорошеньких фигурок.
Покуда перезванивали колокольчики, Мавр, будто прогуливаясь, расхаживал взад и вперед по комнате: от письменного стола к двери и обратно. Но вот колокольчики уже умолкли, а Мавр все ходил и ходил. Никто его не останавливал. Джо заметил, что на ковре протоптана настоящая тропинка. Позднее он узнал, что Мавр, и работая, любил шагать взад и вперед: он считал, что так ему приходят в голову самые хорошие мысли.
Наконец Мавр опустился в большое кресло, откашлялся и начал свой рассказ:
– Прежде чем подписать, Ганс Рёкле еще раз внимательно перечел контракт. Тут черт положил хвост на верстак. Ему надо было крепко держать себя в руках, чтобы не…
– Это мы Джо уже рассказывали… – еле слышно прошептала Ки-Ки. – Мы уже дошли до места, где…
– Тс-с-с! – Женни Маркс прижала палец к губам.
– Терпение! – сказал Мавр. – Того, о чем сейчас пойдет речь, вы еще не слышали. – Чуть прищурив левый глаз, он покосился на Женни. – Это мне только что пришло в голову. Ну, так вот.
•
… Как только Ганс Рёкле подписал контракт, у черта от радости даже хвост запрыгал. Но потом хитрый дьявол спохватился. Он тут же призвал беса-балбеса, своего главного враля, и сказал:
– Навостри-ка уши, бес-балбес! Надобно тебе заняться Гансом Рёкле. Нелегкая меня дернула отдать ему в аренду кремень «Все спалю, все сожгу». А людям в руки этот кремень нельзя отдавать: тогда они страх потеряют, бояться меня перестанут. Что ты посоветуешь?
– Не тревожьтесь, шеф! – ответил ему лживый бес. – Я уж бесенятам какую-нибудь побасенку сочиню. Начнут меня допрашивать, я в ответ: камешек уж малость того, заплесневел. Шеф отдал его своей бабушке, пусть, мол, снова на него блеск наведет.
– Недурно ты свое дело знаешь, – сказал черт. – Уж я найду, чем тебя наградить.
Но, как уж оно водится, скоро во всех концах и на всех углах чертова края зашептались и зашушукались. Пропал, мол, кремень! А надо сказать, слушок этот пополз из медных хором. Чертова бабушка, оказывается, узнала от летучей мыши, что кремень в руках у Ганса Рёкле. Уж она и дрожала, и ворчала, и бесилась, и тряслась – и все оттого, что было ей без кремня «Все спалю, все сожгу» очень холодно.
Еще с незапамятных времен жила чертова бабушка на Острове Туманов. А ее медные хоромы располагались на семь тысяч футов ниже старого замка ее внука. Чертовой бабушке псе хотелось потеплей устроиться. Ну, а с тех пор как кремень «Все спалю, все сожгу» очутился у Ганса Рёкле, погасли даже вулканы. Старый замок весь оброс льдом, и внизу у старухи с каждым днем делалось все холодней.
Долгое время черт никому не показывался на глаза. Но, как только ему удалось отнять у Рёкле ларец с волшебной иглой, он сразу повеселел, призвал своего беса-балбеса и говорит:
– Теперь я вам, бесенятам, покажу, какой я хитроумный контракт заключил. Знаю, знаю, всякие слухи тут про меня распускают. Так вот, созови-ка, бес-балбес, всех, кто этим грешен, завтра ко мне на прием.
– Слушаюсь, шеф. И в какое место прикажете созвать?
– На Остров Туманов. В старый замок. Правда, он где-то там, в средневековье, но время от времени нам надо всюду показываться.
– Великолепно! Мудрость нашего шефа не поддается никакому сравнению! – сказал бес-балбес, большой мастер врать и обманывать, но еще больший – подхалимничать. – Однако осмелюсь доложить, с тех пор как у нашего шефа нет кремня «Все спалю, все сожгу», в старом замке царит страшный холод. А народец наш жаром избалован. В чем прикажете явиться на прием?
– Во фраке и цилиндре, как всегда! – резко ответил черт. – Пора и бабке посмотреть, как ныне вершатся дела. И чтоб зеркальный зал мне был!
Лживый бес тут же велел отполировать ледяные глыбы старого замка, и они засверкали, как сотни зеркал. Чертовы слуги рады были такому приему – они ведь видели свое отражение сразу сто, и двести, и триста раз. Разумеется, они тут же принялись прогуливаться по зеркальному залу: то так повернутся, то этак. Посмотрят на себя с одной стороны, посмотрят с другой. Очень они себе понравились и даже совсем забыли, что все они черти.
– Какие мы важные, какие авантажные! И как нас много! Нет никого сильнее нас! – говорили они друг другу.
Главный черт явился в зеленом фраке и желтом жилете. И каков бы ни был чертов слуга – толстый ли, тощий ли, с кислой и желтой рожей или с круглой и красной, – каждого он отводил в сторону и только и делал что похваливал: «До чего хорош! Глаз не оторвать! Хоть в первые вельможи при дворе назначай!» А это, разумеется, приводило всех в превосходное настроение.
Но вот главный черт стал посреди зала, принял гордый вид, небрежно поправил еще раз манжеты и, решив говорить изысканно, начал:
– Месье и джентльмены! Должен признаться, я и не подозревал о вашем великом уме. Каждого из вас я спрашивал, на что, мол, жалуетесь. И все вы ответили: «Люди чересчур умны стали! Не попадаются на наши прежние уловки. И поймать их можно только на какую-нибудь хитроумную штучку, которую они сами же и смастерили». Так я говорю?
– Да, да. Так оно и есть! – закричали все разом.
– То-то! – Черт, довольный, потер руки. – Именно так, месье и джентльмены, я и начал действовать и заключил с Гансом Рёкле контракт. Сдал ему в аренду кремень «Все спалю, все сожгу»…
Чертовы слуги насторожились, но не успели они и рот раскрыть, как черт уже продолжал, правда позабыв о своем решении говорить учтиво.
– На срок – всего ничего. Ганс этот хоть еще и стоит на своих двоих, но уж недолго протянет. Трухлявый пень! А теперь вот поглядите, что он для меня смастерил. – И черт достал ларчик. – Вот уж вещица так вещица! С вашего позволения, и я бы такой не придумал! – Черт рассмеялся.
Но среди слуг поднялся ропот:
– А льду-то сколько кругом намерзло!
– Этот Рёкле и не думает помирать!
– Поди вот, не отдаст камешек!
В этом-то и была вся загвоздка! Ведь Ганс Рёкле с каждым днем делался все моложе. И, конечно, чертовы слуги об этом пронюхали. Ропот усиливался. Черт уже не знал, как ему и быть. Но вдруг его осенило:
– Разве дело в огне, сатана вас возьми! Огонь люди теперь на свой манер высекают. А вот ежели мы на них адский холод напустим, что тогда? Тогда все замерзнет, зарастет льдом. А главное – замерзнет ум людской. Вот мы и выиграли! – Черт поднял ларец. – Глядите все сюда! Видите вещичку? Это волшебный ларчик. Я его у Рёкле выудил, по контракту. Вся наша старая чертова мишура пустяки по сравнению с ним. Из ларца платья, кружева, бархат, шелк так и сыплются! И туфли и шляпы – одним словом, всякие модные безделушки. Все самое новое, наиновейшее, и главное – сколько хочешь. Думаю, недурно будет сдать ларец моему бесу-балбесу и назначить его первым законодателем мод, обер-франтом. С таким ларчиком он всех модников за пояс заткнет.
Но тут опять поднялся ропот. Черт услыхал это и говорит:
– Не беспокойтесь! Рёкле нам еще много таких штучек смастерит. Всем достанется. Я любимчиков не держу. А этой вещицей наш обер-модник бес-балбес всему человечеству голову заморочит!
Ропот утих. Послышались голоса:
– А нам-то какая выгода от этого?
Черт ухмыльнулся:
– Раз сундук у них набит, значит, ум у них молчит. А что черту надо? Поняли?
– Брависсимо! – крикнул бес-балбес. – Где царствует глупость, там властвует черт!
Теперь все захлопали в ладоши.
– Довольно болтать! – приказал черт. – Все по местам! Надобно ловить самых умных, таких, как Рёкле. Allons! Я следую за вами.
Черти толпой повалили к выходу. Главный черт тоже собрался с триумфом улетучиться, но тут к нему подлетел лейб- бес и крикнул:
– Чертова бабушка на подходе!
Не успел черт повернуться, как древняя старуха, отдуваясь и пыхтя, преградила ему путь. Все у нее тряслось и колыхалось: и тесемки чепчика, и верхние и нижние юбки, и бахрома на платке из желтого шелка. Даже морщины и морщинки на лице так и прыгали. Еле переводя дух, она уставилась на своего внука, спрятав одну руку за спиной.
– Муть, гниль и моль! – набросилась она на него. – Ишь как вырядился – чистый ферт! Да и остальные все! Чего это затеял? Что за финтифлюшки? Где твой рог, говори! – Она быстро выдернула руку из-за спины и сунула черту под нос пустой рог. – Не он ли? Пустышка без кремня! – Она даже застонала. – Куда это ты собрался в дурацком фраке? Не к Рёкле ли? Да и то – пора! А ну, говори немедля, как он живет, как поживает! Может, уж и ноги протянул, иль отходит?
Черт напыжился и говорит:
– Успокойтесь, бабушка! Правда, силенок у Рёкле еще немало… мало силенок, я хотел сказать… совсем мало силенок у него осталось…
– А сделал ты так, чтоб ему радость не в радость и жизнь не в жизнь была? – спросила старуха.
Черт совсем заважничал.
– Прежде пусть этот Рёкле построит мне еще не одну мудреную вещицу… Да где вам такое понять! Вот тогда я его и… к ногтю! Ни на день раньше! А рог этот мне и не нужен вовсе.
– Не нужен вовсе? – Чертова бабушка зашипела так, что брызги полетели во все стороны. – Ах ты, бородавка треххвостой козы! Какой же это черт без рога? И какая же это преисподняя без кремня «Все спалю, все сожгу»? На земле-то ты все перевернул, все переворотил и мне медные хоромы отвел, а на что они мне, когда там такой холод, что зуб на зуб не попадает! Ну что, мистер обер-хитрец, был ты у Рёкле или нет? Говори!
Черт ответил:
– Был. И вам кое-что оттуда прихватил. Глядите!
Он достал ларчик и дернул золотую пуговку. Из ларца выскочил крохотный выдвижной ящичек, набитый мелкими шелковыми лоскутками.
– А вот еще! – И черт открыл крышку.
– Ф-ф-фу! – расфырчалась чертова бабушка. – Безрогий олух! Горшок без ручки! Подумаешь, игла, да ножницы, да кукольное тряпье!
Тут черт опять ощутил свое превосходство.
– Не хотите – не берите. Этот ларчик смастерил Рёкле. Что ж, отдам своему бесу-балбесу. Ничего-то вы не смыслите в науках! Присохли к своей старине! Ну и сидите в медных хоромах да грейте себе пятки!
Чертова бабушка разбрюзжалась, потом часто-часто заморгала и уставилась на франтоватого внука: что-то он и в самом деле больно в себе уверен! Должно быть, не пустяковый этот ларчик. Чертова бабушка тут же схватила ларец.
– Ну и что? А как он открывается? Какое тут заклинание? Давай, давай выкладывай! Думаешь, не разбираюсь я в твоей науке? Знаю я ее, знаю, детские игрушки всё! Кричи мне в ухо волшебное слово!
Черт сделал, что она ему велела, и бабка, фыркнув, исчезла.
В мгновение ока очутилась она в собственном царстве. Устроившись в старинном кресле, она принялась разглядывать ларец. «Снаружи вроде ничего особенного!» – подумала она и любопытства ради дернула золотую пуговку. Клик! – и из ларчика выскочил выдвижной ящик. Чертова бабушка с наслаждением запустила пальцы-крючья в груду разноцветных лоскутков. «Веселенький материальчик!» Один лоскуток особенно понравился ей: темно-синий с серебряными блестками. Она поднесла его к глазам. «Когда кругом все желтое, синий цвет ласкает глаз! – Она отложила лоскуток в сторону. – Велю себе из него капор сделать. Но сперва сошью рубашку. И весь гардероб велю обновить». Щупая лоскутки, она подошла к столу и поставила на него ларец. «А славную материю старый дурень Рёкле для сопляков подобрал. Не байку, не грубую кисею и не какое-нибудь там полотно! Ай-ай-ай! Материальчик отменный!.. Так и слышу, как чертов сын говорит: „Легкий, воздушный, будто пена морская!“ Болтать-то он горазд!»
И чертова бабушка стала раскладывать лоскутки на медной столешнице, доставая из ларца всё новые и новые, однако конца им, видно, не было. «И бархат и кружева, да какие – все ручной работы! Ай-ай-ай! Какой из них чепчик выйдет! Уж то-то бесенята подивятся!»
Наконец старуха решила вытащить иглу из бархатной подушечки. Но, как она ни старалась, ничего у нее не выходило.
– Ах, вот оно что! – пробормотала бабка. – Волшебное слово надо сказать: «Живо-живо, начинай!»
В ларчике сразу что-то зажужжало, из него выдвинулся второй ящичек и третий – лоскутки зашуршали, затрепетали, будто им не терпелось поскорее выбраться на волю. Да и серебристая игла теперь совсем легко вынулась из подушечки.
Чертова бабушка воткнула ее в белую с отливом материю и голосом, привыкшим командовать, произнесла:
– Рубашки мне нужны. Длинные. До самого пола. Одна – на день, другая – на ночь. А теперь, игла, покажи, на что ты способна. Давай шей!
Однако игла лежала спокойно и не двигалась. Тогда бабушка положила рядом с ней еще несколько лоскутков.
– А из этого зеленого – три нижние юбочки… Да нет, двух хватит. И одну желтую! Вздор! Пряха, пряха, ты неряха! Желтую-то я ношу вот уже скоро три тысячи лет. Не надо мне желтой! Синей пусть будет третья нижняя юбка, поняла? А теперь шей, игла!
Но игла продолжала неподвижно торчать в белом лоскутке. Тогда бабка, наконец-то вспомнив, хлопнула себя по рогу:
– Я ведь не все волшебное слово сказала. Ну так вот: «Живо-живо, начинай! Игла, игла, шей сама!»
Ларчик зажужжал громче, и из трех выдвижных ящичков потянулись длинные полосы материи, спадая волнами прямо на пол. Ножницы сами подскочили к ним и давай резать и кроить, да так быстро, что у чертовой бабушки только перед глазами замелькало. А игла то вопьется, то выскочит, и, прежде чем бабка успела сосчитать до трех, рубашка уже была готова. За ней – вторая, третья, и еще, и еще…
Чертова бабушка оторваться не могла от этого зрелища. Опомнившись, она захотела примерить одну из хорошеньких рубашек. Дрожащими руками сорвала она с себя старое тряпье и надела новую рубашку. Немного коротка, но вверху и на бедрах все в самый раз. Будто облачко клубилось вокруг старухи. Правда, рубашка чуть холодила, но в то же время в ней было тепло. Потом чертова бабушка взглянула повнимательнее в зеркало и сразу зафыркала:
– Тьфу, пропасть! Да в этой стране Басен-и-Побасенок носят все прозрачное!
Оказалось, что рубашка просвечивала. Скорей, скорей! Бабка натягивает еще одну рубашку и еще одну, благо игла сшила их столько, что и не счесть. Но вот чертова бабушка снова посмотрела на себя в медное зеркало и от удовольствия даже прищелкнула языком, а потом и горделиво прошлась.
– А теперь шей нижние юбки! Зеленые! Поняла? – крикнула она и тут же чуть не подпрыгнула от радости: уже целая гора готовых рубашек высилась перед ней.
Игла сшила последнюю рубашку из белой материи и уже впилась в новый кусок.
– Стой! – закричала чертова бабушка. – Не тот! Зеленых мне! А этот пойдет на верхнюю юбку!
Однако у иглы были свои законы, и она не послушалась старой чертовки. Теперь она впилась в красно-синюю тафту и давай шить: раз-два! Раз-два! А ножницы щелкали: щелк-щелк! Щелк-щелк! А ларчик все жужжал и жужжал.
– Курлы-мурлы! Что же это за цвет такой? Так повернешь – красный, а так – синий! – Голова бабки в грязно-белом чепчике качалась из стороны в сторону.
Потом старуха решила натянуть поверх рубашки нижнюю юбку. И сразу же вокруг нее образовался пышный обруч рюшей. Ах ты, мое хромое копыто! Какие это были юбки! Бабка примеряла еще и еще. И игла «Шей-сама» уже подбросила ей готовую зеленую юбку. И все они оттопыривались, как у балерины, и были отделаны тончайшими кружевами.
А игла уже впилась в темно-синюю парчу с серебряными блестками.
– Опять ты не тот кусок шьешь! Из этого я хотела себе капор сделать! – взмолилась чертова бабка.
Но игла уже успела сшить из него такое платье, какое украсило бы и королеву. Старуха вцепилась в него, примерила, снова сняла, опять надела и под конец стала походить на переливающийся серебром шар.
И так она была занята всем этим, что позабыла и порадоваться обновкам. Только иногда слышалось какое-то бульканье. А вокруг лежали платья из серебряной парчи с синими и красными птицами на желтых, словно янтарных, ветвях. У ног ее переливались шали из черного и желтого шелка со змейками и саламандрами. А потом появились и жакетки всех цветов и с теплой подкладкой, рукава буфами и рукава в сборку. Потом верхние юбки: шерстяные, хлопчатобумажные, шелковые, с ярко-красными оборками, ядовито-зелеными листьями, с яркими бордюрчиками, в клетку, в полоску, в крапинку – всех не перечесть!
Чертова бабушка уже стонала под тяжестью всех этих одеяний. А времени снять их с себя у нее не оставалось.
Теперь к ней стали подлетать шляпы одна за другой, одна за другой! О, великая бородавка из жабьего омута! Какие это были шляпы! И высокие, и с широкими полями, и островерхие, и приплюснутые, а то и похожие на перевернутую сковороду, разукрашенную сверкающими камнями. И размером с колесо, усыпанное цветами, с вороньим гнездом в середине!
Чертова бабушка так и застыла. А вот и ее капор! Какой хорошенький! А эти лиловые лепты – как они шуршали, как переливались! Ах, почему нельзя одним прыжком очутиться в стране Басен-и-Побасенок! В стране, где носят такие шляпы!
Но что ей теперь делать со всем этим богатством? Где она? Что сталось с ее медными хоромами! Все кругом завалено до самого потолка платьями, рубашками, юбками, панталонами, шляпами, накидками, кружевными чепчиками… А ларчик стоит высоко-высоко, на горе рулонов материи, и без устали выплевывает всё новые ткани в чертовы покои…
И еще одно узрела тут чертова бабка: далеко-далеко, в глубине хором, толкая и отпихивая друг друга, черные бесенята устроили свой показ мод. Они трещали без умолку, хихикали и хохотали, примеривая на себя все, точь-в-точь как это делала она сама. Шуршала тафта, потрескивал шелк, черти натягивали на себя корсажи, расхаживали в коротеньких, до колен, шелковых панталонах, гарцевали в кружевных сорочках, плясали в балетных пачках, путались в бархатных шлейфах, и – о чудо! – какое бы платье они ни примеряли, оно тут же принимало нужный размер.
Нацепив на нос очки, чертова бабушка стала пробираться по рулонам материи. Какой тут поднялся крик и визг! И самого-то себя не слышно. Разве их урезонишь? «Пусть побалуются!» – подумала бабка и тут же поймала черного бесенка-сорванца за хвост. Он застыл, тараща глазенки на свои серебристо-серые панталоны. Старуха так дунула ему в острое ухо, что бесенку почудилось, будто туда забралась целая свора блох.
– А ну-ка, созови всех черных чертей! Пора и им праздник устроить. Пусть не думают обер-черти, эти невежи и неучи, что вырядились во фраки в клеточку и навощенные цилиндры, будто им одним дано наряжаться да преображаться. Нынче наш черед!
Вскоре праздник был уже в полном разгаре. В хоромах чертовой бабушки, по всем уголкам ее древнего царства, разлилось безудержное веселье. В мгновение ока закопченная преисподняя превратилась в модный салон.
Несколько особенно шустрых черных чертей отважились пробраться в зеркальные залы обер-чертей и там, конечно, расхвастались. Тут и обер-черти не выдержали.
Они мгновенно скинули с себя фраки и цилиндры, с жадностью набросились на кружевные панталоны, юбочки, корсеты и нарядились балеринами.
Хохот, визг, писк! Вот они уже порхают по всем залам, разбились на пары и пустились танцевать…
Какое это было зрелище! Они и дергались, и прыгали, и ногами дрыгали, и вертелись, и кружились, и кувыркались, и стонали, и верещали, и вопили, и пищали!
И вдруг, откуда ни возьмись, главный черт!
– Цыц, черти! – рявкнул он. – Да как вы смели? Кто вам дал все это?
Не дожидаясь ответа, он тут же скатился вниз, к своей бабушке. «Должно быть, старуха в детство впала, – думал он. – Смотри-ка, что выкинула! И что только ей в голову взбрело!»
Но, чем ближе к ее хоромам, тем труднее было двигаться – все кругом завалено кусками материи, повсюду громоздятся горы рубах и панталон. Черт только и знал, что чертыхался.
А бабушка его тем временем сидела в своем старом кресле, уронив голову на грудь. Сколько она ни кричала, сколько ни приказывала, игла «Шей-сама» все шила да шила… Да и с бесенятами бабка справиться уже не могла. Никто не обращал на нее никакого внимания.
Размотав кусок материи, черные черти хватали его за концы и качались на нем, словно на качелях, налетали друг на друга, сбивали с ног, дрались, валились наземь и, не в силах подняться, только чмокали да цокали на полу.
– Подать сюда ларчик! Слышите? – кричал главный черт.
Но никто не слушал его.
– Довольно! Довольно! Игла, игла «Шей-сама», остановись!
Да, но где же ларчик с волшебной иглой?
А он, словно кораблик на волнах, покачивался на самой высокой горе из рулонов переливающегося синего бархата и, никому в руки не даваясь, выплевывал всё новые и новые куски материи.
Наконец главный черт добрался до медного зала и увидел, что старая бабка, разбухшая, как бочка, сидит без сил в целом ворохе кружевных чепчиков и шляп.
– Ты что, совсем из ума выжила? – набросился он на нее.
Тут только она, очнувшись, заметила своего внука.
– Послушай… – прохрипела она. – Останови, останови иглу, мой безрогенький, мой хитрющенький!
Черт так и замер. Остановить? Но как? Как?
Он подозвал своего обер-модника беса-балбеса, сдернул с него балетную пачку и повелел:
– Скачи вон на ту гору и доставь сюда ларец с иглой и ножницами!
Пробравшись через завалы лент, кружев, шалей и чепчиков, обер-модник стал походить на волка, вывалявшегося в куриных перьях.
– Чтоб тебя! Чтоб тебя! – кричал он, пытаясь схватить чудо-ларчик.
А тот все выскальзывал да выскальзывал у него из рук.
Главный черт не на шутку разгневался. Как же так? Этот Рёкле его дураком выставил перед всем бесовским народом! И он сам бросился за ларчиком. Хотел раздавить его кулаком, но, сколько раз ни замахивался, в ларчик не попадал.
Скок-поскок, все дальше и дальше убегал чудо-ларец, вскочил на горку фрачных брюк в мелкую клеточку, потом на гору голубых жилетов, все выплевывая свои неиссякаемые богатства…
– Перестань, игла! Перестань! Остановись! – хрипел главный черт – кричать он уже был не в силах.
Услышали это черные бесенята и давай скорей удирать в своих нарядах в нижние хоромы.
А чертова бабушка как завелась смеяться, так уж и остановиться не могла. У главного черта, внука ее, даже звон в ушах стоял от ее смеха.
– Останови ты ее, внучек! Не то мы задохнемся тут в собственном аду. А еще лучше – спали ее кремнем «Все спалю, все сожгу», – язвила она. – Куда же девалась вся твоя чертова силушка? Ничего ты уже не можешь. Позвал бы на помощь своего мистера Всех-хитрей – Ганса Рёкле!
Тут черт как закричит в бессильной злобе:
– Назад, к Рёкле!
В мгновение ока в зале наступила мертвая тишина. Крышка ларчика сама захлопнулась. Некоторое время у черта и его бабушки еще жужжало в ушах, но вот и это прошло.
Ларчик сам взвился вверх, где его с радостью подхватили птицы Рубин и Сапфир и доставили в целости и сохранности прямо на верстак к Гансу Рёкле.
•
Шагая домой, Джо, смеясь повторял про себя: «Безрогий олух! Горшок без ручки! Нет, Ганса Рёкле тебе никогда не одолеть!»
А над улицами Лондона простиралось огромное небо, все усыпанное звездами.