Из-за низких потолков в кабачке «Пьяный кит» было уже темновато, но света еще не зажигали – посетители заставляли себя ждать. Только в «кабинете» грачей горела свеча. Рядом лежал раскрытый гроссбух. Билли и Джек примостились в уголке, положив прямо на грязный пол не менее грязные карты. Игра шла вяло.

Телята-близнецы, забравшись в подпол, спали. Портовый Хенни, засунув руки глубоко в карманы и насвистывая, расхаживал по скрипящим половицам и время от времени посматривал на Оливера, который кончиком ручки подталкивал линейку то в одну, то в другую сторону, так и не решаясь подвести черту под итогом за неделю.

Взглянув на дверь, Хенни остановился:

– Оли, можешь убирать свое барахло. Бробби не вернулся. Сыт по горло. Оно и понятно. Три недели ты царапаешь тут без толку… – Он указал на страницу поступлений, которую каждый коммерсант столь остроумно помечает словом «приход». – Записали в приход от Бробби десять шиллингов, а от нас – ноль без палочки. – Он зло посмотрел на Билли и продолжал: – Бробби на свой страх и риск проворачивает большие дела, а мы проедаем его денежки.

На Билли эти слова не произвели никакого впечатления. Он молчал. Шаркая, подошел хозяин «Кита», уже некоторое время наблюдавший за грачами, по привычке смахнул со стола и сказал:

– Полный штиль, а? Вы нос-то на квинту не вешайте. И эта зима кончится. На ночлег и на похлебку вы у меня всегда заработаете. И похлебка не из плохих, сами знаете.

Возвращаясь к себе за стойку, он толкнул Хенни в бок:

– Ну, ничего не разнюхал? У тебя же всегда ушки на макушке!

Хенни только пожал плечами. Подождав, пока хозяин отойдет подальше, он озлобленно выпалил:

– Докатились! Пять больших дел были на мази. Одно сварганить – и целый месяц жили бы как у Христа за пазухой!

– Может, и больше, чем месяц, – холодно отрезал Билли, – только за решеткой.

Хенни огрызнулся:

– Какая это тебя муха укусила? Риск – дело хорошее! Сам же говорил, что пора уж нам большое дело провернуть.

Билли все так же мрачно смотрел перед собой.

– «Большое, большое»! Но надо, чтоб и верное, чтоб никто из нас не засыпался. Я за это отвечаю.

Из люка вдруг показалась заспанная физиономия Эдди. Он обшарил глазами стол. Хозяин как будто говорил о похлебке? Не обнаружив ни кастрюли, ни ложек, Эдди снова исчез.

Хенни оседлал колченогий стул и, покачиваясь на нем, в упор смотрел на Кинга.

– Ладно, Билли, ты наш кинг. Но дай и нам слово сказать. У нас даже на башмаки вот этому мальцу не хватило. При такой собачьей погоде он с рождества носа на улицу высунуть не может. Что же мне, значит, одному с Теленком и Оли?

Он посмотрел на Оливера, но лицо «профессора» было непроницаемо.

– Послезавтра можно будет кое-что перехватить. Первосортные вещички из ломбарда. Только надо всем вместе туда завалиться. – Хенни вскочил. – Вы заговорите зубы аукционщику, пока мы с Джимом кое-что приберем к рукам. А для виду пусть Джек предложит цену… Или нет, лучше Оливер. Он приличней всех одет. Сколько у нас в кассе?

Оливер откашлялся. Наконец-то он решил подвести черту.

– Пять шиллингов, – скучным голосом ответил он. – Неприкосновенный запас. – Захлопнув гроссбух, Оливер спрятал его за портретом королевы.

– Ну, что скажешь, Кинг? – потребовал Хенни. – Чего волынишь, говори!

«И правда ведь, пора Кингу что-нибудь предпринять, – думал Оливер. – В такой компании Хенни долго не выдержит. И что такое с нашим Кингом творится? Ошалел совсем: только и знает, что зубрит наперегонки с Джеком. И хватает же терпения! Оба уже бегло читают. Никогда бы не поверил!»

Джек тоже не отрываясь смотрел на Билли. А тот упорно молчал, не сводя глаз с пламени свечи. Что ж, он и отвечать не желает? Джек сердито мотнул головой. Не понимает он больше Билли. Что-то в последнее время встало между ними. Что-то, о чем оба помалкивают. Когда ж это началось? Когда Билли встретил Робина? Или после разговора с этим доктором Марксом? Нет, это все не то! Билли тогда так здорово рассказывал о Мавре.

Значит, это связано с Робином! Джек стал припоминать, как они встретили Робина. И совсем случайно встретили. Он попался им на Лондонском мосту. Шел со своим дружком Беном Коллинзом. Джек еще хотел потихоньку смыться, но почему-то остался.

Он знал Бена еще по фабрике. Парень хороший! Такой не выдаст. Потом они все четверо сидели в матросском кабачке «Зеленый змий». Кинг разошелся и рассказывал о паруснике Робинзона и о том, как он сцепился с книжным доктором. Бен и Робин готовы были слушать его хоть до полуночи. Особенно Бен. Прощаясь, он им еще крикнул: «Заходите ко мне, ребята, на Бетнал-грин!»

Ну, как водится, сперва они туда пошли вдвоем. Но, после того как застали там Робина, Билли уж не ходил. Джек чувствовал, что друг его чем-то озабочен. Правда, Робина он всегда сторонился, но раньше-то он только о шайке думал, а теперь еще о чем-то… Да и все грачи это чувствовали. Тем более, что и сам Джек все чаще пропадал в маленькой каморке Бена Коллинза. Ему там все больше нравилось. Помогал чем мог, да и почитать было что.

Джек принялся грызть ногти. «Хенни прав, – думал он, – грачи сбились с курса. – Джек покосился на Кинга. – Но разве я могу советовать Кингу идти на опасные дела, как это все время предлагает Хенни? Нет. – Джек громко вздохнул. – Но что-то надо сделать для ребят. К примеру, это маленькое дельце послезавтра. Хоть о нем-то Кинг должен сказать свое слово?»

Джек толкнул Билли.

– А ведь этот аукцион – стоящее дело. При такой сволочной погоде нам одежонка до зарезу нужна.

– Согласен. – Должно быть, Билли тоже до чего-то додумался. – Ростовщики – кровопийцы, все как один! И мелкие, и крупные. Наживаются на чужой нужде. Идет! Начнем завтра с мелких, с того, о котором говорил Хенни. Для пробы.

– Ну, а как с крупными? Ты бы сказал нам! – настаивал Оливер.

Хенни и Джек тоже с любопытством смотрели на Кинга. И он ответил:

– Большие акулы падки на драгоценности, золото, часы и прочие дорогие штучки. Под заклад выдают только треть стоимости. А потом уж так подстраивают, чтобы их не могли выкупить, и сбывают их друг другу на аукционах. Один из таких жуликов стоит за столом с молотком в руке. Остальное жулье предлагает цену, низкую, конечно, ну, и покупает за бесценок. Прибыль – двести и больше процентов.

Хенни прищелкнул языком.

– Вот бы к кому подобраться. Но они держат свои побрякушки под замком и за решетками!

– Дома-то – конечно! Но не на аукционе, – снисходительно ответил Билли. – Аукцион проводится в общественном месте, открыто.

– Гм! А полицейских там небось не оберешься? – все допытывался Хенни.

– Да нет. Они их подмазывают, чтобы и духу их там не было. Особенно когда дело нечисто.

Хенни присвистнул.

– Ясно, когда краденое продают.

Билли ухмыльнулся:

– Ну да. И, если мы их там немного облегчим, они полицию звать не станут.

– Вот это здорово! – воскликнул Оливер, вскочив с места. – Поняли, птенчики? Настоящее грачиное дельце, Кинг! – добавил он с восхищением.

– Правильно! – Хенни сразу повеселел. – Ну вот, послезавтра одежонку раздобудем, а потом и за больших акул возьмемся.

Билли резко повернулся к нему.

– Тихо, тихо! Это еще надо обмозговать как следует. Мы с Джеком поговорить должны. Пошли! – Он подошел к двери, обернулся и сказал Хенни: – Аукцион ты возьмешь на себя.

– Идет, Кинг!

Джек шагал рядом с Билли. Немного погодя он спросил:

– Кто тебя навел?

– Хозяин «Кита», – ответил Билли без всякого воодушевления. – Он мне уже месяц назад об этом говорил. Знает одного такого стервятника, который с нашей помощью хочет обчистить своих же друзей-приятелей.

Джек присвистнул.

– Понятно! Мы, значит, голову подставляй, а он сливки снимай!

Билли проворчал что-то невнятное.

– Мы и так будем у него в руках, – вслух размышлял Джек. – А попадемся, он нас знать не знает, ведать не ведает.

– Ну вот видишь! Тебе, значит, это тоже не больно по вкусу?

– Еще бы! Дело-то скользкое. А зачем ты вообще о нем заговорил?

– Надо ж было вам что-нибудь подбросить, – удрученно произнес Билли. – А ты что? Тоже ведь ничего лучшего не знаешь?

Джек пожал плечами:

– Во всяком случае, надо нам больше за Бробби присматривать. Плохо, что он почти все в одиночку делает.

– Гм!..

Напомнив о Бробби, Джек коснулся больного места. На три года старше самого старшего из грачей, Бробби, видя, что Билли увиливает от «больших» дел, стал «работать» в одиночку.

– Ладно, – сказал Кинг, – что-нибудь придумаю.

На обратном пути к «Киту» они встретили Джо. Он очень спешил и совсем запыхался. С места в карьер попросил дать ему десять шиллингов, правда в долг. Билли пришлось напрямик сказать, что ни сегодня, ни завтра денег от грачей ждать нечего. Заметив отчаяние малыша и суровое лицо друга, Джек предпочел оставить братьев вдвоем и ушел.

Но когда он полчаса спустя вернулся в «грачиный кабинет», он увидел, что Кинга будто подменили. Джек, конечно, сгорал от любопытства. Да и все грачи тоже.

Оказывается, Билли нашел выход и твердо обещал Джо помочь Мавру если не деньгами, то каким-либо другим способом.

– Раз все у него там больны, – сказал он, – значит, нужны лекарства. И мы их раздобудем.

При мысли, что можно будет помочь доктору так, что и грачи не останутся в накладе, к Кингу вернулась вся его прежняя предприимчивость.

Он коротко изложил грачам свой план: надо еще разок потрясти Лекаря-Аптекаря. Этим они сразу убьют двух зайцев: во-первых, добудут в аптекарском шкафу лекарства для семьи книжного доктора, а во-вторых – этот зайчик куда пожирней, – большую партию индиго, которая хранится в подвале у аптекаря. Для таких вещей у Бробби есть в порту хороший покупатель, надо только устроить так, чтобы ученик аптекаря – они с ним уже давно в сговоре – мог, не вызвав подозрений, вытащить побольше этого индиго. А они уж позаботятся о том, чтобы поскорей и без шума переправить краску кому следует.

– С этого дельца, Оли, – закончил Кинг, – ты недельки через две заприходуешь не меньше трех фунтов в своем гроссбухе.

Грачи слушали Кинга, не перебивая. Первый вопрос задал Оливер:

– А как ты устроишь, чтобы ученик сплавил краску и не попался?

– Как? – Кинг выдержал паузу, окинул всех взглядом, ухмыльнулся и сказал: – Возле окна в подвал, где хранится краска, стоит старая бочка с дождевой водой, здоровая такая! Джеку поручается просверлить в ней дыру и заделать ее. А когда надо будет, мы выпустим воду и затопим подвал, вот и все!

Эдди Телячья Ножка покачал головой.

– Тогда и краска твоя тю-тю! – Он с упреком посмотрел на Билли.

Но Хенни уже догадался:

– Здорово получится! – Хлопнув себя по коленкам, он ткнул Эдди локтем в бок и крикнул: – Чудило! Подвал затопим после того, как ученик краску вынесет. Вот он и выскочит чистеньким.

– Дошло? – Кинг подмигнул Хенни. – Еще нас на помощь призовут, когда в подвале начнется потоп и вся оставшаяся краска растворится. А в суматохе твой приятель, Хенни, набьет тебе лекарствами карманы.

План Кинга удался на славу.

На следующее утро грачи, радостно возбужденные, раскладывали и упаковывали добытые лекарства. Разумеется, не все, что приволок Хенни, можно было отправить доктору. Под общий хохот они отложили в сторону краску для волос, синьку, порошок от насекомых, мастику и крысиный яд. Затем грачи принялись исследовать сильно пахнущие пакетики.

– Что-то вроде сушеных овощей. Может, это в суп годится? – спросил Эдди.

– Чушь ты городишь! Это грудная трава, от простуды. Тут все для здоровья. Понял? – защищал Хенни свой товар.

А Билли и Оливер принялись по складам читать надписи: «Укроп, шалфей, медвежье ушко, ромашка, тысячелистник, баранья трава…»

– Эту оставь здесь, – съязвил Оливер, – для Эдди Телячьей Ножки. Может, поумнеет от нее.

– Чья бы корова мычала! – оборвал его Джек. – У тебя своей дурости хоть отбавляй, от нее еще травы не придумали.

Все засмеялись. Джек подмигнул Эдди. А тот, как всегда, сидел и хлопал глазами. Он так ничего и не понял.

Оливер еще раз прочитал надписи.

– Это – от кашля. Это – от печенки… от поноса. А вот это укрепляет сердце. Хорошо еще, что твой приятель на каждом пакетике нацарапал, что от чего.

– Все захватим! – решил Кинг.

Хенни задумавшись перебирал пакетики с лекарствами.

– Мало от кашля. Надо бы в три раза больше, раз они там все кашляют… Постой, вот еще пакетик! – Хенни понюхал. – Нет, это от почек. Почки… А на что почкам сушеная трава, Кинг?

Тот вытер нос рукавом и буркнул:

– А почем я знаю? Я не доктор.

На всякий случай «почечную» траву тоже упаковали в коробку. И Кинг закончил обсуждение всей травяной проблемы словами:

– Лучше побольше полезных лекарств, чем одно, но вредное.

Затем стали разбирать пузырьки – маленькие и большие.

– Вот питье от кашля. Я пробовал. Сладенькая такая водичка, – заявил Эдди Телячья Ножка. – Надо бы оставить, а то Джек своим кашлем нам всю ночь спать не дает.

Но Билли упаковал и этот пузырек.

– «Надо бы»! Наш Джек давно уже вышел из сосункового возраста. Обойдется.

– А это что такое? – И Оливер снова стал читать по складам. – Ну и названия придумали!

– Твой доктор как-нибудь разберется.

– А вот еще! Aqua destill, prubs или prix?

– Что, что? Prix-prubs. – Кинг покачал головой и весело рассмеялся. – Тоже язык выдумали. Прямо какой-то фокус-покус получается. А ведь чем заковыристее название, тем дороже продают.

Но Хенни вновь заступился за свои трофеи:

– Ничего-то вы не смыслите! Всё это мой приятель стащил у своего шефа прямо из сейфа. Говорит, уйму денег стоит. Воняет валерьянкой, бр-р! Шеф, говорит, всегда его перед сном принимает. Микстурка подходящая!

– Ладно, давай сюда свой prix-prubs или как он там.

И этот пузырек отправился в коробку.

Хенни с гордостью показал на пачку зеленого мыла. Все так и заржали.

– Кому это ты предлагаешь глотать? – Билли даже руки потер от удовольствия.

– Никому. – Хенни ущипнул Билли. – Вы же сами говорили: у них там сосунок в колыбельке.

– С каких это пор сосунков зеленым мылом кормят? – давясь от смеха, спросил Оливер.

– Эх, ты! – фыркнул Хенни. – Тоже мне ученая башка! Про пеленки небось никогда не слыхал? Книжный ты червь! Этим мылом стирают, понял? Стирают белье!

Когда наконец коробку с лекарствами аккуратно увязали, Хенни сказал:

– А кусок сала потолще тоже было бы неплохое лекарство. Здорово помогает, когда в брюхе пусто. Ну как, одобряешь, Оли?

Но Кинг вмешался:

– Ты это хорошо придумал, но лучше не надо. Я ж вам говорил почему.

Что неутомимая Ленхен может заболеть и днем лежать в постели, что и за ней придется ухаживать, – нет, этого дети никак не могли себе представить! Мавр нервничал. Во что бы то ни стало надо вызвать врача! Но прежде всего необходимо достать денег. А где? Все немецкие эмигранты перебиваются с хлеба на воду. В банке ему тоже несколько раз отказывали. Еще хорошо, что Лаура каждый день приносит бидончик молока и что Либкнехту пришла в голову спасительная мысль сменить булочника. Либкнехт заходил каждый день и помогал чем только мог.

Накормив всех и прибрав, Маркс сел за письменный стол. Но ведь и писать стоит денег! Бумага, марки для отправки писем и рукописей! А перья? Черт побери, опять одно сломалось! Вот если бы Ленхен вошла сейчас с чашкой черного кофе! Денег, которые он получает за свой труд, не хватает даже на сигары!

Он достал из выдвижного ящика лист бумаги и написал:

«Дорогой Энгельс…»

Потом встал, прошелся по комнате. Хорошо, когда у тебя есть друг, на которого можешь положиться! Он нашел среди бумаг последнее письмо Фредрика и, перечитав его, почувствовал прилив бодрости – какая ясная мысль, какие меткие, остроумные, а порой и колкие замечания! Затем обмакнул перо и написал:

«Твое письмо застало меня в весьма напряженной обстановке. Жена больна, Женнихен больна, у Ленхен что-то вроде нервной лихорадки. Врача я не мог и не могу пригласить, так как у меня нет денег на лекарства. В течение 8 – 10 дней семья питалась хлебом и картофелем, и еще неизвестно, смогу ли я сегодня достать и это. Разумеется, при теперешних климатических условиях эта диета не пошла на пользу.

Статью для Дана я не написал, потому что у меня не было ни пенни на газеты».

Часы показывали четыре пополудни. Пора было идти.

Неохотно оторвался Мавр от письменного стола, в эти сумеречные дни казавшегося ему спасительным островом, даже если он и не мог по-настоящему работать.

Вернувшись после напрасной «погони за пенни», как он это называл, Мавр накормил детей и снова, уже при свете лампы, сел за стол, чтобы закончить письмо. Некоторое время его преследовали крысиные лица кредиторов. В ушах еще стоял крикливый голос хозяйки дома. Он обмакнул перо и написал:

«Самое лучшее и желательное, что могло бы случиться, – это если бы хозяйка дома вышвырнула меня из квартиры. Тогда я, по крайней мере, развязался бы с долгом в 22 фунта стерлингов. Но такого большого одолжения от нее вряд ли можно ожидать. К тому же еще булочник, торговец молоком, бакалейщик, зеленщик, старый долг мяснику. Как я могу разделаться со всей этой дрянью? Наконец, в последние 8 – 10 дней я занял несколько шиллингов и пенсов у кое-каких обывателей, что мне неприятнее всего, но это было необходимо, чтобы не подохнуть с голоду… Мой дом превратился в лазарет, и положение становится столь острым, что вынуждает меня посвятить ему все мое внимание».

Прошел день. Маркс сидел за работой. Вдруг раздался стук в дверь. Затем постучали еще раз.

«Должно быть, эта собака Блекфут, брат домохозяйки, – подумал Маркс. – Пусть ждет, пока не поседеет».

Но стук не прекращался. За дверью шептались. Маркс открыл.

– Что вам? – спросил он, прищурив глаза и пытаясь в полутьме лестничной площадки разглядеть посетителей.

– Здрасте! – хором поздоровались ребята.

– Добрый вечер! – ответил Маркс, так и не узнав двух подростков, стоявших перед ним.

– Да я же Кинг! Мы вам тут кое-чего принесли для ваших больных. – И парень протянул Мавру перевязанную бечевкой коробку.

– Ах, вот ты кто! – удивился Маркс и отступил на шаг, как бы приглашая войти. – Заходи! Заходите оба!

В полутемной кухне Билли, ничуть не смущаясь, объяснил цель своего прихода. Из соседней каморки послышались стоны Ленхен. Мавр поспешил к ней. Билли и Джек с удивлением оглядывали жалкую кухоньку.

– Объясни, пожалуйста, Билли, – спросил Мавр вернувшись. – Я тебя не совсем понял. Так что вы принесли?

– На этот раз не деньги, нет, мистер Маркс. Но, может, вам это пригодится. – Билли наконец развязал бечевку и снял крышку с коробки.

Мавр увидел пакетики, пузырьки, какие-то маленькие коробочки. Все это сильно пахло мылом. Сперва он взял пакетик, затем пузырек с микстурой от кашля, испытующе посмотрел на Билли. Тот отвел глаза.

– От Лекаря-Аптекаря?

Мальчишки прыснули. Билли сказал:

– Как это вы запомнили? Ну и память у вас!

Мавр улыбнулся.

– И это, по-твоему, я должен принять?

– А что такого? Если у вас все больны… Главное, чтобы они поправились.

– Это ты, разумеется, правильно говоришь, Кинг. Мне приятно, что вы приняли такое участие. И, как я вижу, вы постарались не на шутку. – Указав на трофеи грачей, он добавил: – Но ты ведь знаешь… – На мгновение Мавр нахмурил лоб, но, заметив, что сиявшее до этого лицо Билли сразу помрачнело, сказал: – Не хочу обижать вас. Вашу заботу обо мне и моих родных я ценю и поэтому возьму у вас микстуру от кашля. И грудную траву для Эдгара. – Он умолк, и оба грача поняли все без слов. – Каждый выражает свое сочувствие по-своему… – продолжал Мавр, – но…

Воспользовавшись минутной заминкой, Билли, неверно поняв ее, вставил, пододвигая самый большой пакет:

– Хоть мыло возьмите! Для малышки.

Мавр громко рассмеялся, и ребята вместе с ним.

– Тише! – тут же приложил он палец к губам, указывая на дверь в каморку Ленхен. – У нее жар. Итак, Кинг, чтобы мы раз и навсегда поняли друг друга: наш тогдашний уговор остается в силе. У меня свои принципы. Но этот маленький подарок я принимаю: ведь вы так старались мне помочь! А это я высоко ценю.

Мавр, отодвинув коробку с оставшимися в ней лекарствами, сказал ребятам, чтобы они ее вновь увязали.

– Я очень жалею, что не могу уделить вам больше времени, – добавил он, и Билли сразу почувствовал, что это искренне. – Рад был бы посидеть с тобой и твоим другом у себя в кабинете. Приходите как-нибудь в другой раз. А как тебя зовут?

Джек, не отрывавший глаз от Мавра, ответил:

– Джек. Я обязательно приду. Обязательно!

– Джек, значит…

– Это мой лучший друг, мистер Маркс, – вставил Билли. – Мы вместе работали на бумагопрядильне. Из-за него я и ушел оттуда. Они его забили до полусмерти.

Мавр еще внимательнее посмотрел на паренька.

А тот не сводил с него своих серых, не по годам печальных глаз. Книжный доктор нравился ему. Да и Мавру он пришелся по душе. Следы оспы, рубцы от побоев, рассеченная и неправильно сросшаяся верхняя губа красноречивее всяких слов говорили о горе и страданиях, доставшихся на долю этого подростка.

Джек испытывал какое-то прежде неведомое ему чувство. Он забыл обо всем на свете. Должно быть, так бывает, когда на тебя смотрит родной отец. При этой мысли он потупился, губы его задрожали. Но, тут же опомнившись, он с напускной беззаботностью пихнул Билли в бок:

– Пошли! – В дверях он еще раз обернулся: – Мы обязательно придем. Всего вам хорошего!

И оба, громко топая, сбежали вниз по лестнице.

Ночью, разбуженная кашлем Эдгара, Лаура услышала, как родители тихо переговаривались. Девочка напрягла слух и вдруг разобрала одно слово: «Тамерлин». Что это? Неужели Мэми хочет отнести шкатулку в дом с тремя золотыми шарами? Сердце Лауры испуганно забилось. Она уже хотела крикнуть: «Не надо, не надо этого делать!» Но тут услыхала спокойные и решительные слова Мавра:

– «Тамерлин»? Нет, ни в коем случае!

– Но у нас больше ничего нет, – со вздохом сказала Мэми. – А как только придут деньги из Трира, мы его выкупим. Это поможет нам продержаться самое трудное время. Мне и самой тяжело было решиться, но ведь так продолжаться не может, Карл!

Дальше Лаура ничего не могла разобрать. Не знала она и того, что Мавр и Мэми уже однажды – с год назад – собирались заложить маленькое семейное сокровище, но близилось рождество и день рождения маленького Муша, и они раздумали, решив, что в такие праздничные дни лишиться любимого «Тамерлина» было бы чересчур большим огорчением для детей.

Проснувшись утром, Лаура сразу вспомнила ночной разговор. Значит, Мавр не хотел отдавать «Тамерлин» в дом с тремя шарами. А Дядюшка там – Лаура это хорошо знала – всякий раз давал им за принесенные из дому вещи много-много блестящих монет. А потом, что бы ему ни оставляли, все опять возвращалось домой. Как игла «Шей-сама» к мастеру Рёкле. Мавр ведь говорил, что черту не удавалось навсегда отнять у Ганса эти хорошие вещи. Черт! Наверно, он похож на Крысиный Ус. А его даже Ленхен боялась.

Одевшись, Лаура прокралась в кабинет Мавра и долго разглядывала серую картонку с «Тамерлином».

Все утро шел мокрый снег, свистел ветер, и Лауре лишь после обеда позволили сходить в молочную. Только она ушла, как почтальон принес письмо из Манчестера. В нем было написано всего четыре слова: «Выслал четыре фунта стерлингов».

Ки-Ки в это время спала. А Эдгар услышал, как Мавр крикнул Мэми:

– Gloria! Victoria! Скоро прибудут четыре фунта стерлингов!

Муш приподнялся в своей кроватке, подозвал Мавра и тихо спросил:

– А откуда они прибудут, эти стерляди?

– Из Манчестера, от Генерала, – ответил Мавр.

Муш внимательно посмотрел на него:

– И ты их всех сразу зажаришь?

На мгновение Мавр растерялся, затем по-солдатски отрапортовал:

– Так точно, полковник Муш! Сегодня зажарю, завтра запарю, а послезавтра к утру приготовлю вам хорошее рагу!

Тем временем Лаура, продрогнув, добралась до молочной лавки. Хозяйка сразу набросилась на нее:

– Опять денег не принесла? Ничего у меня больше не получишь! Ступай домой! Да так и скажи!

В полном отчаянии Лерхен выбежала на улицу. Сверху сыпалась сырая и противная изморось – не то дождь, не то снег. Дрожа от холода, девочка жалась к стенам домов. Что теперь будет? Муш стал уже меньше кашлять. Горячее молоко ему помогло. А маленькая Франциска? И что скажет Мэми? Как она сегодня ночью вздыхала! «А если потихоньку взять „Тамерлин“ и отнести его к Дядюшке? За него он мне много монеток даст. И я куплю молока». У Лауры стало легче на душе. В мыслях она уже стояла в доме с тремя золотыми шарами. А вдруг там сидит Крысиный Ус, а не другой, добрый Дядюшка?

И тут она встретила Джо. Он как раз шел на Дин-стрит узнать, принес ли Билли лекарства.

– А я к вам иду. – Джо озабоченно посмотрел на маленькую девочку. – Плохо, да?

Лаура кивнула.

– Мне не дали молока! Денег нет, вот и не дали, – грустно пояснила она.

Заметив, как растерялся большой мальчик, она рассказала ему о музыкальной шкатулке, которую собиралась отнести в дом с тремя золотыми шарами. Потом как могла объяснила Джо, что в этом доме выдают деньги, если их у тебя нет. В конце концов Джо понял, что речь идет о ломбарде на Друри-лейн.

– А как же родители? – спросил он.

Тогда Лаура рассказала ему о подслушанном ночью разговоре:

– Мавр боится, что Ки-Ки, Муш и я не дадим ему отнести «Тамерлин». Но ведь его вернут! Всё вернули, что мы относили к Дядюшке. Но хорошо бы, ты пошел со мной, Джо.

– Пойти-то я бы пошел… Но, может, лучше все-таки…

Можно ли отдавать ростовщику «Тамерлин», не спросившись у Мавра? Но ведь Женни Маркс сама это предлагала! При этом Джо вспомнил, как долго они скрывали все от матери, чтобы купить ей кровать… Вот он и подумал: если хочешь сделать что-нибудь хорошее, то иногда приходится кое-что скрывать.

– Но, если ты принесешь деньги домой, они же тебя спросят, откуда ты их взяла.

Лаура удивленно взглянула на него. Об этом она и не подумала.

– Постой, постой! Мы вот как сделаем, – сказал Джо. – Я пойду с тобой, и мы возьмем под залог шкатулки только десять шиллингов. А ты скажешь своему отцу, что это я дал тебе деньги. Знаешь, чтоб все было «по праву»…

Не спеша и как можно понятнее он объяснил Лауре, что семья Клингов все еще должна Мавру десять шиллингов – это как раз столько, сколько Мавр внес тогда, когда они покупали кровать. За месяц они накопят десять шиллингов и выкупят «Тамерлин».

– Выкупят? – задумавшись, произнесла Лаура. Значит, «Тамерлин» сам по себе не вернется? Но ведь главное, чтобы они сегодня получили за него деньги, тогда она принесет маленькой Франциске молока.

– Так мы и сделаем! – радостно воскликнула Лерхен.

Если бы Мавр впервые за много дней не ушел на целый час в библиотеку, Лауре вряд ли удалось бы незаметно выскользнуть из дому с большой коробкой в руках.

У ломбарда на Друри-лейн было два входа. Когда Джо и Лаура вошли в здание со стороны переулка, первое, что бросилось девочке в глаза, были таинственно сверкавшие золотые шары на бледно-розовом фоне. Посетителей было много: кто с постельными принадлежностями, кто с костюмом, ботинками или другим каким-нибудь скарбом.

За прилавком стоял не добрый Дядюшка, а другой – по прозвищу «Крысиный Ус». Как хорошо, что Джо согласился пойти с ней, подумала Лаура.

Когда подошла их очередь, Джо постарался держаться уверенно. Он впервые попал в ломбард: у Клингов не было ничего, что можно было бы заложить.

Ростовщик Уайтмен, лицо которого гораздо более, чем фамилия, подходило для этой профессии, бросив беглый взгляд на драгоценную шкатулку, с приторной любезностью попросил Джо и маленькую дочку доктора Маркса немного обождать. Он даже пододвинул для Лауры стул поближе к камину.

– Понимаю, понимаю, – приговаривал он, – все дома больны.

Крысиный Ус уже давно взял себе за правило переговоры с несовершеннолетними вести без свидетелей. Быстро разделываясь с посетителями, он расспрашивал Джо и Лауру о своей постоянной клиентке мисс Демут. И не без удовлетворения отметил про себя, что эта энергичная особа не будет присутствовать при заключении сегодняшней сделки.

Джо заметил, что новых посетителей ростовщик отправлял в соседнюю комнату, к своему коллеге. В конце концов осталась только одна женщина, с виду настоящая леди. Но Джо обратил внимание на ее туфли: они были стоптанны и порванны. Время от времени она поглаживала принесенную в заклад вещь, руки ее при этом дрожали. Это был фрак из тонкого синего сукна. Глаза посетительницы со страхом смотрели на закладную квитанцию, которую Крысиный Ус торопливо заполнял. Кончив писать, он пододвинул к ней бумажку, выложил восемь шиллингов, скатал фрак и сунул его под прилавок. Пальцы женщины потянулись было за деньгами, но вдруг она подняла свое изможденное лицо и посмотрела на ростовщика.

– Я говорила вам, что меньше чем за двенадцать шиллингов фрак не отдам. Он же совсем новый. Мы заплатили за него три фунта. – При этом она старалась говорить твердо и решительно.

– Ай-ай-ай! Что вы говорите! – произнес Крысиный Ус, опершись обеими руками о прилавок.

Он подался вперед и с такой издевкой посмотрел на клиентку, что та даже отпрянула. Ростовщик швырнул фрак на прилавок, молниеносно вывернул подкладкой наружу, надпорол ножиком, разорвал по шву и сунул перепуганной женщине прямо под нос.

– А это что такое? Пыль, уважаемая! И пыль, несколько раз заглаженная. – С тем же дьявольским проворством он засунул правую руку по локоть в рукав и растопырил пальцы: – А это? Что скажете? Все уже блестит, дражайшая. И затерто кофейной гущей, чтобы не было заметно.

Вновь швырнув фрак на прилавок, он впился в посетительницу глазами и гаркнул:

– Восемь шиллингов!

– Но мне нужно двенадцать! – запинаясь, произнесла клиентка.

– Вам нужно! Скажите пожалуйста! – Мистер Уайтмен осклабился. – Какая новость!

– Мы люди не легкомысленные, только… мой супруг давно уже болен, и, если я не заплачу доктору долг, он больше не придет. Я могла бы и продать фрак, но, когда муж выздоровеет…

– Я все сказал. Не хотите – забирайте фрак.

Крысиный Ус резко отвернулся и шагнул к своей конторке. Женщина открыла было рот, чтобы ответить, но вновь сжала губы, хотела было взять фрак, но взяла все же деньги. Джо сочувственно поглядел ей вслед, когда она, опустив голову, выходила из ломбарда.

Заперев за клиенткой дверь, мистер Уайтмен надеялся быстро закончить сделку с детьми. Долго проверять драгоценную шкатулку, принесенную ими, не было нужды. Работа ручная, отделка – слоновая кость, серебро, драгоценные камни. За десять фунтов стерлингов ее всегда можно продать. Если он даст за нее три фунта, то десять процентов в месяц вряд ли позволят доктору Марксу выкупить шкатулку – ведь через полгода это составит почти пять фунтов, а он и так постоянно нуждается в деньгах. Дельце подходящее! Мистер Уайтмен потирал руки.

– Так вот, друзья, мистер Маркс один из моих лучших клиентов. За шкатулку я даю три фунта, стало быть – шестьдесят шиллингов. На полгода!

– Шестьдесят? Нет, нет, нам нужно только десять! Десять шиллингов, не больше. И только на один месяц! – воскликнул Джо, страшно волнуясь.

Ростовщик насторожился. Только полфунта? Здесь что-то не так! Он пристально взглянул на Джо и, как бы невзначай, спросил:

– Десять шиллингов? Вы, должно быть, несведущи в нашем ломбардном деле, молодой человек. Что ж, тогда попросим маленькую барышню зайти в другой раз вместе с папой.

Он с удовлетворением отметил, что Джо испуганно посмотрел на Лауру. А когда она еще воскликнула: «Нет, нет, папа не должен об этом знать!» – ростовщику не стоило большого труда догадаться обо всем остальном. Человек с крысиными усами возликовал, но виду не подал.

– Н-да! Если так обстоит дело… – сказал он, словно раздумывая, и покрутил свой жиденький ус. – Стало быть, ты утверждаешь, что можешь выкупить заложенную вещь? А ты где-нибудь работаешь? И как тебя, собственно, зовут?

Джо торопливо ответил, что работает, и назвал свою фамилию.

– Тогда мне следует взглянуть на свидетельство с места твоей работы, – заявил ростовщик.

– Могу завтра принести, – тут же согласился Джо.

Ростовщик стоял, покачивая головой:

– Похоже, что ты честный малый. И с вашей стороны, барышня, – он наклонился к Лауре, – весьма похвально желание прийти на помощь отцу. Что же нам предпринять?

Он принялся мерить шагами комнату, казалось размышляя над тем, как помочь детям. На самом же деле он думал: «Если они просрочат выкуп, я на этом славно заработаю! Тысяча процентов прибыли! К тому же вряд ли этот рабочий паренек сможет собрать необходимую сумму. Очень сомнительно! А даже если и соберет, то не к сроку».

Уайтмен был почти уверен, что дети просрочат платеж. В предвидении крупного куша он даже принялся насвистывать. И тут ему пришло в голову, как вернее околпачить юных клиентов.

– Хорошо, – неожиданно весело произнес он. – Слушай меня внимательно, Джо Клинг. Сегодня у нас двадцать восьмое января. Через месяц ты должен снова прийти сюда. – Он взял перо и заполнил квитанцию. – Проценты за четыре недели я припишу к закладной сумме. Сейчас я тебе выдам десять шиллингов. Но вернуть тебе надо одиннадцать.

– Одиннад… Почему одиннадцать?

Мистер Уайтмен снисходительно покачал головой:

– Десять шиллингов – это сумма заклада, плюс один шиллинг проценты и оплата за четыре недели хранения. Итого – одиннадцать шиллингов.

– Вот оно как! – медленно произнес Джо.

Вручив квитанцию и десять шиллингов, ростовщик попросил еще раз вернуть ему квитанцию, сложил ее вчетверо и спрятал в пустую коробку из-под шкатулки. Вкрадчиво улыбаясь, он сказал Лауре:

– Смотри, коробку поставь на место! А ты, Джо Клинг, не забудь через месяц выкупить заклад. Я не хочу из-за вас наживать себе неприятности.

Выбежав на улицу, Лаура и Джо готовы были скакать от счастья, и даже мокрый снег, валивший с серого неба, был им нипочем.

– Да он не такой злой, как кажется! – весело сказала девочка.

Джо кивнул. Все обошлось. И ростовщик все так хорошо продумал. Но тут же Джо забеспокоился. Снова он видел перед собой гнусную физиономию с крысиными усами, видел, как ростовщик тыкал несчастной женщине под нос распоротый фрак…

Лауру же звонкие монеты привели в полный восторг. Ей казалось, что их очень много. А когда она сказала, что сейчас же купит большой кусок ветчины и бидончик молока, то и Джо забыл о своих опасениях.

Закупив все, они вместе дошли до угла Дин-стрит. На прощание Джо, видя, что девочка совсем продрогла, сказал:

– Ты и сама выпей стакан горячего молока!

Пустую картонку из-под шкатулки Лаура незаметно поставила на место. Ветчину она положила на стол в кухне, рядом – бидон с молоком и семь шиллингов сдачи.

Мэми, услыхав ее сбивчивый рассказ о якобы возвращенном Джо долге, озабоченно воскликнула:

– Немедленно отправляйся в постель, Лерхен! Боюсь, что у тебя жар. Хорошо, что доктор еще не ушел.

Уже засыпая в кровати, Лаура словно издалека услышала голос Эдгара:

– Лаура – Лерхен – Какаду! Скоро прибудут четыре фунта стерляди!

«Стерляди, – подумала Лаура. – Какие стерляди? Может, это вовсе и не стерляди, а какие-нибудь золотые рыбки из сказки?..»