В этот вечер Джек вернулся поздно. Грачам, встрепенувшимся от сна, он не дал даже как следует глаза протереть и сразу же начал рассказывать, торопливо зажигая огарок свечи. Возможность помочь прядильщикам при подготовке стачки так воодушевила его, что он даже опешил, когда Оливер, громко зевая, вдруг прервал его:
– Да это же мура! Пошлют нас раза два сбегать куда-нибудь, вот и всё. Ни одной монеты не заработаешь.
Джек возмутился:
– Ты только послушай, Кинг! Какой барский сынок выискался! Такое дело – и вдруг монеты! А я-то думал, он уже совсем наш… – Джек внезапно умолк: Билли толкнул его.
А Оливер разошелся:
– Рабочие бастуют, потому что жрать хотят, это понятно: без угля очага не разведешь. В том числе и нашего. Но кто мы такие, в конце концов? Шайка грачей или благотворительное общество?
– Полегче, полегче, – послышался голос Хенни. Он выбрался из-под одеяла. – Оливер прав, но Джек тоже прав. Когда надо прижать Кровососа, ни он, ни Билли не могут спокойно сидеть и поплевывать в потолок. Это ясно! Но ясно и другое: помогать пойдут только те, кому это дело по душе, а кому нет, тому и встревать нечего. К примеру: Оливеру и близнецам.
– А нам почему нельзя? – возмутился Джим Теленок. – У нас мать тоже в прядильне работает, а раз стачка на пользу прядильщикам, мы не будем тут сложа руки сидеть.
Билли продолжал молчать. Но вот в конце концов заговорил и он:
– Да, пускай Оливер тут остается. Здесь тоже кому-нибудь надо быть. Завтра Бробби обещал прийти. А мы, пятеро, вроде уже договорились: раз мы нужны рабочим, мы им всегда поможем.
Джек объяснил: Билли и ему Бен поручил привести на фабрику рабочего Кéллинга, того самого, с которым недавно произошел несчастный случай. Хенни и один из близнецов – лучше всего Джим, так он, Джек, предлагает – должны незаметно затесаться в толпу ребят из утренней смены и поддержать их.
– Идет! – подвел черту Кинг. – А сейчас давайте на боковую, а то вставать в четыре утра.
Вскоре все крепко спали, один Оливер все не ложился и мрачно смотрел на догорающую свечу. Впервые, с тех пор как он попал в шайку грачей, он почувствовал себя одиноким. Но не сам ли он виноват? Недовольный собой, он задул наконец свечу.
Больше всего Билли не любил ходить по утрам на фабрику. Серая безмолвная масса плелась на смену, словно на каторгу. А сегодня? Какое странное чувство охватило его, когда он снова оказался среди рабочих!
Прежде всего они зашли за Келлингом. Но ночью у старого прядильщика открылась рана, и толстая повязка вся пропиталась кровью. Грачи даже растерялись. Но Джек придумал устроить из стула носилки. Если поспешить, они еще вовремя поспеют на фабрику.
Ледяной ветер дул им навстречу, и все же оба скоро вспотели. Пока они не выбрались из толпы, им все время приходилось остерегаться, как бы кто-нибудь не толкнул Келлинга. Но вот наконец они остановились, и Билли сказал:
– Последние сто метров нам надо без Джека одолеть. Нельзя, чтобы его кто-нибудь около фабрики видел.
– Брось ерунду пороть! – обозлился Джек. – Ты сейчас не обо мне думай!
– А я не о тебе думаю! – огрызнулся Билли. – Ты вот забыл, что Очкастый Черт с начала года работает в Уайтчапле старшим надзирателем. А ему в лапы тебе лучше не попадаться.
– Оставайся здесь, Джек! – решил спор Келлинг и сразу встал. Он опирался на плечо Билли. – Надо так пройти, чтобы никто на нас и внимания не обратил.
Тут они увидали, как из ворот вышел Бéрнер и направился прямо к ним.
– Лучше бы вам здесь подождать. Раньше времени не стоит показываться. – Одобрительно взглянув на носилки, он добавил: – Это вы хорошо придумали, ребята! Молодая работница уже тут. Вон она, на той стороне. А ты давай со мной, Билли, подождешь у ворот. Как только я подам знак, вы переберетесь во двор, но не раньше. – И Бернер поспешил назад.
– Эй, куда? Куда? – закричал ему вслед вахтер.
Но Бернер даже не обернулся. Билли пристроился у забора и хорошо видел все происходящее на фабричном дворе. На минутку к нему подбежал Эдди и шепнул, что Хенни и Джим уже пробрались на территорию фабрики.
Часы показывали десять минут седьмого, а никто из ворот не вышел. На дворе, тесно сомкнувшись, полукругом стояли прядильщики; из цехов выходили всё новые и новые молодые и старые рабочие и работницы, кое-кто еще держал получку в руках. Слышно было, как шаркали ноги по мостовой.
Билли прокрался поближе к воротам. Вахтер, покинув свой пост, следил только за тем, что происходило на дворе. Глядя на рабочих, Билли диву давался: раньше он видел их всегда сгорбленными, с равнодушными лицами, а сегодня все словно выпрямились, и старые и молодые. И работницы тоже. У всех был такой решительный вид!
Билли овладело новое, неведомое чувство. Он не понимал, что сегодня впервые видит лицо своего класса, решившего подняться на бой.
•
Бен и Робин стояли у входа в подвал, где находились паровые котлы.
– Пора машины останавливать, Робин! – торопил Бен.
– Надо подождать, пока рабочие не получат заработную плату.
– Тем, наверху, уже донесли, – беспокойно шептал Бен. – Как бы они нас не опередили. – И он посмотрел на окна главной конторы.
– Первое дело – не терять голову! – Робин крепко стиснул руку Бена.
Тут к нему подбежал молодой рабочий.
– Они приостановили выдачу заработной платы!
И действительно, через несколько секунд из главного входа вышел Очкастый Черт. Тяжело ступая, он двинулся к собравшимся во дворе рабочим. За ним, правда медленно и нерешительно, шли несколько надзирателей.
С тех пор как Кросс-младший устроил Белла старшим надзирателем в филиале, у Очкастого Черта было только одно желание: доказать шефу, что у него нет более верного слуги, чем он, Белл. С первого же дня он стал штрафовать всех направо и налево. Создал себе целую сеть доносчиков и только и делал, что подслушивал да подсиживал. Не прошло и нескольких недель, как все рабочие и работницы Уайтчаплского филиала возненавидели его.
Теперь, думал Белл, настал его час. Теперь он покажет своим хозяевам, как надо расправляться с мятежом! Засунув руки в карманы, сбычившись, он медленно приближался к стоявшим полукругом рабочим.
– Что тут происходит? – прорычал он, еще сдерживая себя. – Чего по домам не расходитесь?
Никто даже не пошевельнулся.
Шагах в десяти Белл остановился.
– Я вас спрашиваю, что тут происходит? Вы что, язык проглотили? – разнесся его голос по всему двору.
Белл сделал еще несколько шагов, но вынужден был снова остановиться. Каменной стеной стояли перед ним рабочие. На фабричном дворе воцарилась мертвая тишина. Лицо Белла налилось кровью. Он поднял голову.
– Предупреждаю! От имени правления фабрики я требую, чтобы вы немедленно покинули двор! В противном случае…
В ответ – ни единого звука, ни единого движения.
Очкастый Черт утратил свою всегдашнюю уверенность и оглянулся, ища глазами других надзирателей, но те предусмотрительно держались в отдалении.
Белл стал шарить глазами по шеренге рабочих. Но что это? Всё незнакомые лица! И чем-то все похожи друг на друга. Сжав губы, прядильщики сурово смотрели куда-то мимо него, поверх его головы. И в каждом лице – Белл вдруг ясно это ощутил – была угроза. Сейчас он бы много дал, чтобы не стоять так близко. Ведь каждый из них готов теперь свести с ним счеты. И, когда один из рабочих резким движением выдернул руку из кармана, Белл отскочил. Ему показалось, что он слышит какой-то глухой рокот, прокатившийся по толпе. Колени у него подкосились, перед глазами все запрыгало – вот-вот они набросятся на него! Он отступил еще дальше, потом повернулся и… побежал вслед за остальными надзирателями, уже скрывшимися за дверьми главного входа. Злой смешок прошелестел по рядам. Прошло еще несколько мгновений, и раздался голос Робина.
– Продолжайте выплату! – Рука его указывала в сторону кассы, где бухгалтера сидели, прижав носы к стеклу. Молниеносно их лица исчезли. Заработную плату тут же начали выплачивать.
Робин расправил плечи. Всю ночную смену он очень волновался. Не раз перед ним вставало озабоченное лицо отца, а к концу смены он уже не находил себе места. Его мучили сомнения, но теперь он понял – необоснованные. Ни один рабочий не покинул двора. Вот они стоят здесь, и, чем теснее друг к другу, тем зримее их сплоченная сила! Еще немного, и можно будет остановить машины и вызвать прядильщиков утренней смены во двор. Тут из прядильного цеха вышла группа человек в десять. У каждого в руках была кипа хлопка. Посреди полукруга они сложили кипы таким образом, что получился большой куб.
Улыбнувшись про себя, Робин подумал: «Оттуда я буду говорить».
Фабричные часы показывали двадцать минут седьмого.
•
Тем временем в конторе предпринимались все усилия к тому, чтобы правдами и неправдами уговорить фабричного инспектора Эндера. Для этого его и вызвали сюда в столь ранний час. Но Эндер не сдавался. Его совет вступить с рабочими в переговоры чуть не довел Кросса-младшего до бешенства.
– Переговоры? Под угрозой стачки? Это же капитуляция!
Каттл, которому в последний момент донесли о готовящемся выступлении рабочих, успел уже принять кое-какие контрмеры. Он тоже напряженно следил за грозными событиями на фабричном дворе, однако считал уместным, чтобы дирекция выступила с каким-нибудь успокоительным заявлением. Он-то и сообщил Эндеру о том, что Робин Клинг две недели назад передал хозяевам фабрики требование о небольшом повышении заработной платы. При этом Сэмюел Кросс, к сожалению, несколько неосторожно рассказал о напряженном положении дел фирмы и обещал выполнить требование рабочих.
– Почему же это обещание не было выполнено? – спросил фабричный инспектор Эндер.
– Да потому, что мы заранее знали: этим глотку не заткнешь. Они потребуют еще и еще. И так без конца. Сперва мы были вынуждены отменить ночную работу детей на Паркер-стрит и ввести для них восьмичасовые смены, а потом вы, господин инспектор Эндер, заставили нас сделать это и здесь, в филиале.
– Детский труд – это действительно моя область. Однако к стачкам я…
– Хорошо, хорошо! – прервал его Каттл. – Но вы же сами понимаете, что современное предприятие – это сложнейший механизм. И если лишь в одном месте переставить шестерни, то это может привести к совершенно непредвиденным последствиям. К каким, вы теперь сами убедились.
Эндер пожал плечами.
– Я обязан был выполнить свой долг.
– А теперь ваш долг, – резко прервал его Каттл, – добиться отмены забастовки, в противном случае фирма «Кросс и Фокс» расторгнет контракты.
– Мой долг заключается сейчас в том, чтобы дать вам разумный совет, – спокойно возразил ему Эндер. – А потому я предлагаю: пересмотрите рабочие контракты – время для этого настало.
– Пересмотреть? – с издевкой повторил Каттл. – На что же будут похожи такие контракты? Без права на штрафы? И кончится тем, что рабочие смогут по своему усмотрению менять место работы. Этого они и добиваются! Но подобные контракты для нас, предпринимателей, не имеют никакого смысла.
Так как Эндер, на которого эти слова, должно быть, не произвели впечатления, лишь невозмутимо пожал плечами, Каттл продолжал настаивать.
– Поймите, нам, фабрикантам, нельзя вступать в переговоры. Рабочие немедленно прижмут нас к стене. Они превосходно знают, что сейчас мы не можем себе позволить ни одного дня простоя. К тому же, если они объявят забастовку у нас, это прозвучит как сигнал к выступлениям на всех заводах и фабриках страны.
Должно быть, этот аргумент все же произвел впечатление на Эндера, и Каттл не преминул этим воспользоваться.
– Но вы, инспектор Эндер, именно вы могли бы найти какой-нибудь компромисс. Впрочем, если считаете, что это вас не касается… Как хотите. Что ж, придется нам капитулировать. – И он язвительно добавил: – Быть может, после этого вы удостоитесь чести быть упомянутым в парламенте вместе с другими подстрекателями.
В эту самую минуту воцарилась какая-то необыкновенная тишина. Гул машин внезапно оборвался.
Часы показывали двадцать пять минут седьмого.
– Дождались! – зло воскликнул Кросс-младший и со страхом уставился на Каттла.
Тот молчал.
– Что это означает? – торопливо спросил Эндер.
Каттл, бледный как полотно, поднялся и, опершись кулаками о стол, произнес сдавленным голосом:
– Бунт! Рабочие остановили машины.
– Но это же… – вскочив с места, воскликнул Эндер.
Каттл медленно подошел к двери, открыл ее и патетически произнес:
– Инспектор Эндер! Умоляю вас, предупредите насильственные меры, воспользуйтесь случаем, обещайте им все, что сочтете необходимым! Мы предоставляем вам полную свободу действий.
Лишь мгновение инспектор Эндер колебался, затем, чертыхнувшись про себя и подумав: «Теперь они взвалили всю ответственность на меня!» – он быстрыми шагами покинул контору.
Кросс-младший собрался было последовать за ним, но Каттл, иронически улыбаясь, задержал его:
– Пусть инспектор один поговорит с ними… Все остальное мы сможем сделать потом. – С этими словами Каттл вышел в приемную, но тут же вернулся с Беллом. – Где ваши надзиратели? – спросил он.
– Ожидают на лестнице.
Выглянув в окно, Каттл приказал:
– Незаметно займите помещение котельной. Воспользуйтесь для этого запасным выходом. Мы с хозяином покажемся народу в открытом окне. Как только кончит говорить Эндер, я выступлю. И в эту же секунду вы должны пустить все машины. Ясно?
Белл кивнул. Каттл пояснил Кроссу-младшему:
– Это собьет их с толку. Тогда-то мы и ударим.
•
Как только машины остановились, Билли подумал: «Пора!» – и протиснулся к воротам. Вахтеры не обратили на него внимания, они все как завороженные смотрели во двор. Рабочие тоже не отрывали глаз от входов в прядильные цеха. Внезапно по толпе пронеслось: «Идут!»
Тут Билли увидел, как во двор стали стекаться рабочие утренней смены – мужчины, женщины, дети. И сейчас же Робин вскочил на кипы хлопка. Его хорошо было видно, голос гулко разносился по всему двору:
– Две недели назад фирма «Кросс и Фокс» обещала нам повысить заработную плату. Мы требуем очень немногого, и все же фирма не торопится выполнить свое обещание. Мы знаем, что каждый день хозяева наживаются на нас. Мы знаем, что пряжу, которую мы прядем, заказчики рвут у них из рук. Своим трудом мы создаем прибыль этим господам, а им нет никакого дела до того, как мы живем. И именно потому, что фирма бездействует, должны действовать мы. Пусть эти господа сегодня сами к нам придут! – Робин поднял руку и указал на окна конторы, за которыми стояли Каттл и Кросс.
По двору прокатился гул одобрения. Робин выпрямился.
– Станки стоят! Мы больше не работаем! Мы все, как один, решили: стачка! Но теперь мы требуем не только повышения заработной платы – мы требуем пересмотра контрактов…
Услышав эти слова, Билли бросился назад. Как только его увидели поджидавшие за углом товарищи, он, помахав им рукой, крикнул:
– Скорей сюда! Робин уже говорит!
Старик Келлинг совсем ослабел, и, прежде чем они добрались до ворот, прошло несколько минут. Бернера нигде не было видно. Келлинг остановился пораженный.
– Но ведь говорит совсем не Робин Клинг!
Билли и Джек прислушались. Потрясенные, они взглянули друг на друга.
– Что это значит? – спросил Джек. – И куда девался Бернер? – Все они смотрели на фабричный двор.
Толпа беспокойно гудела. Но вот и сюда донесся голос оратора:
– Я обещаю вам, что фирма вступит в переговоры. Вы можете мне довериться. Вы же хорошо меня знаете…
Выкрики из толпы прервали говорившего:
– Нет, мы тебя не знаем!
– Пусть сами хозяева выйдут сюда!
– Да это же Эндер, фабричный инспектор.
– Пусть говорит!
– Нечего ему тут болтать!
Эндер? Билли и Джек переглянулись. Но вот до них снова донесся голос фабричного инспектора:
– Это я добился, чтобы дети работали не больше восьми часов. Я заверяю вас…
Толпа постепенно успокаивалась. Люди стали прислушиваться. Эндер говорил так тихо, что в воротах, где стоял Билли и его товарищи, слов нельзя было разобрать. Один из вахтеров обратил на них внимание.
– Вам чего здесь надо? – спросил он.
Молодая работница испуганно потянула старика Келлинга за рукав, говоря:
– Нам нельзя здесь стоять. Нам велели ждать Бернера.
Снова сюда донеслись отдельные слова Эндера:
– …Невозможно требовать всё сразу… Шаг за шагом…
Рабочие снова зашумели. По толпе прошло какое-то движение. Все головы повернулись в одну сторону. Там кто-то говорил.
– Вот черт! – выругался Джек. – Что еще там такое?
– Это Каттл, собака! – прохрипел Келлинг.
Толпа на дворе напряженно слушала. Голос Каттла был здесь хорошо слышен.
– Я повторяю: мы согласны повысить зарплату. Но с условием, чтобы двор был немедленно очищен. Я даю пять минут сроку. Через пять минут мы закроем ворота. Все, кто к тому времени останется во дворе, будут уволены. Трех зачинщиков забастовки мы уже уволили.
В ответ послышался гул возмущения. Вот-вот толпа взбунтуется. Вперед выскочил молодой рабочий и крикнул Каттлу:
– Пусть сам хозяин говорит!
Но в то же мгновение со всех сторон послышались испуганные крики:
– Машины заработали!
Несколько мгновений царила мертвая тишина. Затаив дыхание все слушали глухой стук машин, в котором теперь звучала угроза. Неужели в цехах уже приступили к работе? И вот уже две-три женщины бросились в прядильни. Одна из них тащила за собой мальчика и в страхе кричала подруге:
– Идем, идем скорее, а то они нас уволят!
Дети еще колебались. Но скоро несколько парнишек потянулись за прядильщицей. Тут все увидели Хенни и Джима. Джим Теленок расставил руки, пытаясь удержать отхлынувших ребят. А Хенни сорвал с себя шапку, высоко подбросил ее вверх и звонко воскликнул:
– Стойте, стойте! Мы не зайчишки-трусишки! Нас не запугать!
Но к цехам устремлялось все больше и больше работниц, увлекавших за собой и детей.
– Стойте! – кричали рабочие ночной смены. Потом еще раз хором: – Стойте!
Но поток уже нельзя было остановить. Женщины, мужчины, дети в панике ринулись к рабочим местам. Стачечный митинг был сорван. Правда, большинство рабочих и работниц ночной смены еще держались, но кое-кто из стоявших поблизости от фабричных ворот уже направился к выходу. Два молодых парня подскочили к ним:
– Неужели вы бросите товарищей?
– Неужели вы покинете в беде Бернера, Клинга и Коллинза?
– Кто выйдет на улицу, тот предатель!
Несколько человек повернули обратно. Теперь к тем, кто стоял в воротах, подошли еще десяток рабочих и все вместе, взявшись за руки, закрыли выход. Но откуда-то из середины двора стали напирать на толпу.
– Выпустите нас! Выпустите!
– Освободите проходную!
С горечью Джек и Билли увидели: рабочие раскололись на два лагеря. Они еще не знали, что это надсмотрщики во главе с Очкастым Чертом подталкивали прядильщиков к проходной. Но вот они расслышали голос Белла:
– Всех записывайте! Все будут уволены! Все, кто через три минуты не покинет двор! Через три минуты ворота будут заперты!
Преодолев охвативший его страх, Робин подбежал к воротам, поднял руку и крикнул:
– Товарищи! Без паники! Наша смена сомкнутыми рядами покинет двор.
Бернер и Бен тоже громко призывали:
– Сохраняйте спокойствие! Мы продолжаем борьбу!
Все трое стали у ворот, как на боевом посту. Теперь проход был свободен. Вахтеры не смели приблизиться к ним.
Тем временем Джека подхватил общий поток и вынес его на улицу. «Пропало! Все пропало!» – думал он.
Билли стоял позади Робина. Он приметил, что понуро подходившие рабочие и работницы, поравнявшись с ними, выше поднимали головы. Всего, что произошло здесь, он еще не понял, но одно было ясно: это организованное отступление, а не беспорядочное бегство.
Очкастый Черт с блокнотом в руках тоже протиснулся к воротам. Он хотел записать всех, кто станет упорствовать, чтобы затем уволить. Увидев в проходной вместо вахтеров трех руководителей забастовки, а рядом Билли Клинга, он озадаченно остановился. Лицо его расплылось в отвратительной ухмылке. С издевкой он воскликнул:
– Поглядите-ка, братья Клинг! Один – уволен, другой – сбежал. И оба еще на территории фабрики. Вот мы и застукали бунтовщиков. Только третьего братца недостает! – Он махнул рукой надзирателям. – Обоих парней взять и выдать поли…
Но тут речь его оборвалась. Он издал какой-то гортанный звук, задыхаясь, прикрыл лицо, на мгновение исчезнувшее за облачком желтой пыли, и упал на руки перепуганных надзирателей. Они думали, что его хватил удар. Белл то стонал, то хрипел.
Никем не задержанный, Хенни вместе с Кингом проскользнул мимо Робина на улицу. Это он выпустил из небольшой трубочки заряд толченого перца и ловко попал Очкастому Черту прямо в нос.
•
На быстро опустевшем дворе рядом с кипами хлопка стоял фабричный инспектор Эндер и не отрываясь смотрел вслед удалявшимся прядильщикам. Презрительные взгляды, которыми окидывали его проходившие мимо рабочие, причиняли ему боль. Он был слишком потрясен и не знал, как ему поступить. Но что-то делать надо – это он хорошо понимал. Увидев Каттла и Кросса-младшего у входа в контору, он быстрыми шагами направился к ним. Кросс предпочел немедленно скрыться, но Каттл спокойно поджидал фабричного инспектора.
– Вы немедленно отмените приказ об увольнении стачечного комитета! – крикнул он Каттлу.
Тот только усмехнулся в ответ, заявив:
– Мы чрезвычайно признательны вам за ваши усилия, господин инспектор Эндер, однако в том, как поступать с подстрекателями, мы уж как-нибудь сами разберемся. Тут мы не нуждаемся в ваших советах.
Эндеру кровь бросилась в голову.
– Вы заманили меня в ловушку!
Каттл пожал плечами:
– Я делал только то, что было в интересах фирмы.
– Вы же дали мне полномочия вести переговоры!
– Небольшая военная хитрость, – ответил Каттл, и легкая улыбка скользнула по его губам. – Иначе вы вряд ли согласились бы выступить.
Губы Эндера дрожали. Собрав все силы, он подавил волнение и почти спокойно сказал:
– Теперь я хорошо понял вас и знаю, что мне надо делать.
Оставив начальника личного состава у дверей, инспектор поспешил за выходившими из ворот рабочими.
На вопрос, где найти Робина Клинга, ему ответили презрительным взглядом. Но тут Эндер заметил Билли и Джека, которые как раз поднимали старика Келлинга на носилки. Около них с самым невозмутимым видом стоял Портовый Хенни. Подойдя к ним, Эндер спросил:
– Вы тоже из рабочих?
Джек кивнул.
– Ты можешь передать записку стачечному комитету? Но надо, чтобы она непременно до полудня попала к ним в руки.
Джек переглянулся с Билли. Тот смерил Эндера мрачным взглядом.
– Будет сделано, – ответил Джек. – Где ваша записка?
– Одну минутку. Мне ее надо еще написать. – Эндер вырвал листок из блокнота, быстро набросал несколько слов, сложил листок и передал Джеку. – Я могу быть уверен, что поручение будет исполнено? – спросил он.
– Можете!
•
Неподалеку от фабрики рабочие стояли группками и горячо обсуждали возможности продолжения борьбы, тут же собирая деньги в стачечный фонд. Когда Робин, Бен и Бернер тоже хотели внести свою долю, один из рабочих сказал:
– С вас мы возьмем только после того, как выиграем стачку.
Бен торопил:
– Пошли скорей! Возьмем с собой по одному человеку от каждой группы, и айда в мою каморку!
Вскоре все собрались в каморке у Бена Коллинза. Прежде всего предстояло обсудить вопрос о создании нового стачечного комитета.
– Рассчитывать на кого-нибудь из смены Макферсона, пожалуй, трудно, – сказал Бернер, – на этих они теперь навалятся всеми силами!
– И все-таки надо! У нас впереди еще вторая половина сегодняшнего дня и воскресенье. Мы вполне успеем с ними поговорить. Да и ночью можно, – решительно сказал Робин.
Бен предложил напечатать листовку.
– На Ливерпуль-стрит у нас есть хорошие ребята. Они нам сегодня же отпечатают. А нашей смене поручим тайком доставить их в понедельник на фабрику и распространить среди рабочих.
Тут в комнатку ворвался Джек с запиской Эндера. Робин пробежал ее глазами и сказал, облегченно вздохнув:
– Это нам поможет. Слушайте! – Он громко прочел: – «Стачечному комитету! Я получил от администрации фабрики полномочия вести переговоры с рабочими и приступил к ним в твердой уверенности, что переговоры являются наилучшим выходом для обеих сторон. Но теперь я знаю, что меня преднамеренно ввели в заблуждение и использовали для того, чтобы внести раскол в ряды рабочих. Я глубоко сожалею, что повредил вашему делу. Ваша борьба за пересмотр рабочих контрактов вполне справедлива. Они давно нуждаются в изменении. Томас Эндер, фабричный инспектор».
Лица рабочих посветлели. Робин сказал:
– Думаю, неплохо будет, если мы заявление Эндера используем в листовке. – Он подозвал к себе Джека: – Слушай, все эти дни нам понадобится помощь грачей.
– А мы всегда готовы, – обрадовался Джек.
– Хорошо бы поскорей известить моего брата Джо. Передай ему, чтобы он шел сюда сразу же после смены. Ни сегодня, ни завтра мне не удастся побывать дома. Во что бы то ни стало надо создать новый стачечный комитет. А Джо пусть уведомит отца.
– Будет сделано! – воскликнул Джек. – Мы тут, где-нибудь поближе, устроим штаб-квартиру. А я буду курьером.
•
Временную штаб-квартиру грачи устроили в одной из подворотен, в глубине лабиринта переулков, где обычно проходил воскресный базар.
Оливеру поручили привести туда Джо. О событиях этого утра Оливер только и знал, что стачечный митинг не удался и комитет уволен. Но об этом Кинг своему брату сам расскажет. Поэтому Оливер по дороге в штаб-квартиру весело тараторил об успешной операции на «распродаже барахла» и не переставая отпускал всякие шуточки но адресу Телят-близнецов, которые-де теперь разодеты так, что стали походить на джентльменов.
Но Джо плохо слушал его, и конец пути они прошли молча. В подворотне они застали только Билли. Джек был в бегах, ведь он теперь курьер. Оливер немедленно смылся, решив раздобыть что-нибудь съестное.
– Мне надо сейчас же поговорить с Робином, – сразу заявил Джо, поздоровавшись с братом.
Билли покачал головой.
– Подожди еще часок. Надо сперва обсудить все как следует. Джек скоро вернется, Хенни и близнецы тоже вот-вот должны подойти… Нынче утром тут заваруха была! Я тоже участвовал.
– Ты? – удивился Джо.
Билли кивнул:
– И грачи мои тоже.
Кинг без всякого хвастовства и самодовольства рассказал о событиях минувшего утра в полной уверенности, что наступила лишь передышка, борьба будет продолжаться и в ближайшие дни рабочие победят. Поэтому он, не подумав, сообщил брату и об увольнении руководителей забастовки.
Джо в ужасе отпрянул.
– Уволили? И Робина нашего уволили? Да как же я об этом отцу скажу? Он ведь нам это сразу предсказал.
– Предсказал?
Сперва запинаясь, но затем все более горячо Джо передал брату вчерашний разговор отца с Робином.
Билли был потрясен. «Я ведь несправедлив был к отцу, – думал он. – Считал его тряпкой. А он был вожаком рабочих, и его отец, наш дед, тоже. И братья были бунтарями. Все они боролись, все Клинги… А я?» Вдруг он спросил, и в голосе его слышалось глубокое волнение:
– Но почему же отец никогда ничего не рассказывал нам об этом?
– Потому… – Джо задумался. – Наверно, не хотел, чтобы Робин пошел по тому же пути. Ведь с тех пор как отец перебрался в Лондон, он подолгу нигде не работал. Хозяева всегда дознавались, кто он такой, и первым увольняли его.
Билли долго молчал.
– Да, уж теперь нам трусить не к лицу, брат, – сказал он. В словах его звучала твердая уверенность. – А отцу так и передай: борьба продолжается и мы добьемся победы. Я знаю, он поймет нашего Робина, обязательно поймет. Ведь отец сам был таким же смельчаком.
В подворотне показался Оливер. В руках он нес хлеб, лук и морковь. Немного погодя прибежал Хенни с близнецами. Кое-как поев, они заспорили, кому первому рассказывать. Билли коротко разрешил спор:
– Джим Теленок оставался на фабрике. Пусть говорит, что там было.
– Ребятишки там молодцы! – весело доложил Джим. – Когда надзиратели стали искать парня, который пальнул в Очкастого Черта, они меня даже спрятали. Ну, скажу я вам, разукрасил наш Хенни Очкастого! Я сам его видел. Носище красный, будто раскаленный паяльник, а из глаз все еще капало.
Все с восхищением смотрели на Хенни.
– А как ты оттуда выбрался, Джим? – расспрашивал Кинг.
– Да с полчаса подождал, а потом улизнул через другие ворота.
Эдди добавил:
– Мы с Хенни дождались его. А как окончилась смена, мы еще поговорили с ребятами из прядильного цеха.
Кинг нетерпеливо спросил Хенни:
– Ну и как?
– Если взрослые будут хотя бы наполовину такими боевыми, как малыши, на следующей неделе все пройдет гладко, – спокойно ответил Хенни.
А Джек добавил:
– И я так думаю. Стачечный комитет выпускает листовку, и, если в понедельник она попадет на фабрику, во вторник утром все пойдет как по маслу.
Все грачи были того же мнения. Даже Оливер одобрительно кивнул. Но Джо покачал головой:
– А вы соображаете, чтó говорите? Знаете, чтó там утром в понедельник у ворот твориться будет? Небось всех обыскивать станут. Они же с Паркер-стрит вызвали на подмогу еще нескольких надзирателей! Мне Энди сказал. Как же листовка попадет на фабрику?
Грачи озабоченно переглянулись. Они хорошо понимали: надзиратели не должны найти ни одной листовки.
– Даже если листовки попадут на фабрику, – вслух размышлял Джо, – новых комитетчиков рабочие не очень-то послушаются. Вот если бы Бернеру и Робину и еще Бену удалось пробраться туда!
Грачи призадумались. Вдруг Кинг спросил:
– Послушай, Хенни, а как вы сегодня утром попали на фабричный двор?
– С другой стороны. Они там с шести утра уголь завозят. Через задние ворота, прямо в котельную. – Хенни улыбался во весь рот. – Я как увидал – сразу шасть на фуру и лицо углем вымазал. А Джим то же самое на второй фуре проделал.
Грачи развеселились. Да, уж на такие дела Хенни мастер!
Билли вдруг звонко рассмеялся, глаза загорелись.
– Доставим листовку! Но Джо верно говорит: этого мало! Я знаю, чтó мы посоветуем комитету. Пусть Джо передаст наше предложение. Слушайте внимательно!
Прошло всего несколько минут, а грачей как подменили! Слышался смех, свист. Хенни, надвинув капитанскую фуражку на лоб, крикнул:
– Вот здорово будет! Но я за чистую работу! Надо сегодня еще раз сходить туда, поглядеть, как и что.
Оливер тоже решил присоединиться к Кингу и грачам. Их ожидало настоящее приключение, а вовсе не «мура», как он сперва подумал.
Джо, поднимаясь вместе с Джеком в каморку Бена, теперь забыл обо всех своих страхах – уверенность грачей передалась и ему.
•
Прошло несколько дней. Отправившись с утра в библиотеку, Маркс встретил по дороге инспектора Эндера. Тот сразу же заговорил о волнующих событиях в Уайтчапле и о новом выступлении рабочих во вторник, заставившем капитулировать фирму «Кросс и Фокс».
– Робин Клинг возглавлял стачечный комитет? – переспросил Маркс. – Рассказывайте, рассказывайте!
Они медленно расхаживали взад и вперед, порой Маркс останавливался. Ему надо было знать все до мелочей, и он подчас задавал такие вопросы, на которые Эндер не знал, как ответить. Зато он очень подробно описал Марксу свое столкновение с Каттлом и Кроссом. Рассказывая о позорной роли, которую ему уготовили хозяева прядильни, молодой инспектор не переставал возмущаться.
– Нет, вы подумайте, какая низость! Так использовать мой честно заработанный у рабочих авторитет! Поставить меня в такое положение! Положение…
– Это ваш первый опыт. Но не последний. Когда дело идет о прибыли, фабриканты шагают по трупам. Неужели вы думаете, что их остановит даже самая незапятнанная репутация фабричного инспектора!
Мрачно глядя перед собой, Эндер покачал головой.
– И все-таки, уважаемый доктор Маркс, существует же самая элементарная порядочность! Но этот Кросс, этот Каттл – это же… это же…
– …к сожалению, не исключение, – прервал его Маркс. – Припомните, как несколько месяцев назад мы с вами после ночной инспекции на Паркер-стрит возвращались домой. Тогда вы считали, что для вас лучше всего не становиться ни на ту, ни на другую сторону. Более того: вы полагали, что фабричный инспектор скорее принесет пользу рабочим и хозяевам, если у него есть друзья среди самых различных слоев. И среди чартистов, и среди либералов, и среди консерваторов, и… среди коммунистов.
Некоторое время они молча шагали рядом. Эндер припоминал. Да, да, примерно так он тогда и говорил: если ты намерен занять действительно справедливую позицию, ты обязан находиться между фронтами. Маркс возразил ему не без сарказма: между классовыми фронтами стоять нельзя, между классовыми фронтами можно только колебаться.
Маркс прервал ход его размышлений:
– Что же было дальше? Требования их удовлетворили? А трех руководителей стачки приняли снова на работу?
– Предполагаю, но окончательной уверенности у меня нет. – Эндер рассказал о листовке, весьма хитроумным путем попавшей на фабрику, и с удовлетворением добавил: – Забастовочный комитет использовал в листовке и мои слова.
– На сей раз вы приняли правильное решение! – воскликнул Маркс. – Для честного человека нет ничего отвратительней, как видеть, что искренние его намерения и благородные цели искажаются до неузнаваемости. Тут можно сделать только одно: надо разорвать коварно сплетенные сети и выйти на открытый суд общественности. Вы так и поступили. Поздравляю вас!
Эндер облегченно вздохнул. Похвала умного и столь уважаемого им человека была ему приятна.
– Как только я узнаю что-нибудь новое, – сказал он, – я извещу вас. А теперь позвольте мне откланяться. Вон подъезжает мой омнибус. Прощайте!
Маркс стоял на оживленной Оксфорд-стрит и, глядя вслед удалявшемуся омнибусу, думал: «Робин Клинг! Хороших ребят воспитал прядильщик Эдвард Клинг. Непременно надо будет познакомиться и со старшим. Впрочем, почему бы не сделать это уже сегодня?»
Возвращаясь из Британского музея, Маркс завернул в Грачевник. Однако перед домом, где жили Клинги, он остановился в нерешительности: в этот час он застанет Эдварда Клинга за ненавистной чинкой и штопкой. Да, пожалуй, заходить не стоит. Маркс тут же набросал несколько строк Робину.
Примерно час спустя пришел Робин и очень обрадовался, когда отец, подмигнув, вручил ему записку. «Какие дни наступили! – думал он. – Борьба в Уайтчапле завершилась победой. Отца не узнать. И сам Карл Маркс хочет со мной встретиться».
Джо тут же послали на Дин-стрит, чтобы договориться о встрече через день у Бена Коллинза. Вечером Робин еще долго беседовал с отцом.
Когда Робин на следующий день пришел к Бену, он оторопело остановился в дверях: в комнате оказались не только Бен, Бернер и Макферсон, но и все пять членов расширенного стачечного комитета. И среди них сидел Маркс. Неужели они уже всё рассказали ему?
Маркс поднялся и, протянув руку, приветствовал его словами:
– Вы Робин Клинг? Конечно, тут не ошибешься. Семейное сходство! Я тоже только что пришел. Кое-что о вашей борьбе в бумагопрядильне мне уже известно от инспектора Эндера. Но теперь рассказывайте со всеми подробностями.
Рабочие уселись поближе друг к другу, чтобы освободить место. Робин мог уже начинать свой отчет. Но как? Что уже знал Карл Маркс? Робин волновался даже больше, чем перед своим выступлением на фабричном дворе.
– Мы ведем борьбу за пересмотр рабочих контрактов… – сказал он тихо.
Но постепенно голос его зазвучал уверенней. Робин кратко изложил весь ход подготовки к стачечному митингу. И, чем дольше он говорил, тем легче было ему.
Маркс умел хорошо слушать. Робина окрылял пытливый взгляд человека, написавшего «Манифест», и речь его делалась все живей. Он рассказал о том, как прядильщики не дали себя запугать и после увольнений с еще большей решимостью выступили во второй раз.
Марксу понравился старший сын Клингов. Он видел в нем настоящего рабочего вожака. Молодого, задорного. Ведь они всё продумали, каждый свой шаг. И первая неудача не сбила их с толку. Самые смелые и решительные увлекли за собой колеблющихся и нерешительных.
– И все же я сделал большую ошибку, непростительную ошибку, – продолжал Робин. – Мне было поручено выступить. Я знал, как мне убедить рабочих. У меня были неотразимые доводы. Все слушали меня. И вот я на какое-то мгновение успокоился, позволил выступить фабричному инспектору! А этого ни в коем случае нельзя было делать! Если бы я не сплоховал, мы бы одержали победу еще в субботу.
Маркс положил свою руку на руку Робина:
– Я хорошо понимаю вас. Но на таких ошибках учишься больше, чем когда все сходит гладко. Заранее рассчитать и предвидеть все невозможно. В трудном положении важно сделать правильно следующий шаг. И это вы поняли превосходно. Отличная мысль – вывести всех рабочих со двора организованно!
Когда Бен сообщил о листовках, которые печатники на Ливерпуль-стрит отпечатали в субботу, оставшись после смены, Маркс сказал:
Блистательная идея – использовать в листовке слова фабричного инспектора. Лучше не придумал бы и опытный политик.
Робин даже покраснел. Он робко заметил:
– И все таки мы чуть было не провалились! Ведь задача заключалась не только в том, чтобы в понедельник утром доставить листовки на фабрику и после гудка раздать их рабочим ночной смены. Нам надо было еще усыпить бдительность хозяев. Поэтому до начала нашего выступления ни одна листовка не должна была попасть к ним в руки. Удар надо было нанести совершенно неожиданно. И таким образом добиться того, чтó мы упустили в субботу.
Маркс кивнул:
– И вам действительно удалось переправить листовки в понедельник утром?
– Нет, утром у нас ничего не вышло. Они мобилизовали всех надзирателей и даже вызвали нескольких с Паркер-стрит. Хотели в зародыше задушить всякую агитацию, в том числе и в прядильных цехах. Двор охранялся и ночью. Однако мы нашли способ доставить на фабрику не только листовки, но и Бена и меня. Угольные фуры!
Маркс переводил взгляд с Робина на Бена.
– Вас обоих? На фабрику? Под углем? – Он рассмеялся. – Фирма «Кросс и Фокс» доставила руководителей забастовки в собственном экипаже прямо на фабрику! Фура с углем сыграла роль Троянского коня! Вот это я называю военной хитростью!
Маркс никогда не упускал возможности сообщить своим слушателям что-нибудь ценное, и он тут же, обращаясь ко всем, спросил:
– Но вы, должно быть, не знаете мифа, в котором говорится о Троянском коне? – А затем коротко рассказал, как троянцы сами подготовили свое поражение. Они втащили в Трою огромного деревянного коня хитроумного грека Одиссея, в котором укрылись самые храбрые из греческих воинов.
Подчеркнув значение военной хитрости в классовой борьбе, Маркс, улыбаясь, сказал Робину:
– Это была блестящая идея!
Робин смутился. Разве мог он тут, перед всеми, рассказать, кому пришла в голову эта идея и кто помог ее осуществить? Допустимо ли прибегать к помощи таких союзников? Но в конце концов он решительно заявил:
– Все это придумали грачи. Я говорю о ребятах из шайки грачей. Вы ведь их знаете?
– Грачи? – Маркс был крайне удивлен. – Неужели они объединились с вами? Или это вы объединились с ними?
– То, что Билли, мой брат, организовал эту… шайку и стал ее «кингом», угнетало не только отца и мать, но и меня. Однако в последнее время у Билли снова появился интерес к нашей борьбе. – Робин, который до этого говорил, глядя куда-то в сторону, теперь посмотрел Марксу прямо в глаза. – Мне кажется, что, с тех пор как на фабрике пропали кружева и после всех событий, вызванных этой пропажей, а главное – после разговора с вами, Билли изменился, с ним что-то происходит.
– Значит, это Кинг! Удивительное дело! Рассказывайте, рассказывайте, Робин! – настаивал Маркс.
– Грачи нам помогли. Даже очень. Фуры для доставки угля, на которые мы так рассчитывали, в тот понедельник, как нарочно, не возили уголь в прядильню.
– Да что вы говорите! – воскликнул Маркс. – И как же вы вышли из положения?
Робин переглянулся с Беном и Бернером. Те улыбались.
– Мы уговорили грузчика угля принять участие в нашей операции, – продолжал свой рассказ Робин. – Ну так вот. Его ребята в тот день возили уголь на другую фабрику. За них на погрузку встали Билли и Джек. А для меня и Бена сколотили из досок нечто вроде шалашей в каждой фуре. Там мы и спрятались, прихватив с собой листовки. Потом нас сверху завалили углем. У ворот угольщик сказал вахтеру, что на этот раз он и в понедельник будет возить уголь. Все должно было сойти гладко: Билли и Джек так вымазались угольной пылью, что их невозможно было узнать.
– А у меня все-таки кошки на душе скребли, – вставил Бернер. – Хоть задние ворота и открыли сразу, но к ним тут же подбежал Очкастый Черт – должно быть, решил сам все проверить. Однако как раз в эту минуту трое других грачей предприняли смелый маневр, чтобы отвлечь его внимание. Они стали перелезать через высокий каменный забор, делая вид, будто хотят пробраться на фабрику. А один из них – кажется, это был Хенни – уже залез наверх и сидел на гребне, утыканном битым стеклом. – Усмехнувшись, Бернер покачал головой. – Правда, пострел подложил мешок. Но что бы там ни было, а ребята правильно рассчитали. Как только надзиратели узнали в парнишке, сидевшем верхом на стене, того самого, который в субботу выпустил в надзирателя целый заряд перца, они стали громко звать Белла. Тот чуть не спятил. Ну, а покуда надзиратели бегали за Хенни, наши парни, те, что разыгрывали из себя угольщиков, преспокойно проехали через ворота и сдали кому следовало Бена и Робина вместе с листовками.
– Великолепно! – воскликнул Маркс, громко смеясь. Смеялись и все остальные. Весело, по-мальчишески Маркс хлопнул рукой по столу и добавил: – Так, значит, на этот раз грачи ничего не стащили, а напротив – втащили.
Робин сначала тоже смеялся, но вдруг на лице его снова появилось озабоченное выражение. Заметив это, Маркс серьезно сказал:
– Хорошо, что вы решили привлечь грачей. Это поможет им понять, где их настоящее место.
Робин с благодарностью взглянул на Маркса, затем продолжил свой рассказ:
– Все остальное прошло у нас хорошо. До конца смены мы просидели в угольном бункере в котельной, а тем временем листовки уже начали оказывать свое действие. Когда мы незадолго до конца ночной – шести еще не пробило – неожиданно оказались среди рабочих, все бурно приветствовали нас. Не прошло и нескольких минут, как рабочие обеих смен заполнили весь двор. Тут же было принято решение о стачке. Ну, а затем мы оба с Макферсоном и еще тремя рабочими заявились к Кровососу. Того как громом поразило. Каттл с радостью приказал бы арестовать меня и Бена, но, выглянув во двор, они с хозяином прекрасно поняли, что игра их проиграна. Они согласились на все наши требования. И нас троих им пришлось снова принять на работу. – Робин вытер пот со лба. – Ну да! Потом-то все кажется очень просто, но кое-чего это стоило: сколько страху мы натерпелись, сколько было всяких сомнений, недовольства собой! Долго я на фабрике у этого Кровососа не продержусь, это ясно. Он воспользуется первым же предлогом, чтобы меня вышвырнуть.
Маркс некоторое время молча смотрел на Робина, потом сказал:
– Тогда вы отдадите все свои силы тред-юнионам. Там вам очень пригодится ваш опыт борьбы, и вы передадите его другим.
Такая оценка Мавра преисполнила Робина гордостью. Но заслужил ли он ее? Созрел ли он уже для роли настоящего вожака?
А Марксу нравилось, что Робин ничего не решал сплеча, а все основательно обдумывал.
Рабочим надо было спешить – они работали в ночную смену. На улице Маркс и Робин молча шагали рядом. Наконец Маркс спросил:
– Ну, а ваш брат? Что будет с Билли?
– Думаю, он вернется к нам. Он очень гордится нашим младшим братишкой Джо. Ну, быть может, немного и… мной. Но Билли не хочет расставаться с Джеком, я его вполне понимаю. Да и грачей своих он не хочет бросать. Вот почему я его не тороплю.
– А его надо торопить, – серьезно сказал Мавр. – Теперь не давайте ему передышки. Разумеется, о его друге Джеке тоже надо позаботиться. Это превосходный парень.
– Джека хочет взять к себе Бен Коллинз, – ответил Робин. – Он там и жить может, это мы уже с Беном обсудили. Правда, сам-то Джек об этом пока еще ничего не знает.