Однако тревоги этой ночи на том не кончились.

Прядильные машины опять работали полным ходом. Дети, по обыкновению молча, делали свое дело, но внутренне трепетали. Было уже далеко за полночь. Все поглядывали в сторону главного прохода и старались уловить хоть словечко из разговоров взрослых прядильщиков. Вернется ли ненавистный Очкастый Черт? Этот вопрос занимал всех. И что тогда? Тогда будет еще хуже прежнего.

Джо старался рассеять сомнения Кэт.

– Ведь они ясно сказали: «Мы требуем увольнения и наказания этого изверга!» Если такое говорят мистер Мавр и мистер Эндер, то Белл, конечно, вылетит. Хозяин же выгнал его из цеха.

Дети из ряда Джо глядели на него недоверчиво. Но он с гордостью заявил:

– Чернобородый их всех умнее.

Так-то оно так. Но Дикки Джэб презрительно скривил рот.

– А я вот не верю. Поспорим, что Очкастый не вылетит? Кросс как захочет, так и сделает.

– А комиссия? – горячился Джо. – Думаете, они не знают, чего хотят? – И он взглянул на Ричарда и Кэт.

– Чего нам думать! – воскликнул веснушчатый мальчишка. – Я вот думаю, нам лучше присматривать за веретенами, а то не огребешься штрафов! – и, отойдя от ребят, стал на свое место перед кареткой.

Другие последовали его примеру.

– А ты, Ричард, как ты думаешь? – Джо жаждал поддержки.

– Белл – черт, а черти всегда вывернутся!

– Ну, на этот раз нет! – шепнул Джо ему и Кэт.

– Хорошо, если бы так! – вздохнула Кэт.

Дикки опять подошел:

– Ну, так как же? Поспорим?

– А на что? – Джо задумался. Сокровищ, которые обычно прельщают мальчишек, вроде перочинного ножа или напильника, у него не было.

– Давай на пенни! – предложил Дикки.

– Нет, только не на деньги. Мне они самому нужны. Но вот погляди! У меня три пуговицы. Одна блестит, как бриллиант. Выбирай любую!

Дикки с вожделением глядел на сверкающую пуговицу. Но тут Кэт подала знак, и оба мальчика поспешно шмыгнули на свои места.

Очкастый!

Никто не смел глаз поднять. По обыкновению сопя, старший надзиратель шел по главному проходу, заглядывая в ряды и пристально всматриваясь в лица ребят. Возле Джо он остановился, сверля его взглядом. Толстая нижняя губа вздрагивала, но Очкастый зловеще молчал. Джо вцепился в железный поручень. У него подгибались колени. Только б не упасть, только б не упасть… Он хватал ртом воздух, грудь сдавило, будто железными клещами. Джо пытался дышать, как велел доктор: «Выдыхай! Выдыхай, мой мальчик! Выдох важнее вдоха!»

Очкастый с наслаждением наблюдал немые муки мальчика.

– Погоди, голубчик! – прошипел он. – Мы еще сочтемся! Болтовня выйдет тебе боком! – И больше ничего.

Шаркая ногами, надзиратель пошел прочь. Через руку у него была перекинута куртка, а пальцы впились в картуз и узелок с едой. В этот миг в прядильный цех вошел Андерсен.

– Он уходит, он в самом деле уходит! – шепнул Ричард своему соседу Джо. – Видишь, захватил свои вещи!

Белый как полотно, Джо стоял под окном, прислонясь к стене. Никогда еще у него не было такого тяжелого приступа удушья. Это со страху. Наконец ребята заметили, что Джо плохо. Кэт распахнула форточку, хотя это было строго воспрещено.

– Оставь! Сейчас… пройдет! – выдавил из себя Джо, заставляя себя дышать равномерно.

К детям подошел Андерсен.

– Что с тобой, Джо? – Он посмотрел на дрожащего мальчика, увидел открытую форточку и кивнул Кэт: – Беги скорей! Принеси ему чаю. Скажешь – для старшего надзирателя Андерсена! – Он расправил плечи, и в глазах его блеснул добродушный и веселый огонек.

Ликующий крик на мгновение заглушил даже грохот машин. Ричард первый понял. Он вприпрыжку бежал по рядам, орал, вопил:

– Энди теперь старший надзиратель! Наш Энди! Ты слышала, Сэлли? Эй, Джимми, соня ты этакая! Дикки! Вот это здорово – он будет у нас, наш Энди!

В одну минуту новость облетела цех. Ну и шум же поднялся! Андерсен поспешил унять детей.

– Будьте же умниками, давайте за работу. А то опять выйдет неприятность.

Явись комиссия сейчас, она увидела бы одни сияющие детские лица.

Джо мог смеяться только губами. А когда приступ наконец кончился, он подошел к Дикки Джэбу:

– Я выиграл. Но ты все равно забирай себе пуговицу, самую красивую. А хочешь, бери все три. Я тебе их дарю!

Но до утра было еще далеко.

Сэмюел Кросс ограничился тем, что убрал Белла из прядильного цеха и назначил его старшим кладовщиком. О том, чтобы его уволить, Кросс и не помышлял. Напротив, надзиратель очень даже пригодится на филиале фабрики в Уайтчапле. До сих пор, правда, никакого старшего кладовщика не требовалось. Оба кладовщика – одним из них был Андерсен – вместе со складскими рабочими точно и добросовестно справлялись со своими обязанностями: один днем, другой ночью, как того требовала двухсменная работа.

А тут вдруг среди ночи нá тебе – переучет и передача склада. Такая неожиданная проверка всегда дело мало приятное. Новый «старший», ворча и злобно посвистывая, ходил вдоль стеллажей, пересчитывал ящики и тюки, сверял и ругался, если что-нибудь лежало не на виду. Он никак не мог примириться с тем, что Андерсен сейчас вместо него распоряжается в прядильном цехе. «Вот увидите, шеф, он вконец распустит детей. Производительность резко снизится», – предостерег Белл Кросса-младшего. Но тот думал: «Увидят эти господа из комиссии, что я пошел им навстречу, и не поднимут такого воя в газетах». И он все же сместил Белла.

Долго сверял Очкастый Черт ведомости. Все сходилось. По крайней мере, у Андерсена. Он подавил проклятье. Вот кому бы он с радостью всыпал!

Белл перешел на склад кружев, которым до сих пор самостоятельно заведовал Поттер. Склад был невелик. Что наработают три старые машины, купленные за бесценок со сгоревшей фабрики. Причуда молодого шефа и его компаньона Фокса! Старый Кросс был против этой затеи да и Белл тоже. Но его не спросили.

Белл проверял стеллажи с тюками кружев.

– Это что, порядок? – зарычал он на перепуганного Поттера. – Почему тюки лежат черт знает как? Если кружева торчат наружу, они скорее пылятся!

Поттер, остерегаясь отвечать, угодливо передвигал тюки на предписанное место. Он сам дивился, почему это они лежат вкривь и вкось. Неужели кто-то тут хозяйничал без него?

– А почему эти не подготовлены к отправке? – Белл похлопал рукой по накладным.

Поттер согнулся в три погибели:

– Мы собирались это сделать в понедельник, мистер Белл.

– Я вам не мистер Белл, а господин старший кладовщик! Зарубите это себе на носу! – Он прошел дальше. – Где ручные кружева? Сперва ведомость!

Поттер вынул ведомость из бюро и хотел отпереть стенной шкафчик из красного дерева, но тут он с ужасом заметил, что, видимо, в спешке забыл его запереть.

– «Два куска, сорт „колокольчик“ и „эдельвейс“ для галантерейной фирмы „Маршалл и Зиндерманн“», – прочел Белл и запнулся. Спустив очки на нос, взглянул на Поттера: – А где второй кусок, а?

Поттер уставился на пустое место рядом с рулоном образца «эдельвейс». Он ничего не понимал.

– Но они же лежали тут… лежали… ведь только н-недавно, – заикаясь, проговорил он.

– Когда?

– Да с час назад… нет, пожалуй, два. – Поттер, весь дрожа, старался припомнить. В десять он запер шкафчик и оставил ключ на бюро, потому что коклюшница Мэри Клинг должна была к утру сдать работу.

– Где второй кусок? – угрожающе произнес Белл. – Воображаете, я приму склад с недостачей, кретин вы эдакий? Чтоб через десять минут кружева были на месте! – Он захлопнул шкафчик и уставился на бледного от страха Поттера: – Вы выходили из комнаты?

– Да, да! – пролепетал Поттер. – Я относил товар через прядильный.

– Когда это было?

– Так, около одиннадцати часов, когда там была комиссия. А потом уж я в шкафчик не заглядывал.

– А ключ?

– Ключ… ключ… я всегда ношу его с собой, – солгал Поттер и опасливо покосился на бюро, словно оно могло донести, что ключ все время преспокойно лежал на нем.

– Осел! – рявкнул Белл. – Без ключа никому не забраться в личный шкаф шефа. Найти! Немедленно! Сбегайте в коклюшечную. Никто с фабрики за это время не выходил – значит, кружева еще в здании. Обыщите всех женщин, всех кружевниц…

– Но это… – «бесполезно», хотел сказать Поттер, однако поостерегся. – То есть женщины никогда сюда не заходят. Они не могли…

– Что значит «сюда», «не могли»? Так, может, это вы сами, а? Или Андерсен?

– Я хотел сказать – только коклюшницы сюда заходят. Собственно, одна Мэри Клинг. А она…

Поттер собирался добавить, что Клинг всех менее можно заподозрить, она уж наверно не украла бы кружев, которые сама же плетет, но Очкастый Черт протянул:

– Кли-инг? Мэри Клинг? – переспросил он. – Мать того паршивца? – И он указал в сторону прядильни.

Поттер кивнул, не понимая, куда клонит Белл.

– Может быть, она заходила на склад, когда вас обоих здесь не было? Видно, вы все-таки оставили здесь ключ, а? А эта Клинг… Неужели так трудно сообразить? Живо давайте ее сюда! – И, видя, что Поттер все еще стоит в нерешительности, заорал: – Ну, марш, и сейчас же привести эту Клинг!

«Клинг… Клинг… – стучало у Белла в голове. – Да это мать того смутьяна! Сперва кинул мне под ноги веретена, потом нажаловался. Ну погоди же!» Очкастый уже предвкушал расправу.

Не прошло и пяти минут, как Мэри Клинг явилась на склад. Бледная, со впалыми щеками и налипшими к потному лбу прядками волос, она, с трудом переводя дух, вошла в комнату, стала возле упаковочного стола и оперлась на него рукой. Другой рукой она растирала мучительно болевший бок. Она слишком быстро сбежала по лестнице. Но, увидев перед собой мерзко ухмыляющуюся рожу Очкастого, овладела собой. Глаза ее гневно сверкнули, в них пылало возмущение и сознание своей правоты.

– Это что еще за обвинение? Неужели я украду кружева, которые сама же плела! Ничего глупее придумать нельзя.

– Что я думаю, не твое собачье дело! – взбеленился Очкастый и нагло на нее уставился. – Из всех кружевниц тебе одной разрешается сюда входить. Сдавать работу. Ты воспользовалась сегодняшней суматохой, увидела ключ и украла десять ярдов кружев. За них можно выручить неплохие денежки. Давай сюда, выкладывай! Живо! Еще можешь дешево отделаться! Наложим небольшой штрафик! – И он злорадно осклабился.

Мэри Клинг все еще никак не могла опомниться. Ее сорвали с рабочего места… Обвиняют, что украла кружева?

– Но почему именно я? – возмутилась она. – Ищите! Ищите везде! Пусть все скинут фартуки, может, кто и намотал на себя кружева. Если еще два часа назад были здесь, найдутся.

Белл бросил на Поттера уничтожающий взгляд. Этот олух проболтался. Белл накинулся на Мэри Клинг:

– Кто ты такая, чтобы мне указывать! Я здесь распоряжаюсь и знаю, что мне делать, голодранка! – И он посмотрел на порванную юбку, которую Мэри надевала на работу, чтобы сберечь единственную выходную.

Мэри еще не знала, какая над ней нависла беда. Она не чувствовала за собой никакой вины и поэтому требовала расследования. В ее устремленном на Белла и Поттера взоре было столько презрения, что оба невольно опустили глаза.

– Я останусь здесь и буду ждать, пока всех не обыщут, – заявила Мэри Клинг, – чтобы вы не смели меня больше ни в чем подозревать.

– Здесь, наверху, командую я, и мне решать, где тебе дожидаться. Вон, ступай в чулан. – Белл так грубо втолкнул ее в каморку, что Мэри отлетела к стенке и без сил упала на пол. – Ты все равно попалась. – Белл запер дверь на засов и повернулся к Поттеру: – Ступайте к кружевницам, их надо всех обыскать. Обеих коклюшниц и учениц-девчонок тоже. Карманы, сумки с едой и их самих. Поняли? – И, так как Поттер обалдело вытаращил на него глаза, нагло добавил: – Да, да, раздеть до рубашки! Возьмите на подмогу старуху Викки. А если кто упрется, теми я сам займусь!.. И вот еще что! – крикнул он Поттеру вдогонку. – Привести сюда этого Джо Клинга!

Мэри сквозь дверь услышала имя сына. Плечи ее затряслись от рыданий.

– Что эти подлецы задумали? – простонала она.

У кружевниц, как называли плетельщиц кружев на фабрике, поднялся переполох. Некоторые, собравшись в кучки, пытались сопротивляться. Но что им оставалось делать? Поттер пригрозил, что вызовет нового старшего кладовщика. Ну, а этого зверя они хорошо знали. И вот они стояли согнувшись, стыдливо прикрываясь жалким своим бельишком.

Кружево не нашлось.

Одна из работниц, которая никак не могла простить Мэри Клинг, что та получает на два шиллинга в неделю больше нее, украдкой шепнула Поттеру:

– Клинг вот уже месяца два собирает кусочки кружев и лоскутки. Даже прядильные очесы. Надо бы поискать у нее в мешке.

Двух пожилых коклюшниц и девочек-учениц тоже раздели и обыскали. В комнате коклюшниц Поттер перевернул все вверх дном. Сумка Мэри оказалась битком набитой всякими отходами и обрезками кружев. Но пропавшие кружева и здесь не обнаружили. Поттеру пришлось доложить Беллу, что поиски ничего не дали. Мэри Клинг вывели из чулана.

– Ну что? Кружева не нашлись. Куда ты их запрятала? Сейчас сюда приведут твоего пащенка… А это что у тебя в сумке? Почему тащишь отходы домой? Отвечай!

Мэри Клинг кусала губы, чтобы сохранить самообладание.

– Хозяин назначил меня старшей коклюшницей, потому что я хорошо работаю, – гордо ответила она. – Вся фабрика это знает. Но на два шиллинга прибавки много не купишь. Мы бедны. Муж безработный, дети болеют. А я жду ребенка. Лоскуты нужны мне для подстилки, нам не на чем спать! – Глаза ее сверкали ненавистью, и она презрительно сжала губы.

– Придержи свой грязный язык, паскуда! – заорал на нее Очкастый и забарабанил рукой по крышке бюро.

Джо явился на склад бледный, но преисполненный решимости. Увидев там мать, он испугался. Может быть, ей плохо? Джо хотел было ринуться к матери, но громовое: «Куда!» – пригвоздило его к месту.

Однако Очкастый тут же изменил тактику.

– Ну, сынок, куда же ты запрятал кружева? – вкрадчиво спросил он.

Джо взглянул на мать. Лицо ее будто окаменело.

– Какие кружева? – спросил он.

– Какие? – Очкастым вновь овладело бешенство. Его не интересовало, кто украл кружева, кто прав или виноват. Главное, – чтобы его ни в чем не могли обвинить, главное – найти козла отпущения. А кого, он уж давно наметил. Только бы добыть хоть какую-нибудь улику. Он еще раз, глумясь, передразнил Джо: – «Какие кружева, какие кружева»! Ворованные, вот какие! Кто тебе помогал? Кому ты их сплавил?

Джо поднял глаза на оцепеневшую в отчаянии мать и молчал.

В эту минуту явился вахтер – доложить, кто после десяти часов входил и выходил из здания. Вдруг он увидел Джо. Да, это тот самый в пестрой куртке… И тут же напустился на мальчика:

– Это ты лез по пожарной лестнице, я тебя сразу признал!

– В котором часу? – встрепенулся Очкастый.

– Да… вскоре после смены. Так, в четверть или двадцать минут седьмого. Лица-то я не разглядел, только вот пеструю куртку заприметил. Все равно поймал бы его утром на выходе.

Впервые Джо проклинал свое злосчастное пристрастие к пестрому.

– Отвечай! – налетел на него Очкастый. – Ты лез сюда по пожарной лестнице?

– Нет! – солгал Джо. – Нет! – Но второе «нет», которое должно было звучать тверже, выдало его.

Поттер так и подскочил:

– Стойте! Теперь я припоминаю. Андерсен как раз был на складе. Он с кем-то шептался. «Ш-ш-ш!» – услышал я и обернулся. Этот самый мальчишка. Если б я знал, что он по пожарной лестнице… я бы, конечно… Ну, правильно, это был Клинг!

– Так-с! Все ясно! – торжествовал Белл. – Сыночек лезет сюда по пожарной лестнице, мамаша показывает ему, где лежат кружева, он крадет их и кидает через окно во двор своему сообщнику. Вахтер, дубина, ничего не замечает, а мы здесь можем искать до второго пришествия.

– Стойте! – вскрикнула Мэри Клинг так, что все вздрогнули. – О чем вы толкуете? Ведь вы сами, Поттер, сказали, что кружева около десяти часов еще были на месте?

Простоватый Поттер кивнул:

– Да, так, около десяти, говорил…

– Но ведь мой сын Джо, если даже и влез сюда по пожарной лестнице, потому что ворота были закрыты, все это время стоял у своей машины в прядильном. Проверьте, где он был после десяти часов и где я находилась после десяти вечера. Я не выходила из комнаты, даже в уборную. Мы не виновны. – Но вдруг ее покинуло мужество, с каким она только что так отважно защищала свою правоту. Сквозь душившие ее слезы она пролепетала: – Не губите, прошу вас… – и без чувств рухнула на пол.

Белл приказал ее не трогать. Он уже закончил свое «дознание». Доказательства налицо. Джо видели здесь, наверху. А когда – это уже не имело никакого значения. Что вся шаткая постройка этих произвольных обвинений рассыплется, если сопоставить время, это Поттер понимал, но счел за лучшее промолчать. Неужели ему с первого же дня ссориться с новым начальством? Или самому, чего доброго, отвечать за пропажу кружев? Не повезло этой Клинг! Он наклонился над распростертой на полу женщиной и побрызгал ей в лицо водой.

– Не вздумала бы она здесь родить!

Когда Мэри Клинг открыла глаза, Белл бесстрастным голосом следователя сказал:

– Кружева пропали. Десять ярдов дорогих коклюшечных кружев. Ручной работы. Что они стоят, я точно не знаю. Вероятно, больше, чем ты зарабатываешь за месяц. Поскольку нам нужна какая-то гарантия, вы со своим сынком завтра уйдете с фабрики без получки. Мы вам зачтем примерно двадцать шиллингов в счет выплаты. Конечно, кружева стоят дороже. Пятьдесят по меньшей мере вам придется еще выплачивать. Либо вы оба явитесь в понедельник и подпишете бумагу, в которой обязуетесь частями погашать долг, либо мы передадим дело мировому судье. У вас есть целое воскресенье на то, чтобы подумать. Мы не изверги и не собираемся вас сразу предавать в руки правосудия. О краже заявлять пока не будем. Мы требуем только возмещения убытков.

Он упивался отчаянием, написанным на лице Джо. Мальчик хотел что-то возразить, но, увидев, что мать пытается подняться на ноги, помог ей.

– Я хотела бы поговорить с шефом, мистером Сэмюелом Кроссом, – тихо, но решительно проговорила Мэри Клинг. – Я буду…

– Ваш шеф – я! – отрезал Белл и направился к двери. – А теперь за работу! Живо! – Для него вопрос был исчерпан.

Джо не разрешили проводить мать в коклюшечную. Он видел, как она кусала губы, чтобы не закричать, видел, как она держалась трясущейся рукой за бок. Броситься бы к ней, обнять, выплакаться, но Поттер велел ему идти. И он, шатаясь, вышел.

На следующее утро, еще до шести, Джо с матерью первыми покинули фабрику. Им незачем было заходить в кассу. Кое-кто провожал их косым взглядом, но большинство кружевниц жалели Клингов. Некоторые сжимали кулаки. «Уйти без получки – а ведь она на сносях. Чертов надзиратель!»

Мэри и Джо молча шли рядом, не видя, не узнавая знакомых улиц. Замызганные переулки Сент-Джайлса были по-воскресному безлюдны. Мэри познабливало. Пропитанный утренним туманом воздух освежил пылающие веки Джо. Он шел, не отрывая глаз от сырого булыжника мостовой.

Перед тем как свернуть в свой переулок, он хрипло проговорил:

– Мама, я сразу домой не могу…

Мать обняла его за плечи.

– Мой маленький!

Джо робко посмотрел в лицо матери, в эти глаза, которые так часто с теплом и нежностью останавливались на нем, а сейчас пустые, будто мертвые, глядят куда-то мимо него, в серую мглу занимавшегося дня.

– Ничего, не бойся! Я скоро приду! – сказал он. – Робин придумает, как нам дальше быть, – и круто повернулся, потому что слезы, которые он до этой минуты мужественно сдерживал, вдруг хлынули потоком.

Ничего не видя перед собой, кинулся он в боковой проулок и исчез, прежде чем мать успела его остановить.