Одновременно с разворачивавшимися событиями на Петроградском фронте и первым наступлением Белой армии на Петроград группа представителей русской торгово-промышленной буржуазии вела в Финляндии контрреволюционную работу, направленную к объединению всех действовавших против Советской России сил и заключению военного союза с прибалтийскими государствами. При помощи финляндской буржуазии русская контрреволюция получила возможность приступить к непосредственной организации антисоветского фронта. В общих чертах эта деятельность сводилась к следующему.
С разрешения финляндского правительства в Гельсингфорсе в конце 1918 года был образован особый комитет по делам эмигрирующей из Советской России русской буржуазии под председательством А. Ф. Трепова. В начале 1919 г. в связи с прибытием из Петрограда П. Б. Струве и А. В. Карташева в Выборге было созвано совещание представителей русских торгово-промышленных кругов, на котором председателем указанного комитета вместо Трепова был избран представитель Национального центра Карташев. С приездом в Гельсингфорс генерала H. Н. Юденича, бывшего командующего Кавказской армией в дни мировой войны и заслужившего хорошую репутацию среди русской буржуазии, вся политика комитета по делам русских в Финляндии была направлена по линии оказания поддержки генералу Юденичу. Выделенный из состава комитета совет промышленности под председательством Ф. Ф. Утемана занял под общим поручительством в гельсингфорсских банках 2 миллиона марок для содействия всем начинаниям русского генерала.
Настроение в среде представителей русской буржуазии, находившейся в Финляндии, в смысле их внешней ориентации было не вполне установившимся. По крайней мере до конца 1918 г. доминирующим течением было германофильское, и только после германской революции и отхода немецких оккупационных войск из пределов Советской России это течение стало уступать место ставке на Антанту. Переориентация русской контрреволюции обусловливалась в значительной степени тем обстоятельством, что и Антанта стала обращать больше внимания на Прибалтику.
Д. Ллойд-Джордж в своем выступлении в Гилдхолле однажды заявил: «Верные инстинкту, который всегда нас спасал, мы никогда не отходили далеко от моря», – и дальше говорил, что сфера британских интересов после мировой войны расширилась включением двух новых морей: Балтийского и Черного.
По тайному соглашению Англии и Франции, заключенному 23 декабря 1917 г., окраины России были разделены на зоны действий английского и французского империализма.
По этому договору Прибалтика была включена в сферу влияния Англии. Началом реализации этого соглашения была посылка в конце декабря 1918 г. в воды Финского залива английской эскадры. Естественно, что прибытие английского флота не могло не повлиять на умонастроение представителей русской буржуазии, которые с этого времени к своим замыслам захватить Петроград с суши присоединили надежды на помощь с моря.
Колебание русской буржуазии в выборе союзников сказалось в свою очередь и на ее кумире – генерале Юдениче, который, соглашаясь то с одной, то с другой точкой зрения, в конце концов вынужден был все же определенно остановиться на Антанте. В соответствии с этим планы генерала Юденича по борьбе с Советской Россией характеризуются следующим телеграфным докладом, сделанным им адмиралу А. В. Колчаку, от 21 января 1919 года:
«…C падением Германии открылась возможность образования нового фронта для действия против большевиков, базируясь на Финляндию и прибалтийские губернии… Около меня объединились все партии от кадетов и правее. Программа тождественна с вашей. Представители торгового класса, находящиеся в Финляндии, обещали финансовую поддержку. Реальная сила, которой я располагаю в настоящее время, – Северный корпус (3 тысячи) и 3–4 тысячи офицеров, находящихся в Финляндии и Скандинавии… Я рассчитываю также на некоторое число – до 30 000 военнопленных офицеров и солдат… Без помощи Антанты обойтись нельзя, и в этом смысле я вел переговоры с союзниками, но положительного ответа еще не имеется. Необходимо воздействие союзников на Финляндию, дабы она не препятствовала нашим начинаниям и вновь открыла границу для русских беженцев, главным образом офицеров. То же в отношении Эстляндии и Латвии… Необходима помощь… вооружением, снаряжением, техническими средствами, финансами и продовольствием не только на армию, но и на Петроград… Вооруженная сила не требуется – достаточно флота для обеспечения портов. Но если таковая будет, то это упростит и ускорит решение. Благоволите поддержать мое ходатайство перед Антантой…» [230]
В этом докладе генерала Юденича верховному правителю адмиралу Колчаку бросается в первую очередь в глаза упоминание о Северном корпусе, который в то время находился в Эстонии и ни в какой мере не зависел от генерала Юденича. Очевидно, соображения личного порядка толкали Юденича на это ложное утверждение о подчиненности ему Северного корпуса. Во всяком случае, из приведенного письма явствует со всей определенностью антантовская ориентация Юденича.
Причиной, вызвавшей обращение Юденича к Колчаку с письмом, послужило то, что, стремясь заполучить в наиболее короткий срок помощь Антанты, в начале января 1919 г. он выехал в Стокгольм для переговоров с английским представителем. Поездка Юденича успехом не увенчалась, так как, по его словам, он говорил с мелкими приказчиками англичан, которые указали на то, что Антанта в данное время северо-западом России не интересуется.
Аналогичный результат имела и миссия А. И. Гучкова, направленная несколько позже распоряжением генерала А. И. Деникина в Париж и Лондон для зондирования почвы у Антанты. Между прочим, интересно отметить следующий факт, характеризующий учет обстановки на окраинах Советской России, сделанный Гучковым в его записке «О борьбе с большевизмом в России и ее перспективах» от 6 января 1919 г., посланной генералу Деникину. В ней Гучков исходит из того, что Восточный фронт адмирала Колчака при самых благоприятных условиях не может нанести серьезного удара по Советской России, и дальше утверждает, что наиболее выгодным и решающим направлением может быть направление северо-западное, т. е. Псков – Петроград.
Миссия А. И. Гучкова в составе 6 офицеров по прибытии в Одессу была задержана французами на 2 недели, так как французы отказались дать ей разрешение на въезд во Францию. Самому Гучкову все же удалось побывать во Франции, Англии и Германии, но добиться там удовлетворения всех требований русской контрреволюции он не смог.
Причину невнимательного отношения Антанты к нуждам русской буржуазии нужно искать в общем политическом курсе, который был взят Антантой в начале 1919 г. в русском вопросе.
На совещании представителей союзников в помещении французского министерства иностранных дел от 16 января 1919 г. Д. Ллойд-Джордж, возражая Ж. Клемансо, предлагавшему план посылки в Россию сильной союзнической армии, говорил:
«Во-первых, действительное фактическое положение вещей [в России] неизвестно. Во-вторых, невозможно добиться фактов: единственный путь – подвергнуть вопрос разбирательству; в-третьих, положение в России очень скверное; неизвестно, кто берет верх, но надежда на то, что большевистское правительство падет, не оправдалась. Есть даже сообщение, что большевики теперь сильнее, чем когда бы то ни было, что их внутреннее положение сильно, что их влияние на народ теперь сильнее… Сообщают также, что крестьяне становятся большевиками… Но уничтожить его [большевизм] мечом… это означало бы оккупацию нескольких провинций в России. Германия, имея миллионы человек на восточном фронте, держала только край этой территории. Если послать теперь для этой цели тысячу британских солдат в Россию, они взбунтовались бы… Мысль о том, чтобы уничтожить большевизм военной силой, – безумие… Военный поход против большевиков сделал бы Англию большевистской и принес бы Лондону Совет» [234] .
Вот в этой боязни революционной «заразы» и в потере перспектив на благополучный исход событий лежит разгадка той относительной, конечно, пассивности антантовского империализма, которая была характерна в первые месяцы 1919 года. Сюда еще необходимо добавить сильное революционное движение на континенте Европы, вылившееся в ряде пролетарских революций (волна стачек, спартаковское восстание в Берлине, образование Венгерской и Баварской советских республик), и победоносное продвижение Красной армии, обусловленное ноябрьской революцией в Германии.
Следствием революционной ситуации в Европе конца 1918 г. и начала 1919 г. было приглашение державами согласия всех фактически существовавших правительств в России отправить своих делегатов на конференцию на Принцевых островах (Мраморное море). Советское правительство непосредственно не получило такого предложения: последнее было известно только из иностранных радиотелеграмм, заключавших в себе обзор печати. Но так как отсутствие ответа со стороны РСФСР в этих радиотелеграммах истолковывалось бы как отказ от конференции, то советское правительство в ноте народного комиссариата по иностранным делам от 4 февраля 1919 г. давало определенный ответ. В нем говорилось:
«Несмотря на все более благоприятное положение Советской России и в военном отношении, и в отношении ее внутреннего состояния, русское Советское правительство считает настоятельно желательным заключение соглашения, которое положило бы конец военным действиям, что оно готово немедленно начать с этой целью переговоры и, как оно неоднократно заявляло, добиться такого соглашения даже ценой серьезных уступок, поскольку они не будут угрожать дальнейшему развитию Советской республики. Принимая во внимание, что враги, против которых ему приходится бороться, черпают свои силы сопротивления исключительно из той помощи, которую им оказывают державы Согласия, и что поэтому последние являются единственным действительным противником русского Советского правительства, последнее обращается именно к державам Согласия с изложением тех пунктов, по которым такие уступки оно считало бы возможным с целью прекращения всякого конфликта с этими державами» [235] .
Уступки Советской республики сводились к следующему:
1) Советское правительство не отказывается от признания своих финансовых обязательств по отношению к своим кредиторам;
2) уплату процентов по займам Советское правительство гарантирует известным количеством сырья;
3) Советское правительство готово предоставить подданным держав Согласия разного рода концессии.
Четвертый пункт касался территориального вопроса. В нем указывалось, что под аннексиями Советское правительство подразумевает сохранение на какой-либо части территории бывшей Российской империи, за вычетом Польши и Финляндии, военных сил Согласия или же таких, которые содержатся правительствами стран Согласия, пользуются их финансовой, технической, военной поддержкой. В заключение в ноте говорилось, что размер уступок со стороны Советской республики находится в непосредственной зависимости от ее военного положения.
Еще более интересным документом, характеризующим политику Советской республики и Северо-американских Соединенных Штатов в начале 1919 г., является проект договора, выработанный правительством РСФСР совместно с Вильямом Буллитом, действовавшим по Директиве американского президента Вудро Вильсона, от 12 марта 1919 г. В марте 1919 г. Советское правительство по линии территориальных уступок шло еще дальше. Предполагалось, что все фактически существовавшие к моменту заключения перемирия русские правительства (т. е. белогвардейские правительства) сохраняют за собой ту территорию, в пределах которой действуют их военные силы.
Такая политика Антанты и РСФСР принуждала русских белогвардейцев искать поддержки в отделившихся от России государственных образованиях. В частности, группа генерала Юденича вела непосредственные переговоры с Финляндией и пыталась завязать их с Эстонией. Выходивший в 1919 г. в Гельсингфорсе «Русский листок», орган защиты интересов русской эмигрировавшей буржуазии, в № 31 от 9 февраля писал:
«Финляндское правительство сделало еще один шаг вперед и разрешило генералу Юденичу открыто стать во главе войск, организуемых для борьбы с большевиками… Отныне начинается новая глава в жизни финляндских беженцев из России, и все мы сплотимся около вождя, неся ему свои силы, уменье и любовь к родине».
Финская буржуазия стала посылать на территорию Эстонии свои отряды, которые принимали участие в боях с Красной армией на юрьевском и ямбургском направлениях; наблюдалась также концентрация финских вооруженных сил на советско-финляндской границе. Ярым сторонником интервенции в Финляндии был генерал К. К. Маннергейм, причем и там, среди финляндской буржуазии, не было полного единения со взглядами и политикой группы интервенционистов.
Правильную позицию заняла коммунистическая партия Финляндии, сумевшая вовремя учесть и реализовать настроения трудящихся масс. Весьма интересным в этом отношении является воззвание Центрального комитета Финляндской коммунистической партии к финским рабочим, крестьянам и солдатам. В воззвании ставится вопрос – пойдут ли финские трудящиеся массы за Маннергеймом.
«От кого он [Маннергейм] получил полномочие на поход? От финского народа ли? Нет, от финского народа он разрешения на это даже не спрашивал. Он хочет начать войну с согласия английских империалистов. Но понятно, что кровью и на средства финского народа. Что должны трудящиеся Финляндии теперь знать? Если генерал Маннергейм начнет свои военные действия [против Советской России и Петрограда], вы, товарищи, в Финляндии должны в тот же час ответить на это победоносным криком: «Да здравствует революция финского трудового народа!» Знаете ли вы, товарищи, что вам тогда надо сделать? – Начинайте моментально великую забастовку. Остановите железнодорожное движение по всей стране, разберите пути, не давайте телеграфу и телефону работать. Захватите в свои руки боевые пулеметы белых «мясников» и не давайте им возможности получать продовольствие. Устройте восстание среди армии. Убейте на первую руку всех начальников белогвардейских банд, уничтожьте всех маннергеймовских щенков. Своим стойким выступлением склоняйте большинство из армии на сторону революции! Товарищи, в партизанскую войну по всей стране!.. Да здравствует финляндская рабочая, крестьянская и красноармейская Социалистическая Советская Республика» [236] .
Карл Маннергейм пытался сговориться с буржуазией Швеции, Норвегии и Дании, но рабочий класс этих стран дал дружный отпор и сделал невозможным соглашение, своим острием направляемое против Советской России.
В ответ на приезд 10 февраля 1919 г. генерала Маннергейма в Швецию рабочие устроили демонстрацию протеста. Демонстранты прорвались в центр Стокгольма и только с большим трудом были рассеяны полицией. Шведские левые социалисты призывали рабочих организовать всеобщую забастовку в знак протеста против переговоров шведского правительства с генералом Маннергеймом. Во многих местах этот призыв увенчался успехом, рабочие бастовали и кое-где приступили к организации своих отрядов Красной гвардии. Газета шведских левых социал-демократов – «Фолькетс дагблат политикен» в дни пребывания в Швеции Маннергейма напечатала многочисленные резолюции рабочих собраний по поводу устроенной буржуазией вербовки добровольцев на помощь белогвардейцам Эстонии и Латвии. Так, например, рабочие в Мальме приняли следующую резолюцию:
«…B эти всемирно исторические дни, когда пролетариат Прибалтийского края ведет отчаянную борьбу за социальную революцию, которая должна покончить с ужасным гнетом буржуазной власти, – тогда подымает реакция в Швеции опять свою кровавую голову, чтобы оказать активную помощь врагам рабочего класса в Эстляндии и Лифляндии, так же как эти шведские реакционеры помогали господствующему классу Финляндии убивать рабочих этой страны. Было бы самым черным позором, если бы рабочий класс Швеции позволил еще раз разбойникам господствующего класса отправиться убивать наших братьев, которые присоединились к наступающей вперед всемирной революции. Мы должны сделать все, что мы в силах, чтобы задержать эту войну буржуазной реакции против борющегося пролетариата. Мы выражаем нашу глубокую уверенность, что та борьба, которую ведет русский и эстонский пролетариат, является правильной борьбой, борьбой за лучший общественный порядок. Для этого мы должны поддерживать революцию в этой борьбе не только на словах, но и на деле. Долой капиталистов со своими правительствами во всех странах! Да здравствует социальная революция рабочего класса!» [237]
Поток аналогичных резолюций из других мест заставил шведскую буржуазию сократить до весьма незначительных размеров свои белогвардейские формирования. Карл Маннергейм, встретив сильнейший отпор рабочих Швеции, не решился ехать в Норвегию и Данию и ни с чем вернулся обратно.
Однако несмотря на крах маннергеймовских затей, группа, объединившаяся вокруг Юденича, продолжала строить свои планы в надежде на широкую помощь финской и эстонской буржуазии, причем оказание помощи Финляндией и Эстонией мыслилось не столько в добровольной форме, сколько при нажиме антантовского пресса. Такая платформа юденичской группы, имевшая осью своей политики борьбу «за единую, неделимую Россию», была характерна для всего контрреволюционного движения на северо-западе России периода 1919 года, и она в конечном итоге явилась скорее препятствием, нежели стимулом для заключения военного союза.
В этом отношении весьма интересным является письмо одного из будущих министров Северо-западного правительства, представителя демократически настроенной мелкой буржуазии – H. Н. Иванова от 11 февраля 1919 г., посланное адмиралу А. В. Колчаку. В нем говорилось от имени этой мелкобуржуазной контрреволюции:
«С гельсингфорсской группой, возглавляемой Юденичем и состоящей из кучки крупных капиталистов, однако безденежных, мы все время в связи, но объединение наше с ними замедляется реакционными настроениями этой группы и тягой ее к военной диктатуре, с каковой внутрь России можно идти только для повторения Скоропадчины и, уж конечно, без помощи Финляндии и Эстонии» [238] .
В другом месте тот же Иванов давал такую характеристику юденичской группы:
«Вместо делового штаба белого дела собирался двор густо-черного цвета, с прежними романовскими традициями, с карьеризмом, с фаворитизмом, с наушничеством, с интригами» [239] .
Основания для подобного недовольства и даже апеллирования к Колчаку были, конечно, все налицо. В первую очередь известную остроту приняли споры между двумя крылами русской контрреволюции по национальному вопросу. Иванов настаивал на безусловном признании независимости Финляндии и, главным образом, Эстонии. Упор на Эстонию объяснялся тем, что, выяснив в результате своей поездки в Ревель общее политическое и военное положение как самих эстонцев, так и расположенного на их территории Северного корпуса, Иванов предпочитал перенести базу контрреволюции в Эстонию и оттуда вести в дальнейшем белую армию на Петроград. Все предпосылки для этого были, оставалось только… признать государственную независимость Эстонии. Соответствующий доклад H. Н. Иванов сделал в Гельсингфорсе в присутствии генералов H. Н. Юденича и Е. А. Арсеньева, князя М. В. Волконского, А. В. Карташева, финансиста А. И. Грубе и графа В. А. Буксгевдена. Однако «сановная аудитория выслушала и… никак не отозвалась». А через несколько дней H. Н. Юденич заявил H. Н. Иванову, что о таких пустяках, как признание независимости Эстонии, и говорить даже не следует, потому что «союзники нажмут на военных эстонцев, и они не пикнут».
Не встретив сочувствия со стороны Юденича и не имея поддержки в среде русских эмигрантов в Финляндии, Иванов вынужден был поехать обратно в Эстонию и начать там на свой страх и риск организационную работу по укреплению русских белогвардейских частей и по подготовке наступления на Петроград.
В начале мая 1919 г. при Юдениче создалась новая группировка представителей русской буржуазии, которая 24 мая была оформлена в виде так называемого Политсовещания, на правах совещательного органа.
Это Политсовещание имело задачей: 1) ведение «ответственных» переговоров с Финляндией, Эстонией и другими государствами на предмет заключения военного союза, и 2) оно должно было играть роль «зачаточного временного правительства для Северо-западной области».
Совещание было составлено из следующих лиц: H. Н. Юденича (председатель совещания); А. В. Карташева (заместитель председателя и иностранные дела); В. Д. Кузьмина-Караваева (юстиция и агитация); генерала П. К. Кондзеровского (начальник штаба Юденича); генерала М. Н. Суворова (военные дела, внутренние и пути сообщения) и С. Г. Лианозова (торговля, промышленность, труд и финансы). Для помощи этим лицам было создан институт товарищей министров, «политически не ответственных» специалистов, в числе которых бывший сенатор С. В. Иванов занимался, например, тем, что разрабатывал вопрос о гражданском управлении г. Петрограда в области муниципальной.
Это деление работников генерала Юденича на ответственных и безответственных создавало с самого же начала громоздкий, неподвижный бюрократический аппарат, который ничем не отличался за все время своего существования (с 24 мая по 11 августа 1919 г.) от обыкновенных царских учреждений. Чисто животное чувство сохранения своих капиталов объединяло всю эту черносотенную свору в борьбе против Советской России. Говорить о политических целях борьбы с Советской республикой у них не считалось нужным.
Лучше всего освещает этот вопрос сам Юденич:
«У русской белой гвардии одна цель – изгнать большевиков из России. Политической программы у гвардии нет. Она и не монархическая, и не республиканская. Как военная организация, она не интересуется вопросами политической партийности. Ее единственная программа – долой большевиков!» [242] .
Однако эта расплывчатая бесцветная формулировка не могла скрыть явно монархической, реакционной политики как самого Юденича, так и его Политсовещания. Это обстоятельство в дальнейшем дало о себе знать, хотя бы в травле русских монархистов финляндской и эстонской прессой, в лишении их тех или других гражданских прав и т. п. А. В. Карташев в письме к В. Н. Пепеляеву, министру внутренних дел адмирала А. В. Колчака, по этому поводу пролил крокодилову слезу; он писал: «Мы здесь [в Финляндии] покуда абсолютно бесправны, неизмеримо бесправнее евреев в прежней России».
Нужно полагать, что лозунги «великой, единой, неделимой России», во имя которых сгруппировались вокруг Юденича представители русской буржуазии, явились первопричиной тех, может быть, даже и невзгод, которые выпали на долю эмигрировавшей русской буржуазии в Финляндии и Эстонии.
Политическое совещание при Юдениче пыталось в оправдание своего существования вступить в переговоры с Финляндией и Эстонией о военной кооперации. Но так как дело это дипломатически затягивалось, делалось Финляндией и Эстонией не к спеху, то практических результатов переговоры Политсовещания почти никаких не имели.
Только исключительно военные события и перемена военного положения в пользу русских белогвардейцев могли бы сильнейшим, а может быть, и решающим образом повлиять на политический застой и усилить темп и обеспечить на время успешность работы Политсовещания.
Только наступление на Петроград Северной армии могло бы всколыхнуть контрреволюционное болото и дать ему приток свежей воды.
Но и здесь коренилась опасность, так как в самом белом режиме таились причины его неизбежной гибели. Если русское белогвардейское Политсовещание, не имея своей собственной территории, руководствовалось в своей «внешней» политике монархическими идеалами, то с приобретением клочка русской советской земли при первом наступлении на Петроград высокомерный тон монархиста вышел за пределы всяких рамок.
Политика русской буржуазии в Финляндии с антантовской ориентацией, проводимая именем генерала Юденича до лета 1919 г., находилась в прямой зависимости от военных успехов белогвардейской русской армии на северо-западе России. И поскольку операции армии не имели за это время разительных успехов, постольку деятельность русской контрреволюции характеризовалась безрезультатностью всех своих начинаний.
Летнее наступление 1919 г. русской белогвардейской армии и белоэстонцев несколько оживило общий лагерь контрреволюции на северо-западе, привлекло к себе внимание как Антанты, так и руководителей белого движения на других фронтах гражданской войны в Советской России и тем самым дало возможность отсрочить момент окончательной своей гибели и продлить на некоторое время столь заманчивую для них «общегосударственную» работу.
Это оживление прежде всего сказалось на ведении переговоров с Финляндией. Если в мае 1919 г. Юденич не смог сговориться с Маннергеймом об условиях финской помощи при наступлении на Петроград, то в июне и июле 1919 г. в этом отношении уже были достигнуты некоторые, правда, незначительные результаты. Необходимость привлечения финской армии в операциях против Петрограда была вполне очевидной для всех представителей белого движения в России. Однако этот вопрос они рассматривали с точки зрения великодержавной России.
23 июня 1919 г. Колчак обратился с личным письмом к Маннергейму, которое носило характер призыва финской помощи для «спасения неисчислимых человеческих жизней, томящихся под игом большевизма». Дальше Колчак старался заверить Маннергейма в том, что никаких неразрешимых недоразумений между будущей Россией и Финляндией вообще быть не может и что по этому поводу не должно быть даже никаких сомнений и колебаний. В связи с этим Колчак считал абсолютно необходимым немедленное наступление финских войск на Петроград. Маннергейм в своем ответе на это письмо, 10 июля 1919 г., писал:
«Прошу ваше превосходительство принять мою благодарность за телеграмму от 23 июня, полученную мною 4 сего месяца. Большинство финляндского народа вместе со мною с сочувствием следит за борьбой, которую вы во главе храбрых русских войск ведете с целью истребить большевизм, тем более что и мы принимаем в ней участие, раздавив в Финляндии красное восстание, поддерживаемое и управляемое советским правительством, а затем, в лице добровольцев, откликнулись на зов эстонского народа и населения Олонецкой губернии в их тяжелой борьбе против большевиков.Г. Маннергейм» [243] .
Хотя я уверен в том, что впредь в состоянии уничтожить всякую попытку поднять в Финляндии красное знамя революции, но тем не менее знаем, что существующая… Советская власть представляет для нас постоянную угрозу, и далеко не безучастны к страданиям, переживаемым русским народом под игом большевиков. Помимо гуманной стороны вопроса, взятие Петрограда имело бы большое значение, как опорного пункта военных действий Соввласти в северной России ввиду сосредоточения в нем всех нитей северороссийской революционной пропаганды. Поэтому финляндскому народу и его правительству далеко не чужда мысль об участии регулярных войск финляндских и в освобождении Петрограда.
Не стану от вас скрывать, господин адмирал, что, по мнению моего правительства, финляндский сейм не одобрит предприятия, приносящего нам хотя и пользу, но требующего тяжелых жертв, если не получим гарантий, что новая Россия, в пользу которой мы стали бы действовать, согласилась на некоторые условия, исполнение которых мы не только считаем необходимым для нашего участия, но также необходимой гарантией для нашего национального и государственного бытия.
Из этого ответа видно, что, несмотря на все старания Колчака отсрочить вопрос о признании независимости Финляндии, представители последней ставили этот вопрос на первое место.
Представители великодержавного российского шовинизма получили должный отпор от национальной финской буржуазии, заботившейся в первую очередь о своем собственном благополучии.
Юденич, желая поскорее найти выход из такого положения, решил со своей стороны выработать проект соглашения с Финляндией, на основании которого последняя и могла бы двинуть свои войска против Петрограда.
Условия такого соглашения, по предложению Юденича, должны были заключаться в следующем:
«Ст. I. Россия безусловно признает независимость Финляндии.
Ст. II. 1) Россия не участвует в государственном долге Финляндии, и наоборот.
2) Русское чисто военное имущество, а равно все находящиеся в Финляндии порты и строения, принадлежавшие ранее России, переходят в собственность Финляндии. Вопрос об остальном русском имуществе подлежит рассмотрению особой смешанной комиссии, которая установит размер вознаграждения, подлежащего уплате.
3) Имущество военного характера имеет быть приобретено государством, в котором оно находится. В случае, однако, если имущество было приобретено первоначально безвозмездно, оно переходит в новое обладание без выкупа.
4) Высочайший указ 15 февраля 1864 года о передаче Финляндии ближайшей к ее границе полосы, дающей выход к зимнему порту Ледовитого океана, подлежит исполнению в кратчайший срок. Точный порядок осуществления этого приказа имеет быть установлен мирной конференцией или Лигой Наций.
Ст. III. 1) За карелами Олонецкой и Архангельской губерний признается право на полное самоопределение. Вопрос – когда, каким образом и в каких границах это право будет осуществлено, передается на разрешение мирной конференции или Лиги Наций.
2) За русскими подданными финской национальности, проживающими в Петроградской губернии, обеспечивается право сохранения своей религии, языка, судов, управления и школ. Одинаковые права предоставляются русским в Финляндии.
3) Русским паломникам предоставляется свободный доступ в Валаам. Обитатели монастыря освобождаются от обязательств финского подданства.
4) Финским коммерческим судам обеспечивается проход через Неву и Ладожское озеро к своим портам с уплатой транзитных пошлин. На Ладожском озере допускается финское судоходство на равных условиях с русским.
5) Ни Россия, ни Финляндия не будут иметь на Ладожском озере военных судов.
6) Финским подданным будет уплачено вознаграждение за утраченную в России частную собственность на основаниях одинаковых с подданными союзных держав. Русские подданные будут пользоваться покровительством Финляндии.
7) Вопрос о нейтрализации прибалтийских государств и Финляндии передается на разрешение мирной конференции или Лиги Наций.
Ст. IV. Будущим Российским правительством будет установлен в отношении Финляндии преимущественный торговый и тарифный режим; до образования же такового правительства сохраняются в силе существующие правила.
ВОЕННО-АДМИНИСТРАТИВНОЕ СОГЛАШЕНИЕ
1. Всеми военными операциями русских войск, наступающих на финском фронте, руководит генерал Маннергейм через генерала Юденича.
2. В деле поддержания порядка в Петрограде русские силы будут поддержаны полками финской белой гвардии. Управление в занятых русских местностях переходит немедленно к русским властям. За генералом Юденичем признается полная свобода распоряжения войсками и формированиями.
3. Финские войска останутся в России до смены их войсками, сформированными генералом Юденичем.
4. Русское и финское правительства осуществляют контроль за проездом через русско-финскую границу, которая будет закрыта.
5. При всех финских частях состоит русский офицерский контроль, который принимает пленных и задержанных и распоряжается ими. Все сношения финских военных властей с населением будут осуществляться через русских офицеров.
6. Военная добыча не допускается.
7. Железные дороги к северу от Невы будут находиться в финском управлении…» [244]
Этот проект договора был послан Колчаку для утверждения. Однако Колчак решил держаться прежней позиции, и этот документ был признан «малоприемлемым».
Таким образом, и летние переговоры с Финляндией успехом не увенчались, весь вопрос упирался в основную проблему – немедленное и безусловное признание независимости Финляндии.
Несколько «передовые» взгляды Юденича и его клики на этот вопрос, отличавшиеся от взглядов Колчака, были следствием того, что к тому времени положением на северо-западе России заинтересовалась Англия, и именно она настаивала на заключении договора с Финляндией.
Английский империализм постепенно овладевал обстановкой в Прибалтике и решил сыграть решающую роль в деле борьбы русской контрреволюции на Петроградском фронте.
Вся политика английского империализма в годы Гражданской войны в России не отличалась какой-либо принципиальной стройностью и выдержанностью. Быстрые переходы от политики компромиссов с советским правительством к прямой и открытой поддержке русских белых армий и непосредственному вмешательству при помощи посылки своих вооруженных сил в Россию, частые колебания в вопросах будущего политического устройства России, выражавшиеся в отказе поддержки монархической реставрации и в переходе к оказанию посильной помощи мелкобуржуазной контрреволюции, – таковы наиболее характерные черты внешней политики английского империализма.
В политике Англии в годы Гражданской войны, и в частности в 1919 г., со всей законченностью и определенностью выглядывали интересы империалистически настроенной и коммерчески-деловой английской буржуазии. Противоречия между Д. Ллойд-Джорджем и У. Черчиллем по так называемому русскому вопросу были, по существу, противоречиями двух слоев английской буржуазии. В то время как общее стратегическое положение в России и международная политическая ситуация были не в пользу белого движения, брала, в силу объективного хода событий, верх точка зрения деловых английских буржуа, не брезгавших вести с советским правительством всякого рода переговоры. Но как только развернувшаяся фаза Гражданской войны в России приносила временный успех русской контрреволюции, то внешняя политика Англии сейчас же подчинялась своей империалистически настроенной буржуазии.
Если первая половина 1919 г. для Северо-западного фронта проходила под знаком нерешительности и компромиссной политики Англии и являлась таким периодом, при котором получили самое широкое распространение основные положения тогдашнего главы английского кабинета – Д. Ллойд-Джорджа, то вторая половина года, вплоть до ноября, проходила под знаком активнейшего непосредственного участия английского империализма в деле наступления белых на Петроград и носила на себе определенный отпечаток лозунгов военного министра Англии – У. Черчилля.
Переход к решительной борьбе с Советской республикой вызывался еще и другим, далеко не второстепенным фактором из области международной политики.
Мировая империалистическая война закончилась полным поражением Германии и ее союзников. Начался передел мира. Границы центральных государств Европы изменились коренным образом. Антанта всеми силами старалась свести на нет военное могущество Германии. В свою очередь и буржуазная Германия проявляла наиболее упорные тенденции в сторону сохранения своего прежнего положения на мировых рынках с целью подготовки новой войны. Наиболее удобным и территориально близким районом для Германии в этом отношении являлась Прибалтика – район нынешних буржуазных республик – лимитрофов Латвии, Литвы, Эстонии. Находившиеся в Прибалтике германские войска под командованием генерала Кольмара фон дер Гольца, участника подавления революционного движения финского пролетариата в 1918 году, долгое время, с момента заключения перемирия на фронтах империалистской войны, не возвращались к себе на родину. Не имея возможности влиять на мировую политику великих держав Антанты, Германия стремилась компенсировать это усилением своего влияния на Прибалтику и затем на оборонявшуюся от многочисленных врагов Советскую Россию. Наиболее распространенным лозунгом крупной немецкой буржуазии в 1919 г. было: «Судьба Германии лежит в России». Для осуществления этого лозунга Германия начиная с 1918 г. и по ноябрь 1919 г. проявляла большую заинтересованность в делах Прибалтики и в судьбе Советской России. В этом кроется секрет пребывания немецких войск в Прибалтике, которые, с одной стороны, представляли угрозу северо-западу Советской России и, с другой, – в любой момент могли заставить прибалтийские государства исполнять волю германской буржуазии. И то и другое способствовало бы восстановлению сильного конкурента в лице Германии для остальных западноевропейских стран.
Со стороны Антанты с конца 1918 г. никаких препятствий к пребыванию немецких войск в Прибалтике не ставилось, даже больше того, Антанта предполагала использовать немецкие войска фон дер Гольца в качестве кордона против Советской России. Однако в скором времени планы Германии были расшифрованы.
Военный министр Англии У. Черчилль в своей речи, произнесенной 17 июля 1919 г. на банкете британско-русского клуба, говорил:
«…A этим всем государствам [Эстония, Литва, Польша, Чехословакия, Румыния] сэром Джорджем Бьюкененом [английский посол в России в 1917 г.] было обещано в той или иной форме покровительство Лиги Наций, поскольку эта Лига существует, и если на них нападут и они станут разрушаться и начнут вопить о помощи, то или Британии, Франции и Соединенным Штатам придется сделать серьезные усилия, или же Лига Наций и союзные державы-победительницы, на которых и вокруг которых эта Лига по необходимости основана, покажут себя совершенно бессильными, и контроль над центральной Европой, а весьма вероятно, и контроль над Россией перейдет в руки Германии…»
«…По мере того как большевики станут более практичными, весьма возможно, что они постепенно все более и более приблизятся к такому состоянию социального и военного развития, в особенности военного, которое приведет их к теснейшему сближению с Германией и возбудит между ними и германцами взаимные симпатии, все более и более обусловливающие возможность объединенного выступления. Подумайте только, какую это представит опасность Европе, миру и всем нам, уверенным теперь, что мы выиграли великую войну…»
И дальше У. Черчилль переходит к поучению:
«Россия, милорды и джентльмены, является в настоящее время решительным фактором мировой истории. Спасение России из ее теперешнего ужасающего положения составляет первейшую обязанность Лиги Наций и насущный интерес союзных держав. Они должны действовать в согласии, с убеждением и энергично… Сила Лиги Наций будет испытана в русском вопросе. Если Лига Наций не сможет спасти Россию, Россия в своей агонии разрушит Лигу Наций. Я обращаюсь к тем, кто дорожит будущим миром всего мира: я обращаюсь к великим победившим государствам и их доверенным вождям; я обращаюсь к Лиге Наций с воззванием – рассмотреть все положение в России и произвести объединенное, сконцентрированное усилие для освобождения русского народа от его ужасающей муки и для восстановления мира в измученном мире» [245] .
29 июля 1919 г. в палате общин У. Черчилль вновь забил тревогу по поводу тайных замыслов Германии. Он говорил:
«Я никак не могу отделаться от мысли о страшной опасности, которая произошла бы, если бы ставшая врагом нашим Россия и жаждущая мести Германия пришли бы к убеждению, что все их несчастья произошли оттого, что они друг с другом враждовали и что они могли бы вновь стать могущественными, если бы соединились вместе» [246] .
Так пока говорил тот Черчилль, который оказывал непосредственную материальную поддержку всем контрреволюционным силам, наступавшим на Советскую республику. Считая до поры до времени, что русский большевизм является насаждением Германии, что Германия в качестве одного из методов борьбы с Антантой перевозила в Россию в запломбированных вагонах большевиков (клевета, широко распространенная буржуазной прессой в 1917 г., в связи с приездом В. И. Ленина и др.), представители Англии и Франции не раз говорили о возможности заключения союза между Россией и Германией. Английские буржуазные газеты спрашивали: «Кому же принадлежит решение русского вопроса – Германии или Антанте?» – и дальше заявляли, что немцы гонятся за большими сырьевыми источниками России и за тем, чтобы привлечь Россию на свою сторону и впоследствии совместно угрожать благополучию английской буржуазии.
В сентябре 1919 г. У. Черчилль более определенно указал на то, что Германия, помогая прибалтийским государствам, сможет распространить свое влияние и на Россию. И так как в силу целого ряда обстоятельств Антанта не могла уже оставлять в стороне политику Германии, то в сентябре 1919 г. был созван на заседание так называемый Совет пяти – совет представителей пяти великих держав – специально для разбора этого злободневного для Антанты вопроса. Совет пяти, заслушав доклады генерала Гауга, маршала Фоша и генерала Вейганда о положении в Прибалтике и установив, что немецкие войска Кольмара фон дер Гольца представляют реальную опасность интересам Антанты, решил послать категорическую ноту германскому правительству с требованием немедленного очищения Прибалтики. В случае неисполнения этого требования Германия лишалась снабжения продовольствием и предметами первой необходимости.
Германское правительство, не желая обострять отношения со своими победителями и, с другой стороны, не желая выводить свои войска из Латвии и Литвы, решилось на проведение своего хитрого, но сшитого белыми нитками плана. Армия фон дер Гольца была расформирована, а немецкие солдаты перешли на службу во вновь организованную Западную русско-немецкую добровольческую армию под командованием П. М. Авалова-Бермондта. Но так как во вновь организованной армии ⅘ всего состава ее представляли немцы, а сам П. М. Бермондт являлся немецким ставленником, то эта так называемая «русско-немецкая» армия являлась, по существу, прежней армией фон дер Гольца, только с добавлением незначительного числа бывших военнопленных в Германии и в Австрии русских солдат. Этим маневром германское правительство хотело ввести в заблуждение представителей Антанты и на все их дальнейшие требования отвечало тем, что немецких частей в Прибалтике уже нет, что армия фон дер Гольца расформирована, что сам он отозван в Германию и что вновь образовавшаяся армия П. М. Авалова-Бермондта не входит в подчинение германского правительства.
Густав Носке, старавшийся всяческими способами, не останавливаясь даже перед искажением истины, доказать непричастность германского правительства к авантюре фон дер Гольца, а впоследствии П. М. Авалова-Бермондта, так описывает эту комбинацию с армией: «Когда союзники потребовали от нас в сентябре немедленной эвакуации Литвы и Курляндии, тамошнее военное начальство напало на мысль перейти к русским, т. е. попросту объявить себя русскими и таким образом изменить положение дела».
Однако причастность германского правительства и, в частности, самого Г. Носке к реорганизации немецкой армии К. фон дер Гольца вскрыта П. М. Аваловым-Бермондтом в цитированной уже его книге «В борьбе с большевизмом». Там Авалов прямо говорит, что от Носке он получил определенную поддержку и в его лице увидел одного из ярых сторонников оставления немецких частей на территории Прибалтики.
Эта продолжавшаяся борьба двух империалистических коалиций была тесно переплетена с усиленной подготовкой второго наступления на Петроград. Одновременно с оказанием помощи Северо-западной армии Англия стала укреплять свое влияние в Прибалтике и, рассчитывая на успех юденичской армии, подготавливала последнюю к окончательной ликвидации всех империалистических попыток Германии. Наступление Юденича на Петроград и предполагавшееся занятие белыми всего Петроградского района наносило бы двойной удар и по Советской республике, и по буржуазной Германии, выбивая из-под ног последней объект ее вожделений – Прибалтику.
Следовательно, продолжавшаяся в Прибалтике борьба англо-французского и германского империализма являлась одним из основных мотивов, приковывавших внимание Англии к судьбам Северо-западного участка фронта РСФСР.
Естественно, что первым вопросом по пути осуществления нового курса для английского империализма являлся вопрос о лицах, могущих возглавить поход Северо-западной армии на Петроград.
Генерал Юденич, не получавший с начала 1919 г. никакой реальной помощи от Антанты и поддерживаемый активно только лидерами русского белогвардейского стана, вынужден был действовать на свой страх и риск. Но принятая им и его Политическим совещанием антантовская ориентация должна была предопределить дальнейший общий ход развертывавшейся гражданской войны на северо-западе России.
В вопросе назначения главнокомандующего Северо-западной армией трудно проследить какие-нибудь определенные взгляды Англии. Последняя просто подошла к этому вопросу. Даже и будучи формальной сторонницей буржуазно-демократического режима в России, Англия не протестовала против назначения в июне приказом адмирала Колчака главнокомандующим белыми войсками на Северо-западном фронте генерала Юденича, разделявшего взгляды монархической реставрации. История образования Северо-западного правительства вскрыла тот основной принцип, которым руководствовался английский империализм в подобных случаях. Силой своей материальной поддержки Англия вольна была концентрировать внимание русской белогвардейщины на каком-нибудь своем избраннике, так же как и в любой момент лишением соответствующей поддержки убрать его со сцены. Именно в этом следует искать разгадку того, что представители Генерального штаба Англии со второй половины 1919 г. приступили к оказанию непосредственной помощи Северо-западной армии и ее главнокомандующему генералу Юденичу. Опасения насчет того, что вся помощь Англии, оказывавшаяся генералу Юденичу, будет им использована не на пользу Англии, а для воссоздания «единой, неделимой великой России» – конкурента английского империализма на Востоке – нисколько не тревожили буржуазию Англии, поскольку и само второе, октябрьское, наступление белых на Петроград было одной из последних ставок английского империализма. Будучи одной из основных и решающих сил в Прибалтике и гегемоном в стане русской контрреволюции на Петроградском фронте, Англия в конечном итоге переоценила свои материальные возможности и недооценила той потенциальной силы, которая поднимала миллионные массы трудящегося населения, сопутствовала победам Красной армии и решила участь всей русской контрреволюции.
Генерал Юденич еще задолго до получения официального назначения от адмирала Колчака предпринимал шаги к осуществлению фактического своего руководства над находившейся в Эстонии, а затем перешедшей в наступление на Петроград белогвардейской армией. Первая юденичская попытка встать во главе Северного корпуса относится к концу февраля 1919 г., когда в Эстонию был командирован генерал Е. А. Арсеньев. Последний по прибытии в Эстонию имел разговор с эстонским министром иностранных дел Штрандманом, которому изложил политическое «кредо» гельсингфорсской организации. За такую откровенность лазутчику Юденича «почти что предложили отбыть обратно».
Через непродолжительное время, в марте, в Ревель прибыла вторая миссия в составе князя В. М. Волконского, С. Г. Лианозова и генерала А. А. Гулевича, поставившая себе целью соблазнить эстонское правительство за допущение Юденича к распоряжению Северным корпусом и за военную помощь эстонских отрядов защитой в будущей России «культурных и религиозных интересов» эстонского народа. Из этой попытки также ничего не вышло, и делегация вынуждена была ни с чем вернуться обратно в Гельсингфорс.
В таком положении постороннего свидетеля развивавшихся событий на Петроградском фронте летом 1919 г. был генерал Юденич вплоть до 14 июня 1919 г., когда была получена телеграмма от верховного правителя адмирала Колчака от 5 июня о назначении Юденича главнокомандующим «всеми российскими вооруженными сухопутными и морскими силами, действующими против большевиков в Прибалтийском районе». Через два дня Юденич получил извещение о том, что в его распоряжение правительство адмирала Колчака перевело один миллион франков. После же образования Северо-западного правительства и фактического вступления Юденича в должность главнокомандующего Северо-западной армией совет министров колчаковского правительства 5 сентября 1919 г. постановил:
«Разрешить военному министру отпустить в распоряжение генерала Юденича тридцать восемь миллионов крон на содержание и снабжение его армии в счет имеющего быть представленным генералом Юденичем перечня расходов по чрезвычайному сверхсметному кредиту на нужды военного времени» [250] .
При наличии в конце июня 1919 г. одного миллиона франков Юденич почувствовал под собой довольно твердую почву и решил навестить войска Сев. – зап. армии.
23 июня он уже издал свой первый приказ по Сев. – зап. армии, в котором извещал всех о полученном им от адмирала Колчака назначении. С 23 по 26 июня Юденич объезжал фронт белой армии и благодарил офицеров за их службу.
Несмотря на интриги штаба армии и скрытое недовольство некоторой части старших командиров, Юденич все же получил возможность фактически стать во главе белой армии.
Один из белых генералов Северо-западной армии, генерал Ярославцев, по этому поводу говорил: «Все-таки Юденича пришлось принять, так как с его приездом ожидалась помощь от Колчака, материальная и моральная от англичан и американцев и содействие активным выступлением со стороны Эстонии и Финляндии».
Происшедшая таким образом реализация юденичских давнишних планов должна была придать более законченный характер всей контрреволюционной авантюре, питающейся не столько внутренними соками своего собственного организма, сколько поддержанной материальной помощью извне.
Петроградский фронт приобретал самодовлеющее значение.
Перемена командующих, получение помощи от Колчака, новый этап в политике английского империализма – все это являлось первоначальным мероприятием по возведению грандиозного по своему замыслу контрреволюционного сооружения. Вся черновая работа в этом деле ложилась на русских белогвардейцев, общее же руководство работами, как и составление основного проекта с его тщательной «художественной» отделкой принадлежало первоклассным империалистических дел мастерам – английским генералам.