В апреле 1919 г. на нескольких предварительных совещаниях руководителей Северного корпуса был решен вопрос о переходе частей корпуса в наступление. Инициатива в этом деле исходила от группы офицеров во главе с командиром 2-й бригады корпуса генерал-майором А. П. Родзянко, который всеми доступными ему способами старался стать во главе Северного корпуса. Командовавший корпусом полковник К. К. Дзерожинский не отличался инициативностью и вследствие этого вызвал недовольство в среде своих подчиненных. Русские контрреволюционные организации Ревеля также считали необходимым перемену командующих и развили большую агитационную работу за кандидатуру Родзянко. Эстонский главнокомандующий генерал И. Я. Лайдонер в свою очередь в беседе с Родзянко высказывал желание видеть последнего на посту командующего Северным корпусом. Вся эта подготовительная работа в отношении перемены командующих носила вполне открытый характер и заставила полковника К. К. Дзерожинского дать обещание в личной беседе с Родзянко о передаче ему командования. Однако никакой перемены в командовании корпусом не произошло, и полковник Дзерожинский оставался на своем посту до середины мая 1919 года.
На одном из совещаний группы генерала Родзянко было признано необходимым начать сосредоточение всех частей корпуса в районе г. Нарвы. Это решение было санкционировано эстонским главнокомандующим, и по приказу последнего эстонские войска должны были сменить 2-ю бригаду Северного корпуса, находившуюся в Юрьевском районе.
В конце апреля 1919 г. части 2-й бригады перешли в г. Нарву и временно расположились на Кренгольмской мануфактуре. Штаб корпуса в это время из г. Ревеля переехал в г. Везенберг.
Находившаяся в Нарвском районе 1-я эстонская дивизия расположена была по левому берегу р. Наровы, и только перед г. Нарвой и Хунгербургом части ее выступали вперед на 2–3 километра. Штаб дивизии находился на ст. Вайвара.
1-я бригада Северного корпуса расположилась южнее г. Нарвы, в дер. Усть-Жердянка, Криуши, Омут, Скорятина гора, Б. и М. Загривье. Кондуши, Радовели и Заборовье. В дер. Скамья и Сыренец стоял Балтийский полк со своим конным отрядом.
Вскоре с согласия командира 1-й эстонской дивизии генерала А. И. Тениссона началась переброска частей 2-й бригады в район расположения 1-й бригады Северного корпуса, за исключением одного Талабского полка, который по приказу занял позицию у Хунгербурга. Штаб 2-й бригады переехал в начале мая в дер. Князь-Село.
План летних операций частей Северного корпуса, разработанный генералом Родзянко, полковником Ветренко и начальником штаба 2-й бригады поручиком Видякиным, сводился к следующему: сводный отряд в составе Балтийского полка, Конного эскадрона того же полка, партизанского отряда имени С. Н. Балаховича под командой капитана Григорьева, конного полка имени Балаховича под командой штаб-ротмистра И. Н. Булак-Балаховича имел задачей занятие г. Гдова; отряд полковника Ветренко (Волынский и Талабский полки, при 2 орудиях), сосредоточившись у дер. Радовели, должен был действовать в направлении дер. Гостицы и занять переправы на р. Плюсса; отряд полковника графа И. К. Палена (Островский полк и отряд полковника Бибикова, при 2 орудиях), сосредоточившись в дер. Кондуши, – действовать на дер. Поля – Гавриловская; отряд полковника Георга (офицерская рота и Ревельский полк) должен был занять ст. Низы. При удачных результатах наступления начальник 1-й эстонской дивизии генерал Тениссон обещал перебросить в г. Нарву из района Хунгербурга батальон Талабского полка.
Накануне общего наступления один партизанский отряд под командованием поручика Данилова, переодевшись в красноармейскую форму, должен был переправиться через реку Плюссу, выйти незаметно в тыл красных частей и там занять узлы дорог.
Дальнейшие действия частей корпуса зависели от их первоначального успеха, но все же в плане было отмечено, что части должны развивать свое наступление к югу от г. Гдова и, оставив заслон по направлению к г. Луге, двинуться на жел. – дор. ст. Веймарн – дер. Килли. При таком движении к линии железной дороги Ямбург – Гатчина части белых выходили в тыл Ямбургской группе советских войск. При последующих обсуждениях этого плана было решено, что в случае успеха на р. Плюссе три левые группы корпуса соединяются под общим командованием полковника графа И. К. Палена и ведут форсированное наступление в тыл Ямбурга, имея задачей захватить жел. – дор. ст. Веймарн, отрезать красноармейские части от форта Красная горка и перерезать Петроградское шоссе у дер. Малли.
Этот общий план наступления был одобрен командующим корпусом полковником К. К. Дзерожинским и эстонским главнокомандующим генералом И. Я. Лайдонером.
10 мая стало известно, что со стороны эстонского командования будет предпринята операция по высадке десанта численностью до 400 штыков у пристани Пейпия (Копорский залив) для нанесения вспомогательного удара на дер. Котлы. Английская эскадра и эстонские военные суда должны были обеспечить с моря высадку этого десанта.
Переход в общее наступление был назначен на 4 часа 13 мая 1919 г. Отряд поручика Данилова должен был начать выполнение поставленной ему задачи 12 мая вечером. Кроме этого, каждая из групп корпуса по распоряжению своих начальников должна была выслать партии разведчиков для действий в тылу красноармейских частей и порчи в нескольких местах жел. – дор. полотна, преследуя цель захвата трех бронированных советских поездов, курсировавших по линии г. Гдов – ст. Низы.
Последние указания для частей корпуса накануне перехода их в наступление сводились к уточнению оперативных задач и заключались в следующем: полковник С. Н. Булак-Балахович должен был выслать конный полк в тыл красных для порчи жел. – дор. полотна в районе дер. Пелеши, Подобручье, с остальными частями отряда идти на г. Гдов. После занятия г. Гдова конный полк должен был двигаться вдоль р. Плюссы на дер. Чернево, а остальные силы – занять базу Чудской озерной флотилии Раскопель. Полковнику Ветренко – занять жел. – дор. участок Гостилицы – Пелеши, взорвать полотно железной дороги, захватить красный бронепоезд и двигаться на дер. Б. и М. Руя, Выскатку и Кураплешево, одновременно выставив заслон от озера Долгое до реки Плюсса. Графу Палену – занять жел. – дор. участок дер. Поля – Гостицы и двигаться на дер. Попкову Гору и Кураплешево. Полковнику Георгу – занять ст. Низы и дер. Поля, дер. Монастырей и Тихвинку. Резерв корпуса должен был сосредоточиться в районе дер. Гостицы – ст. Низы.
Общий замысел всей летней операции, по словам генерала Родзянко, исходил из необходимости расширить плацдарм для более широких белых формирований и выйти из положения зависимости от Эстонии. Одновременно с выработкой оперативного плана поднимался основной вопрос о цели самого наступления и в связи с этим об основном операционном направлении. Генерал Родзянко не считал целесообразным вести наступление по кратчайшему направлению на Петроград. Действия же в Псковском районе с дальнейшим направлением на Новгород – Чудово – Ладожское озеро, по мнению генерала Родзянко, имели больше шансов на успех вследствие того, что «население Псковской и Новгородской губерний, по имевшимся сведениям, питало к нам больше симпатии и, наверное, принесло бы армии больше пользы, чем рабочие и потерявшие человеческий облик интеллигенты Петрограда».
Эту точку зрения разделял формально и эстонский главнокомандующий генерал Лайдонер, который подходил к вопросу занятия Петрограда как к вопросу политическому. Однако формальные соображения не всегда соответствуют действительному ходу мыслей. Следуя тенденциям молодой эстонской буржуазной государственности, преследовавшей свои собственные на советской территории цели, генерал Лайдонер, санкционировав переброску 2-й бригады Северного корпуса в район г. Нарвы, включил псковское направление в сферу действий эстонских войск.
К моменту перехода в наступление Северного корпуса части 7-й советской армии располагались по фронту от Онежского до Чудского озер, общим протяжением около 600 км. Этот общий фронт 7-й армии был разделен на три участка: Междуозерный (между Онежским и Ладожским озерами), Карельский (перешейки между Ладожским озером и Финским заливом) и Нарвский (от Финского залива до г. Гдова).
Южнее г. Гдова и до озера Мурати располагалась Красная эстонская армия, которая с конца апреля 1919 г. должна была перейти в наступление в направлении на г. Верро, в обход Псковского и Чудского озер с дальнейшей задачей двигаться совместно с левым флангом 7-й армии на г. Ревель.
Командование 7-й армии из трех своих боевых участков наибольшее внимание уделяло Междуозерному, где велась борьба за г. Олонец, и Карельскому участкам. Гипноз ожидавшегося наступления со стороны Финляндии настолько овладел командованием 7-й армии, что последнее в своих оперативных расчетах при очередных перегруппировках недооценивало силы Северного корпуса.
На Нарвском боевом участке фронта 7-й армии располагалась одна 6-я стрелковая дивизия (начальник дивизии – Фрейман), состав которой был чрезвычайно разношерстный, что затрудняло нормальное руководство этими частями. Фронт дивизии был разделен на свои три боевых участка и тянулся по левому берегу р. Луги, от с. Илькино на с. Фитинка, Коростель, Федоровка, Кейкино, мыза Лом (правый боевой участок – 2-я бригада 19-й стрелковой дивизии без 167-го стрелкового полка, под начальством командира бригады Александрова); от мз. Лом до с. Карлово (средний боевой участок – 4-й эстонский и 51-й стрелковые полки под общей командой командира 1-й бригады 6-й стрелковой дивизии Ярчевского); дальше – фронт 6-й дивизии шел по левому берегу р. Плюсса, вдоль железнодорожного полотна от с. Низы на ст. Гостицы и далее до стыка с Чудским участком Красной эстонской армии (левый боевой участок – 167-й (без одного батальона) и 53-й стрелковые полки, партизанский отряд Евсеева и одна батарея, под общим начальством командира 3-й бригады 19-й стрелковой дивизии бывш. генерала А. П. Николаева; штаб участка – с. Попкова Гора). Резерв дивизии находился в районе г. Ямбурга.
Артиллерия (большая часть легкой и вся тяжелая) была сосредоточена преимущественно на среднем, более ответственном боевом участке.
Соотношение сил двух сторон было не в пользу 6-й дивизии. На протяжении всего своего фронта в 100 км 6-я дивизия располагала 2700 штыками при 12 легких и 6 тяжелых орудиях.
Силы Северного корпуса, его главной группы, состоявшей из трех колонн, насчитывали около 2500 штыков при 6 орудиях и 30 пулеметах. Общая боевая численность (включая и группу полковника С. Н. Булак-Балаховича, гдовского направления) всех частей корпуса, сосредоточенного на фронте в 35 км, едва ли значительно превышала 3000 штыков и сабель при 8–10 орудиях. Всего едоков в корпусе числилось 5500 чел., в том числе 400 чел. при всяких штабных учреждениях. Таким образом, только один средний подсчет плотности фронта двух сторон дает больше чем тройной перевес противнику. На 1 км фронта 6-я стрелковая дивизия имела 27 чел., Северный корпус – 100 чел. В действительности при неравномерном распределении сил по фронту 6-й стрелковой дивизии численное превосходство противника было еще более значительно в отношении частей левого боевого красного участка.
Такое соотношение сил и их расположение всецело способствовали успешным операциям частей Северного корпуса. На боевом участке 6-й стрелковой дивизии, против которого была сосредоточена основная группа Северного корпуса, красноармейские части несли сторожевое охранение в виде отдельных застав. Единственная батарея участка находилась у с. Гавриловское. Никаких укреплений левый участок не имел, отсутствовали таковые и в тылу. Следовательно, после прорыва красного фронта белые имели возможность развивать свое дальнейшее наступление в глубокий тыл среднего боевого участка 6-й стрелковой дивизии. До перехода в общее наступление белых на фронте 6-й стрелковой дивизии, на ее правом и среднем участках, были поиски разведчиков и отдельные боевые столкновения за обладание некоторыми селениями. Только на левом боевом участке в начале мая установилось некоторое затишье, которое усыпило бдительность расположенных на нем частей.
Противник свой удар и направил на этот участок советского фронта.
Согласно оперативному плану наступления Северного корпуса, партизанский отряд поручика Данилова, численностью в 260 штыков и 6 чел. из подрывной команды, сняв свои отличительные знаки, под видом красноармейцев в ночь на 13 мая 1919 г. скрытно подошел по лесистой местности к с. Попкова Гора, занял перекрестки дорог и перерезал все телефонные провода. В этом селе был расположен штаб левого боевого участка 6-й стрелковой дивизии во главе с начальником участка командиром 2-й бригады 19-й стрелковой дивизии, бывшим генералом А. П. Николаевым. Белогвардейцы неожиданным нападением рассеяли красноармейские части и захватили в плен в с. Большая Руя А. П. Николаева, который утром 13 мая обходил район своего участка. Были захвачены и остальные работники штаба участка, за исключением начальника штаба Силкина, которому удалось скрыться.
Захваченный в плен А. П. Николаев подвергся сразу же целому ряду издевательств, которые не прекратились и тогда, когда к нему подъехал поручик Данилов. Будучи плененным, Николаев проявил исключительное для него, как бывшего генерала и человека в возрасте 59 лет, геройство и глубокую преданность Советской власти. Он категорически отказался служить белому делу и был повешен белогвардейцами на площади в Ямбурге.
Ровно в 3 часа 13 мая перешли в наступление главные силы Северного корпуса. Высланные ими вперед партии разведчиков подорвали в нескольких местах железнодорожное полотно и отрезали путь отступления двум советским бронепоездам, курсировавшим по линии железной дороги Нарва – Гдов, и захватили батарею у с. Гавриловское.
Генерал Родзянко лично руководил операцией. После форсирования всеми частями корпуса р. Плюссы он приказал полковнику Ветренко двигаться форсированным маршем к переправам через р. Лугу у с. Сабек – Лычно и дальше в направлении железнодорожной ст. Веймарн, к востоку от которых он должен был взорвать железнодорожный путь. Полковнику графу И. К. Палену было приказано от Павловской горы двигаться на подводах к с. Муравейно и ст. Веймарн, имея в виду в дальнейшем движение на Килли-Макли, что северовосточнее от Ямбурга. Полковнику Георгу было приказано передать Ревельский полк, который находился в районе с. Монастырей, в отряд полковника графа Палена.
К 15 мая весь район левого боевого участка 6-й стрелковой дивизии между р. Плюсса и р. Луга был захвачен противником.
На правом и среднем участках дивизии положение по-прежнему было устойчивым.
Начальник 6-й стрелковой дивизии 15 мая, после выяснения положения, решил образовать в районе ст. Веймарн группу для обеспечения станции от захвата противника. Аналогичное решение было принято и командующим 7-й армией. Однако время не позволило сорганизовать эту группу, так как противник к вечеру 16 мая овладел ст. Веймарн и разъездом Тикопись и утром 17 мая подошел к с. Керстово.
С 15 мая начались активные действия и на правом участке 6-й стрелковой дивизии, где стали высаживаться с судов, вошедших в р. Лугу, группы противника неопределенной численности (от 150 до 300 чел.). Части этого десанта высадились у с. Остров и повели наступление на с. Б. Куземкино и Получье.
В Кронштадте в это время было получено следующее радио:
«За нами идет эскадра с десантом и продовольствием. На фронтах сдаются без боя. Не губите жизней и народного дела и приготовьтесь к сдаче, друзья России. Родзянко » [98] .
Только на одном среднем участке положение дивизии было устойчивым, но и здесь под угрозой обхода противника обстановка быстро менялась.
После выхода белых к ст. Веймарн 16 мая был дан приказ об отступлении 6-й стрелковой дивизии. Отступление носило беспорядочный характер, части наталкивались на противника, бросали артиллерию и сами рассеивались. Общего руководства отступавшими частями не было, так как штаб дивизии потерял связь с большинством частей и сам переехал на ст. Вруда.
В г. Ямбурге были оставлены из-за невозможности вывезти по железной дороге большие запасы продовольствия и снаряжения. Железнодорожный мост через р. Лугу был неудачно подорван, чем также не замедлил воспользоваться противник.
17 мая на побережье Копорского залива у сс. Пейпия, Систо-Палкино и Долгово был высажен новый десант ингерманландцев, который совместно с Островским полком Северного корпуса действовал в районе сс. Копорье и Систо-Палкино.
Главная группа противника к этому времени оперировала вдоль Балтийской железной дороги. 18 мая части этой группы внезапным налетом овладели ст. Вруда, где захватили красный бронепоезд. Очередные попытки советского командования образовать линию сопротивления противнику успехом не увенчались. Части были предоставлены сами себе и находились в состоянии полной деморализации. Некоторые группы местного населения оказывали к тому же поддержку белым и производили отдельные налеты на красноармейцев.
В этих условиях противник имел возможность развивать свой успех и дальше. 20 мая им была захвачена железнодорожная ст. Волосово, а к вечеру и ст. Кикерино. Штаб среднего боевого участка переехал в г. Гатчину.
К 24 мая стали прибывать на фронт воинские части, отдельные партизанские и коммунистические отряды, кавалерийские отряды, орудия, бронелетучки. Все это дало возможность несколько стабилизировать положение фронта, линия которого к 24 мая проходила от с. Долгово, на сс. Готобужи, Воронино, Анташи (для вновь сформированной сводной Балтийской дивизии; начальник дивизии – А. И. Тарасов-Родионов, штаб дивизии – в г. Ораниенбауме); Анташи, Ожогино, Горки, Пульево, Донцы – Б. Дивенка (для частей 6-й стрелковой дивизии; начальник дивизии – Окулов – Римский-Корсаков; штаб дивизии – в г. Гатчине).
Разграничительная линия между сводной Балтийской и 6-й стрелковой дивизиями проходила через г. Красное Село, Кипень, с. Бегуницы (все пункты для 6-й дивизии включительно).
Общее руководство этими двумя дивизиями, составившими группу нарвского направления, было возложено на Иванова; границы действий группы проходили по южному берегу Финского залива, за исключением Красногорского укрепленного района, по верхнему течению р. Плюсса, до параллели г. Гдова. Штаб группы был расположен в Гатчине.
Одновременно с этим член РВС 7-й армии В. С. Шатов был назначен начальником тыла Нарвского участка в границах от побережья Финского залива до р. Плюсса (на юго-западе) и до железной дороги Петроград – ст. Батецкая (на востоке). Обязанностью начальника тыла являлась борьба с дезертирством и формирование красноармейских частей из различных отрядов.
Между группой нарвского направления и Лужским участком, входившим в район действий Красной эстонской армии, разграничительная линия проходила от жел. – дор. ст. Мшинская до озера Самро.
Впоследствии произошли изменения в системе управления на всем фронте 7-й армии. Сводная Балтийская дивизия была расформирована, и части ее влились в 6-ю стрелковую дивизию. Эстонская Красная армия была переименована в Псковскую группу, которая с Лужским участком перешла в подчинение Южной группе 7-й армии. Командующим этой Южной группой 3 июня 1919 г. был назначен начальник штаба Красной эстонской армии А. И. Корк.
Нарвский и Карельский участки 7-й армии составили Северную группу под командованием Блюмберга.
Таким образом, главные силы Северного корпуса, начав наступление 13 мая, к началу июня 1919 г. заняли обширную территорию по кратчайшему направлению на Петроград.
Такие же успехи имел отряд С. Н. Булак-Балаховича, который из района с. Скамья двинулся на Гдов. Слабые по численности и не вполне боеспособные красноармейские части не могли оказывать сопротивление противнику и отступили. 15 мая Булак-Балахович взял г. Гдов.
Командующий Красной эстонской армией в связи с падением Гдова и нависшей угрозой для Чудской озерной флотилии дал приказ последней эвакуировать свою базу Раскопель и перейти в Псковское озеро. При эвакуации база и пороховой погреб были взорваны, часть снарядов была затоплена, некоторая часть имущества и вооружения была вывезена на подводах. Личный состав базы в количестве 67 человек с начальником базы Афанасьевым выступил утром 20 мая походным порядком на дер. Голодуша. Ушедшие же в Псков два парохода флотилии, «Ольга» и «Ермак», под начальством комиссара базы Морозова дошли до дер. Островец и, обстреляв артиллерийским огнем дер. Островец и Подборовье, повернули назад и направились к реке Кунест, где передались Булак-Балаховичу. На «Ольге» ушло 20 военных моряков, на «Ермаке» – 5. Изменники захватили с собой 19 000 руб. казенных денег.
Отряд Булак-Балаховича вскоре вышел к реке Желча, на которой все мосты были взорваны находившимися по другой стороне ее красноармейскими частями. Из отряда Булак-Балаховича Балтийский полк был переброшен на усиление группы полковника графа Палена. На этом рубеже установилось временное равновесие двух сторон, которое было нарушено только с переходом в наступление на г. Псков 2-й эстонской дивизии.
К этому времени относится формальное вступление генерала Родзянко в должность командующего Северным корпусом. Осуществляя фактическое руководство наступлением корпуса, генерал Родзянко, воспользовавшись временным отъездом полковника Дзерожинского в Ревель, отдал приказ о своем вступлении в должность командующего корпусом. После же возвращения из Ревеля полковника Дзерожинского Родзянко предложил ему пост командира частей среднего боевого участка на правах командира бригады. Дзерожинский предложение принял и получил впоследствии от Родзянко чин генерал-майора.
Все силы Северного корпуса к 24 мая 1919 г. имели три боевых участка: 1) северный, от Финского залива до с. Сабека, под командованием полковника графа И. К. Палена; 2) средний, от с. Сабека до р. Плюссы, под командованием полковника К. К. Дзерожинского и 3) южный, Гдовский, от р. Плюссы по р. Желче, под командой полковника С. Н. Булак-Балаховича.
Новый командующий корпусом генерал-майор Родзянко развил усиленную деятельность в целях закрепления достигнутых майским наступлением результатов. Начальником тыла он назначил произведенного им в генералы К. А. Крузенштерна, которому были подчинены вновь назначенные начальники – снабжения, военных сообщений и управляющий гражданской частью.
Одновременно с этой работой Родзянко пытался найти помощь извне для укрепления белого фронта.
Буржуазия Эстонии и Финляндии, разумеется, преследовала свои цели в борьбе с Советской республикой. Успехи русских белогвардейцев вывели из состояния относительной пассивности эти внутренние силы буржуазной Эстонии и Финляндии и заставили их в свою очередь поторопиться с реализацией своих скрытых планов. В этом они имели поддержку и заверение от Антанты, которая устами французского министра иностранных дел Абрами заявила, что она «окажет деятельную помощь против большевизма окраинным национальностям путем доставки им оружия, денег, обмундирования, экипировки и продовольствия».
Несмотря на довольно сильную оппозицию, представители торгово-промышленной буржуазии Финляндии и Эстонии решили принять прямое участие в борьбе с Советской республикой.
Еще в двадцатых числах апреля 1919 г. из Финляндии, со стороны Сердоболя, была выброшена так называемая Олонецкая добровольческая армия силою около 2000 чел. под командованием известного впоследствии руководителя террористических организаций в СССР, расстрелянного 9 июня 1927 г. по постановлению коллегии ОГПУ в числе «двадцати» белогвардейцев, – штаб-ротмистра Г. Е. Эльвенгрена. Последний со своей «армией» имел целью завоевание Восточной Карелии и присоединение ее к Финляндии. Для осуществления этого плана Олонецкая добровольческая армия получила задачу перехватить Мурманскую железную дорогу и действовать по линии Званкы – Лодейное Поле – Петрозаводск. В случае успеха боевых действий финляндское правительство без всякой предварительной подготовки общественного мнения, что не прошло бы безболезненно, и без объявления войны оказалось бы втянутым косвенными путями в войну с Советской Россией.
Эльвенгрен, наступая на г. Лодейное Поле в мае 1919 г., имел в виду воспользоваться отвлечением сил Красной армии от Петрограда в связи с успехами Северного корпуса.
Для завуалирования истинных намерений финской буржуазии отряд Эльвенгрена считался «повстанческим» и действовал формально – по призыву бутафорской «Карельской делегации». При отряде находилось «временное правительство», имевшее целью подготовить созыв Национального собрания для санкционирования присоединения Восточной Карелии к Финляндии. Представители буржуазной Финляндии и, в частности, председатель финляндского правительственного совета Кастрен на запрос социал-демократической фракции в сейме сказал, что «правительство не запретило финнам-добровольцам идти помочь своим братьям-карелам, бежавшим на эту сторону границы [так называемой «Карельской делегации»], также правительство не отказало им и во всем снаряжении».
Правительство Финляндии не только снабдило и вооружило «добровольческую Олонецкую армию», но и укомплектовало ее значительным количеством финских офицеров, которые за время действий Олонецкой армии в Восточной Карелии считались по приказам финской армии находившимися в длительном отпуске.
Интересно, что истинные намерения Олонецкой армии, так старательно затушевывавшиеся финской буржуазией, были во всей их неприглядности вскрыты дебатами в финском сейме 30 апреля 1919 г.
Так, социал-демократический депутат Котонен в своем запросе правительству говорил: «Среди добровольцев-дружинников, быть может, и есть люди, идейно настроенные, но за спиной стоят спекулянты, кидающие хищные взоры на местные богатства Олонецкого края. И неудивительно, так как в составе Олонецкого правительства [ «Временного правительства»] заседают два представителя компании по эксплуатации лесных участков».
Вторгнувшись в пределы Советской Карелии, Олонецкая добровольческая армия вначале имела успех, но затем в течение двухмесячной борьбы с Красной армией была разбита и рассеяна.
Другой, почти аналогичной по своему замыслу и мотивам попыткой воспользоваться наступлением Северного корпуса на Петроград в своих целях является действие эстонских войск в псковском направлении.
Эстонские войска, состоявшие летом 1919 г. из трех пехотных дивизий и одной дивизии бронированных поездов, вели бои с советскими частями как с Северной, так и с Южной группами 7-й армии. При майском наступлении Северного корпуса эстонцы производили десантные операции в Лужском и Копорском заливах, тем самым способствуя успехам русских белогвардейцев. Однако эта второстепенная роль не могла удовлетворить аппетиты эстонской буржуазии, интересы которой требовали самостоятельных активных действий белоэстонских войск на псковском направлении.
Вскоре представилась возможность реализовать эти планы, так как неудачное наступление 11-й стрелковой дивизии на Мариенбургском участке и отход ее южнее от железной дороги Верро – Псков имели своим следствием активность белоэстонцев на печорском и чудском направлениях Псковского боевого участка. Беспорядочное отступление из Нарвского района 6-й стрелковой дивизии также способствовало продвижению белоэстонцев на Псков. Наконец, в конце мая 1919 г. стали сказываться стратегические последствия отбитого эстонцами в начале 1919 г. наступления Северной и Южной групп 7-й армии. Положение Красной латышской армии у Кальнцема и Митавы приняло чрезвычайно острый характер, граничивший с катастрофой, так как ее фронт был прорван соединенными силами балтийского ландвера, германской так называемой «железной» дивизии и русского белогвардейского отряда под командой ротмистра князя А. П. Ливена. Красная латышская армия вынуждена была отступить и в начале июня вышла на линию г. Остров – р. Вяда – оз. Лубань – р. Дубна – р. Западная Двина.
Все это в совокупности создавало вполне благоприятную обстановку для действий белоэстонцев на Псков в лице их 2-й стрелковой дивизии под командованием полковника Пускар.
Учитывая такое положение Пскова, генерал Родзянко вначале сам обратился к эстонскому главнокомандующему с ходатайством немедленно двинуть 2-ю эстонскую дивизию для занятия Пскова совместно с частями Северного корпуса. На это предложение эстонский главнокомандующий ответил, что он «не может руководствоваться советами Родзянко и будет действовать так, как подскажет сама обстановка». Только после того, когда и для самого Родзянко стало понятным, что «эстонцы хотят занять Псков самостоятельно», он прибыл в Гдов и стал требовать от Булак-Балаховича «возможно более энергичного продвижения в псковском направлении».
Однако русские белогвардейцы не успели войти в Псков первыми, так как 2-я эстонская дивизия, находясь на ближайших путях к городу, раньше начала наступление на Псков.
Положение Пскова стало тревожным уже с момента занятия отрядом Булак-Балаховича Гдова, так как фронт Псковского боевого участка представлял из себя «тонко натянутую нить, еле-еле сдерживавшую натиск противника». Тогда в Пскове было приступлено к эвакуации грузов 1-й очереди и к спешному формированию отрядов из коммунистов и членов профессиональных союзов. Первый такой отряд, численностью около 350 чел., выступил на фронт 21 мая, второй, силою около 200 чел., – 24 мая.
21 мая Псков и губерния были объявлены на осадном положении. Коммунисты, не занятые работой по эвакуации, были влиты в местный караульный батальон, который вокруг города выставил полевые заставы. На пожарной каланче был установлен наблюдательный пункт, так как предполагалось, что военные действия будут развертываться в непосредственной близости от города, в 11 км, на последней оборонительной линии.
Напряженное состояние Пскова усугублялось еще и тем, что находившиеся на Псковском участке фронта красные эстонские войска были ненадежны, на что указывали политические руководители 10-й стрелковой дивизии, поддерживавшие тесную связь с Псковским губернским комитетом РКП (б). Деятельность командования также давала повод заподозрить его в прямой преступности. Это выразилось в том, что незадолго до падения Пскова была предпринята переброска частей, способствовавшая ослаблению советского фронта.
Так, например, с левого, наиболее ответственного боевого участка, в районе мест. Старо-Изборск, был снят и переброшен на правый участок более или менее надежный 3-й эстонский полк, с правого же участка был снят и отправлен по железной дороге на ст. Струги Белые в армейский резерв 5-й Феллинский полк. Оставшийся на позиции 2-й эстонский полк был дезорганизован, и часть его была подготовлена к переходу на сторону белых. При таком положении левого боевого участка войска правого участка находились под угрозой быть отрезанными и сброшенными в Псковское озеро.
Вся артиллерия – 4 легких батареи и 1 тяжелая – была сосредоточена на среднем боевом участке в районе железнодорожной станции Ново-Изборск и на правом боевом участке, у юго-западного берега Псковского озера. Весьма показательным было также поведение работников отдела снабжения, так как в течение недели не выдавался фураж. Конский состав находился вследствие этого в состоянии изнеможения, а последнее ставило под угрозу артиллерию. В таких условиях на фронте стали циркулировать слухи о скором падении Пскова и даже намечался день – суббота, 25 мая.
Дальнейшие события вполне подтвердили сознательную, преднамеренную переброску частей с целью создания всех условий для быстрого захвата города эстонскими войсками. Измена командного состава 1-й эстонской советской дивизии в лице начальника дивизии Рита, командира бригады Айписа, командира 2-го эстонского полка и начальника штаба бригады, совместно с 1-м эстонским полком, занимавшим участок в районе г. Изборска, в ночь на 24 мая 1919 г. – была последним актом этой подготовительной предательской работы. Белоэстонцы, получив полную информацию о состоянии и расположении красноармейских частей, повели стремительное наступление на Псков.
Одновременно с изменой на фронте зашевелилась контрреволюция в тылу. В районе ст. Селезнево, на Псковско-Полоцкой железнодорожной линии, вспыхнуло дезертирское восстание, стремившееся распространиться к путям Псков – Двинск и Псков – Бологое. Вследствие этого восстания прекратилось железнодорожное движение по линии Псков – Полоцк. Вскоре это восстание удалось все же быстро ликвидировать специально посланными отрядами.
Вечером 23 мая, перед проходом военно-санитарного поезда, был взорван путь на железнодорожной линии Псков – Бологое, в 14 км от Пскова. Поезд потерпел крушение, и разбитые вагоны загромоздили путь. Этим актом белогвардейцы опять-таки имели в виду воспрепятствовать эвакуации Пскова, но цели своей не достигли, так как к утру 24 мая энергичной работой железнодорожников путь был восстановлен.
24 мая прекратилось сообщение с Петроградом вследствие порчи проводов и взрыва пути на перегоне ст. Плюсса – Струги Белые, а затем по этой же дороге был взорван мост на 72-м километре от Пскова. Одновременно с этим в Пскове произошел пожар на месте погрузки дымовых завес, повлекший за собою взрыв нескольких подрывных мин, хранившихся поблизости.
Положение в то время на фронте у Пскова характеризовалось следующей запиской, переданной П. А. Залуцким из Пскова Г. Е. Зиновьеву в Петроград 24 мая 1919 г. в 15 ч. 40 минут:
«Благодаря предательству начдива Рита наши части отошли от Старо-Изборска к Моглину. Броневик противника приостановлен на 17/8 версте нашим орудийным бронеавтомобилем. Артиллерия противника обстреливает Моглино. С левым флангом первой бригады потеряна связь, в каком направлении она отступает – неизвестно. Также неизвестно положение нашей артиллерии, цела она или нет. Как среднему правому участку, так и левому, где находилась первая бригада, неизвестно, оказался ли в мешке, обойденном противником, 1-й эстонский полк? или его увел на сторону белых Рит, потому что он пользовался в этом полку популярностью. 3-й Феллинский полк отступает и начинает сгруппировываться в Моглино. Возможно еще, что потерялись одна или две роты другого полка, какого точно – неизвестно. Чтобы исправить положение, на фронт брошены батареи 19-й дивизии и перебрасывается полк, предназначенный раньше для операции на гдовском направлении. В связи с создавшимся положением со Псковом, как видно, на гдовском направлении наше наступление замедлится. До предательства Рита было все сделано, чтобы Гдов через два дня был наш …» [109] .
В конце записки П. А. Залуцкий давал обещание в том, что он напишет специальный доклад о своих впечатлениях от осмотренных частей 7-й и Эстонской красной армий, об оторванности штабов, отсутствии руководства и организационного воздействия на массовую жизнь красноармейских частей.
Через непродолжительное время на вопрос Г. Е. Зиновьева о положении Пскова П. А. Залуцкий и Я. Ф. Фабрициус по прямому проводу сообщали:
«В Пскове пока положение ничего. Собираем у Моглино отступающие части. Броневые машины противника нашими броневыми машинами остановлены. Наши бронемашины занимают позиции на 12 версте, а теперь передвинулись на 14 версту от Пскова по рижскому шоссе. Противник прекратил артиллерийский огонь по Моглину. Вооружаем все, что только возможно, и отправляем на фронт. С левым флангом связь потеряна. Послали конными ординарцами приказ – куда им отступать. Наверно, 86-й и 87-й полки отступили к Мариенбургской группе. От них подробных сведений нет. Из среднего участка получено донесение от артиллерийских частей, что у них конский состав в батареях слабый и лошади не в состоянии вывести тяжелую батарею, но приняты все меры, чтобы спасти все орудия. Если противник большими силами не отрежет ее, то, думаю, спасем. В утреннем моем донесении оказались неправильности. Донесение начальника штаба эстонской дивизии Мазика, что к белым перешел Феллинский полк, оказалось неправильным. К белым перешел первый Ревельский полк, которым раньше командовал начдивэст Рит. Это был самый лучший и большой полк из эстонских полков.Фабрициус ».
Рит, уходя, захватил с собой секретный телеграфный шифр. Нами уже сообщено во Всероссийский главный штаб об этом. Отдано распоряжение 5-му полку вернуться обратно из Струг Белых на Псковский фронт, ожидаю его к 23 или 24 часам. На гдовском направлении пока все хорошо. Наступление противника остановлено. Наши части окопались по реке Желче. Противник пытался [произвести] высадку против селения Сомолвы, но нашим артиллерийским огнем отбит. Если только подойдут резервы с тыла, то, может быть, общими усилиями спасем положение Пскова.
На следующий вопрос из Петрограда – «каково общее количество войск, перешедших к белым», – Псков отвечал:
«Точно не установлено пока. Из всех эстонских частей ни на одну надеяться нельзя. Как выяснилось, начдив Рит и эстонские части имели связь уже около трех недель с белыми. Фронт будет открыт от Псковского озера до деревни Рачево. Русские части теперь благодаря открытию фронта отрезаны, сообщений с ними не имеется. Утром рано я говорил по телефону с командиром бригады Жучковым, который доносил, что после перехода роты, которая находилась в деревне Рачево, белые повели наступление и в этом прорыве ударили во фланг нашим частям. 85-й и 86-й полки, ввиду флангового удара, с боем отходили после этого. Связь прервана броневыми автомобилями противника, который теперь находится в тылу наших частей. Мы в Пскове, что возможно организуем и отправляем на фронт, но если не подойдет с тыла подкрепление, то удержаться мы не в состоянии и можем потерять всю артиллерию ».Фабрициус» [110] .
Из Петрограда сообщили в Псков, что все сказанное будет доложено И. В. Сталину и Г. Е. Зиновьеву, и вскоре после этого Г. Е. Зиновьев телеграфировал председателю Псковского губернского исполнительного комитета К. В. Гею, что подкрепления и новые руководители посланы.
Приведенные выше разговоры по прямому проводу свидетельствуют о той чрезвычайно серьезной и сложной обстановке, какая сложилась на подступах к Пскову. С другой стороны, они со всей определенностью констатируют отсутствие должного военно-политического руководства красноармейскими частями. Недостаточная осведомленность штабов о положении фронта еще более тормозила принятие срочных целесообразных мер к действительной обороне Пскова. Стоило только группе командного состава перейти на сторону белоэстонцев, как фронт, имевший до этого устойчивое положение, с чрезвычайной быстротой распадался, одни части преступно бежали, заставляя тем самым и другие части начать поспешное отступление.
Слабость красноармейских частей – и в отношении численности, и в отношении боеспособности – не давала возможности советскому командованию остановить их и занять новую линию обороны. Так, по состоянию на 24 мая в распоряжении командования Псковского боевого участка было всего около 527 штыков, в том числе 300 штыков совершенно неблагонадежного 6-го эстонского советского полка, которые занимали фронт протяжением около 20 км. 25 мая прибыли на подкрепление 5-й стрелковый полк – около 500 штыков и Псковский коммунистический батальон – около 230 штыков. Однако значение этих слабых сил еще больше умалилось вследствие измены у ст. Моглино того же 25 мая в 15 час. половины всего состава 6-го эстонского полка, что повлекло за собою оставление позиций 5-м стрелковым полком, обнажившим фронт вдоль полотна железной дороги и шоссе Псков – Печоры.
Вскоре белоэстонцы начали артиллерийский обстрел Омских казарм на окраине Пскова, и спустя часа полтора в городе уже появились бегущие красноармейские части. Отступившие в Псков батареи с большим запозданием по вине командования открыли огонь по противнику, причем их обстрел почти никакого вреда ему не нанес. Часть коммунистических сил была брошена на мост через р. Великую с задачей останавливать бегущих красноармейцев. Когда же бегство приняло массовый характер и противник подошел к самому городу, коммунисты Пскова были собраны в помещении комитета партии, а в 21 часу начали организованное отступление.
Противник стал обстреливать мосты и правый берег реки Великой и затем перенес огонь по вышедшим из Пскова войсковым обозам. Бой с белоэстонцами вели красные бронепоезда и броневики, которые пытались не допустить противника к пешеходному железному Ольгинскому мосту через р. Великую. С появлением же белоэстонских броневиков советские отошли за мост и уехали дальше в тыл. Прикрывать мост остался только один советский броневик, но и тот затем под натиском шести неприятельских броневиков отошел за мост. Белоэстонские бронированные автомобили, видя, что проход через мост открыт, ускорили ход и готовы были ворваться в город. Но в этот момент, около 23 часов 30 минут 25 мая, раздался страшный взрыв, и 15-саженный пролет моста, прилегавший к правому береговому устою, перешибленный зарядами, приподнялся в воздухе и затем рухнул в реку.
Этот удачный взрыв Ольгинского моста был произведен лично командиром 2-й роты 4-го минно-подрывного дивизиона А. А. Чечулиным, который, честно служа делу пролетарской революции, одновременно со взрывом моста и сам погиб на боевом посту, находясь на минной станции. Минировка Ольгинского моста производилась 2-й ротой 4-го минно-подрывного дивизиона, которая 23 мая в количестве 77 чел. прибыла в Псков в распоряжение штаба 10-й стрелковой дивизии; с 24 часов 24 мая она приступила к работе, закончив ее к 8 час. 25 мая. Весь необходимый материал для этих работ доставлялся на лодках по р. Великой за 2 км от моста. Главную же работу по минировке Ольгинского моста выполнял А. А. Чецулин. Взрыв моста был произведен согласно письменному приказанию инженера 10-й стрелковой дивизии, который еще заранее удостоверил личность того посыльного, с которым был прислан приказ о взрыве.
Белоэстонцы со взрывом моста на некоторое время были задержаны, их артиллерия и автомобили потеряли на длительный срок возможность вступить в Псков.
Красноармейцы-подрывники из 2-й роты в дальнейшем перешли на железнодорожную линию и взрывали ее. И эта работа была выполнена ими с честью в условиях чрезвычайно неблагоприятных. Им приходилось на дрезине подъезжать в сторону противника и под его артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем, не имея при себе не только оружия, но даже и необходимых для работ инструментов, руками делать углубление в земле под рельсами, класть заряд и затем взрывать железнодорожное полотно.
25 мая 1919 г., около 24 часов, Псков был оставлен Красной армией. Из Пскова было вывезено все ценное имущество и все советские учреждения, за исключением имущества почтово-телеграфного управления. Рабочим была выдана заработная плата по 24 мая, служащие в подавляющем большинстве рассчитаны не были, вследствие чего эвакуировалась из города незначительная их часть. Псковский Коммунистический отряд утром 26 мая прибыл на ст. Карамышево, там часть партийцев осталась в распоряжении штаба 10-й стрелковой дивизии, остальные же уехали в Великие Луки.
После ухода всех красноармейцев оставшиеся в Пскове советские служащие из бывших офицеров переоделись в офицерскую форму и ожидали прибытия эстонцев. В городе начался грабеж, буржуазия занялась перетаскиванием своей мебели из советских учреждений, громили лавки. Город был на некоторое время без власти.
Эстонцы ночью не решились переправиться значительными силами через р. Великую. Только в 1 час 26 мая на улицах Пскова появились два эстонских солдата с автоматами. Утром 26 мая в город вошел со стороны Крестов белоэстонский отряд в 60 чел., а затем прибыли штаб и комендатура. По прибытии эстонцев сразу начались доносы, аресты и расстрелы арестованных на берегу реки Великой – в ночь на 28 мая.
После падения Пскова председатель Псковского губисполкома К. В. Гей обратился с докладом в президиум ВЦИК, НКВД и ЦК РКП (б), в котором подробно излагал ход обороны Пскова. В своем заключении К. В. Гей совершенно правильно отмечал:
«Город не был сдан, он был предан изменой, что одновременно с бестолковыми распоряжениями командного состава и работой белогвардейских агентов в тылу привело наши части в такое состояние, когда они ни на что более, кроме как на отступление, не были способны» [115] .
После оставления Пскова части Красной армии стали отступать на г. Остров и Порхов и ст. Дно. К утру 26 мая с большим трудом командному составу удалось собрать около 200 штыков и установить посты по реке Кепь. Один из товарищей, работавших в то время на жел. – дор. станции Остров, пишет, что двигавшиеся из Пскова эшелоны были заполнены разложившимися красноармейцами – полузелеными, полукрасными:
«Шли артиллеристы – с орудиями, полной запряжкой, зарядными ящиками. Шли кавалеристы, пехота. Войско в полном снаряжении, но без команды».
В районе Острова красноармейцы останавливались, жгли костры, производили бесцельную стрельбу, глушение гранатами рыбы в реке Великой, грабили население.
27 мая стали подходить резервы общей численностью около 4000 штыков (88-й и 89-й стрелковые полки), но использованы они для перехода в немедленное наступление не были и по истечении 10 дней совершенно разложились, а в дальнейшем среди них начался массовый переход к белым. Кроме этого, из состава 10-й стрелковой дивизии перешли к белым некоторые роты и батальоны 85, 86, 3 и 36-го стрелковых и 1-го и 3-го эстонских полков.
Оставшиеся преданными Советской власти части дивизии, находившиеся в непрерывных боях в течение 8–9 месяцев, были утомлены до крайности и насчитывали не более 150-170 штыков (1, 3 и 48-й стрелковые полки).
При таком состоянии красноармейских частей назначенный было на 1 июня их переход в наступление успеха не принес. К 5 июня фронт частей Южной группы 7-й армии проходил по линии сс. Поля, Замостье и Темные ворота, р. Тростенка, сс. Олешно, Б. Толошницы, Нежадва и Б. Лышницы, ст. Плюсса, с. Кирилково, М. и Б. Лзи, Дертины и Боротно; на Псковском участке – по линии сс. Турья, Хредино, Замушки, Сивкова, Переростень, Дубровно, Гостибица и Горка, по р. Кепь от с. Клин до устья, по р. Череха и далее по р. Великая до с. Крюково и от ст. Крюково до с. Сидорово.
11 июня, после упорных боев, красноармейские части овладели сильным опорным пунктом, находившимся на стыке обоих участков, – Феофилова пустынь. Но одновременно с этим части Псковского участка вынуждены были отойти на другие позиции – от р. Кепь и р. Великая на линию сс. Горка, Дубоновичи, Лог, Кузнецова, Рыкова, Темирова и Рожанка.
В дальнейшем боевые действия на участках этой группы имели переменный характер.
29 мая 1919 г. в Псков прибыл на судах отряд С. Булак-Балаховича. На берегу р. Великой была устроена торжественная встреча с духовенством и иконами. Псковский архиерей Арсений благословил оружие Булак-Балаховича и его помощников, артист псковского театра Трахтенберг произнес приветственную речь, рота Талабского полка дала салют… И в тот же день Булак-Балахович повесил 9 человек.
С занимавшими Псков белоэстонцами Булак-Балахович быстро сумел договориться и 30 мая уже издал следующий свой приказ за № 1:
«Разбив главные силы противника, пытавшиеся прорваться к Пскову, 29 мая я прибыл в город и, согласно приказу главнокомандующего эстонскими войсками и командующего войсками отдельного корпуса Северной армии, принял командование военными силами Псковского района.
Комендантом Псковско-Гдовского района назначается подполковник Куражев. Комендантом г. Пскова назначается капитан Макаров.
Ввиду невозможности для военной власти принять на себя заботы по устроению местной гражданской власти временно вручаю [ее] образующемуся из пользующихся общественным доверием лиц Общественному гражданскому управлению города Пскова и уезда, постановления и решения которого, контролируемые военным комендантом, обязательны для всех граждан.
Вручением гражданских функций местным общественным силам народные белые войска доказывают искренность провозглашаемых ими демократических лозунгов.
Пусть все знают, что мы несем мир, устроение и общественность.
Населению предлагаю сохранять полное спокойствие. Мои войска победоносно продолжают свое наступление. Все попытки противника оказать сопротивление быстро ликвидируются.
Атаман крестьянских и партизанских отрядов и командующий войсками Псковского и Гдовского районов подполковник Булак-Балахович» [120] .
Одновременно с выходом этого приказа было опубликовано постановление вновь сконструированного органа власти – общественного гражданского управления г. Пскова и его уезда. В этом постановлении, между прочим, указывалось, что отбирать у крестьян занятые ими в свое время частновладельческие и казенные земли, инвентарь и скот воспрещается; все фабрично-заводские предприятия, не находившиеся в распоряжении законных владельцев, обязывались сообщить о своем местонахождении, а лица, получившие из советских учреждений перед эвакуацией их из Пскова деньги, под страхом наказания немедленно должны были сдать эти суммы в гражданское управление и т. п.
Редакция псковской газеты «Новая Россия освобождаемая» по поводу этого постановления сочла нужным дать следующий любопытный комментарий, со всей законченностью определивший социально-политическую сущность насаждавшегося в Пскове порядка;
«… Народоправство в рамках назревших потребностей и здравого смысла – вот основа всех наших рассуждений и действий, и мы зафиксировали это свое убеждение в форме требования созыва нового Учредительного собрания, изъявления воли которого требовал даже последний претендент на русский престол – великий князь Михаил Александрович.
Земля крестьянству – наше решение земельного вопроса. Предпочтение в смысле владения должно быть оказано не помещику, а крестьянину… На хуторском хозяйстве сошлись сейчас все…
Частная инициатива и предприимчивость в области торговли и промышленности – наши взгляды на хозяйственную политику страны.
Наша задача – примирение и удовлетворение всех слоев народа…» [122]
Совмещение в одном лице функций по общественному гражданскому управлению и по редактированию газеты давало возможность H. Н. Иванову шире развивать свои взгляды и идеи.
Исходя из дипломатических соображений, группа русских белогвардейцев-демократов в Пскове пока еще весьма неопределенно высказывалась о будущем строе. Одно несомненно: она имела в виду как свою опору крупное кулацкое землевладение.
Эти первые шаги по налаживанию гражданского управления проходили в атмосфере ликования псковской буржуазии. Везде говорили о поражении Красной армии. Булак-Балахович в своих приказаниях старался поддержать такое настроение белогвардейщины. Белые газеты на своих страницах сообщали всякие сенсации о поражении большевиков, утверждали, что большевизм окончательно изжит, «по крайней мере на севере России», и что «через несколько дней падет… Красный Петроград». А сам Булак-Балахович уже дал лозунг: «Партизаны, вперед, дальше и дальше по дороге в Москву». Сподвижник и компаньон Булак-Балаховича, организатор гражданского управления в Пскове, H. Н. Иванов писал:
«В Пскове у нас не было отбою от переходивших красных: в конце концов мы сами стали просить являвшихся делегатов красных повременить с переходом к нам до прибытия хлеба, которого не хватало для наличного состава» [123] .
Одновременно с этим белогвардейцами проводилась «черновая» работа – обыски, аресты и расстрелы. Тюрьма была быстро наполнена арестованными. Заработали контрразведки, агентом одной из которых был и местный поп. Начались массовые казни в самом городе, но затем, по «протесту» совета представителей союзников, были перенесены на Сенную площадь, за старую Псковскую стену. Прибывшие в Псков американцы часто производили киносъемки казней. Каждую неделю по субботам заседал суд, а по воскресеньям, пользуясь стечением народа, производились казни. Смертные приговоры читал сам Булак-Балахович.
За эти зверства Булак-Балахович вскоре был произведен в генерал-майоры, а его отряд превратился в особую сводную дивизию. Псковское купечество в знак благодарности преподнесло Булак-Балаховичу адрес со следующей надписью: «Кузнец Вакула оседлал черта, а ты, батька-атаман, – коммунистов».
Находясь в зените славы, Булак-Балахович очень часто издавал свои возвания, призывы, листовки. После своего производства в генерал-майоры Булак-Балахович в своем призыве к красноармейцам писал:
«Вы знаете меня. Я – слуга народный. Я – меч народного правосудия. Приветствую вас от имени тысяч ваших братьев, перешедших уже под мои знамена. Я воюю не с вами, а за вас… Я воюю не за царскую и не за барскую – помещичью, а за новую, вольную, демократическую народную крестьянскую трудовую Россию. Я несу оружие моих героев к сердцу русской земли не за прежний, старый, проклятый «прижим», не за черную сотню и не за возвращение помещиков, а за землю и хлеб для всего народа, за право трудящихся, за новое всенародное Учредительное собрание…Атаман крестьянских и партизанских отрядов, начальник особой сводной дивизии, генерал-майор Булак-Балахович [126] .
Именем русского народа объявляю и приказываю: …при наступлении моих войск не стреляйте, захватывайте или при невозможности перебивайте ваших комиссаров и коммунистов и смело, с оружием и снаряжением, со всем имуществом переходите в мои ряды.
…За эти два месяца ко мне перешли десятки тысяч красных солдат и офицеров… Посылайте ко мне делегатов, действуйте заодно с крестьянами и моими добровольцами – зелеными… Завязывайте сношения с моими руководителями на местах. Не бойтесь за успех нашего правого дела: Англия, Франция и Америка только что в изобилии прислали мне сюда на наш фронт пушки, пулеметы, автоматические винтовки и патроны, а также и непобедимое чудовище – танки, перед которыми не устояли даже железные армии Вильгельма.
Я нанесу большевикам решительный удар – пусть они только примут его на месте уже бывших боев и не заставляют меня губить к зиме убогие крестьянские хаты. При наступлении наших войск выкидывайте в деревнях белые флаги, оставайтесь на местах и задерживайте коммунистов, чтобы мне не нужно было затем гнаться за ними и жечь ни в чем не повинные деревни…
Спасайте же себя и переходите. Знайте, что после этого приказа мне не будет возможно вас щадить. Со мной все великие и меньшие наши союзники. Со мной эстонцы, шведы, датчане, поляки и латыши, со мной все русское крестьянство, вся зеленая и в большей своей части и самая Красная армия. Я не ищу ничего для себя. Жизнь мне не дорога… Помните, что даже в случае моей гибели сам русский народ все равно не даст заглохнуть моему правому делу.
Ложью и бахвальством пытался завлечь на свою сторону красноармейцев Булак-Балахович. И если находились в первое время среди красноармейских частей его сторонники, то через некоторое время действительная физиономия кулацкого «идеолога» Булак-Балаховича была вскрыта самими бойцами.
Деятельность общественного гражданского управления в Пскове во главе с H. Н. Ивановым при полном содружестве с представителем русских белогвардейцев Булак-Балаховичем представляла специфическую сущность того белого режима, который был установлен в Псковском районе.
Вся эта политика русских белогвардейских «демократов» опиралась не столько на свою собственную вооруженную силу, сколько на те белоэстонские войска, которые заняли Псков и находились на его фронте. Совпадение взглядов представителей буржуазной демократии Эстонии с русскими демократами являлось предпосылкой к тому, чтобы последние на занятой территории проводили свою линию. Такое тесное содружество с русскими белогвардейцами, продолжавшееся в этом районе 3 летних месяца 1919 г., обеспечило белоэстонцам выполнение тех задач, во имя реализации которых они и двинулись в богатый Псковский район. Своеобразной компенсацией за это являлось то, что эстонские войска своим присутствием в Псковском районе гарантировали демократических русских реформаторов от всех интриг штаба Северного корпуса.
В районе же действий основной группы Северного корпуса проводилась своя политика, по некоторым вопросам резко отличавшаяся от режима в Пскове. Здесь принимались все меры к тому, чтобы завуалировать истинные намерения и тенденции монархически настроенного офицерства. Так, например, в обязательном постановлении, подписанном генерал-майором Родзянко от 15 мая 1919 г. за № 4, говорилось (§ 7), что «белые войска – народные войска, они друзья народа и пришли освободить своих братьев от бродяг и негодяев, восстановить порядок и дать спокойную и свободную жизнь исстрадавшемуся русскому народу».
Остальные же параграфы этого приказа провозглашали смертную казнь через повешение всем коммунистам, включая и женщин-коммунисток, советским работникам и проч. Установившаяся в этом районе военная диктатура своими действиями сама постаралась преждевременно вскрыть свою реакционную сущность. Вскоре лозунги Учредительного собрания были здесь совершенно сняты, остались только прямые действия военных комендантов. Белые газеты, издававшиеся в Нарве, как, например, «Белый крест», призывали к еврейским погромам и т. п. Политическая дальновидность и соответствующий такт не были присущи группе офицеров Северного корпуса. Характер взаимоотношений самого командующего корпусом генерал-майора Родзянко с эстонцами заставлял даже последних быть настороже.
При движении частей Северного корпуса по южному побережью Финского залива стал остро вопрос о взаимоотношении с национальными отрядами ингерманландцев. Требования ингерманландцев относительно их самоопределения встречали жестокий отпор Родзянко. Последний 23 мая 1919 г., сразу после взятия Копорья, прибыл в штаб ингерманландского отряда в дер. Костивское и в беседе с руководителями отряда резко заявил, что он, Родзянко, «не знает, кто такие ингерманландцы, и что в России есть только русские». По поводу же того, что ингерманландцы находились под покровительством Эстонии и оттуда получали все необходимое для себя снабжение, Родзянко сказал: «Не возлагайте ваших надежд на Эстляндию, ведь сейчас невозможно сказать, будет ли из нее Эстляндия, Турция или же Россия».
Обострение взаимоотношения с ингерманландским отрядом достигло своего кульминационного пункта тогда, когда генерал Родзянко в разговоре с одним из видных политических представителей ингерманландской буржуазии приказал ему под угрозой расстрела прекратить всякие дальнейшие разговоры о самоопределении нации. Неудивительно, что при такой «национальной» политике Северный корпус при движении на Петроград не создавал за собой достаточно обеспеченного тыла; последнее же могло в самый решающий момент повлиять на дальнейший характер боевых действий русских белогвардейцев.
19 июня 1919 г. был издан приказ командира отдельного корпуса Северной армии о временном праве пользования землей. В первом пункте этого приказа говорилось, что все граждане, в пользовании которых находились пахотные земли (помещичьи, казенные, монастырские, церковные, удельные, кабинетские или принадлежавшие мелким землевладельцам), сохраняют за собой право сбора урожая. Таким правом наделялись и те граждане, которым в свое время были переданы для пользования земли разными учреждениями и организациями Советской власти.
Во втором пункте приказ предупреждал, что в дальнейшем никакие самовольные захваты земель не допускаются. В шестом пункте говорилось уже о том, что все надельные земли, захваченные при Советской власти, по снятии с них урожая в 1919 г. должны быть возвращены прежним владельцам.
Однако все эти «льготы» не только не могли принести никакого улучшения крестьянам, но ставили их в невыносимые условия, так как следующими приказами фактически восстанавливалась прежняя дореволюционная власть с помещиками и проч. И самый приказ от 19 июня указывал, что все эти меры, так сказать, «льготы», носят временный характер и якобы «имеют целью удовлетворить неотложные нужды деревни».
«Вековой земельный вопрос будет решен, – говорилось в этом заключении, – имеющим быть созванным Российским всенародным собранием».
По поводу формулировок наиболее серьезных пунктов приказа от 19 июня редакция издававшейся в Пскове газеты «Новая Россия освобождаемая» в № 13 сочла нужным поместить дипломатическую статью «Первое признание», где говорилось, между прочим, следующее:
«Теперь приказом командующего Северного корпуса основная линия и идея нашего проекта получили, наконец, признание и утверждение… Правда, в тексте приказа имеются, по сравнению с проектом общественного гражданского управления, некоторые отступления и неясности. Правда, что общее начало проекта, признанное ныне военной властью, изложено не в общей, наиболее жизненноудобной и гибкой форме, а в форме отдельных частных, как говорят юристы, казуистических, т. е. специальных и трудных для общего истолкования, постановлений…»
До поры до времени руководители Северного корпуса могли осуществлять свою политику на занятой их войсками советской территории, но их политические устремления не могли не предопределить конечного результата такой политики.
Пользуясь предоставившейся возможностью и не занимаясь делами «большой политики», представители русской буржуазии развивали свою деятельность. С представителями союзников они завязывали коммерческие связи и пытались извлечь из этого максимальную прибыль. Главный начальник тыла русской белой армии генерал К. А. Крузенштерн со своей стороны поощрял эту часть буржуазии. Белогвардейские газеты пестрели всякими сообщениями о прибытии тех или других грузов из-за границы. Так, например, издававшийся в Нарве «Вестник Северо-западной армии» в № 41 от 9 августа 1919 г. с чувством большого удовлетворения сообщал, что в Нарву прибыли, при посредстве ревельской фирмы в Нарве «Яков Яковлевич Пертсель», следующие заграничные товары: копченое мясо норвежское, табак голландский, мыло простое финское, соль германская, селедки норвежские; прибудут: сахар-песок американский, рис явайский, салака шведская, папиросы голландские…
Гражданское управление белых на захваченной части советской территории можно разделить на северный район, район действий основной группировки Северного корпуса, где все гражданские функции были сосредоточены исключительно в руках военных, проводивших открыто реакционную политику, и на южный район, район действий белоэстонцев и Булак-Балаховича, где к делу гражданского управления была привлечена так называемая местная общественность в лице ее земских, городских деятелей и где политика русской контрреволюции была сознательно окрашена в желтый цвет и подправлена демократическими лозунгами.
Северный район являлся царством русского монархического офицерства во главе с Родзянко; острие всей внутренней политики здесь было направлено на большевиков и демократов. Южный район – резиденция Иванова и Булак-Балаховича, известных по своей оппозиционной настроенности к Юденичу и Родзянко и проводивших свою «демократическую» политику под прикрытием эстонских штыков, – тут врагами считались большевики и черносотенцы.
Получалась картина сотрудничества в общей борьбе с Советской республикой якобы двух формально исключающих друг друга контрреволюционных группировок. И, несмотря на то что отрицательные стороны этого сотрудничества все же влияли на устойчивость антисоветского фронта под Петроградом, в общем ходе белого движения на северо-западе Советской России эти два течения мелкобуржуазной и реакционно-монархической контрреволюции являлись только отдельными звеньями одной общей белогвардейской цепи.
Весьма интересными и справедливыми в этом отношении являются следующие слова белогвардейского журналиста Г. Л. Кирдецова:
«В гражданско-политическом и административном отношениях Северный корпус по мере своего продвижения в глубь России, а равно и население края, были предоставлены всецело злой и доброй воле 2–3 начальников в лице генерала Родзянко, полковника Дзерожинского и знаменитого «героя» Булак-Балаховича. Что эта воля не была доброй, а, напротив, самой злой из всех когда-либо существовавших на белых фронтах – доказывать здесь лишний раз не приходится. Эти “начальники” никому ведь не подчинялись, ни перед кем не отвечали. Виселица работала вовсю. Грабежи и буйство были нормой «правления». Самодеятельность населения в деле элементарной организации гражданской жизни и обеспечения насущных потребностей рассматривалась как бунт, как приверженность к коммунизму. Крестьян обирали до ниточки» [128] .
Вышеприведенные слова являются красочной иллюстрацией политики Северного корпуса. Белый террор, насилие и грабежи, несмотря на политические трения в среде русских белогвардейцев различных оттенков, свирепствовали на всей занятой белыми территории.
Работа таких «идеологов» белого движения, как ямбургский диктатор, полковник Бибиков, по характеристике H. Н. Иванова – «отъявленный реакционер, царист-самодержавник и человек большого произвола», и вершитель судеб населения Пскова – С. Н. Булак-Балахович, – отличалась такой жестокостью, что вызывала негодование и возмущение даже среди самих белогвардейцев. А что уже говорить о мелких исполнителях, комендантах в волостях, гражданских чиновниках, которые и выдвигались-то на ответственные посты по определенного характера «заслугам».
Население занятого белыми района получило предметный урок. Имея на руках всякого рода белогвардейские приказы, листовки, оно в «лучшем» случае воспринимало идею Учредительного собрания, под знаменем которого якобы проходило наступление белых, а в «худшем» и совершенно не получало политических лозунгов борьбы русской контрреволюции с Советской властью. Зато оно видело возвращение помещиков, восстановление дореволюционных порядков, белый террор и вскоре стало ожидать прихода красных.
Однако положение на фронте было таково, что начавшееся в начале июня наступление Красной армии на фронте Северной группы 7-й армии проходило успешно, но затем, в связи с контрреволюционной деятельностью белогвардейских организаций в тылу и восстанием на Красной горке, было приостановлено. С другой стороны, и противник, не отличавшийся большой численностью, не был в состоянии предпринять что-либо серьезное, так как на своем пути встречал уже не бегущие советские части, а более или менее выдержанные, обстрелянные и политически воспитанные войска. Неоднократные попытки белых прорвать расположение красных частей в районе Гатчины с последующей целью перерезать наиболее важные для Петрограда артерии: Московско-Виндаво-Рыбинскую и Николаевскую железные дороги, не увенчались успехом. Таков же примерно был результат и с операциями белых западнее Луги и у станции Струги Белые. В Псковском районе боевые действия ограничивались работой разведывательных партий.
Итогом первого месяца наступления Северного корпуса летом 1919 г. являлось то, что массовый отход советских частей к июню 1919 г. закончился и противник стал встречать местами довольно сильное сопротивление.