«Джайн Аву» трясло.

Мелкая дрожь то переходила в горячечный трепет, то снова превращалась в судорожные конвульсии.

Сервомехи лицевой маски не справлялись, глаза Дайса разъедал заливающий их пот, но куда больше его беспокоило состояние энерговодов — они и так дышали на ладан, а с такой вибрацией были готовы окончательно пойти вразнос. Если это случится, тут станет действительно жарко, и не то что пот, сама материя испарится в единой вспышке, развалившись на коацерватные капли кваркового супа. Впрочем, на этом закончатся и проблемы Дайса, а он слишком устал, чтобы не порадоваться столь заманчивой перспективе.

Предыдущий заход получился настолько выматывающим, что сил не оставалось даже потянуть жидкость из раздатчика, чтобы смочить пересохшее горло. Так и лежал тряпичной куклой в ложементе.

— Что-то ты рано, дайвер, сдаваться…

К немалому удивлению, Дайс услышал это собственным слухом, знакомый голос продрался сквозь весь свист и пение кровоточащих перепонок.

Он попытался повернуть голову, и, кажется, ему это удалось.

— Коммандер, сорр?

Как старик смог перебраться в рубку, вот бы ещё узнать.

— Я тебе сейчас по башке отвешу, «сорркает» он мне.

Тайрен в своём духе.

— Как там Эй Джи?

— Хуже тебя. Но пока держится, только жалуется на глюки в оптическом канале. Вас, молодых, будто из каши варят. Позор дайверского сообщества. Я вон как огурец.

Дайс уже успел рассмотреть — лицо коммандера от перегрузки превратилось в один заплывший синяк, тот ещё вид, не чемпионский.

Поворочавшись слегка в ложементе, Дайс всё-таки сумел приподняться чуть повыше, так было удобнее разговаривать.

— Сколько у нас времени, как думаешь?

— Времени у нас полный бак, а вот с энергией совсем плохо. Кто бы мог подумать, что эта крошка окажется такой неповоротливой?

Потрескивающий сухой смешок, больше похожий на кашель.

Тайрен был прав, подвела их «Джайн Ава». Как коммандер и предупреждал, проделанное ими «качание на волнах», конечно, требовало определённого мастерства, но было вполне доступным к исполнению, однако пока они ковырялись, саб всё больше сносило тёмным течением в сторону местной седловины, к счастью — подальше от спасательной капсулы с остальным экипажем — и пока это всё тянулось, по уши занятым удержанием саба на плаву навигаторам было совершенно недосуг вовремя перебрасывать якоря.

Как результат — обрыв третьего и последнего, стремительное падение энерговооружённости и запаса эксаджоулей на воротах накопителя. Решение выходить в субсвет было единственно возможным в сложившемся положении, и так уже, не без помощи Тайрена, совершили невозможное. И они бы три раза как вышли, вслепую, без сколько-то достоверной привязки, хоть как, но, дип её забери, седловина оказалась глубже, чем они в текущем положении могли себе позволить.

— В предыдущий заход же почти получилось, да?

— Ты меня как будто уговариваешь. Почти — не считается.

— Может, попробовать другую тактику?

Тайрен скривился.

— Какая «тактика», из пузыря нас по всем расчётам должно выбрасывать само, иначе чего бы мы мучились втроём?

Дайс вновь прислушался к болезненному дребезжанию саба.

— Болтаемся тут, как астероид в точке Лагранжа.

Дайс-шутник. Три раза «ха». Если бы всё было так просто. Гравитационные колодцы покидать учат даже операторов трёпаных рудовозов. Здесь, у самой границы субсвета, всё обстояло куда сложнее. Дробная размерность, фазовые переходы третьего рода, так вашу растак. Навигаторы поголовно ненавидят всю эту мозголомную заумь.

От неловкого движения в горло Дайсу плеснуло из трахеи фтороганикой, так что он прилично хлебнул этой дряни и сейчас с отвращением продолжал ощущать её сладковатый привкус на языке. Теперь в шипении аспиратора, который и позволял дайверу при залитых лёгких с горем пополам разговаривать, прибавились булькающие звуки.

— Пожрать бы.

Старик снова каркнул.

— Эк тебя. Пока не сольёмся, негатив. Да и не прихватил я, извини.

— Ты как сюда сумел добраться?

— А ты не помнишь? Перед предыдущим заходом ты так хрипел в канале, что я подумал, всё, сервомехи накрылись, и наш Дайс там уже подыхает в рубке с осколком ребра в диафрагме.

— Значит, спасать прибежал?

— Ага, только скорее приполз. Помнишь, как нас полоскало? И в коридоре было ещё хуже.

И ведь это он ещё ни на секунду не оставлял управления. Железный старик, тьма его задери.

— Ладно врать-то, признавайся, тебя сюда фрог притащил?

Большой палец вверх. То-то он такой бодрый.

Вот бы ещё Эй Джи сюда, что-то он притих совсем, молча слушает старших по званию, впитывает суровые крупицы дайверской премудрости. Ну, хоть пульс у него немного выровнялся, судя по биометрии. Впрочем, самочувствие навигатора было их самой несложной из проблем.

— Квол, расчёты по энергетике.

— У нас осталась одна попытка.

И замолк. Понимает, что не время попусту болтать. Вот молодец, только надолго ли. Если бы только хорошим поведением квола можно как-то выправить их положение.

— Коммандер, твоё слово?

— Если топология сколь угодно принципиально не изменится — текущего запаса на накопителях для полноценного выхода всё равно недостаточно. Эмиттеры раньше заглохнут.

Дайс невольно поморщился. Он думал, ещё попытки две у них в запасе есть.

— А если попробовать подпитаться извне? Квол, расчёты.

— Вам нужно закрепить якорь за три десятых секунды, потом саб уйдёт обратно в седловину.

Повисла пауза.

— Тайрен?

— За такое время можно хоть три якоря забросить, только куда? У нас нет привязок, а в субсвете — гремучая декогеренция. Максимум, который у нас есть — это что-то вроде пары тиков диаметра, всё, что больше — приедет как раз к нашим похоронам.

— Так чего предлагаешь делать, пробовать?

Старик помолчал немного.

— Для начала я предлагаю перестать пороть горячку. Нас испаряет потихоньку, но непринципиально. Засели мы тут крепко, так что никуда «Джайн Ава» отсюда без нас не денется. Давай спокойно всё обдумаем, отдышимся, и если других идей не будет, будем пробовать ещё один выход.

— Ага, а нас пока пусть сносит дальше.

— Негатив, нас двно перестало сносить, седловина же, приехали. Да и чего гадать, мы всё равно не знаем, куда именно нас снесло, может, на корм дипу, а может, прямиком на протопланетную туманность, где нас на выходе в субсвет сразу и изжарит.

— Предполагаемая вероятность такого…

— Заткнись.

Опять квол невпопад решил подать голос. Чтоб тебя.

— Дайс, ты тут полежи пока, отдыхай, а я доставлю сюда Эй Джи.

«Полежи». Будто он уже куда-то засобирался. Ты не торопись, Тайрен, торопиться больше некуда.

Опустевший саб окружала теперь не привычная бешеная энергия фрактальных каскадов дипа и даже не холодное мерцание звёзд субсвета, а одна лишь всеобъемлющая пустота локального пузыря, растерявшего к этому моменту последние остатки диссипированной эмиттерами энергии. Отсюда просто так не сбежишь, даже если очень захочешь. Это была крошечная вселенная, замкнутый на себя балб пространства-времени с положительной космологической постоянной диаметром в жалкие несколько километров.

И пузырь этот стремительно остывал. Ещё пара часов у них есть, но потом начнётся необратимая деградация физического вакуума, пузырь начнёт дефлировать, всё быстрее сжимаясь в размерах. И процесс этот неминуемо завершится полным коллапсом, всё давно посчитано, разве что никому ещё не удавалось проверить этот процесс на опыте и суметь при этом уцелеть. Свидетелей дефляция не оставляла. Впрочем, стоит верить теоретическим расчётам мозголомов, перспектива дальнейшего пребывания здесь была вполне очевидной.

Дайс ещё раз взглянул на гемисферу. Забавная картинка — вместо подсознательно ожидаемой черноты за бортом теперь повсюду вокруг блестели ребристые покачивающиеся ленивыми волнами стены, саб словно окружала мерно колышущаяся вторая оболочка, во всём подобная его собственному внешнему корпусу, только как будто растянутая гигантской линзой «рыбьего глаза». Глядя наружу, Дайс по всем направлениям видел лишь искажённую перспективой внешнюю шкуру саба. Или того, что от него осталось после безумного трепыхания у границы файервола.

Замкнутый пузырь де-ситтеровского пространства смотрелся банальным сферическим зеркалом. Фотоны, которым некуда было бежать, возвращались обратно со сдвигом в полфазы, любопытным образом подтверждая математический парадокс Хаусдорфа. Разбитая и склеенная вновь ёлочная игрушка, дурацкая логическая забава, в которой сфера чудесным образом превращалась в две собственных точных копии, не нарушая при этом равносоставности. Пузырь реальности, в котором напрочь засела «Джайн Ава», чудесным образом превращал поверхность саба в своеобразную бутылку Клейна, у которой наружная поверхность топологически была одновременно и внутренней.

Кха!

Дайс снова закашлялся, проклятая фторорганика в лёгких.

От математических забав у него всегда начинала трещать голова. Пусть мозголомы вволю размышляют над местными парадоксами. А нам надо отсюда выбираться, пока не поздно.

Кстати, где там застрял старик с его фрогом? И зачем ему вообще понадобилось тащить сюда Эй Джи?

— Сейчас расскажу, погоди.

Даже вокорр Тайрена звучал сейчас так, будто коммандер тратил на звукоизвлечение последние силы. И откуда только они у него берутся. Вон Дайсу сейчас не хватало концентрации даже не думать вслух. Хорошо штатные мозгоправы сейчас его не слышат, списали бы подчистую.

— Коммандер, ты где там?

— Да тут я.

Сервомехи фрога аккуратно просунули кокон Эй Джи сквозь перепонку, а потом показался и сам Тайрен.

Незрячие уже лет пять глаза Эй Джи по обыкновению таращились в никуда, но сейчас смотрели особенно мёртво. Привычные металлические сканнер-накладки куда-то делись.

— Мы тут загнёмся, да?

— Отставить, капитан. Не время ныть.

— Апро, сорр.

Прозвучало как-то слишком вяло.

— Эй Джи ещё с нами?

— Эй Джи отдыхает. Глюки в транскарниальном индукторе перешли в опасную стадию. Я его отрубил от греха, только свихнувшегося навигатора нам не хватало на борту для полного счастья.

Хорошо ему, отдохнёт теперь.

— Значит, вдвоём будем выходить?

— Мы справимся. Выход — это просто.

Кха!

— Вот не повезло нам с этой седловиной.

— Отставить разговорчики, дайверы не полагаются на везение. Только строгий расчёт и отличная подготовка.

— На дырявом корыте с четырьмя процентами номинала выходить в субсвет… ты оптимист, Тайрен.

— Дайс, смотри на меня.

Синяя маска смерти надвинулась на него, загораживая собой остальную вселенную. Так себе достижение — не так уж та была нынче и велика.

— Сейчас мы вдвоём подготовим рубку к отделению, ты понял меня?

Дайс прислушался к собственным мыслям. Мысли молчали и отказывались следовать логике коммандера. Это уже апатия.

— Да? А зачем?

— Дайвер, соберись и слушай. Мы подготовим рубку к экстренному отделению, а сами постараемся всплыть. На пике баллистической, как сказал квол, попробуем отдать якорь. Если не получится, мы отстреливаемся, понял?

Дайс тряхнул головой.

В голове отчаянно зашумело.

— Так. И чем нам это поможет?

— Нас тянет в седловину масса покоя саба. Рубка лёгкая, её после отделения должно выкинуть в субсвет как из пращи.

Коммандер явно перегрелся. Где это видано…

— Квол, такое кто-нибудь проделывал?

— Неоднократно.

И, после паузы:

— На испытаниях, без экипажа.

Твою же галактику.

— Коммандер, бесполезно, нас изжарит каскадом на границе файервола.

— Ты забыл, мы растеряли всю диссипацию, там просто нечему будет фонить.

А он прав. Пустой балб мог оказаться их союзником.

Дайс мутным взглядом обвёл рубку. Значит, «Джайн Ава» всё. Ну, мы честно пытались спасти свой саб. Никто не сможет упрекнуть их в том, что они сдались без борьбы. И всё-таки это будет чистым безумием.

— Ладно. Квол, обрубить вспомогательную периферию рубки, подготовить прочный корпус к отстрелу центрального отсека, всю оставшуюся энергию — на третий накопитель, в том числе снять всю статику с брони, проверить эмиттеры и подготовить якоря. Выполнять.

И, подумав:

— Подготовить резервный маяк для сброса. Залить туда свежий дамп бортового журнала.

Тайрен хмыкнул.

— Хочешь всё-таки остаться в истории, Дайс.

— Почему нет. Хоть что-то.

— Мы в наше время такими категориями не мыслили. Мы боролись за физическое выживание расы.

— Мы тоже боремся, здесь и сейчас.

— Да-да.

Не одобряет. Ну и тьма с тобой, старый хрен.

— Думаешь, у Эй Джи есть шанс?

— Не меньше, чем у нас с тобой.

Но и не больше. Понятно.

— Ты зачем пошёл в дайверы, Дайс?

— Вообще я из спецсерии. Меня как бы и не спрашивали.

— Нельзя заставить человека делать то, что он делать не хочет. А ты хоть и «из спецсерии», но такой же человек, как я.

— Ну… да, наверное. Мне всегда нравилось быть навигатором, а навигатор саба — это не вся эта мура про «командный спорт», тут ты как правило один на один с дипом, а не тупая «консерва».

— Сам себе капитан, да?

— Вроде того. А к чему ты это?

— Ты когда в следующий раз помирать соберёшься, вспомни, что мне только что ответил. Тебе же на самом деле нравится эта игра со смертью, Дайс. И не делай впредь вид, что это не так.

Позитивное мышление, ничего не скажешь.

— Экстренное отделение рубки подготовлено.

Вот и славно.

— Коммандер, займите ложемент и закрепитесь, готовимся к попытке выхода. Экипаж готов?

— Апро, капитан.

— Квол, состояние седловины?

— Стабильное до четырёх знаков.

— Приступаем к манёвру.

Никому не нужная акустическая сирена пронеслась по пустому сабу.

— Полная премедикация.

С лёгким шипением ушли помпы. Который это раз за последние сутки, пятый? За это придётся расплачиваться — деградацией префронтальной коры, ранней деменцией, идущим вразнос обменом, провалами в памяти, внезапными судорогами и не проходящими жуткими кошмарами. Но это всё неважно. Если совсем станет туго, можно всегда сказать этому проклятому миру последнее «прощай». Пусть дальше воюют другие. Это можно сделать хоть сейчас, никто его не осудит. Но тогда за твою слабость придётся расплачиваться Эй Джи и Тайрену.

Пока химия заливала неокортекс, Дайс по привычке прислушивался к замедляющемуся сердцебиению. Тук-тук. Тук. Такой себе аутогипноз.

В действительности его пульс сейчас галопировал до 180 ударов, подстёгивая обмен, питая разогретые стимуляторами нервные волокна, не давая вскипеть плазме в синаптических щелях. Ему нужно отдавать команды с той скоростью, с какой квол будет отгружать ему исходные. На время стать волевым придатком машины, не умеющей одного — принимать за тебя решения.

Холодная отрешённость привычно выморозила Дайса до самого дна будто распираемой изнутри черепной коробки.

— Квол, принимаю контроль.

Саб послушно шевельнулся в пустоте балба.

Маневровые, ходовые, силовой каркас прочного корпуса, оголённая сейчас обтяжка внешнего, якоря, эмиттеры.

Саб готов.

— Тайрен, жди и не вмешивайся. Твоя задача — манёвр на параболической. Вытащи «Джайн Аву» из седловины, остальное на мне. Подключайся на место секунда только если почувствуешь, что я всё.

— Апро, примар.

Излучатели послушно приняли мощность, поползли вверх индикаторы напряжённости поля, квадрупольный момент уже был визуально заметен по кривизне балба — по носу и корме ребристое зеркало начало стремительно вытягиваться в веретенообразный провал, это факельная зона словно раздвигала собой замкнутую топологию де-ситтеровского пространства по оси крафта вдоль носа и кормы, постепенно выворачивая балб наизнанку.

Пузырь стремительно вытягивался в тоннель, по которому уже начала бежать в продольном направлении знакомая волна топологической ряби. Это кажущееся движение давало человеческому сознанию интуитивное чувство направления вперёд, впрочем, в действительности саб сейчас никуда не двигался, несмотря на все израсходованные эксаджоули, рябь эта была следствием несовершенства конструкции излучателей, не более того.

Сама проекция субсвета сейчас простиралась по всем направлениям вокруг них, покуда отделённая от Дайса с Тайреном местным горизонтом событий, замкнутым седловиной в двумерное кольцо, но оттого не становившимся для них более достижимым.

Формально, вся энергия, утекавшая каждую секунду в голодные пасти разрядников, тратилась сейчас лишь на то, чтобы на ничтожной площади с ребром в две планковских длины волны продавить поверхность балба на топологическую бесконечность, а после пропихнуть в получившееся игольное ушко весь их ставший таким неповоротливым саб.

— Есть максимальная на воротах.

Саб снова начал трепетать.

Да что ж такое-то.

— Поперечный флаттер, выплески тридцать «же» за миллисекунду и растут.

Дайс почувствовал, как у него отключился левый глаз, видимо, кровоизлияние от перегрузок. Но кортикальный мост продолжал успешно сдавать данные на гемисферу.

Ничего, переживём.

Серебристое мельтешение по курсу начало стремительно темнеть и смещаться в синий спектр.

— Коммандер, готовность к манёвру.

Генераторы взвыли, резко меняя квадрупольный момент.

Саб как бы нехотя начал описывать расширяющуюся прецессионную спираль, всё больше и больше набирая обороты. Ископаемый кит волчком вставал поперёк канала, едва не касаясь при этом собственного отражения. Стоит замкнуть таким образом метрику, Дайс помнил теорию, балб тут же скоагулирует. На деле запаса ещё хватало, но даже сквозь холод премедикации Дайс почувствовал сейчас горячие клещи страха.

— Есть разворот оверштаг, отключить реверс, начинаю всплытие в субсвет.

Теперь вся мощность маршевых ходовых генераторов обрушилась на треклятый балб, проминая его всё более широкой воронкой.

Вот уже знакомым образом начало блекнуть, как бы растворяясь в черноте пространства зеркало стенок канала, вот уже забрезжили за кормой первые дохленькие радиоволны от далёких квазаров, это нехотя показался долгожданный субсвет.

Но тут снова началась знакомая фигня.

Саб принялось отчётливо тащить обратно, это трёпаный флаттер искажал вектор напряжённости поля, засасывая «Джайн Аву» назад в гибельные недра седловины.

Всё как в прошлый раз. Но мы ещё живы, а значит, сдаваться рано.

Три десятых угловых секунды, вот и всё, на что хватило всего их запаса энергии.

— Тайрен, выходим на параболу. Приготовиться.

Медленнее, медленнее, и вот они уже совсем останавливаются, если не добыть ещё мощности, это конец.

— Маяк пошёл. Тайрен, якорь!

— Апро.

Ну же, хоть что-нибудь!

— Якорь не закрепляется.

— Пробуй ещё.

— Негатив. Там пусто, мы вне Плеяд. Пора принимать решение, примар.

Дайс напоследок взглянул оставшимся глазом на обезображенную перегрузкой маску лица Тайрена. Да, вариантов теперь у нас не осталось.

— Квол, разрешаю экстренный сброс рубки.

— Фатальное разрушение прочного корпуса требует подтверждения старшего члена экипажа.

Очень, твою растак, вовремя.

— Квол, подтверждаю.

Вокорр Тайрена захлёбывался сильнее обычного. Заброс якоря дался ему из последних сил.

— Выполнено.

На какое-то мгновение вспышка разрываемых синаптических связей с размаху ударила по натруженным зрительным центрам, но слепящая волна тут же сменилась полной чернотой. Если бы не биометрия в углу гемисферы, Дайс подумал бы, что окончательно ослеп.

— Квол, где мы?

— Я, как и вы, лишился внешних рецепторов.

— Внутри корпуса есть контрольная аппаратура, я не знаю, радиационный фон, температура, перегрузки.

— Перегрузка ноль, радиационный фон находится в соответствии с источниками внутри рубки, полная разгерметизация не позволяет измерить температуру.

— Дайс, оставь его в покое. После выхода в субсвет автоматически будут выброшены буи, внешний обзор будет после фиксации первых внегалактических реперных маяков.

— Ты хотел сказать «в случае выхода». Если нас втянуло обратно в балб…

— Если нас втянуло в собственный балб, он бы уже скоагулировал, у нас тут жалкие ноль три килотонны.

— А если в балб «Джайн Авы»?

— Я не уверен, но там сейчас должен быть такой флаттер, что об этом мы бы узнали первыми. Так что дыши спокойно. Так или иначе, финал этого затянувшегося балагана уже близок.

Дайс промолчал.

— Каково это, капитан?

— Каково что?

— Потерять свой саб.

— Не знаю, я по-прежнему в рубке. Видимо, я слишком тупой, и до меня ещё не дошли свежие новости.

— Ничего, ещё дойдёт. И знаешь, если совсем накроет, лучше сам ложись в фугу, как Эй Джи, не дожидайся края, так будет всем проще.

— Угу, учту.

И тут Дайс почувствовал какое-то движение, рубка словно начала вращаться, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее.

— Квол, ускорение?

— Так точно, датчики поймали кориолисову силу. Это означает…

— Что мы вращаемся и движемся, я понял. Где буи, тьма тебя задери?

Дайс с рычанием бросился листать спецификации контролов в директориях ослепшей гемисферы. Кольца своей дробью звучали как-то особенно жалко, по костям звук ходит иначе, когда вокруг вакуум. Свихнуться, о чём ты думаешь вообще.

— Если мы ещё не всплыли в субсвет, то преждевременное отделение буёв…

Ну, квол, только дай отсюда выбраться. Я тебя самолично ресетну, вот этими самыми руками.

С глухим уханьем где-то в глубине внешних оболочек рубки сработали пиропатроны.

Повисла пауза.

— Стабилизирую положение крафта.

Это доходяга квол, как ни в чём не бывало, всё-таки сумел первым поймать картинку.

К людям вожделенное чудо пришло лишь парой секунд позже, когда измученные затылочные доли наконец стабилизировали визуализацию.

Вокруг них, насколько хватало глаз, простиралась привычная мерцающая бесконечно далёкими призрачными огоньками кристально ясная пустота космического пространства.

Так.

Интересно, где это мы. Не хватало ещё заблудиться, ко всем неприятностям. Как говорится, только не в мою вахту. Никаких близких звёзд, выступов туманностей, даже свечение галактического балжа с этой проекции было едва заметно — колено внутреннего рукава Ориона загораживало его свет своими молекулярными пузырями. Благодатная пустота, какой её любят «консервы» — их неповоротливым крафтам всегда не доставало свободы.

Дайверы были более привычны к тесноте дипа, но в этот момент Дайс был готов променять все свои дайверские понты на глоток этой долгожданной свободы. Обычное, пустое, медленное, вязкое пространство субсвета.

И пустота вокруг.

Ну ничего, скоро реперные экзогалактические пульсары в точности скажут нам, где мы и когда мы.

— Условия за бортом?

— Магнитное поле в норме, плотность сто на кубометр, температура шесть Кельвинов. И нас продолжает равноускоренно сносить.

Дайс с Тайреном переглянулись.

— Гравитация?

— Нет данных, но если это вообще скалярное поле, то его дивергенция…

— Другие крафты в пределах досягаемости? Заметные космические тела? Хоть что-нибудь, доступное нашим детекторам?

— Мои возможности сейчас ограничены, я пытаюсь интерпретировать поступающую информацию.

Бесполезная железка.

— Тайрен, не молчи.

— Я не знаю, что нас тащит.

— Ну хоть предположения есть?

— А какая разница, мы всё равно сейчас беспомощны.

— Нет, можем. Квол, у нас должна быть пищалка, она активирована?

— Не было команды.

Твою ж консерву.

— Активировать сигнал бедствия!

— Выполнено.

Кажется, последние события даже на когнитивные способности квола повлияли не лучшим образом, хотя, казалось, бы, что ему, болвану, сделается. Был болваном, останется болваном.

Так, отставить.

— Квол, займись пока ресурсами. Энергия, жизнеобеспечение, воздух, запасы питательных смесей, рециркуляция жидкостей и газов, утечки, комплексная оценка возможностей по борьбе за живучесть рубки.

А самому отстегнуться.

Дайс пополз к Тайрену и Эй Джи. Последний лежал в своём коконе кучей мятого-ломаного мяса, но был всё ещё жив. Тайрен героически отхаркивал из глотки остатки фтороганики и сдаваться по-прежнему не собирался, хотя выглядел не лучше.

Погодите, а чего мы мучаемся, собственно?

— Квол, режим микрогравитации.

— Выполнено.

Так дело пошло лучше. Как только компенсаторы замолчали, Дайс двумя движениями добрался до экипажа и начал реанимационные мероприятия, как учили. Спустя пару минут Тайрен уже полулежал в сторонке, пристёгнутый магнитным карабином, а у Эй Джи на лице был новенький лицевой щиток и респиратор из спаскомплекта. Водитель ритма вроде справляется. Так, остальное потом.

— Квол, доклад!

— Пока не все данные проверены, многие датчики замолчали ещё до аварийного всплытия, координаты выброса ещё не получены, но в целом у нас минимум полторы сотни часов, прежде чем начнутся заметные проблемы с жизнеобеспечением. Начинаю попытки восстановительных работ.

В углу тут же услужливо заворочался фрог.

Прелестно. Теперь мы, по крайней мере, не изжаримся в случайном выбросе из-за прогоревшей экранизации фидера. Если Дайс правильно помнил расположение коммуникаций, энергоканал же вот тут, буквально в метре, за стеночкой. Ждёт своего часа.

— Осталось понять, куда же это нас сносит.

Тайрен в ответ на это уверенно протянул свой скрюченный палец и указал на что-то за спиной Дайса. Лишь обернувшись, он понял, куда показывает старая жаба.

В поле гемисферы возник значок, обозначавший некогда «Джайн Аву», или тот огрызок, что от неё сейчас остался, за ним потянулась прочь тонкая нить траектории. Это интеграторы квола реконструировали информацию с датчиков квантовых гироскопов обратно по шкале времени, превращая её жалкое подобие мировой линии. Невесть что, но в отсутствие нормальных внешних ориентиров и так сойдёт.

Квол был прав, скорость останков саба росла, но это было не главное — траектория явно закручивалась, причём трёхмерно вычерчивая не привычные кривые из классической задачи двух тел, нет, рубка описывала сейчас на фоне звёзд отчётливо сужающийся конус, километров в десять диаметром у широкого основания и уже процентов на 20 плотнее в текущем сечении. Это было что угодно, только не скалярное поле, даже с возможными поправками на релятивизм.

— Вортекс! Быть этого не может!

— Может, очень даже может.

Тайрен откинулся навзничь и глупо засмеялся.

Совсем старик сдурел.

— Чего смешного?

— А ты молодец, что «вопилку» догадался врубить. Может, успеют среагировать.

— Кто успеет, ты о чём вообще?

— Да ты расслабься, от нас теперь уж точно ничего не зависит.

— Коммандер, я тебя очень прошу, говори дело, а не то выкину за борт и сходи там с ума в одиночестве, без меня.

— Ты смотри внимательней. Это же «обратный» вортекс, салага. Нам кто-то валится прямо на голову.

— Что-о… — протянул Дайс и тут же заткнулся. Проекция послушно отобразила вершину воображаемого гиперболического конуса обратно в пустоту.

Вот они откуда прут.

— Квол, перенормировать датчики буёв на фон.

Гемисфера опять тоскливо почернела, но если присмотреться, там, внутри, уже бежала по метрике пространства знакомая каждому дайверу рябь.

Дайс машинально отдал команду закрепить экипаж, как будто в этом оставалась какая-то дополнительная необходимость.

Если эта штука окажется достаточно большой, их походя разотрёт в космическую пыль.

— Твою же галактику…

Дайс едва смог сдержать истерический смешок. Кажется, это и называется из огня да в полымя.

В голубом плазменном ореоле на них сейчас вываливалось из субсвета нечто, больше всего похожее на солнце с детских рисунков — золотая сфера с чёткими насечками вдоль экватора полированной поверхности. И огненное гало вокруг. Выжить в аду фрактального пламени глубинных бомб и быть раздавленным вывалившимся тебе на голову из дипа самым нелепым предметом во вселенной.

На них проецировалась трёпаная астростанция.

В капитанском канале «Тимберли Хаунтед» царила тишина, и каждый, кто хоть раз подключался к нему во время обычного дежурства, сразу понимал, что вся цепочка управления флагшипа от джуна-аналитика до майора Акэнобо включительно сейчас не просто погружена сейчас в текущий инфопоток — она была измотана им до последнего предела, так что не оставалось сил даже на короткие реплики.

С объявления боевой тревоги прошло уже одиннадцать субъективных часов, и за это время контр-адмирал из своей рубки не дал им ни секунды передышки.

Энергетики, навигаторы, акустики, аналитики топологического пространства, операторы зенитных и физических орудий, все они, разогнанные премедикацией, пропуская через пятое и семнадцатое поля своей коры предельный поток тактической информации, всё это время держали под контролем ключевые оборонительные рубежи, выделенные перворанговому ПЛК сектора пространства и файервола, управляли ориентацией и картой насыщенности силовых полей километрового крафта массой покоя 52 мегатонны.

В таких условиях сама необходимость направить хоть часть нейронных импульсов в зону Брока, чтобы активировать вокорр, уже казалась чем-то запредельным. Если кто-то что-то и сообщал остальным, то делал это коротко и веско, чтобы обратить внимание на ослабленный участок поля или новую переменную в этом гигантском уравнении, чьё верное или неверное решение включало в себя чьи-то жизни.

— Тангенциальная-б.

В любое другое время этот призвук на конце привёл бы майора в бешенство, он не терпел у себя в экипаже любого рода развязность, но сейчас точность любых коммуникаций была важнее каких бы то ни было правил.

— На шесть. Негатив, на семь!

«Тимберли Хаунтед» была чрезвычайно непроста в управлении. Даже в походных условиях крафт представлял собой сложнейшую машину из сотен различных подсистем, каждая из которых принимала участие в борьбе за живучесть и не могла быть оставлена вниманием даже на мгновение.

К тому же, Акэнобо в действительности не был полноценным командиром «Тимберли Хаунтед» — обычное неудобство службы на флагшипе, формально и неформально его роль в командовании была больше похожа на роль старпома, по сути он был хоть и выше по званию того же главного аналитика Крыла штаб-капитана Сададзи, но в реальности майор всегда оставался на подчинённых ролях, и потому был вынужден наравне с остальной командой погружаться в тактическую текучку. А также, соответственно, с пониманием относиться к её трудностям.

В этом были свои карьерные недостатки — флот всегда был очень чувствителен в вопросах старшинства, но зато должность старшего офицера «Тимберли Хаунтед» позволяла Акэнобо до сих пор оставаться настоящим полевым капитаном, пусть и с шевронами майора на кителе, да и подчинялся он напрямую всё-таки только контр-адмиралу Финнеану.

Вот и сейчас, передав маневрирование капитану Коё, Акэнобо переместился в слот акустиков, разматывая по гемисфере бесконечную ленту грависпектрограмм.

Плохо дело.

— Контр-адмирал, сорр, потерян ещё один каскад по ту сторону файервола. Такими темпами мы скоро получим зеркальный слой и будем вынуждены прекратить зенитный огонь.

Финнеан в ответ молчал, только мигнуло подтверждение. Да ему, скорее всего, и Сададзи уже доложил.

Ладно, мы не гордые.

Акэнобо вернул на гемисферу общую энергосхему «Тимберли Хаунтед». 85 процентов. Уже 86.

— Зенит, эффективнее сливайте джоули, мы по-прежнему растём.

Если бы всё было так просто.

— Негатив, майор, продавим фронт, соседи не сравняются.

Как будто и так непонятно, что происходит.

— Полуимпульсы враскачку, хоть на процент, пусть свободно диссипирует по периметру в соседние сектора. Пробуйте.

В начале огневого контакта, пока зенит не насытился, орудия эффективно просадили накопители, так что якоря в стационарных положениях регулярно выходили на номинальный предел, особо не поднимая запас. Главным недостатком такой схемы было то, что она плохо регулировалась по пропускной способности. Инерционность каналов, чтоб их. Гигантский боевой крафт для поддержания пиковых нагрузок на разрядниках вынужден был, так или иначе, постоянно сливать излишки в накопители, но как только они закончатся, это станет его, майора Акэнобо, личной головной болью.

— Энергетики. Прогноз по накопителям.

— Три килосекунды и рванут-б клапана.

Всего-то.

Акэнобо развернул тактику на масштабе всего текущего построения Крыла. Тесно, твою артиллерию, безумно тесно. Если в такой каше давать шок на разрядник, мало того что вакуум разогреем, так ещё и волна пойдёт вдоль строя, сметая зазевавшуюся мелочь.

Пробежавшись глазами по остальным первторангам, майор поспешил снова присоединиться к контр-адмиральскому каналу.

— Контр-адмирал, сорр, у нас уже 87 процентов на накопителях, нам нужно или снимать якоря, минус — потеряем пятую часть пиковой, вопрос — когда мы их сможем снова забросить, или давать шок на разрядники и уходить в кулдаун. Дедлайн принятия решения через две килосекунды. Дополнительная информация — у «Альвхейма» и «Упанаяны» тоже восемьдесят плюс.

На этот раз Акэнобо не стал сразу уходить с канала, а остался тут, это была компетенция контр-адмирала, даже если ему совсем некогда сейчас заниматься тактикой. Требовался его ответ.

— Штаб-капитан Сададзи?

Можно подумать, тот сможет предложить Финнеану иную альтернативу.

— Мы рискуем потерять монолитность строя. Зенит поплывёт.

— Альтернативы?

— Негатив, нам нужен гандикап по пиковым, иначе будут проблемы.

Полусекундная пауза. Долго, контр-адмирал!

— Аналитикам подготовить варианты миграции крафтов, по возможности без разрыва построения, майор, за тобой тактическое управление. О готовности доложить, без команды шок не давать. Выполняйте!

Другое дело.

Акэнобо быстро сообщил своей команде новости и принялся за подготовку. Любое перемещение в плотном строе без прерывания огневого контакта — это сложная вязь из смены динамической схемы силовых полей, перенацеливания зенитных орудий и тонких манёвров ходовыми, чтобы не разметало факелами соседей.

— «Альвхейм», «Упанаяна», становимся в треугольник, как только будет готова миграция, всплываем севернее основного ордера и даём шок на накопители, чтобы подальше ушло, и сразу после отработки кулдауна возвращаемся в строй.

Пусть поразмышляют над перспективой. А пока аналитики думают, пора вспомнить, что ты всё-таки навигатор.

Майор развернул гемисферу на полное покрытие квадранта. За пределами сферы активного глушения файервола пробоям из дипа нечему было противостоять, и там пространство уже вовсю дышало угрозой. Десять, двадцать тиков волна за волной на Крыло надвигались плазменные сгустки тёмной материи, двигались медленно и неспешно, куда в субсвете спешить. Но противопоставить им можно было только одно — вовремя убраться. Пока же флоту удавалось лишь сдерживать пресс по эту сторону файервола, не позволяя эхо-импульсам наносить полные повреждения по внешнему силовому кокону ордера. Однако и по касательной они угрожали целостности ордера.

Среднетоннажные крафты, снесённые к краю, то и дело попадали в плазменное кольцо и выходили с погасшей грависферой, что там творилось с экипажами, пока не поддавалось анализу. Но и держать их всё время внутри ордера было нельзя, одни первторанги были слишком массивными, чтобы оперативно затыкать дыры в зенитном огне и держать на себе силовые направляющие внешней брони. Так постепенно рос и счётчик общих потерь.

Если же дождаться этих медлительных гостей из дальнего субсвета, то о сохранении текущего относительного паритета нельзя будет даже и мечтать.

Нужно было срочно прорубаться отсюда в квадрант с нескомпрометированными каналами и энергией для якорей. Чтобы отступить, перегруппироваться и снова вернуться к поставленной задаче, в чём бы она ни состояла. Но последнее окно было закрыто, и теперь они все бились в мешке, со всех сторон окружённом угрозой, в мешке, где каждый просчёт немедленно двигал в путь счётчик потерь.

— Сададзи?

— Да, майор.

— Когда ждать миграции?

— Финализируем схему. Последние прогоны. Пока получается до одной и семи «же» за миллисекунду. Твои справятся?

— Мои справятся. Вы главное дайте нормальные каналы диссипации.

— Делаем что можем, но ты же видишь построение.

Да, построение Акэнобо видел. Если бы аналитики могли, они бы заставили навигаторов сделать его ещё плотнее. Но выигрывая в тактике, ты невольно проигрываешь в стратегии, ведь однажды тебе придётся этот ордер размыкать. И именно это им с командой сейчас и предстояло.

Ну же, скоро очередной эхо-импульс, а мы ещё не начинали. Да и индикатор заполненности накопителя внушал исключительные опасения.

— Майор, твоя миграция. Что сумели.

Акэнобо буквально почувствовал, как у него загорелись щёки. Был бы сейчас автор этого бреда в пределах досягаемости, съездил бы ему, чего хорошего, по мордам.

Семнадцать! Семнадцать манёвров!

— Сададзи, если доживём, ты мне должен. Вот лично ты.

Пауза.

— Согласен.

Навигаторы «Тимберли Хаунтед» дружно выдохнули, когда увидели.

Но никто даже слова не сказал. Только старпом Коё спустя пару секунд задал резонный вопрос:

— Кто ведущий?

— Никто. Придётся мне самому.

Команду этот посул, как ни странно, несколько взбодрил. В другой обстановке майор счёл бы это поводом для гордости, но теперь ему начинало казаться, что это уже банальная надежда на то, что как-нибудь авось и пронесёт, раз сам майор у штурвала.

— Так, собрались, работаем.

После обычных согласований с «Альвхеймом» и «Упанаяной» Акэнобо отправил команду по ордеру минимизировать активность и быть готовыми к началу миграции.

— Контр-адмирал, сорр, жду команду к началу миграции, запас по времени минимальный, нулевая.

— Приступайте по готовности.

Так, последний осмотр тактического поля, ближайшие два эха — оба минус четвёртые, и проблем доставить не должны.

Начали.

«Тимберли Хаунтед» чётко обменялась синхронизациями наводящих запутанностей с остальными двумя ПЛК, принимающими участие в миграции, и навигаторы плавно принялись отрабатывать директивы.

Это было похоже на броуновское движение под пикой лазерного скальпеля, когда отдельные частицы кристаллической решётки ордера начинают синхронно подёргиваться в разных колебательных модах, то перескакивая с уровня на уровень, то расширяя вокруг пространство манёвра, совершая разного рода сложные рокировки и ко-вращения.

Семнадцать шагов в схеме, которая должна была разобрать и заново собрать эту головоломку, не подставив по пути ни один крафт под чужую факельную зону, не оголив даже на мгновение ни один сектор огневого контакта, и завершив в итоге всю свистопляску выносом трёх ПЛК на поверхность северной полусферы ордера.

— Есть миграция, держать строй!

За время перемещения колоссы всё-таки нацепляли лишних модальностей и теперь им нужно было дать воспользоваться паузой, чтобы выровнять оси и отработать лишние колебания маневровыми.

— Контр-адмирал, есть миграция.

— Сададзи?

— Апро, контр-адмирал. Всё расчётное.

— Майор, разрешаю шок на ворота накопителя.

Ну, поехали.

Оглядев ещё раз приближающееся эхо, Сададзи дал кволу команду. Три ПЛК синхронно исполнили оверкиль и так же синхронно замкнули накопители, ухнув все свои запасённые эксаджоули в микросингулярность.

И лишь за мгновение до кулдауна Акэнобо услышал восклицание капитана Коё. Но отреагировать уже не успел.

Полный мрак.

Лишь где-то на самом пределе естественного слуха рокотали остывающие физические конструкции, распределяя внутри себя усталостные нагрузки.

Перед шоком все центральные системы размыкали, экранируя от неизбежного фидбэка. Уход в кулдаун всегда сопровождался для операторов бесконечной минутой неведения и безволия. Остальная вселенная на эту минуту исчезала, гасли все внешние инфопотоки, а многогранник крафта словно вымирал, временно оставаясь закованной в стабилизированную силовую броню мёртвой горой обесточенного металла.

Каждый раз это было как смерть, и каждый раз это было как воскрешение из мёртвых. Если случалось его пережить. В отличие от того же пассивного прыжка, вероятность негативного выхода из кулдауна была невысока — всего три сотых процента — но, в отличие от погружённых в стазис паксов спасательных капсул и экипажей десантных ботов, навигаторы эту минуту пережидали, оставаясь в полном сознании, думая только о том, что эти секунды не завершатся никогда и скоро начнёт подступать удушье.

Оживая, инфопоток обрушился на Акэнобо с утроенной яростью, так что вспыхнули фантомной болью слепые глаза, это натянулась рефлекторно сжавшаяся диафрагма зрачка. Но без толку, от этого невидимого света не спрячешься.

Майор рванул на себя тактический скин, что там старпом прокричал в последний момент?

По ближайшему пространству кувыркались обломки, бодро рикошетя от силовой брони.

Крейсер «Энигма», среднетоннажник массой покоя в 12 мегатонн, экипаж 280 человек.

Акэнобо проводил глазами услужливо дёрнувшийся на передний план отчёт о старте спасательной операции. Тысяча двести единиц микротоннажного флота, ожидание по поиску уцелевших капсул. Вот что имел в виду Коё.

Лёгкая дестабилизация на курсовой, в пике смещение по оси не превышало сотни метров, но одновременно в строй пришёл тот самый минус четвёртый эхо-импульс, две модальности вошли в резонанс и крафт в итоге по касательной задело периферией шоковой волны на стыке между «Тимберли Хаунтед» и «Упанаяной». Максимальная нагрузка на силовую броню до тридцати «же» в миллисекунду. Для среднетоннажника это превышение предельно допустимых значений в пятнадцать раз. «Энигму» сжевало подчистую.

С такими нагрузками там внутри даже при штатно сработавших аварийных гравикомпенсаторах остался биологический бульон из обрывков пептидных мембран. Спасать было некого.

Акэнобо свернул тактику и рявкнул на свою команду:

— Завершение манёвра, заход на обратную миграцию! Аналитики, корректировка по строю.

Сададзи только мелькнул подтверждением, после аномалии с «Энигмой» весь ордер поплыл, оголяя сектора зенита, да ещё и три первторанга стянуты в одну точку.

А уже приближается новая угроза из дальнего субсвета.

Не вовремя всё это, страшно не вовремя. Как и всё на этой войне.

— Контр-адмирал, сорр, если не предпринять срочных мер, мы скоро потеряем зенит. Для эффективной обороны в субсвете у нас слишком много мелочи на хвосте. Ещё пара волн и «Энигма» повторится. Нужно уводить крыло под прикрытием огня первторангов и щитов носителей.

Впервые после начала огневого контакта Финнеан показался в виде аватары. Как всегда непритязательной. Обычный портрет в палубном кителе, разве что почему-то с аккуратной стрижкой. Для по обыкновению лишённых даже бровей и ресниц «консерв» это смотрелось непривычно и даже странно.

— Майор, почему мне об этом докладываешь ты, а не Сададзи?

— Штаб-капитану сейчас, вероятно, не до того. А когда он обратит на это внимание, будет поздно.

— Поясни. Мы до сих пор уверенно держали зенит, несмотря на, хм, аномалию с «Энигмой».

— У нас сейчас запас по пиковой, потому и держим. Но аналитики устают, и следующий шок нам будет стоить не одного, а нескольких крафтов. Ещё три ПЛК подбираются к восьмидесяти, а значит, у нас проблемы. Ты видел, что творится с ордером, до сих пор разгребаем обломки и выравниваем строй, и это нам ещё повезло, никого из первторангов не затянуло в чужую факельную зону. И ты знаешь, что в таком случае происходит — начинается такая болтанка, что приходится растаскивать фланги.

Финнеан пожевал губами.

— Не повторяй мне азов, мы с тобой на одном курсе учились.

— Азы азами, но если разомкнётся хоть пара якорей на первторангах, мы сразу почувствуем, какой у нас сейчас ничтожный запас по мощности.

И всё-таки Акэнобо ни в чём контр-адмирала не убедил. Во всяком случае, аргументов Финнеану подбросил, и на том спасибо.

— Ладно, я тебя понял. Будем с аналитиками прикидывать. Сколько, думаешь, у нас ещё софткап по времени, прежде чем нужно будет начинать уносить отсюда ноги?

— Часов шесть, не больше. Зависит от того, сколько крафтов мы потеряем на следующем шоке.

— Ясно.

Акэнобо уже хотел прервать брифинг, но всё-таки спросил вдогонку:

— Томлин молчит?

Качание головой.

— А Тайрен?

Понятно.

И ушёл обратно к своей команде. Глупо в такой ситуации гордиться собственной правотой, но следующие два часа дались Крылу тяжелее, чем Акэнобо рассчитывал. Обратная миграция «Тимберли Хаунтед» заняла втрое больше времени, чем прямая, вторую очередь шока проводили, учтя предыдущий опыт, подальше от строя, и на этот раз всё прошло без аномалий, но из-за неизбежной деформации эллипсоида плотности зенитного огня был потерян ещё один слой по ту сторону файервола, и физический контакт с угрозой стал на два шага ближе.

Продолжала проседать скорость реакции на изменчивость инкама, страдала динамика распределения мощностей, пиковые нагрузки росли, одновременно парадоксальным образом росли и скорости накопления излишков на воротах накопителей.

Случайными эхо-импульсами и даже вполне расчётными волнами из дальнего субсвета выбило ещё три крафта, не считая подвернувшейся мелочи, но главной проблемой было не это — «Альвхейм» потерял всё-таки второй опорный якорь, и теперь сдавал лишь четыре пятых от максимальной мощности на излучателях, безвозвратно расходуя то, что успел накопить с момента предыдущего шока.

Взмыленные навигаторы не успевали производить ротацию, допускали всё больше ошибок, к аналитикам вообще уже никто не обращался, они были полностью заняты файерволом, таким образом горизонт планирования окончательно упал до нуля. По целям работали с ходу, без подготовки, без предварительного перестроения — вектора факельных зон старались вообще не трогать, поскольку каждое движение ордера теперь было чревато новыми аномалиями, теперь уже по чисто внутренним причинам.

Как до сих пор держался зенит, уму непостижимо.

Отработав очередной залп, Акэнобо сменился на Коё и с резким стуком колец погасил гемисферу, давая отдых затылочным долям.

В голове всё плыло, перед глазами мелькали какие-то артефакты, лицо майора продолжало дёргаться в бессмысленных повторениях одной и той же улыбающейся гримасы. Кому он тут улыбается. Да и улыбка та больше походила на судорожный оскал.

— Майор.

Акэнобо с удивлением покосился на брифинг. Только не плохие новости. Только не сейчас.

— Контр-адмирал, сорр.

— Извини, что отвлекаю, но мне нужно принять решение.

— Апро, контр-адмирал.

— Творится что-то странное. Мне только что пришло, хм, сообщение. Текстом. «Воин сейчас штурмует ваш тыл». Конец сообщения.

Акэнобо почувствовал в этот момент, будто у него гора свалилась с плеч.

— Он всё-таки решился! А мы тут через зенитную… погоди, если Воин там воюет, а мы тут его не слышим, то как получено сообщение?

— И кто его отправил?

— Вот в этом и проблема. Кодированный сигнал подписан одним из «Лебедей».

— Сам Воин?

— Нет. Это «Лебедь» Посланника.

Твою же… Ладно, допустим.

— Плевать. Если он сказал правду, надо снимать тыловую полусферу, сместим зенитный огонь, восстановим плотность. Сколько им понадобится, чтобы пробиться, полчаса, пока рассеется?

— Сомнительно, скорее час, чтобы с гарантией и без лишних потерь. Меня смущает другое. Почему этого не сделал Воин собственноручно, что это ему понадобилось передавать сообщение через другой «Лебедь»?

Да ещё какой непростой.

— И почему он не отправил нам сигнал готовиться заранее?

Оба замолчали. Воин и его интенции всегда были для Адмиралтейства загадкой. Но задаваться подобными вопросами было не принято.

— А что говорит квол?

— Квол молчит с начала огневого контакта.

— Это почему?

— Я его отресетил.

Ты ж…

— Эм… прошу прощения, контр-адмирал, сорр, вы в своём уме?

— Со, майор. Держи себя в руках. Тупая железка попыталась запретить мне доступ.

Та-ак. Ладно, обычное же дело, правда? Каждый день такое бывает, что такого-то. То-то он молчит всю дорогу.

— И… и как же мы поступим?

Финнеан снова потянул паузу.

— Если сконцентрировать весь зенитный огонь в узком секторе, мы способны пробить себе окно для отхода?

— Но зачем, если флот Воина и так…

— Предположим, просто предположим. Нам хватить мощности?

— Хватит за глаза. Но мы не успеем увести в проекцию весь ордер, прежде чем окно схлопнется, первторанги, пожалуй, пролезут с запасом.

— Отлично, это то, что я хотел от тебя услышать. Майор, возвращайся к своим, про сообщение с «Лебедя» ни слова, нам только самодеятельности сейчас не хватало. Я хочу, чтобы Крыло оставалось в готовности. Апро, майор?

— Со, контр-адмирал.

На этом брифинг прервался.

Акэнобо не стал тратить время и сразу вызвал Сададзи.

— Бросай всю текучку и собери команду, четыре лучших твоих аналитика, кто ещё в состоянии работать. Миграция по Крылу — все первторанги на восточную полусферу, остальные под прикрытием носителей симметрично полукуполом.

— Мне Финнеан не…

— Он надумает, дай ему только время.

— Откуда информация?

— Считай, что это мне откровение было. Штаб-капитан, я серьёзно, начинайте делать расчёт миграции.

Сададзи выдержал паузу в несколько секунд.

— Апро, майор.

Теперь «Тимберли Хаунтед».

— Капитан Коё, первая готовность к получению схемы миграции. Режим экономии энергии, копим по максимуму, скоро станем обрубать якоря.

— Мы решили валить из этой дыры?

— Не в этом дело. Но да, всё к тому идёт. И знаешь, лучше бы мы этого не делали.

— Темнишь, майор.

— Долгая история, потом как-нибудь расскажу, за стаканом косорыловки. А теперь сделай так, чтобы крафт был готов ко всему.

— Соседям что сказать?

— Молчи совсем. Ни слова.

— Апро, майор.

Пауза затягивалась, Акэнобо всё думал над словами Финнеана про квола. Он и сам всё гадал, чего говорливая тварь вдруг примолкла, но в свете полученного сообщения эта история стала больше напоминать плохую комедию положений. Кому придёт в голову перед самым огневым контактом ресетить квола, подвергая собственный флагшип угрозе непредвиденных сбоев. Они, конечно, и из коробки подаются готовыми к употреблению, но перед боем…

Размышления прервал всё-таки вышедший в общий командный канал Крыла контр-адмирал.

— Внимание экипажам, приказ по Крылу. Всем крафтам снизить зенитный огонь до минимума, начать накапливать джоули до софткапа, минимизировать движение в ордере. Аналитикам подготовить миграцию, финальное построение — «щит» по радианту. Первторанги на оси, носители в тыл. Миграция безогневая, после выстраивания ордера сфокусированный зенитный конус, на полном номинале мощности до хардкапа. В случае успешной очистки окна начинаем экстренный прожиг. Выполнять.

Значит, всё-таки решился. И главное, решил смолчать про флот Воина, укрытый сейчас в топологическом пространстве за плотной завесой нашего собственного зенитного огня. Не верил в то, что Воин всерьёз решится штурмовать квадрант? Знал что-то такое, из-за чего Воин мог всё это время, скажем так, намеренно умалчивать о собственном приближении? Не верил спасителям?

Последнее было смешно обсуждать, им никто не верил с самого Века Вне, но всё прочее… Оставалось неприятное ощущение, что жизнями экипажей Крыла сейчас играли какую-то замысловатую шахматную партию, и Финнеан был даже не слоном в этой игре. Скорее, конём. Сам же Акэнобо чувствовал себя в лучшем случае королевской пешкой. Если что — разменяют не глядя.

Когда выберемся из этого огневого контакта, надо будет задать Финнеану пару резонных вопросов. А пока ничего не оставалось, как попытаться всё-таки выполнить самоубийственный приказ.

С погашенным циклом зенитного огня миграция прошла так гладко, словно крафты не сгрудились сейчас с полукилометровым лагом, едва не скребя друг друга бортами, а барражировали в свободном космосе, расслабленно и вольготно.

«Тимберли Хаунтед» заняла свою позицию в центре щита, рявкнув первым бортовым залпом, рядом уже выравнивалась после фидбэка «Упанаяна».

— Наведение, перекиньте синхронизацию. Огонь максимально плотный, со всех разрядников. Залп!

Снова скачок декогеренции, крафт колыхнуло, пришлось повторно выравнивать.

Микросингулярности, подпитанные максимальным разрядом, давали лишнее запаздывание при коагуляции, метрику пространства полоскало, но больше Акэнобо волновал горизонт.

Гемисфера стремительно набухала угрозой, не чувствуя больше опоры со стороны субсвета. Ещё немного, и начнётся прорыв. Майор краем глаза следил, как замыкаются фланги у него за спиной. Там орудия молчали. Каково сейчас среднетоннажникам, и тем более мелочи, в ожидании неизбежного плотного контакта, что означало для них практически гарантированную смерть. Даже если они сейчас сумеют пробить канал, уходить придётся вслепую, на пределе, со всеми вытекающими перспективами на заморозку. И если Воин решит, что Крыло уже не спасти… других вариантов не останется.

— Залп!

На месте Финнеана, если подумать, Акэнобо поступил бы так же. Только прорывался бы он назад к Воротам Танно, к «Тсурифе-6», поближе к безопасной зоне. Но он не был командиром этого Крыла, он был командиром исключительно его флагшипа. А значит, и думать сейчас нужно было о выполнении собственной задачи.

Построение было почти закончено, теперь на выбранный контр-адмиралом радиант обрушивалась вся суммарная мощность двух третей Крыла, так что по гемисфере во все стороны поползли, змеясь, тангенциальные каналы, а тактическое поле начало заполнять инфракрасное гало излучения Хоккинга. Невидимый горизонт показался во всей своей зыбкой красоте.

— Залп!

И тут же по всей метрике физического пространства потекли каскады первых прорывов. Угроза нащупала слабину и дала полный ход, заполняя всё вокруг вязкой массой сгустков тёмной материи.

Фланговые крафты встрепенулись и начали заливать физику своими петаваттами, разогревая пространство вокруг до сотен тысяч градусов. С оглушительными хлопками в некогда чистом вакууме приняли на себя удар внешние силовые щиты. Но первторанги продолжали молотить в непробиваемую стену замкнутого с той стороны файервола. И она, кажется, начала поддаваться.

— Разомкнуть якоря, начать прожиг!

И только маршевые двигатели стокилометровыми пиками тормозного излучения подсветили факельные зоны «Тимберли Хаунтед» вдоль курсовой оси ПЛК, как почти четверть радиана телесного угла в тыловой части тактической гемисферы с характерным перезвоном начала переливаться маркерами транспондеров. Это пробивали своими корпусами границу файервола первые крафты флота поддержки.

Воин их не оставил.

Акэнобо бросил взгляд на контр-адмиральский канал, ожидая команды на экстренную отмену манёвра.

И команда прозвучала. Но совсем не та.

— Приказ по Крылу, не меняя построения, флангам разойтись, стоять так, держать оборону. ПЛК — продолжать огонь по радианту. Полную мощность на ходовые. Продолжаем прожиг на прыжок.

Акэнобо обернулся. «Лебедь» ещё был по ту сторону. Это какое-то безумие.

Снова сверкнула гемисфера. На этот раз на том самом радианте, который Крыло продолжало успешно штурмовать, пока четыре ПЛК на тридцати кило-же рвались к прыжковой зоне. Именно она и полыхнула, проламываясь внутрь чёрной воронкой коллапсара. Самое плотное вещество во вселенной — физический вакуум виртуальных гравитонов был разом промят, когда по тому же квадранту высадили всю свою мощность свежие, только прибывшие из-за границ файервола крафты, распахивая перед «Тимберли Хаунтед» путь к долгожданной свободе.

Это флот Воина догадался поддержать их своим огнём.

— Выход на прыжок!

Залитое мертвенным хокинговским светом пространство между искажённых гравитационным линзированием далёких звёзд стремительно уползает к красной границе спектра, оставшаяся в тылу часть Крыла прекратила зенитный огонь и с видимым облегчениям сконцентрировалась на плотном огневом контакте в субсвете. Но прыжковая воронка по-прежнему продолжает полыхать в гемисфере, переполненная тангенциальными каскадами, не желая остывать.

— Они продолжают вести огонь по радианту! Они что, не видят нашу траекторию? Контр-адмирал, сорр, это безумие, туда соваться, нас спалит дружественным огнём! Жду приказа на отмену прожига!

И привычно твёрдый, холодный тон вокорра в ответ:

— Майор Акэнобо, приказ в силе. До встречи на той стороне.

Если Воин не скомандует отставить огонь, мы все трупы.

Но приказ есть приказ, четыре ПЛК единым строем покидали субсвет.

Есть!

До прыжковой зоны оставалось всего полтора тика, когда зенитный огонь с тыла всё-таки прекратился. Теперь путь был свободен.

И в последний момент перед самым проецированием гемисфера всё-таки успела показать маркер «Лебедя».

— Контр-адмирал Молл Финнеан, именем Конклава Воинов я снимаю с вас…

Голос оборвался на полуслове, когда топология дипа сомкнулась вокруг ордера.

Ну как можно было догадаться, что эту треклятую седловину следовало обходить!

Когда выуживаешь такую неповоротливую лоханку, как «Эпиметей», из цепких лап дипа, поневоле стараешься использовать любую подвернувшуюся особенность местной топологии, чтобы сэкономить энергию, а главное, время. Тебя треплет, станцию треплет, всё вокруг сходит с ума, тут не до здравых размышлений о случайном везении и его первопричинах. Заметил лазейку — беги со всех ног.

Будь в тот момент дип предельно спокойным и пустым на декапарсек в окрестности, даже в таком случае ни один астрогатор ни на секунду бы не засомневался в правильности своего выбора.

— Кажется, ты начинаешь себя уговаривать.

И дип ничуть не был спокойным, взбаламученная «глубинниками» фрактальная кисея металась по топологии подобно змеиному языку, ежесекундно грозя «Эпиметею» перспективой аварийного выброса. А там кто знает. Он должен был воспользоваться случаем.

Ковальский зачарованно глядел на мерцание контрольных огоньков в лазарете.

Три капсулы, по крышку залитые коллоидом, внутри безостановочно продолжается какое-то движение, мерцают на внешнем стекле схемы визуализации данных, чертятся графики, выдаются анализатором какие-то рекомендации.

Для Ковальского всё это было маловразумительной мурой, ему как дежурному астрогатору вменялось в обязанность лишь определить целесообразность реанимационных процедур и в дальнейшем придерживаться назначений медицинского квола. Зачем он вообще тут застрял, изображая соляной столб?

Приключение, конечно, то ещё.

Сначала Альциона D, банальный бело-жёлтый карлик, огульным образом срывает себе клапана и на всех парах спешит превратиться в сверхновую, так что от её вспухающей оболочки «Эпиметею» приходится, бросая дроны, буквально в последний момент проецироваться в недра сошедшего с ума дипа, так ещё и после выхода в субсвет станция чуть не растирает о собственный силовой панцирь невесть откуда здесь взявшиеся у неё под бортом обрубки террианского крафта.

Будь Ковальский чуть менее расторопен и не истерни вовремя квол, чудесным образом сунувшемуся прямо в зону выхода дебрису суждено было бы распылиться на лишённые оболочек голые ядра, остаток не успевшей диссипироваться за время прыжка фотосферы Альционы D легко бы испарил даже хорошо армированный полями металл. А голый прочный корпус выпотрошенного разведсаба и подавно.

Только скорректировали курс, с грехом пополам оттормозились, как в общих каналах началось — ах, эхо-топограмма, ах, элементарные азы навигации в дипе и на выходе из оного, вот, смотрите, инструкция.

Да пошли вы со своими инструкциями. «Эпиметей» — не перворанговое корыто, ему почти не даётся выбора тактики проецирования. Может, ещё секунда промедления, и шевелёнка растёрла бы неповоротливую астростанцию в кварковую пыль. В дипе, знаете ли, глюонные поля устроены иначе, и те же одиночные топ-суперкварки…

Ковальский плюнул в сердцах и вышел из лазарета.

Тут климатизаторы, разумеется, были традиционно не в форме, иссохший воздух галереи снова начал драть астрогатору горло.

Да, он был виноват, но сколько можно себя винить? Хотя бы спасательный маяк сразу заметил.

Забирал этих троих автоматический зонд-спасатель, он же захватил бэкапы бортовых журналов и диффы квола. Всё это добро сейчас аккуратным архивчиком пылилось в недрах астростанции, оставленное нераспакованным до лучших времён. Вот вернёмся на базу, пусть там и смотрят.

Ковальский устало потёр лицо. Казалось, от окружающей сухости кожа под пальцами звонко потрескивает.

Возвращаться не хотелось, но надо.

С тех пор, как «Эпиметей» подобрал тела троих дайверов, прошли почти корабельные сутки, но почему-то «гости» до сих пор не могли прийти к соглашению, что делать дальше. Пока Ковальский убирался от греха подальше из недр сошедшей с ума Альционы D, вопросов об этом не возникало, но стоило астростанции переместиться в квадрант пустоты, находящийся в непосредственной близости от точки триангуляции, которую Превиос называла почему-то «фокусом», как вся спешка куда-то немедленно испарилась.

На станции повисла тяжкая пауза, которую водворение троицы чужаков, кажется, только усугубило, сгустив атмосферу до состояния бозе-конденсата, где большая часть окружающей материи только делала вид, что движется, и лишь лёгкая фракция в лице Ковальского маячила неподалёку, протекая сквозь застывшее желе кают-кампании, даже его не задевая.

Именно поэтому он туда и почти перестал наведываться, визиты эти каждый раз приносили исключительно тоскливое чувство одиночества посреди собственной астростанции.

— Квол, горизонт?

— Горизонт свободен, астрогатор.

Хоть бы какое-то космическое тело в пределах чувствительности детекторов. Это бы сильно упростило Ковальскому жизнь.

Что они вообще тут потеряли, кто бы знал.

— Какие-нибудь сообщения от Лидийского Крыла?

— Ведётся активный огонь по горизонту, больше никакой информации пока не поступало.

От тебя, железяка, никакого толку.

Ковальский в отчаянии скрипнул глазными яблоками и направился к гостям, надо уже что-то решать.

Внутри кают-кампании наблюдалась обычная экспозиция, казалось, эти двое вообще никогда не покидали своих излюбленных кресел. Да что там кресел — поз не меняли.

Превиос сидела прямо, словно проглотив реакторный стержень, а советник, подобрав ноги в сандалиях под себя, подпирала одной рукой подбородок, а другой покачивала в такт каким-то своим мыслям.

Ковальский насуплено сообразил себе стакан какого-то витаминного раствора кислотного цвета, молча прошествовал через привычно залитое светом помещение на другой конец, где и расположился в одном из кресел с таким расчётом, чтобы оказаться у парочки практически за спиной.

Надо, тьма вас всех побери, немного собраться с мыслями. И аргументы сегодня ему ещё понадобятся. Вот бы понять, аргументы в пользу чего.

— Превиос, душечка, когда ты вот так замолкаешь, я начинаю чувствовать себя неприятно.

Эффектор ответила, лишь выждав томную паузу, словно театральная актриса на подмостках.

— Сформулирую свою позицию так — я предпочитаю высказываться, когда накопится достаточное количество информации.

— Если бы это было так.

— Вы что-то конкретное имеете в виду, советник?

— Избранные людской расы всегда отличались изрядной оперативностью в собственных реакциях, вы вообще производите впечатление существ, спешащих совершить любое, пусть даже и первое попавшееся телодвижение, лишь бы не оставаться в бездействии.

Опять пауза.

— Это неправда.

— Ну какая же неправда, стоило аналитикам Финнеана заподозрить, что в их оперативном квадранте располагается искомый фокус, как вы тут же словно с цепи сорвались.

— В данном случае для спешки были свои причины.

— Не поделишься?

Вместо ответа Превиос резким движением развернула кресло лицом к Ковальскому и тяжело упёрлась в него взглядом, так что он даже попытался отстраниться, но спинка уверенно скорректировала его поползновения.

Не. Ёрзай.

— Астрогатор Ковальский, можно вам задать вопрос.

Вот лучше бы без этого, вашу протуберашу.

— Если вам будет угодно, но причём тут…

— Советник считает, что Конклав стал слишком реактивен, он, дескать, предпочитает решать все проблемы по горячим следам, не дожидаясь нормального анализа, и, видимо, в этом советник подозревает одну из причин наших текущих проблем.

Ковальский попытался сглотнуть, но слюны во рту не было. Эти глаза раскалёнными иглами шарили где-то на самом дне его сознания. Нет, здесь его никогда не оставят в покое.

— А вопрос-то в чём?

Последняя попытка избежать назревающей порки.

— Лично вы считаете, что Воины излишне, скажем, торопливы в своих решениях?

— Если честно, то я бы взял на себя смелость утверждать обратное.

— Что конкретно вы имеете в виду, астрогатор?

Ковальский набрал побольше воздуха в грудь.

— Конклав Воинов — закостеневшая в своём догматизме кучка могущественных, но застрявших в безумно далёком прошлом отщепенцев, тормозящих развитие собственной расы. И если что-то можно сделать медленнее или лишний раз перестраховаться, то Воины именно так и поступят. И называть их торопливыми можно только по недомыслию или в шутку.

— Советник, слышите, вы только что пытались пошутить?

— И не думала.

— Астрогатор, советник явно не собиралась шутить, какой мы из этого делаем вывод?

— Я не понимаю, в какие игры вы сейчас играете, но вы обе прекрасно поняли, что я имею в виду. Воины не только не склонны действовать поспешно, но они, по сути, стали единственным тормозом, который в настоящее время сдерживает поступательное развитие человечества как разумной космической расы.

Ковальский выдохнул и снова заёрзал. Ему было крайне неуютно в тот момент, но привычным образом свалить из кают-кампании означало бы окончательно потерять лицо, а эти двое и так его держали здесь чуть ли не за несмышлёного младенца. Во всяком случае, ирн.

Та тут же не преминула присоединиться к экзекуции.

— Астрогатор, солнце, поясни эффектору Превиос, в чём состоят твои претензии персонально к ней?

Ковальский, почесав переносицу, попытался собрать собственные мысли в кучку, но какой трёпаной тьмы, претензий у него было навалом.

— Для начала, вот уже сколько времени меня держат в абсолютном неведении относительно истинной цели нашей экспедиции.

— Думаете, только вас?

Это уже снова сама Превиос. Ковальский театрально оглянулся.

— Ну, сейчас, кроме меня, тут из экипажа никого нет, точнее, они все по-прежнему в стазисе, и вы вопрос задали мне, давайте сначала со мной и разбираться.

— Ну почему, дорогой, есть ещё мы двое. К экипажу как таковому мы, разумеется, не относимся, но посуди сам, с чего ты взял, что нам известно нечто сверх того, что мы тебе уже неоднократно рассказывали?

— Вы хотите сказать, что тоже, как и я, до сих пор не в курсе, что такое этот пресловутый «фокус», который мы тут ищем с риском поджариться в недрах сверхновой?

— Ну, если в общем, то да, именно, что не в курсе. Этого вообще никто в этой галактике доподлинно не знает, молодой человек. Даже наш пернатый друг, посланник Симаха Нуари и всея летящих Илиа Фейи не в курсе, а уж он-то немало живёт на свете.

Ковальский привычно почувствовал, что теряет нить.

— Причём тут трёпаные спасители? Не уводите разговор от темы, что, по-вашему, мы тут потеряли?

— Фокус. Мы ищем фокус.

— И что же это такое, наконец!

— Мы не знаем.

Ну, приехали.

— А если с подробностями?

Советник привычно ярко, по-детски улыбнулась.

— А нет никаких подробностей. Вы исследуете топологическое пространство, на вашем варварском флотском жаргоне именуемое «дип», вот уже скоро полтысячи террианских лет. Мы, ирны, делаем это уже более десяти тысяч лет, те же птахи, они же летящие — вообще невесть сколько, страшно спрашивать. Исследование это ведётся в основном автоматическими зондами-самописцами, по кулдауну погружающимися в дип. Если вы видели, как выглядит проекция фрактальной шевелёнки на трёхмерное пространство, вам должно быть понятно, что это безумное количество информации, на полноценный анализ которого не хватит суммарной вычислительной мощи всех ку-машин обеих наших трёх рас. Но попытки выборочного анализа ведутся. И со временем мы научились вычленять в тамошнем хаосе некое подобие корреляций. Своеобразные кучности сигналов, выплески статистики, явно транслирующие какие-то сигналы.

Фраза оборвалась.

— И?

— Это всё. В этом секторе Галактики обнаружена только одна такая область. Есть предположение, что ей соответствует в проекции на субсвет нечто, условно именуемое «фокусом». Его мы и ищем.

— Ну, я не знаю, а есть какие-то предположения, что бы это могло быть?

Советник без обиняков пожала плечами. Сама непосредственность.

— Артефакт пресловутого «предыдущего поколения» цивилизаций? Естественный природный феномен? Нечто биологической или даже разумной природы? Превиос, душа моя, разочаруй его лучше ты.

Та несколько машинально кивнула, блеснув стальными сочленениями, и продолжила как бы самой себе.

— Мы предполагаем всё, но мы действительно не знаем, и вообще весь интерес человечества к поискам фокуса в сущности основан на единственном предположении — что контакт с чем-то или с кем-то, кто или что будет обнаружено поблизости от фокуса, может раз и навсегда изменить ход всей той войны за выживание, что мы все ведём со времён Века Вне, что нам больше не придётся прятаться от угрозы за стенами додекаэдров Цепи.

Ковальский скрипнул зубами.

— Это… может быть правдой?

— Не более чем что-либо иное из сотен приходивших когда-либо и кому-либо в голову вариантов, мы же сказали — этого не знает никто, ни Вечные, ни Хранители, ни Воины, ни люди, ни ирны, ни летящие, о последних тяжело рассуждать, но и даже они бы не стали бы утаивать такое.

Ирн и астрогатор фыркнули одновременно.

— Эта подлая раса способна быть подлой даже в мелочах, что ей мешает скрыть столь важную информацию?

Эффектор вздохнула.

— Не будем так говорить за глаза, тем более что это в действительности может оказаться и крайне неважная информация.

Но Ковальского было уже не остановить.

— Раскрыть причину возникновения угрозы? Ха! А как же весь этот бедлам с глубинными бомбами?

Два недоумённых взгляда.

— Вы же не предполагаете, что все эти жёлтые, красные и какие там ещё карлики хором жахнули по чисто внутренним естественным причинам?

— Ну, астрогатор, не мне вам рассказывать, что причины были как раз вполне естественными, другое дело, что тот, кто обеспечил возникновение этих самых естественных условий, был хорошо знаком с физикой метастабильных возбуждённых суперсимметричных состояний, впрочем, это невесть какая тайна, каждая раса, способная к погружению в дип, так или иначе владеет этими сведениями, а следовательно, хотя бы в теории способна на такое.

— Дюжинами взрывать звёзды и потрошить их в дип? Ради чего?

— Мы этого не знаем, как не знаем и того, что или кто стало причиной этого, как вы сказали, «бедлама», активные ли поиски разведсабов «Махавира» и «Джайн Ава», наше ли пребывание в непосредственной близости, в конце концов, может, это была вообще автоматическая реакция некой изощрённой системы обороны на подступах к секретам, которые нам попросту не положено знать, не слишком разумной и дико неэффективной, если подумать, мы же в итоге всё равно благополучно оказались здесь.

Ковальский пытался вспомнить, опять всё увелось от основной темы, что же он, что же он такое хотел сказать…

— В конце концов, все эти, как вы выразились, «глубинные бомбы» могли быть лишь такой чрезвычайно мощной системой обнаружения, ведь в тот момент, когда всё рвануло, были разом засвечены все окрестности местного скопления на глубину в сотню мегапарсек, подумайте, об этом, кто-то или что-то только что узнало, что мы сунулись к фокусу, и сделали это намеренно.

— Вот!

Ковальский аж вскочил со своего кресла.

— Что «вот», душечка?

Советника вдруг отчаянно захотелось придушить. Если бы это было так просто.

— Вот что я имел в виду, когда говорил, что Воины тормозят человечество! Да дай вам волю, мы бы даже случайно обнаружив этот самый фокус, по вашему приказу вынуждены были держаться от него подальше! И воевать-воевать-воевать, до бесконечности!

— А с чего вы взяли, что там, в фокусе, война прекратится?

— Но если есть шанс!..

— А вы уверены, что нам с нашей войной так уж нужна новая сила, которая решит тоже в ней принять участие, сила, способная, не моргнув глазом, взрывать целые звёздные скопления?

Ковальский упрямо покачал головой.

— Но мы всё равно уже здесь! И по вашему же приказу! Так какого драного дипа мы сидим и чего-то ждём? Или вы в который раз и сами не знаете? Я же заметил, что мы так спешили-спешили, что стоило «Эпиметею» свалиться на головы бедолагам-дайверам, как вся спешка куда-то растворилась.

И тут в кают-кампании раздался дружный заливистый смех. Причём Превиос заливалась ничуть не слабее ирна. А Ковальский опять почувствовал себя глупо.

— Бедный, он так и не понял!

— Не понял чего?

Отсмеявшись, гости снова примерили знакомые маски — наивного любопытства и холодной самоуглублённости.

— Простите нас, астрогатор, нечасто услышишь что-либо действительно смешное, грех не воспользоваться, ведь смех помогает размыкать кольцевые сигналы префронтальной коры, вы знали?

— И всё равно я не понимаю, что в моих словах такого смешного.

Превиос молитвенно сложила ладони.

— Вот смотрите, этот квадрант субсвета занимает приблизительно полтора кубопарсека, какова, по-вашему, вероятность, что мы свалимся дайверам с «Джайн Авы» буквально на голову?

Ковальский попытался прикинуть, и получилась какая-то безумно ничтожная цифра.

— И что это значит?

— А значит это, что, видимо, и они, и мы стремились попасть в одну и ту же точку. И нам на самом деле никто не мешал это сделать.

— Вероятно, так и было, хотя судя по состоянию остатков их саба, этим троим под конец было не до выбора точки проецирования.

— То есть вы понимаете, что выбрасывались они вслепую.

— Да, понимаю, я не идиот.

— Ну так сделайте ещё одно логическое усилие и проведите анализ до конца.

Ковальский задумался. Два крафта несутся по дипу, судорожно унося ноги от ярости глубиннико…

— Получается, что мы оказались в одной точке неслучайно, по сути, у нас не было другого выбора.

Превиос для верности пару раз показушно хлопнула в ладоши.

— Именно.

— То есть вы предполагаете, что мы тут как в ловушке?

— Это мы ещё посмотрим, но анализ топологии дипа в последние мгновения перед обратным проецированием явно указывал на локальную седловину, что, вообще говоря, пока не имеет точных объяснений, исключительно теории разной степени правдоподобия, причём все эти теории бессмысленны без предположения о существовании физических объектов негативной массы покоя, что до сих пор не наблюдалось.

— И о чём это говорит?

— Что пресловутый «фокус» всё-таки может оказаться банальным — или не банальным — феноменом топологического пространства, к артефактам субсвета отношения вообще не имеющим.

Ковальский начал понемногу догонять.

— То есть мы искали всё это время обычную яму, и теперь, по очереди, два крафта благополучно в неё угодили, так?

— Мы этого не знаем.

— И сможем ли мы, например, отсюда выбраться, мы тоже не знаем?

Снова пожатие плеч.

— Можно прямо сейчас попробовать дать команду кволу на прожиг в сторону «Тсурифы-6», энергии в накопителях у нас на шесть таких прыжков, только это вы меня только что обвиняли в том, что я — тормоз прогресса.

Ковальский устало потёр лицо. Этот разговор явно начинал ходить по кругу.

— Я и не предлагаю прямо сейчас сворачивать операцию, но мы сюда вроде как зачем-то прибыли? Это исследовательская миссия?

— Да.

— Так почему астрогатор должен вытаскивать эту невероятную тайну из вас двоих клещами?

— Вы могли в любое время просто спросить, если вам было так любопытно.

Так. Вздохнуть поглубже, успокоиться. И когда он успел так завестись?

— Превиос, душечка, я, кажется, догадалась, чего от нас хочет астрогатор Ковальский.

— Внимательно слушаю.

— Он пытается нам объяснить, что если миссия исследовательская, то должны быть какие-нибудь исследования, — звучный смешок. — Лемма Грошева, как у вас говорят. Но мы сидим тут и ничего не исследуем. Астрогатор, я всё адекватно донесла?

— Более чем, — буркнул Ковальский, стараясь не сопеть оскорблённо носом, дурацкий свист на вдохе, дурацкие пересохшие пазухи, дурацкий климатизатор.

— Вы предлагаете двигаться дальше, не тянуть резину, или как там это говорится.

— Ну конечно!

— Квол, полный обзор!

Она щёлкнула пальцами и стены кают-кампании тут же воспроизвели черноту окружающего «Эпиметей» пространства, даже в отпопулированном состоянии, насколько хватало точности приборов, станцию сейчас окружало вопиющее ничто.

— Куда конкретно вы предлагаете спешно выдвигаться?

— Но у вас же… погодите, бакен передал точные координаты триангуляции. И это не то место.

Превиос лениво махнула поблескивающей ладонью и в недрах визуализации послушно зажглась точка.

— Вот эти координаты, расстояние — чуть меньше двух световых минут, если точнее, один-девяносто-пять тика в направлении Рукава Стрельца.

— И что же нас сдерживает? Давайте уже проделаем это!

— Вы не видите, что нам сдерживает?

— Да нет же! Там пусто!

— Именно, ни в указанной точке, ни где бы то ни было в пределах квадранта ничего до сих пор не обнаружено.

Ковальский задумался.

— Но если мы подойдём поближе…

— И тоже ничего не обнаружим, тем более что за прошедшее со времени триангуляции время банальное вращение диска Галактики успело сместить эту точку вот сюда.

Мигнул ещё один маркер.

— И там тоже пусто.

— То есть мы просто сидим и чего-то ждём?

— «Эпиметей», как вам должно быть лучше меня известно — это уникальный по своим возможностям исследовательский инструмент с фантастической точностью детекторов как в гравитационно-топологическом, нейтринном, так и в электромагнитом слое реальности, и все его усилия сейчас направлены на поиски каких бы то ни было артефактов, аномалий или небесных тел в пределах досягаемости, нам же остаётся просто ждать.

— Понятно.

Ну вот, Ковальский опять чувствует себя глупо и ему можно отсюда со спокойной душой убираться.

Астрогатор поднялся, оправил китель, коротко поклонился гостям, и направился к выходу.

— Эта, погодь.

Ковальский невольно попятился назад вдоль вновь окрасившейся в белое стеночки.

На пороге стояли трое.

Если бы самолично Ковальский не помогал сервомехам принимать и идентифицировать тела из раскуроченного отсека «Джайн Авы» перед отправкой их в лазарет, он бы не догадался, кто из них кто, так они были похожи сейчас друг на друга.

Иссиня-чёрные лица, изломанные фигуры, красные от кровоизлияний, а у кого и попросту незрячие глаза за стальными накладками, мешком висящие на практически голых костях полупрозрачные медицинские робы — что ещё они могли отыскать около саркофагов.

Но куда больше этих троих объединяло в тот момент другое.

Лютая ненависть, смешанная с бесконечным презрением на лицах.

— Ты тут, что ли, командир?

— Дежурный астрогатор Михаэль Ковальский.

Его словно обшарили с головы до ног и признали никуда не годным.

И опять Ковальскому стало стыдно, за свои белоснежные лацканы, за свои жалобы на сухость воздуха.

— Понятна. Мы тут эта, вашу немного послушали, складно поёте.

Говоривший на последних словах заметно посерел лицом и стал заваливаться на бок, но когда Ковальский машинально дёрнулся ему помочь, сделал ему навстречу такое лицо, что астрогатор поспешил отскочить обратно, выговаривая самому себе за глупость. Эти парни явно скорее сдохли бы, чем приняли чью-то помощь.

— Вот тока слушайте сюда, я не для того два саба угробил, чтобы тут на выходе в субсвет ошиваться. Может или нет ваша халупа что-то обнаружить хоть у себя под носом, мне вынуть да покласть, это ясно? Мы немедленно выдвигаемся в точку триангуляции фокуса.

— Апро, примар.

Это двое остальных хором каркнули привычную поговорку.

Ковальский, пытаясь сообразить, обернулся к «гостям», но те молчали, заинтересованно разглядывая пришельцев.

Сам астрогатор впервые сталкивался с такой наглой попыткой нарушения субординации, так что даже какой-нибудь вразумительный ответ ему в голову что-то не приходил. Ладно, попробуем сформулировать.

— Коллеги…

— Какие мы те «коллеги», пиджак.

— Прошу вас соблюдать приличия, вы находитесь на борту астростанции под моим командованием…

— А вот и нет, коммандер, принимай лидера.

Дробь контрольных колец и едва слышимый гул генераторов в недрах «Эпиметея» словно сменил тональность.

— Квол, журисдикция этих дайверов не была подтверждена…

— Негатив, астрогатор, авторизация пройдена успешно. Как старший по званию, командиром «Эпиметея» объявляется двухзвёздный коммандер Элис Тайрен.

Впрочем, кто тут на самом деле главный, было понятно с самого начала. Капитан Уоррен Дайс, что стоял в центре и впереди всей троицы.

— Какие-то вопросы, астрогатор?

— Хм.

Ковальский ещё раз оглянулся на «гостей». Те молча и внимательно разглядывали дайверов. Бесполезно.

— Прошу, в таком случае, подтвердить перед кволом мои полномочия по оперативному управлению станцией. У вас всё равно нет достаточной компетенции.

— Апро, астрогатор, полномочия верифицированы.

— Какие будут распоряжения?

— Выдвигай «Эпиметей» средним ходом в точку триангуляции.

— Но там же ничего…

— Выполнять, астрогатор, не то отправлю в рубку Эй Джи, и он вас тут научит человечеству служить.

Ковальский невольно махнул рукой, отдавая в ответ честь, жалкий такой жест, машинальный.

— Апро, капитан.

Чтоб вас всех.

— Позвольте спросить, но вы точно представляете, куда направляетесь?

Это, наконец, подала голос Превиос.

Дайс на эту реплику спесивым тоном спросил:

— На борту ещё есть штатский персонал?

Вопрос был задан в пространство, но по тону Ковальский догадался, что вопрос задан не кволу, а лично ему, дежурному астрогатору.

— Негатив, сорр, штатского персонала на борту нет совсем.

— А это кто?

Саккады зрачков явно выдавали в капитане попытки считать сидящих перед ним. Бесполезно.

— Гости станции, внешние советники.

— Наблюдатели? Мозголомы? Ревизионная комиссия?

— Негатив, сорр, ничего из перечисленного.

— Вернуть, хм, гостей, в личные каюты, здесь отныне будет размещаться оперативный штаб, выполнять, о выполнении доложить.

И замер в ожидании.

— Капитан Дайс, разрешите обратиться.

— Апро, астрогатор.

— Эффектор Превиос поинтересовалась, знаете ли вы, что мы ищем?

— Разумеется, ищем фокус.

Ковальский с интересом следил за переглядками всех участников мизансцены, но пока так и не понял, что это всё значит. Заветное слово «эффектор» на капитана если и произвело впечатление, то никаких выводов из него всё равно не последовало.

— Поясняю.

Ну-ка, ну-ка, бравый дайвер кое-что всё-таки соизволил пояснить.

— У меня прямой приказ от пятизвёздного контр-адмирала Молла Финнеана, который не может быть оспорен эффектором, не имеющим формальных на то полномочий со стороны Конклава. Насколько я понимаю, таких полномочий у эффектора Превиос нет.

Пауза. Капитан ждал, не последует ли какая-нибудь реплика от квола, но тот как воды в рот набрал.

— Так я и думал. Выполнять приказ о релокации штатских.

Ковальский повернулся к гостям и сделал неуверенный жест руками.

— Советник, эффектор, прошу вас добровольно проследовать в свои каюты и находиться там до иных распоряжений текущего командира станции.

Превиос и ирн остались сидеть, выражения их лиц были такими же бесстрастными, но Ковальский их уже успел достаточно изучить, именно такое выражение соответствовало максимальной сосредоточенности.

Ситуация была патовой, не силой же их отсюда выволакивать, к тому же, Ковальский догадывался, насколько это был бесперспективный план.

— Слышь, служивый, ты уверен, что реально готов мериться со мной погонами?

У Ковальского остро засосало под ложечкой. Игры кончились совсем, на таком грубом «палубном» диалекте галакса Превиос не разговаривала на его памяти никогда.

— Без бэ, эффектор, твой Воин далеко, и не тебе создавать помехи флоту в выполнении поставленной задачи и нарушать регламент службы войск. И свою задачу я выполню, что бы ты там себе ни думала.

Он правда в это верил. Жалко, что реальность его словам несколько противоречила. Не будут же они сейчас сходиться в рукопашной, в самом деле. Да и то сказать, эти трое даже в лучшей своей форме не справились бы с одной советницей-ирном, что уж говорить о Превиос.

Долбаный свет, что он несёт такое… они же не дикари тут, выяснять, кто кому морду набьёт! Да и эти… орлы, они же едва на ногах стоят!

Невидимая струна конфликта между тем натянулась до предела и буквально ощутимо начала звенеть в сухом застывшем воздухе.

Ну, же, прекратите сходить с ума, разойдитесь по углам и начните договариваться. У вас просто нет другого выхода, пока мы заперты вместе не этой астростанции!

Превиос только начала двигаться, а уже разом выпала из поля зрения Ковальского.

Самым краем боковой сетчатки он успел заметить распластанное в воздухе пятно, бросившееся на троицу дайверов.

Последнее, что Ковальский запомнил, это была яркая вспышка, сопровождаемая ударом по барабанным перепонкам. На какое-то мгновение Ковальский почувствовал себя лопнувшим воздушным шариком, после чего благополучно канул в черноту спасительного забвения.

Артмана звали Цзинь Цзиюнь, и для Илиа Фейи звучало это имя на слух тем самым «птичьим щебетанием», которое артманы так любили ввернуть, когда хотели намеренно задеть летящего. В действительности шелест летящих распространялся за пределы стандартного акустического диапазона артманов в обе стороны, так что с тем же успехом диалог двух представителей его вида мог казаться этим невеждам как зловещим рыком, так и скворчащим звуком ультразвукового ножа. А вот имя незваного гостя звучало на слух летящего именно что птичьим щебетом. Забавно будет, если артман всё-таки умрёт — его не станет, а имя его Илиа Фейи теперь уже, наверное, не забудет никогда. Первое самоназвание рядового ничем не выдающегося артмана, которое он узнал.

Имена собственные шпиона из другой галактики вообще не интересовали, он пользовался ими, только чтобы удобнее было различать особо важных артманов из числа командования флота или администрации крупных миров. Илиа Фейи помнил все имена артманских Избранных, даже тех, кого ни разу не видели с самого Века Вне, знал бы и большинство высокопоставленных ирнов, но те предпочитали скрывать, как их звали, так что прозвища им Илиа Фейи давал сам, находя в этом своеобразное искусство.

Непосредственно имя «пленного человека», как до этого в шутку называл про себя артмана Илиа Фейи, он узнал чисто случайно.

«Лебедь» колыхался на волнах топологии, оказавшись в тупике. Соваться в самую мясорубку штурмующего субсвет артманского флота ему не следовало, выходить в физику в другой точке — тем более представлялось бессмысленным. Так что пока сквозь кромку файервола была видна лишь яростная канонада, шпиону ничего не оставалось, как отложить свои дальнейшие изыскания. И тут поневоле вспомнился артман, запертый всё там же, в тамбуре.

Держать его вторые сутки кряду в тесном отсеке без малейшего следа хотя бы санитарных удобств, не говоря уже обо всём необходимом, было негуманно, да и не рассчитывал летящий, втаскивая беднягу на борт, что их совместное пребывание настолько затянется. Надо было его всё-таки сразу сбросить на «Тсурифу-6», но теперь уж что вспоминать.

Илиа Фейи в этот раз не стал сам ходить к своему невольному попутчику, посмотрел через внутреннюю трансляцию, подивился загаженному отсеку и отправил туда сразу трёх макроуборщиков. Сам артман выглядел паршиво — лицо совсем осунулось, ноги не держат. Видимо, предложенный ему питательный бульон не совсем подошёл. Увы, раздатчик не содержал инструкций для синтеза артманских белков, пришлось давать смесь из обычных солей и полисахаридов с ароматизаторами. Но, видимо, это тоже не сильно помогало.

Нужно было доставать его из тамбура и отправлять в медлаб, благо он содержал исчерпывающие данные о расах Пероснежия и должен был справиться. Илиа Фейи побулькал себе недовольно под рострум, но всё-таки поднялся с одра и отправился к перегородке шлюза.

Жалкое зрелище.

Артман, безвольно опустив голову, что-то неразборчиво мычал.

То ли рацион вышел совсем неподходящим, то ли в тамбуре атмосфера оказалась всё-таки не настолько стерильной, тяжело понять, но артмана явно надо было спасать.

Илиа Фейи решительно вскрыл мембрану и дал команду автоматам на транспортировку. Как же так-то.

Вообще говоря, ни макро-паразитарные, ни бактериально-вирусные представители биоты летящих артманам были не страшны, но увы, при постоянном контакте с чужой биологией «Лебедь» стал домом и для автохтонных бета-лактамазных супербактерий, которые тут нашли себе какую-никакую питательную среду в виде отбросов чуждой биологии, зато совсем никаких естественных врагов. Так что система жизнеобеспечения хоть и обрабатывалась регулярно, всё равно её биота была для не подготовленных к ней артманов весьма контагиозной.

Проще говоря, когда Илиа Фейи при первой их встрече сетовал на невозможность впустить артмана внутрь для его же безопасности — он имел в виду именно проклятый расплодившийся повсюду золотистый стафилококк.

И вот теперь на руках у летящего оказалась стремительно теряющая силы особь, которую всё равно надо срочно впускать. Помогая переместить артмана на транспортировочную платформу, в обычных условиях применяемую для погрузки-разгрузки тут же в тамбуре, Илиа Фейи попытался подбодрить гостя репликой «спокойно, т-щеловек», на что и получил прямо в рострум:

— Меня зовут Цзинь Цзиюнь, ты, садист трёпаный.

— Очень приятно познакомитьс-ся, человек Цзинь Цзиюнь, меня з-совут Илиа Фейи.

Так и состоялся непрошеный обмен званиями-величаниями. Летящий — не ирн, который после этой церемонии считался бы чем-то вроде побратима (или как там, посестрима, что ли) своему новому знакомому, но тем не менее неловкий обряд почему-то оставил в душе шпиона непонятный след. Ему как будто разом стало не всё равно, умрёт этот артман в итоге или нет.

И вот теперь Илиа Фейи между сводок с фронтов бегает в лазарет и без конца читает там медицинские заключения, хотя мог бы делать это же, не сходя с места, то есть прямо из рубки.

Сакситоксины, афлатоксины, что там ещё мелькало в отчётах.

Всю эту совершенно безопасную для летящих биохимию аппараты диализа успешно выкачивали из пациента, вливая обратно его собственные клонированные нейтрофилы, а также готовый бульон из эпитопов для макроскопической перенастройки иммунных реакций. С внутривенным питанием тоже пошло лучше, чем там, в тамбуре, во всяком случае, из Цзинь Цзиюня перестали литься биологические жидкости, от резкого запаха которых поначалу у Илиа Фейи буквально слезились роговицы.

Впрочем, артман всё равно пока больше был похож на временно реанимированный труп, чем на нечто близкое к выздоровлению. Зашкаливающая температура, бешеный по артманским меркам пульс, едва справляющиеся внутренние органы, что там у них, кто бы помнил те мудрёные названия.

Ведь точно сложит крылья, с него станется. Так всегда, помощь чужакам непременно стоила для Илиа Фейи выпавших пенн, не твоё это, вмешиваться в местные дела, ты шпионишь, так и шпионь. А по протоколу санитарного контроля артманов в случае, если на борту случился смертельный исход в результате локальной либо занесённой контаминации для доступа в порты с первого по четвёртый ранг включительно крафт следовало предварительно подвергнуть полной санитарной обработке с получением свежего биологического сертификата соответствия.

Вот только этого сейчас не хватало. Илиа Фейи всегда относился к артманской бюрократии с недоверием, а когда дело доходило до таких крайностей как био-контроль… вот угораздило же, а? Теперь, если что, его дальше деревенского насеста не пустят, и это сейчас, когда каждая секунда бывает на счету.

Илия Фейи вздыхал и отправлялся восвояси, следить за местной странной позиционной войной, пока в лазарете решалась судьба Цзинь Цзиюня.

Не слишком богатая альтернатива, тут он тоже не мог на что-либо особо повлиять, а также по-прежнему не понимал самой сути разворачивающегося перед ним конфликта. Что артманы тут с самого начала делали, если искомые ими координаты остались далеко в стороне, почему они здесь упорно барражировали до последнего закрытого окна и даже после этого вместо того, чтобы попытаться пробиться в сторону Ворот Танно, зачем-то встали как вкопанные и с тех пор вели плотный заградительный зенитный огонь по всей сфере.

Смысла во всём этом было не больше, чем в том отчаянном прыжке на орбиту планетоида, который в последний момент совершил Цзинь Цзиюнь. Рассчитывать на появление именно в той точке пространства-времени «Лебедя» он, конечно же, не мог, да и если бы знал, кто летит его спасать, пожалуй, предпочёл бы этого не делать. Однако в результате всё-таки благополучно избежал смерти в ударной волне сброшенной оболочки, что делало бы честь его упорству, если бы не приводило его на край гибели уже не в горниле звёздной плазмы, а в луже собственных выделений.

Кто поймёт, в чём есть смысл, в чём нет, если не знаешь всей перспективы.

Вот также и Лидийскому крылу CXXIII флота под командованием пятизвёздного контр-адмирала Молла Финнеана сейчас приходилось сражаться просто за собственное право сражаться. А там уж — как кривая вывезет. Подобного слепого фатализма артманов Илиа Фейи не понимал и не принимал, несмотря на прожитые рядом с ними сезоны.

Да, пространство Пероснежия изначально несло угрозу их выживанию как вида, и эта внутренняя упёртая агрессия была оправдана хотя бы биологически, но теперь, когда у артманов был свой сектор, расчищенный, надёжно укрытый от угрозы фронтирнымидодекаэдрами Цепи, со своей выстроенной системой транспортных нитей между мирами, с узловыми точками поддержки флота и с собственно довольно мощным уже и по меркам летящих флотом, почему они всё никак не могли остановиться, почему всё лезли и лезли вперёд, нарываясь на одну ловушку за другой и продолжая рисковать вновь оказаться в патовой ситуации Века Вне?

Бойня Тысячелетия артманов ничему не научила, и уже даже их Воины, похоже, окончательно перестали контролировать экспансионистские порывы собственной расы.

Илиа Фейи смотрел на то, с какой яростью артманы внутри гемисферы продолжали сражаться с неизбежным, имея под рукой лишь свои грубые крафты, годящиеся для освоения пространства разве что собственно номинальной энерговооружённостью, но никак не соответствующие в техническом плане уровню космической цивилизации галактического уровня. Где-то в душе у летящего начинало теплиться нечто вроде сочувствия.

Они были лишь дурной порослью, которая сумела пробиться к свету сквозь мёртвый бетон, и то ей в этом сильно помогли. Да, те самые так ненавидимые вами «спасители». Расчистили для вас деляночку, дали в руки способ перемещаться между звёзд, чтобы не за время жизни целого поколения, а дальше сами.

Вот они и. Сами.

Не удивляйтесь теперь, что народишко получился в итоге ершистый и злой.

Между тем в секторе огневого контакта флот Финнеана постепенно терял запасы эксаджоулей, а забросить новые якоря в текущем положении было весьма проблематично, если не сказать невозможно, оставаться же на месте означало гарантированно словить ответку, со всеми вытекающими. Пора было контр-адмиралу выбирать, то ли стоять так, в надежде, что угроза иссякнет раньше, чем погаснут щиты, то ли всё-таки пробивать себе новый коридор и уходить. То и другое грозило потерей значительной части флота, артманам кровь из рострума нужна была тактическая информация, но пока файервол из математической абстракции был превращён в натуральную стену огня — это было, мягко говоря, затруднительно.

Они с самого начала плотного огневого контакта в буквальном смысле ничего не видели у себя под носом.

Когда впоследствии Илиа Фейи спрашивали, что подтолкнуло его на подобный шаг, он и сам не знал, что ответить. Наверное, это был бредивший в лазарете артман. Во всяком случае, вид плюющихся огнём железных громадин в недрах тактической гемисферы вряд ли был настолько завораживающим, чтобы заставить шпиона сделать то, чего он делать не должен был ни при каких обстоятельствах. Вмешаться.

Всего-то — одно короткое сообщение, констатирующее факт, что сюда с «Тсурифы-6» пробивается Воин со своим флотом. Но уже секунду спустя Илиа Фейи сам понял, что натворил.

Несмотря на всю декогеренцию, Воин в любой момент мог и сам отправить то же сообщение с такого же «Лебедя». И оно уже пару часов как было бы доставлено. Но не сделал этого. И только дальнейшие события подтвердили, что он был в итоге прав.

Но сделанного не вернёшь, Илиа Фейи запоздало метался по рубке, пытаясь сообразить, чем всё это теперь может закончиться. А реакция уже пошла, флот Финнеана, словно разом приняв какое-то решение, начал перестраивать свой ордер фронтом в направлении тех самых таинственных координат, готовясь к контратаке.

Куда? Куда вы! Я же совсем не это имел в виду…

Илиа Фейи устало смахнул одним фаланкс схему сражения.

Ничего уже с этим не поделаешь. Прав он был или не прав, когда поддался минутной слабости — пожалел артманов — теперь им самим предстояло решить свою судьбу. На свой артманский манер. А тяжесть содеянного навсегда останется на плечах летящего.

И то сказать, вряд ли Финнеан проговорится о полученном им в разгаре боя сообщении из недр пустотности, а кроме него…

Святые небеса, вот до чего Илиа Фейи опустился.

Если бы ему когда-нибудь сказали, что жизнь среди артманов доведёт его до мыслей о прямой лжи, то есть даже не просто о преднамеренном сокрытии правды, а об умышленном её искажении, Илиа Фейи рассмеялся бы ему в рострум. Летящие не лгут. И не выгораживают себя. И много чего ещё «не».

Разумеется, пункт о прямом вмешательстве в события подробнейшим образом войдёт в ближайший отчёт. А там пусть в Гнезде решают, что с этим знанием делать. Может, хоть такое происшествие заставит их, наконец, ответить на его депеши.

Когда-нибудь, по прошествии неотвратимой декогеренции в оба конца.

Бипедальная опора дробно рокотала когтями по покрытию палубы. Если бы не самозатягивающийся биополимер покрытия, внутренности «Лебедя» при таком обращении давно превратились бы в измочаленный насест, с которого клочьями бы свисала металлическая стружка. Эти штуки были рассчитаны на надёжное закрепление носителя на любой поверхности при рывках ускорений до двадцати «же», и по сути были больше похожи на плод женитьбы консервного ножа с электромагнитно-адгезивнымзамком, нежели на индивидуальное средство перемещения. За прошедшие сезоны Илиа Фейи к ним привык, успев изрядно подзабыть, каково это, ходить на собственных двоих, но если он собирается сюда пустить артмана… если тот выживет, придётся не забыть перенастроить гравикомпенсаторы «Лебедя» на более щадящий режим, артман с его хлипкими мышцами от любого крошечного рывка мог улететь в переборку и там уже окончательно помазать лоб. Было бы обидно, ведь в него уже было вложено столько трудов.

Илиа Фейи фыркнул себе под нос. Артманы на поверку были такими хрупкими, что становилось непонятно, почему они вообще до сих пор не вымерли.

Разве что отсутствие прямого запрета на искусственное разведение клональных серий было тому причиной.

Летящий вздрогнул.

Разводить сотни и тысячи генетически идентичных особей для летящих было одной из худших форм видового грехопадения. Артманы этим не гнушались, даже его новый приятель Цзинь Цзиюнь тоже наверняка…

Илиа Фейи как мог тихо вошёл в лазарет (хотя получилось всё равно громогласное тум-блям-звяк металла о металл) и по-птичьи повертел там рострумом. Датчики биологической активности и медицинские анализаторы тут же принялись бомбардировать его подробными отчётами о состоянии пациента. Что-то про нефральное поражение и печёночную недостаточность, что бы это ни значило.

Разбираться в артманской анатомии шпиону не улыбалось, да как-то и не рассчитывал Илиа Фейи на подобные обстоятельства.

Однако если судить по внешнему виду артмана, тот явно шёл на поправку.

Рёбра всё так же тяжко вздымались под обтянувшей их кожей, а грудь ходила ходуном от периодического сиплого кашля, но от былого посинения поверхностных слоёв не осталось и следа, а глаза пришедшего в себя Цзинь Цзиюня смотрели уже вполне осмысленно.

Ну, насколько Элиа Фейи мог судить.

Летящий как-то сам собой научился следить за этим взглядом, который как будто вечно смотрел куда-то мимо тебя, постоянно елозя вокруг непроизвольными движениями саккад и нистагма. Ко всему симметричные зрачки и неспособные к заметному осевому движению глаза делали этот взгляд каким-то особенно стеклянным. Органы зрения артманов на вкус летящих были сродни кукольным, но и к этому можно было привыкнуть.

— Ты способен общаться, человек Цзинь?

Летящий решил пока ограничиться общением через вокорр.

— Не Цзинь, птица. Цзинь Цзиюнь.

— Мне казалось… впрочем, ладно. Напомню тебе, меня зовут Илиа Фейи, но ты меня можешь звать иначе, для меня нет принципиальной разницы.

— Я буду звать тебя птицей.

— Как тебе будет удобно. Хотя с вашими террианскими птицами мы, летящие, находимся в ещё более дальнем родстве, чем вы с кишечно-полостными. Я интересовался, с точки зрения вашей систематики, мы относимся к родственному вам классу мезомицетозоев, на Старой Терре оставшихся на вторичных ролях, у нас же напротив — ваши опистоконтные аналоги насчитывают в лучшем случае пару сотен видов, в основном ведущих паразитарно-симбиотические отношения с высшими животными.

— То есть ты у нас, как это, амёбогриб?

Илиа Фейи сморщил рострум. Артман оказался куда начитанней, чем предполагалось. Видимо, не только шпиону летящих нечем было заняться между вахтами.

— Да, у нас есть общие биологические черты с вашими плазмодиевыми, но их не больше, чем, например, с вашими собственными, артманскими клетками крови, которые называются сегментоядерные нейтрофилы, с небольшими, но существенными отличиями в строении цитоскелета. У нас, как и у них, полинуклеозные клетки, что является важным преимуществом в биологическом отборе, поскольку способность к симультанному делению…

— Когда ты меня выпустишь отсюда?

Артман выразительно постучал скрюченным пальцем по внутренней стенке колбы.

Илиа Фейи снова повертел головой, прикидывая. Как не хотелось ему этого делать, но каких-то внятных аргументов против в голову не приходило.

— Ты уверен в своей физической форме, человек Цзинь Цзиюнь? Пару часов назад ты тут умирал, не хотелось бы снова беспокоиться за твою жизнь. Нам придётся провести вместе ещё некоторое время, прежде чем я смогу тебя передать твоим.

— Можешь не беспокоиться, загнуться на твоём распрекрасном «Лебеде» в мои планы не входит. Если уж повезло спастись, так я уж как-нибудь переживу общение с тобой и тебе подобными.

Илиа Фейи почти по-артмански покачал головой.

— Последнего не обещаю. Я тут один.

— Да я уж заметил, что ты не душа коллектива.

— На себя посмотри.

Повисла неловкая пауза, так что летящий поспешил углубиться в войну с медлабом, точнее с его упёртым интерфейсом, которого, в конце концов, всё-таки удалось убедить поднять крышку колбы.

— Пожалуйста и не за что.

Летящий и артман некоторое время сверлили друг друга взглядом, при этом артман покачивался, как на сильном ветру, а летящий смотрелся стальной статуей, только подёргивались сморщенные складки кожи вокруг рострума. Завершились эти гляделки тем, что артман внезапно и оглушительно чихнул.

— Располагайся где угодно.

С привычным грохотом Илиа Фейи понёсся к выходу из лазарета. И уже на пороге, обернувшись, уточнил:

— В пределах тех отсеков, куда тебе разрешено перемещаться.

Ну не пускать же артмана в личную каюту, хоть там, на поверку, ничего личного и не водилось.

— Ага, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях.

Артман пару раз шмыгнул носом, ещё раз коротко кашлянул и досадливо поморщился.

— А я думал, что уже принюхался к местному амбре.

— Не понимаю сути жалобы, — ответил Илиа Фейи уже из рубки, — пока тебя выворачивало, человек Цзинь Цзиюнь, ты сам успел превысить все санитарные нормы по концентрации биологических газов в атмосфере, никакие фильтры не справлялись.

— Ладно, проехали, переживу. Где мой комбинезон?

Илиа Фейи закатил глаза и поспешил дать необходимую команду. Можно подумать, на борту «Лебедя» было кому оценить цвет и величину жалких чресел артмана. Как они вообще обходятся в космосе с такими непрактичными причиндалами, летящие держали всё своё при себе во внутрибрюшинных полостях, да даже если бы и нет — разумнее сдать на хранение в хранилище генофонда, поскольку космическая радиация — не лучший способ уберечь собственное наследие. Впрочем, догадаться, что артману неудобно шастать по чужому кораблю без одежды, Илиа Фейи должен был всё-таки сразу.

Чтобы прекратить череду неловкостей и очередную волну самоукорения, Илиа Фейи забрался обратно на ложемент и активировал гемисферу.

Между тем тактическая конфигурация огневого контакта изменилась драматически — развернувший свои построения на один фланг, Финнеан зубами вгрызался в зенит на узком участке, в то время как область зенита в его оголённом тылу уже завершали штурмовать силы Воина, экстренно переброшенные от «Тсурифы-6». Пустотность вновь задышала фрактальными всплесками, напитанная дармовой диссипированной энергией, так что пришлось Илиа Фейи экстренно смещать свой «Лебедь» в более спокойный сектор, тем более что на борту теперь мешался полудохлый артман.

— Вот это жесть…

Лёгок на помине. И зря летящий не заблокировал общий канал, для шпиона непростительная ошибка.

— Человек Цзинь Цзиюнь, мне непонятна упомянутая вами идиома.

— Я говорю, заварушка неслабая тут творится.

— Вы беспокоитесь о судьбе представителей вашей расы?

Артман пожал плечами.

— Я ничего в этом не понимаю, всю жизнь служил на гражданском тральщике, просто вижу, что движение в секторе серьёзное.

— В таком случае ваш комментарий отдаёт изрядной долей обычного любопытства, в то время как артманы на борту этих крафтов рискуют своей жизнью. Это неприемлемо.

— Не знаю, они явно не просят о помощи, флотские заняты своим обычным делом — войной, а что, мы им можем чем-то помочь?

Илиа Фейи возмущённо дёрнул рострумом. Этот артман обладал невероятным талантом выводить летящих из себя.

— Если вас интересует, «Лебедь» не оснащён излучателями наступательного характера, и во всяком случае сейчас я не намерен вмешиваться в ход событий.

Если бы он ещё до этого не сглупил.

Илиа Фейи с ужасом продолжал наблюдать за тем, как всё-таки вывалившийся из субсвета флот Воина с ходу принялся отсекать зенитным огнём крафты Финнеана от избранного курса. Вот чего он точно не мог ожидать, так это того, что его действия в итоге спровоцируют внутрирасовый конфликт.

— Да похоже, там и без тебя, птица, справляются.

Летящий в ярости вскочил из ложемента.

— Тут совсем недавно эхом накрыло среднетоннажный крейсер «Энигма», на его борту находилось двести восемьдесят членов экипажа, все они погибли, и для тебя это является предметом для шуток?!

Тут Цзинь Цзиюнь, наконец, стал серьёзен.

— Ты, птица, меня не совести. Каждый должен заниматься своим делом, я — астероидные поля шерстить, консервы — воевать.

— Если я достаточно знаком с вашими порядками, они этот путь не выбирали, их такими создали.

— Ни тьмы подобного, птица, человек сам выбирает, кем ему быть, как бы там его ни создали. Мы свободны в своём пути, будь то вольные, как я, или штамповки, не совершай ошибки, думая, что Семь Миров производят людей. Они производят только наши тела, но не души.

— Я не верю в душу, даже искра ваших Избранных не имеет с понятием «души» ничего общего, это всего лишь плазмоид-симбионт, как и у нас.

— А мне плевать, во что ты там веришь, и на ваших симбионтов плевать. Наша душа не бессмертна, в отличие от этой вашей искры, но она существует, она составляет наше истинное «я», которое не выпечешь как пирожок в печке.

Ладно, ладно, разошёлся.

— И двести восемьдесят таких душ разом отправилось на корм пустоте пространства.

Артман, пошатываясь, подошёл к летящему, и упрямо посмотрел на него снизу вверх.

— Они уже кончились, как кончатся и другие, но не тебе, спасителю, рассказывать мне о том, когда, как и о ком скорбеть. Эти люди боролись за своё дело, за своего командира, а не за свои жизни, это ясно? И наматывать сопли на кулак из-за них не нужно, они об этом не просили, ты понял, птица?

Илиа Фейи разглядывал его, пытаясь высмотреть хоть какую-то мысль в этих стеклянных глазах, а потом нехотя отступил. Фанатики.

— Если мне одному тяжело смотреть на эту бойню, пожалуйста, это ваша раса, и ваша война, и ваша Галактика, только не смейте потом предъявлять нам какие-то претензии и обзываться «спасителями».

Артман в ответ оскалился в чём-то вроде улыбки.

— А это вы самозванно решили стать нашими спасителями. Вы. Мы вас об этом не просили. И корабли эти ваши, и всё остальное.

— Нужно было дать вам спокойно умереть на вашей Терре?

— Это, во всяком случае, было бы честно.

И отвернулся. И вышел.

Вот всегда они так, скажут очередную дичь и отворачиваются, не желая больше общаться. Гордые все.

Если бы Илиа Фейи был так уж уверен, что и правда не стоило так с ними поступить, оставить подыхать и всё. Во всяком случае, не пришлось бы теперь за ними шпионить.

Летящий махнул фаланкс и вернулся к тактике.

Там между тем расстановка сил снова стала иной. Воин, поначалу явно намеревавшийся заградительным огнём не допустить прыжок контр-адмирала, всё-таки не стал доводить дело до дружественных потерь и позволил Финнеану с его флагшипом и ещё тремя крафтами уйти в успешно пробитый канал, а сам теперь вынужденно выстраивался в оборонительный ордер, разумно ожидая продолжения огневого контакта, пока готовый исчерпать свои запасы энергии арьергард Лидийского Крыла начал понемногу уходить в подготовленный им коридор в направлении Ворот Танно.

Странная пьеса. Безумные актёры. Глупый финал.

Илиа Фейи по-прежнему не представлял, что же тут на самом деле произошло у него на глазах, но неприятное сосущее чувство внутри не отпускало.

Финнеан перед прыжком явно нарушил прямой приказ Воина.

Почему он так поступил? Что из этого всего последует?

Как глупо, шпион, который не может понять то, что перед ним происходит.

Илия Фейи отыскал в огненной воронке плотного огневого контакта «Лебедь» Воина и задумался. Нужно было срочно выходить в ним на связь и объясниться, по крайней мере, нужно было как-то передать неучтённого пассажира артманам, а то так и будет портить тут воздух, другое дело, что сейчас пробиваться в субсвет и терять там время на разбирательства было себе дороже, к тому же прямо противоречило основной задаче Илиа Фейи — отследить цель всех этих загадочных перемещений.

Нужно форсировать операцию, но как?

Один раз он уже попытался, нарвавшись на «глубинники» и в итоге едва унеся оттуда пенны. Вторая попытка такими темпами грозила ещё чем похуже.

Чем глубже летящий погружался в это дело, тем сильнее начинал чувствовать что-то липкое, будто затягивающее его всё глубже и глубже на самое дно небытия.

Нужно было тотчас всё бросать и, не обращая внимания на Цзинь Цзиюня, отправить «Лебедь» в обратный прожиг подальше от Воина, «Тсурифы-6» и Ворот Танно. Туда, в воронку пустоты за Скоплением Плеяд, куда всех последнее время с такой страшной силой тянуло, странное место, где ровным счётом ничего не было.

— Человек Цзинь Цзиюнь, ваш Воин справился.

Молчит.

Огненный рубеж файервола постепенно поддавался натиску фланговых ПЛК, и даже шевелёнка в отделённых свёртках пустотности затаилась, словно завороженная силами двух огромных флотов, острыми когтями излучателей кромсающих недра пространства.

Обратные эхо-всплески приходили всё реже, а гравидиапазон очищался, отпуская уже целые ветви свободных каналов.

Гибли крафты, гибли артманы, но битва уже была окончена, оставляя этот сектор пространства на милость победителя. На этот раз угроза отступила.

Илиа Фейи запустил фоновый расчёт прожига, а сам принялся вызывать двойник своего «Лебедя».

Тоже, молчание.

Соскальзывая в прожаренные остаточными распадами недра субсвета, шпион почувствовал, что снова начинает злиться.

На кой было совать свой рострум в чужие дела, спасать этого трёпаного артмана, тащить его за два декапарсека в такую даль, чтобы он опять его задерживал. Выбросить к его молочной матери за борт в капсуле, там запас стазиса на полтысячи сезонов, подберут свои — хорошо, не подберут — это его проблемы.

Ну же, Воин, откликайся, твою искру налево!

— Что-то не так.

Илиа Фейи обернулся — зрелище было презабавное.

Фигура в бесформенном оранжевом балахоне с подвёрнутыми рукавами держала в руках нечто из медоборудования. Плазменная пика для вскрытия внешних защитных оболочек. При желании — вполне эффективное личное оружие ближнего боя. То ли доходяга решил взять «Лебедь» при помощи этой штуки на абордаж, а самого Илиа Фейи захватить в, как это слово звучало, в заложники, то ли просто так боялся летящего, который почти на метр возвышался над невысоким даже по стандартам своей расы артманом, и просто прихватил первое, что попалось под руку, с собой для самообороны. Но сейчас он даже не смотрел на Илиа Фейи, всё его внимание привлекло нечто в дополненной реальности гемисферы.

Теперь и летящий увидел, на ходу разворачивая сжатую в нём пружину.

Это ощущалось как проклёвывание, как будто ты выходил за пределы своего тела, проламывая при этом внезапно ставшее острым и холодным пространство буквально собственными клетками, разрывая их в клочья, ломая кости и титановые плиты имплантатов.

Илиа Фейи активизировал свою искру.

Это было чистым рефлексом, ему некогда было размышлять, почему так случилось.

На самом краю пустотности, там, где селилось лишь далёкое эхо давно сгинувших крафтов, двигалось нечто тёмное, плотное. Там, где оно наступало, воцарялась тьма.

— Птица, ты это видишь?

Илиа Фейи не удостоил его ответом. Что бы это ни было, оно было заметно лишь благодаря медленно угасающей шевелёнке. Ни один тахионный всплеск, ни единый каскад нейтринной осцилляции не рождался там, где это наступало. Было ли оно чем-то физическим, или это лишь гасли в тщетной попытке не сойти с ума внешние рецепторы «Лебедя»? Постепенно осталась лишь одна темнота.

— Воин, ты это видишь?

Ему теперь хватило смелости обратиться к собрату напрямую, минуя слабые телесные оболочки. Две звезды в подступающем со всех сторон мраке.

Молчание.

Всё, пустотность уже была перекрыта по всей сфере субсвета. И это были не детские шалости, с которыми так упорно воевали артманы. Это было что-то древнее и одним этим пугающее.

Канал открылся в тот же момент.

Обычный цифровой гравиканал на ультрадлинных волнах, точно таким же он регулярно отправлял свои депеши в Гнездо. Он молчал так долго, что Илиа Фейи уже перестал верить в то, что он действительно когда-нибудь оживёт.

— Приказ Илиа Фейи, нуль-капитул-тетрарху Оммы, посланнику летящих в Пероснежии. Немедленно прекратить любые контакты с артманами и переместиться в указанную точку, не пытаясь покинуть субсвет.

Координаты прилагались, тридцать тиков вдоль местного звёздного меридиана.

А вот насчёт «любых контактов», осуществить это было, учитывая присутствие Цзинь Цзиюня на борту, несколько затруднительно.

Илиа Фейи начинало колотить, как всегда, когда гасла его искра. Говорят, артманы для таких случаев разработали целую систему стимуляторов, снижающих эффекты от замедления. Летящие такими не пользовались, а жаль. Надо будет поинтересоваться у базы данных медлаба.

— Что это за тварь?

Проще было спросить, чем объяснить. Илиа Фейи сразу узнал голос на том конце. Вот только понятнее всё происходящее не становилось. Это говорил Симах Нуари, соорн-инфарх Сиерика, истинный спаситель человечества.

Космический додекаэдр с ребром в один и две десятых декапарсека навеки огранённым гигантским драгоценным камнем мерцал в центре гемисферы. На взгляд неспециалиста он выглядел абсолютно статичным и таким же нерушимым, но для Ли Хон Ки за годы, проведённые на бакенах Третьей цепи Сектора Сайриз, эта кажущаяся неподвижность была наполнена собственной потаённой жизнью. Когда ты имеешь дело с допусками до минус сороковых степеней, даже такая инерционная штука, как тёмные течения в галактическом гало, становилась до ужаса подвижной и непредсказуемой силой.

От бакена 48, как и полагалось узлу додекаэдра, уходило три «пространственных» луча, что собирались в итоге, обежав все прилежащие пятиугольники, в тончайшую мембрану силовых полей, натянутых на четырёхмерную границу физики, в едва заметную вязь квантово-запутанных тенёт, которая держала оборону внутреннего пространства населённых человечеством миров от нашествия угрозы. Крошечным сдвигом фаз на гиперповерхности этой мембраны неумолимо разрушались фрактальные каскады дипа, но даже столь ничтожная силовая мембрана, помноженная на огромную площадь конструкции, требовала безумной, расточительной энергии для своей подпитки. И каждый эксаджоуль этой энергии неминуемо начинал возбуждать всё новые и новые модальности колебаний мембраны.

По сути, в руках Ли Хон Ки был галактических масштабов невероятно чувствительный музыкальный инструмент, каждая фальшивая нота которого могла привести к нарушению проницаемости всей Третьей цепи.

И работать с этим инструментом приходилось чутко и нежно, поскольку кроме «пространственных» лучей бакен составлял ещё и четвёртый, временной, стабильность которого была ключевым моментом в формировании всех 120 граней топологического четырёхмерного додекаэдрического пространства Пуанкаре. Говорят, эта конструкция на взгляд из недр дипа производила неизгладимое впечатление даже на опытных дайверов, но Ли Хон Ки сам её никогда не видел, хотя и каждый день имел дело с её математическими моделями.

Почему именно додекаэдр оказался той идеальной структурой, что в итоге защищала человека от последствий неразумной привычки раз за разом соваться в дип на собственную голову, Ли Хон Ки мог разглагольствовать часами, чем несказанно бесил своих коллег. У него была даже собственная теория на этот счёт, несколько расходящаяся с текущим научным консенсусом в области алгебраической топологии, впрочем, публикации его на эту тему заинтересованности среди специалистов не вызвали, видимо, автора сочли ещё одним сбрендившим дежурным на бакене, но Ли Хон Ки не унывал, однажды его веское слово прозвучит.

Теория эта была исполнена вычурной внутренней гармонии и базировалась на одном из прямых следствий квантовой петлевой гравитации, только речь там шла не о базовых петлях Бильсона, а о масштабах космологических брэдов, чьи колебания отвечали за макроструктуру ранней инфлирующей вселенной. Одним из первых и простейших решений для уравнения колебаний таких брэдов как раз и были деформации многомерного додекаэдра Пуанкаре, удачно описывающие ко всему ещё и волокнистую структуру на масштабах галактических суперкластеров.

Впрочем, важнее всего для автора была именно возникающая при этом математическая красота и та самая высшая гармония.

Ли Хон Ки считал себя музыкантом, играющим на арфе не просто космических, но вселенских масштабов. Арфа эта почему-то выглядела как плохо надутый футбольный мяч, но подобное снижение пафоса Ли Хон Ки ничуть не смущало.

А вот что его всё-таки смущало, так это происходящее на доске.

За последние пять ходов над гобаном дважды случалась ко-позиция, и такими темпами Чо Ин Сон опять сведёт всё к ничьей, уже второй раз за вахту, а это было противно всякому истинному ценителю игры в падук. Временами Чо Ин Сон начинал говорить своими камнями так, будто его несчастный третий чи равнялся как минимум какому-то из низших пинов, но в остальное время ему то ли было скучно играть с таким дураком, как Ли Хон Ки, либо просто не оставалось другого способа убить время на дежурстве.

Даже согласие играть на нетрадиционном одиннадцатирядном гобане (ну, да, у Ли Хон Ки имелась слабость к цифре 120, что уж там) было в своё время брошено как-то походя, мол, всё равно.

И Ли Хон Ки с тех пор снедало подозрение, что сопернику было действительно всё равно.

Вот и сейчас, Ли Хон Ки сверлил взглядом седьмую линию, где сделанный Чо Ин Соном ещё в фусэки диагональный ход до сих пор мозолил Ли Хон Ки глаза. Борьба за влияние там до сих пор оставалась неочевидной, и все эти пасы и ко-позиции сводились к тому, что один противник ехидно ждал, когда второй ринется, наконец, реализовывать своё синтэ и тут же — как пить дать — погорит в ёсэ. А иначе ждёт его опять же ехидная, но уже ничья, символ кукиша перед носом.

Ли Хон Ки вздохнул и снова спасовал, осторожно отодвигая гобан в сторону. Камни с лёгким перезвоном принялись болтаться на подвесках. Не иметь возможности сидеть к противнику лицом — с этим приходилось мириться, Чо Ин Сон был оператором бакена 62 на другом конце Цепи, они вообще ни разу не виделись вживую и вряд ли когда увидятся.

Так, надо выбросить падук из головы и сосредоточиться на работе.

Ли Хон Ки поднялся из кресла, сделал пару размашистых движений локтями, подумал, и сделал музыку громче.

Звучала Вторая симфония Густава Малера, пятая часть. Ли Хон Ки всегда до мурашек пробирало, когда наступало время вступить хору.

«Верь, моё сердце, о верь, ничто для тебя не потеряно!»

Музыкальный оргазм.

Считалось, что великий и, увы, недооценённый при жизни террианский композитор сам принял участие в написании оды к финалу. Впрочем, так ли это было важно, главным в этой музыке было то, с какой лёгкостью Малер развивает и комбинирует в своей симфонии множество музыкальных аллюзий — от органных прелюдий Баха по современный ему авангард. Наслаждаться звучанием этого гимна Воскресению можно было бесконечно, оно было как горная река, бурная, сверкающая брызгами капель под лучами светила, торжествующая собственное возрождение ранней весной.

Невероятная сила.

Музыка стихла, и Ли Хон Ки поспешил остановить плейлист. Финал Второй всегда требовал сделать после себя небольшой антракт, чтобы не портить впечатление от менее значимых вещей. После триумфа валторн под сводами операционного зала воцарилась гробовая тишина, и только перезвон маркеров состояния да шуршание климатизаторов слегка колебали недвижимый воздух.

Маркеры третьи сутки кряду пели в диссонанс, всё не находя должного музыкального разрешения. Сплошные септимы и секунды, тревожные, режущие слух. Ли Хон Ки возмущённо посмотрел на дальний край гемисферы, где всё кипела, не желая успокаиваться, какая-то малоинтересная ему возня.

Всё началось с заунывного соль-диез-минора, когда мембраны Цепи приняли на себя отголоски каскада сверхновых на латеральной границе Плеяд, где ещё вчера как будто не было подходящих звёзд. Что бы ни было тому причиной, но на этом безобразие не закончилось, не успел Ли Хон Ки погасить полтора десятка опасных модальностей, как волчьей квинтой заголосило по ту сторону Ворот Танно всё-таки нарвавшееся на огневой контакт Лидийское крыло контр-адмирала Финнеана.

Здесь было ещё сложнее, хоть эксаватты, поступающие через границу файервола, и были в этот раз на шесть порядков слабее. Гладкие решения чистого энерговыделения — это одно, важно было лишь не попадать с ними в резонанс, в то время как хаотичная работа первторангов по горизонту могла в любой момент привести к возбуждению высших гармоник, приходилось постоянно следить за фазированием решёток, не говоря уже о том, чтобы держать про запас сотню-другую эксаджоулей для перенормировки направляющих.

Это всё ужасно выбивало из настроя, а звучало в гравидиапазоне так, будто кто-то нарочно хотел свести Ли Хон Ки с ума кошачьим концертом.

Пришлось звук уменьшить до минимума, а идентификацию тревожных сигналов переложить на цветовые гаммы, которые хоть и беспокоили своими багрово-красными тонами и грязной палитрой, но во всяком случае не мешали работать.

Работы между тем всё прибавлялось.

Сначала диссипированные террианским флотом эхо-импульсы начали рикошетить обратно в дип, а потом на границе квадранта паче чаяния объявился ещё один флот, который на полной мощности принялся прорубаться навстречу Лидийскому Крылу. Что это были за крафты, Ли Хон Ки отсюда было не разглядеть, нейтринные ловушки и гравитационные интерферометры 48го, да и всех других бакенов Цепи были рассчитаны на гораздо больший масштаб событий, а прямая связь во взбаламученном дипе толком не работала с самого начала всей этой фрактальной бури.

Ли Хон Ки в принципе догадывался, что это пришло подкрепление от «Тсурифы-6», но детали ему всё равно были не известны, да они и мало его интересовали, задачей оператора было следить за додекаэдром и не давать ему колебаться вне допустимых пределов.

Внутренние квадранты контролируемых человечеством галактических просторов держались на таких, как Ли Хон Ки, на их трезвости и холодном расчёте. Если падёт Цепь, погаснут додекаэдры фронтира, террианской цивилизации вновь придётся вернуться к ужасам Века Вне, а это было недопустимо.

Потому когда рокотание далёких шаманских бубнов начало стихать, Ли Хон Ки думал не о том, чем закончился там огневой контакт, он надеялся, что теперь по крайней мере станет спокойнее, а флотские «консервы» благополучно вернутся себе к Воротам Танно, и лучше бы — нормальным плотным ордером, чтобы не доставлять больше хлопот и так обеспокоенному Ли Хон Ки.

Увы, его молитвам была не судьба воплотиться.

Первый же прошедший оттуда балб нарвался на шевелёнку, посыпался в распад, и вот уже вместо одного управляемого прыжка на всех детекторах маячило пятно вероятности диаметром в полдекапарсека, сколько там крафтов при этом ушло в заморозку, а сколько уже распалось на экзотические частицы — одному дипу известно.

Ли Хон Ки вздохнул и запустил обсчёт возможных траекторий на ку-симуляторе.

Цепь каскад проходил хорошо, в четвёртой четверти, но не слишком близко к бакену, чтобы подвергнуть его опасности импакта. Пропустим как есть, достаточно широкий пузырь в бране нарисовать — дело нехитрое. То, что они валились даже не в направлении Ворот, тоже, учитывая обстоятельства, было только хорошо для дела…. Вот дерьмо.

Ли Хон Ки пересчитал ещё раз. Кажется, флотские почему-то изначально целились сразу в прыжковую зону «Тсурифы-6». Но рассчитывать на то, что активный прыжок окажется в итоге пассивным, да ещё и по аварийному сценарию, они явно не могли. И теперь всё сильнее мазали, рискуя выйти чуть не прямо на саму станцию.

Вероятность импакта конечно минимальна, но сколько раз Ли Хон Ки писал тому же Финнеану — практику прямых прыжков требуется прекратить. Для навигации наружу в этом квадранте оборудованы Ворота Танно, и только через их транзитные зоны необходимо осуществлять активные прыжки.

Бесполезно. У флотских всегда «срочно» и «некогда».

Получите.

— «Тсурифа-6» прямо на вас валится неуправляемый каскад. Количество крафтов неизвестно. Есть супертяжи, но вероятнее — не больше одного. Мне их пропустить?

Десять минут декогеренции. Ждём.

Ли Хон Ки глянул на расчёты. Если на «Тсурифе» будут мешкать с решением, вся эта мешанина из замороженных полутрупов прибудет на место в виде хорошо прожаренной пустоты, додекаэдр при этом даже не шелохнётся. Чтобы заставить его сбить строй, нужны принципиально другие воздействия. Люди умрут, корабли сгинут, а большая терция натурального строя будет звучать, как обычно.

— Пропускайте, Бакен 48.

Ли Хон Ки послушно активировал исполнение.

Пузырь запел восходящей равномерно темперированной последовательностью, распахивая амплитудное окно, но, увы, слишком поздно. Каскад уже начал проходить через брану.

Впрочем, Ли Хон Ки уже был занят другим, на границе Скопления Плеяд творились новые странности.

Обещанные студотой восемнадцать часов казались капитану Райдо бесконечными.

Его подготовка включала множество техник сохранения самоконтроля при длительном пребывании в статусе пассивного наблюдения и первой готовности, но все они имели смысл, когда ты несёшь вахту в рубке, и вокруг чернота космоса, а бесконечное самокопание под мерную смену цифр на транспаранте мало походило на обычный распорядок дня командира «Принсепса».

Сначала вообще был полный бардак.

Аварийный уход во внешнее пространство «Тсурифы-6», в бешенстве что-то кричащие в общем канале кволы и люди, пока флотские по боевой тревоге разворачивали свои крафты в прыжковую зону. Ситуация и так была авральная, но старпёр, разумеется, и тут сумел добавить огня.

Пока Райдо отвлёкся на внешние раздражители, унося корабль и груз подальше от машущих как метлой по всему пространству факельных зон, господин магистр соизволили разблокировать капсулу западной трубы и продолжить бушевать уже у южных доков.

Иногда капитану казалось, что эти люди слишком безумны даже для мозголомов, и хорошо бы их вместо груза бы погружали в стазис ещё до погрузки на борт, тогда бы они по крайней мере не доставляли бы команде столько хлопот. Увы, «Принсепс», несмотря на свой формальный статус грузопассажирского крафта, оставался ещё и подвижной исследовательской лабораторией Эру, а значит — подчинялся старшему научспецу, пусть полномочия того и не были запредельно широкими. Но тут их хватило.

И вот квестор покидает борт на утлой спаскапсуле, осыпаемый вдогонку крепкими флотскими проклятиями, да ещё и выудив предварительно из капитана Райдо злосчастный радиант, а команда в итоге остаётся без дальнейших директив, но с ценным грузом на борту.

И ведь шантаж был плохонький, ну увалился бы дед в район Ворот Танно, там бы его живо выловили по маяку и благополучно доставили обратно, так нет, мы же дорожим капитанской честью и соврать никак не можем.

Райдо снова начал бесконечные витки самокопания. Ну откуда вообще ему было знать, куда так резко сорвался флот? Сам же запросил, дурень, и бортовой квол тут же всё послушно разузнал у своих не в меру болтливых собратьев. Хорошо, пусть так, ну смолчи ты, просто смолчи, пусть его, прыгает, куда хочет, если ему так приспичило, какие дела, и не пришлось бы теперь терзаться. С другой стороны, тот же квол при первом же дознании на голубом глазу заявил бы — так мол и так, капитан знал радиант, но на прямое требование магистра сообщить координаты отказался, и вот вам результат.

Дурацкое положение.

В общем, только «Принсепс» всё-таки стабилизировали в одном из внешних субсекторов, а флотские в основной своей массе ушли в прожиг, как тут внезапно выяснилось, что на борту попросту не осталось того, кто был бы в состоянии сообщить экипажу, куда теперь двигаться.

Студота кивала друг на друга, благо старше докторанта среди них никого не оказалось, да и какой с них спрос, они же за пределами собственных лабораторий даже оправиться самостоятельно не смогут.

Капитан послушал их жалкое блеяние в канале, да и отключил его, настолько это было невыносимо тоскливое зрелище. Взрослые вроде люди, а как рот откроют…

Впрочем, команда тоже выглядела не лучше. Все старались смотреть мимо капитана, ссылаясь на срочную проверку систем, а старпом Феху вообще вспомнил про давно закончившееся дежурство и живо протуннелировал к себе в каюту.

Какой прекрасный коллектив, какие ответственные ребята.

Пришлось Райдо закапываться вместе с кволом в грузовой меморандум, но там тоже был шиш с машинным маслом, да, «Принсепсу» надлежало доставить партию биологических единиц на «Тсурифу-6», но на этом все директивы и заканчивались.

Какой-то тупик.

Капитан сунулся было в канал «Тсурифы-6», но там по-прежнему устраняли последствия той самой аномалии с рудовозом, попёршим поперёк канала, да и срочное отбытие «консерв» окончательно превратило доки в местный филиал ада.

Станция разом лишилась большей части энерговооружённости плюс одной операторской башни вместе с оператором, и теперь им нужно было как-то срочно разместить по докам те полсотни только среднетоннажников, что требовали срочной перешвартовки, не говоря уже о каботажной мелочи, которой вообще некому было заниматься.

В общем, в ответ на невинный вопрос Райдо он был послан в такие дальние и тёмные уголки Галактики, что самому стало стыдно. И действительно, ты такой разрываешься, борясь за, буквально, живучесть станции, а к тебе в канал приходит такой чел в белом кителе, красивый, и спрашивает «а вы не знаете, куда мой крафт должен лететь?»

Даже смеяться в ответ никто не стал, а вот злобы в тех ответах было хоть отбавляй.

Уф.

Капитан собрался с мыслями и всё-таки отправил запрос на Эру. Пусть думают. Правда, там декогеренция двадцать часов, если в оба конца, а ещё пока Магистрат будет решать, в общем, застряли они здесь надолго.

Само составление запроса было отдельным анекдотом. Сидят капитан и квол в баре, один из них заказывает выпить, а второй закусить, а бармен им и говорит — счёт кто оплачивать будет? Старпом в следующую вахту! Ха-ха. Смешно.

На самом деле Райдо дорого бы дал, чтобы увидеть лицо того секретаря, что прочтёт эту депешу. Наверное, подобные послания отправляли в бутылках террианские потерпевшие кораблекрушение. Так, мол, и так, сами мы не местные, остались без магистра, на горбу груз две сотни миллионов единиц, куды бечь, не знаем. Пишу вам нервным почерком.

Ну спасибо вам, господин магистр, удружили.

А пока «Принсепс» мерно дрейфовал в сторонке, наглухо задраив щиты, дабы какая-нибудь шальная мелочь вследствие общего бардака вокруг станции не вознамерилась повредить бесценный груз. Рубка окончательно стихла, все занимались своей текучкой, а капитан принялся переключать общие каналы, пытаясь отвлечься от нехороших мыслей. История эта с магистром ему ещё выйдет боком, ой выйдет.

— Алё, кто-нибудь, говорит рудовоз «Тэ шесть сотен три», приём.

Райдо чуть на слезу не прошибло, такой тоской и таким одиночеством веяло от этого голоса. Видать, не одного капитана «Принсепса» тут все игнорировали.

— Здесь капитан Райдо, каргокрафт «Принсепс», слышу вас.

На том конце тотчас засуетились.

— О, а мы тут запрашиваем, и все молчат. Здесь мичман Златович.

— Да, мичман, у вас какая-то аномалия на борту?

— У нас? Не, у нас нет аномалии. Нам бы причалить уже куда, нас же на передокование ставили, а тута болтаемся по рейду, как плавредство какое.

Из какой глуши этих ребят сюда занесло с таким вокабуляром.

— Это вам в диспетчерский канал, станете в очередь, когда-нибудь и до вас доберутся.

Ха, только вас там, флотоводцы, сейчас скорее всего пошлют.

— Не, нас там снова пошлют, мы пробовали.

Какое здесь эхо, однако.

Пришлось давать им вводную по работе с операторами подобного рода станций, сначала запрашиваете канал квола, потом…

А потом они проговорились.

Райдо некоторое время переваривал полученную информацию.

Апро, кэп, «Тэ шесть сотен три», рудовоз. Он самый.

Так вот кто это всё натворил.

— Капитан Райдо? «Принсепс», ответь.

Да уж, беда.

Райдо глянул на детализацию, нет, рудовоз сейчас болтался чуть не в противоположном секторе «Тсурифы-6». Это хорошо, не надо их подпускать к себе слишком близко, пожалуй.

— «Тэ шесть сотен три», вы уже перекодировали транспондеры?

— Это… да как бы да, а что такое?

— Вы до сих пор не в курсе?

На той стороны отчаянно зашушукались. Как кволы неразумные.

— Капитан Райдо, скажите по делу.

— Эту аномалию в канале вы устроили?

— Мы? Да ничего мы… Нас оператор вёл, как его, Рауль Кабесинья, спокойно себе входили в канал, и тут началась какая-то движуха, нас развернуло поперёк канала, мы даже габаритные излучатели убрать не успели, до сих пор метрика сбоит, теперь висим тут, а от нас все как от прокажённых шарахаются.

Ну, молодцы, чего.

— Вы видели, что станцию факельной зоной смазали?

— Так он же сам!..

— Сам, не сам, он вас, дурней, спасал. А ваше корыто в итоге стесало диспетчерскую вышку.

Замолкли, переваривают.

— Так это он там и сидел…

— Апро, мичман.

— Понятно.

— Вы это, повисите немного на месте, они немного подразберутся и отведут вас в док. В конце концов, это действительно не ваша вина.

Ребятки помолчали и отключились.

Переживают.

Глупая, конечно, история, кто вообще пустил это корыто с неисправными транспондерами в густую зону, да ещё и повёл в таком виде через канал. Если бы не суета с флотскими, наверняка всё прошло бы штатно, и никто бы ничего даже не заметил, но вот так одно за другое и случаются катастрофы. Хорошо хоть оператор смог увести рудовоз из канала, а то бы тут так полыхнуло, что мало бы никому не показалось. Станция, скорее всего, не пострадала бы, а вот крафты вокруг посекло бы преизрядно.

Вот интересно, как бы поступил на месте Кабесиньи капитан Райдо? Наверное, не стал бы и секунды заботиться о балбесах, собрал бы всю доступную энергию на щиты и постарался, чтобы факел флотского крафта прошёлся по касательной, без большого объёма дебриса на выходе.

Ребяткам повезло, что оператор оказался достаточно глуп, чтобы подставлять станцию, пусть и в лице исключительно самого себя, под прямой удар факелов. Райдо так бы поступать не стал.

Капитан снова взглянул на бортовое время. Сколько ещё ждать-то. В этот момент в его личный канал скромно постучали.

Да что ж такое, опять студота.

— Слушаю.

— Капитан, сорр, разрешите доступ на мостик.

Ну что у вас там. Если бы не магистр с его причудами, стоило давно эту практику запретить. Устроили из рубки проходной двор.

— Валяйте.

Заявились трое, студота как студота, Райдо их не мог различить, как ни старался. Вид их вызывал если не смех, то жалость, не лучшее отношение для знакомства. Да и, честно говоря, зачем их было различать, общения вне дежурств капитану хватало и среди своей команды, а эти сморчки мозголомные…

Вот и сейчас, стоят, упёршись взглядами в пол, переминаются.

— Капитан Райдо, сорр, мы как бы должны уведомить вас…

— Отставить мямлить!

Трое аж подпрыгнули. Тон у Райдо, если нужно было, становился вполне себе командный.

— Апро, сорр! Доводим до вашего сведения, что согласно протоколу после исчезновения Магистра Памяти…

Да, да, магистр, героический магистр.

— Почему «исчезновения»? Он покинул борт добровольно и мне нет никакой необходимости…

При этих словах студота заинтересованно подобралась:

— Вы знаете о текущем месте пребывания Магистра?

Вот вся эта отчётливая интонационная капитализация звания «магистр» Райдо уже прилично выводила из себя.

— Нет, откуда, он покинул прыжковую зону и должен быть сейчас расположен…

— То есть, отсутствие его на борту «Принсепса», равно как в пределах какой-либо из подконтрольных человечеству пространств и территорий, подтверждается?

— Эм, да, наверное.

Трое немедленно кивнули друг другу с омерзительно важным видом и тут же засобирались на выход.

Да что ж такое-то!

— Стоять. Кру-гом.

Хорошая студота, послушная. Вот и послушаем, что они сейчас начнут плести.

— Подробности. Коротко, Ёмко. По делу. Ты.

И ткнул пальцем в правого студиозуса, он казался из всей троицы самым разумным. Секунду подумав, тот выпалил:

— Согласно Проскрипциям, в случае, когда кто-либо из рукоположенных Коллоквиумом Эру полноправных Магистров Памяти более пяти часов находится вне подконтрольных человечеству пространств и территорий, и жизнедеятельность его носителя не может быть подтверждена документально, должна быть начата экстренная реанимация подходящего носителя и активизация его матрицы с последнего доступного бэкапа в архиве Магистрата.

Поморгал некоторое время, как бы ожидая от Райдо какой-то ответной реакции. Но капитан молча ждал продолжения.

— Последний доступный бэкап расположен у нас на «Принсепсе», в архиве бортового квола, Магистр сделал его перед отбытием.

Тут до него начало доходить.

— Вы собираетесь… как бы это сформулировать, вернуть магистра к жизни?

— Реанимировать да. Точнее, как я говорил, процесс уже запущен.

— И у вас есть, хм, «подходящий носитель»?

— На борту «Принсепса» есть минимум шесть подходящих по параметрам носителей. Ещё вопросы, капитан?

Святая Галактика…

— Можете идти.

Приплыли. Интересно, что они собираются делать, когда их трёпаный магистр благополучно вернётся обратно?

Да какое кому дело. Кажется, «Принсепсу» в срочном порядке готовили нового старшего научспеца.

— Сколько времени займёт процесс?

— Со всеми необходимыми тестами, восемнадцать часов, сорр.

Как уже было сказано, обещанные студотой восемнадцать часов ожидания казались капитану Райдо бесконечными.

И хуже того, он толком не представлял, что именно его ждёт в результате.

Как-то не приходилось до сих пор задумываться, почему магистра никто ни разу не назвал по имени, и причём тут вообще какая-то «память». Если попытаться представить, что там сейчас у студоты творилось за священнодействие, почему-то на ум приходили исключительно картинки из неолитических страшилок про зомби и вампиров.

Помнится, ходила на Эру байка про одного мозголома, который раскопал какие-то древние гены, безумно активизирующие церебральный поток, никакой премедикации когнитаторами не снилось, да ко всему индивид приобретал невероятную скорость обмена и топологическую эпилепсию при взгляде на прямые углы. В общем, собрал он эти гены в кучку, а кучка возьми и сожри создателя с потрохами. Не хватало ей микроэлементов каких. Топологическую эпилепсию зверушка обошла, банально зажмурившись, с тех пор бегает по лесам и воет там ночами, скучая об ужине семейкой заблудших гейдельбергских человеков.

Глупость, конечно, в реальности из такого кадавра ничего путного бы не вышло, он бы банально спёк себе все синаптические щели, а даже если бы не так, то всяко не успевал бы консолидировать воспоминания, обрекая себя на полурастительное существование, не говоря уже о том, что подобный организм бы непрерывно жрал как не в себя, только подноси. Оптимизировать человеческую нейрофизиологию — занятие тонкое, вот и пойми, как спецы Эру добиваются того, чтобы даже девственно чистый, предположим, мозг носителя за жалкие 18 часов мог принять в себя бэкап, видимо, целых поколений Магистров Памяти при естественном лимите в полторы сотни килобайт в секунду.

Райдо от нечего делать принялся шарить по обширной бортовой библиотеке и ничего там не понял, тогда догадался просмотреть пару обзорных статей и дело пошло лучше. Шардинг гиппокампа, преордер соматосенсорной системы, иконическая память как твёрдый носитель, эффект обратной маскировки и прочая.

От всего этого пухла голова, но по крайней мере было нескучно.

Если вкратце, получалось, что в отличие от обычных человеческих особей, погружённых в криосон до момента пробуждения в качестве полезного члена общества, носители содержались в депривированном состоянии, по сути это была искусственная корковая кома, во время которой им постепенно восстанавливали базовую матрицу личности, примерно соответствующей восемнадцатилетнему индивиду, по какой-то причине лишённому долговременной памяти, но с сохранением всех моторных функций и социальных навыков. Делалось это специальными техниками парамнезии или ложной памяти. Без поддержки такая память быстро распадалась, а порождённая ею уже непроизвольная память как раз и готовилась принять Магистра.

Всё это изрядно коробило даже капитана Райдо, человека всё-таки привычного к довольно свободным нравам господ трансгуманистов с Эру. Как эта история стыковалась с научной и тем более бытовой этикой, вот вопрос.

На деле получалось, что сложность тут была именно в подготовке носителя, потом же, стоило начать фазу гипертимезивной консолидации, гиппокамп, фронтальная и нижневисочная кора молниеносно принимались структурироваться, за те самые 18 часов под лошадиной дозой стимуляторов теряя половину инфантильных нейронных связей и съедая почти весь накопленный запас стволовых клеток в мозгу. Так на свет рождался новый Магистр Памяти, обладающий теми же знаниями, что и предыдущий. Хотя в целом и являющийся совершенно иной личностью.

На этом месте капитан вновь задумался, что же будет, если оба магистра вдруг встретятся, но тут рявкнул алерт.

— Капитан, сорр, акустики засекли сигнал.

— Детали.

— Идёт вне штатной проекционной зоны. Если честно, вообще поверх всего.

— Масса?

— Мелочь, судя по частотной модуляции, не более двадцати килотонн.

Двадцать килотонн — это не спасшлюпка и не разведбот. Так, погодите.

Райдо развернул обратно стратегический скин гемисферы на весь квадрант.

— Флот прикрытия начал движение.

— Апро, вижу.

Три перворанговых ПЛК и один оставленный в резерве кэрриер все как один начали разворачиваться бортами к пришельцу. Зачем? Если эта козявка принесёт на хвосте угрозу, ей хватит одного чиха от любой из этих громад, с любой проекции, да что там, факельная зона генераторов того же носителя с его энерговооружённостью спалит что угодно на расстоянии в два тика одним только тормозным излучением на внешнем конусе гиперболоида сжатия. Даже целых атомных ядер крупнее натрия на выходе не останется.

Между тем маркер уже штурмовал файервол.

— Феху, какой тут макет на уплотнение, это же Третья цепь?

— Апро. Макет вроде динамический с третьей по седьмую, а что?

Голос в канале был сонный. Ну извини.

— Какие шансы у этой штуки?

— Раз мимо прыжковой, потому всяко пассивный, и радиант не от ворот Танно, значит…

— Значит, это куда флот умотал.

И откуда он, стало быть, теперь мотает обратно. Шансы между тем у крафта минимальные. Разве что операторы Цепи сжалятся.

И тут до капитана дошло. Из восемнадцати часов прошло всего-то восемь. И, похоже, ещё десяти у них в запасе просто не было.

— Экипаж, боевая тревога. Старпом Феху, мин-три-мин быть на мостике. Дежурной смене — штатная премедикация, остальным занять места по аварийному расписанию, полная готовность к включению. Энергетики — расширенный состав принять, распределить посты. Карго-персоналу быть готовым к экстренному маневрированию, научспецы — пониженный приоритет.

И тут гравидиапазон замолчал.

Увы, у парней не срослось. Заморозка — не самое плохое, что бывает на выходе из пассивного прыжка. Хуже бывает декогеренция при обратном проецировании. Чужак угодил в плоскость внешнего фронтира ближайшего к «Тсурифе-6» Додекаэдра и на выходе схлопнулся в яркую вспышку каскада. По сути своей, неуправляемые крафты, выходящие на околосветовой из заморозки, сами по себе были взведёнными кинетическими снарядами титанической мощности, но после такого распада от крафта разве что гамма-всплеск на решётках детекторов останется.

Но если двадцать килотонн попёрлись в пассивный прыжок, вне ордера, без прикрытия первторангов, значит, дело там приняло плохой оборот. И значит, будут ещё крафты. То есть они наверняка уже есть, рассеянные в толще субсвета на тысячу-другую тиков вокруг. Специально целить в «Тсурифу-6» никому не надо, просто чем ближе к очагу, тем легче потом собирать угольки. Мать твою канистру. Они там что, рехнулись?

Закон прыжковой декогеренции довольно прост — относительное время запаздывания сигнала есть «о большое» от логарифма расстояния плюс логарифм массы. Если двадцать килотонн обернулись первыми, значит скоро посыплются среднетоннажники. И спасибо, если не кэрриеры и первторанги.

— Энергетики, полная мощность на воротах накопителей, навигаторы, готовиться к манёвру уклонения, аналитики — к обсчёту трансдукции щита, отрабатываем вероятность импакта, повторяю, вероятность импакта.

«Принсепс» здесь как в тире, огромная неповоротливая туша с бесценным грузом на борту. И навстречу валится в субсвет хаотичный метеорный рой из человеческих крафтов на релятивистских скоростях.

Так, радиант мы знаем, надо уходить. Райдо бросил тоскливый взгляд на беспомощно болтающийся в обратной полусфере одинокий всеми брошенный рудовоз. Придётся потерпеть такое соседство.

— «Тэ шесть сотен три», мигрируем к вам. Не фоните пока. У нас на борту важный груз, хватит на сегодня эксцессов.

Мичман Златович в своеобычной манере тут же попросил подробностей, мол, что за груз такой важный, у всех груз важный.

— Двести миллионов человеческих особей.

На рудовозе тут же заткнулись и потушили маневровые факела до минимума. Славно. Приступим.

Пока проводили миграцию в обход станции, на «Тсурифе-6» заметили их манёвр, но вопросов не задавали, да им сейчас было и не до вопросов. С пониженной энерговооружённостью, с минимальным прикрытием, если их накроет шальным импактом — мало не покажется.

Если же потерять ключевую станцию сектора, то первой будет поставлена под удар Цепь, и в итоге, чего доброго, доброй трети обитаемых миров вокруг придётся выживать без прикрытия. А это значит — фактически остаться автономными, когда будут скомпрометированы оставшиеся каналы. О чём думал Воин, настолько оголяя собственный тыл! Да ещё и поди знай, что там у них случилось, на том конце прыжкового моста, что заставило их вот так ломиться вслепую.

Подобные мысли быстро приводили Райдо в состояние неприличного для капитана уныния. Посмотреть иной раз, Век Вне не так уж далёк, на самом деле и сейчас от катастрофы человечество отделяет лишь тактическое равновесие космических сил, принявших участие в схватке. И с людьми тут играют в поддавки лишь отчасти из милости, отчасти как дань неслабому везению и в результате помощи, да помощи спасителей.

Если бы не они, не было бы оглушительного успеха Битвы Тысячи лет, когда Сектор Сайриз наконец удалось замкнуть в относительно стабильных и безопасных пределах. Одной из вершин этого тетраэдра радиусом в двести парсек и была поставлена «Тсурифа-6» с её додекаэдрическими Цепями и системой энергобакенов, прикрывающих границы от наступления угрозы. И что мы имеем в результате? Два флота по полусотне единиц каждый ухнули в пустоту на задворках Скопления Плеяд, что они там вообще потеряли?

Капитан готов был поставить своё годичное жалование на то, что флотские на станции об этом понятия не имели.

«Принсепс» между тем плавно завершал дугу, стабилизируясь относительно «Тсурифы-6» так, чтобы с одной стороны оставался свободным разгонный конус, а с другой чтобы носовые щиты были сориентированы на злополучный квадрант.

Пока тихо.

— Научспецы, как там процесс… эм… подготовки носителя?

— Минус восемь часов.

Долго. Если что, уходить придётся без приказа, а значит, на Эру их ждут дополнительные разбирательства. Уж Райдо знал, как любят мозголомы посутяжничать. Да и тьма бы с ними, задача капитана состояла прежде всего в сохранности груза, а значит, будем так вваливать на прожиг, что субсвету тошно станет.

По-хорошему, уже сейчас в наличии были все соображения срочно покинуть пространство «Тсурифы-6», если бы только знать, что там на другой стороне прыжка творится и безопасен ли дип.

— «Принсепс», ответь.

— Да, «Тэ шесть сотен три».

Вот они, родимые, всего в сотне километров по борту. Считай у тебя под носом, чтоб им было неладно.

— А что, у тебя прямо сотни миллионов человек на борту? Места же небось нет столько.

Вот неугомонные.

— Колонисты в гибернации, а в основном генный материал.

— А-а… а вот это что там такое чуть не свалилось на нас?

Капитан выругался и заглушил канал.

Главное, чтобы вместо вот этого вот «свалившегося» не начали переть в субсвет, например, эхо-импульсы. Тяжело себе представить такое по эту сторону Ворот Танно, но если началась такая свистопляска, то можно было ожидать чего угодно.

— Аналитики, что у нас с нейтринными ловушками?

— Ловушки в порядке. Видимость топологии почти нулевая, но в физике всё чисто.

Капитан обожал оставаться в неведении. Сегодня же день трёпаных сюрпризов, правда?

— Феху, слышишь чего…

— Чего?

Голос старпома под когнитаторами как всегда звучал каким-то замедленно-механическим. Лучше уж вокорром бы пользовался.

— Готовься к экстренному прожигу домой. Обсчёты, проверка систем. Вот прям по моей команде и будем давать дёру, как только я решу, что оно того стоит.

— А чего сразу не рвануть? Мне не нравятся манёвры флотских, они явно видят больше, чем мы, или что-то знают.

Райдо глянул на буквально лопающиеся от энергии в накопителях ПЛК и прикрывающий их кэрриер, они даже не собирались менять позиции, так и ждали чего-то из недр дипа.

— «Тсурифа-6», какая вводная по инкаму?

Ответил, понятно, квол:

— Ваша позиция оптимальна, «Принсепс», оставайтесь на месте, ждите дальнейшей информации.

Ни тьмы они не знают.

Райдо ещё раз пробежался по диаграмме насыщенности силовых экранов и показателях мощностей на воротах накопителей. Всё готово к бою, осталось понять, что это за бой такой внезапный.

— Всем крафтам в пределах контроля станции «Тсурифа-6» разогреть и поднять щиты на максимум. Ошвартованным выдать на внешние энерговоды максимальную мощность.

Ага. Думали, пронесёт. Но нет.

— Капитан, множественные цели в ультразвуке. От килотонны и ниже!

Это уже интересно.

Или это плотная группа самоубийц на десантных ботах решила попробовать разнести собственную станцию, или это какой-то крупняк сумел развалиться прямо во время прыжка, уйти там в заморозку и теперь сыплется встречающим на головы.

— Есть проекция в субсвет!

Капитан молча наблюдал за маркерами. По большей части касательные траектории, кто не поймал декогеренцию на выходе. Но были и опасные пролёты. Ну, как «опасные», в космосе вообще любое расстояние меньше ста километров считается угрожающим сближением. Вокруг «Тсурифы-6» после ухода основной части флота прикрытия стало достаточно свободно, так что весь этот мельтешащий по гемисфере космический мусор мог свободно пройти его насквозь, даже ничьи поля не поцарапав.

Во всяком случае, застывшие молчаливыми стражами ПЛК ни разу пока так и не рявкнули своим фирменным бортовым залпом. К счастью для «космического мусора». Там, в общем, ещё вполне могли быть живые экипажи, погружённые автоматикой в блаженное неведение стазиса. Сильно зависит, конечно, от того режима, в котором они валились через файервол…

Капитан поморщился. Что он несёт.

И тут начался третий прорыв.

Одно тело, шестнадцать мегатонн, вторанг, стоило сканнерам взять промеры его конфигурации, как тут же прошла идентификация — ПЛК «Серж Леру», это был один из крафтов флота прикрытия.

И он, несмотря на удачное проецирование и поднятые щиты, молчал. Даже транспондеры не отвечали. И траектория крафта оставалась пассивной, он так и шёл, на своих ноль-девяти «це», по касательной к молча выстроившемуся, как на парад, ордеру каргошипов и грузопассажирских крафтов, сгрудившихся вокруг «Тсурифы-6». Хорошо, что по касательной.

— Куда!

Кому он это орёт, как будто его кто-то мог тут услышать.

Один мелкий сухогруз из числа ближайших к траектории «Сержа Леру» зачем-то начал шевелиться, разворачиваясь.

Дальше всё развивалось так стремительно, что казалось потом капитану одной сплошной мешаниной из ругани в канале и судорожных, а потому бесполезных манёвров.

По какой-то неведомой никому причине проходящий ПЛК внезапно среагировал на направленные в его сторону факельные конуса, видимо, автоматически деформировав внешние поля в сторону угрозы. После чего всё так же спокойно проследовал по пассивной траектории, не подавая больше признаков жизни.

Но это самым драматическим образом сказалось на ситуации в ордере. Мгновенная черенковская вспышка и смятый в блин злополучный каргошип, кувыркаясь, несётся в противоположную сторону, расшвыривая во все стороны дебрис из осколков прочного корпуса.

Несётся прямо на «Принсепс». Так показалось Райдо. Квол посчитал точнее — расхождение в 80 километров.

Триста килотонн на скорости в 20 кэмээс преодолели бы разделяющий их мегаметр за положенные им полсотни секунд, после чего благополучно ушли бы во внешнее пространство.

Если бы уже десять секунд спустя на сплющенном крафте не рванул накопитель.

Полтора эксаджоуля энергии высадилось в пространство ливнем обломков.

Конус разлёта аккуратно накрыл «Принсепс» от носа до кормы, а заодно прихватил область в полсотни километров вокруг.

Капитан Райдо, старпом Феху и их навигаторы сделали всё, что смогли, чтобы спасти свой крафт и его груз. Но оставшихся на завершение манёвра уклонения сорока секунд для этого было недостаточно.

Капитан пришёл в себя после экстренной дозы когнитатора, когда разлёт обломков составлял уже несколько мегаметров, и маркеры того, что раньше было безымянным рудовозом с позывными «Тэ шесть сотен три», уже окончательно пропали с границ гемисферы.

Они их прикрыли. Успели развернуться и принять на свой скромный щит весь каскад импактов.

Наверное, что-то пытались напоследок прокричать в канале, который Райдо так предусмотрительно замьютил.

Больше из недр дипа ничего не сыпалось, пространство быстро и само собой очистилось от дебриса, прочие неуправляемые крафты также покинули сектор своим ходом. А после в прыжковой зоне штатно начали прибывать первые ордеры.

Лишь семь часов спустя прибыл Воин.

И ровно в эту секунду за спиной у капитана в рубке раздались знакомые сварливые интонации.

— Капитан, мне по-прежнему необходимо срочно попасть на борт «Лебедя».

Только голос был непривычно подростковым. Магистр снова с нами, какое счастье.

Осколки металла, сослепу прожигающие темноту. Острые кромки бронеплит, заусенцы эффекторов, спрессованные решётки мёртвого бозе-конденсата, мерное тиканье ядерного распада эка-тория, квантово-механически осциллирующие состояния кубитов, замороженные в абсолютном стазисе биополимеры.

Мёртвые и живые одновременно.

Десантные боты, не способные к самостоятельным прыжкам и активному маневрированию на выходе из дипа. По сути своей — значительно усовершенствованные спасательные капсулы, чья основная задача была — не просто с максимальной сохранностью донести свой полезный груз, но и оказаться на той стороне боеспособной единицей флота, готовой направить все наличные ресурсы на выполнение поставленной задачи.

Но пока они представляют собой лишь разбросанную по глубинам топологического пространства горсть мёртвых семян, из которых ещё только предстояло попытаться произрасти какой-то жизни.

Эти «бобовые зёрна» из мёртвого холодного металла и вплетённой в него чистой энергии силовых полей некогда были направлены к цели твёрдой рукой, которая знала, чего от них ждёт, однако теперь всё было оставлено на волю случая.

Даже такой крошечный объект, каким был десантный бот, мог по пути угодить во флуктуацию шевелёнки, стать жертвой тёмного потока, застрять в анти-де-ситтеровской седловине дипа или, напротив, угодить при неудачном проецировании в балб, который коагулировал при таких размерах за микросекунды, даже если бы у бота был достаточно большой запас эффективного импульса, чтобы суметь его развернуть.

В конце концов, ничтожная ошибка в точности наведения стартовой катапульты на выходе в квадранте десантирования становилась декапарсеками субсвета, что делало возможные поисково-спасательные операции заведомо бессмысленными — в таком объёме пространства весь террианский флот мог провести сотню лет, обшаривая ловушками тик за тиком, и ничего не найти. Оставалась надежда на штатную нейтринную «вопилку», но её ещё сперва необходимо было чем-то запитать.

Сама погрузка в десантный бот означала добровольное участие в благотворительном розыгрыше. Разыгрывалась при этом твоя жизнь.

Замурованные в ледяной панцирь совершенного небытия рыцари молча славили своего сюзерена, отправившего их на ратный подвиг. Молча и мёртво.

Могущественным сюзереном же выступало само пространство.

Огромная пустая среда сама каждый раз удивлялась, как вообще кому-то помимо её воли удалось выставить сюда, на это чудовищное ристалище, горсть столь ничтожных песчинок чуждой ему материи, и ещё больше поражалась, что те были настолько вопиюще малы, что дип, сам всемогущий дип, оказывался в итоге неспособен толком помешать неизбежному ходу вещей.

Однажды сюда попав, десантные боты, так или иначе, всегда покидали чуждую ему топологию, стоило в обычном мире проскочить единственной квантовой искре планковского времени. Квантовый закон сохранения массы-энергии-информации даже за пазухой у дипа продолжал работать. Но отнюдь не всегда это возвращение было штатным.

Люди, запертые в капсулах, поневоле оказались теми несчастными котами, которых мучил у себя в голове старик Шрёдингер, ни разу не покидавший тиши собственного кабинета на Старой Терре, но сумевший предсказать саму возможность подобного. Как и в том мысленном эксперименте, объявить, кто выиграл, а кто проиграл в этой лотерее, можно было, только вынырнув обратно в субсвет, а до того топологическое пространство замораживало любые незащищённые макроскопические объекты в бесконечной череде неэффективно-вероятных событий парадокса Зенона. Выпасть из этого состояния и тем самым разрешить конфликт можно было, лишь спроецировавшись обратно в субсвет.

Лёгкий всплеск, рябь едва заметных гравитационных волн в сантиметровом диапазоне, и всё стихло.

Субсвет благополучно вернул себе образовавшийся при броске дефект массы и на этом успокоился.

Из трёх десятков десантных ботов — каждый с четырьмя членами экипажа на борту — один по ту сторону не появился вовсе, рассеянный по всей односвязной области видимой Вселенной случайным каскадом распада высокоэнергетических сгустков экзотической барионной материи.

Ещё два бота тут же, едва осуществив обратное проецирование, разлетелись в кварк-глюонную пыль из осколков сверхтяжёлых элементов, выйдя в субсвет с перекрытием, на мгновение таким образом превысив на крошечном участке скрученного ультрарелятивистского пространства локальный предел Чандрасекара.

Двадцать семь ботов вернулись целыми.

Прожаренные насквозь нейтринным ветром.

До отказа насыщенные по всей массе антипротонами.

Рассеявшие за декапарсеки пассивного прыжка всю тепловую энергию.

Смороженные в единый монолит плотно сжатого волнового пакета, от которого отскакивали даже радиоволны, не в состоянии проникнуть внутрь спаянного конденсата из квантовых состояний, который, тем не менее, жаждал теперь вернуть себе движение, вернуть себе жизнь.

Чечевичные зёрна кувыркались в пустоте, ежесекундно разлетаясь на сотни километров. Если не случится чудо, их траектории, полого изгибаясь, растекутся по всей толще галактического диска и продолжатся дальше, в бесконечно-горячие недра Гало, которое начнёт переваривать металлические льдинки, атом за атомом стёсывая приповерхностный слой, пока не обнажится нежное нутро, пока не покажутся кости.

Но нет. Боты были готовы дальше бороться за свою жизнь и за жизнь своего экипажа.

В стальных глубинах уже начался неминуемый процесс разморозки. Пятикилограммовые сборки эка-тория, завёрнутые в гафниево-циркониевую матрицу, уже начали, мерно потрескивая графеновыми накопителями, отдавать окружающим элементам жизненно необходимое тепло реакций ядерного распада. Не слишком быстро — эка-торий был самым долгоживущим «элементом островка стабильности» — и в достаточном для его эффективного расходования объёме.

Бах! С дробным рокотом работала пневматика внешних клапанов, обогащая местную среду порцией быстрых нейтронов.

Этот этап был самым опасным — электронный газ металлов при абсолютном нуле подхватывал первые тепловые фононы и уносил их прочь, прожигая насквозь нежные квантоптоэлектронные каналы. Так столь необходимое тепло нужно было доставлять на контуры схем сразу большими порциями, целые каскады за один когерентный выдох фононов, иначе смерть, поскольку при таких температурах даже вторичное инфракрасное излучение становилось предельно опасным.

Раз, и активировался первый энергетический контур, два, и начали принимать в себя сверхпроводящие токи и намертво фиксировать их в своих магнитных ячейках графеновые трубки, три, и запитались контуры основного генератора, задышало скрученное в тугой плазменный тор силовое ядро. Теперь хранящиеся там петаджоули можно было использовать по прямому назначению.

Начали разворачиваться вторичные системы.

Десантные боты заискрили внешними излучателями, принялись лихорадочно обшаривать окружающее пространство уже полностью прогретыми детекторами. Пока это было инстинктивное поведение автоматики внешних систем, основные вычислительные мощности и контрольные контуры ещё только проходили первые когнитивные тесты.

Однако два бота по-прежнему молчали, оставаясь тёмными, бесцельно вращаясь на фоне окружающей тусклой звёздной кисеи. Детекторы остальных увидели, что радиационный фон вокруг внешних клапанов растёт, но основные системы не активировались. Тогда вновь сработали пиропатроны и выбросили эка-торий с его оболочками долой. Оба бота начали вновь остывать, едва оторвавшись от абсолютного нуля. Слишком много антипротонов осело в кубитных ячейках памяти управляющих последовательностей, даже десятикратное дублирование не гарантировало отсутствие сбоев при разморозке.

Отныне жизнь людей внутри зависит лишь от действий спасателей. Если, конечно, будет кому ими заняться.

Между тем оставшиеся двадцать пять скорлупок начали автоматический манёвр сближения, следуя заложенной в них тактике. Это заработали ходовые генераторы ботов, подчиняясь просыпающимся внутри них высшим поведенческим функциям. Настала пора поднимать экипаж.

Со вздохом истаяло поле стазиса, в ход пошли штатные наборы премедикации, нанометровые излучатели принялись сканировать клеточный слой за клеточным слоем, размораживая ткани, пока ещё всё равно холодные и неживые, но уже податливые и готовые вернуться в строй.

Раздался острый треск разрядов, тела синхронно изогнулись в своих капсулах, одновременно распахнулись незрячие глаза и раскрылись немые рты.

— Кха, квол, доклад!

Нервные импульсы нехотя поползли из области Брока в зону Вернике, пока транскарниальная стимуляция затылочной доли активировала штатное отображение тактический гемисферы. Экипаж приходил в себя.

— Майор, ДБ-131 не вышел из прыжка, ДБ-154 и ДБ-117 вышли аномально, разморозка ДБ-85 и ДБ-204 прервана на фазе инициализации, ведётся отслеживание траекторий, остальные 25 единиц выстраиваются, сканеры обнаружили в полу-тике от нас ускоренно удаляющееся тело, трек вынужденный, но недостаточно агрессивный, вероятнее всего — террианский исследовательский крафт астрогационного класса «Б», мы ведём его, на позывные пока не отвечает, штатный транспондер возвращает только эхо-сигнал. Других тел в пределах досягаемости приборов не об…

— Отставить, отчёт по экипажу.

— Двенадцать тел недоступно осмотру, вероятность полной дезинтеграции — девяносто девять…

— Дальше!

— Восемь тел недоступно осмотру, вероятность сохранного стазиса — семьдесят два процента. Три тела остались по итогам реанимации в безжизненном состоянии, экстренно помещены обратно в стазис, вероятность успеха повторной реанимации в условиях стационара — двадцать два процента. Остальные 97 тел включая ваше функционируют полноценно, высшие когнитивные функции сохранены…

— Отставить!

Томлин по привычке принялся яростно жевать эндотрахеальную трубку.

Из шестидесяти десантников и стольких же мозголомов, упакованных в биокапсулы, считай два десятка трупы или близки к тому. Что там стандартный расчёт даёт, 15 %? Как же он ненавидел холодную правоту статистики.

Томлин с тоской посмотрел на собственный счётчик миллизивертов. Поток свободных нейтрино ничем не экранируешь даже в субсвете, а на выходе свои полтысячи от аннигиляции накопившихся за время прыжка антипротонов получали все. Если за ближайшие два субъективных месяца не заделать все двухцепочечные разрывы и не удалить весь остаточный канцер, то даже стазис не спасёт. Поедешь домой вперёд ногами. А крыша поедет ещё раньше. Ладно, отставить.

Так, Ёшита, Каннинг, Гвандоя мерцают на гемисфере зелёным. Повезло. Десантура держится на сержантах. Без них он как без рук.

Пора браться за дело.

— Майор, обнаружено ещё одно тело.

Это кто-то из мозголомов, неймётся ему, как обычно.

— Докладывай.

— По касательной от траектории астростанции по свободной удаляется обломок массы покоя в ноль-три килотонны, судя по рассеянию микро-следов в ультрафиолете, это внутренний отсек саба, возможно, «Махавиры» или «Джайн Авы».

— Но мы этого не знаем.

— Апро, унесло его прилично, уже почти два тика, транспондеры молчат, будет приказ рассчитать перехват?

Вот это вопрос. Прикинем, есть ли в этом смысл. Если это и правда отсек одного из двух отправленных сюда разведсабов, то где остальное, а если это результат аварийного всплытия, то где экипаж, и почему он не подаёт никаких сигналов? Возможно, их забрала к себе на борт эта трёпаная ёлочная игрушка, но почему молчит она?

— Приказ по сквадам. Второй сквад — консолидация неуправляемых ботов, джоули зря не палить, ожидать в точке выброса. Выполнять.

Гвандоя только мигнул подтверждением и тут же начал разворачивать своих широким веером. Мозголомов у него на борту всего четверть от состава, то есть по одному на борт, потерпят временное безделье.

— Третий сквад — аккуратно догоняем обломок, выходим из ботов, инспектируем, если возникнет необходимость — буксируем обратно. Ёшита, осторожно там, на борту может быть горячо. Обо всех аномалиях во время осуществления внекорабельной деятельности — докладывать напрямую мне. Выполнять.

Эти тоже выдвинулись молча, тщательно выстроившись в линию.

Любо-дорого.

Теперь самое сложное.

— Остальные — группируемся на ноль-три тика от неопознанного крафта и остаёмся в нулевой готовности.

Молчит Каннинг, ждёт. Ну, на тебе, получи.

— Мы с капитаном догоним торопыг на форсаже.

— Но майор, мы с ребятами лучше…

От ты ж, хоть бы раз промолчал.

— Негатив, сержант. Выполнять команду. Научспецам попутно обеспечить развёртывание детекторной сети, чтобы в пределах парсека от этого места мы знали о любом теле крупнее булыжника. Задача ясна? Доктор Ламарк?

— Томлин, ты меня извини, но это полпетаджоуля только на развёртывание, да и дроны придётся выпустить все подчистую.

— Это я в курсе, но ты же хочешь найти эту штуку не хуже меня, правда? Значит, полупарабола три тика в диаметре, как на учениях. Апро, доктор?

— Со, майор.

Ну хоть на этот раз обошлось без пустых споров. Была б на то его воля, Томлин вообще не стал бы тащить сюда мозголомов, но увы, без них десанту тут было делать нечего. Итак, смертнички, понеслась.

Гравигенная секция обменялась с ботом капитана Остерманна волновыми пакетами, восстановив когерентность квантовых запутанностей в синхронизаторах блоков управления, и в следующую микросекунду два бота по широкой восходящей дуге принялись чертить изограву по направлению к беглецам. Остальные в более спокойной манере потянулись следом.

— Как думаешь, что там творится?

— На борту? Ни малейшего понятия, майор.

Есть первое приближение. Два с половиной часа, если продолжать идти на пятиста «же».

— Не очень-то они от нас и спешат убежать.

— Ну, это довольно тормозная штука. Кто её знает, сколько она сверх текущих вообще способна выжать. К тому же, я не уверен, что они о нас вообще в курсе.

— Поясни.

— Они прут продольным-равноускоренным, полное ощущение, что это квол без команд тупо рулит в зенит.

— А почему тогда не отвечает?

— Потому и не отвечает, что слепой.

Слепой квол на вполне целой на вид астростанции, это всё начинало отдавать малонаучной мистикой. Портовыми байками за два тика несло.

— Если это и правда астростанция, то выжечь такой эффекторы — занятие не для ленивых. Они же факельную зону первторанга спокойно держат.

— Вот долетим и спросим.

— А они такие — пролили смузи на пульт!

— Не смешно. Что эта штука вообще тут делает?

— Финнеан мне ничего такого не сообщал. Может, случайно угодили.

— Ага, так и вижу: случайно рванули глубинные бомбы, случайно в этом же секторе оказалась заблудившаяся астростанция, случайно она прыгнула в центр местного мини-войда, где ни одной звезды с Большого взрыва не ночевало, а тут ей на голову возьми и свались рубка от разбитого разведсаба и выбила ему все моргала. И тоже случайно!

— Не язви, капитан, тебе не идёт. Что тут творится какая-то подозрительная движуха, я уже и сам вижу. Ты мне скажи, что с ней делать.

— Что делать, ждать, пока мозголомы что-нибудь унюхают.

— Это понятно, а потом?

Томлин всё сверлил взглядом маркер на гемисфере.

— Если подумать, нам этот шарик вот так нужен, у него под бронёй столько эксаджоулей, что хватит нам всем сорок раз полностью перезарядиться, да и несколько медлабов нам бы не помешали.

— А они дадут? В смысле, зарядиться.

— Куда ж они денутся. Главное, чтобы с курса не сбивались и резких движений не дела…

Сглазил, дурак!

Красный уровень перегрузки, срыв кольца грависекции, хардкап центрального генератора — красные маркеры диагностики длинным рулоном поползли по гемисфере. Что у них там творится?!

— Первый сквад — на форсаже за нами.

Так и так не успеют, но пусть хоть будут поближе. До этого упорно молчавшая, но уверенно ускорявшаяся по неизменному курсу астростанция теперь принялась развязно прецессировать вдоль оси, а вынужденная траектория сменилась свободной, повторяя линию какой-то местной изогравы и таким образом постепенно сползая куда-то в сторону.

Крафт только что на глазах у Томлина полностью потерял управляемость.

И кто его знает, что там сейчас с экипажем.

— Майор, транспондер перестал транслировать эхо.

— Знаю.

Томлин принялся по памяти тарабанить коды активаторов. Десант мы или нет…

— Капитан, остаёшься с ботами, довести до цели, провести экстренную стыковку, ждать распоряжений.

— Майор, что ты задумал?

— Ничего особенного, капрал Мбома, покинуть капсулу.

— Ты собрался туда? Сам?

— Не сам. С этим верзилой мы там всех в труху разотрём, если надо. Там сейчас творится какое-то дерьмо, и я не могу ждать ещё два часа. Догоняй меня, капитан.

И активировал запор капсулы.

Индивидуальный транспортный модуль, вмещает два стандартных пространственных биосьюта, представляет собой развёрнутый наружу гравикомпенсатор, создающий стоячую волну за кормой, максимальное ускорение — пятьдесят кило-«же», удельный импульс на одном накопителе — три гигасекунды. Игла, способная пронизывать субсвет насквозь, при желании она могла даже собрать достаточную складку ткани пространства, чтобы совершить однократный пассивный прыжок Сасскинда, правда, со всеми вытекающими отсюда последствиями для десантника, рискнувшего выкинуть подобный фортель вне бота.

Маневренность зачастую — лучшее, а на самом деле единственное оружие в руках смертничка. Песчинка на фоне железных громад. Назойливая муха в тенетах бытия. Расступитесь, черти, в ад пришёл хозяин!

Активировать и расстыковать «тянучку» заняло секунд десять, и то потому что Остерманн не догадался снизить мощность на редукторе, и по краям локального колодца заметно трепало. Впрочем, и не с таким справлялись.

— На месте.

— Есть отход, ускорение!

Чечевицу десантного бота единым дуновением смахнуло куда-то за корму.

«Тянучка» хорошо держала ход и не подавала особого вида, что идёт на пределе. Ну и славно.

— Капитан, что там у них творится?

— По-прежнему идут по свободной. Майор, ты уверен, что это корыто стоит того?

— Я ни в чём не уверен, но вся эта бодяга мне нравится всё меньше и меньше. Доктор Ламарк, как там развёртывание?

— Скажу, когда закончим и отработаем все предстартовые. Мы хотя бы знаем, что ищем?

— Мы ищем, доктор, тот самый фокус, которым вы же мне ещё на «Тсурифе-6» все уши прожужжали. А теперь займитесь делом.

Мозголомы были невыносимы.

По мере набора скорости всё более синий оттенок звёздного фона прямо по курсу стал заметен уже даже невооружённым глазом. Ноль-одна цэ, как по учебнику, вот это наш темп, господа смертнички.

— Капрал, приготовиться, начинаю фазу торможения, приготовиться к десантированию. Цель — экваториальная шлюзовая камера.

И, подумав.

— На три часа от ходовых, не перепутай.

У дылды хватило бы ума голыми руками начать расковыривать композитный сплав из армированного моно-алмаза и силовых полей сверхтонкого плетения даже там, где никакого шлюза не было вовсе, и не факт, что идеальная крепость не поддалась бы его упорству.

— Апро, майор, на три часа.

Упёршаяся в пустоту «тянучка» по касательной вела их к бессмысленно болтающейся в черноте космоса астростанции.

Давненько Томлин не видел эти штуки вблизи. Рассчитанные на чудовищные температуры в коронах и давление в недрах звёзд, они представляли собой идеальные шары из чуть рябящего дифракционным муаром сверкающего металла, разве что никакой металл не мог давать такую прочность. Вследствие тех же непривычных для космической техники погодных условий за бортом, все эффекторы и органы чувств астростанции были сосредоточены в недрах системы тончайших прорезей, нанесённых вдоль «экватора» и ближайших «широт» идеальной сферы, чтобы удобнее было прикрывать полем. Сейчас же, как, по всей видимости, и остальное на борту крафта, излучатели внешней силовой брони были обесточены, а значит, там наверняка есть где пробраться юркому десантнику.

— Капрал, готов?

— Апро, майор.

— Пошёл!

Томлин аккуратно замедлился относительно станции до почти синхронного с ней движения, по короткой параболе швырнув капрала Мбому ровнёхонько в нужный сектор, тому даже ранцем не пришлось пользоваться, а сам метнулся к противоположному, «девятичасовому» стыковочному узлу.

— Майор, я на месте, приступаю к вскрытию.

Форточку дома у мамы вскрывать будешь, дурень.

— Аналогично, вижу замок, захожу.

Майор наскоро прикрыл шлюз аварийным пузырём, если окажется, что там внутри всё-таки опрессовано, а сам принялся деловито щупать внешние датчики. Обесточены совсем они быть не могут, а вот внешний файервол их сейчас уже не прикрывает, автономный режим всегда лёгкая добыча для…

И тут станция остановила вращение, заодно активировав гравигенную.

Томлина с размаху приложило головой о какой-то выступ, так что он даже сквозь сферу армированного шлема почувствовал нечто вроде лёгкого нокдауна. Картинка перед глазами разом стала какой-то серой и неинтересной.

— Капрал, цел?

— Негатив, прилично рубануло, продолжаю попытки вскрытия.

— Отставить.

И уже распахивая диафрагму внешнего люка:

— Я внутри, приступаю к осмотру отсеков, связь сейчас должна прерваться. Дождись сперва остальных, потом уже лезь сюда, если я сам не покажусь.

Ответа Томлин не услышал, пришедшие в себя системы снова замкнули на диафрагме лепестки толщиной с ногу десантника. А богато тут.

Томлин наскоро проверил состав атмосферы — вполне годной, только нулевая влажность смущала — и потащил с себя шлем.

Двери перед ним особо не запирали, а что пусто вокруг, так это мы разъясним.

Томлин нашёл четверых в одном из боковых коридоров, у растерзанного пульта, вывороченного из тумбы основания. Как там, смузи на пульт? Судя по виду — трое дайверов в медицинских робах и местный «пиджак» в белоснежном кителе. Все четверо с сомнением разглядывали что-то в глубине останков пульта.

— Кто-нибудь объяснит, что за бардак тут творится?

Дайверы сперва рефлекторно вытянулись в струну, повинуясь тону голоса Томлина, но быстро сориентировались.

— Майор, вы тут не командуете.

Томлин узнал дайвера даже глядя на это страшно-синее от перегрузок лицо, по одной сварливой интонации.

— Коммандер Тайрен, прошу извинений за резкий тон. Почему крафт не отвечает на транспондер?

— «Эпиметей» не в порядке.

Это подал голос «пиджак».

— И?

— Мы попытались его стабилизировать, но он опять свалился в…

— Отставить. Коммандер, не посвятите коротко в ваши приключения, а то сейчас сюда прискачет моя кавалерия, нужно с ней срочно связаться, пока она не принялась расковыривать ваш «Эпиметей» снаружи.

Тайрен сильно сдал с их последней встречи, и за примара в этой тройке стоял явно капитан как-его-там, что поддерживал сейчас деда под руку.

— Майор, если коротко, нас вытащили из рубки после аварийного выхода, но потом у нас случился конфликт с пассажирами…

О, да, познакомьтесь с дайверами. Ни одной драки на камбузе без них не обходится. И гальюны никогда не смывают как следует. Так, погодите, он сказал «с пассажирами».

— У вас тут штатские?!

Вот это анекдот.

— Советники. Точнее, советницы.

Ещё интереснее.

— Вы тут с бабами подрались?

— Майор, мне не смешно сейчас ни капли, когда мы потребовали сдать полномочия у дежурного навигатора, простите, астрогатора Ковальского, эти двое попытались воспрепятствовать выполнению нами приказов контр-адмирала Финнеана, и мы со своей стороны пресекли сопротивление единственно возможным способом.

— Развалили крафт? — Томлину самому сейчас не понравился собственный язвительный тон, но назад слов не вернёшь.

— Дали шок на разрядники, мы-то справились, а остальные преспокойно уснули, даже эффектор…

Что-о-о?!

— Какой… вы, капитан, с эффектором тут воевали?

Тогда понятно, почему такой бардак вокруг.

— Не мы воевали. Квол подтвердил мои полномочия, она не имела права… в общем, вырубить мы её смогли, а вот станция временно стала неуправляемой.

— А где остальные?

— Кто?

— Пассажиры, экипаж.

Пожатие плечами.

— До сих пор в стазисе. Нам в общем не до них было, пытаемся «Эпиметей» вернуть в строй, но авто-тесты всё время валятся.

А круто у вас тут.

— Ладно. Астрогатор Ковальский, остаёшься тут, пытаешься завести, первым делом — постарайся дать сигнал моим наружу. Господа дайверы, прошу вас, покажите мне, где эффектор и в каком он… то есть она состоянии.

— Она под седативным.

Томлин поднял бровь.

— Правда? Ну, пойдёмте.

Ха, «пойдёмте», как давно Томлин имел возможность наслаждаться настоящей силой тяжести?

Разумеется, в ярко освещённой кают-кампании было пусто.

— Капитан?

— Она была здесь.

Станция тотчас мягко качнулась, знакомый звук. Так стартует за борт пассажирская капсула.

— «Была». Очень точное замечание. Теперь, похоже, точно «была». Но вы сказали, что «советниц» было двое.

Дайверы удручённо переглянулись.

— И да, и нет. Квол показал нам два маркера, мы слышали диалог из-за двери, но когда вошли, там внутри были только астрогатор Ковальский и эффектор Превиос.

Хм. Не слышал про такую. Впрочем, поди их упомни, эффекторов только у Воинов было с полсотни.

— То есть, вторую пассажирку вы вообще не видели?

Молчание.

И это десант на флоте считают тугодумами. Дайверы, мать их пробирку, гроза тёмных течений!

— Хорошо, давайте успокоимся и резюмируем. Вы аварийно выходите из дипа, каким-то чудом вас подбирает свалившийся вам же на голову террианский крафт, но в итоге вы, едва оклемавшись, сбегаете из лазарета и устраиваете на борту научного судна натуральный абордаж, валите от щедрот его пассажиров в кому, потом для верности накачиваете их седативным… ничего до этого момента не упустил?

Дайверы насупленно молчали.

— Кто был второй пассажиркой, раскройте тайну, будьте так любезны.

— Судя по данным квола, это ирн.

Прекрасно, просто офигительно.

— То есть у нас ещё и межрасовый конфликт теперь, мало того, что Конклав Воинов нас по головке явно не погладит, так мы решили Ирутанский инцидент повторить. Для начала дня неплохо. Господа, вам кто-нибудь говорил, что мастерство ваше никто не отнимет, но с людьми вы как-то не ладите? Вот буквально на грани трибунала?

Молчание.

— Хорошо, коммандер, вы тут старший по званию, кто спровоцировал конфликт?

Тайрен каркнул что-то неразборчивое. И тогда снова вступил, как его там, Дайс:

— Решение брать управление на себя принял я, мои полномочия были подтверждены кволом, у меня был чёткий приказ от контр-адмирала — приложить все усилия к локализации фокуса. Ради этого погиб экипаж «Махавиры», что с моими людьми… В общем, у меня были все права применить даже нештатные средства к тем, кто мне вознамерился в этом помешать.

— А они, это, «вознамерились»?

— Эффектор Превиос атаковала меня, как только поняла, что я запланировал обездвижить её носителя. Я думаю, это ясно продемонстрировало все её намерения. Просто я успел раньше.

Томлин поморщился.

Быстрый и мёртвый. Законы фронтира. Надо это прекращать и немедленно.

— Так, ладно, я понял. Господа дайверы, у меня в команде — пять дюжин мозголомов всех мастей и расцветок, и у них тоже свои приказы. Давайте так — я не подпускаю их к вам, а вы не лезете в их дела, так пойдёт? Коммандер Тайрен, мы договорились?

Все кивнули. Даже третий дайвер, который всё время молча таращился накладками. Как мило.

— Вот и славно. И где, к трёпаной комете, связь!

— Майор!

Это вбежал в кают-кампанию аж запыхавшийся астрогатор.

— Мне удалось реанимировать внешние ловушки, там у вас такое творится…

Но майор его уже не слушал.

— Томлин на связи, всем, кто не участвует в развёртывании детекторной сети, тихим ходом следовать к «Эпиметею», собраться в кучу, но на броню не лезть до моих дальнейших распоряжений. Отставить поимку остатков саба, он пустой. Доктор Ламарк, что у вас там?

— Майор, вы в курсе, что от вас только что отчалил катер? Такой, довольно резвый.

— В курсе, особенно в части того, кто там на борту, но с этим потом разберёмся. Вы же не за этим меня так настойчиво вызывали?

— Нет, и то, что вы сейчас увидите, вам очень не понравится.

— С тех пор, как нас сюда забросили, я вообще что-то устал от сюрпризов, не тяните, доктор, а не то я не отвечаю за ваше здоровье при встрече, морду набью, невзирая на регалии.

Вместо ответа поверх гемисферы у Томлина в голове поплыла, качаясь на гравитационных волнах, картинка топограммы, пока ещё смазанная и грубая.

Казалось, он сегодня уже видел всё. Но это.

— Так вообще бывает, доктор?

— Янгуанский мастеровой вам доктор, майор. И я тоже «такое» вижу впервые.

Томлин в своём громоздком пространственном бронесьюте по стеночке кают-кампании аккуратненько съехал вниз, обвёл четверых взглядом, пристроил рядом с собой забрало шлема и, не по уставу шмыгнув носом, выдохнул:

— Кажется, мы только что нашли фокус.

Формально «Ларри Эхо Хоук» до сих пор оставался списанным малотоннажным флотским тральщиком, тесным ржавым корытом, на борту которого с минимальным возможным удобством могла расположиться команда из шести человек. Зато его кормовые накопители после демонтажа генераторов ловушки — двух смешных растопырок, делающих крафт внешне похожим на рачка-циклопа — могли выдать ходовой столько энергии, что хватило бы сразу на три пассивных прыжка Сасскинда предельной дальности. Не то чтобы кто-то на полном серьёзе собирался таким замысловатым образом совершать церемониал гарантированного самоубийства, но если ты и твоя команда много перемещаетесь по Галактике вне походных ордеров, то лучше оставлять про запас как можно больше эксаджоулей.

Конечно, лучше бы иметь в резерве разведсаб минимального тоннажа, да и вообще любой крафт, способный совершать управляемый переход из физики и обратно, и некоторые магистраты и барристеры Тетиса, существа в обычном состоянии неторопливые и даже порой неподъёмные, могли время от времени напрячь флот, и Адмиралтейство, скрепя сердце, выделяло им иной раз какой-нибудь проштрафившийся крафт для срочных нужд журидикатуры. Но это было с одной стороны неудобно (как уживались на одном борту простые ребята дайверы и, например, его занудность барристер Двух Скамей сир Феллмет — ещё поди пойми), а с другой просто неприлично, война, всё-таки, отвлекать вояк своей мелочной казуистикой.

Потому Даффи предпочитал передвигаться пусть на корыте, да на своём.

К тому же за годы перелётов (да-да, летают птицы, спасители и некоторые рыбы, а крафты — ходят) Даффи как-то даже привык к этому утлому, но надёжному судёнышку, да и невероятно пафосное имя «Ларри Эхо Хоук», данное ему на Тетисе после подписания всех двадцати двух положенных актов о списании и передаче во владение общей толщиной мегабайт в 10 мелкого петита, у Даффи вызывало исключительную гордость. Это вам не бесконечные «Ревущие» и «Попирающие».

С воображением у большинства коллег было туговато. Ну дык и род занятий такой. Склоняющий не столько к развитому творческому началу, сколько к тупой усидчивости.

На Тетисе ценилось тщательное следование букве закона, даже не так — Букве Закона, а не креатив на местах. Даже тот факт, что Даффи пошёл против негласной традиции не давать крафтам имена длиннее двух слов, ему немедленно поставили в вину. Целую комиссию хотели собрать, но быстро выяснилось, что в текстах Пространственного Кодекса прямого запрета всё-таки нет, потому в итоге решили не трогать дурачка и не создавать зазря прецедента. С тех пор так и ходим, из трёх слов.

Даффи, с трудом продрав глаза, полез в рубку, стараясь не разбудить парней.

Посудина посудиной, а тральщики были чуть не единственным малотоннажником террианского флота, который даже в пассивном прыжке не вымерзал. Чудовищный силовой кокон, невероятный для такой малютки, если его не расходовать по прямому назначению, оказался жутко полезной штукой в быту. Так что к рваному кодексу все жалобы на удобства, главное удобство вот оно — после прыжка ты хоть и сонный от седативного, но это ни в какое сравнение не идёт со старой доброй разморозкой.

Так-с, посмотрим, что тут у нас.

Пока прогревалась ходовая, Даффи деловито припал к раздатчику. В наше потерянное время редко встретишь истинного ценителя плотских утех, но Даффи был одним из них. Травануться жуткой дрянью — чем не удовольствие, особенно пока ты только-только заново народился в субсвет со всеми его преимуществами и недостатками. Недостаток — жуткая скученность населённых мест, преимущество — наличие в этих местах хорошей компании. А пока — просто отпразднуем, что ещё живы.

Тряхнув головой, Даффи попытался избавиться от привкуса жуткого пойла, но в результате у него только сильнее зазвенело в ушах. Или это такие эффекты даёт вконец раздолбанный индуктор, во всяком случае, проявившаяся картинка гемисферы с трудом привязывалась к шпангоутам рубки, всё норовя куда-то поплыть. Ха, да ты пьян, ваше синяшество. Быстро на этот раз, алкогольдегидрогеназа шалит.

И всё-таки, сосредоточимся на топологии окружающего пространства.

Судя по истерике внешних детекторов, «Ларри Эхо Хоук» спокойно дрейфовал сейчас на самом краю штатной тормозной воронки.

Мирно носились туда-сюда дроны каботажного флота, колыхались пузатые рефрижераторы и квадратные рудовозы, чуть поодаль скользила чёрная ребристая тень боевого крафта, в общем, только выключенный канал квола мешал Даффи в полной мере насладиться добрым напутствием собственной персоне от флотских навигаторов всех мастей, на пути которых сейчас болталась его посудина. А и ладно, и пусть помолчат.

Даффи добросовестно оттащил своё едва очухавшееся корыто в сторону и принялся оглядываться по бортам более основательно. Его интерес был не праздным — одно дело, когда тебя с командой отправляют за галактический выступ для срочного дознания или иных насущных дел вдали от Семи Миров, чего уж там, работа такая, в основном на выезде, совсем другое — когда прямо посреди весьма многообещающей в карьерном плане тяжбы между недобитками из «Янгуан Цзитуань» и «Джи-И» всю честную компанию прямо из-за накрытого стола отзывают на Тетис, к тому же не объясняя никаких деталей и не дав даже труселя переодеть.

В чём было побросались на борт и дали форсажа, раз велят. Семь прыжков за неделю, только и успевай отпаиваться дезактиватором. А что в него случайно закралась изрядная доля цэдваашпятьоаш, так извините, кометным хвостом надуло. Скажите спасибо, что не альдегид какой.

От жалости к себе Даффи аж носом шмыгнул.

И всё-таки, что тут такое сталось, что возникла срочная необходи…

Ой.

— Команда, вы таки захотите это увидеть!

Первым в рубке показалась голова Чимпана. Чёрная, блестящая и невменяемая.

— Чо орёшь?

— Ты видел?

— Что ви… О.

Тетис не был самым старым, самым популярным или самым населённым из Семи Миров, но всё равно даже в обычный день все четыре орбитальных дока, покоящихся в его точках Лагранжа, плотно обступали супертяжи всех мастей. В особые моменты, когда движение в пределах ЗВ становилось плотным сверх нормы, местное пространство больше начинало походить на карнавал, особенно если послушать цвет навигаторской братии в общих каналах. Галакс искрился новыми словесными изысками, а нежные уши господ барристеров сворачивались в трубочку под цвет их мантий. Или париков, на выбор.

Но всё это была фигня.

Потому что сегодня на геопереходной Тетиса творилась настоящая, патентованная креза.

Для начала, вокруг обоих крошечных спутников мира сгруппировались под две сотни первторангов. Плюс ещё столько же ПЛК, носителей и более мелких крафтов нервно мигрировали в отдалении от местных гравитационных возмущений, всё пытаясь построиться так, чтобы не мешать никому своими факельными зонами.

Но самая мякотка начиналась на подходах к гравитационном колодцу. С радостным перезвоном транспондеров гемисфера каждые полсекунды сообщала о ещё одном обнаруженном служебном крафте всяческих подчинений и рангов. Мелочёвка вроде «Ларри Эхо Хоук» катастрофически терялась в этом хаосе позывных. Теперь стало понятно, к чему был такой срочный отзыв. Отозвали не Даффи с его командой, отозвали буквально всех.

Консулы, магистраты, барристеры, просекьюторы, силиситоры, атторнеи, трибунаты, в общем, всея галактическая журидикатура во всей её красе и славе в приказном порядке получила пинка под зад и была разом возвращена в родные пенаты. Вот бы ещё узнать, зачем.

— Думаешь, из верховных кто помер? Выборы в коллегию грядут?

— Из брокардов? Из этих кто помрёт, пожалуй. К тому же они все под запись спецов с Эру. Три раза помрут, а всё без толку.

— Вот потому и шухер, что дело небывалое!

Даффи покачал головой. Что-то тут не так. За свои без малого шесть десятков стандартных лет он ни разу не видел, чтобы на орбите Тетиса такое творилось. Как говорится, не было, нет и не надо.

— Квол, сообщения от консулата?

— Три сообщения от сира проконсула Франсиско Хавьера д’Аттенты, лично вам.

— Зачитай последнее. И, э-э, своим голосом.

Квол полсекунды помялся.

— Даффи, шустро в док «Си», я держу для тебя резерв на суборбитальнике. У тебя ещё три часа, но поторопись. И вруби связь.

Понятно. Старик не в духе. Ничего, переживёт.

— Команда, подъём! Всем пристегнуться, сейчас будет трясти!

Из каюты раздалось возмущённое мычание. Стадо не желало строиться. Тогда Даффи активировал сирену.

Рявкнуло так здорово, что аж уши заложило. Поковырявшись немного в ухе, пока не прекратился досадный писк, Даффи разок для порядка глянул, что там творится — ага, всё-таки заняли места, дурни — и уже потом рванул активаторы.

Чимпан к тому времени уже пристроился в ложементе пилота, c видимым интересом листая сводки местной инфосферы. Находил он там, судя по всему, много чего любопытного, но делиться новостями не спешил. Значит, толком ничего не известно, ну и ладно, не очень-то и хотелось. Вся эта таинственность Даффи уже начинала изрядно бесить, но что поделаешь. Захотят — сами скажут. Или Чимпан доложит.

Могутные генераторы «Ларри Эхо Хоук» под бодрые матюги квола, блажившего на весь окрестный космос кодами доступа и привилегиями приоритетного прохода, спешили протащить бывший тральщик через самые незагруженные подходы к ЗВ Тетиса, но дальше пришлось поневоле оттормаживаться, и последний час пути представлял собой мучительное колыхание на задах у здоровущего ядрён-батона, везущего какой-то футы-нуты срочный груз на всё ту же злосчастную точку Лагранжа «Си», самую неудобную в смысле текущего расположения относительно материков, но в такой толчее это уже было всё равно, служивые срочно хотели попасть вниз, и готовы были бодаться за каждый свободный гейт с убеждённостью Абдула Гани. Хвала небесам, Даффи по привычке оставлял почётную возможность устраивать перепалки в эфире своему кволу, а уж зануда тот был изрядный. В общем, ещё час спустя створки шлюза распахнулись и команда дружно потопала в биокамеры на санобработку.

На выходе из-под живительных струй и настырных зондов во все места Даффи с видимым удовольствием выудил из раздатчика ещё пахнущий герметиком новенький китель. За время перелёта, бывает, так пропахнешь собственными (да и чужими, чего уж там) выделениями, что начинаешь поневоле дичать. А тут сразу и выправка строже, и команда стала меньше похожа на группу плохо воспитанных гоминид вида хомо наледи.

Даффи мельком удостоверился, что оборудование своим ходом отправлено с «Ларри Эхо Хоука» в пакгауз, и на гиперзвуковике под него забронированы шесть необходимых кубометров, но уж что-что, а даже в текущем бардаке на Тетисе царил железный орднунг. Если бы не человеческий фактор, в этом мире вообще всё бы работало как атомные часы, но людишки покуда оставались неотъемлемой частью этого механизма, а потому всё равно контроль быть должон.

В галереях орбитального дока «Си» царило такое же веселье, что и на подступах к ЗВ Тетиса, туда-сюда мотались толпы народу, кого-то из везунчиков уже катили в прозрачных изолирующих колбах на карантин, информатор по общему каналу привычно требовал соблюдать порядок и не задерживать «перемещение лиц», каждые полчаса транспондеры сверяли допуски и авторизации, на полу мелко подёргивался какой-то бедолага, попавший под бездушный станнер патрульного пристава — ну, а чего он, наверняка оказал сопротивление, тут с этим просто.

Прибывших «снизу» легко было узнать по разнообразию одежды, хоть на Тетисе и царила традиционная чёрная с белым гамма журидикатуры, всё равно мельтешение создавалось преизрядное. Даже наёмный флотский персонал, логично в таких местах преобладающий, после побывки поневоле начинал мимикрировать под складки местности — что-нибудь ярче однотонно-серого галстука внизу добыть было почти невозможно. Прибывшие же извне и вовсе были как однояйцевые близнецы, разве что форменные кители резидентов Тетиса переливались знаками различия на лацканах, а гражданские (даже если военные) и вовсе сливались в одну неразличимую массу непритязательного вида. Какой криворукий модельер придумывал, а какая тупоголовая комиссия утверждала этот покрой, в который наряжали первым делом гостей Тетиса — кто бы знал.

Но впечатление на людей это производило своеобразное — все начинали как-то сутулиться, а после того подёргивающегося и вовсе смотреть исключительно в пол. Тетис славился в Галактике тем, что простой человек, попавший в его жернова, зачастую пропадал там бесследно.

Даффи усмехнулся.

Это была, конечно, легенда, уж ему ли не знать, как внизу пьют и буянят, и вообще какой там творится порой весёлый бардак. Но журидикум он такой, не слишком симпатичный на взгляд со стороны, да никто и не стремился это впечатление менять. Здесь царил Закон, а не вот это вот всё.

В отличие от чужаков, Даффи с командой шёл через толпу, как нож сквозь масло, плотной такой «свиньёй» раздвигая замешкавшихся. Время, выделенное им на доставку собственных седалищ сиром проконсулом Франсиско Хавьером д’Аттентой, подходило к концу, а нужно было, судя по данным информатора, ещё переместиться в самый конец второго пилона, где их ждал суборбитальник.

Пришлось срочно пробираться в гипертрубу, где на входе, разумеется, колыхалась толпа, а внутри и вовсе была жара.

Две сотни тел мило тёрлись друг о дружку, потели в непрактичных кителях из раздатчиков, и вообще всячески стремились вызвать острый приступ клаустрофобии пополам с охлофобией. Оставалось надеяться, что санитарный контроль со своими трубками действительно делал своё дело. Впрочем, в отличие от быстро багровеющих штатских, Даффи и его команда держали марку — покер-фейс, выправка, локти чуть расставлены для комфорта и отжатия личного пространства.

Впрочем, когда створки капсулы, наконец, распахнулись, все солидные позы не помогли, команду вынесло вместе с толпой, несмотря на все увещевания информатора. Хорошо, что никого не затоптали. Так, мин-семь-мин, как говорят вояки. Судя по данным информатора, нужный им суборбитальник класса «Эверест» благополучно дожидался их у гейта 227B, и занудный голос в ухе уже начинал канючить про «просьба ускорить шаг, посадка на ваш рейс заканчивается».

У гейта уже действительно собралась толпа паксов следующего борта, и все они заметно нервничали, а вдруг задержат подачу.

Даффи со всё тем же каменным таблом издали махнул стюарду (ещё почует перегар, чего доброго, вот будет потеря лица) и потопал с командой внутрь.

Внутри было просторно и чистенько. Вообще, суборбитальники были на Тетисе скорее роскошью, нежели штатным средством преодоления гравитационного колодца, как и почти везде в Галактике, здесь была возведена и успешно функционировала система планетарных лифтов, но раз сир проконсул велели, значит, так надо.

Погрузились в свои ложементы, благо они тут же, у самого выхода, в два ряда и стояли. Команда тут же вновь углубилась в чтение местных новостей, Даффи тоже было сунулся в инфосферу, но быстро понял, что на официальных каналах Альтинга и коллегии никаких сведений о творящемся бедламе не было, а пережёвывать всё те же слухи о прибытии на Тетис Конклава Воинов в полном составе не хотелось. Хотя, да, на орбите действительно маячило сразу шесть «Лебедей» (небывалое дело!), но до кворума это число всё равно не добирало даже с большой натяжкой.

Между тем суборбитальник уже отошёл от дока «Си» на достаточное расстояние и начал менять компоновку для стратосферного манёвра. Когда смотришь на околопланетарный космос со всей его богатой движухой не изнутри рубки, подключённый к гемисфере и эффекторам собственного крафта, а вот так, тупым паксом валяясь в ложементе, удивительным образом в уже давно привычных вещах просыпается их отдельная, давно уже позабытая красота.

Пока ты следишь за шевронами первторангов на рейде, тебе некогда посмотреть на восход светила над миром, на переливы тормозного излучения в конусах факельных зон, на мерцание силовой брони под солнечным ветром. Да и сам Тетис с орбиты вовсе не выглядел серым лабиринтом одинаковых строгих корпусов.

Более, того, это вообще не было похоже на рисуемый иным воображением почти тоталитарный мир.

Терраформированная атмосфера даже при явном недостатке открытых водных пространств была достаточно плотной и на просвет красиво рябила перьевыми облачными полями, поперёк красноватого планетарного диска лежали густые тени старых горных хребтов и относительно свежих — пару десятков миллионов лет, не больше — ударных цирков. И это было красиво, величественно и достойно благоговейного трепета.

Обитаемые миры при взгляде с низких орбит всегда напоминали Даффи о том, что как бы ни старался человек победить в себе синдром одиночки, всё равно дома он себя чувствовал только здесь.

Между тем суборбитальник с грохотом и пламенем врубился в верхние слои атмосферы Тетиса, но быстро отработал гравигенной и стал снижаться уже спокойнее, по пологой кривой заходя в сторону Метрополии, чей колючий частокол уже стеклянно поблёскивал в лучах восходящего светила. Удачный рейс подвернулся. Не придётся ещё и по поверхности тащиться.

Пока снижались, команда возроптала и потребовала лимитов. Даффи поворчал про себя для порядка — надо было жрать на борту, а не расходовать зазря командировочные — на суборбитальниках питание было дороже, чем в ресторанах иного трансгала, да и логично, если ты в состоянии потратиться на чуть более комфортный перелёт, значит, на еде в пути экономить точно не станешь. Но альтернатива была проста — или команда пополняет калории сейчас, или придётся задерживаться в астропорту, а там и дешевле будет не очень, и за лишний час ожидания сир проконсул по головке не погладит.

Ладно, гуляйте, только скромно.

Пока команда от щедрот закидывалась жареными потатос, Даффи благосклонно разрешил себе витаминный шейк с изрядной долей стимулятора. Фиг бы с ними с калориями, день намечался непростой, надо оставаться в форме. Тем более что отъедаться особо времени и не оставалось — фасетчатый купол астропорта уже показался в визуальном поле, немудряще намекая, что нужно готовиться на выход.

Последнее покачивание палубы, и команда поспешила на выход, обгоняя в трубе остальных паксов.

Погодите, где-то тут был отдельный пакгауз для временного хранения среднеформатных грузов. Даффи дал команде знак, и все привычно рассредоточились. Чимпан отправился оформлять файлы на импорт, ещё двое пошли за погрузчиком, остальные вместе с Даффи стали дожидаться выдачи. Контейнер оказался на месте и заряжен, уже приятно.

— Выдвигаемся на место.

Не то чтобы сир проконсул требовал отчитываться о перемещениях, при прочих равных он доверял старшим партнёрам как самому себе, но старик, бывало, нервничал, если начинал подозревать, что что-то пошло не так, пусть его, меньше беспокойства.

Помещение пакгауза, которое им выделили, было традиционно невзрачным — голые стены без единого лишнего предмета, с тем же успехом здесь можно было разворачивать стерильную биолабораторию. Ну, где-то же нужно было подобающе экипироваться.

Поднятый на платформу погрузчика контейнер с утробным шипящим звуком распахнулся, выдвигая на телескопических направляющих плотные запаянные пакеты и военного образца армированные контейнеры.

Приказ был явиться в Академию в полной готовности, и Даффи собирался исполнить его в точности. Последнее дело не потребовало такой показухи, да и в целом было скорее бюрократическим, нежели достойным звания просекьютора, так что почему бы не освежить команде ощущения. Ну и не показываться же на улицах Тетиса в этих затрапезных кителях из раздатчика. Ха!

Следующие полчаса в помещении пакгауза раздавалось лишь натужное сопение и вой сервоприводов. Команда готовилась.

Сам Даффи ввиду собственного положения ограничился сменой костюма на мантию, зато остальные преобразились самым драматическим образом — то, что пару часов назад выглядело группой не слишком трезвых от дезактиватора «пиджаков», сейчас на глазах снова становилось в строй.

Пять «защитников» планетарной модификации, штурмовые биосьюты с непроницаемо-чёрными забралами, взведённые энергоразрядники на сгибах локтей и запитанные персональные силовые щиты — в состоянии полной готовности команда исполнительных процедур представляла собой боевую единицу, в одиночку способную привести любой приговор суда в точное и неукоснительное исполнение.

И посредине этого в чёрной мантии, в парике с двумя буклями и с обязательным символом исполнительной власти — Жезлом повеления в руке, собственной персоной стоял просекьютор первой статьи высшей межпланетной журидикатуры, кавалер ордена Нерушимой Стены генерал Леонард Даффи.

Информатор просигналил, что транспорт подан, можно было трогать.

Выдвигались традиционным построением — двое впереди, трое замыкающих.

Грохот лап «защитников» по полимерному покрытию пакгауза сливался в единый строгий ритм, под который встречный журидикум машинально отдавал честь. Просекьютор при исполнении — это серьёзно. Раз дошло до такого, значит, где-то дело приняло нешуточный оборот.

Погрузились на платформу, прогноз обещал доставку в нужный квартал Академии через сорок две минуты. Ну и славно. Поправив мантию, Даффи присел у окна, поглядывать по сторонам, остальная же команда, как полагалось, осталась стоять конными статуями в полный рост.

Странно, судя по бардаку на орбите и приказу о готовности, Даффи ожидал от Метрополии чего-то вроде военного положения, но ни на городских улицах, ни на территории Академии, куда платформа нырнула вскоре, не наблюдалось ничего нештатного. Хотя на скорости в две сотни километров в час о чём-то было сложно судить, но и плотность пешеходов на открытых галереях, и загруженность воздушных коридоров была привычно невысокой, в небе не висели тилтвинги патрульных, а информатор не сообщал ничего критически важного. Всё шло как обычно.

Даффи заметил нечто подозрительное лишь после того, как платформа остановилась у нужного трапа.

Команду встречали.

Помимо обычной толпы советников, секретарей и всё тех же приставов в типовых «защитниках» Даффи ждал традиционно сухой приём в лице их сиятельств сира барристера Феллмета и сира проконсула д’Аттенты. И если второй предполагался заранее, то зачем тут первый и что всё это значит, Даффи пока не мог даже предположить.

Даффи сделал положенные три шага вперёд и немного излишне церемонно отсалютовал.

— Ваши сиятельства, сир барристер, сир проконсул, к вашим услугам. Просекьютор Даффи по вашему распоряжению прибыл.

Оба в ответ пожевали губы, посмотрели на героическую команду, на самого Даффи, переглянулись.

— Генерал, попросите вашу команду дезактивировать разрядники, заглушить щиты и следовать за нами. Вы тоже, разумеется.

Даффи коротко зыркнул на своих и поспешил за сирами сиятельствами внутрь портала.

Внутри корпуса было прохладно, а сегодня как-то ещё и особенно тихо, так что грохот лап «защитников» паче чаяния громогласно разносился по коридорам с весёлым эхом. Направлялась вся компания, как было очевидно, в кабинет к его зануднейшеству. При прочих равных Даффи не любил иметь с ним дело, но в целом если барристеру Двух Скамей были необходимы услуги полевого просекьютора — это уже само по себе было занятно. На памяти Даффи такое случалось всего пару раз, и скучными те дела не были точно.

Когда же за спиной у команды с грохотом закрылись тяжёлые створки дверей, традиционно деревянных, в два человеческих роста, Даффи поневоле почувствовал бегущие по коже мурашки. Внутри остались только двое сиров и он с командой. Остальные предпочли ждать снаружи.

Слово опять взял проконсул.

— Даффи, прежде чем мы начнём, я хочу тебе сказать пару слов неофициально.

Даффи и открывший забрало Чимпан переглянулись. Интересное вступление.

— Это очень необычное дело, потому мы с сиром Феллметом очень надеемся на тебя и твою команду. Не подведи нас.

О как.

— Теперь официально. Всё, чему вы станете свидетелями в течение этого дела, а также любые материалы, которые вам доведётся изучить, должны оставаться в секрете для всех, кроме членов Высокого суда Тетиса, за исключением закрытого перечня лиц, который также находится в ведении Высокого суда. Тебе только что транслирован Статут дознания, за исключением вышеозначенного пункта он стандартный для такого рода дел, ознакомься сейчас и акцептируй, если тебя всё устраивает.

Вдохновлённый таким вступлением, Даффи немедленно погрузился в чтение. Статут занимал семьсот килобайт, но действительно был стандартным, во всяком случае, квол не сумел найти там подозрительных диффов. Просекьютор поморщился, но заакцептил. В обычных условиях он бы попросил сутки только на изучение Статута. Тут явно был какой-то подвох, вот только какой. Но даже если он и был, Даффи это дело уже бы не мог позволить себе так вот упустить, из-за голого журидического упрямства.

— Отлично. В таком случае мы оставляем тебя и твоих людей, можете располагаться пока здесь, как закончите, прикройте за собой дверь. А мы подождём снаружи.

Ничего себе. Его вопиющесть оставили им в пользование собственный кабинет. Или приёмную, что тут у него.

Но для чего?

Тренькнуло входящее сообщение.

Вводная по делу, подписанная, зашифрованная.

Пока шло декодирование, Даффи обернулся на команду. А что, не ржут, кумекают, мотают на ус. Это хорошо. Только балагана тут и не хватало.

Первые несколько файлов Даффи проглотил парой взглядов. Место, время, участники.

Та-ак.

— Это что получается… мятеж?

Даффи покачал головой. Чимпан всегда был склонен применять в речи громкие и журидически неточные формулировки.

— Это вам и нужно будет выяснить для предъявления результатов дознания Высокому Суду.

Голос раздался из дальнего угла зала, где ещё секунду назад, Даффи был готов поклясться, никого не было.

Информационная карточка говорящего не всплывала. Квол по команде бросился шерстить базу данных для опознания, двое из команды уже вскинули разрядники, но были остановлены резким жестом Даффи.

— Опознание завершено.

Даффи и остальные дружно отсалютовали.

— Соратник.

— Просекьютор. Не беспокойтесь за конфиденциальность, эти документы готовил лично я, и нет, я не собираюсь никак вмешиваться в вашу работу, мне важно, чтобы вы сделали её честно, от этого многое зависит. И как бы далеко вас не завело это дело, прошу вас, не останавливайтесь. Именно за эту способность я и остановился на вашей кандидатуре.

Даффи поджал губы.

— Не лучший способ вы выбрали для того, чтобы оставить меня непредвзятым.

Его собеседник усмехнулся.

— Поверьте мне, вас ещё попытаются сделать предвзятым. И такие величины, по сравнению с которыми я — ничто. Но вы справитесь. Единственное, чего я не хочу, так это того, чтобы истинный уровень интересантов этого дела стал для вас сюрпризом. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы вас оставили в покое, но возможны любые эксцессы, имейте это в виду. Вы готовы?

Даффи про себя выругался.

— Соратник, скажу прямо. Я выйду из дела, как только почувствую, что мною манипулируют.

Его собеседник коротко кивнул.

— Принимается. Только учтите, если вами будут успешно манипулировать, вряд ли вы это заметите. И потому мой вам совет, запустите глобул. Прямо сейчас.

Даффи почувствовал, как неудержимо краснеет под собственным пафосным париком. А ведь он чувствовал, что что-то всё-таки упустил.

Необходимая устная формула была произнесена с пулемётной скоростью, и глобул, яростно стрекоча, тотчас взмыл в воздух, но Соратника в зале уже не было.

Я плыл в коконе небытия, с трудом осознавая собственное существование.

Редкие обрывки мыслей полоскались на ветру нестабильного нейропотока, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь определённое, чтобы получить опору и начать привычно разматываться в бесконечную цепочку внутреннего монолога, которую многие по ошибке считают высшей нервной деятельностью.

Или сознанием.

Или ещё сильнее — душой.

Некто или нечто, что стоит позади тебя, смотрит через твои глаза на мир, захлёбываясь в восторге от увиденного.

Или в гневе.

Или куда чаще — в отчаянии.

Но увы, и жизнь, и сознание, и нелепая человеческая душа, все они вполне успешно могли существовать и без определённых мыслей, так мы успешно существуем в раннем детстве, до формирования речевой картины мира, и ещё раньше, пребывая в околоплодных водах.

В то время нам уже ведомы эмоции, желания, мы способны на различные чувства, можем строить планы, любить и ненавидеть, стремиться к чему-то или же нечто отвергать.

Более того, мы вполне себя осознаём как личность, предельно чётко отделяя собственное бытие от окружающего мира, наш мозг успешно формирует образ нашего тела, мы способны исследовать мир, пусть он и ограничен околоплодным пузырём, более того, наш мозг в последнем триместре пренатального развития обладает бо́льшим количеством нейронов и синаптических связей, чем мозг взрослого индивида. Этой чудовищной комплексной нейросети, на порядки превосходящей самых сложных из когда-либо построенных кволов, на том этапе остро не хватает знаний, но для осознания себя она подготовлена.

Потому, когда ты лежишь в биококоне спасательной капсулы после сеанса разморозки, то волей-неволей повторяешь этот ранний период собственного онтогенеза.

Там и там сознание прорывается сначала отдельными вспышками проводимости коры, побуждаемой древними участками ствола мозга к нормальной активности, но в отсутствие внешней сигнальной стимуляции этот процесс постепенно превращается в шумовой фон, не формирующий ни внутреннего монолога в височных долях, ни каких-либо побуждений к действию в лобных. Это было сродни церебральной коме, только в отличие от последней, индивид продолжал пребывать в полном, если можно так сказать, сознании.

И точно также как человеческий плод в пренатальной стадии находится в фазе бесконечного ожидания родового стресса, стимулирующего его мозг к взрывному развитию, аналогично и я, повиснув в депривационном ступоре, никак не мог начать мыслить в традиционном понимании без достаточного внешнего сигнала.

Мелькали какие-то разрозненные воспоминания, обрывки изображений и звуков, какие-то тексты пробегали у меня перед невидящими глазами, но они мне ровным счётом ничего не говорили, поскольку ассоциативная память также всё не желала восстанавливаться.

По сути, я вновь стал чистой книгой, только у меня не было в запасе тех миллиардов лишних синапсов, чтобы иметь возможность начинать заново. Мой мозг как раз чистой книгой и не был, он был весь исписан мелким петитом, только смысл тех надписей продолжал оставаться мне неведом. Если считать человека средоточием его жизненного опыта, то это был не я, а некто совсем другой. Не некто, а никто.

Кажется, квол всё не оставлял попыток до меня докричаться.

Стимулировал пирамидальный путь, зрительную кору, но плывущие передо мной во мраке образы были мне по-прежнему непонятны, а центральный парез продолжал развиваться, даже когда нейроиндукторы принялись сканировать пятый слой моей двигательной коры.

Я был объективно безнадёжен.

Слепой, глухой, недвижимый пакс в утлой капсуле с минимумом запаса по энерговооружённости, выпавшей из дипа невесть где, может быть, в самом эпицентре плотного огневого контакта. Я мог рассчитывать исключительно на везение, поскольку даже попытка погрузить меня обратно в стазис скорее всего закончилась бы уже полным коллапсом с угнетением церальной нервной системы и всеми вытекающими из этого перспективами.

Но мне повезло.

Ощущалось это как некое неожиданно обращённое на меня внимание со стороны. Что это могло быть, я в тот момент не задумывался, да и сама концепция общения была мне недоступна. Однако взгляд этот был физически ощутим, а значит, был мною легко воспринят как данность.

Волшебство этого удалённого знакомства мне ещё только предстояло осознать, а пока неведомое существо изучало меня, издали подёргивая белёсой плёнкой на рептильих глазах со свободно проворачивающимися в орбитах щелевидными зрачками. Впрочем, скорее всего, это я так проецирую собственный будущий опыт на те ранние отголоски смутной памяти, записанной послушным кортикальным рекордером.

Так я был изучен и найден любопытным. Или полезным. Скорее второе.

И ещё секунду спустя я очнулся.

В отличие от тугодума-квола с его ущербным медицинским инструментарием, обратившее на меня внимание существо в человеческой нейрофизиологии разобраться сумело. Какие-то проблемы с пирамидальными клетками и ретикулярными ядрами, возникшие в результате нештатного вывода из заморозки, что в итоге мешало запустить нормальный режим фазовой синхронизации ритмов префронтальной коры.

Один проход внешней стимуляции, и вот он я, уже верчу головой, пытаясь понять, где нахожусь.

Едкий коктейль из медицинских запахов быстро напомнил — в биокапсуле после пассивного прыжка. И я жив. Но почему вокруг так темно?

Я видел лишь интерфейсы, которые мне услужливо транслировал квол, но вокруг моей скорлупки, на которой я так предосудительно покинул комфортный борт «Принсепса», а впоследствии и безопасные пределы «Тсурифы-6», ровным счётом ничего не было.

— Квол, диагностика внешних сенсоров.

— Сенсоры в порядке.

— Почему нет сигнала?

— Сигнал поступает успешно. Не поступает информация.

— Это как?

— Поступающий сигнал не содержит внешней информации, только белый шум на уровне чувствительности систем.

Тут я задумался и крепко.

— Мы в субсвете?

— Капсула успешно покинула топологическое пространство в заданном квадранте. В настоящее время капсула исправна и находится в обычном физическом пространстве, если вам интересно, то за бортом вакуум, параметры фоновой радиации, реликтового излучения, нейтринного и магнитного потока, картина гамма-всплесков и гравитационных волн типична для предполагаемого сектора обратного проецирования.

Но мы между тем ослепли. И на самом деле не знаем, где мы. Одни в черноте пустого пространства.

— Экранирующее молекулярное облако?

— В рентгеновском и радио-диапазоне тоже пусто. Я не вижу Ядра.

Значит, не облако. Чтобы экранировать синхротронный фон галактического Балжа, нужно кое-что посерьёзнее. Нечто вроде… мелькнувший у меня в голове образ гигантской скороварки из титаната диспрозия можно объяснить только моим плачевным неврологическим состоянием.

Значит, всё проще, капсулу некто или нечто накрыло силовым коконом.

И тут я вспомнил тот взгляд, что смотрел на меня из небытия.

— Активировать внешние когерентные излучатели.

— Класс?

— Ультра-люминофор видимого диапазона.

— Выполнено.

Похоже, ты уже давно здесь, затаившийся, неслышимый.

Но вот именно что прятаться ты, похоже, считаешь выше своего достоинства. Скорее я могу интерпретировать твоё поведение как паузу, взятую для размышления. Починить-то ты меня починил, но что со мной делать, ещё не решил.

Не могу тебя в этом укорять, но у нас с тобой одна проблема.

Я смотрел на изображение приближающегося ко мне белоснежного «Лебедя» и вспоминал тот взгляд.

Я искал встречи с Воином, но на этом «Лебеде» его точно нет. На мою капсулу в кромешной тьме наглухо экранированного участка пространства надвигался корабль спасителей.

Любопытные приходили, оставляли вокруг свои артефакты, вроде этих жалких глубинных бомб, некоторые даже пытались выйти на контакт и договориться, а потом снова уходили.

За ними приходили другие, за ними третьи.

А тело ждало и наблюдало.

Просторы субсвета только казались тесными, крошечными и медлительными. На деле эта вязкая неторопливость превращала физику в бесконечный лабиринт, в котором можно навеки заблудиться, даже обладая самой точной картой в мире. Звёздное Скопление Плеяд включало жалкую тысячу звёзд и составляло скромный декапарсек в диаметре, невесть что по галактическим масштабам, но стоило даже в пределах этой горстки светящегося космического песка переместиться на пару световых месяцев в случайном направлении, как ты раз и навсегда гарантированно пропадал из вида для любопытных глаз.

Слишком малы размеры. Слишком велико пространство вокруг.

Тело поступало так неоднократно, и ни разу активность пришельцев извне не потребовала сменить эту немудрящую тактику.

Телу в действительности было всё равно, откуда наблюдать, в его поле зрения успешно попадали сразу несколько секторов Галактики, но дальше были другие, такие же наблюдатели. Почему-то телу не хотелось с ними встречаться. Было ли в этом что-то биологической природы или так тело запрограммировал его неведомый создатель, оставалось тайной для него самого, но одно было известно точно, в случае обнаружения было необходимо, продолжая сбор сведений, переместиться в следующий карман пространства-времени, после чего вновь сосредоточить усилия на основной программе.

Так боролись два инстинкта — любопытство и самосохранение, следование долгу и страх быть узнанным.

Почему к первому нужно стремиться, а второго следует опасаться — тело не знало, а может, попросту забыло за прошедшие миллионы лет, хотя именно запасание знания было его основной задачей. Но не помнило же оно, по какой-то причине, кто и зачем сюда его поместил. Возможно, это были лишние знания, которые отчего-то мешали успешному выполнению основной миссии. Возможно, у тела вообще не было никакого начала, оно существовало здесь задолго до Плеяд с их скромным стомиллионолетним возрастом, а зародилось ещё на самой заре формирования Галактики, когда протопланетные туманности звёзд третьего поколения только начинали свою бурную биографию.

Всё это было неважно, перед тем, как окончательно скрыться в новом своём коконе, тело решило пронаблюдать за теми, кто его обнаружил. Чтобы запомнить и сохранить для вечности. Пока они тоже не ушли, как уходили перед ними другие, как уходили перед ними третьи.