Я стоял на средней палубе челнока и наблюдал, как диск горизонта постепенно превращается в поверхность шара, как чернеет небо, а облака вдруг оказываются далеко внизу, как становятся яркими звезды и кольцом зажигается в небе светлая туманность Галактики.

Сколько уже было подобных стартов. Спокойных – как сейчас, напряженных – в ожидании близкого боя, яростных – при активном огневом контакте, обреченных – во время эвакуации с миров, которые не удалось отбить у врага.

Вся гамма эмоций в этих подъемах из гравитационного колодца – от нежности к еще одному голубому миру, который невозможно не любить, сколько таких ни повстречай, на скольких ни побывай, до бессильной ярости при виде того, как он чернеет с проблесками огненных жил или подергивается трупной, белесой сединой, под которой – только смерть.

Во мне, Соратнике, до сих пор пылает давняя, безумная, бесполезная любовь к одному-единственному миру, который мы потеряли. И каждая голубая планета под моим взглядом разжигает эту любовь с новой силой. С новой болью того, кто не забывает. И мы стремимся как можно быстрее убраться обратно в огромное пространство одиночества, где проходят годы, десятилетия, тянутся века, а выхода все нет.

Мы остались без дома там, где человечество сумело худо-бедно обустроиться и начать жить. По-новому. А старое уже не вернешь.

Так думали мы, Соратники. И только Ромул будто с самого начала знал, что выход все-таки есть, и в этом грандиозном проекте по имени Галактика Сайриус нам была уготована если не основная роль, то свое место.

Вот и Имайн я покидал со сложным чувством причастности к величайшему таинству бытия. Кто такие Вечные, что придут нам на смену, каким образом они заменят человеку теплоту их былого дома… Впрочем, это меня, Соратника, уже не беспокоит. Моя задача – дать дорогу новому. Продержаться в обороне до наступления новой Эпохи, навязать врагу бой – и выиграть его. С такими людьми, как Миджер Энис.

Я и сам был когда-то таким же – сомневающимся, но не отступающим. Что-то надломилось во мне, погружая в глубины, которые противны человеческому существу. И я перестал им быть. Мы все перестали, после того полета, когда «Сайриус» первый и последний раз ушел с орбиты Земли в глубины пространства. Этот полет был подобен черте, через которую нужно было перейти, вот только мы к тому шагу готовы не были, а ждать – не имели права. Потому я до сих пор не ужился с теми голосами внутри меня, что подарил нам Излучатель. Потому я так устал от этой постоянной борьбы частей за то, чтобы наконец стать единым целым. Не получилось. У всех Соратников – не получилось. У Вечных – получится. Как получилось у самого Ромула.

И тогда он вернется. Хотел бы я дожить до этого дня. Мне его очень не хватало, все эти годы.

Я стоял на средней палубе челнока и вспоминал тот первый старт, которому суждено было отпечататься в моей памяти отчетливее других. Потому что он был самым важным. Потому что для всех нас он стал последним, мы все изменились, стали другими. Даже Ромул.

В тот день Соратники были едины, разве что для некоторых из нас старт «Сайриуса» начался за долгие годы до.

Ромул, Улисс, Урбан. Все трое мы были на борту «Сайриуса» и, глядя на удаляющуюся Землю, думали об одном. Кору в новом воплощении так и не нашли. Не смогли отыскать и следов ее прежнего носителя. На планете, на которой после нашего отлета не было отныне и следа деятельности Корпорации, из посвященных теперь оставались только двое Видящих да горстка преданных из числа обычных людей, которые должны были попытаться найти любые следы нам подобных среди людей и любыми средствами продержаться до нашего возвращения.

Нам нужен был плацдарм на будущее, но я тогда, каждую секунду глядя в некогда любимые глаза и видя в них только собственное отражение, только и мечтал, найти ее, новую, другую, чтобы начать все заново.

Напрасно. От Коры мне достался только ее носитель. Эффектор. Чтобы уже никогда не забыть, как она выглядела.

Мы вернулись спустя столетие. Совсем другими.

А Кора – не вернулась. Видящие молчали. Молчал и Ромул, хотя я и не спрашивал больше. Надежды не осталось.

Нас впереди ждал долгий, многотрудный путь.

И вот, кажется, он пройден.

Пусть случится так, что там, куда я уйду, больше не будет всех этих воспоминаний.

Мое время жизни истекает.

Осталось сделать последний шаг в бездну, шаг, который я там, у подножия Шпиля, так и не сделал.

Москва, март 2004 – октябрь 2005