#img_13.jpeg

Виджей проснулся, как обычно, с первыми лучами солнца, которые проникли сквозь щели в оконных ставнях. Он встал и, стараясь не разбудить Агарвала — ведь спали-то они в эту ночь часа четыре, не более, — подошел к лежавшему на раскладушке другу, накрыл его своим шерстяным армейским пледом. Тот, не просыпаясь, приоткрыл наполовину глаза, что-то пробормотал, а затем еще сильнее, почти с головой, закутался и вновь начал негромко похрапывать.

Инспектор, осторожно ступая, прошел к двери. Молочник, как всегда к этому времени, уже наполнил выставленный накануне вечером за дверь литровый алюминиевый бидончик свежим, еще сохранившим коровье тепло молоком. Виджей зажег газовую плиту, поставил на конфорку маленькую, начищенную почти до зеркального блеска кастрюльку, налил в нее молоко, а сам, отойдя к зеркалу, висевшему над умывальником, начал бриться. Увлекшись каждодневной борьбой со своей на редкость жесткой щетиной волос, требовавшей каждый раз смены лезвия безопасной бритвы, Виджей чуть было не упустил уже начавшее закипать молоко. Он быстро подскочил к плите, уменьшил огонь, подул на угрожающе вздыбившуюся пену. Затем, когда пена немного осела, Виджей взял баночку с чаем и насыпал в кипящее молоко три ложки мелкого, дающего крепкий настой чая.

Чай согрел его, придал бодрость. Инспектор надел через плечо ремень с кобурой, вытащил из нее пистолет, проверил магазин. Минут через пять он вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь, с третьей попытки завел машину, вырулил на проезжую часть улицы. Миновав старые кварталы города, инспектор свернул не налево, как обычно, на дорогу, ведшую к управлению полиции, а поехал прямо, решив заехать на минутку в особняк Смита. У ворот на знакомом плетеном кресле сидел, закутавшись в плед, не Махмуд, а садовник. Поздоровавшись с ним, инспектор поинтересовался, где он может найти слугу-чокидара. Садовник ответил не сразу.

— Увезли его ночью в больницу, — наконец вымолвил он.

— В какую больницу? — удивленно спросил инспектор.

— С нервами у него стало что-то не в порядке. Припадок случился, вот и увезли, — ответил садовник.

— А жена его дома?

— Нет, она вчера вечером уехала в деревню. Телеграмма пришла, что сестра ее при смерти.

— Хозяин на работе или еще дома?

— Нет, инспектор-сааб, он еще вчера куда-то уехал, и дома никого сейчас нет.

— Ты видел, как увозили Махмуда?

— Ничего я не знаю, инспектор-сааб. Я приехал сегодня, как обычно, на работу, а здесь двое меня уже поджидали — по виду очень солидные люди.

Виджей от этих слов даже вспотел и, не говоря садовнику больше ни слова, быстро сел в машину и рванул ее с места. Он понял, что сам загнал слугу в капкан, заставив того передать папку с бумагами этим людям из Службы национальной безопасности.

До городской психиатрической больницы, расположившейся на окраине старой части столицы, он сумел добраться за полчаса. Въехав прямо во двор через открытые ворота, он почти бегом бросился к старому обшарпанному зданию с табличкой «Приемное отделение». Внутри пахло карболкой и гарью низкосортного растительного масла. С трудом найдя пожилого небритого мужчину-регистратора, которого он сначала принял за очередное пополнение больницы, инспектор ткнул ему в нос свое удостоверение и потребовал срочно узнать, поступал ли ночью больной по имени Махмуд.

Дежурный, не обращая внимания на возбужденный тон инспектора, не спеша достал с пыльной полки огромный, измазанный жиром и чернильной пастой регистрационный журнал и начал медленно его листать. Дойдя до последнего листа, он провел пальцем по строчкам, вполголоса по слогам читая фамилии поступивших пациентов. Наконец он прочитал уже более громким голосом:

— Махмуд Авиз, сорок девять лет. Диагноз — шизофрения. Корпус два, палата пять, — и посмотрел на инспектора с выражением честно исполненного долга.

— Мне надо срочно его видеть. Проводите меня к нему, — командирским голосом произнес инспектор.

Дежурный медленно повернулся, жестом позвал кого-то из угла, где сидело несколько дюжих парней в синих халатах, и велел ему проводить Виджея в корпус два.

Инспектор давно знал, что «храм спокойствия», как прозвали в народе эту больницу, влачит жалкое существование, но то, что предстало перед глазами, его потрясло. Внутри за высоким забором вдоль серых грязных стен одноэтажных бараков стояли, сидели на земле группки закутанных в одинаковые рваные казенные одеяла греющихся на солнце людей. Несчастные испуганно шарахались от Виджея и его сопровождающего, который грубыми криками пытался загнать их в барак. Они зашли в один из таких бараков. У входа Виджей с трудом перешагнул через широкую, заполненную зеленоватой жижей канаву с нечистотами, запахом которых был насквозь пропитан разгороженный на своеобразные клети больничный барак.

— Вот, инспектор-сааб, больной номер сто пятнадцать, — произнес санитар, подойдя к одной из последних клетушек.

Виджей подошел поближе, посмотрел внутрь. Там на полу сидел, глядя прямо на него немигающими, полными ужаса глазами, знакомый слуга-чокидар.

— Махмуд, — тихо позвал инспектор.

— Дайте мне еще напитка, прошу вас, дайте мне еще напитка, мне будет очень хорошо, — раздался негромкий голос из-за решетки, и слуга пополз по полу к двери, протягивая в мольбе руки.

Виджей понял, что тот действительно невменяем, резко отошел в сторону и быстрым шагом направился к выходу из барака.

«Так вот в кого они хотят превратить своим напитком людей — в стадо покорных баранов, постоянно нуждающихся в чудовищном зелье, — подумал Виджей, резким движением руки переключая рычаг коробки скоростей. — Нет, надо срочно что-то предпринимать».

Едва он, приехав в полицейское управление, поднялся на свой этаж, как его кто-то громко окликнул:

— Инспектор-сааб! А я как раз к вам. — Виджей увидел спешащего к нему по длинному коридору знакомого пожилого лейтенанта — начальника полицейского участка квартала Гольф Линкс. — У меня есть кое-что, что может быть полезным для вас. — Он протянул небольшую черную круглую коробочку, в которой обычно хранят фотопленки.

Инспектор взял коробочку в руки, провел лейтенанта в свой кабинет и попросил секретаря к нему никого не пускать.

— Я сначала хотел пройти сразу к комиссару, но того нет на месте, — начал лейтенант, усевшись на стул напротив Виджея.

— Правильно, что ко мне пришли, рассказывайте, что тут у вас, — ободрил инспектор своего неожиданного гостя.

— Так вот, я и говорю, сегодня мы наконец застукали трех молодцов в доме, что на Гольф Линкс, пятьдесят четыре, как раз рядом с особняком Смитов. Они уже давно занимаются подглядыванием по чужим окнам. Дело понятное — им по шестнадцать, делать нечего, но ведь что они придумали — фотографируют соседей в самых щекотливых положениях, а потом вымогают у них деньги. Научились этому, посмотрев какой-то американский боевик. Аппаратура у них самая что ни на есть современная — папаша из Японии недавно привез: и длиннофокусный объектив, и какую-то новейшую сверхчувствительную пленку, на которую почти в полной темноте снимать можно. Вот и орудовали они преимущественно по ночам. Залезали на крышу, устанавливали аппаратуру напротив какого-нибудь окна и ждали удобного момента для съемки. Сегодня ночью их и заловили. Родители в Европе, и ребята решили порезвиться, а тут как раз мы и нагрянули. У нас на них было уже несколько жалоб от соседей. Конфисковали аппаратуру и пленку. Когда стал их допрашивать, оказалось, что в ту ночь они снимали как раз окна дома Смита. Я бы и сам проявил, но пленка особая, в обычной лаборатории для нее химикатов нет. Пусть ваши ребята попробуют, может быть, что-нибудь у них получится, — закончил лейтенант, а потом поинтересовался: — Как, господин инспектор, нашли убийцу?

Виджей усмехнулся.

— Вот, может, ваша пленка поможет, — без особого энтузиазма в голосе ответил он.

— Ну ладно, я, пожалуй, пойду. — Лейтенант встал.

Инспектор поблагодарил его, проводил до лифта, а затем направился в фотолабораторию этажом ниже.

— Да, такую чувствительную пленку нигде не обработаешь. Но вам, инспектор, повезло — только вчера мы получили новую партию химикатов и в ней, вероятно, перепутали нас со службой безопасности, обнаружили проявители для таких вот сверхчувствительных пленок, и я, грешным делом, уже хотел поменять его на обычный, — сказал лаборант, взяв коробочку с фотопленкой из рук Виджея. — Минут через десять будет готово. Я вам позвоню, — добавил он и скрылся за дверью в лабораторию.

Виджей решил дождаться проявленную пленку здесь, около лаборатории. Чутье ему подсказывало — не исключено, что сейчас он получит то, что поможет ускорить расследование обстоятельств убийства Бенджамина Смита.

Минут через десять лаборант вышел, держа в руках пластмассовую прищепку с проявленным негативом. Виджей взял пленку, осторожно поднес ее ближе к свету и пробежал глазами по кадрам. Судя по выражению лица инспектора, некоторые из них заинтересовали его.

— Давай в темпе сделай, пожалуйста, контрольные отпечатки вот с этих пяти кадров, — обратился он к лаборанту. Тот взял пленку и снова исчез в лаборатории. Через несколько минут дверь вновь открылась.

— Кажется, здесь для вас есть кое-что интересное, — лаборант протянул ему несколько снимков.

Виджей взглянул на первый: сквозь прозрачные занавеси были отчетливо видны силуэты мужчины и женщины.

«Бенджамин и Кэтти», — подумал Виджей.

По выражению лиц было ясно, что они о чем-то спорят.

Внизу фотографии, в ее левом углу, стояли десять каких-то цифр. Заметив вопросительный взгляд инспектора, лаборант объяснил: «Первые шесть цифр — день, месяц и год, а четыре цифры пониже — часы и минуты, когда было снято фото».

— Сейчас такие таймеры делают для многих фотоаппаратов, не надо потом ломать голову, вспоминать, когда снимал. — Лаборант протянул Виджею следующее фото. На нем улыбающиеся Бенджамин и Натвар мирно беседовали, сидя в креслах друг против друга.

Инспектор без особого энтузиазма рассматривал первые две фотографии, но третья вызвала у него уже явный интерес. На ней была запечатлена группа людей, как видно только что вошедших в гостиную. Среди них были отчетливо видны Джай-баба, Вардан и Кнутсен. С ними был еще кто-то — его силуэт четко отпечатался тенью на ковре. Цифры в левом нижнем углу фотографии свидетельствовали о том, что снимок был сделан через 20 минут после предыдущих. Следующий же снимок заставил инспектора даже тихонько присвистнуть и громко произнести свою любимую фразу, которую обычно он говорил только себе под нос.

— Интересное кино, — сказал Виджей и глазами впился в четкое изображение на снимке. На нем на переднем плане была видна вытянутая рука с пистолетом, нацеленным в сидевшего в кресле Бенджамина.

— А нельзя ли увеличить? — спросил он лаборанта, не отрывая пристального взгляда от фото.

Инспектор прошел вместе с лаборантом внутрь темной, освещенной только светом красной лампы комнаты, стал рядом. Лаборант вновь вставил пленку в увеличитель, нашел нужный кадр, увеличил его.

— Еще немножко, — сказал Виджей, наблюдая за действиями лаборанта, — вот так будет хорошо.

Лаборант нажал кнопку, красное предохранительное стеклышко на увеличителе отошло в сторону, и поток света хлынул на фотобумагу. Через несколько секунд красное стеклышко вновь вернулось на место, лаборант взял пинцетом фотобумагу и опустил ее в ванночку с проявителем. Постепенно на белом листе начало появляться изображение. Лаборант переложил фотографию в панночку с закрепителем, а затем быстро просушил ее на электроглянцевателе.

Еще через пять минут Виджей вышел из фотолаборатории, держа в руках небольшой серый конверт с фотографиями. Он знал — это был подарок судьбы, знак удачи, которая в последнее время вновь после большого перерыва посетила инспектора. Осталось только установить, чья была рука, стрелявшая в Бенджамина, и расследование можно будет считать успешно завершенным. Теперь ему было совершенно ясно, что стрелял левша, у основания большого пальца которого был шрам.

Он спрятал негатив и фотографии в сейф, сел за стол. Сказать, кто был убийца, теперь ему могут Вардан или Джай-баба. Вряд ли они будут долго отпираться, если показать им фотографии. Виджей подвинул к себе телефон, набрал номер Агарвала.

— Послушай, Сунил. Тут у меня одно дело к вашему издателю. Не узнаешь, на месте ли он и какой у него прямой телефон?

Агарвал обрадовался, услышав голос приятеля.

— Сейчас же узнаю и перезвоню. Ты у себя в управлении? — спросил он.

— Да, жду твоего звонка, — ответил Виджей.

Не прошло и пяти минут, как раздался звонок, и инспектор, взяв телефонную трубку, вновь услышал голос приятеля.

— Я узнал, — мой шеф сейчас у президента, затем должен быть на ленче у председателя Совета конфедерации промышленников в честь прибывшего в столицу вице-президента «Кэпитал корпорейшн», а вечером — прием у экономического советника американского посольства. Так что, думаю, вряд ли ты его сможешь застать в офисе сегодня. А завтра с утра он уезжает в Анандпур, на похороны Бенджамина. Потом зачем-то в Бешвар. В столице будет только через три-четыре дня.

— А сам-то ты едешь в Анандпур? — спросил инспектор.

— Собираюсь послезавтра с утра, — с ясно заметными нотками печали в голосе ответил Агарвал.

— Тогда давай сегодня встретимся в то же время и там же, где вчера, — предложил Виджей. Инспектор положил телефонную трубку, снова достал фотографии, и здесь он вспомнил и от досады даже стукнул ладонью о стол — как же он мог забыть: ведь Вилли Смит — левша!

«Так, — начал быстро соображать инспектор, — у него алиби — был в Анандпуре. Надо попросить Агарвала пораньше, до похорон, выехать в Анандпур, чтобы проверить все, что касается Вилли Смита».

Он встал, подошел к полке, взял телефонный справочник и, немного полистав его, нашел нужный номер и набрал его.

— Йога-центр к вашим услугам, — в трубке раздался мелодичный женский голос, чем-то, отметил про себя инспектор, похожий на голос Амриты.

— С вами говорит инспектор уголовной полиции Виджей Фернандес. Попрошу соединить меня с вашим директором.

— Пожалуйста, соединяю. Он, господин инспектор, как раз ждал вашего звонка.

Виджей усмехнулся:

— Действительно, с таким не соскучишься.

— Добрый день, господин инспектор, — раздался в трубке тягучий низкий голос. — Да, я действительно ждал, что вы мне позвоните — уж так я устроен. Приезжайте к часу дня. У нас, я думаю, будет достаточно времени, чтобы поговорить и обсудить все интересующие вас вопросы.

Инспектор понял, что разговор предстоит непростой — надо к нему подготовиться. Он подошел к сейфу, достал ксерокопии дневника Бенджамина. До этого у него не было времени получше познакомиться с разделом, который Смит так и озаглавил: «Джай-баба».

«Среди членов Общества наследников Ост-Индских компаний особое место занимает Джай-баба — фигура загадочная и неординарная. Вся история его жизни покрыта завесой тайн. Этого мистика привез в столицу Вардан два года назад из своего очередного паломничества к гималайским отшельникам. Тогда Джай-баба практически не говорил ни слова, молчал, впитывая новую для него обстановку. Вардан ввел его в общество, доказывая всем, что этот заросший волосами неопределенного возраста человек — прямой потомок легендарного мистика Суши, предрекшего Кливу — легендарному фактору английской Ост-Индской компании — победу в его борьбе за овладение Бенгалией.

Надо отдать должное, что Джай-баба, как назвал себя этот странный человек, довольно складно излагал историю борьбы за Бенгалию во времена английской Ост-Индской компании, поражая даже меня, специально исследовавшего этот вопрос, знанием не только основных событий, но и некоторых содержавшихся только в дневниках Клива, которые хранились в Англии, подробностей событий тех лет. Все это он излагал сначала в переводе Вардана, однако уже через несколько месяцев Джай-баба мог довольно сносно говорить по-английски, чем немало нас всех удивил. Вел он себя в первый свой год жизни в столице довольно скромно, был даже несколько застенчив. Жил в доме Вардана, попросив убрать из комнаты всю мебель и отключить электричество. Спал на циновке, постеленной прямо на каменный пол, без всякой подушки или одеяла.

Первое «чудо» он совершил спустя три месяца после своего появления — вылечил взбесившуюся собаку Вардана — огромного королевского пуделя. Это так поразило слуг в доме, что при виде Джай-бабы они сразу же падали ниц и ползли к его ногам по земле, нимало при этом не удивляя и не смущая Джай-бабу, воспринимавшего все это как нечто должное. Через неделю после этого чудесного исцеления к дому Вардана потянулись сначала поодиночке, в сопровождении близких, а потом целыми группами различные больные. Джай-баба принимал далеко не всех, но говорил, что те, кто входил в его комнату, выходили оттуда избавленными от болезни.

Скоро слава о нем достигла таких размеров, что около дома Вардана круглые сутки толпились люди. Тогда и было решено найти для Джай-бабы более удобное место проживания. Выбор пал на заброшенный йога-центр на горе на самой окраине города. Когда-то здесь был храм богини Кали.

Маршаллу удалось добиться безвозмездной субсидии Всемирного клуба на цели развития йога-терапии, средства которой были использованы для оборудования этого йога-центра. И вот спустя чуть больше года после появления в столице Джай-баба стал директором, пожалуй, самого большого и хорошо оснащенного йога-центра на всем Востоке. Я всегда довольно скептически относился ко всякого рода мистикам, считал, и не без основания, что они в лучшем случае шарлатаны.

Поэтому моя первая беседа с Джай-бабой состоялась только полгода назад, когда он не только освоился в роли директора йога-центра, но и постепенно, при протекции Вардана, стал превращаться в звезду телевизионного экрана. В самом йога-центре был оборудован специальный павильон для телесъемок его программы «Йога для всех». Совершенно случайно я узнал, что между йога-центром и центральной лабораторией корпорации «Биохим» установились какие-то деловые контакты. Об этом, как бы невзначай, мне поведал Ганс Мюллер. Тогда я уже немного приоткрыл завесу тайны, окружавшей историю моей семьи, и самым тщательным образом занялся деятельностью этой корпорации.

И вот однажды я взял и приехал в йога-центр без приглашения. Но, как мне показалось, Джай-баба меня ожидал, во всяком случае мой приезд не был для него неожиданным.

— Да, — сказал мне Джай-баба, — «Биохим» заинтересовался системой йоги, которую я разработал. Она направлена на то, чтобы разбудить спящие в каждом из нас способности и тем самым открыть перед людьми мир более широко, чем он представляется им обычно.

Люди что скаковые лошади, глаза у которых прикрыты шорами, замечают лишь ничтожно малую часть мироздания. Отсюда у них постоянное чувство неудовлетворенности жизнью, страх перед будущим, перед смертью. Именно для того чтобы успокоить себя, они выдумали легенды о бессмертии, соединили их в различные религии, но реальность смерти все же не дает им безмятежно дожить до конца своей жизни. Я не разделяю никаких религиозных догматов, они ведь покоятся на обыденных представлениях о мироздании, но мне дана тайна, самая великая из когда-либо имевшихся на Земле, поверьте. Я знаю тайну жизни и смерти. Вы же запутались в извечном противоречии, пытаясь отличить добро от зла.

Джай-баба с усмешкой посмотрел на меня, и я был поражен и испуган этим бездонным взглядом, от которого пахнуло вечностью.

Действительно, должен признаться, в то время я как раз штудировал различные философские трактаты, пытаясь найти ответы на мучавшие меня вопросы. Но обсуждать такие сложные материи с этим полуграмотным шарлатаном, как я тогда его для себя оценивал, не имело никакого смысла. Поэтому я перевел разговор на тему влияния хатха-йоги на организм человека, и Джай-баба настойчиво рекомендовал мне пройти курс обучения у него в йога-центре под его личным руководством и наблюдением. Я обещал подумать и с тем покинул обитель «живого бога».

Спустя примерно полгода я осознал, как тогда ошибался в своей оценке личности Джай-бабы. Нет, он не просто очередной шарлатан, он даже не человек в обычном понимании.

Наша вторая встреча состоялась уже у меня в кабинете. Он пришел ко мне без приглашения или предупреждения. В промежутке между этими встречами мы несколько раз общались друг с другом на заседаниях Общества наследников Ост-Индских компаний, но эти встречи были не в счет. Я искренне удивился и даже, признаюсь, немного испугался, когда в тот вечер дверь моего кабинета неожиданно открылась, и на пороге появился Джай-баба. Тогда я уже был близок к раскрытию тайны «сомы», проследил ее связь с гибелью деда и отца.

— Я решил избавить вас от необходимости беспокоить себя, нервничать, готовясь к встрече со мной, без которой вам теперь, я чувствую, никак не обойтись, — вместо приветствия сказал Джай-баба, заходя в мой кабинет и плотно закрывая за собой дверь. — Знаете, я всегда любил людей ищущих, устремленных к раскрытию всяческих тайн. Но меня удручает, что даже они так и не могут понять целиком смысл той жизни, которой живут. Впрочем, в этом трудно винить людей. Не может же, если привести сравнение на нынешний манер, простой калькулятор решать задачи, которые под силу лишь мощному компьютеру. Бедняга Сократ был тысячу раз прав, утверждая, что самое позорное невежество — воображать, будто знаешь то, чего не знаешь. — Джай-баба прошел в комнату и бесцеремонно уселся на ковре, подогнув под себя ноги. — Неужели вы, биологи, да еще к тому же изучающие социальное поведение людей, так никогда и не сможете догадаться, что есть человек? Вы же уже сами в состоянии создавать почти подобных себе электронных роботов — правда, пока полностью зависимых от вас. Вы же должны знать о таком психическом состоянии человека, как сомнамбулизм, при котором он становится, по определению ученых, «живым автоматом, у которого сознательная воля временами нарушена». Но для меня это — самое прямое свидетельство того, что человек есть не что иное, как биоробот, правда сделанный в отличие от немногих таких, как я, из очень непрочного и недолговечного материала. — Джай-баба сухо откашлялся, и мне вдруг показалось, что передо мной — древний старик. Затем он продолжил:

— Чтобы вам было понятно, давайте представим, что одного робота вы делаете из прочного металла, а другого, скажем, из непрочного картона, но при этом начальные интеллектуальные возможности у них одинаковые. Кто имеет предпосылки развить свой интеллект? Вероятно, тот, кто сделан из прочного металла, так как период его распада намного длиннее и за долгую жизнь он сможет накопить гораздо больше знаний. Но можно сделать так, что картонные роботы за свою короткую жизнь научились бы создавать себе подобных и передавать им накопленные знания. Тогда шансы у обоих роботов развить свой интеллект становятся более равными. Считайте поэтому, что я — представитель первого вида роботов, тогда как вы — соответственно относитесь ко второму виду.

Джай-бабе, вероятно, понравилось это найденное им сравнение, которое, впрочем, мне мало что объяснило.

— Я давно знаю, и об этом уже упоминал в прошлую нашу встречу, что вы, как и миллионы вам подобных, окончательно запутались и не в силах отличить добро от зла. Вы выдумали доброго бога и злого дьявола, что, однако, устроило только наиболее примитивных из вас. Правда, некоторые подошли, как я знаю, вплотную к правильному ответу на этот вопрос, но он, к сожалению, не может еще устроить большинство человечества.

По назидательному топу удобно расположившегося на полу мистика, которого еще недавно я считал одним из тех обыкновенных шарлатанов, что заполонили страны Востока, ловко облапошивая местных и иностранных дуралеев, я понял, что эта тема его интересует сейчас более всего.

— Так вот, вам должны быть известны слова о том, что человек почти всегда находит возможность согласовать свои поступки с голосом совести и оправдать приносимое ближнему зло. В обыденной жизни поступкам противника обыкновенно приписывают дурные намерения. Разве я не прав?

Джай-баба посмотрел на меня, будто ожидая поддержки, а затем продолжал свой затянувшийся монолог:

— Вот вы, безусловно, считаете меня не просто дурным человеком, а злодеем, который с помощью того, что вы называете Корпорацией, готов поработить весь мир. А что делать, если иначе человечество просто само себя уничтожит в один прекрасный момент? Причина тому будет простая — одной индивидуальности не понравится другая индивидуальность и ее идеи. Так лучше, наверное, последовать примеру термитов и изолировать себя от самоуничтожения.

Мой собеседник продолжал говорить, а я старался понять, каким образом ему стало известно содержание моих исследований.

— Можно без особого труда, мой дорогой друг, — продолжал Джай-баба, — найти примеры тому, как добро часто идет прямо вразрез с интересами общества. Добрый человек зачастую приносит поэтому больше зла, чем добра, — история полна примеров тому, не так ли? Недаром говорят, что нравственность, исключительно подчиняющаяся чувству, есть не что иное, как карикатура на настоящую нравственность. Последнее же можно определить как поведение человека, руководимое разумной, подчеркиваю — разумной, симпатией. Так, мать может сочувствовать своему ребенку, когда он принужден принять невкусное лекарство, но, если симпатия ее разумна, она не удовлетворит ее во вред здоровью ребенка.

— Значит, насколько я могу вас понять, вы хотите дать человечеству чудотворное и долгожданное лекарство, которое сможет излечить его от всех бед, — решил я перейти постепенно в наступление. — Человечество не хочет этого, но вы попытаетесь заставить его выпить лекарство и тем сделать его счастливым даже против его собственной воли. А в качестве доктора решили использовать «Кэпитал корпорейшн» и «Биохим», не так ли?

— Я подозревал, что вам все же удалось добраться до тайны «сомы», но, уверяю вас, — те выводы, к которым вы пришли, не только ошибочны, но и опасны.

— И об этом свидетельствует печальный опыт моих предков — это вы хотите сказать? — стараясь сохранять спокойствие, спросил я.

Джай-баба покачал головой и вновь усмехнулся.

— Мне все же интересно, как вы это узнали. А впрочем, это особого значения уже не имеет. Да, ваш дед был неплохим энергичным парнем, но слишком честным и доверчивым. Именно это ему в конце концов и повредило. Людям просто надо плыть по великой реке времени, а не пытаться изменить ее русло. Для этого у них слишком мало сил.

Мой гость замолчал, я тоже не решался о чем-нибудь его спросить, поскольку никак не мог понять, в своем ли уме мой собеседник.

— Вы зря ополчились на Корпорацию, — вновь без всякой видимой связи с предыдущим произнес Джай-баба. — Вам с ней не справиться, она вас просто раздавит, как уже раздавила ваших отца и деда, сотни, тысячи, сотни тысяч таких вот идеалистов, как вы. К тому же Корпорация несет истинное счастье людям и делает это очень доступным способом через «напиток богов» — «сому». Вы человек образованный и знаете, что при самом благоприятном стечении обстоятельств Солнце угаснет через 10 миллионов лет и жизнь на Земле, вся органическая жизнь неминуемо погибнет. Каждый человек в отдельности этого не боится и об этом не думает, но он страшится только своей индивидуальной смерти, и это портит ему всю его недолгую жизнь. Парадокс в том и состоит, что человечество знает — оно обречено на гибель и не боится, а индивидуум всю свою жизнь боится смерти, и с самого начала цивилизации его мысли вертятся вокруг этого. Он так привязан к своей материальной оболочке, что боится ее потерять, хотя видит, как день ото дня она разрушается. Человеку не дано знать о том, как устроено мироздание, хотя он и отчаянно пытается расширить свои представления. Вот вы удивляетесь, откуда я знаю ход ваших мыслей. А это просто объяснить — мой разум чувствует гораздо больше, чем разум обычного рядового человека, в голове которого тоже есть что-то подобное антенне телевизора, но она отключена, и только редко, раз или два в жизни, она случайно включается, тогда человек познает неведомое или общается с будущим или давно прошедшим. Йога может развить эту функцию, но ненамного. Мне же удалось то, что недоступно даже самому усердному йогу, — мои антенны работают в полную силу. Я в состоянии увидеть, соприкоснуться с тем, что было сто, тысячу лет назад. Вся история записана, но эту запись не дано прочесть человеку. За все существование рода людского едва наберется десяток, другой людей, приобщившихся к этой тайне. Среди них — Моисей и Будда, Христос и Магомет. Но люди не могли еще принять их и поэтому обожествляли. Все они — воплощение одной и той же идеи, которую было необходимо донести до людей через им подобных. Сравните Библию, Коран, Бхатватгиту, учения Махавиры и Заратустры, и вы увидите, что в них больше сходства, чем отличия, — все они послания людям. От кого — этого и я не могу сказать, поскольку человеческий разум этого все равно не в силах понять. Вы ищете ответ на вопрос, почему погибли ваши предки. Я отвечу — они стали на пути судьбы. И вам я этого не советую, хотя знаю — моему совету вы не внемлете.

На этом наш разговор с Джай-бабой закончился. Он внезапно встал и так же неожиданно, как вошел, вышел из кабинета.

Потом я старался проанализировать, что это было — бред психически ненормального человека или приоткрытие какой-то тайны. Я прочитал много философской литературы, советовался с физиками и коллегами-биологами, химиками и нейрохирургами. И вот к какому выводу я пришел. Джай-баба действительно человек (хотя я с нерешительностью написал это слово, хотелось написать — существо) не совсем обычный и, вероятно, при помощи хатха-йоги и различных снадобий развил в себе способности, недоступные обычному человеку.

На основании того, что я узнал из моих бесед с представителями различных наук, большинство из которых были материалистами, я заключил, что наука не исключает существования наряду с гравитационным полем, которое образует совокупность физических тел, особого информационного поля, состоящего из своеобразных образов — голограмм, несущих информацию как о неживом мире, так и о мире существ, их психическом состоянии. Таким образом, вся психическая деятельность человека, его мысли, поступки проецируются в информационное поле и, как в сотах, там застревают. Поэтому есть, во всяком случае теоретическая, возможность подключиться к этому информационному полю и получить накопленную информацию. Именно даром подключаться к информационному полю некоторые, в частности, объясняют способность тех, кто проводит «психологические сеансы», узнать, у кого в зале спрятана, скажем, иголка, хотя эти люди часто сами не понимают, как это им удается…» Здесь рукопись вновь обрывалась.

Инспектор закрыл папку, положил ее обратно в сейф.

— Этот англичанин, кажется, действительно поверил всерьез всему тому, что ему наговорил Джай-баба, — подумал Виджей.

Он позвонил в референтуру и попросил найти ему досье на Джай-бабу, но такого не оказалось.

«Это естественно, — подумал инспектор, — Джай-баба никогда не был судим, не находился под следствием, он не иностранец, и поэтому на него некому было заводить дело».

— Можно, шеф? — на пороге кабинета Виджея показались оба его помощника.

— У нас тут есть кое-какие новости, — начал Рамиз. — Как вы приказали, мы навели справки и выяснили, что Вилли Смита в день убийства его брата в Бееруте не было. Однако он был далеко от этого города, в клинике доктора Стерна. Что он там делал, пока выяснить не удалось.

Инспектор покачал головой, что должно было означать — он доволен информацией.

— Теперь насчет Кнутсена, — продолжил доклад уже Дарни. — У него действительно были серьезные финансовые трудности. Буквально в день его смерти корпорация «Капитал корпорейшн» купила контрольный пакет акций его головной фирмы, и он был смещен с занимаемой должности. Письменное распоряжение об этом доставил в секретариат Кнутсена посыльный регионального отделения «Капитал корпорейшн» за час до того, как Кнутсен выбросился из окна.

— Ну и что же у вас на главное блюдо? — он знал привычку своих помощников говорить о самом главном в последнюю очередь.

Те многозначительно переглянулись.

— Мы, как вы приказали, сравнили результаты анализа следов наркотиков, найденных в крови Бенджамина Смита и Кнутсена, с составом напитка «Джай-тоник», бутылку с которым вы нам передали. Эксперты утверждают, что они имеют одну и ту же химическую основу. Это какой-то новый, доселе не известный психотропный препарат. В лаборатории «Джай-тоник» испытали на морских свинках, и поведение тех резко изменилось. Они, не поверите, стали как бы предугадывать мысли экспериментаторов, делая заранее то, что те только запланировали. Это какая-то мистика, — закончил Дарни.

Судя по выражению лица шефа, помощники поняли, что, хотя и этим они его не удивили, он чем-то сильно озадачен.

Когда помощники ушли, инспектор подошел к сейфу, достал коробочку, куда он положил горошину, найденную в гостиной особняка Смитов. Он вспомнил слова из рукописи Бенджамина Смита — пользоваться снадобьем только в случае, когда есть реальная опасность подвергнуться действию «сомы». Как понимал Виджей, собираясь на встречу в йога-центр, такая опасность может возникнуть очень скоро. Виджей вытащил горошину, положил ее в нагрудный карман куртки.

— Пора, — с какой-то неясной тревогой в душе подумал инспектор и вышел из кабинета.

Чтобы добраться до йога-центра, надо было проехать через весь город. То тут, то там возникали дорожные пробки, и Виджею приходилось то и дело включать полицейскую сирену, выезжать на встречную полосу, рискуя каждый раз получить удар от автобусов и грузовиков, водители которых попросту не обращали никакого внимания на сигналы полицейской машины. Кроме того, ему пришлось дать солидный круг, объезжая Митинг-граунд — место, где как раз в это время проходил массовый митинг, организованный всеми оппозиционными партиями — от националистической до коммунистической — против принятия правительством страны всех условий займа Всемирного клуба.

Уже на далеких подступах к месту проведения манифестации Виджей заметил присутствие частей жандармерии в касках, с оружием в руках — верный признак того, что правительство решило не допустить беспорядков.

— Вероятно, Бенджамин был прав — похоже, что страна действительно находится на пороге каких-то серьезных событий.

Машина инспектора успешно миновала последний затор на выезде из города и минут через пять, чуть замедлив ход, начала подниматься по узкой извилистой дороге.

Место для комплекса йога-центра было выбрано очень удачно, недалеко от границы города на естественном, как бы вырубленном из горы высоком холме. Верх холма был покрыт зарослями деревьев, что создавало впечатление горного уединения.

Инспектор Виджей до этого никогда раньше не был здесь и поэтому с интересом разглядывал окрестности. Вот дорога сделала еще один крутой поворот, и машина выехала на небольшую площадку, упиравшуюся в высокий серый каменный забор. Слева было отгорожено место для автомобильной стоянки. Виджей поставил свой джип рядом с блестевшим на солнце новеньким «мерседесом», вылез из машины и направился к массивным темным воротам, с обеих сторон которых имелись калитки. Войдя в левую калитку с надписью по-английски «Вход», Виджей очутился в просторном помещении с чуть затемненными стеклянными стенами, обставленном светло-коричневой мягкой мебелью. В правом углу он увидел стойку с табличкой «Стол справок». За стойкой сидела красивая девушка, одетая в бежевое сари.

Заметив вошедшего инспектора, она подняла голову, отложила в сторону ручку, которой что-то записывала в большом регистрационном журнале, встала и с ослепительной улыбкой обратилась к Виджею:

— Мы очень рады вашему приходу, господин инспектор. Директор сейчас вас примет, подождите немного. — Она отработанным до совершенства грациозным жестом руки предложила инспектору сесть в одно из кресел.

Виджей с улыбкой поблагодарил девушку, несколько удивившись про себя, откуда она была уверена в том, кто он такой. Но здесь инспектор заметил несколько телеэкранов, вмонтированных в стойку, и небольшой пульт управления, позволявший, как понял Виджей, видеть не только площадку перед входом, но и часть дороги. На одном из экранов он увидел свой джип, изображение которого с помощью трансфокатора телевизионной камеры то приближалось, то удалялось.

Сев в мягкое кресло, он осмотрелся — в помещении больше никого не было. За стеклянными стенами виднелась большая зеленая лужайка с клумбой цветов посередине. Но что поразило Виджея — это отсутствие построек внутри двора. Зеленая лужайка уходила к темневшим вдали деревьям. Инспектор медленно перевел взгляд на потолок и понял, что за ним наблюдает объектив телевизионной камеры. Вспомнив про горошину, лежавшую у него в левом нагрудном кармане куртки, Виджей незаметным для камеры движением достал ее и положил в рот.

Девушка в сари вновь появилась за стойкой и обратилась к нему все с той же обворожительной улыбкой на лице:

— Прошу вас, господин инспектор, проходите.

Она сделала рукой очередной грациозный жест, приглашая инспектора пройти по направлению к стене. Виджей вначале не понял, куда приглашает его этим жестом девушка, не сразу заметил, что на стене загорелась зеленая лампочка, а затем медленно открылась дверь кабины лифта. Только тогда инспектор тронулся с места и вошел внутрь кабины. Дверь за ним плавно закрылась, и кабина быстро заскользила вниз. Виджей машинально взглянул на часы и засек время — лифт опускался ровно пятнадцать секунд, значит, кабинет Джай-бабы находился по меньшей мере в 15 метрах под землей. Движение прекратилось, двери кабины плавно открылись, и Виджея ослепил яркий солнечный свет, лившийся через такие же, как и наверху, стеклянные стены. Сквозь них видно синее небо, деревья, по которым, гоняясь друг за другом, бегали обезьяны. Навстречу Виджею с распростертыми руками шел сам Джай-баба в оранжевом длинном до пола одеянии. Солнце было у него над головой, создавая ореол в огромной копне черных вьющихся волос и одновременно мешая инспектору рассмотреть лицо мистика.

Виджей на всякий случай опередил Джай-бабу в церемониале приветствий — сложил перед грудью ладони рук и сделал глубокий поклон, что позволило ему избежать объятий Джай-бабы. Что ни говори, но Виджей где-то внутри стал немного опасаться директора йога-центра. Джай-баба в ответ на приветствие инспектора тоже сделал такой же жест руками, сопроводив его приветственным двустишием на санскрите, значение которого инспектор не понял. Они прошли в глубь помещения, сели друг против друга в мягкие кресла. Почти сразу же откуда-то сбоку подошла девушка с подносом в руках и, улыбаясь, поставила на столик около Виджея чашку с чаем, а перед Джай-бабой — стакан воды.

Виджей отпил из чашки — чай был крепким, душистым, но с каким-то непонятным, но приятным привкусом. Он хотел спросить, что за добавки используются при заварке чая, но Джай-баба снова опередил его вопрос, как будто прочитав его мысли.

— Это особенный чай, такой вы можете отведать только здесь, у нас. В него добавлен настой трав, известных только нам, йогам. Он позволяет человеку стать немного мудрее и прозорливее, снимает душевное напряжение. Сначала выпейте, а потом мы с вами обсудим все то, что вас, насколько я знаю, так интересует. Если хотите, могу включить телевизор, там сейчас, кажется, идет крикетный матч. — Джай-баба скрестил руки на коленях и продолжил: — Не понимаю я тех, кто ходит смотреть на стадион всякие игры. Одно дело самому играть — это интересно, но смотреть, как другие играют, — просто абсурд. Никто ведь не ходит в ресторан только для того, чтобы смотреть, как люди поглощают пищу.

Виджей улыбнулся, но ничего не ответил. Он сделал еще несколько глотков чая и почувствовал сначала какое-то легкое головокружение. Он потер рукой висок. Ощущение прекратилось. Виджей видел, как внимательно наблюдает за ним Джай-баба. Сомнений у инспектора уже никаких не было — ему в чай добавили немного «сомы», и только предусмотрительно проглоченная им горошина-антидот не позволила сделать из него подопытного кролика.

Виджей допил чай, поставил чашку на стол. Джай-баба, закрыв глаза, сидел, как бы растекшись по креслу, в состоянии полного отключения. Затем что-то вздрогнуло у него на левой щеке, он открыл глаза и внимательно, пронзительным взглядом посмотрел на инспектора.

— Что же, я вижу, вы хорошо подготовились к этой встрече, инспектор. Я люблю достойных противников.

— Не понимаю, почему вы думаете, что я ваш противник. Напротив, я, например, с интересом слежу за вашими передачами по телевидению. — Виджей поудобнее устроился в кресле, приготовившись к беседе. — Правда, я многое не могу пока понять. Вот вы говорите — серьезный человек не может быть невинным, а невинный — серьезным. И еще: туда, где царствует серьезность, обязательно приходит грусть, — начал Виджей цитировать по памяти то, что он прочитал в рукописях Бенджамина Смита.

— Да, я вижу, вы действительно мой последователь, хотя и невольный. Что ж, постараюсь объяснить. Человек становится серьезным, когда хочет чего-нибудь добиться. Он говорит: «Я могу быть счастливым, если произойдет то-то и то-то». Но разве можно ставить условия всему сущему, бороться с ним? Можно лишь плыть в нем, как рыба в океане, без всяких условий и эмоций. Будьте несерьезным — тогда на свете не окажется ничего такого, что могло бы расстроить вас. И все, что случается с вами, будет благом.

Люди привыкли ко времени, стараются построить из событий историю. Вы, к сожалению, утратили детскую наивность, когда стали воспринимать время как категорию линейную. Ваши ученые все еще считают, что время одномерно, хотя некоторые из них и допускают, что одномерность времени — это свойство лишь близкой к Земле области мира, а в более удаленных областях время может быть, например, двухмерным. И я согласен с их выводом о том, что последнего и окончательного ответа на вопрос «Что такое время?» не существует и не может существовать. — Джай-баба сделал небольшую паузу. — Вы уже забыли, что говорили ваши предки — время и жизнь замкнуты. То, что не получилось сегодня, получится позже, на другом витке бесконечной жизни. Ничего в мире не меняется, кроме формы. Прогресс человечества, которым вы так гордитесь, — это лишь изменение формы, но не содержания жизни. В конце концов, в мире нет ничего более несерьезного, чем наша жизнь. Это игра без конца и без начала. В ней ничего нельзя добиться, ничего нельзя достичь. Но видно, я уже несколько утомил вас своей проповедью. Давайте лучше перейдем к делу. Показывайте свои фотографии. — Джай-баба с улыбкой посмотрел на инспектора.

— Простите, но мне интересно, откуда вы знаете про фотографии? Ведь их никто, кроме меня и лаборанта, не видел.

— О лаборанте мы уже позаботились. Показывайте. — В голосе директора йога-центра послышались, как показалось Виджею, отнюдь не дружеские нотки.

— Если вы так настаиваете, пожалуйста. — Виджей вынул из конверта фотографии, протянул их Джай-бабе.

— И вы хотите узнать у меня, кто тогда стрелял в Бенджамина Смита? — с улыбкой спросил Джай-баба, спокойно разглядывая одну за другой фотографии. — Вы же сами понимаете — эти фотографии не примет как доказательство ни один судья. Но если вы так хотите знать, извольте. Вот видите — человек стреляет левой рукой, а на большом пальце у него шрам. Запомните — сегодня вы, если вам здорово повезет, увидите этого человека после возвращения из нашего центра.

— У меня еще один довольно щекотливый вопрос к вам, господин директор.

— Пожалуйста, не стесняйтесь, спрашивайте, я весь к вашим услугам. — Любезная улыбка растеклась по лицу Джай-бабы.

— Мы обнаружили в крови Бенджамина Смита и Кнутсена следы неизвестного нам наркотика. Есть основания полагать, что это неизвестное современной науке снадобье.

— Могу подтвердить эти предположения. Действительно, то, что обнаружили ваши эксперты, имеет отношение к священному напитку «соме». Три поколения семейства Смитов старались разгадать тайну изготовления этого напитка, за что и поплатились своей жизнью. Я бы, конечно, мог рассказать многое, что связано с «напитком богов», но давайте не будем тратить попусту наше время, инспектор. Меня больше волнует, почему на вас этот чудесный эликсир не произвел никакого действия. Я подозреваю, что Бенджамин Смит сумел научиться высвобождать кундалини и тем самым нашел дорогу в мир теней. Но как ему удалось передать «антисому» вам, для меня остается пока неясным.

Виджей облегченно вздохнул — не так уж, оказывается, всемогущ этот «живой бог». И от него можно многое утаить.

— В этом ничего загадочного нет, господин директор. Просто я нашел эти таблетки при обыске на месте гибели Бенджамина Смита, а из той записки, которую нам также удалось найти, я понял их назначение.

— Да, поистине, все сложное — просто, — усмехнулся Джай-баба.

— Теперь я со своей стороны хотел бы у вас узнать, какую роль во всем этом играет «Кэпитал корпорейшн»?

— Я ценю вашу откровенность и поэтому скажу. Действительно, Корпорация самым непосредственным образом присутствует во всем, что произошло в столице в последнее время. Вероятно, из той записки вам уже известна навязчивая идея Смита о том, что Корпорация, под которой он подразумевал не только «Кэпитал корпорейшн», но ее в первую очередь, стремится превратить человечество в своеобразный термитник?

Виджей кивнул головой.

— Так вот, если оставить в стороне некоторые домыслы Смита, происходящие от его увлечения левыми взглядами, то в большей части он правильно понял то, что нам с Корпорацией предстоит сделать, чтобы спасти человечество от неминуемого самоуничтожения. Человек слишком много о себе возомнил, и в результате рушится естественный порядок, установленный природой. Вспомните, что было основой стабильности существования государства на Востоке — четкое деление общества на касты. С момента рождения до самой смерти человек знал, зачем он родился и живет. Он исполнял свой долг в надежде, что в следующей жизни в качестве награды за свое послушание и усердие он получит возможность родиться в более высокой касте. Это надежно обеспечивало социальную стабильность, позволяло нейтрализовать такое страшное чувство, как зависть.

Однако человеку не удалось самому одолеть до конца это чувство. Зависть в свою очередь вела к росту у людей чувства неудовлетворенности и постепенно подточила, нарушила социальную стабильность. Если учесть, что все это сопровождалось безудержным ростом населения, особенно наиболее бедной его части, неудовлетворенной жизнью, то можете представить, к чему это ведет. Люди стали слишком серьезными, потеряли радость к жизни. Произошло это не сегодня и не вчера, а уже много веков назад. Моя миссия как раз и состоит в том, чтобы помочь восстановить порядок среди людей. С помощью «сомы» мы сделаем людей более послушными и под этим своеобразным наркозом успешно проведем гигантскую операцию по возвращению людям счастья. Они будут вновь радоваться, забудут чувство зависти и неудовлетворенности. У тех же термитников удивительно просто решена проблема роста их численности: наиболее многочисленная низшая каста среди них просто стерилизуется. Правда, тогда ваши услуги, господин инспектор, просто не понадобятся — члены каст сами будут друг за другом следить и проблема преступности отомрет.

— Знаете, господин директор, то, что вы сейчас обрисовали, представляется мне действительно достойным только термитов, и вряд ли человек добровольно согласится стать частью такого человеческого термитника. Так что, думаю, вся эта затея обречена на неудачу.

— Зря вы так считаете, инспектор. Опыты по созданию таких термитников постоянно проводятся в мире — вспомните, например, 30-е годы. Тогда эта идея была очень в моде. Только вместо «сомы» использовали другие способы промывания мозгов — печать, радио, митинги. Теперь же с помощью «сомы» все станет намного проще. Вот поэтому и хочу вас предупредить — не становитесь на нашем пути, — уже с явной угрозой в голосе закончил разговор Джай-баба и встал с кресла.

Они подошли к открывшимся дверям кабины лифта.

— Был рад встретиться с вами, инспектор. Если будут какие проблемы — милости прошу.

Они раскланялись.

Поднявшись наверх, Виджей попрощался с дежурной, вышел на улицу и сел в машину. Выезжая со стоянки, ему показалось, что машина движется как-то странно. Он прибавил газ и, набирая скорость, стал спускаться вниз. Отъехав чуть больше полкилометра, на первом же повороте дороги Виджей хотел чуть притормозить — тормоза не работали. Машина все ускоряла движение. Стараясь тормозить двигателем, Виджей одновременно одной рукой нашел ремень безопасности и вставил его в замок. Вдруг машина резко накренилась на левый бок, и, теряя сознание, инспектор увидел, что небо ушло у него под ноги…

— Вы живы, инспектор?

Виджей с трудом открыл глаза и расплывчато, как в тумане, увидел знакомое женское лицо.

— Амрита?! — удивился он.

Девушка открыла дверцу машины и помогла Виджею вылезти наружу. Опираясь на плечо Амриты, Виджей дошел до стоявшего рядом с его помятым джипом новенького «лендровера», протиснулся в открытую дверь машины.

— Вот вам опять повезло, — чуть заметно улыбнувшись, сказала девушка. — Будь поворот в другую сторону — неминуемо свалились бы с обрыва.

Инспектор постепенно приходил в себя. Он посмотрел в окно — его машина стояла, будто оступившись на левую сторону: переднее левое колесо лежало метрах в десяти впереди у самой скалы.

Амрита мягко тронула «лендровер», и машина покатилась вниз.

— Я видела, как вы уходили из нашего центра, но не хотела, чтобы нас заметили вместе. Сначала заедем ко мне, это все равно по дороге, — сказала она тоном, не терпящим возражений.

Через полчаса машина въехала в большой подземный гараж под уже знакомым инспектору домом Амриты, откуда они, никем не замеченные, поднялись на лифте в ее квартиру. Виджей сразу же бросился к телефону. Трубку взял Рамиз и, как показалось Виджею, очень обрадовался, услышав голос шефа.

— Слушай меня внимательно и делай точно так, как я скажу, — быстро заговорил Виджей. — У меня тут отвалилось переднее левое колесо и отказали тормоза в километре от йога-центра. Немедленно пошли туда техничку, пусть отбуксируют машину в гараж, а сам быстро поезжай в госпиталь святой Елены и зарегистрируй мое поступление в реанимационное отделение. — По голосу своего помощника Виджей понял, что тот совершенно сбит с толку. — Проследите, кто будет интересоваться моим здоровьем в госпитале. Завтра приеду — обо всем расскажу. — Инспектор положил телефонную трубку, опустился в стоявшее рядом кресло, закрыл от боли глаза.

Тем временем Амрита хлопотала в ванной и скоро вернулась в комнату с набором тампонов, пузырьков и салфеток.

— Произошло именно то, чего я и опасалась, — Джай-баба решил, что вы можете чем-то ему навредить или помешать. Тогда, в нашу первую встречу, я хотела вас предупредить, но подумала, что вы все равно мне не поверите. Ведь тому, что происходит у нас в йога-центре в последнее время, даже я сначала не верила. Да и сейчас я мало что до конца понимаю. — Амрита сделала компресс, приложила его к голове Виджея.

— А как все-таки вы попали к Джай-бабе, расскажите, — спросил он, морщась от сильной боли.

— Очень даже просто — по наследству. Ведь на месте йога-центра когда-то был небольшой храм богини Кали. В свое время у моей матери были трудные роды, и она, как это бывало в прошлом, обещала богу, если все обойдется, отдать меня на услужение в храм. Так я и стала девадаси — храмовой девушкой, жрицей богини Кали. Однажды священника в храме не стало. Никто не знал, куда он делся, сам храм через несколько дней сгорел, а на его месте создали йога-центр. Мне предложили остаться в нем работать, и я согласилась. Выбора у меня тогда просто не было. Вначале мне и еще двум девушкам, работавшим в нем, жилось не сладко — мало кто хотел ездить к нам заниматься хатха-йогой. Но вот два года назад все преобразилось: пришел Джай-баба, и деньги к нам потекли буквально рекой. За год выступлений по телевидению в программе Джай-бабы я получила так много денег, что их хватило и на квартиру, и на машину. Только вот в последние месяцы многое изменилось у нас в центре: построили новые корпуса и там поселились какие-то люди. Однажды, неделю назад, я случайно туда зашла и увидела этих несчастных — это были уже не люди, а какие-то обезличенные существа. Так я узнала о существовании в йога-центре специального отделения, где испытывают действие «сомы» в различных концентрациях на психику человека.

Амрита сняла с головы Виджея компресс со льдом, вышла из комнаты.

Инспектор вновь позвонил в свое управление. Его помощники уже все сделали: машину отбуксировали в гараж, а самого Виджея зарегистрировали как поступившего в тяжелом состоянии в реанимационное отделение госпиталя святой Елены. Инспектору сообщили, что его разыскивает какой-то Агарвал. Виджей набрал номер телефона друга. Тот был на месте.

— Слушай, у меня есть кое-какие новости. Надо срочно встретиться, — возбужденным голосом сказал Агарвал.

— Хорошо. Жди меня на старом месте через полчаса.

— Договорились. Можешь очень не спешить, я подожду, — ответил Агарвал.

— Вы что, уже решили уходить? — удивленно спросила его Амрита, войдя снова в комнату и заметив, что Виджей начинает приводить в порядок свою форму.

— Да, лечиться будем позже, сейчас времени на это просто нет.

Амрита покачала головой, потом быстро подошла к шкафу, достала какую-то маленькую зеленую коробочку.

— Выпейте вот это. — Она протянула Виджею таблетку.

Тот вопросительно взглянул на девушку.

— Не бойтесь, просто я хочу вас приворожить. — Она улыбнулась. — Нет, серьезно, это быстро утоляет боль.

И на самом деле, пока они спускались на лифте вниз к машине, боль в голове и плече резко ослабла. Движения на улице заметно прибавилось — очевидно, крикетный матч уже закончился. Выехав на площадь Республики, они два раза проехали вокруг расположенного в центре площади сквера, прежде чем Виджей заметил подошедшего к газетному киоску Агарвала. Амрита резко затормозила, и Агарвал с каким-то испугом отпрянул от остановившегося рядом с ним «лендровера», но, увидев на переднем сиденье машины своего приятеля, облегченно вздохнул.

Виджей осторожно, чтобы не зацепить плечо, выбрался из машины, подошел к журналисту.

— Ты читал сегодняшний вечерний выпуск газет? — спросил Агарвал вместо приветствия.

— Нет, а что случилось?

— Ничего особенного, просто получается, что я теперь — миллионер. Нашли завещание Бенджамина. Позвонил его нотариус. Мне переходит кругленькая сумма — почти в 70 тысяч фунтов стерлингов, то есть около полутора миллионов анн.

Виджей про себя удивился — никто ему про завещание еще не сообщал, — а вслух сказал:

— Что же, теперь тебе можно открыть свой журнал. Помнится, ты об этом очень мечтал.

Агарвал улыбнулся.

— Да ладно с этим. Боюсь, что кто-то как раз хочет, чтобы я забыл о смерти Бенджи и занялся бы налаживанием собственного дела. Но я уже твердо решил: пока все не будет выяснено — не отступлюсь. Для меня это значит намного больше, чем любые деньги. А что у тебя с лицом? — Агарвал показал на огромный синяк под левым глазом и здоровенную шишку, украшавшую лоб инспектора.

Тот махнул рукой.

— Ничего особенного — побывал в гостях у Джай-бабы и немного повздорил с хозяином.

— Что там произошло? Удалось тебе что-нибудь выяснить? Расскажи, — попросил Агарвал.

Они прошли в сквер, сели на газон, и инспектор вкратце рассказал другу о своей поездке в йога-центр. Лицо Агарвала приняло серьезное выражение.

— Кажется, мы близимся к финалу. Сегодня я узнал, что через два дня в Бешваре в международном центре медитации состоится экстренное заседание Общества наследников Ост-Индских компаний. Почти все поедут туда из Анандпура сразу после похорон Бенджи. Думаю, что на этом заседании будет принято решение о производстве «сомы».

— А что, сегодня в редакции опять угощали «Джай-тоником»?

— А ты открой только вечерний выпуск «Экспресс» — и сразу поймешь. Кстати, каковы результаты анализа этого напитка?

— В центральной лаборатории установили, что напиток содержит какой-то неизвестный психотропный наркотик, такой же, какой был найден в крови Бенджамина Смита и Кнутсена. Но не в этом сейчас дело. Мне удалось достать сведения о том, что убийца, стрелявший в Бенджамина Смита, левша. Так вот, я вспомнил, что Вилли Смит тоже левша.

— Так ты сейчас подозреваешь, что Вилли стрелял в Бенджи?

— Именно так. И поэтому прошу тебя как можно скорее выехать в Анандпур и выяснить все, что касается Вилли Смита, и в первую очередь — был ли он, как уверяет, там в ночь убийства. А я поеду послезавтра в Бешвар, постараюсь узнать, о чем договорятся эти наследники. Кстати, там и доложу обо всем своему начальству.

— А он почему там будет? — удивленно спросил Агарвал.

— На правах полноправного члена этого общества. Оказывается, и его родословная где-то пересеклась с историей английской Ост-Индской компании, — ответил Виджей и, будто почувствовав чей-то пристальный взгляд, повернул голову направо. Ничего подозрительного он не обнаружил. Только около цветочного магазина, как показалось инспектору, мелькнула и исчезла в переулке сгорбленная фигурка в оранжевом одеянии.

«Кажется, этот отшельник начинает мне мерещиться», — подумал он и здесь понял, что именно этот неизвестный, но уже не раз попадавшийся ему на глаза человек мог быть тем живым свидетелем убийства Бенджамина Смита, который был бы так необходим для следствия. Но сейчас вряд ли уже понадобятся его услуги.

Несколько секунд друзья сидели молча. На город быстро спускались сумерки, и некоторые магазины зажгли огни рекламы.

— А что это за машина? — Агарвал кивнул в сторону стоявшего у кромки проезжей части «лендровера».

Виджей улыбнулся. Он знал, что его друг — очень тактичный человек, хоть и журналист.

— Ты хотел спросить, что за девушка меня привезла, не так ли?

Агарвал смутился.

— Пусть будет так. Мне кажется, что я ее уже где-то видел, — сказал он.

— Это Амрита-девадаси, служительница богини Кали и по совместительству ассистентка Джай-бабы, — с улыбкой объяснил Виджей. — Хочешь, я тебя представлю?

— Нет, давай лучше как-нибудь в другой раз, — закачал головой Агарвал. — Сейчас мне надо спешить. Ведь не поеду же я в Анандпур на поезде, когда денег столько, что не знаю, как ими распорядиться. Сейчас пойду и куплю машину — имею полное право, а главное, возможность.

Он встал, подал руку Виджею.

— Значит, встретимся через три дня? — спросил тот.

— Наверное, если все будет нормально, — ответил Агарвал. — Да, вот тебе командировочные, — он полез в карман, вынул туго набитый бумажник, вытащил из него несколько крупных ассигнаций, сложил их и протянул Виджею.

Тот оттолкнул его руку, но Агарвал не сдавался.

— Это нужно для дела. Не понадобятся — вернешь назад, — сказал он.

Виджей неохотно взял деньги, положил их в карман куртки. Они расстались — Виджей сел в поджидавший его «лендровер», Агарвал направился к расположенному на площади автомобильному салону-магазину.