#img_6.jpeg

Здание крупнейшего в стране иностранного банка «Ориент бэнк» было расположено в самом центре новой части столицы — на площади, все еще носившей имя английского короля Георга VI, памятник которому возвышался посредине площади еще с колониальных времен.

Муссонные ливни, нещадное солнце, а также несколько поколений голубиных стай изрядно поработали над венценосным всадником, увидевшим закат империи. Вокруг памятника, на зеленых островках лужаек среди становившегося с каждым годом все более плотным дымящего, гудящего потока машин, в эти холодные зимние дни грелись, подремывая на солнышке, продрогшие за ночь бездомные безработные. Они день и ночь дежурили здесь у биржи труда, выстраиваясь к ее открытию в длинную, огибающую всю площадь очередь. Часто рядом с безработными на лужайках перед памятником устраивались под красными знаменами и лозунгами, требовавшими очередного повышения зарплаты, бастующие рабочие какого-нибудь государственного предприятия, служащие национализированных банков или правительственных контор. Поскольку эти забастовки были официальными, рядом с бастующими усаживались наряды полицейских с бамбуковыми палками. Сложив свое нехитрое, но эффективное оружие в кучу, полицейские мирно играли в карты.

Для служащих «Ориент бэнк», традиционно заполняющих одну из лужаек в свой обеденный перерыв, забастовка представлялась чем-то совершенно далеким и ненужным делом. За всю более чем вековую историю банка здесь пока не случилось ни одной забастовки. Зарплата в «Ориент бэнк» всегда была почти на треть выше, чем в каком-либо другом банке, руководство щедро раздавало служащим различные премии и подарки к многочисленным праздникам, и единственно, чего желали те, кому посчастливилось служить в этом респектабельном учреждении, так это спокойно доработать до пенсии, которая здесь тоже была значительно выше, чем в любом другом банке страны.

Инспектор Виджей, узнав утром о возвращении в столицу брата Бенджамина Смита — Вилли, управляющего директора «Ориент бэнк», решил воспользоваться своим излюбленным приемом расследования — внезапностью. Подъехав к банку, он оставил машину на служебной стоянке, прошел через украшенный колоннадой центральный вход в большой операционный зал банка, подошел к столу распорядителя и, представившись, попросил провести его к Вилли Смиту. Распорядитель, вначале несколько замешкавшись, связался по селектору с приемной управляющего директора и попросил инспектора немного подождать. Но не успел Виджей присесть на предложенное ему кресло, как на стоявшем на столе распорядителя телефонном аппарате загорелась красная лампочка, тот взял трубку, сразу же положил ее на место и повернулся к инспектору.

— Господин директор просит вас подняться в его кабинет.

Они вышли во внутренний коридор, прошли к лифтовой площадке, где вместе со служащими других компаний, размещавшихся в этом шестиэтажном здании, дождались лифта. Лифтер, молодой паренек с блестящими напомаженными, расчесанными на прямой пробор черными как смоль волосами, сделав жест рукой, отсек стоявших у двери лифта служащих и впустил в пустой лифт распорядителя и инспектора. Затем привычным движением левой руки задвинул решетку кабины, правой нажал кнопки с цифрами этажей. Лифт дернулся и медленно поплыл вверх мимо табличек с иностранными названиями — «Юнион карбайд», «Глаксо», «Гудиир», ИБМ. Казалось, что здание вместило в себя весь набор крупнейших транснациональных корпораций мира.

«Да, — невольно отметил про себя Виджей, — четвертое десятилетие, как ушли англичане, а, кроме названий улиц, мало что изменилось».

Действительно, особенно в последние годы в стране открыли свои отделения, филиалы, дочерние компании почти все основные промышленные и финансовые корпорации Запада. Жители страны просыпались под звон будильников, сделанных на заводе отделения швейцарской корпорации. На завтрак ели овсянку, хлеб, хлопья из упаковок с английской маркой. Пили чай, выращенный на плантациях, принадлежащих иностранцам. Обувались в обувь вездесущей канадской корпорации «Бата». На работу их развозили автобусы с эмблемой английского «Лейланда» или западногерманского «Мерседес Бенц». В конторах все бумаги печатались на пишущих машинках, изготовленных на заводах, принадлежащих итальянской «Оливетти» или английской «Ремингтон». Вечером после работы смотрели телепередачи или слушали музыку у японского телевизора «Сони» или магнитофона «Акаи». Последние известия — по радиоприемнику, сделанному на заводе голландской компании «Филипс». Лечились лекарствами, производимыми здесь же в стране, но на предприятиях, которыми владели швейцарские, американские, французские корпорации. Всего и не перечислишь. Только сделано это было руками местных рабочих, получавших за свой труд в несколько раз меньше, чем их коллеги, работавшие на предприятиях названных корпораций в Японии, США или Западной Европе. Вот и сейчас инспектор Виджей поднимался мимо контор иностранных компаний на допотопном лифте с эмблемой корпорации «Отис».

Виджей вспомнил о статье в журнале, который он прочитал два дня назад, как раз перед дежурством, дожидаясь своей очереди в парикмахерской. Журнал был явно левый и нещадно громил тех, кого он называл «неоколонизаторами». В статье отмечалось, что Запад продолжает сохранять почти полную монополию на поставку оборудования и других промышленных товаров на внутренний рынок развивающихся стран. На долю западных корпораций приходится до 90 процентов импорта этими странами машин и оборудования, почти четыре пятых ввозимых государствами третьего мира других промышленных товаров, более трех пятых продовольственных продуктов. Кроме того, ежегодно развивающиеся страны платят корпорациям Запада почти 17 миллиардов долларов за получение доступа к современной технологии, причем отнюдь не самой последней. Обычно Виджей не любил читать материалы на экономические темы, политические сюжеты его тоже мало привлекали. Ему с лихвой хватало новостей, которые он ежедневно читал в полицейских сводках, да личных забот было тоже немало — зарплата инспектора уголовной полиции была не так уж и велика, а надо было и за квартиру заплатить и матери денег послать. Тем не менее в последние месяцы в повседневный лексикон Виджея, так же как и других жителей страны, волей-неволей стали входить новые слова и понятия, что было во многом связано с ухудшением экономического положения страны, ростом ее внешнего долга. Безусловно, страна находилась пока не в таком драматическом положении, как, например, многие государства Латинской Америки. Ведь там из каждых пяти долларов, заработанных экспортом своих товаров, четыре доллара были вынуждены отдавать на оплату внешней задолженности западным кредиторам. В среднем же, как подсчитали дотошные экономисты, каждый латиноамериканец задолжал американским, английским, западногерманским, японским и другим иностранным банкам свыше тысячи долларов, то есть почти 15 тысяч анн, а за эту сумму Виджей работал почти полгода.

И все же страна, вынужденная, как и многие другие государства третьего мира, тратить растущие средства на закупку за границей нефти, передовой технологии, продуктов сельского хозяйства, попала в последние годы в трудное финансовое положение. Вот тогда и узнали даже те, кто никогда не читал газет, о существовании могущественного Всемирного клуба, готового на определенных условиях предоставить стране большой заем и тем самым хотя бы на время вытащить ее из долговой ловушки, в которую она попала. Поэтому для подавляющего большинства малограмотных, а то и вовсе неграмотных жителей страны, в сознании которых мифические легенды представлялись такой же реальностью, как то, что происходило с ними каждодневно, этот клуб рисовался в виде одного из воплощений богини Кали, которой надо принести хорошую жертву, и тогда она поможет стране.

— Шестой этаж, — звонко объявил лифтер и с улыбкой распахнул решетку двери лифта.

Распорядитель пропустил вперед Виджея.

— Направо, пожалуйста. — Он показал рукой на массивную темную дверь с начищенной до ослепительного блеска бронзовой табличкой, на которой значилось: ««Ориент бэнк» — «Правление»».

Они прошли вперед через мягко открывшуюся дверь и очутились в светлой просторной, обставленной со вкусом приемной. В комнате было тепло и уютно. В окне, чуть шелестя, работал климатайзер, и потоки мягкого теплого воздуха приятно обдували инспектора, ноги которого сразу у порога утонули в толстом ворсистом коричневом ковре — таком, которые каждый день рекламируют по телевизору, — «от стены до стены».

— Вы — инспектор Виджей Фернандес? — Навстречу Виджею шагнул молодой человек, одетый в безукоризненный темный в полоску шерстяной костюм, голубую рубашку и темно-синий галстук. — Господин директор ждет вас. — Он подошел к обитой светлой кожей двери, открыл ее и жестом пригласил Виджея пройти внутрь кабинета.

— Проходите, проходите. Большое спасибо, что нашли возможность сами заехать ко мне, — раздался голос из полумрака кабинета.

Виджей еще не привык к этому полумраку, в кабинете были зашторены окна, горел только торшер в углу, поэтому он не сразу обнаружил говорившего. Да и немудрено было. Навстречу ему спешил чрезвычайно маленький человечек. Виджей и сам не был слишком высокого роста, но сейчас по сравнению с этим человеком почувствовал себя просто Гулливером.

Действительно, Вилли Смит был известен в деловых кругах столицы под кличкой «Вилли-гном». Мысленно сравнив его с Бенджамином, который ростом был почти на добрых полметра выше, инспектор удивился тому, сколь не похожи были друг на друга братья. «Интересно было бы знать — какого роста был их отец», — подумал Виджей.

— Я вижу, вы удивлены. Действительно, мой брат великан по сравнению со мной, — как бы догадавшись о ходе его мыслей, обратился к Виджею банкир.

— Прошу вас, инспектор, садитесь поближе к теплу. — Вилли Смит жестом показал на массивное кресло, стоявшее рядом с горевшим камином.

— Хочу вас уверить, — продолжил банкир, тоже усевшись в кресло напротив и почти утонув в нем, — я никогда особо не страдал из-за своего небольшого роста. Кстати, вряд ли вы, наверное, знаете, что, например, «гроза богов», вождь гуннов, непобедимый Аттила был почти лилипутом. Но это не помешало ему покорить Рим. И между прочим, он пользовался большим расположением у женщин. Достаточно сказать, что и умер он не на поле брани, а в объятиях любви. — Банкир рассмеялся. — Не помешал маленький рост стать великим человеком и Наполеону Бонапарту, который был чуть выше 165 сантиметров, или королеве Виктории, при которой британская корона стала самой могущественной в мире, — она была почти на 15 сантиметров ниже Наполеона. В этой связи я обычно привожу любимое изречение нашего премьер-министра Ллойд Джорджа, который привел Великобританию к победе в первой мировой войне. Так вот, он всегда говорил, когда речь нечаянно, а иногда и намеренно заходила о его более чем небольшом росте: «У нас в стране рост человека измеряют от подбородка вверх, а не вниз, как иногда делают в других странах». — Сказав это, Вилли Смит еще раз рассмеялся. Было очевидно, что он любит рассказывать эту шутку.

Шутливый тон банкира никак не соответствовал цели визита инспектора и теме их предстоящего разговора, и поэтому, вероятно, поняв это, как бы извиняясь за свое поведение, Вилли Смит, прервав свой смех, замолчал.

— Должен признаться вам, что трагическая смерть моего брата Бенджамина, — начал банкир после довольно продолжительной паузы, — большое потрясение для меня. Какой-то злой рок преследует нашу семью — повторилась судьба нашего деда и отца. Они ведь тоже ушли из жизни по собственной воле. Наверное, что-то в генах у нас не в порядке.

В этот момент откуда-то из глубины кабинета, где у зашторенного окна стоял массивный рабочий стол, раздался зуммер селектора связи. Банкир сначала не прореагировал, но зуммер продолжал гудеть мелодичным, но призывным звуком. Смит недовольно поморщился, извинился перед инспектором и быстрыми мягкими шажками поспешил к столу, взял телефонную трубку.

— Я же просил меня не беспокоить, пока я беседую с инспектором. Что такое? Немедленно прекратите все операции и прикажите всем руководителям отделов через пять минут собраться у меня.

Инспектор по тону банкира понял, что в банке произошло что-то серьезное.

— Ради бога извините меня, но, видно, воистину беда не ходит в одиночку. Мне только что сообщили, что обнаружено включение в нашу компьютерную систему и сделан незаконный перевод крупной суммы денег. Предстоит срочно найти, кто и как смог включиться в наш компьютер.

Виджей только на днях читал материалы Интерпола о самом молодом, но быстро распространяющемся виде банковских краж — через компьютер. Подсчитано, что ежегодно только английские банки теряют свыше тридцати миллионов фунтов стерлингов в результате внедрения современных электронных взломщиков в компьютерную систему, контролирующую банковские операции. Поэтому уже сейчас эти банки тратят почти сто миллионов фунтов стерлингов в год на обеспечение безопасности работы своих компьютеров.

— Вероятно, нам сейчас не удастся поговорить. Вот что я предлагаю. Если не возражаете, то приходите сегодня вечером ко мне домой, у нас, надеюсь, будет больше времени, чтобы обсудить интересующие вас вопросы.

Виджей по-восточному покачал в знак согласия головой и встал с кресла.

Опять раздался звук зуммера, а затем, как по команде, зазвонило сразу несколько телефонов.

Банкир развел руками и, быстро пожав инспектору руку, вновь почти побежал к своему рабочему столу, стал по очереди снимать трубки телефонов.

Выйдя из здания банка, инспектор с трудом вывел свой джип из заставленной в хаотическом беспорядке машинами, мотороллерами, велосипедами служебной парковки. Отсюда до полицейского управления было рукой подать — сразу за поворотом был виден его двадцатиэтажный профиль, увенчанный замысловатыми антеннами.

И опять на зеленом газоне лужайки он краем глаза заметил уже знакомую ему одинокую фигуру отшельника. Он решил на сей раз все же выяснить, кто это так неотступно сопровождает его, свернул к обочине, выехал на парковку, остановил машину. Но когда инспектор пересек проезжую часть площади и ступил на травяной газон, отшельника там уже не было.

У себя в отделе инспектор попросил секретаря принести из референтуры все, что касается деятельности «Ориент бэнк», а сам спустился на первый этаж перекусить в кафетерии. Там было малолюдно — время ленча кончилось, повара вытащили с раздачи большие металлические кастрюли и мыли их под кранами. Пришлось ограничиться стаканом чая и парой бутербродов с сыром и овощами. Через четверть часа инспектор вновь сидел у себя в кабинете.

Папка с материалами на Вилли Смита и «Ориент бэнк», которую к тому времени успел принести секретарь, была тоненькой, и Виджею хватило нескольких минут для того, чтобы внимательно с ними ознакомиться. Судя по данным, собранным в папке, дела «Ориент бэнк» в последнее время шли не лучшим образом, и осведомитель, вероятно, кто-то близкий к руководству (Виджей почему-то сразу подумал на секретаря банкира), докладывал о возможном захвате банка американской монополией «Кэпитал корпорейшн». О самом Вилли Смите сведения были достаточно скудны.

Он родился в Анандпуре. С семнадцати до двадцати пяти лет жил в Англии. Учился в колледже, потом и университете. После окончания университета стажировался в «Барклейз бэнк», затем вернулся в Анандпур и с тех пор работает директором «Ориент бэнк». Был женат, но жена, не выдержав то ли местного климата, то ли однообразия жизни, пять лет назад оставила банкира и вернулась в Лондон. Круг знакомых Вилли Смита был обширен, но друзей у него не было. На его лицевом счете в местном отделении «Барклейз бэнк» было около 200 тысяч анн. Кроме того, у Вилли Смита имелся счет в том же банке в Лондоне, а также ценные бумаги. В самом «Ориент бэнк» он владел 20 процентами пакета акций, был одним из крупнейших акционеров «Биохим (Азия)» и входил в состав совета директоров этой компании. Ему (пополам с братом) принадлежали также особняки в столице и Анандпуре. Увлекается благотворительной деятельностью. По его инициативе «Ориент бэнк» взял шефство над клиникой в 120 километрах от столицы, где он регулярно бывает, посещая находящегося там бывшего управляющего семейного имения в Анандпуре некоего Голифакса, более 20 лет прикованного к постели.

Ровно в половине седьмого инспектор Виджей подрулил к ставшему за эти два дня ему уже знакомым особняку на Гольф Линкс, поставил машину чуть в стороне от ярко освещенных большими мощными фонарями ворот, подошел к калитке. Она была на этот раз заперта, и Виджей несколько раз подряд нажал кнопку звонка.

Вскоре он услышал шаги за оградой, быстро приближавшиеся по шуршащей гравиевой дорожке к калитке. Отодвинулся глазок, и Виджей увидел испуганный глаз слуги-чокидара. Тот, по-видимому, к своему облегчению, узнал инспектора и открыл калитку.

— Добрый вечер, инспектор-сааб. — Слуга-чокидар сложил ладони рук в приветствии и пропустил Виджея внутрь двора. — Велено провести вас наверх, в кабинет Вилли-сааба, — громко с почтением в голосе произнес слуга-чокидар. Затем заговорщицким шепотом почти на ухо инспектору: «Хозяин вернулся вчера очень поздно ночью и сразу же послал меня за секретарем. Они до поздней ночи в кабинете сидели — свет горел».

Виджей одобрительно покачал головой в знак того, что эта информация была для него очень важна. Поднявшись вслед за слугой на второй этаж, инспектор чуть задержался у двери кабинета покойного — полоска бумаги, прикрепленная им к косяку двери, была сорвана.

— Ты не заметил, никто не заходил в кабинет Бенджи-сааба? — обратился инспектор к слуге-чокидару.

— Да кто мог зайти? Вы же оба ключа взяли.

В этот момент открылась дверь в конце коридора и на пороге показалась фигура банкира.

— Вы на редкость пунктуальны, — с улыбкой произнес Вилли Смит. — Заходите, пожалуйста, здесь у меня потеплее, да и вниз, в гостиную, мне спускаться сейчас как-то не хочется.

Они вошли в комнату.

— Знаете, я уже привык к тому, что на Востоке ко примени относятся не так серьезно, как на Западе, — проводя инспектора внутрь своего обширного кабинета, продолжал банкир.

— Многие мои знакомые-европейцы в первое время после приезда на Восток из себя выходили, когда экстренное собрание или совещание начиналось на час-другой позже назначенного времени. Они никак не понимали, почему местный чиновник или бизнесмен мог без всякого предупреждения, как обычно поступают на Западе, прийти на очень важную для него же встречу с немыслимым для европейца, японца, американца, привыкших к четкому соблюдению договоренности, опозданием.

Они прошли в глубь кабинета, встали у горящего ярким пламенем, отсвет которого играл на потолке и стенах комнаты, камина. Банкир взял небольшую с резной деревянной ручкой кочергу, поправил горевшие поленья, подняв при этом сноп искр.

— Меня же все это давно перестало удивлять. Как-никак я живу здесь, на Востоке, уже второй десяток лет и стал относиться к своей жизни все более философски. Я заметил — время здесь течет по особым законам и люди ощущают его почти физически, не то, что на Западе, где царит постоянная спешка, погоня за призрачным материальным счастьем.

Закончив возню с камином, доставлявшую, как видно, ему большое удовольствие, банкир поставил на место кочергу и жестом предложил инспектору сесть в стоявшее у камина кресло, а сам уселся напротив на полукруглом диване.

— Думаю, что нам здесь никто не сможет помешать, — закончил свое небольшое вступление к их разговору банкир.

— Удалось уладить происшествие в банке? — поинтересовался инспектор.

— На этот раз можно считать, что нам просто повезло. Обошлись своими силами. У нашего электронного воришки сдали нервы, и он не решился востребовать ту сумму, которую компьютер по его команде перевел на индивидуальный лицевой счет в одном из провинциальных отделений банка. Это хороший урок для нас, теперь меры безопасности усилены, и думаю, что на какой-то период мы можем быть спокойны. — Смит встал, подошел к передвижному столику-бару, достал пузатую бутылку виски, показал этикетку Виджею. — Надеюсь, против «Чиверс» не будете возражать? — с улыбкой спросил он.

Виджей кивнул головой в знак согласия. Тогда Вилли Смит подкатил весь столик поближе к камину, налил в стаканы виски. Они выпили. Наступила длинная пауза. Казалось, что банкир собирается с мыслями, готовится к тому разговору, который должен сейчас неминуемо начаться. Виджей, напротив, после глотка виски почувствовал некоторую расслабленность и решил не сразу переходить к делу.

— Этому дому, пожалуй, уже лет сто будет? — спросил он.

— Сто? Не сто, а восемьдесят — это уж точно, — ответил банкир, поставив стакан с виски на столик. — Как вы, может быть, уже знаете, история нашей семьи уходит своими корнями в далекое прошлое, и судьба почти всех ее поколений тесно связана с Востоком. Мы ведем свой род от Джона Смита. Кем был его отец — точно установить не удалось. Знаем только, что где-то в середине восемнадцатого века он без гроша в кармане решил начать новую жизнь, поступил на службу в английскую Ост-Индскую компанию. Джон сел в Лондоне на корабль, который после нескольких месяцев пути доставил его, полного новых надежд, на юг сказочной Индии — в порт Мадрас. Правда, тогда, как ни странно, европейцы называли Индией те южноамериканские острова, которые Колумб открыл веком раньше, а почти всю территорию от сегодняшнего Пакистана до Китая именовали Ост-Индией — Восточной Индией, отсюда и название компании. При этом хочу отметить, что в отличие от французской или голландской Ост-Индской компании наша — английская, созданная в последний день 1600 года и просуществовавшая более двух с половиной столетий — вплоть до 1857 года, когда Индия стала полноправной британской колонией, никогда не прибегала первой к оружию и использовала для расширения своего влияния на Востоке исключительно мирные средства. Мы народ, одним из первых понявший преимущества международного разделения труда. Недаром во всем мире отцами экономической науки считают наших соплеменников — Джеймса Стюарта Милля, Давида Рикардо, Адама Смита. Да и Карл Маркс хоть и родился в Германии, по вряд ли написал бы свой «Капитал», не живи он в Англии.

Я, как вы знаете, потомственный банкир, по, кстати, высоко ценю этого бородача. Для своего времени он был поистине гениальным исследователем и личностью. Но у него, на мой взгляд, было два недостатка. А у кого их нет? Первый, и самый существенный, — это до безобразия неразборчивый почерк. Ведь не будь у основателя коммунистической идеологии такого надежного друга, как Фридрих Энгельс, тоже, между прочим, англичанина, вряд ли кто бы прочитал сейчас все то, что он написал. Ну и второй недостаток — прямо-таки патологическая любовь к низшему сословию. Не спорю, всем нам небезразлично, как живут наши рабочие. Тем более что в те времена, когда писался «Капитал», их жизнь, по правде сказать, действительно была зачастую ужасной. Но Маркс слишком уж увлекся, предлагая порой чересчур радикальные рецепты лечения общества, — ведь когда у человека болит зуб, ему же не делают трепанации черепа. В молодости я, как и мой старший брат, интересовался, учась в колледже, а затем и в университете, политическими науками. С моим братом мы разошлись во взглядах где-то на рубеже 25—30 лет. Его увлеченность левыми идеями, как видите, ни к чему хорошему не привела.

Банкир замолчал, поднес стакан с виски ко рту, сделал несколько глотков. Виджей внимательно слушал пространный рассказ банкира, стараясь уловить то, что может помочь ему в ходе расследования. Он знал, что сейчас малого можно добиться, если просто задавать вопросы. Надо сделать так, чтобы Вилли Смит сам как следует разговорился.

— Я слышал о существовании какого-то Общества наследников Ост-Индских компаний и случайно узнал, что в вашем доме иногда проходят его заседания и вы являетесь его активным членом. А ваш брат, он тоже состоял в этом обществе? — спросил Виджей.

— О, я вижу, вы времени зря не теряете, — живо откликнулся хозяин кабинета. — Ну что ж, это никакая там не тайная организация вроде масонской ложи неоколонизаторов, а просто неформальное объединение людей, чьи судьбы в том или ином поколении были связаны с Ост-Индскими компаниями, причем с любой, будь то английская, французская или голландская. В наше общество входят не только европейцы, но и многие местные жители, предки которых служили в конторах компании или торговали с ней. Среди его членов известные, почитаемые в стране люди — бизнесмены и политики, отставные военные и владельцы газет. Оно было создано чуть больше пяти лет назад по подобию довольно влиятельной в Великобритании Королевской заморской лиги, которая существует уже долгое время. Так же как в этой достопочтенной лиге, мы организуем встречи с известными людьми, проводим дискуссии, оказываем благотворительную помощь нуждающимся. Для вступления в наше общество нет никаких ограничений, надо только документально доказать причастность своей семьи в любом поколении к деятельности Ост-Индских компаний.

— Между прочим, — банкир поставил стакан на столик и продолжал, — как вы, может быть, знаете, Карл Маркс посвятил английской Ост-Индской компании свою отдельную, специально написанную статью, которую так и назвал «Ост-Индская компания, ее история и результаты ее деятельности». Советую на досуге почитать, как ни странно, довольно интересное чтиво. Хотя он, как и любой выходец из Германии, не упускает случая лягнуть посильнее англичан там, где это возможно, но это, по-моему, чисто национальное.

Так вот, Ост-Индская компания, созданная нашими предприимчивыми предками, начала с того, что нашла товары, за которые на Востоке были готовы отдать все. Как ни покажется странным, этими товарами являлись золото и серебро. Ежегодно во времена царствования Елизаветы компания вывозила их в Индию и другие восточные страны на 30 тысяч фунтов стерлингов, огромные по тем временам деньги. На вырученные деньги закупались в основном специи, замечательная краска индиго и, конечно, селитра, столь необходимая в те далекие времена для пополнения постоянно таявших пороховых запасов Англии. Поэтому английские купцы были желанными гостями на Востоке — их встречали с почестями, разрешали создавать там фактории, своеобразные торговые поселения. Одной из первых таких факторий в тогдашней Ост-Индии был Мадрас, куда в 1745 году и зашел очередной фрегат компании. На борту фрегата вконец измотанный морской болезнью находился наш далекий предок — Джон Смит. Больше трех суток пришлось ему тогда отлеживаться в лазарете, прежде чем без пенса в кармане он явился в местную контору компании и был тут же определен на самую младшую должность писаря-регистратора счетов и корреспонденции. Благодаря хорошему почерку, быстрому письму и прилежанию Джон Смит спустя менее чем три года назначается на должность фактора, а затем еще через два года становится счетоводом. Дела у него идут отменно, и через семь лет после прибытия в Мадрас он занимает уже престижный пост хранителя экспортных складов в фактории с окладом в целых 20 фунтов стерлингов в год. Да, да — не в неделю, не в месяц, а представьте — в год! — Банкиру, видимо, нравилось рассказывать историю своей семьи. Он встал, налил еще виски в стакан Виджея и в свой собственный, разбавил содовой, отпил немного и продолжил:

— Сейчас этой суммы хватит, чтобы купить бутылку «Чиверс», а тогда, двести лет назад, это было целое состояние. — Он сделал еще несколько глотков виски, которые придавали ему еще большую разговорчивость. — Затем нашего предка переводят в распоряжение самого знаменитого колонизатора — Клива, и он участвует в основании Калькутты. Знаете, за сколько бенгальский набоб продал компании три деревеньки, что дали начало этому сейчас самому большому городу Азии? За три тысячи рупий — месячный оклад кассира в калькуттском отделении «Ориент бэнк»!

«Да, нервам этого гномика можно только позавидовать», — подумал инспектор.

Дело о смерти, а вернее, об убийстве Бенджамина Смита ему все больше не нравилось. Не очень верилось почему-то, что здесь замешана, как утверждает комиссар Фарук, женщина. Кто-то очень сильно интересовался бумагами погибшего. Что искали? Завещание или какие-то документы? Деньги или драгоценности? А поведение самого банкира?

Даже если бы это было самоубийство — неужели можно так вот спокойно говорить об истории семьи, как бы подводя к тому, что уход из жизни брата — явление закономерное? Или, может, у этих европейцев действительно по-другому, чем у нас, азиатов, мозги работают? Наверное, прав был этот француз — Ромен Роллан, долго проживший в Индии, когда говорил, что восточный человек не сможет до конца понять человека с Запада и часто интерпретация поступков европейца азиатом бывает ошибочной?

Банкир между тем продолжал свой рассказ:

— Ост-Индская компания не только способствовала, и это, кстати, отмечал тот же Карл Маркс, развитию экономики Индии и других стран этого региона, но и стала здесь катализатором духовного процесса. Именно благодаря усилиям ее чиновников начала создаваться письменная история этих стран, развиваться языкознание. Но, к сожалению, с течением времени компания была вынуждена отойти от своей чисто коммерческой и просветительской деятельности. Причина этого кроется отнюдь не во врожденном ее стремлении к колониалистским захватам, как пишут теперь последователи Маркса, а в неблагоприятной обстановке в Индии, вызванной усилением борьбы между правителями отдельных провинций страны. В Бенгалии склока в семье правителя привела к тому, что компания дала по чисто гуманным мотивам убежище одному высокопоставленному чиновнику двора местного набоба. Это привело в дикую ярость самого набоба, который безо всякого предупреждения напал со своим огромным войском, боевыми слонами на горстку наших колонистов в Калькутте. Я уже не говорю о том ужасном эпизоде, известном как трагедия «черной дыры», когда более ста человек, в основном служащих компании и членов их семей, в сорокаградусную жару загнали в комнату размером, можете себе представить, пятнадцать квадратных метров и продержали там несколько часов, в результате они почти все задохнулись.

Но даже эта ужасная смерть ни в чем не повинных служащих компании не заставила ее прекратить свою миссионерскую деятельность. Компания поощряла своих служащих изучать местные языки, общаться с местными жителями, даже вступать с ними в брак. Вот и Джон Смит также выучил какой-то диалект, познакомился с местной красавицей — племянницей набоба и женился на ней. С этих пор в жилах Смитов течет немного восточной крови.

К концу жизни Джон Смит стал важной фигурой в Калькутте — старшим купцом компании. Правда, с детьми ему не везло. Два сына умерли в детстве, и только в 1780 году к трем дочерям прибавился сын — Джеймс Смит, унаследовавший от отца его предприимчивость. Когда сын кончил учебу и достиг зрелого возраста, Джон устроил его на службу в компанию, и к сорока годам тот успел дослужиться до высокого поста члена совета фактории. Уже после смерти отца Джеймс понял, что в истории компании наступают трудные времена, и стал потихоньку готовиться к открытию самостоятельного дела. Накопив денег, он ушел со службы и занялся ростовщичеством, приучая к этому потихоньку двух своих сыновей — Антони и Чарльза. К моменту принятия решения о роспуске Ост-Индской компании, то есть в 1857 году, Антони и Чарльз уже были хорошо обеспеченными людьми и искали средства надежного помещения заработанного, поверьте, нелегким трудом капитала.

В эти годы Британская империя только создавалась, всем нужны были деньги, поэтому братья решили в 1860 году основать собственный банк. Они переехали сюда. Климат здесь был более здоровый, чем в болотистой Бенгалии. Вы, конечно, слышали про Анандпур. Лет сто назад это был центр финансовой жизни страны, именно отсюда и пошла история нашего семейного детища — «Ориент бэнк».

Уже через несколько лет после своего основания банк имел отделения практически по всей стране, а братья Смит стали одними из наиболее влиятельных людей в колониальной администрации, ссужая средства политикам и предпринимателям, торговцам и землевладельцам. В начале этого века банк установил тесные деловые связи с рядом ведущих промышленных компаний Европы и Америки, которые тогда только-только начали создавать свои небольшие отделения и дочерние компании здесь, на Востоке. — Банкир, не прерывая своего столь затянувшегося монолога, встал, взял со столика сигару, помял пальцами, понюхал ее. Затем маленькими изящными щипчиками откусил конец сигары и закурил ее. — Вот, например, с одним из крупнейших химических концернов, «Биохимом», мы поддерживаем постоянные контакты уже более пятидесяти лет. И не раз мы помогали друг другу в трудные времена. — Он глубоко затянулся, выпустил ароматный дым, стряхнул с сигары пепел в пепельницу и продолжил:

— Хотя, должен вам признаться, мы, англичане, всегда недолюбливали и подозрительно относились к немцам — нашим противникам в двух мировых войнах, но все же на протяжении этих лет отношения между нашим семейством и семейством Мюллеров, владельцев «Биохима», были всегда самые дружественные.

— Но я слышал, что и Антони и Чарльз Смит погибли при невыясненных обстоятельствах, — решил немного изменить ход разговора инспектор.

— Да, уже скоро почти сотня лет, как наше семейство преследует злой рок. У Антони не было детей, а у Чарльза остался сын, наш с Бенджи отец, Франклин Смит, который пошел по стопам отца и в конце тридцатых годов, перед самой войной, стал директором «Ориент бэнк». Он прошел через все эти беспорядки сороковых годов, стал свидетелем распада Британской империи. Сразу после провозглашения независимости он перенес главную контору «Ориент бэнк» из Анандпура в новую столицу.

На личном фронте дела у него были менее удачны, чем в сфере бизнеса. В 1933 году при родах умирает его первая жена.

Спустя год отец женится на Мэри Хьюз, учительнице из местной школы для англичан, которая стала матерью Бенджамина. Но, к сожалению, местный климат ей становится противопоказан, и она, по совету врачей, уехала вместе с сыном в Лондон. Отец проводил лето в Англии, а зимой возвращался в Анандпур. Так продолжалось почти четыре года. Потом началась война, и отец застрял надолго здесь. После окончания войны он уехал в Англию и почти пять лет жил безвыездно там.

В его отсутствие дела в «Ориент бэнк» пошли не лучшим образом, и отец вынужден был в начале 50-го года вернуться. Помню, что тогда с трудом узнал его — так он за эти годы изменился, стал каким-то нервным, вспыльчивым. Лето он провел здесь, в Анандпуре, а жара в тот год была такая, что почти все реки пересохли. Все это, вероятно, сказалось на его психике, и в декабре того же года, почти на самое рождество, с ним произошло несчастье.

Меня тогда срочно отослали в Англию, где я встретился с Бенджамином. Затем колледж, университет, стажировка в «Барклейз бэнк». Бенджамин же сначала решил стать биологом, кончил университет, стал магистром биологии, но потом заинтересовался общественными науками, стал одним из немногих биосоциологов — нового направления в науке, исследующего развитие человеческого общества под углом зрения общей эволюции природы.

В начале 60-х годов наши пути разошлись. Я решил возвратиться на свою родину — да, как ни странно, я всегда считал эту страну своей родиной, ведь я здесь родился. Начал работать в «Ориент бэнк», а Бенджамин остался в Англии. Тогда он вдруг захотел сделать политическую карьеру, вступил в клуб молодых лейбористов, даже выдвигал свою кандидатуру на местных выборах, а затем весь ушел в исследовательскую работу.

В начале 70-х годов Бенджамин первый раз приехал сюда, ему нужно было собрать материал для какого-то научного исследования, поехал в Анандпур, да и застрял там почти на всю зиму. Я, по правде говоря, после гибели отца хотя и ездил по делам в этот город, но так ни разу и не побывал в своем прежнем доме — очень сильно было то юношеское потрясение. Вернулся он почти через два месяца и сразу же уехал, вернее улетел, в Англию. Лет шесть мы с ним снова не виделись. Затем встретились в Лондоне. Брат работал ассистентом профессора в одном из университетов, снова занялся каким-то исследованием. Мы тогда долго беседовали с ним, часто спорили чуть не до хрипоты. Его тогда почему-то очень интересовали связи между крупнейшими корпорациями и банками мира. Бенджамин сказал, что намерен на длительное время приехать ко мне, поработать в архивах. Действительно, зимой того же года он вновь приехал сюда, поселился в этом особняке и с тех пор почти безвыездно жил здесь. Я помог ему пробиться к архивам — дело это было, как вы понимаете, достаточно непростым.

Знаете, Бенджамин привык к английским порядкам. Там, в Англии, по закону через 30 лет все государственные архивы полностью рассекречиваются, и любой может в них копаться, как в старом белье. Здесь же пришлось приложить немалые усилия, чтобы Бенджамин смог получить доступ к архивным документам. К сожалению, не могу точно назвать тему его исследования, его интересовало многое: и история Ост-Индских компаний, и документы о деятельности иностранных корпораций и банков, и сведения о каких-то мистиках. Я замечал, что он с каждым днем становится все более поглощен своими изысканиями, и знал, что к добру это не приведет. Я пытался его отвлечь, и мне, кажется, это удалось — он познакомился с Кэтти, певицей из кабаре.

Но месяца два тому назад он съездил вновь в Анандпур, и, когда вернулся, его словно подменили. Стал каким-то раздражительным, замкнутым. Потом этот скандал с бывшим любовником его певички. Короче, в последнюю неделю он не выходил из своего кабинета.

В дверях, предварительно негромко постучав, показался слуга и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета.

— Да, пора, наверное, нам и перекусить. Что у тебя там есть, Махмуд, завози. — Банкир сделал жест слуге-чокидару.

Слуга исчез за дверью, а затем вновь появился, катя за собой столик с посудой, накрытой розовыми салфетками.

— Не знаю, как вы, — обратился к Виджею банкир, — а я ужасно сегодня проголодался. Прошу к столу.

Он снял с блюд салфетки, подал инспектору приборы и тарелку с нижней полки передвижного столика. Инспектор, ощутив запах хорошо приготовленной пищи, вспомнил, что сегодня с утра, кроме тех двух бутербродов в кафетерии, ничего во рту не держал, и последовал приглашению банкира.

Через четверть часа слуга откатил от кресел столик с едой и удалился с ним за дверь. Банкир вновь налил в стаканы виски, и беседа продолжилась.

— Теперь можно хорошенько расслабиться. Вы ведь сейчас не на работе, — взяв стакан с виски в руки, сказал Вилли Смит.

— Да нет. У меня такая служба, что я постоянно на работе, — ответил Виджей, чувствуя, что больше не следует увлекаться спиртным — ноги отяжелели и потянуло ко сну.

— Хорошо понимаю вас, господин инспектор. Вам, конечно, нравится ваша служба?

— Пока нравится, — не понимая, куда клонит банкир, ответил Виджей.

— А что означает это ограничение — пока? — не отставал тот.

— Пока мне дают более или менее свободно работать, а не используют просто как ищейку на длинном поводке, заставляя идти только туда, куда угодно хозяину.

— Так мы все в какой-то степени ходим на поводке. Только у одних он настолько короткий, что шеей не пошевелишь, а у других, наоборот, — полная иллюзия свободы, — рассмеявшись сказал банкир.

Виджей понял, что сейчас, когда хозяин кабинета уже достаточно размяк и склонен к философии, самое время для наступательных действий.

— А вы полностью уверены, что ваш брат Бенджи сам ушел из жизни? — Виджей посмотрел банкиру прямо в глаза. Он заметил, что в лице банкира что-то переменилось, напряглось.

— Не понимаю вашего вопроса, инспектор. Что, разве есть основания предполагать нечто другое? — спросил банкир.

— Да, господин Смит, экспертиза неопровержимо свидетельствует о том, что ваш брат был убит той ночью, а не покончил жизнь самоубийством.

Банкир вскочил с дивана, заходил мелкими быстрыми шажками по комнате.

— Представьте — я чувствовал какое-то напряжение в доме и поэтому не хотел уезжать в тот раз. Но дела в провинции складывались так, что мне просто необходимо было уехать. Вероятно, есть все-таки у человека дар предчувствовать события.

— А вы не в Анандпуре были, господин Смит?

— Нет. Почему вы так спрашиваете? Я был в Бееруте. Но какая теперь разница. У вас есть подозрения, кто убил Бенджамина? — Банкир снова сел на диван.

— Ведется следствие, и поэтому пока я вам ничего не могу сказать. Кстати, вы поручали своему секретарю просмотреть бумаги своего брата?

— Конечно, нет! — Голос банкира стал ледяным.

— Тогда, значит, он по своей инициативе копался в столе покойного, — как бы рассуждая про себя, проговорил инспектор. — А где ваш секретарь находится сейчас? В столице?

— Нет, я послал его в Анандпур, в наше семейное имение — хочу продать его. Раньше Бенджамин был против, а сейчас оно никому больше уже не нужно.

Про себя инспектор удивился такой торопливости — ведь похороны Бенджамина Смита были назначены на послезавтра: к чему такая спешка?

— Простите за вопрос — но вы не знаете, оставил ли ваш брат завещание? — поинтересовался инспектор, внимательно следя за реакцией банкира.

Тот допил виски, сжал губы и невозмутимо произнес:

— Нет, и это, наверное, еще одно подтверждение тому, что он, как вы и подозреваете, был убит.

— А ваш отец — его завещание сохранилось?

— Тоже, представьте, нет. Оно сгорело вместе с отцом.

— И последний, если позволите, вопрос, господин Смит, не буду вас больше утомлять. Кто, кроме, конечно, этой певички, был близок к Бенджамину в последнее время?

— Знакомых у него было много. — Банкир подошел к столику со спиртным, налил себе почти полстакана виски и, не разбавляя, залпом выпил его, передернулся, запил водой. — Но друзей — мало. Среди европейцев это, пожалуй, Джонсон, секретарь английского посольства, а среди местных — Агарвал, репортер из «Экспресса». Правда, незадолго до случившегося он, кажется, рассорился с обоими. По какому поводу — не могу сказать, не знаю.

Услышав фамилию Агарвала, инспектор внутренне как-то оживился. С этим известным в столице журналистом его связывала давняя дружба, но в последнее время они оба были так заняты своими делами, что просто не хватало времени встретиться, как бывало, поговорить.

«Завтра же надо позвонить Сунилу, — подумал Виджей. — От него можно получить информацию, которая поможет сдвинуть это дело с мертвой точки».

— А Бенджамин состоял членом Общества наследников Ост-Индских компаний? — Виджей поднялся с кресла, показывая тем самым, что это действительно его последний вопрос на сегодня.

— Вы, наверное, не совсем правильно меня поняли. Чтобы стать членом нашего общества, не требуется каких-либо формальностей, кроме того, о чем я вам уже сказал. У нас нет каких-либо членских взносов, особых списков и всего другого подобного. Это чисто добровольное, во многом аморфное объединение без всяких излишних организационных атрибутов. Бенджи иногда участвовал в наших заседаниях, ведь компания, ее история очень, как я уже говорил, интересовали его.

— А когда состоялось последнее заседание вашего общества и присутствовал ли на нем ваш брат? — Инспектор заметил, как налились и заходили желваки на щеках банкира, выражая все большее раздражение от задаваемых ему вопросов.

— На последнем заседании я не присутствовал. — Банкир достал из кармана платок, вытер лоб.

Инспектор понял, что больше испытывать терпение банкира не стоит.

— Я прошу прощения за то, что замучил вас вопросами, такая уж у меня работа. Премного благодарен вам за гостеприимство. — Виджей взял с тумбочки фуражку, отдал честь.

— Прошу вас, держите меня в курсе расследования. И если что от меня потребуется — буду рад вам помочь. — Банкир подошел к столу, позвонил в колокольчик.

— Махмуд, проводи господина следователя, — обратился он к моментально возникшему в дверях слуге-чокидару.

Банкир, подойдя к окну, видел, как инспектор сел в машину и резко тронул с места. Он еще несколько секунд постоял, глядя на улицу, а затем быстрыми шажками подошел к встроенному в стену книжному шкафу, снял с полки один из томов Британской энциклопедии и нажал на неприметную кнопку, вделанную в стенку полки. Шкаф бесшумно подался в глубь стены, открыв небольшой вход в потайную комнату.

— Можешь выйти, — тихо сказал банкир.

Из глубины шкафа показалась фигура секретаря.

— Мне кажется, что этот инспектор что-то заподозрил. Придется тебе на некоторое время уехать из столицы.

— Хорошо, господин Смит. А как быть с завещанием и другими бумагами? Я весь дом перерыл, но ничего не смог найти.

— Поезжай в Анандпур, но будь осторожен. Со мной держи связь только через банк.