Эльза, задумавшись, стояла у окна. Шел второй месяц 1943 года. С дня на день она ожидала выписки из госпиталя. Почти четыре месяца пролежала она здесь, чувствовала себя совершенно здоровой. О головных болях остались лишь неприятные воспоминания да небольшой шрам у левою виска напоминал о ранении. Гардекопф почти целые дни проводил в госпитале. Часто приходили Нейсы, три раза за это время ее навещал Штольц. Последний раз он был два дня назад, принес яблоки и апельсины. Уже собираясь уходить, будто между прочим сообщил о смерти Верга и сказал, что скоро ее навестит следователь особой инспекции. Миллер выслушала эту новость спокойно, но когда Штольц ушел, упала на кровать, укрылась с головой и расплакалась. Такого удара она не ожидала. Смерть Верга значила для нее больше, чем потеря соратника. Она оставалась без связи с Центром. Почему Верг так поступал, она понимала и восхищалась им, но что делать ей — не представляла. Знают ли в Москве, где сейчас она? Штольц каждый раз напоминает, что ее ждет серьезное задание. Какое именно — не говорит, но Эльза чувствовала, что оно будет сложным и важным. Если это так, ей необходимо наладить связь с Центром. Она помнила о тайнике в кинотеатре, но действует ли он? Это выяснится только тогда, когда ее выпишут из госпиталя.

В этот же день во второй половине ее посетил следователь особой инспекции. Он вошел в сопровождении дежурного врача.

— Я — следователь особой инспекции, достаточно ли вы здоровы, чтобы поговорить со мной?

— Если разговор нельзя отложить, я слушаю вас.

— Я постараюсь не очень утомлять вас, фрау гауптман. Вы хорошо знали штандартенфюрера Верга?

— По службе мне довелось один раз иметь с ним дело. А что случилось? — спросила Эльза, словно ей ничего не было известно.

Следователь коротко изложил суть дела.

— Что вы думаете о его смерти?

— Если штандартенфюрер Верг прав, красивая смерть. Он поступил, как настоящий солдат.

— Мне сейчас не до восторженных чувств по этому поводу. Охарактеризуйте кратко поведение штандартенфюрера Верга при ваших встречах.

— Жесток, не прощает ни малейших промахов. О мертвых не говорят плохо, но я не заметила в нем других настроений, кроме репрессивных. Во время приезда в Россию он был похож на высокопоставленного палача. Он, как машина, которая фиксирует факты и только факты, на них строится его отношение к людям. Так как ему пришлось иметь дело с проштрафившимися офицерами и солдатами, он требовал от трибунала самых строгих наказаний для виновных, вплоть до расстрела.

— Вы осуждаете его?

— Нет. Восхищаюсь и боюсь стать такой же.

— Почему?

— Прежде чем явиться ко мне, вы ознакомились с моим личным делом и знаете, что моя основная профессия — разведчик. То, что хорошо для штандартенфюрера Верга, не годится для разведчика.

— Вы правы, я изучил ваше личное дело и приятно польщен, что познакомился с вами. Так все-таки, какое мнение у вас о штандартенфюрере Верге?

— Высокопоставленный, самовлюбленный, привыкший к безнаказанности палач, считающий, что только он думает о будущем Германии. Он обиделся на Кальтенбруннера за то, что тот поставил его на свое место, и вот вам результат. Не задумываясь о том, что он тоже может ошибиться в оценке перебежчика, оскорбленный штандартенфюрер выносит свой приговор.

— Я согласен с вами, фрау, наверное, все было именно так. Но не кажется ли вам, что Верг был тоже разведчиком, не немецким, а какой-нибудь другой страны. К примеру, английским?

— Английским нет, русским — возможно.

— Вы думаете, что говорите?

— Да. Если перебежчик был не чекистом, а настоящим дворянином — инженером, ненавидящим Советскую власть, и искренне хотел помочь Германии в ее великой миссии, почему его застрелил штандартенфюрер Верг? Потому, что был шпионом Москвы. Разве не так?

— Но это ужасно. Да, англичанин не стал бы стрелять русского предателя даже в том случае, если бы тот принес подлинные чертежи обороны Москвы… Вы не можете добавить что-нибудь порочащее Верга?

— Нет. Более подробно о штандартенфюрере Верге могут рассказать сотрудники трибунала, которые были с ним в России.

— Благодарю за совет, с ними я уже беседовал.

— В таком случае, добавить больше ничего не могу.

— Я доволен беседой с вами. Мне не хватало вашей характеристики Бергу. О штандартенфюрере все говорят одно и то же. Желаю вам скорейшего выздоровления, фрау Миллер.

Эльза ходила по комнате, мысленно ругая себя за то, что говорила гадости о своем старшем товарище. Но сказать иначе о Верге она не имела права, даже после смерти Фриц должен называться штандартенфюрером Вергом.

Эльза подошла к окну и выглянула во двор. Перед ее окнами прогуливался Гардекопф. Она подождала, когда он посмотрит вверх и махнула ему рукой, давая понять, чтобы он поднялся к ней. Гардекопф кивнул и быстро направился к госпиталю. Через несколько минут в дверь ее палаты постучали. В наброшенном на плечи белом халате вошел обер-лейтенант.

— По вашему приказанию явился, фрау гауптман.

— Проходите, садитесь. Мне нужна ваша помощь, Гардекопф.

— Всегда к вашим услугам, фрау гауптман.

— Пойдите в пансион, по моей записке возьмите у администратора ключ от моей комнаты и принесите мне в госпиталь все, что я скажу.

— Будет сделано, фрау гауптман.

— После этого поедете в управление и передадите Штольцу, что я совершенно здорова и прошу помочь мне выписаться из госпиталя. Вы меня поняли?

— Так точно, фрау гауптман, — улыбнулся Гардекопф.

Миллер села за стол и на двух листах бумаги что-то написала. Подала один лист Гардекопфу.

— Это записка к администратору пансиона. А здесь, — она протянула второй лист, — перечень вещей, которые вы должны принести мне в госпиталь. Жду вас вечером.

В конце дня к Эльзе заглянул лечащий ее профессор. Он осторожно подошел к кровати.

— Отдыхаете? Как чувствуете себя?

— Хорошо, профессор.

— Требуете выписки?

— Да. Я не могу зря валяться в госпитале, когда моя родина воюет.

— Понимаю. Ну что же, придется удовлетворить вашу просьбу…

Вскоре появился Гардекопф с большим чемоданом.

— Спасибо, обер-лейтенант. Выйдите, я оденусь.

Эльза открыла чемодан, взяла мундир, оделась, прошлась по комнате. Только сейчас она заметила, как сильно похудела. Осмотрев себя в зеркале, осталась довольна: выглядела она хорошо, если не обращать внимания на бледность.

В коридоре ждал Гардекопф.

— Вещи в автомобиле, фрау гауптман.

— Вы задержали дежурный автомобиль?

— Это распоряжение штандартенфюрера.

— Он не просил меня заехать в управление?

— Нет. Завтра после обеда он ждет нас обоих.

Дорогой Миллер внимательно всматривалась в улицы и дома столицы Германии. Исчезло оживление, в городе военные, старики, дети, женщины, и очень редко можно увидеть гражданского мужчину. Война уже наложила свой отпечаток на столицу рейха.

Автомобиль подъехал к пансиону. Гардекопф отнес чемодан Эльзы на второй этаж.

— Спасибо, обер-лейтенант. Завтра в 14.00 встречаемся в приемной штандартенфюрера.

Оставшись одна, Эльза разделась, повесила в шкаф шинель, осмотрела свое жилье. Вокруг было чисто, видно, комната регулярно убиралась, хотя длительный период здесь никто не жил. Затем она взяла лист бумаги, ручку и села за стол. Минуту раздумывала о чем-то, потом стала составлять шифровку, предназначенную кому-нибудь из группы Фрица. Она просила объяснить, как будет осуществляться связь с Центром. Закончив работу, оделась и направилась к кинотеатру, где раньше был тайник.

На улице было много снега, погода стояла морозная и тихая. Не торопясь, Эльза подошла к кинотеатру. Предпоследний сеанс только начался, у кассы никого не было. Миллер правой рукой подала в окно деньги, а левой в углублении под доской спрятала шифровку…

На следующий день Эльза проснулась рано. Привела в порядок свою одежду, поправила прическу и спустилась в столовую, села на свое обычное место. Официант, постоянно обслуживающий Миллер, поспешил к ее столу.

— С возвращением, фрау гауптман.

— Спасибо. Чем будете кормить меня?

— Стол сейчас стал хуже, но для вас всегда найдется что-нибудь хорошее.

Эльза завтракала сосредоточенно, думая о своем. Часов в 11 она решила сходить к кинотеатру и проверить, взята ли шифровка из тайника. Правда, времени прошло немного, но ждать она не могла.

В 10.30 Эльза отправилась к кинотеатру. Она медленно шла по тротуару, изредка останавливаясь у витрин магазинов, проверяя, нет ли за ней слежки. Все было нормально, ничего подозрительного Миллер не заметила.

В кинотеатр вошла ровно в 11.00. Касса была еще закрыта. Эльза заглянула в окошко, одновременно прошлась пальцами под доской. В тайнике ее шифровки не оказалось. Миллер повернулась. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина с палкой в руке.

— Касса еще закрыта?

— Да, — ответила Эльза и хотела уходить, но мужчина заговорил с ней:

— Прошу прошения, фрау. Мне ваше лицо кажется очень знакомым.

— Вы ошибаетесь. Лично я вас вижу впервые.

— Прошу прощения, но мне все же кажется, что я вас где-то видел. Вспомнил. Мы с вами не встречались в Италии?

Пароль Фрица для нее. Интересно. Эльза внимательно посмотрела на мужчину. Тот был совершенно спокоен, но смотрел на Миллер с интересом.

— Нет, ненавижу макароны.

— Зря, не такое уж плохое блюдо. — И тихо добавил: — Вам привет от Радомира.

— Рада, что он не забыл меня.

Эти два разных пароля убедили Эльзу, что мужчина тот человек, который ей нужен.

— Где мы можем спокойно поговорить? — спросила она.

— Здесь, в кинотеатре, у меня комната, идите за мной.

Следом за мужчиной Миллер прошла по служебному коридору, поднялась по лестнице на второй этаж. Там он открыл дверь, пропустил вперед Эльзу.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, товарищ…

— Андрей.

— …товарищ Андрей. Вам приказал Фриц встретиться со мной?

— Да, но жду я вас больше трех месяцев.

— Вы знаете, что Фриц застрелился?

— Да. Сейчас я все вам расскажу. Как-то пришел штандартенфюрер Верг ко мне, и я заметил в его поведении что-то необычное. Всегда сдержанный, спокойный, уверенный, в этот день он был какой-то рассеянный и суетливый. Я спросил, здоров ли он?

— Совершенно здоров. Большие неприятности, Андрей.

— Что случилось?

— Доставлен перебежчик, инженер из бывших, участвовал в разработке документации на оборонительные сооружения Москвы. Негодяй и предатель, но обладает феноменальной памятью. Обещает по памяти восстановить чертежи оборонительных сооружений. Выхода нет, придется ликвидировать.

— Каким образом?

— Застрелю у себя в кабинете.

— И вы надеетесь выйти из этого положения, не очернив свою репутацию?

— Нет. Сам рейхсфюрер СС придает этим документам большое значение. Готовит сюрприз для фюрера.

— Возможно, есть другой путь? Посоветуйтесь с Москвой.

— Советовался. Приказ — любой ценой ликвидировать предателя. Сделать это смогу только я.

— Может, устроим нападение на автомобиль, в котором он будет куда-то ехать?

— Нет, дорогой Андрей, тень все равно падает на меня. Я пришел к тебе не за советом, а дать последний приказ.

— Слушаю вас.

— Нашей группы больше не существует. В Берлине останешься ты один. Твоя задача — следить за тайником. Здесь должна появиться женщина, которая оставляла в твоем тайнике информацию. Ты ее знаешь в лицо. Обязательно дождись ее, она передаст тебе информацию и сведения о ее местонахождении. Как только она появится, ты явишься в призывную комиссию и потребуешь, чтобы тебя призвали в армию. На то, что ты нездоров, сейчас обращать внимания не будут. Времена изменились, к тому же добровольцу не откажут. Доставишь в Москву данные о Миловане и ее информацию, все остальное сделают без тебя. Жди ее, сколько бы времени не прошло. Это мой приказ и моя просьба. Понял?

— Я сделаю все, как вы приказали.

— Все, прощай друг.

— Прощайте.

Мы обнялись, и больше живым Фрица я не видел. На следующий день я с 12 часов находился в районе рейхсканцелярии, в 14.45 я видел, как несли в автомобиль мертвого Верга, а через некоторое время еще одного мужчину, тоже мертвого. Вот те сведения, которыми я располагаю. Вам еще что-нибудь известно?

— Нет. То же, что и вам. Значит, сейчас здесь кроме нас с вами никого нет?

— Не берусь утверждать это. Может быть, есть самостоятельная группа, может быть, несколько групп, не знаю. Я получил от Фрица приказ, и я его выполню. Когда передадите информацию?

— Дня через три, найдете здесь, в тайнике. С вами мы больше не будем встречаться. После получения информации тайник ликвидируйте.

— Я все сделаю.

Они прошли до выхода тем же путем, перед дверью молча пожали друг другу руки и расстались.

Размышляя о своем положении, о гибели Фрица, об Андрее, которому предстоит нелегкий путь через линию фронта, Миллер дошла до управления. Было без пятнадцати четырнадцать.

Предъявив пропуск, Миллер поднялась на второй этаж. В приемной Штольца ее уже ожидал Гардекопф в парадной форме без шинели. Секретарь пригласил обоих в кабинет штандартенфюрера.

— Добрый день!

Штольц что-то писал на листке бумаги.

— Садитесь. — кивнул вошедшим.

Эльза и Гардекопф сели на указанные кресла.

— Как самочувствие, Миллер?

— Отличное, господин штандартенфюрер.

— Хорошо. Скажи, Эльза, что ты знаешь о Швейцарии?

— Очень немного, господин штандартенфюрер. Во время моей первой поездки для знакомства с этой страной было очень мало времени.

— Но все же ты заметила какую-нибудь особенность?

— Я не знаю, о чем вы конкретно спрашиваете, но, мне кажется, особенность заключается в том, что газеты, журналы, официальные объявления по радио производятся на чистейшем немецком языке, а разговаривают люди и а каком-то диалекте, отдаленно напоминающем немецкий язык. Я наблюдала в аэропорту такую картину: три человека читают газету на немецком языке, а обмениваются мнениями совсем на другом.

— Этот диалект называется «швицертютш». Да, именно эту особенность я имел в виду. Что ты еще скажешь о Швейцарии?

— Господин штандартенфюрер, меня увезли в Берн без подготовки, а после поездки в Швейцарию заниматься со изучением не было времени, да и никто от меня не требовал ничего подобного.

— Это нетрудно восполнить. К вам будут прикреплены на некоторое время специалисты по Швейцарии, работавшие в разных ее районах. Почему с вами будет заниматься не один, а несколько человек, сейчас объясню. В Швейцарии говорят на четырех языках. Ты была в немецкой Швейцарии и поэтому слышала немецкую речь. Сейчас поедешь во французскую, там преобладает французский, есть еще итальянская Швейцария, жители кантона Граубюнден говорят на рето-романском. Все правительственные документы пишутся одновременно на четырех языках. Кстати, курорт «Лозанна» обслуживают люди, разговаривающие на немецком языке. Гардекопф, вы поняли, что-нибудь из того, что я сказал?

— Все понял, господин штандартенфюрер.

— Хорошо. Усвоить многое о Швейцарии вы еще успеете, на подготовку вам дается целая неделя. Эльза, у тебя вопросы есть?

— Нет, господин штандартенфюрер, но меня интересует само задание, которое нам с обер-лейтенантом будет поручено.

— Ты права. Я должен был начать не с описания Швейцарии, а именно с вашего нового задания.

Штольц взял две фотографии и протянул по одной Эльзе и обер-лейтенанту.

— Посмотрите внимательно на снимок. Майор чехословацкой секретной службы Герман Марек проходит по нашей картотеке под псевдонимом Бедуин.

— Почему Бедуин?

— Выполнял какое-то поручение своего правительства в районе Сахары. Разве не похож на кочевника?

— Похож. Смугл, худощав, по всем признакам — высокого роста.

— Высок — метр восемьдесят пять сантиметров. Не человек, а сущий дьявол. В данное время находится на курорте в Лозанне. Кроме того, там собралась очень интересная публика. По нашим данным, многие из тех, с кем встречается Бедуин, — сотрудники разведок наших врагов. У Бедуина была своя агентура в Германии, об этом мы судим по секретным материалам рейха, обнаруженным при оккупации Чехословакии. Сотрудники секретной службы Чехословакии, кого мы успели взять, все как один показали, что эти документы достал майор Марек. Сам он в Германии не был, значит, документы добыты не одним человеком. Из этого следует, что у Бедуина была в Германии своя агентурная сеть. Думаю, эти люди и сейчас находятся в Германии. Переметнулся Марек к англичанам или американцам — вот вопрос, на который у нас нет ответа.

— Я должна узнать это?

— Не только. Ты должна попытаться завербовать его от имени какой-нибудь разведки.

— Какой именно?

— Той, на которую Бедуин не работает.

— Может, предложить ему крупную сумму денег в стойкой валюте за агентуру и все станет на свои места?

— Нет, Эльза. Ты не знаешь Марека. На сговор с нами он не пойдет. Он ненавидит фашизм. Сам по себе Бедуин — очень сильная личность, только это удерживает нас от похищения. Мы можем ликвидировать Марека, по останется его агентурная сеть. Понимаешь, в каком мы положении?

— Да. От меня требуется, чтобы он завербовал меня?

— Это первый этап задания. Второй — узнать все о его агентурной сети в Германии. Если это не удастся, попытаться завербовать его.

— Что входит в функции Гардекопфа?

— Он — твой телохранитель и связник между тобой и нашими людьми, которые будут тебе переданы… Теперь перейдем к Мареку. Несколько раз мы посылали к нему своих людей, но безрезультатно. Двоих он перевербовал, о двух ничего неизвестно. Будь с ним осторожна. Сейчас возьми личное дело Бедуина и просмотри его. — Штольц подал Эльзе толстую папку, на которой стоял гриф «Совершенно секретно». — Работать будете здесь, секретарь предоставит вам кабинет.

В этот же день Миллер и Гардекопф начали готовиться к новому заданию. Листок за листком просматривали они документы, касающиеся Германа Марека. К шести часам изучение личного дела Бедуина было закончено.

Устало откинувшись на стул, Эльза спросила:

— Что скажете, обер-лейтенант, о Мареке?

— Скажу одно: задание вам поручено не из легких.

— Да-а… — протянула Эльза. — Документы, собранные в этой папке, говорят о том, что Герман Марек — разведчик очень высокого класса, и вслепую, руководствуясь только данными документами, идти на встречу с ним нельзя. Мне надо найти человека, который был бы лично знаком с Бедуином. Узнайте, не работает ли на нас кто-нибудь из его бывших сослуживцев или где можно найти такого человека.

— Вас понял, фрау гауптман.

— Завтра после обеда жду вас здесь.

Обер-лейтенант вышел. Эльза задумалась. Абвер зря не затевает такие операции. Завтра утром надо передать шифровку и известить Центр о задании, указать место, где она будет находиться. Не может быть, чтобы в Швейцарии не было наших разведчиков. Кто-то придет к ней на связь. По всему видно, что Марек стоящий парень, возможно, удастся привлечь его к работе в пользу Советского Союза.

Миллер закрыла кабинет на ключ и с личным делом Бедуина отправилась к Штольцу.

— Господин штандартенфюрер, личное дело Бедуина оставить у вас?

— Да. Ознакомилась? Твое мнение?

— Надеюсь справиться с заданием. Досье на Марека не совсем полное: нет его увлечений, что любит, что ненавидит, кто он в личной жизни и много другого, что должен знать человек, начинающий с ним борьбу.

— Ты права, в личном деле этого нет. Когда выполнишь задание, мы дополним его характеристику. Марек — очень скрытный человек, о нем столько разноречивых мнений, что мы воздержались от выводов. То, что скажешь ты, вернувшись из Швейцарии, будет занесено в его личное дело.

— Я постараюсь эти данные предоставить вам еще до отъезда в Швейцарию.

Видя, как удивился Штольц, Эльза добавила:

— Я все завтра вам объясню, господин штандартенфюрер.

— Буду очень рад услышать от тебя что-нибудь новое о Бедуине.

Миллер вышла на улицу. Утром была оттепель, сейчас подморозило, и было очень скользко. Несколько ребят лет десяти, разогнавшись по обочине тротуара, становились на отполированную до ледяного блеска дорожку и с визгом неслись один за другим. Миллер минут пять стояла, наблюдая за ребятишками, потом разбежалась и прокатилась тоже. Проходившие мимо три солдата удивленно посмотрели на нее. Эльза рассмеялась и зашагала к пансиону.

В тот же вечер она составила шифровку для Центра. Почти два часа ушло у нее на это. Просмотрев ровные колонки цифр, она переписала их на папиросную бумагу и свернула лист в маленькую трубочку. Оделась и пошла к кинотеатру. У кассы было много людей, Миллер решила дождаться, пока очередь уменьшится, чтобы положить шифровку в тайник. Она так увлеклась, рассматривая в фойе портреты киноактеров, что не заметила, как к ней приблизился Андрей.

— Хайль Гитлер, фрау гауптман.

— Хайль Гитлер. Вы в кино?

— Очень много людей, пойду в другой раз.

Миллер поняла, что Андрей неспроста подошел к ней, тихо спросила:

— Что случилось?

— Вчера после вашего ухода какой-то тип очень внимательно изучал тайник, когда он ушел, я протер все вокруг спиртом, но ликвидировать тайник не стал. Очень сомнительный человек, раньше я его в кинотеатре не встречал.

— Вчера я тщательно проверила, нет ли за мной хвоста. Ничего подозрительного не заметила.

— Я не сказал, что этого человека привели вы, но лучше не рисковать. Давайте шифровку.

Миллер незаметно передала ему трубочку из папиросной бумаги.

— О гибели Фрица расскажете на словах. О нем я почти ничего не писала.

— Понял. Сегодня я ходил в призывную комиссию, приняли. Послезавтра отправляюсь на фронт.

— Желаю удачи. Прощай, Андрей…

— Прощай, Милован.

Эльза пошла к выходу. Ей было больно расставаться с товарищем, она была уверена, что больше не встретит Андрея. И снова она оставалась одна. Сейчас нужно серьезно готовиться к встрече с Мареком. С этими мыслями она подошла к пансиону. На крыльце стоял Гардекопф.

— Прошу прощения, что побеспокоил вас, но у меня есть информация, которая должна заинтересовать вас.

Они поднялись в комнату Эльзы.

— Рассказывайте, что узнали? — нетерпеливо спросила Миллер.

— Я ездил к одному офицеру, который в 1939 году находился в Чехословакии во время ее оккупации нашими войсками. На мой вопрос, у кого находятся документы службы безопасности Чехословакии, он ответил, что почти все документы теперь в СД. Люди Шелленберга оказались проворнее. Кроме того, они взяли нескольких офицеров. Один из них служил с Мареком шесть лет. Я узнал его фамилию — майор Брижек. Офицеры находятся в небольшом концлагере рядом с Берлином. Этот концлагерь в ведении имперского управления по делам концлагерей. Я уже побывал в управлении и от имени Штольца добился разрешения на допрос майора Брижека. Это разрешение послужит также пропуском на территорию лагеря. Есть еще и письмо к начальнику лагеря, где приказано сказывать нам содействие и разрешается применить к майору Брижеку допрос с пристрастием. Ну как?

— Не ожидала от вас такой прыти, вернее такой оперативности. То, что вы сегодня сделали, выше всяких похвал, но надо сообщить об этом Штольцу, так как вы действовали от его имени. Поезжайте в управление, может, застанете его там, если нет, то по служебному телефону позвоните ему домой, расскажите все и попросите на завтра на 8.00 автомобиль для поездки в концлагерь.

После ухода Гардекопфа Эльза долго думала о нем, с каждым днем он раскрывался с новой стороны. Его сообразительность очень удивила Миллер. Рассуждая, анализируя, споря с собой, она уснула.

На следующий день в 7.30 Миллер уже была готова к поездке. В 7.35 в ее комнату постучал Гардекопф.

— Прошу прощения за опоздание, фрау гауптман, за мной поздно заехал шофер Штольца.

— Он дал нам свой автомобиль?

— Да. Он тоже собирается с нами в концлагерь. Сейчас мы заскочим за ним в управление.

— Хорошо. Идите, я спущусь.

Штольц стоял на крыльце управления и отчитывал за что-то дежурного офицера. Увидев подъехавших, спустился по ступенькам к автомобилю, открыл заднюю дверцу и сел рядом с Миллер.

Шофер развернул машину и помчался по городу.

— Фрау Миллер, вы зря время не теряете. Как вам удалось разыскать этого чеха? — полюбопытствовал Штольц.

— Заслуга в этом полностью обер-лейтенанта.

— Вы надеетесь, что Брижек расскажет вам что-то ценное о Мареке?

— Даже если он не дополнит ваше досье на Бедуина новыми данными, мне необходимо побеседовать с ним — все-таки он хорошо знал Марека. У майора Брижека есть шансы остаться в живых?

— Никаких.

— Неужели его нельзя использовать, как-никак майор службы безопасности?

— На этот вопрос трудно ответить. С ним работало СД, по каким-то причинам они забраковали Брижека.

— Может, он пригодится нам?

— Не знаю, последнее время у меня нет желания брать агентов из концлагеря, ведь перед страхом смерти они согласны на все. А потом начинают вспоминать о долге, о чести и тому подобное. Словом, очень ненадежная публика.

— Господин штандартенфюрер, я полностью согласна с вами, но пока я не выполню задание, майор Брижек должен жить. Даже в том случае, если он самый ярый антифашист.

— Согласен. В выполнении задания я заинтересован не меньше тебя… Кажется, подъезжаем. Тебе не приходилось бывать в концлагере?

— Нет.

— Зрелище неприятное, держи себя в руках.

У ворот концлагеря стояли два эсэсовца, положив руки на автоматы. Один из солдат подошел к автомобилю. Шофер показал ему пропуск, эсэсовец прочитал, заглянул в автомобиль, вытянулся по стойке «смирно» и махнул рукой своему напарнику, чтобы тот поднял шлагбаум. Почти одновременно открылись ворота, и «мерседес» въехал во двор концлагеря.

Эльза внимательно смотрел вокруг: три ряда колючей проволоки опоясывали территорию лагеря. Вероятно, по проволоке шел электрический ток, об этом свидетельствовали фарфоровые изоляторы у ворот. За вторым ярусом через каждые 80–100 метров стояли наблюдательные вышки с пулеметчиками. Между первым и вторым ярусом колючей проволоки ходили вооруженные автоматами эсэсовцы. О побеге здесь нечего было и мечтать. В глубине двора виднелись бараки, там помещались заключенные.

Остановились у двухэтажного кирпичного дома. Штольц, Эльза и Гардекопф вышли из «мерседеса», к ним навстречу направились несколько офицеров. Старший из них подошел к Штольцу.

— Начальник концлагеря штурмбанфюрер Хейхель.

— Очень приятно, штурмбанфюрер, мне приходилось слышать о вас. Штандартенфюрер Штольц.

— Прошу ко мне в кабинет.

Штольц сразу приступил к делу.

— Нас интересует майор чехословацкой службы безопасности Брижек.

Штурмбанфюрер тут же распорядился найти и привести Брижека.

— Господин штандартенфюрер, пока разыщут интересующего вас заключенного, я предлагаю позавтракать вам и сопровождающим вас офицерам.

— Спасибо, не откажусь. Хочу только представить вам своих попутчиков и уточнить кое-что, чтобы вы не были в заблуждении. Гауптман Миллер, обер-лейтенант Гардекопф. Не они меня, а я их сопровождаю. Майор Брижек интересует не меня, а их.

Штурмбанфюрер растерялся.

— Фрау гауптман, сколько человек выделить вам для допроса?

— Благодарю вас, мы справимся вдвоем.

— Я имею в виду допрос с пристрастием. Им пренебрегать не следует.

— Вполне согласна с вами, уважаемый штурмбанфюрер, но и в этом случае мы обойдемся без ваших людей. У меня — отличный заместитель, обер-лейтенант Гардекопф, в прошлом — хозяин знаменитой «Мелодии». Вам не приходилось слышать о нем?

— Вы тот самый Гардекопф, обер-лейтенант?

— Если вы имеете в виду мою службу в «Мелодии», тогда тот самый.

— Польщен. Нам не один раз ставили вас в пример. Вы — мастер своего дела. Мои люди не умеют проводить допросы, они способны убить человека, а вот провести квалифицированный допрос — им не под силу.

В кабинет начальника лагеря заглянул гауптштурмфюрер:

— Господин штурмбанфюрер, разрешите доложить?

— Слушаю вас.

— Майор Брижек, заключенный номер 4752, в данное время находится в штрафном изоляторе.

— Чем провинился Брижек?

— Отказался работать в крематории.

— Почему он до сих пор жив?

— Заключенный номер 4752 отказался работать в крематории, сославшись на плохое состояние здоровья. Капо подтвердил, что Брижек сильно кашляет, но в назидание другим поместил его в штрафной изолятор.

— Хорошо, после завтрака доставьте чеха ко мне в кабинет. А сейчас, господа офицеры, — обратился начальник концлагеря к гостям, — предлагаю пройти в столовую.

Позавтракав, Штольц и начальник концлагеря собрались осмотреть территорию, а Миллер и Гардекопф вернулись в кабинет штурмбанфюрера.

Спустя несколько минут в кабинет ввели человека в полосатой одежде заключенного.

— Арестованный доставлен.

— Спасибо.

Миллер посмотрела на Брижека. Высокий, худой чех стоял у двери, вытянувшись по стойке «смирно».

— Садитесь, майор.

Брижек удивленно посмотрел на Миллер, видимо, давно никто не напоминал ему, что когда-то он был майором.

— Вы знаете, почему я вызвала вас?

— Да. Потому что я отказался идти в крематорий.

— А почему вы так поступили?

— Я очень болен.

— Но не настолько, чтобы отказаться от других работ?

— Я не могу работать в крематории.

— Предпочитаете смерть? Чех промолчал.

— Я хочу помочь вам остаться в живых.

— Разрешите узнать причины, которые побудили вас на это?

— Просьба вашего друга.

— У меня нет друзей в Германии.

— Он в Швейцарии.

— Кто этот человек?

— Майор Герман Марек.

— Кто?.. Я не верю, что он стал вести с вами переговоры. Марек ненавидит фашизм.

— Меня он считает антифашистом.

— Марека так просто не проведете.

— И все же Бедуин попросил меня поинтересоваться вашей судьбой и, если возможно, попытаться спасти вас.

— Какой ценой?

— В разговоре Марек сообщил, что вам известен контр-пароль для агентуры, находящейся на территории Германии. Мне нужен этот контр-пароль.

— Мне известен контр-пароль, но это вам ничего не даст, поскольку мне неизвестно место нахождения агентов.

— Данный вопрос пусть вас не беспокоит, это моя забота.

— Значит Бедуин решил спасти меня ценой, не приемлемой для разведчика? Слишком высокая плата за жизнь одного человека. К тому же вы не сможете проверить правильность контр-пароля, а поэтому шансов на жизнь у меня почти нет.

— В процессе работы мы установим место нахождения агентуры, а спасти вас я постараюсь в любом случае. Самое трудное — вырвать вас из концлагеря.

— Вас интересует еще что-нибудь?

— Расскажите мне все, что вы знаете о Мареке,

— Что именно?

— Его увлечения, убеждения, слабости.

— Ваш вопрос наводит на мысль, что вы не знакомы с Бедуином.

— Марек очень скрытен по натуре, это качество усиливается еще и его профессией. Полностью доверять мне он не может, но так как жизнь его друга находится в опасности, Бедуин пошел на пробный контакт.

— Вы заблуждаетесь, я никогда не был его другом, Марек видел во мне только соперника. Он никогда не любил меня.

— Чем же вызвана забота о вас?

— Мне самому непонятно. Наверняка, Бедуин пытается ликвидировать меня вашими руками.

— Марек знает, что вам неизвестно место нахождения агентуры?

— Нет.

— Как это понимать?

— Перед самой оккупацией Чехословакии немецкими войсками я сменил контр-пароль. Все старые явки hj законам конспирации ликвидировались автоматически. Тот, кто повез агентам новый контр-пароль, не вернулся назад. Новые явки мне не известны. У Марека дело обстоит еще хуже — он не знает нового контр-пароля.

— Вы говорите мне правду? Я не верю, что вы не можете назвать хотя бы одну фамилию агента, под которой он живет в Германии и где искать этого человека,

В ответ — молчание.

— Гардекопф, погуляйте по лагерю.

— Слушаюсь, фрау гауптман, — обрадовался обер-лейтенант, которому порядком надоело стоять без дела.

— Кто вы? — спросил майор Брижек, как только Гардекопф скрылся за дверью.

— Гауптман Эльза Миллер. Место службы — абвер.

— Мне не знакомо ваше лицо.

— Вы знаете сотрудников абвера?

— Да. Многих. В том числе и вашего помощника Гардекопфа. Он служил в «Мелодии».

— Вы хорошо информированы. Кажется, я вас недооцениваю. Почему вы не сработались с Мареком?

— У нас разные взгляды на многие вещи. Бедуин почти коммунист, а я ненавижу и фашизм и коммунизм.

— С вами работало СД, почему они не использовали вас?

— Я работал только против Германии. СД интересуют те, кто работал против России и других стран.

— Может, вы и правы.

— Вас интересует Марек из тех же побуждений?

— В какой-то мере.

— Он может быть полезен вам. Сейчас, когда он за границей, Бедуин будет искать контакты с разведками Англии, Америки, России.

— Вы считаете, что Бедуин может работать на коммунистов?

— Да. Он может работать на любую страну, которая воюет с Германией.

— А вы?

— У меня нет выбора. Чтобы сохранить жизнь, буду работать на вас.

— Прежде чем забрать вас отсюда, я должна знать: контр-пароль, адрес и фамилию одного агента.

— Я сообщу вам это в тот день, когда покину концлагерь.

— Хорошо. На сегодня разговор окончен. Надеюсь, завтра мы побеседуем в другом месте.

Миллер открыла дверь.

— Уведите заключенного.

Брижек заложил руки за спину и, не глядя на Эльзу, вышел из кабинета. Миллер сняла с аппарата телефонную трубку, набрала номер.

— Алло. Господин майор? С вами говорит Миллер. Я звоню вам из концлагеря. Нашла одного типа, который знал Бедуина. Надо забрать его отсюда.

— Фамилия чеха?

— Брижек. Номер 4752.

— Записал. Сегодня будет в Берлине. Где поместить его — в тюрьме или на конспиративной квартире?

— Думаю, будет лучше, если сегодня поместить в тюрьму, а завтра перевести на конспиративную квартиру. Это вселит в него надежду.

— Хорошо.

Эльза положила трубку и вышла из кабинета. На крыльце ее уже ожидали Гардекопф и Штольц.

Все трое попрощались с начальником лагеря и направились к «мерседесу».

В автомобиле Штольц спросил:

— Что-то узнали от чеха?

— Пока немного. Брижек — разведчик и, не получив гарантий, ничего конкретного не скажет.

— Надеешься, что от него будет польза?

— Уверена в этом.

— Что же, желаю удачи!

До самого Берлина больше не говорили. Эльза думала о Брижеке и Бедуине, Штольц — о чем-то своем. Гардекопф сидел на переднем сидении, смотрел по сторонам и размышлял о том, что фрау гауптман не все сказала Штольцу, и был полностью согласен с ней. Их работа будет оцениваться по результатам операции после возвращения из Швейцарии.