Театр французского классицизма

Корнель Пьер

Расин Жан

ЖАН РАСИН

 

 

АНДРОМАХА

Трагедия в пяти действиях

 

Перевод Инны Шафаренко и В. Шора

 

ЕЕ КОРОЛЕВСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ, ГЕРЦОГИНЕ ОРЛЕАНСКОЙ

[109]

Ваше высочество! Совсем не случайно то обстоятельство, что именно ваше блистательное имя ставлю перед этим сочинением. В самом деле, чьим именем мог бы я более украсить печатное издание моей пиесы, нежели тем, которое, столь счастливо для нее, осенило ее представление на театральной сцене?

Ведь всем было известно, что ваше королевское высочество удостоило своего милостивого внимания мои труды над этой трагедией; известно было также, что вы подали мне несколько весьма тонких советов, благодаря которым она приобрела новые красоты; было известно, наконец, и то, что вы оказали ей высокую честь, обронив слезу при первом ее чтении.

Не судите меня строго, ваше высочество, за то, что я смею хвалиться удачей, выпавшей на долю «Андромахи» при появлении ее на свет. Удача эта с избытком вознаграждает меня за огорчения, доставляемые злобой тех, кто не пожелал быть тронутым моей трагедией. Пусть их клянут «Андромаху», сколько хотят: лишь бы мне было дозволено обратиться за защитой от ухищрений их разума к сердцу вашего королевского высочества.

Но вы, ваше высочество, оцениваете достоинства того или иного сочинения не только сердцем, но и утонченным умом, который не обманется никаким фальшивым блеском. Можем ли мы, авторы, представить на театре сюжет, который вы не постигли бы столь же полно, как сам автор? Способны ли мы соорудить интригу, пружины которой не были бы совершенно ясны для вас, и в состоянии ли кто-нибудь из сочинителей, стремясь изобразить благородные и изысканные чувства, подняться до недосягаемой высоты ваших мыслей и чувств?

Известно, — как ни стараетесь вы, ваше высочество, это скрыть, — что высшего рода слава, предопределенная для вас природой и избраннической судьбой, не заставляет вас пренебрегать скромной славой литератора. И кажется, будто вы пожелали настолько же превзойти наш, мужеский пол знаниями и силой ума, насколько вы выделяетесь среди представительниц своего пола присущими вам изяществом и грацией. Двор считает вас верховным судьей во всем, что касается творений, призванных утолять потребность в приятном. И нам, кто трудится ради того, чтобы нравиться публике, нет нужды вопрошать ученых мужей, соответствуют ли правилам плоды наших трудов: единственное непререкаемое правило — нравиться вашему королевскому высочеству.

Из всех ваших достоинств я назвал, несомненно, лишь самое малое. Но только о нем одном я могу говорить с достаточным понятием. Другие слишком возвышенны для меня. И я не мог бы рассуждать о них, не принизив их слабостью своей мысли и не преступив границ глубочайшего к вам почтения, свидетельствуя каковое, остаюсь

вашего королевского высочества смиреннейшим, покорнейшим и вернейшим слугой

Жан Расин.

 

ПЕРВОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

[110]

Мои персонажи были столь знамениты в древнем мире, что любой, кто мало-мальски с ним знаком, тотчас увидит, что я изобразил их именно такими, какими представили их нам античные поэты; я не считал для себя дозволенным хоть что-нибудь менять в их характерах. Единственная вольность, какую я себе разрешил, состоит в том, что я несколько смягчил жестокость Пирра, которую Сенека в «Трояде» и Вергилий во второй книге «Энеиды» довели до степени гораздо большей, чем это, по-моему, следовало. И все же нашлись люди, которые досадовали, что Пирр ведет наступление на Андромаху и во что бы то ни стало хочет жениться на своей пленнице. Да, признаюсь, Пирр в самом деле недостаточно покорен воле своей любимой, и Селадон лучше него знал, что такое идеальная любовь. Но что поделаешь! Пирр не читал наших романов: он был неистов и груб по своей натуре, — да и не все же герои призваны быть Селадонами! Как бы то ни было, публика выказала ко мне такую благосклонность, что мне едва ли стоит принимать близко к сердцу недовольство двух-трех лиц, которые хотели бы перекроить всех героев древности, превратив их в героев идеальных. У этих людей самые добрые намерения: им желательно, чтобы на театре выводили только безупречных мужей. Но я осмелюсь напомнить им о том, что я не вправе менять правила драматургии. Гораций советует изображать Ахилла свирепым, неумолимым и грубым, каким он и был на самом деле; таким же изображается и его сын. Аристотель отнюдь не требует от нас представлять героев существами совершенными, а, напротив, высказывает пожелание, чтобы трагические герои, то есть те персонажи, чьи несчастья создают катастрофу в трагедии, не были вполне добрыми или вполне злыми. Он против того, чтобы они были беспредельно добры, ибо наказание, которое терпит очень хороший человек, вызовет у зрителя скорее негодование, нежели жалость, — и против того, чтобы они были чрезмерно злы, ибо негодяя никто жалеть не станет. Таким образом, им надлежит быть средними людьми по своим душевным качествам, иначе говоря, обладать добродетелью, но быть подверженными слабостям, и несчастья должны на них обрушиваться вследствие некоей ошибки, способной вызвать к ним жалость, а не отвращение.

 

ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

[114]

Эней в третьей книге «Энеиды» Вергилия говорит:

Litoraque Epiri legimus, portuque subimus [115] Chaonio, et celsam Buthroti ascendimus urbem… ………………………….. ………………………….. Solemnes tum forte dapes, et tristia dona… ………………………….. Libabat cineri Andromache, manesque vocabat Hectoreum ad tumulum, viridi quem cespite inanem Et geminas, causam lacrymis, sacraverat aras… ………………………….. ………………………….. Dejecit vultum, et demissa voce locuta est: О felix una ante alias Priameia virgo, Hostilem ad tumulum, Trojae sub moenibus altis, Jussa mori: quae sortitus non pertulit ullos, Nec victoris heri tetigit captiva cubile! Nos, patria incensa, diversa per aequora vectae, Stirpis Achilleae fastus, juvenemque superbum Servitio enixae tulimus, qui deinde secutus Ledaeam Hermionem, Lacedaemoniosque hymenaeos… ……………………………………………… Ast ilium, ereptae magno inflammatus amore Conjugis, et scelerum furiis agitatus, Orestes Excipit incautum patriasque obtruncat ad aras.

В этих немногих стихах изложен весь сюжет моей трагедии; тут и место действия, и происходящие в этом месте события, и все четыре главных действующих лица, и даже их характеры — кроме характера Гермионы, ревность и неистовство которой достаточно отчетливо показаны в «Андромахе» Еврипида.

Характер и поведение Гермионы — почти единственное, что я позаимствовал у этого автора, так как моя трагедия, нося то же название, что и у него, имеет совсем иной сюжет. У Еврипида Андромаха боится за жизнь Молосса — это ее сын от Пирра, боится, что Гермиона умертвит его, а вместе с ним и ее самое. В моей трагедии о Молоссе не упоминается: у Андромахи нет другого мужа, кроме Гектора, и другого сына, кроме Астианакса. Мне хотелось, чтобы образ Андромахи соответствовал тому представлению о ней, которое ныне утвердилось у нас. Среди тех, кто слышал когда-либо имя Андромахи, большинство знает ее только как вдову Гектора и мать Астианакса. Никто не подозревает, что она могла иметь другого мужа или другого сына, и я сомневаюсь, что слезы Андромахи произвели бы на моих зрителей то впечатление, которое они действительно произвели, если бы она проливала их из-за сына, рожденного не от Гектора.

Правда, мне пришлось продлить жизнь Астианакса на несколько больший срок, чем он прожил на самом деле; но ведь я пишу в стране, где такая вольность не может быть плохо принята, ибо, — не говоря уже о том, что Ронсар сделал Астианакса главным героем своей «Франсиады», — кто у нас не знает, что род наших древних королей возводится именно к сыну Гектора и что, согласно нашим старинным хроникам, жизнь юного царевича после разгрома его родной страны была спасена и он стал основателем нашей монархии!

Насколько смелее меня поступил Еврипид в своей трагедии «Елена»! Он в ней просто опрокидывает верования, общие для всех греков: он исходит из предположения, что Елена вообще не ступала на землю Трои и что после того, как этот город был спален дотла, Менелай нашел свою супругу в Египте, который она за все это время ни разу не покидала. Эта версия основывается на предании, распространенном только среди египтян, что можно прочесть у Геродота.

Я полагаю, впрочем, что для оправдания допущенной мною небольшой вольности мне нет надобности ссылаться на пример Еврипида, ибо совсем не одно и то же — полностью разрушить самую основу сказания или только изменить в нем некоторые события, которые в каждой новой передаче всегда существенно меняются. Так, если верить большинству поэтов, Ахилл мог быть ранен только в пятку. А у Гомера рана наносится ему в плечо, причем автор «Илиады» не считает неуязвимой никакую часть его тела. У Софокла Иокаста умирает сразу же после того, как узнает Эдипа, тогда как Еврипид продлевает ей жизнь вплоть до битвы и гибели обоих ее сыновей. Именно по поводу противоречий такого рода один античный комментатор Софокла очень удачно замечает, что «отнюдь не следует развлекаться уличением поэтов в изменениях, внесенных ими в старинные предания, лучше постараться вникнуть в то, какое прекрасное употребление они сделали из этих изменений и как изобретательно они сумели приспособить миф к своему сюжету».

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Андромаха, вдова Гектора, пленница Пирра.

Пирр, сын Ахилла, царь Эпира.

Орест, сын Агамемнона.

Гермиона, дочь Елены, нареченная Пирра.

Пилад, друг Ореста.

Клеона, наперсница Гермионы.

Сефиза, наперсница Андромахи.

Феникс, воспитатель Ахилла и его сына Пирра.

Свита Ореста.

Действие происходит в Бутроте, столице Эпира, в одной из зал царского дворца.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Орест, Пилад.

Орест

Безмерно счастлив я, что встретился с тобою! Быть может, я уже не так гоним судьбою? Столь милостиво здесь она столкнула нас, Что мнится — гнев ее теперь чуть-чуть угас… Кто б мог предположить, что встречу я Пилада, Что средь моих скорбей мне суждена отрада И друг, с которым я полгода разлучен, На Пирровой земле мне будет возвращен!

Пилад

Я тоже возношу богам благодаренье За то, что, изменив моих судов движенье И бурей преградив в Элладу все пути, Они мне помогли Ореста обрести. А как я мучился тогда в моем изгнанье! Как ваши горькие оплакивал страданья! Как трепетал за вас, мой друг, все эти дни, Бессильный вам помочь, когда вы там одни! Я помню, что в своей мучительной печали, Как избавления, вы гибели искали; Страшился я, что вы умолите богов Послать вам смерть в бою, средь полчища врагов… Но вот вы здесь, живой! И заключить я смею, Что духом стали вы спокойней и бодрее; Ваш вид торжественный и праздничный наряд Не об унынии как будто говорят…

Орест

Мне приговор судьбы пока еще неведом: Надеюсь я, но все ж готов и к новым бедам. Любовь меня ведет. И здесь ищу я ту, У ног которой смерть иль счастье обрету.

Пилад

Ах, порабощены вы, как и прежде, страстью, Все так же вас влечет к несбыточному счастью? Едва оправившись от пережитых мук, Хотите вновь попасть вы в безысходный круг? Ужель надежда есть, что злая Гермиона, Отринув в Спарте вас, здесь станет благосклонна? Вы сами, устыдясь своих безумств былых, Решались, кажется, совсем забыть о них? Иль это был обман?

Орест

Нет, сам я был обманут! Но старые друзья меня корить не станут! Пилад, ведь от тебя я ничего не скрыл. Ты видел, как во мне зажегся первый пыл, Каким отчаяньем я был потом снедаем, Узнав, что Пирру дочь суровым Менелаем За подвиги его в награду отдана, Как стал я странствовать без отдыха и сна, Страданья тяжкий груз влача с собой повсюду… Ты следовал, мой друг, за мной. Я не забуду, Как ты заботлив был, как, преданно любя, Спасал меня не раз от самого себя! Когда же понял я, что все мои мученья Жестокой нипочем и что благоволенье Пирр у нее снискал, — тут гнев объял меня, И я, коварную изменницу кляня, Решил ее забыть навек, бесповоротно. Я в это верил сам тем более охотно, Что, вспышку ревности за ненависть приняв И осудив в ней все: лицо, осанку, нрав, Почел, что страсть свою я отдал недостойной, И отбыл в Грецию печальный, но спокойный. Там в сборе я нашел весь царственный синклит. Цари, боясь, что вновь опасность им грозит, Просили помощи. Я к ним примкнул мгновенно, Надеясь, что война и слава постепенно Отвагу, мужество и твердость мне вернут И сердце от былых безумств уберегут. Увы, Пилад, судьба превратна и сурова: Чуть вырвавшись из пут, я затянул их снова… Я слышал, как вокруг роптал ахейский мир… Твердили стар и млад, что вероломен Пирр, Что воинским своим он поступился словом, Семейство Гектора укрыл под царским кровом, Оставив пленным жизнь, хотя обречены Они давно на смерть, как недруги страны; Что Андромаха, скрыв свое дитя умело, Другого мальчика отдать врагам успела И этой хитростью обманут был Улисс, А Гектора вдова и сын ее — спаслись; Что Пирр безмолвствует и, к гневу Гермионы, Не предлагает ей ни сердца, ни короны И помыслы его устремлены к другой, А бедный Менелай от горя сам не свой… Хоть сообщались мне нерадостные вести — Я втайне ликовал. Восторг свой — жажде мести И ярости я сам приписывал сперва… Но скоро понял я, что страсть во мне жива, И стоило сверкнуть хоть маленькой надежде, Как пламя вспыхнуло еще сильней, чем прежде… Я дал согласие отправиться сюда И к Пирровой земле привел мои суда. Эллада ждет, что я раздор улажу миром С изменчивым, крутым и своевольным Пирром И сына Гектора смогу забрать с собой, Средь греческих царей восстановив покой. А если не отдаст он Гекторова сына — Пусть! Мне нужна она, всех бед моих причина! Надеждой окрылен, исполнен новых сил, Сейчас бы я в бою Геракла победил! Я понял, что любви сопротивляться тщетно! И ныне, ей во власть предавшись беззаветно, Мою любимую у Пирра отниму, А не удастся — смерть у ног ее приму. Ты Пирра знаешь, друг. Скажи мне прямо, честно, Мое вмешательство не будет ли невместно? Что чувствует она? Как станет поступать? И согласится ль Пирр невесту мне отдать?

Пилад

Боюсь, — хоть это вам услышать будет больно,— Что не уступит Пирр невесту добровольно, Не потому, что сам любовью к ней горит,— Нет, Гектора вдова в душе его царит… Но та на все его нежнейшие признанья Ответствует — увы! — огнем негодованья, И к сердцу пленницы как ни искал дорог, Пирр ни привлечь ее, ни укротить не смог. Теперь, отчаявшись, он взялся за угрозы: То вызовет у ней, то вновь осушит слезы, То мальчика убить грозится, разъярен, То, требуя любви, сулит ей царский трон. Но, не услышав «да» и не приняв решенья, У Гермионы вновь он ищет утешенья И, страстью пламенной к троянке распален, У ног лаконянки [123] вздыхает тяжко он. Да, может Пирр сейчас, отчаяньем гонимый, Похоронить любовь, женясь на нелюбимой!

Орест

А Гермиона что? Ей, гордой, каково Безропотно сносить презрение его?

Пилад

Она, мой государь? Не подает и виду, Что знает свой позор и чувствует обиду: Надеется, что Пирр опомнится и вновь Придет ей изъявить почтенье и любовь. Но мне она свои поведала терзанья,— Едва ли для того, чтоб я, храня молчанье, Таил от вас, что ей пролить немало слез Пришлось с тех пор, как он в Эпир ее привез. К блаженству, к гибели она равно готова; То рвется в Грецию, то — остается снова. Досада, ревность, гнев заставили не раз Ее и вспоминать и сожалеть о вас…

Орест

Могу ль поверить я?!

Пилад

Беритесь же за дело! И, с Пирром встретившись, ему скажите смело, Что греки объявить ему хотят войну, Спасенье мальчика вменив ему в вину. Разгневан будет Пирр столь дерзкими словами, И это в нем любви еще раздует пламя. Он вспыльчив и горяч, что выгодно для вас: Чем вызов дерзостней, тем яростней отказ. Так действуйте. Вот он.

Орест

Ступай же к ней скорее! Скажи, что прибыл я и жажду встречи с нею!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Пирр, Орест, Феникс.

Орест

Со мною, государь, вам греческий народ Приветствия, дары и пожеланья шлет. Доверьем я польщен и рад, что предо мною Ахилла грозный сын, испепеливший Трою. [124] Венчает, как отца, вас слава всех времен. Им Гектор сокрушен, а вами — Илион. [125] И хоть отец ваш был непобедимый воин, Вы доказали нам, что сын его достоин. К вам благодарности вся Греция полна, Но тем, однако же, встревожена она, Что вы пренебрегли обычаем военным И сохранили жизнь весьма опасным пленным. Мне ль вам напоминать, что представлял собой Сам Гектор, государь? У нас в семье любой Есть безутешные невесты, сестры, вдовы, Что слезы льют еще и предъявить готовы Убийце их родных свой неоплатный счет. А сын ведь за отца ответственность несет! Что может совершить, снедаемый гордыней, Потомок Гектора — кто нам предскажет ныне? Не примется ль, приплыв из Пирровой земли, Как Гектор некогда, жечь наши корабли? [126] И более того, — едва промолвить смею,— Но, выкормив змею, вы можете быть ею Укушены за то, что ей продлили дни; Троянцы, государь, коварны искони. Все греки просят вас. Моленьям их внемлите. Вы, утолив их месть, себя же сохраните. Ваш враг еще дитя. Но неминуем час, Когда он свой клинок испробует на вас.

Пирр

О, трогает меня союзников забота, Но не могу понять, как им пришла охота Отправить в дальний путь почетного посла И поручить ему столь мелкие дела! Не думал, что пустяк, ничтожная обида Встревожат отпрыска великого Атрида, Что многочисленный и доблестный народ До мелочных интриг и страхов снизойдет! Чего хотят цари? Чтоб я, презрев обычай, Делиться с ними стал военною добычей? Нет, мальчик — мой трофей, и право лишь за мной Решать его судьбу и быть ему судьей! Когда в дыму, в крови, у стен пылавшей Трои Делили пленников ахейские герои, Велением судьбы досталась мне она, Астианакса мать и Гектора жена. Кассандру [127] в Аргос взял преславный сын Атрея, Гекуба умерла в плену у Одиссея; Сколь ни был горестен несчастных женщин путь, На пленников чужих я смел ли посягнуть? Ребенка малого вся Греция боится: Твердят, что Илион с ним может возродиться, Что, возмужав, меня Астианакс убьет… Зачем так далеко загадывать вперед? Ведь Троя — помните? — была славна когда-то, Обширна и пышна, героями богата,— Владыка Азии… А что она теперь? Не сосчитать ее несчастий и потерь… Сгоревшие дома, разрушенные башни, Не вспаханы поля, пустыня — сад вчерашний, В оковах царский сын… Бессильная, она Уже не сможет быть никем отомщена. А если мальчика вы истребить желали, Зачем же целый год терпели и молчали? С Приамом вместе пусть растерзан был бы он И в груде мертвых тел бесславно погребен. Тогда ведь гибло все: ахейской рати сила Ни новорожденных, ни старцев не щадила, Победа, вопли, кровь пьянили нас в ночи; Не выбирали жертв разящие мечи. Я сам свирепствовал; все на войне свирепы; Когда ж стихает гнев — жестокости нелепы. Я ныне не казнить, но миловать хочу, И рук в младенческой крови не омочу. Коль греков так томит слепая жажда мести, Пусть утоленья ей в ином поищут месте, Победой горд Эпир; во прахе Илион… Но здесь не губят тех, кто там был пощажен.

Орест

Известно, сударь, вам, как действовала тонко Супруга Гектора, спасая жизнь ребенка: Ей удалось, введя подменой нас в обман, Его ровесника отдать в ахейский стан. Для мести Гектору у греков есть причина, А мстя отцу, они преследуют и сына: На Гекторе их кровь — им кровь его нужна, Боюсь, нас снова ждет ужасная война. Она придет в Эпир…

Пирр

Но ведь Эпир — не Троя. Пусть увеличат рать свою они хоть втрое, Чтоб одолеть меня, — не побоюсь угроз: Они забыли, кто победу им принес. Известно — Греция за подвиги Ахилла Неблагодарностью не раз ему платила; [128] Теперь цари хотят так поступить со мной И пали до того, что мне грозят войной?

Орест

Так воле Греции вы не послушны боле?

Пирр

Троянцев победил я, сударь, для того ли?

Орест

Я, право, поражен! Ведь Гермиона здесь, И Менелай для вас уже почти что тесть!

Пирр

Я сохранить могу любовь к моей невесте, Не уронив притом достоинства и чести, И, после всех побед, мне вовсе не к лицу Покорно, словно раб, служить ее отцу. Но с Гермионой вы увидеться желали? Я знаю, вы в родстве. [129] Хотя вас и не ждали, Но примут. Занимать не смею больше вас, Ахейцам же прошу мой передать отказ.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Пирр, Феникс.

Феникс

Друг с другом их свести? Весьма неосторожно!

Пирр

Да, говорят, по ней вздыхал он безнадежно.

Феникс

А вдруг к царевне страсть проснется снова в нем, И он воспламенит ее своим огнем?

Пирр

Что ж, так тому и быть! И если вслед за тем он Царевну убедит вернуться в Лакедемон, С почетом проводить велю я их суда, И сам свободнее смогу вздохнуть тогда.

Феникс

Как, вы…

Пирр

Со временем я все тебе открою. Но Андромаха здесь. Потом…

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Пирр, Андромаха, Феникс.

Пирр

Вы не за мною? Ах, если б мне блеснул надежды луч один…

Андромаха

Я, сударь, шла туда, где заточен мой сын,— Все, что завещано мне Троей и супругом… Час в день разрешено нам проводить друг с другом… Мы вместе пролили немало горьких слез… Сегодня мне обнять его не довелось.

Пирр

Увы, сударыня, боюсь, что греки вскоре Дадут вам поводы для новых слез и горя. Страшат их…

Андромаха

Пленники? Но пленники в цепях! А мертвые враги внушать не могут страх.

Пирр

Нет, злость на Гектора утихнуть в них не может; Их главный враг — ваш сын.

Андромаха

Так вот что их тревожит! Дитя, которое не знает ничего — Ни почему мы здесь, ни кто отец его!

Пирр

Астианакс — дитя, но смерть его нужна им. За ним ко мне Орест и послан Менелаем.

Андромаха

И вы поступите, как эллины хотят? Он дорог мне — вот в чем несчастный виноват! Но греки ль требуют ребенку приговора? Нет, сердит вас, что он — последняя опора Лишившейся всего, беспомощной вдовы, И смерти для него хотите только вы!

Пирр

О, успокойтесь! Им ответил я отказом. Теперь войною мне грозят все греки разом. Но, даже если бы военные суда Всех греческих племен причалили сюда И началась война — как та, из-за Елены,— И моего дворца заколебались стены,— Я сына б вашего в бою от смерти спас И заслонил его собою — ради вас. Вы сами видите, сколь многим я рискую, А чем вознагражден за преданность такую? Сейчас, когда кругом меня враги теснят, Мне так необходим ваш дружелюбный взгляд! Ужели, вам свой трон и руку предлагая, Сударыня, и в вас увижу лишь врага я И, вызывая весь ахейский мир на бой, Не буду знать, за что я жертвую собой?

Андромаха

Откуда слабость в вас, великом человеке? Награда? Но твердить по праву станут греки, О ваших доблестях охотно позабыв, Что вами овладел мальчишеский порыв! Вы домогаетесь любви, но до того ли Несчастной женщине, томящейся в неволе? Что вам мои глаза? Ведь вы их обрекли На то, чтоб реки слез всегда из них текли! Нет! нет! От вас я жду совсем иных деяний! Должны вы пленников избавить от страданий, Невинное дитя спасти любой ценой, Не требуя себе за это мзды иной, Чем радость матери, что сына сохранила,— Вот подвиг по плечу наследнику Ахилла!

Пирр

Как, все еще ваш гнев бурливый не иссяк? Вам ненавистна мысль вступить со мною в брак. Несчастий причинил я много, в самом деле; И меч мой и рука людскою кровью рдели; Но ваш печальный взор насквозь пронзил меня, За реки ваших слез заслуженно казня. Я был неумолим и яростно, не скрою, Рубил врагов, крушил поверженную Трою, Свирепости моей никто смирить не мог. Но и тогда, как вы, я не бывал жесток! Теперь за всех, кому я причинил мученья, Мне душу горькие терзают угрызенья… Довольно враждовать нам с вами! С этих пор У нас есть общий враг. Дадим ему отпор. Ободрите меня хотя б единым словом, И сыну вашему отцом я стану новым, Сам научу его, как грекам отомстить, Заставлю их сполна за Трою заплатить! Пусть подарит меня улыбкой Андромаха — И прежний Илион восстанет вновь из праха, Быстрее, чем он был разрушен и сожжен, А отпрыск Гектора займет Приамов трон!

Андромаха

О нет! Теперь, когда нет Гектора на свете, Нам больше не нужны ни блеск, ни слава эти! Места, где он погиб, мою удвоят грусть. К руинам родины я больше не вернусь. У вас я, государь, прошу одну лишь малость: Мне ради сына жить и слезы лить осталось. Так дайте нам приют, где б мы могли одни Вдали от всех страстей окончить наши дни В воспоминаниях о павшем Илионе… А сердце, государь, верните Гермионе!

Пирр

Вы мучите меня! Ну как я ей верну То сердце, что давно уже у вас в плену? Я знаю, сам я звал царевну Гермиону, И сам ей обещал и руку и корону… Да, обе вы сюда заброшены судьбой, Она — чтоб царствовать, а вы — чтоб быть рабой. Но вы же видели, что с самого начала Царевна нежных чувств мне вовсе не внушала, Я равнодушен к ней, и двор мой знает весь, Что пленница — она, а вы — царица здесь. Вам пылкая любовь внушает отвращенье, А ей — один мой вздох принес бы утешенье.

Андромаха

Вот ваши вздохи ей пусть и ласкают слух! У вас пред Грецией есть множество заслуг! Что против вас ее восстановить могло бы? Кто Гектор ей? В ней нет ни горечи, ни злобы! А мой супруг? Увы! Кем он погублен был? Победою над ним прославился Ахилл, А вы, всех превзойдя затем в резне кровавой, Обязаны моим несчастьям вашей славой.

Пирр

Ну, что ж! Я понял все. Пора на этот раз О вас забыть, — о нет! — возненавидеть вас! Довольно жертвовать и честью и величьем Для той, что платит мне холодным безразличьем! Но знайте: как в любви я был на все готов,— Так ненависть моя не знает берегов. Отныне жалость прочь я от себя отрину: За мать держать ответ теперь придется сыну. Не стану мальчика от кары ограждать,— Он нужен Греции — велю его отдать.

Андромаха

О боги! Он умрет! И нет ему защиты! Мать — пленница… Отец и родичи убиты… А может быть, чем жить в бесчестии таком,— Пускай погибнет он. Пусть оба мы умрем! Придет конец моим несчастиям и бедам. Я к Гектору в Аид сойду за сыном следом, И, вас благодаря, супруга обниму… Мы с сыном, наконец…

Пирр

Идите же к нему. Обняв свое дитя, поймете вы, возможно, Что гневу доверять судьбу — неосторожно, Иного, может быть, поищете пути И постараетесь еще его спасти.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гермиона, Клеона.

Гермиона

Ну, что же, будет все по твоему желанью; Я приготовилась к нелегкому свиданью. Уж скоро приведет его Пилад сюда… Но лучше мне б его не видеть никогда…

Клеона

Чего боитесь вы? Чем может быть опасно Для вас свиданье с тем, кто к вам привержен страстно, Кто жизнь за вас отдать готов во всякий час? Вы ж о его любви жалели столько раз!

Гермиона

Мне тем мучительней его увидеть снова, Что прежде я была с ним чересчур сурова. Мой нынешний позор — Ореста торжество. Сравнялся мой удел со жребием его. «Гордячка, — скажет он, — чьи взоры так надменны, Сама познала боль презренья и измены! Она гнала меня; ее покинул он. Она унижена. Теперь я отомщен!» О, горе мне!

Клеона

Зачем излишние тревоги? К нему, да и к себе вы, право, слишком строги! Возможно ль, что б он вас хоть словом оскорбил? Ведь любит он сейчас сильнее, чем любил! Но как там ваш отец? Какие шлет он вести?

Гермиона

Он мне велит домой отплыть с Орестом вместе, Коль будет дальше Пирр молчать, как до сих пор, И о троянце с ним не разрешится спор.

Клеона

Тогда еще нужней вам выслушать Ореста! Пирр хочет вас услать, хоть вы его невеста! Его решение вы упредить должны, Покинув тотчас же пределы сей страны. Не говорили ль вы, что он вам ненавистен?

Гермиона

Да, это истина. Горчайшая из истин! Как был он дорог мне! Теперь — конец всему! Любила слишком я, чтобы простить ему!

Клеона

Вот и бегите с тем, кто в вас души не чает!

Гермиона

Ах, ненависть в душе не сразу созревает! Ей надо время дать сильней пустить ростки… А вдруг в разлуке с ним я сгину от тоски? Изменник! Для него отъезд мой — избавленье!

Клеона

И мало вам еще такого оскорбленья? Вы не уверились, что пыл его угас? Троянке-пленнице он на глазах у вас Навязывает трон, любовь свою и руку, А вы согласны впредь терпеть такую муку, И отвращенья Пирр досель вам не внушил?

Гермиона

Молчи, жестокая! Нет, нет, он мне немил! Погибшая любовь — ничтожная потеря! Должна поверить ты, своим глазам не веря, Что стал противен мне предатель навсегда. Хвали меня за то, что духом я тверда, И я тогда в свою уверую победу! Ты говоришь — бежать! Ну, что же, я уеду. Бежим! А он пускай становится рабом Вчерашней пленницы, введенной им в свой дом! Постой… А если вдруг в нем чувства вновь проснутся? Вдруг он надумает опять ко мне вернуться, Забыв о той… Ах, нет! Что было — то ушло… Но я останусь здесь! Останусь им назло! Разрушить счастье их я буду только рада! Их горести теперь — мне лучшая награда: Коль Пирр уклонится от наших брачных уз,— Восстанет на него весь греческий союз! Беду на юного троянца навлекла я, Пускай теперь и мать судьба постигнет злая. Они почувствуют, как греки мстят врагам! Пирр выдаст пленницу или погибнет сам!

Клеона

Вы думаете, взор, наполненный слезами, Захочет с ясными соперничать глазами? А сердце матери, усталое от бед, Завоевателю желанный даст ответ? Взгляните, стала ли спокойней Андромаха? Нет, на ее лице — печать тоски и страха, И с Пирром пленница, как прежде, холодна…

Гермиона

Ах, мне бы так уметь держаться, как она! Но чувства я свои скрывать не научилась! Моя любовь к нему из глаз моих лучилась! Могла ль я сохранять высокомерный вид, Не слушая того, что сердце говорит? Была бы ты мудрей на месте Гермионы? Желание отца, величие короны, И победителей-ахеян торжество, И юной страсти зов — все было за него! Он отплатил за честь поруганной Эллады, Троянским золотом наполнил наши склады, Он своего отца отвагою затмил,— А ведь его отец — прославленный Ахилл! И он меня любил — так мне тогда казалось — Нежней, чем я его… О боги, что с ним сталось! Нет, нет, забыть о нем, каков бы ни был он!.. Сегодня здесь Орест, и он в меня влюблен. Довольно горевать! Освободим же место Для тех, кто верен нам! Пора! Зови Ореста! Кто знает, может быть, столь бескорыстный пыл…

Клеона

Он ждет вас…

Гермиона

Значит, он все время рядом был?..

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гермиона, Орест.

Гермиона

Как следует считать — привязанность былая И чувства добрые — иль воля Менелая И долг пред Грецией, где вас с трофеем ждут,— Вас привели сюда, в печальный мой приют?

Орест

О, к вам меня влекло все то же ослепленье! Опять решился я на клятвопреступленье! Я клялся искренне не видеть больше вас, И вновь у ваших ног, уже в который раз! Ваш взор в моей душе — таков мой жребий странный — Откроет вновь едва закрывшиеся раны… Стыжусь, но совладать не в силах я с собой. С тех самых пор, как мы разлучены судьбой, Ища от страшных мук спасения, поверьте, Бросался всюду я навстречу верной смерти… За ней отправился я к скифским племенам, Что кровью пленников свой освящают храм. Но, хоть их идолы известны лютым нравом, Порой противятся они дарам кровавым, И я остался жив, влача свою беду; Вернулся снова к вам, и снова смерти жду. Чтоб жизнь мою прервать, не требуется яда: Довольно одного безжалостного взгляда. В отчаянье своем — я убежден давно, Что на иное мне надежды не дано. Решать мою судьбу теперь лишь в вашей воле, Коль скифы дикие меня не закололи И даже варваров на свете не найти, Что вас в жестокости могли бы превзойти.

Гермиона

Признаться, не ждала от вас речей подобных! Зачем тут поминать каких-то скифов злобных И сетовать на то, что к вам я жестока? Куда важней дела не решены пока! То поручение, с которым вас Эллада Отправила сюда, исполнить, сударь, надо Без промедления — вот что нужней всего!

Орест

О, Пирр меня уже избавил от него! Я получил отказ. Как видно, есть причина Ему вступать в войну за Гекторова сына.

Гермиона

Изменник!

Орест

Перед тем как мне обратно плыть, Я о своей судьбе решаюсь вас спросить, Хоть неприязнь ко мне, наверно, вам подскажет Ответ, что нá душу мне новым камнем ляжет.

Гермиона

Откуда взяли вы, что я вам лютый враг? Чтó погружает вас в столь безысходный мрак? Обрушив на меня лавину горьких жалоб, Подумайте, как я отцу перечить стала б, Когда он мне в Эпир отправиться велел? Но кто сказал, что мне был сладок мой удел? Что вашу я тогда печаль не разделяла, Не плакала тайком, о вас не вспоминала? Я соблюла свой долг — и тем была горда. Но об Оресте я вздыхала иногда.

Орест

Вздыхали обо мне?! Не верю! Повторите! Да наяву ли вы мне это говорите? Проснитесь же, молю, и бросьте взгляд окрест, Пред вами я, давно отвергнутый Орест!

Гермиона

Да, предо мною вы, тот человек, который Открыл мне, что пленять мои способны взоры; Вы, чьи достоинства я не могу не чтить, Вы тот, кого бы я хотела полюбить.

Орест

Я понял вас. Увы! Удел мой — безнадежность… Мне — уважение, ему — любовь и нежность!

Гермиона

Меняться с Пирром вам местами — не расчет: Он ненавистен мне.

Орест

Нет, вас к нему влечет! Всевластная любовь повелевает нами, И разжигает в нас, и гасит страсти пламя. Кого хотим любить — тот нам — увы! — не мил, А тот, кого клянем, — нам сердце полонил. Я безразличен вам. И пусть бы вы хотели Сейчас вознаградить меня на самом деле, Мстя Пирру за обман, за множество обид,— По-прежнему лишь он в душе у вас царит. А он не любит вас и по другой вздыхает.

Гермиона

Что говорите вы? Он мной пренебрегает? Да как решаетесь вы это утверждать? По-вашему, — ко мне нельзя любовь питать И в людях образ мой одно презренье будит? Другие обо мне великодушней судят!

Орест

Вам оскорблять меня, сударыня, легко, Но вы от истины безмерно далеко! Иль я не доказал, что время и пространство Бессильны чувств моих нарушить постоянство? Я — презираю вас?! Увы, меня коря, Хотели б вы, чтоб он вас презирал, как я!

Гермиона

Ах, что мне до любви иль ненависти Пирра! Вернитесь в Грецию. Пусть на царя Эпира Нагрянут тьмы и тьмы врагов со всех сторон! Пусть греки здесь второй устроят Илион! Спешите! Иль еще вы не разубедились, Что я его люблю?

Орест

Ах, если б вы решились Отправиться со мной! Тогда бы мы скорей Подвигли на войну всех греческих царей. Вот дело, истинно достойное спартанки!

Гермиона

А он здесь женится покамест на троянке!

Орест

Увы!

Гермиона

Какой падет на всех ахейцев стыд, Коль с Андромахой он судьбу соединит!

Орест

И это — ненависть? Признайтесь лучше сразу! Страсть, как ее ни прячь, видна чужому глазу. Все выдает нас: вздох, движенье, слово, взгляд… Скрываемый огонь сильнее во сто крат.

Гермиона

Предубеждение вам отравляет душу. Неужто я его вовеки не разрушу? Упорно вкривь и вкось все толковать нельзя ж! Вражду любовью звать — простите, — это блажь! Я все вам объясню, а действуйте вы сами. Меня связал мой долг со здешними местами. Из края этого закрыты мне пути, Пока отец — иль Пирр — мне не велят уйти. Идите ж объявить ему, что царь лаконян Врага Эллады брать в зятья отнюдь не склонен, И должен Ахиллид немедленно решать: Троянца ль выдать вам, меня ли отослать. Пусть выбор сделает решительно и ясно,— Тогда за вами я последовать согласна.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Орест.

Орест

Да, вы покинете Эпир, сомненья нет. Нетрудно угадать изменника ответ. Вас, Гермиона, Пирр удерживать не станет — Своей троянкою он безраздельно занят, Он рвется только к ней, и нужен лишь предлог, Чтоб от царевны он освободиться мог. Поладит он со мной. О, нынче я ликую! Добычу увезти бесценную такую! Прощай, Эпир, и будь убежищем пока Для пленницы-вдовы и для ее сынка. Воспрянул духом я. Уже и то нехудо, Что милую мою я вызволю отсюда, И больше никогда ей не встречаться с ним! Вот и соперник мой. Ну, что ж, поговорим!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Пирр, Орест, Феникс.

Пирр

Я, сударь, вас искал и вам хочу признаться, Что был неправ, решив с Элладой не считаться. Обдумав вашу речь, не торопясь, в тиши, Сказал себе я: «Нет, с отказом не спеши!» И тотчас пожелал продолжить нашу встречу. Я убедился в том, что впрямь противоречу Тем заверениям, что были мной даны, Обычаям отцов и правилам войны. Да, страхи Греции имеют оправданье. Пусть сына Гектора постигнет наказанье.

Орест

Я рад, что с Грецией в согласии Эпир, А кровь несчастного нам обеспечит мир.

Пирр

В намереньях моих не будет перемены. Решил сегодня же я с дочерью Елены Связать свою судьбу. А вы, великий грек И родственник царя, на мой ступили брег В счастливый час — затем, чтоб представлять Элладу: Ее посол вручит мне высшую награду. Итак, торжественно я поручаю вам Царевну известить, что завтра ждет нас храм.

Орест

О боги!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пирр, Феникс.

Пирр

Все еще я раб постыдной страсти, Иль нынче ты меня одобришь хоть отчасти?

Феникс

Да, государь, теперь я одобряю вас. Ваш справедливый гнев мне доказал сейчас, Что возродились в вас достоинство и сила, Что вы — воитель, царь и грозный сын Ахилла, А не дитя, чей ум любовью ослеплен. Сегодня побежден вторично Илион.

Пирр

Нет, Феникс, этот день — победы лишь начало. Ведь год моя душа в плену изнемогала, Я горд, — я, наконец, свободен от оков! Любовь трудней сломить, чем полчища врагов… Подумай, сколько бед нависло над Эпиром! Ведь рисковал я всем: друзьями, долгом, миром, Корону, жизнь, любовь — все положить был рад, Как дар, к ее ногам — за благодарный взгляд; Готов был умереть иль потерять свободу, Со всей Элладою воюя ей в угоду…

Феникс

Благодарю богов: вы свергли эту власть.

Пирр

Гордячка предо мной чрезмерно занеслась! Увидев, что она едва жива от страха, Решил я, что свой нрав изменит Андромаха: Боязнь за мальчика вернет рассудок ей, И станет мать к его заступнику добрей. Но горе чувства в ней лишь пуще подогрело: Прижав к своей груди младенческое тело И поцелуями осыпав малыша, Твердила пленница: «Мой сын, моя душа! Ты — вылитый отец! В тебе — мой Гектор милый С его глазами, ртом и богатырской силой!» Что ж, после этого оставить сына ей, Чтоб Гектора она любила тем сильней?

Феникс

Нет, невозможно дать ей попирать пятою Достоинство царя!

Пирр

Ах, гордость с красотою Суть близнецы! Она — как я ни гневен — ждет, Что вскоре Пирр опять к ногам ее падет! Нет, я у ног своих теперь ее увижу! Отцовской славы я пред нею не унижу. Ахилл мне был отцом. Ей Гектор мужем был. Мы с ней враги навек, как Гектор и Ахилл.

Феникс

Довольно, государь! Скажу вам об Оресте: Ошиблись вы, послав соперника к невесте. Ступайте сами к ней. Из ваших уст должна Она узнать о том, что свадьба решена.

Пирр

Да, церемония сегодня состоится… А ревность в пленнице не может пробудиться?

Феникс

О боги! Вновь она! Но до каких же пор Сводиться будет к ней любой ваш разговор? Какими чарами она вас покорила?

Пирр

Постой, я ей сказал не все, что надо было. Она не слышала еще, что я женюсь, Не знает, что пред ней я больше не склонюсь, Не выпила до дна всю чашу униженья, Я ей не отплатил за все мои мученья, Не показал, как Пирр суров к своим врагам!

Феникс

Идите, падайте опять к ее ногам! Наденьте заново любовные оковы! Нет, к рабству прежнему, я вижу, вы готовы!

Пирр

Ты думаешь, мой гнев улегся и остыл, И я ей дам понять, что снова все простил?

Феникс

Любовь слепа…

Пирр

К кому? К неблагодарной пленной, Что на мою любовь лишь дерзостью надменной Посмела отвечать, судьбу свою кляня? Кто б сохранил ей жизнь, коль не было б меня,— Ей, чужестранке здесь… нет, более — рабыне! Ведь я ей слово дал заботиться о сыне, Ей руку, и любовь, и царство предложил, И — что в ответ? — одни упреки заслужил! Нет, я поклялся мстить гордячке беспощадно, Чтоб впредь упорствовать ей было неповадно, И выдам мальчика… О, сколько будет слез! Мне будет сказано, что я ей смерть принес. Да, Андромаха жить без мальчика не будет… Она умрет. И кто на казнь ее осудит? Я сам. Как будто в грудь я ей воткну кинжал!

Феникс

Но кто ей отомстить недавно обещал? Иль слабости своей не знали вы дотоле?

Пирр

Ты прав. Но извини мне этот приступ боли. Сегодня я даю любви последний бой, И мне достанет сил, чтоб совладать с собой. Отныне все решать тебе я доверяю. Как с Гермионой быть и с мальчиком — не знаю…

Феникс

Идите тотчас к ней. Вас ждут уже давно.

Пирр

Я буду поступать, как было решено.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Пилад, Орест.

Пилад

Ну, успокойтесь, друг! Нельзя же так, поверьте! Очнитесь и порыв безумия умерьте! Вас не узнать!

Орест

Увы, Пилад, ты опоздал: Советов разума я слушаться устал. Но горестям моим уже недолго длиться… Уехать вместе с ней — иль с жизнью распроститься! Решенье принято. Так я и поступлю. Не отговаривай.

Пилад

Согласен, но, молю, Придите вы в себя, Орест, на вас лица нет! Заметит это всяк, кто даже мельком глянет. Чтоб вашим замыслам сопутствовал успех, Намеренья свои должны вы скрыть от всех. Здесь Пирру и его невесте все подвластны; И челядь царская, и стража вам опасны. Нельзя выказывать волнение свое! Ну, вот сейчас — зачем искали вы ее?

Орест

Не знаю… Я собой и вправду не владею. Слепой от ярости, я ринулся за нею И чуть было не стал грозить обоим им…

Пилад

Чего ж достигли вы неистовством своим?

Орест

Вскипела кровь во мне и занялось дыханье… Как было сохранить тут самообладанье? С царевной вскоре Пирр идти намерен в храм, И я вручить ему невесту должен сам! Да лучше б обагрил в крови я эти руки!

Пилад

О да, вам нелегко! Но те же терпит муки Вам ненавистный Пирр: с женитьбою и он Теряет женщину, в которую влюблен.

Орест

Неправда, Пирру льстят мучения Ореста! Здесь долго до меня жила его невеста, К ней становился он что день, то холодней. Нет, только мне назло он женится на ней! Все шло так хорошо! В ней пробудилась жалость, К тому, чтоб стать моей, она совсем склонялась, А к Пирру ненависть росла в ней каждый час! О, если б от него я получил отказ — Со мною в Спарту плыть она бы согласилась… Одним словечком бы моя судьба решилась!

Пилад

Вы в это верите?

Орест

Она была полна Негодования…

Пилад

А значит — влюблена. А если б Ахиллид и произнес то слово, Любого повода, хоть самого пустого, Довольно было б ей, чтоб вновь вам отказать! Не с нею надо вам, а от нее бежать! Я не пойму, зачем вы так стремитесь сами Со злой обидчицей сковать себя цепями! Она бы до конца печальных ваших дней Вас ненавидела жестоко…

Орест

Тем нужней Их разлучить! Мечты ее близки к свершенью, Я ж обречен опять скитаться грустной тенью… Нет, не хочу один нести страданий гнет! Пусть делит их со мной! Пусть тоже слезы льет! Довольно потакать безудержной гордыне! Внушать не жалость ей, а страх хочу я ныне! Пускай же мне теперь ее печальный взор — Как ей доселе мой — жестокий шлет укор!

Пилад

Сомнительный итог высокого посольства: Стать похитителем!

Орест

Чьего же недовольства Страшиться мне, Пилад? К чему иной итог, Коль буду я, как был, несчастен, одинок? Меня вознаградят за труд мой славой греки. Но здесь — посмешищем останусь я навеки! И надоело мне — скажу начистоту — Терпеть из честности такую маяту! Пилад, какою ты мне объяснишь причиной, Что зло — всегда в чести, страдает же — невинный, И тот, кто жертвует собою для других, Лишь неприязнь и злость в ответ находит в них? Сколь добродетельной я ни держусь дороги, Меня преследуют безжалостные боги. А коли так — теперь, пред ними страх презрев, Я стану делать все, чтоб заслужить их гнев. Но ты не должен, нет, делить со мною вместе Опасность гнева их и беспощадной мести, Не должен, как и я, к погибели идти… Оставь меня! Сверни с неверного пути! Троянца отвези и не перечь закону… Прощай!

Пилад

Нет, мы вдвоем похитим Гермиону! Себя в опасности являет стойкий дух, К невзгодам брата брат не остается глух. Пусть греки паруса поднимут на рассвете. Готовы корабли. Благоприятен ветер… Я знаю весь дворец. Есть некий тайный ход, Который к пристани невидимо ведет. Я под покровом тьмы погони не накличу И в руки вам отдам желанную добычу.

Орест

Пилад, мой друг! Твоя безмерна доброта! Но ты простишь тому, чья рухнула мечта, Кто обеспамятел от нестерпимой боли, Кто опротивел всем, а сам себе — тем боле. Когда-нибудь и я, быть может, отплачу…

Пилад

Приободритесь же! Вот я чего хочу! Вы не должны ни в ком посеять подозренье. Забудьте о любви. Забудьте об измене. Держитесь веселей! Она идет сюда.

Орест

Я понял все и тверд сейчас как никогда.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гермиона, Орест, Клеона.

Орест

Закончил с Пирром я, сударыня, беседу. Ваш брак решен. Для вас я одержал победу.

Гермиона

Уже сказали мне. И даже говорят, Что совершите вы вручения обряд.

Орест

А ваше сердце вновь любить его готово?

Гермиона

Кто думать мог, что Пирр сдержать захочет слово В тот самый час, когда, устав ответа ждать, Я собралась Эпир навеки покидать! Но обольщаться мне, я думаю, не надо: Им движет не любовь; его страшит Эллада. Вы — горячей, Орест, мне преданы, чем он.

Орест

Нет, нет, он любит вас, я в этом убежден. Ликуйте! Ваших глаз магическая сила Лишь то, к чему давно стремились вы, свершила.

Гермиона

Стремилась? Ах, к чему могла стремиться я? Всегда в чужих руках была судьба моя. И вы ко мне свой взор не обращайте гневный: Повиновение — высокий долг царевны. И все же я для вас — известно вам о том — Чуть не нарушила мой долг перед отцом.

Орест

Толкали вас на то обида, гордость, разум, Но сердце глухо к их внушеньям и приказам. Вас снова повлекло к тому, кто сердцу мил, И жалобой я вас напрасно утомил. В чем вас винить? Судьба наносит мне удары, Хоть я не заслужил ничем суровой кары. Ваш долг — замужество, а мой — избавить вас От неприятных слов в столь долгожданный час.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гермиона, Клеона.

Гермиона

Как кроток гнев его! Спокоен он на диво!

Клеона

Сильней страдают те, чье горе молчаливо. Ореста очень жаль еще мне потому, Что сам способствовал он горю своему — Ведь столько времени молчанье Пирра длилось! Едва явился он — и сразу все решилось.

Гермиона

Не думаешь ли ты, что Пирра страх объял? Что тех, кто в ужасе от Гектора бежал, Кого троянцев рать десятки раз крушила, Кто, перепуганный отсутствием Ахилла, Спасался от врагов в горящих кораблях И, если бы не Пирр, разгромлен был в боях,— Воитель доблестный, Ахилла сын, — боится? Нет, я любима им, раз он решил жениться! Орест меня винит в несчастии своем! Но что мне до него? Все мысли — о другом! Вернулся Пирр ко мне! О, милая Клеона, Подумай, как сейчас ликует Гермиона! Что знаешь ты о нем? Ты слышала, какой Он храбрый, доблестный, прославленный герой? Победы гром ему сопутствует повсюду. Он верен мне, и я его супругой буду! Ведь он…

Клеона

Да, ликовать сегодня ваш черед. Но — тише! Пленница, в слезах, сюда идет.

Гермиона

Нет, не дадут вкусить мне долгожданной славы! Ну что я ей скажу?

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Андромаха, Гермиона, Клеона.

Андромаха

Сударыня, куда вы? Наверно, видеть вам приятно наяву У ваших ног, с мольбой, несчастную вдову. Не думайте, что я явилась перед вами Триумф ваш омрачить ревнивыми слезами. Один лишь Гектор был мной горячо любим, Любовь моя ушла в могилу вместе с ним. Когда он был пронзен безжалостной рукою,— Я потеряла все: родных, супруга, Трою… Но мне остался сын. Как любит сына мать, Придет и ваш черед когда-нибудь узнать. Но не желаю вам изведать столько боли: Знать, что свое дитя спасти не в вашей воле, Когда его отнять и погубить хотят… Ведь сын мой — жизни мне дороже во сто крат! Вы знаете, когда, уставши от лишений, Троянцы начали в сердцах грозить Елене, Мне было жаль ее, — и Гектор жизнь ей спас. Замолвите теперь словечко вы за нас! Молю вас, дайте мне возможность вместе с сыном Укрыться от людей на острове пустынном… Невинное дитя — чем он опасен вам? Я научу его не битвам, а слезам.

Гермиона

Сударыня, помочь вам всячески желая, Могу ль противостать намереньям отца я? А к Пирру отряжен Орест отцом моим. Но Пирр, поскольку власть ваш взор имел над ним, Наверно, рад служить вам будет безотказно. Пусть скажет слово он — я подпишу заглазно.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Андромаха, Сефиза.

Андромаха

Каким презрением звучал ее ответ!

Сефиза

Ну что ж, используйте вам поданный совет! Поговорите с ним, но кротко и безгневно. Сударыня, вот он!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Пирр, Андромаха, Феникс, Сефиза.

Пирр

(Фениксу)

Скажи мне, где царевна? Она прошла сюда с подругою своей.

Феникс

Не знаю, право, но…

Андромаха

(Сефизе)

Вот власть моих очей!

Пирр

(Фениксу)

Что говорит она?

Андромаха

Покинута я всеми…

Феникс

Царевна где-то здесь…

Сефиза

(Андромахе)

Пока еще есть время, Не медлите! Пора молчание прервать.

Андромаха

Он сына отдает…

Сефиза

Но может не отдать!

Андромаха

Спасенья нет! И мать напрасно слезы точит…

Пирр

Она и в сторону мою смотреть не хочет. Вот гордость!

Андромаха

(Сефизе)

Гнев его мы только возбудим. Уйдем скорей!

Пирр

(Фениксу)

Пошли, ребенка отдадим.

Андромаха

(бросаясь на колени перед Пирром)

О, сжальтесь, государь! Приказ свой отмените! Иль вместе с мальчиком и мать его казните! Вы в чувствах дружеских клялись мне столько раз! Неужто жалости ни капли нет у вас? Сын обречен, и нет надежды на спасенье?

Пирр

Я слово дал — и путь отрезан к отступленью.

Андромаха

Ведь раньше не пугал вас целый сонм врагов!

Пирр

О, я тогда был слеп. Но спал с очей покров. Меня враждебностью встречали вы открытой, Пренебрегали вам предложенной защитой,— Теперь же — поздно.

Андромаха

Ах, при виде слез моих Могли вы, государь, понять без просьб иных, Что Гектора вдове, хоть век его был краток, Простительно хранить достоинства остаток, Что, кроме вас, никто и никогда б не мог Склоненной у своих меня увидеть ног.

Пирр

Нет, ваша ненависть была всему началом! Боялись вы мне быть обязанной хоть в малом, И — будь он мной спасен — ваш сын любимый сам И тот бы, мне назло, стал меньше дорог вам. Всегда презрение читал я в вашем взгляде, И в вас вражда ко мне сильнее, чем к Элладе. Пусть благородный гнев и впредь вам дух бодрит.

(Фениксу.)

Пойдем.

Андромаха

Пойду и я — за Гектором, в Аид.

Сефиза

Сударыня…

Андромаха

Ну, вот, ты видишь — все напрасно. Виновник бед моих, он знает их прекрасно.

(Пирру.)

Смотрите, до чего меня вы довели! Я видела разгром отеческой земли И гибель всех родных — в отчаянье и страхе, И тело Гектора, влекомое во прахе… Да, я жива… Но мне остался только сын, И принуждает жить меня лишь он один. Порой пыталась в том найти я утешенье, Что с ним попала я под ваше попеченье; Коль он утратил трон, свободу, свой народ, Пусть покровителя он в Пирре обретет — Ведь ласков был Ахилл со стариком Приамом, [130] — Пусть он служенье вам не почитает срамом И, взыскан милостью царя, не помнит зла… Прости, супруг, что я доверчива была И думала, что Пирр, хоть он в бою и злобен, Но благороден, смел, к коварству неспособен! Да, лучше бы в тот час, когда ты в битве пал, И нам сраженными быть тоже наповал, Чем после Пирровы увидеть злодеянья И жизнь из рук его принять, как подаянье!

Пирр

(Фениксу)

Ступай и жди меня.

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Пирр, Андромаха, Сефиза.

Пирр

Сударыня, сейчас К спасенью сына путь еще открыт для вас. Да, смертью мальчика жестоко вас пугая, В вас создавал себе не друга, а врага я. Мне это горестно и больно сознавать… Пока еще могу все повернуть я вспять. Взгляните на меня, не бойтесь! Неужели Так на мучителя похож я в самом деле? Ведь сами привели вы к мерам столь крутым, Ожесточив меня презрением своим! Я вас в последний раз прошу, во имя сына: Пусть наши помыслы сольются воедино! Ужель униженно я должен умолять Ребенку жизнь спасти — его родную мать? Известно: сеешь зло — так жди кровавой жатвы. Но ради вас я вновь свои нарушу клятвы. И, чтобы повести мне вас с собой к венцу, Я Менелая дочь верну ее отцу, Хоть знаю, что, отдав вам руку и корону, Смертельно оскорблю царевну Гермиону. Все судьбы в этот час должны быть решены. Корона — или смерть: вы выбирать вольны. Пора уже и мне на что-нибудь решиться! Я больше не могу пустой надеждой льститься, Устал я умолять, грозить и убеждать… Мне вас утратить — смерть, но смерть и дольше ждать. Итак, я ухожу. Но я вернусь за вами. Нас будет ожидать ваш сын сегодня в храме. Надеюсь стать отцом ему и мужем вам. А если нет — на казнь при вас его отдам.

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Андромаха, Сефиза.

Сефиза

Я говорила вам, что вы своею властью Еще успеете не дать стрястись несчастью.

Андромаха

Увы, как горек мне твоих речей итог! Да, сына потерять пришел, как видно, срок!

Сефиза

Но верность Гектору храня столь безусловно, Вдруг в смерти сына вы окажетесь виновны? Наверно, Гектор сам того бы не желал!

Андромаха

Ты хочешь, чтобы Пирр моим супругом стал?!

Сефиза

Но материнский долг всех прочих чувств превыше! А вы упрямитесь, загробный голос слыша… За что так презирать воителя, царя, Который любит вас, почти боготворя, Кто ради вас пойдет на битву с целым миром, Отцовской славою пожертвует, Эпиром И отречется сам от всех своих заслуг?

Андромаха

Ах, то, что Пирр забыл, — как я забуду вдруг? Что милый Гектор мой, лишенный погребенья, Стал жертвой низкого, постыдного глумленья? Что бедный мой отец, почтенный старец, царь, Заколот был, когда он обнимал алтарь! О, эта ночь резни! О, ужас этой ночи! Застлал он вечной тьмой моих любимых очи! Ты помнишь? Пирр идет. Алеет кровь на нем… Он освещен дворцов пылающих огнем, Проходит Трою он от края и до края, Тела моих родных ногами попирая, Под стоны гибнущих, под звон и лязг мечей, Под клики грабящих жилища палачей,— И в страхе перед ним склоняются живые… Таким передо мной явился Пирр впервые. Свершал он подвиги ценой моих потерь. И вот кого в мужья ты прочишь мне теперь! Нет, мне вознаграждать злодейство не пристало! Пусть лучше нас убьет обоих, если мало Ему тогдашних жертв — и наш пришел черед.

Сефиза

Но на глазах у вас ребенок ваш умрет! Вы вздрогнули? Пока вы власти не лишились…

Андромаха

Мне в грудь твои слова, как дротики, вонзились! Мой ненаглядный сын, любви живой залог, Единственное, что мне муж оставить смог На память о себе, идя на бой с Ахиллом! О, как печально он прощался с сыном милым! Взяв на руки его, он слезы мне отер И молвил: «Нам судьбы неведом приговор… Кто знает, что нас ждет? Но если не вернется Его отец — тогда, жена, тебе придется Быть в жизни мальчику опорой до конца И заменить ему погибшего отца… Во имя прошлого, что столь счастливым было, Люби мое дитя, как ты меня любила…» Что ж, свет очей моих, сын Гектора умрет, И прекратится с ним царей троянских род? Ужель жестокости у Ахиллида хватит, Чтоб за отказ мой мстить невинному дитяти? Пирр ненавистен мне. Но сына в чем вина? И почему я им пожертвовать должна? Тебя убьют, коль я вмешаться не успею! Мой мальчик, поднят меч над головой твоею, Какой ценой могу его я отвести? Ты будешь жить! И я должна тебя спасти! Пойдем за Пирром! Нет, Сефиза дорогая, Ступай за ним!

Сефиза

Но что сказать ему должна я?

Андромаха

Скажи, что я… что сын всего дороже мне… Но к делу черному готов ли Пирр вполне? Толкнет ли страсть его на шаг столь беззаконный?..

Сефиза

Сейчас он сам сюда вернется, разъяренный…

Андромаха

Скажи…

Сефиза

Что разомкнуть вы все ж решились круг?..

Андромаха

Ах, если б я могла решиться… О, супруг! О, Троя! О, отец! Кто дух мой успокоит? Да, сын мой, жизнь твоя недешево мне стоит! Идем, бежим…

Сефиза

Куда? Ответьте мне, прошу!..

Андромаха

К могиле Гектора. И там я все решу.

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Андромаха, Сефиза.

Сефиза

Какие чудеса за этот час свершились? Я вижу, наконец на жертву вы решились. То Гектор вам внушил, что путь закрыт иной, А сына вы должны спасти любой ценой. Теперь он будет жить! Ведь слышали вы сами, Что Пирр с надеждою вас ожидает в храме. Согласье ваше в нем удвоит страсти жар: Богатства, славу, трон вам принесет он в дар, И сам у ваших ног, покорный и влюбленный, Вас будет звать своей владычицей законной, Хоть знает, что, идя с троянкой под венец, Союзу с Грецией положит он конец И греки на Эпир обрушатся войною. Да, ради вас он сам рискует головою, Но вам обоим он защиту обещал…

Андромаха

Пойдем же к мальчику, Сефиза, час настал.

Сефиза

Вам незачем спешить! Ведь, будучи царицей, Себя вы сможете вознаградить сторицей. Теперь свободны вы и, как любая мать, Ребенка будете и нежить и ласкать; Вам предстоит растить его не для неволи, А для великих дел и для высокой доли. Он Трою возродит и тем прославит вас.

Андромаха

Хочу я на него взглянуть в последний раз.

Сефиза

Что слышу я? Увы!

Андромаха

Сефиза, дорогая, Тебе я все могу поведать, не скрывая. В несчастье ты всегда мне предана была, Но все же до конца меня не поняла. Могла поверить ты, что я обет священный Способна осквернить кощунственной изменой И, благоденствие купив ценой такой, Встревожу родичей погубленных покой? Но, как душа моя в тоске ни изнывает, Спасти наследника мне долг повелевает, А Пирр усыновить ребенка обещал, Лишь только жрец свершит венчанья ритуал. Себя унизить Пирр не может клятвой ложной, И принятое им решенье непреложно, А греков ненависть лишь подогреет в нем Стремленье настоять в их распре на своем. Итак, решилась я пожертвовать собою. Согласье я даю стать Пирровой женою; Пусть обещания царя услышит храм, Пред алтарем ему я сына передам, И жизнь, которую ценить я перестала, Тотчас же оборву при помощи кинжала. Так долгу своему останусь я верна, И будет вдовья честь моя сохранена. Теперь мой замысел ты знаешь немудреный. То — воля Гектора. И умиротворенной Одна я завершу печальной жизни круг… А ты — ты мне глаза закроешь, милый друг.

Сефиза

Ах, вам закрыв глаза, и я сойду в могилу!

Андромаха

Нет, должен сохранить надолго дух твой силу! Как прежде для меня — для сына ты живи! Тебе вручаю я дитя моей любви, Мое сокровище. Он восстановит Трою. Будь нянькою ему и матерью второю, Следи за тем, чтоб царь, пока мой мальчик мал, Как истинный отец, его оберегал, Напоминай ему, что клятвою он связан И пасынка любить и пестовать обязан И что законный наш, хоть и недолгий, брак — Доверья моего к нему бесспорный знак. Ты сыну расскажи о предках знаменитых; Пусть подражает им, пусть славою затмит их. Тверди ему всегда о доблестях отца, Ну — и о матери скажи два-три словца. Пусть знает мальчик мой свое предназначенье И к подвигам родных питает уваженье, Но пусть не думает за нас Эпиру мстить! Наставник Пирр ему — его он должен чтить. Пусть скромным он растет, хоть род его и знатен, Не мнит, что долг пред ним Эллады неоплатен — Последний он в роду, и, чтобы жил он впредь, Мне всем пожертвовать пришлось и умереть.

Сефиза

О, горе!

Андромаха

Не иди за мной. Коль ты не сможешь С собою совладать — несчастья ты умножишь. Сдержись, сюда идут. Утри же слезы с глаз. Зависит от тебя судьба моя сейчас. Царевну вижу я. Нам встречи с ней опасны. Уйдем скорей!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гермиона, Клеона.

Клеона

Как вы загадочно безгласны! Вам в сердце нанесен безжалостный удар, И не разжег он в вас бушующий пожар? Троянку помянуть без дрожи не могли вы, А в этот страшный час — спокойны, молчаливы… Ужель еще вчера в отчаянье ввергал Вас каждый взгляд, что Пирр на пленницу бросал? Теперь он с нею в брак вступает беззаконно, Обещанные вам любовь, страна, корона — Все отдается ей, а вы… Нет, неспроста Зловеще сомкнуты бескровные уста! Ни слова? Жутко мне… Несчастьями чреваты Затишья пред грозой…

Гермиона

Ореста позвала ты?

Клеона

Да, он сейчас придет. Вы убедитесь вновь, Что бескорыстная владеет им любовь, Что жертвовать собой для вас ему привычно, Что ваша власть над ним, как прежде, безгранична.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Орест, Гермиона, Клеона.

Орест

Могу ль поверить я живительным словам? Возможно ль, что Орест понадобился вам? Измученной души надежда не дерзка ли? На самом деле вы за мною посылали? Неужто наконец и мне забрезжил свет?

Гермиона

Ответьте — любите меня вы или нет.

Орест

Люблю ли? Но тогда откуда эти муки, И бегство, и возврат, неистовство в разлуке, Глаза, которые всегда от слез влажны? Какие вам еще свидетельства нужны?

Гермиона

Отмстите за меня — и мне других не надо.

Орест

Нам стоит лишь воззвать — и встанет вся Эллада! Так будем действовать! Вы — именем своим, А я — моим мечом. Эпир мы разгромим. Троянскую войну в Эпире мы устроим, Но Трои бедствия удвоим и утроим! И радость мщения и почести нас ждут. Скорей же к кораблям!

Гермиона

Мы остаемся тут. Я не намерена трусливою оттяжкой Помочь моим врагам избегнуть кары тяжкой. Не ждать, когда придут победы времена, А мстить немедленно, сейчас же я должна И не уеду прочь, не услыхав стенаний И скрежета зубов! Здесь нынче поле брани! Так поспешите в храм! Уходит время зря! Пусть там настигнет смерть…

Орест

Смерть? Но — кого?

Гермиона

Царя!

Орест

Как, Пирра?

Гермиона

Вижу я, остыло ваше рвенье! Хотите — я свое переменю решенье, Признаю, что как царь он неприкосновен, — Но вам уж ничего не предложу взамен.

Орест

Не мне его щадить! Снискавши милость вашу, Страданья моего он переполнил чашу. Сам жажду мести я, но мести не такой. Нет, в спину нож всадить предательской рукой — Поступок для посла всей Греции невместный. Достойней победить в войне прямой и честной. На то ль народ меня доверием облек, Чтоб в Пирровой крови я обагрил клинок? Пусть Греция на смерть отступника осудит — Тогда и умирать ему тяжеле будет. Пока ж еще он — царь, а с царского чела…

Гермиона

Но если я его на гибель обрекла! Вам недостаточно, что честь моя задета, Что кровью заплатить он должен мне за это, Что вам себя дарю я за расправу с ним, Что он — мой лютый враг, что был он мной любим? Да, брака этого вся Греция желала, Но Пирр был дорог мне — я не таюсь нимало, И, если тотчас же злодея не казнить,— Боюсь, что я еще могу его простить. От слова царского он отступил позорно, Пред вами, предо мной его вина бесспорна, Но если будет Пирр сегодня пощажен, То завтра может стать мне снова дорог он!

Орест

Что ж, надо погубить безжалостно злодея. Служить я вам готов, но вот когда и где я Обрушу на него карающий свой меч? И должен ли тотчас я жизнь его пресечь? Ведь я едва ступил ногою в это царство, А должен сокрушить устои государства, Монарха умертвить! И этот ваш приказ Мне не за месяц дан, не за день, а за час До вожделенного и страшного мгновенья, Когда, по-вашему, должно свершиться мщенье! Нет, прежде чем придет со мною смерть к царю, Его сопровожу я чинно к алтарю, А ночью поглощен он будет вечным мраком…

Гермиона

Но днем успеет он с ней сочетаться браком! Для них уже престол во храме водружен, И мой позор всему народу разглашен. Но беззащитен Пирр: он повелел конвою Троянца охранять. Себя он с головою Вам предает, — а вы пойдете, сударь, в храм, Чтоб молча наблюдать, как торжествует срам! Убейте же того, кто столь самонадеян; Вооружите всех вам преданных ахеян, Им в помощь можете вы взять моих людей, Чья ненависть к нему сравнится лишь с моей. Вступая с пленною троянкой в брак бесстыдно, Элладу предал он — всем это очевидно, И мести жаждут все: лишь нужно бросить клич Иль просто не мешать клинкам врага настичь. Возглавить эллинов, идти ль за ними следом — Решайте сами вы — мой приговор вам ведом: Хочу я Пирра кровь увидеть. И тогда — Я ваша.

Орест

Ах, но я…

Гермиона

Довольно! Я горда. Мне оскорбительны одни слова, без дела! Путь к сердцу своему я вам открыть хотела И обнадежить вас… Но, видно, вам милей Привычка сетовать — самой любви моей. Так возвращайтесь же, по-прежнему стеная, Обратно в Грецию; сумею мстить одна я. И от Ореста я услышала отказ! Не много ли обид досталось мне зараз? Иду я в храм — туда, где месть должна свершиться, Где не решаетесь вы за меня сразиться,— И сердце, что броней надежной прикрывал Он от моей любви, пронзит насквозь кинжал! Затем убью себя своею же рукою, Свою соединю судьбу с его судьбою. Ведь, как он ни жесток, — он воин и герой. Погибнуть лучше с ним, чем с вами быть живой!

Орест

Уймите ваш порыв: он противоестествен; Я дал вам слово мстить — я за него ответствен. Сам вашего врага я гибели предам И стану, может быть, небезразличен вам.

Гермиона

Спешите! Тем скорей и якорь будет поднят: Покинем вместе мы Эпир еще сегодня.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гермиона, Клеона.

Клеона

Вы губите себя! Быть надо холодней…

Гермиона

Гублю себя иль нет — мне месть всего важней. Хоть говорит Орест, что он на все решится, Вполне ли на него могу я положиться? Мне больше, чем ему, принес изменник зла, И я сама удар верней бы нанесла. Самой убить его! Какое ликованье — Увидеть свой кинжал в кровоточащей ране И, довершив своей победы торжество, Троянку в смертный час укрыть от глаз его! Ах, если б мне была дана хоть та отрада, Чтоб перед смертью он узнал, что не Эллада, А я, я мщу ему за гнусные дела! Ступай, покуда кровь еще не потекла, Пока он жив — беги, — пусть он из уст Ореста Узнает, что ему мстит прежняя невеста!

Клеона

Иду! Ох, близится ужасная беда! Но что это? Сам царь пожаловал сюда!

Гермиона

Остановись! О нет, беги скорей, Клеона, Вели Оресту ждать, что скажет Гермиона!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пирр, Гермиона, Клеона.

Пирр

Меня не ждали вы… Прервав ваш разговор, Я знаю, что от вас я заслужил укор. Но я пришел не с тем, чтоб толкованьем лживым Пытаться всем моим делам несправедливым Благопристойное обличие придать; Я не могу себя пред вами оправдать, И горделивой мне не сохранить осанки,— Но выбор сделан мной: женюсь я на троянке И отдаю ей все, обещанное вам. Другой бы тут прибег к чувствительным словам, Сказал бы, что отцы распорядились нами Не как хотели мы, а как решили сами, Двоих нелюбящих друг к другу привязав. Но не оспорил я тогда отцовских прав И тем уж виноват. Впоследствии отправил За вами я послов, и вас корабль доставил Сюда, в Эпир, где вам оказан был почет. Хотя уже давно к другой меня влечет, Я дал себе зарок во что бы то ни стало Остаться верным вам. И все же, видно, мало Желанья следовать по избранной стезе: Препятствовать страстям напрасно, как грозе; И верх взяла любовь; троянкой полоненной Я сам захвачен в плен, — безвольный и влюбленный. И вот сегодня с ней идем мы под венец. Рассудку вопреки я жажду, чтобы жрец Назвал моей женой ту, кем я ненавидим… Наперекор себе в священный храм мы внидем. Да, мне вины своей пред вами не избыть: Клятвопреступник я, но я хочу им быть! Так пусть скорее гнев ваш справедливый грянет: Быть может, вам и мне на сердце легче станет. Кляните же творца содеянного зла! Любая мной от вас заслужена хула.

Гермиона

Я ваше, государь, ценю чистосердечье: Вы доказали мне своей пространной речью, Что, совершая зло, его вы звали злом И знали, что хула вам будет поделом. Ну что ж, бывают ведь на солнце тоже пятна; Сегодня слово дать, а завтра взять обратно — Для славного царя естественно вполне. Рабом быть клятвы? Нет!.. Вы и пришли ко мне, Лишь чтоб нечестностью своей покрасоваться! Вам, видно, в низостях приятно признаваться! Прекрасно! Честь и долг попрать и отмести, Любить одну, в Эпир другую привезти, Бросать меня, опять вздыхать передо мною И на моих глазах обзавестись женою! Царевну оскорбить, рабу возвесть на трон, Сперва для эллинов разрушить Илион, Для сына Гектора потом предать Элладу… Кто столько славных дел свершить способен кряду, Не даст себя связать ни клятвам, ни словам, И произвол его себе довлеет сам. Чтоб усладился слух супруги нежной вашей, Как вас назвать — лжецом или еще покраше? Желаете вы с ней глумиться надо мной, Хотите выставить меня с моей бедой Всем на посмешище? Не много ль будет, впрочем, Вам радостей зараз? Нет, кое-что отсрочим… Другие вас потом как надо наградят. Не стоит удлинять прозваний длинный ряд, Который вы давно по праву заслужили: Кем зверски был убит старик Приам? Не вы ли И всю его семью сразили наповал? Кто, как не вы, детей и женщин убивал? А Поликсену кто, к негодованью греков, Постыдно удушил? [131] Кто кровью человеков Залил несчастный град, как вешнею водой? Вы! В чем вам отказать, о доблестный герой!

Пирр

Я за Елену мстил — ведь это вам не внове, Но знаю — пролил я немало лишней крови; Увлекшись битвою, вслепую стал рубить. Однако лучше нам о прошлом позабыть. Я рад, что слушали меня вы равнодушно; Коль излияниям моим внимать вам скучно, То, значит, нет на мне такой большой вины. Ах, вашей я не знал души до глубины! Не понимал того, что, каясь в преступленье, Я тем смертельное нанес вам оскорбленье: Неверным может ли быть тот, кто не любим? Я возомнил, что я для вас незаменим, А что лишь долг велит вам стать моей супругой, Что обернется вдруг предательство услугой,— Я не подозревал… Но ведь и впрямь никто Не мог вам приказать любить меня…

Гермиона

Как? Что? Я не любила? Я? Ты смеешь молвить это? К тебе я приплыла с другого края света, Где не один герой искал моей руки, И все еще я здесь, рассудку вопреки! Меня уехать прочь упрашивает свита, Я ж остаюсь, прося, чтоб ими было скрыто То унижение, что я давно терплю, Надеясь вновь привлечь того, кого люблю. Я изнывала здесь и плакала подолгу, Ждала, что к своему ты возвратишься долгу… Тебя любила я, хоть ты мне изменил, Но если б ты меня лишь пальцем поманил, Я б отдала тебе все сердце без остатка. Ведь даже и сейчас, когда так низко, гадко Ты поступил со мной, я — та же, что была: В моей душе любовь, увы, не умерла! Что ж, государь, когда так небесам угодно, Женитесь на другой, но будьте благородны Хотя б в одном: меня избавьте от стыда Самой присутствовать при свадьбе; вам вреда Не может принести отсрочка небольшая… Я буду далеко, вам больше не мешая, Уж завтра, может быть… Согласны? Да иль нет? Ну что ж молчите вы? Ни слова мне в ответ? Предатель! Ты своей троянкою лишь бредишь, С ней сердцем говоришь и все минуты метишь, Что попусту идут на разговор со мной. Иди! Я не держу! Беги принесть другой Те клятвы, что ты мне здесь расточал когда-то Но, святотатец, знай, что ждет тебя расплата! Тобою оскорблен благих богов синклит; Он ложных клятв тебе, изменник, не простит! Спеши же к алтарю. Отпали все препоны. Но бойся там узреть лик гневной Гермионы!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Пирр, Феникс.

Феникс

Тем, что вы слышали, пренебрегать нельзя. У Гермионы есть союзники, друзья; На гнев отвергнутой нельзя смотреть без страха. Орест в нее влюблен…

Пирр

Меня ждет Андромаха.

Феникс

Но, государь, у вас здесь сильные враги!

Пирр

Ступай и бдительно ребенка стереги.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гермиона.

Гермиона

Где я? Что делаю? Что совершить должна я? Взметнула бурю чувств во мне обида злая! Брожу я по дворцу в отчаянье немом… Любовь иль ненависть мне душу жжет огнем? Как он жесток! Он был исполнен безразличья! Не дал себе труда хоть соблюсти приличья: Изобразить печаль, хоть раз вздохнуть с тоской… Нет, безмятежен был души его покой! Его не тронуло ничуть мое несчастье; Он и к слезам моим не выказал участья. И в довершение страданья моего Я, малодушная, тревожусь за него! Страшусь грозящего изменнику удара? Прощаю, хоть еще не совершилась кара? Нет, нет! Мой приговор не будет отменен! Я не нужна ему — так пусть погибнет он! Над яростью моей он попросту смеется,— Считает, что гроза слезами изольется, Что, вознамерясь мстить, я в страхе задрожу, И, коли замахнусь, то руку удержу. Он, помня о моем к нему расположенье, Имеет обо мне превратнейшее мненье! А впрочем, у него иное в голове: Все мысли об одном — о новом торжестве; А жизни, смерти ли ему желают где-то — Что до того ему, презрителю обета? Меня бросает он, как бесполезный груз? Ну нет! Разя, Орест, рази, коль ты не трус! Он знал, в конце концов, что он меня принудит… Меня? Так смерть его моим деяньем будет? Моя любовь к нему убить его должна, Хотя ему была я столько лет верна, Хоть суженым своим его в душе назвала До обручения задолго… Я не знала, Что в путь к нему пущусь за тридевять земель, Лишь чтоб убить его и с тем отплыть отсель!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Гермиона, Клеона.

Гермиона

Ах, что я сделала, Клеона! Что за вести Ты принесла? Где Пирр?

Клеона

Он при своей невесте. Собой безмерно горд, и счастлив, и влюблен, Теперь он всем, чего он жаждал, наделен. Ко храму вел сейчас с особым торжеством он Ту, чей строптивый дух им наконец-то сломан; В его глазах сверкал нетерпеливый пыл; Привыкший побеждать, он снова победил, Но, верно, заждался желанного исхода… Она ж, потупя взор, шла с ним среди народа, Приветствовавшего ее, рукоплеща, Шла безучастная, однако — не ропща.

Гермиона

И низость эту он свершит без колебанья? В нем не заметно ли душевного метанья? Всмотреться удалось тебе в его черты? Не разглядела ль в них хоть беспокойства ты? Он в сторону дворца не обращал ли взора? Не покраснел ли хоть от гневного укора, Который мог послать твой взор ему в толпе? Иль твердо он идет по гибельной тропе?

Клеона

Он глянул на меня, как мог взглянуть незрячий; Забыв о вас, забыл о прочих он тем паче; От века не в ладу со здравым смыслом страсть: С его беспечностью — как раз в беду попасть! Кто верноподданный, кто враг — ему нет дела. Он стражу отослал, чтобы она радела Об сыне Гектора, как будто вражий меч Великого царя не может подстеречь! Сам Феникс перед ним за мальчика в ответе…

Гермиона

О, вероломный Пирр! Не жить тебе на свете! Но что сказал Орест?

Клеона

С людьми своими в храм Вошел он.

Гермиона

Что же он намерен делать там? Он отомстит?

Клеона

Как знать…

Гермиона

О, нет скончанья бедам! И он меня предаст?

Клеона

Вас? Что вы! Он вам предан! Но добродетель в нем ведет с любовью спор. Ему не усмирить в душе своей раздор, И он колеблется, сомненьем тяжким мучим: Пирр, всеми признанный воителем могучим, Герой, Ахиллов сын, великий государь, Почтение ему внушает, как и встарь. Страшится Греции Орест, душой смятенный, Страшится гнева всей огромной ойкумены, А более всего страшится сам себя. Он голову царя на острие копья Принес бы, но претит ему убийцы имя. Вошел он все же в храм сейчас с людьми своими, Но обнажит ли меч иль нет — не знает сам.

Гермиона

Он трус! Он зрителем — и только — будет там! Почтение к царю, Эллады гнев — пустое! Лишь смерть его страшит — смерть, и ничто иное! Все греки десять лет дрались за мать мою, И многие цари отдали жизнь в бою, Хотя Елена их дотоле не видала. А я прошу его, и нужно мне так мало: Клятвопреступного злодея умертвить,— Такой ценою он меня бы мог добыть. Награда — я сама, а отомстить — бессильна? Нет! Нынче все-таки польется кровь обильно. Я собственной рукой изменнику воздам! От воплей ужаса пусть содрогнется храм! Убийство завершит их бракосочетанье. Потом пусть узрят все мое самозакланье. Мне даже все равно — умрет Орест иль Пирр, Но кто-нибудь со мной сойдет в загробный мир!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Орест, Гермиона, Клеона.

Орест

Сударыня, я к вам с известием счастливым: Настал конец его деяньям нечестивым.

Гермиона

Он мертв?

Орест

Кончается сейчас у алтаря: Настигла наша месть предателя-царя. Хоть я бы предпочел открытый бой на равных, Во мне и в эллинах вы слуг нашли исправных. Я устремился в храм. Там греческий отряд, Покуда жрец свершал венчания обряд, Прокрался к алтарю хитро, поодиночке. Но Пирр, уверенный, что родился в сорочке, Остался и тогда, как был, невозмутим, Как будто греческий посол и иже с ним Возвысить призваны торжественность обряда — Тем более, что им оскорблена Эллада. Невесте на чело корону возложив, Ее царицею при сем провозгласив, Пирр молвил: «Надо мной и над страной моею Теперь вы — госпожа. Клянусь вам, что сумею Я сыну вашему достойным быть отцом, И, с матерью его соединен венцом, Я признаю, что он наследует по праву Приамов трон, а с ним — и прежней Трои славу». Тут весь собравшийся народ возликовал, Но, греческий отряд, хоть был он очень мал, С отвагой яростной накинулся на Пирра: Самонадеянный враг эллинского мира Был сжат кольцом людей, спешащих отомстить, И меч свой некуда мне было опустить. Нанесть решительный удар стремился каждый: Царь бился в их руках, но, раненный многажды, Окровавленный весь, на плиты храма пал. Я вздоха ждать его последнего не стал И бросился сюда, дабы немедля с вами К ахейским берегам уйти под парусами. Нам в гавань путь лежит, а там нагонят нас Те, кем был выполнен суровый ваш приказ.

Гермиона

Что сделали они!

Орест

Горячность им простите; Конечно, не моей вооруженной свите, А мне пристало бы с эпирцем счеты свесть, И должен был он знать, что это ваша месть, Но пусть вам радости не омрачит досада: Ведь я душою был отважного отряда; Я в храм послал его. Гордиться вы должны: Теперь вы наконец сполна отомщены! Никто иной, как вы…

Гермиона

Довольно слов, предатель! Виновен ты один, коварный зложелатель! Пусть греков радует поступок низкий твой; Убийца гнусен мне. Сокройся с глаз долой! Я видеть не могу того, кем так жестоко Прекраснейшая жизнь оборвана до срока. Как ты посмел, злодей, вершить его судьбой? Кто право дал тебе на этакий разбой? Кем надоумлен ты свершить под видом мщенья Убийство подлое? Как мог без отвращенья С головорезами своими…

Орест

Горе мне! Ужели ваш приказ услышан мной во сне?

Гермиона

Поверил ты словам, что женщине влюбленной Подсказывал ее рассудок помраченный? Не должен ли ты был в душе ее прочесть, Что, мучась от любви, она твердит про честь, Что сердце и уста между собой в разладе? Твой долг повелевал, меня самой же ради, От злого умысла, коль он мелькнул на миг, Отговорить меня, чтоб он тотчас же сник; Не приходить ко мне за новым подтвержденьем, Меня наедине с моим оставить мщеньем. Твоя любовь ко мне дала достойный плод! Несчастье от тебя, как тень, не отстает; Ты появился здесь, и всем принес несчастье. Могла еще вернуть себе над Пирром власть я, И стал бы он моим, — любя иль не любя. Он в брак с соперницей вступил — из-за тебя! Прощай, живи один в своем ахейском мире. Мне там постыло все. Я остаюсь в Эпире. Страна, способная чудовищ порождать Таких, как ты, злодей, — мне более не мать!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Орест .

Орест

То Гермиона ли была передо мною? Кровопролития, выходит, я виною? Предатель гнусный я, убийца и злодей? Да впрямь — Орестом ли зовусь я средь людей? Как! Подавляю я все доводы рассудка И совершаю то, о чем помыслить жутко: Напав исподтишка, я расправляюсь с ним,— С царем, который был мной по заслугам чтим; Все попираю я своим насильем грубым,— Чтоб святотатцем стать, убийцей, душегубом. А для кого? Для той, чей нрав изменчив, крут, Для той, что, навязав мне недостойный труд, Неблагодарностью сейчас мне отплатила? Да ведь она сама мне строго воспретила Показываться ей, пока он будет жив! Теперь она ушла, за все вознаградив Меня поносными прозваньями без счета… Заслуженная мзда усердного илота!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пилад, Орест.

Пилад

Скорей отсюда прочь! Нам всем грозит беда. И можем мы уйти сейчас иль никогда. Ворот не удержать и стойкой обороной; Нас мало для войны с толпою разъяренной. Лишь Андромаха здесь имеет нынче власть, Эпирцы за нее готовы жизни класть, Уничтожая нас, ее врагов исконных. Она же, хоть вчера ей был противен трон их, За мужа нового их побуждает мстить, Да и за прежнего попутно, может быть. Бежим, пока нам путь последний не отрезан, Чтоб не пришлось его прокладывать железом; Теснится все еще вкруг Гермионы люд, Но чуть промедлим мы — вкруг нас кольцо замкнут.

Орест

Нет, нет, мне долг велит быть подле Гермионы: Не в состоянье жить я, ею не прощенный. Я должен Пирра кровь своею искупить.

Пилад

О Гермионе вам, Орест, пора забыть. Вы, ярости ее и жертва и орудье, Себе и мертвую ее берете в судьи? В угоду ей должны вы умереть? За что?

Орест

Что слышу я? Мертва?

Пилад

Вам не сказал никто О том, что в этот час несчастный приключилось? Когда мы шли сюда, царевна появилась Простоволосая, с безумием в глазах, И к храму ринулась, откуда жалкий прах Всесильного царя солдаты выносили. И, словно некоей слепой подвластна силе, Свой извлекла кинжал, не разжимая губ, Пронзила грудь себе и рухнула на труп.

Орест

Примерно наказать меня решили боги… Хвала бессмертным вам за то, что вы столь строги, Столь непреклонны к тем, кто возбудил ваш гнев. Вы, в замысле своем жестоком преуспев, Добились длительным и неотступным мщеньем Того, что стал я сам несчастья воплощеньем. Для этой цели я и был на свет рожден. И цель достигнута. Я удовлетворен. Теперь, чтоб до конца исполнились все судьбы, В их и в своей крови мне надо утонуть бы… И смерть желанная положит пусть конец Непримиримому раздору трех сердец.

Пилад

Орест, мой друг!

Орест

Как, Пирр? Тебя я снова вижу? Мой враг, которого я страстно ненавижу! Ведь мною ты убит, кто ж мог тебя спасти? Еще один удар я должен нанести? Но что это? Его целует Гермиона, Смотря на милого умильно и влюбленно И гневно — на меня. Бессилен я пред ней… А что там позади? Я вижу клубы змей… Там злые демоны! О, преисподней дщери! Пришли меня терзать вы, как добычу — звери? Те змеи, что шипят на ваших головах, И те бичи, что вы сжимаете в руках, Не для меня ль они? Что ж, мучьте и влеките Меня во мрак… Но нет! Ей право уступите Замучить до смерти того, кто изнемог. Она хищнее вас. Вот лакомый кусок: Я сердце ей мое бросаю на съеденье!

Пилад

Смотрите, он без чувств! Утихло исступленье. Нам мешкать — смерть. Скорей страдальца унесем, Покуда ярость вновь не пробудилась в нем.

 

СУТЯГИ

Комедия

 

Перевод Инны Шафаренко

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда я прочел комедию Аристофана «Осы», мне еще не приходило в голову, что с их помощью мной будут написаны «Сутяги». Правда, «Осы» меня весьма позабавили, и я нашел в них множество веселых шуток, которые мне захотелось передать нашей публике. Я решил сделать это через посредство итальянских актеров, в чьих устах смешное наиболее уместно. Судья, выпрыгивающий из окна, преступник-пес и слезы его детей — мотивы, которые казались мне достойными серьезности Скарамуша.

Отъезд этого актера помешал исполнению моего замысла, и тогда кое у кого из моих друзей родилась мысль, что неплохо бы представить в нашем театре пиесу в духе Аристофана. Я не сразу сдался на их уговоры, ссылаясь на то, что, хотя и я нахожу этого автора очень остроумным, мои личные вкусы не позволили бы мне именно его взять за образец, если бы я принялся писать комедию, и что я куда охотнее стал бы подражать сдержанности Менандра и Теренция, нежели вольной манере Аристофана и Плавта. Мне отвечали, что от меня вовсе и не требуют комедии, а просто хотят проверить, хорошо ли будут звучать на нашем языке острые словечки Аристофана.

Так мои друзья, то подбадривая меня, то помогая мне советами, заставили меня приняться за работу над пиесой, которая в скором времени и была завершена.

Большинство людей нисколько не задумывается ни о целях автора, ни о смысле его труда. К моему шутливому сочинению подошли так, словно это была трагедия. И даже те, кто забавлялся больше всех, боялись смеяться не по правилам и порицали меня за то, что я недостаточно серьезно обдумал способы рассмешить их. Другие решили, что им пристало скучать на моей комедии и что судопроизводство не может служить предметом развлечения для придворных.

Вскоре пиеса была сыграна в Версале. Там зрители не стеснялись веселиться вовсю, и те, кто считал для себя неприличным смеяться на ее представлениях в Париже, в Версале были вынуждены смеяться, чтобы соблюсти приличия.

Они согрешили бы против истины, если бы упрекнули меня в том, что я утомил их слух судебными кляузами. Язык ябеды чужд мне более чем кому бы то ни было, и я заимствовал из него лишь несколько варварских словечек, усвоенных мною во время одного процесса, в котором ни я сам, ни мои судьи так и не смогли толком разобраться. Если я чего-нибудь и опасаюсь, то лишь одного: как бы серьезные люди не сочли озорством изображение суда над собакой и чудачеств судьи. Но в конце концов я перевожу Аристофана, а ведь он имел дело с довольно требовательной публикой: афиняне-то уж хорошо знали, что такое аттическая соль, и когда что-нибудь вызывало их смех, то это, конечно, не были просто глупые шутки.

Я придерживаюсь того мнения, что Аристофан поступал правильно, выходя в своих пиесах за пределы правдоподобия. Надо полагать, что судьи Ареопага были бы недовольны, если бы он списал прямо с натуры их алчность, увертки их писцов и хвастливую болтовню адвокатов. Было уместно несколько сгустить краски в изображении действующих лиц, чтобы судьям было труднее себя узнать. Публика умела разглядеть истинное сквозь смешное, и я уверен, что лучше предоставить свободу безудержному красноречию двух ораторов в деле по обвинению собаки, чем посадить на скамью подсудимых настоящего преступника и занимать зрителей судьбой человека.

Во всяком случае, могу заметить, что, как оказалось, наш век — не более хмурого нрава, чем век Аристофана, и если целью моей комедии было посмешить людей, то никогда еще комедия лучше не достигала цели.

Я отнюдь не жду для себя больших похвал за то, что довольно долго веселил публику, но вменяю себе в некоторую заслугу, что мне удалось сделать это, нимало не прибегая к грязным намекам и недостойному зубоскальству, которыми теперь без стеснения пользуется большинство наших писателей, заставивших театр вновь опуститься до той пошлости, откуда его извлекли более щепетильные авторы.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Данден, судья.

Леандр, его сын.

Шикано, купец.

Изабелла, его дочь.

Графиня де Пенбеш. [136]Графиня де Пенбеш . — Старинные комментаторы сообщают, что актриса, игравшая графиню де Пенбеш, появлялась на сцене в платье цвета увядшей розы и с маской, висящей на ухе; по этим приметам зрители безошибочно угадывали, что этот персонаж «Сутяг» — сатира на известную во времена Расина любительницу тяжб графиню де Криссе. Гротескные портреты Графини, Дандена, Пти Жана, Шикано — свидетельство того, что Расин довольно смело выходил за рамки «правильной» классицистской комедии, используя в «Сутягах» приемы аристофановой сатиры.

Пти Жан, швейцар у Дандена.

Интиме, секретарь Дандена.

Суфлер.

Действие происходит в одном из городов нижней Нормандии.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Пти Жан , один, с большим мешком, набитым протоколами.

Пти Жан

Безумец тот, кто ждет от будущего благ. Ты в среду сыт, ан глядь — в четверг свистишь в кулак Покинул я Амьен [137] и у судьи швейцаром Уж целый год служу, а все почти что даром. Над пикардийцами здесь любят подшутить, Но, средь волков живя, учись по-волчьи выть, И, хоть с нормандцами нам в плутнях не сравниться, Умел не хуже их я от истцов кормиться. Юлил передо мной нарядный лоботряс: «Ах, господин Пти Жан! Как рад я видеть вас!» Но не сдавался я на лесть и уверенья, Пока им не было в монете подтвержденья. Нет денег? Добрый путь! В суде закрыта дверь. С моей повадкою знакомы все теперь. Бывало, прибылью делился я с судьею, А он мне поручал, весьма довольный мною, То свечек прикупить, то сена запасти. Тут я смекал: «Пти Жан, свое не упусти!» Все было б хорошо. Да вот какая жалость: Хозяин мой, судья, видать, свихнулся малость. Такой в свои суды стал вкладывать он пыл, Что остальное все забросил и забыл. Ближайшие друзья его бы не узнали! С утра до вечера сидит в судейской зале Без пищи и питья, в бумаги погружен, Как будто сыт и пьян параграфами он. Я говорил ему: «Мне это видеть тяжко! Коль едешь далеко, — следи, крепка ль упряжка; В таком-то возрасте зачем из кожи лезть? Вы так зачахнете! Ведь надо спать и есть!» Да где там! Ничего и слышать он не хочет. Какие-то «статьи» под нос себе бормочет, Не смотрит на людей и даже перед сном Не разлучается с судейским колпаком. Коль от безумного он не очнется бреда, То может засудить и сына и соседа. Недавно петуха старик казнить велел За то, что тот поздней обычного пропел. Бедняга опоздал всего лишь на минутку, Но господин судья взъярился не на шутку. Шумел и бушевал с утра часов до двух, Крича, что знает, кем подкуплен был петух. Услышав о таком нелепом приговоре, Сын приказал держать все двери на запоре. И вот я день и ночь дежурю под окном, Простился с отдыхом, с обедом и с вином, Зеваю, похудел, от старика — ни шагу! Ну просто — мочи нет! Хоть у дверей прилягу! Вздремнуть бы!

(Ложится на землю перед домом.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Интиме, Пти Жан.

Интиме

Эй, Пти Жан! О, черт! Проснись же, встань!

Пти Жан

Ты, Интиме?

Интиме

Зачем ты здесь в такую рань?

Пти Жан

Да видишь — стерегу. Ох, эти старикашки! Как ты им не служи, от них не жди поблажки! Чуть что не так — кричит! И все грозит судом!

Интиме

Вот как!

Пти Жан

Я терпелив, но уж терплю с трудом. Соснуть я попросил недавно разрешенья, А он мне говорит: «Подай о сем прошенье!» Вот так и мучаюсь, не уходя с поста, А мне бессонница томительней поста! Спокойной ночи!

Интиме

Что? Сейчас? Да ты в уме ли? Чу! Это что за шум? Засовы загремели!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Данден, Интиме, Пти Жан.

Данден

(распахивает окно)

Эй, Интиме! Пти Жан!

Интиме

(Пти Жану)

Ни слова!

Данден

Пустота! Ушли! Уйду и я! Но дверь-то заперта! А ежели — в окно? Здесь низко, слава богу. Захватим все дела, и поскорей в дорогу! Гоп-ля!

Интиме

Вот так прыжок!

Пти Жан

Хозяин, вы куда?

Данден

Ай! Грабят!

Пти Жан

Это я!

Данден

Свидетели, сюда!

Интиме

Зачем же так кричать?

Данден

Убийство! Преступленье!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Леандр, Данден, Интиме, Пти Жан.

Леандр

Эй, факелы зажечь! Что здесь за представленье! Отец?! Кто вас посмел средь ночи разбудить? Куда бежите вы? Еще темно!

Данден

Судить!

Леандр

Кого? Все спят!

Пти Жан

Кто спит, а кто — на карауле!

Леандр

И вам бы отдохнуть. А вы — и не вздремнули. Что это за мешки?

Данден

Я взял дела с собой. Теперь три месяца я не вернусь домой.

Леандр

Но есть-то надо вам? В расчет вы это взяли?

Данден

Я буду есть в суде.

Леандр

А спать?

Данден

В судейской зале!

Леандр

Отец, я не могу вас ночью отпустить! Вам не по возрасту теперь такая прыть. Я сын ваш и хочу, чтоб вы остались живы. Неделю или две передохнуть должны вы, Оставить все дела и дать покой родным. Вы нездоровы.

Данден

Пусть! Хочу я быть больным!

Леандр

Вы из упрямства все пустить готовы прахом!

Данден

Ты думаешь, что я, подобно вертопрахам, Таким, как ты, сынок, и все твои друзья, Могу бездельничать? Я — городской судья! Вы днем за картами, вы вечером на бале, А мне беспутные забавы не пристали. Ведь сами денежки к нам в руки не идут, Чтоб их добыть, нужны усердие и труд. Откуда ты возьмешь жабо и ленты, если Не буду я сидеть в моем судейском кресле? А ты, приобретя узорчатый камзол, Среди дворян себе приятелей завел И сдуру из себя стал корчить кавалера! Но легкомыслию, мой друг, должна быть мера! Судейской мантии стыдишься ты, сынок, А от нее меж тем семье немалый прок. От века мантию носили все Дандены. Взгляни на лица их, что украшают стены В парадных комнатах и в спальне у меня,— Не скажешь, что в нужде жила моя родня! Хоть чин мой невелик и человек я скромный, Маркизы толпами стоят в моей приемной, И если сосчитать мой годовой доход, То их доходы он намного превзойдет. Да, вижу я теперь, как ты хранишь заветы Покойной матери, бедняжки Бабонетты… Бог наградил меня примерною женой: Сидела матушка в присутствии со мной С утра до вечера, питалась чем попало; Зато к ее рукам кой-что и прилипало! А ты — дурак и мот!

Леандр

Пора домой, отец. Рассудка голосу внемлите наконец! Пти Жан, препроводи хозяина к постели. Запри все окна, дверь, чтоб не было ни щели: Для пожилых людей опасны сквозняки.

Пти Жан

Велите укрепить засовы и замки!

Данден

Мне — спать? Какой урон моей судейской чести! Хоть предъявите мне решенье об аресте!

Леандр

О вашем, батюшка, здоровье хлопочу!

Данден

Иду. Ио знайте же: я всех вас проучу! Назло не буду спать!

Леандр

Весь дом и так разбужен. Иди, Пти Жан!

(К Интиме.)

А ты останься, ты мне нужен.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Леандр, Интиме.

Леандр

Хочу поговорить с тобой наедине.

Интиме

Что, нужен страж и вам?

Леандр

Да, кажется, и мне… Увы! Теперь и мой рассудок не в порядке!

Интиме

Вам хочется судить?

Леандр

Оставь свои догадки! Ты знаешь этот дом?

Интиме

Теперь я понял вас! Вам не дает любовь уснуть в столь поздний час! Хотели рассказать вы мне об Изабелле? Ну что ж, она умна, красива в самом деле И мужа недурным приданым одарит, Коль папенька в судах ее не разорит. С кем он не судится! За стертую монету Всю Францию готов он притянуть к ответу. И дом купил, чтоб здесь, с судьею рядом, жить! Судиться жаждет он, как ваш отец — судить! И если выдать дочь он замуж согласится, То с зятем завтра же найдет предлог судиться.

Леандр

О, мне известны все причуды старика… Но я люблю ее!

Интиме

Любовь всегда робка! Поговорите с ним. Добьетесь вы успеха.

Леандр

Как скор ты на словах! Тут есть одна помеха — Ее отец маньяк: решил он с давних пор, Что будет у него в зятьях лишь прокурор, Ходатай, иль судья, или судебный пристав. Сутяжный пыл его безмерен и неистов. А дочь, пока идет вся эта кутерьма, Тоскует взаперти. Ей отчий дом — тюрьма. И слезы льет она, меж тем как без зазренья Он тратит на суды доход и сбереженья. Так можно девушку до нитки разорить! Не знаешь, кто бы мог…

Интиме

Сутягу усмирить?

Леандр

Подделать документ…

Интиме

Покойный мой папаша Сумел бы в пять минут уладить дельце ваше! Жаль, нет его в живых! Уж вот кто был ловкач! Он деньги загребал, не зная неудач, В проделках плутовских себе не ведал равных «И на челе носил печать деяний славных». [138] Где было палочных ударов на сто спин, Умел он все себе заполучить один. Располагайте ж мной! Как сын отца такого, Я помогу вам.

Леандр

Ты?

Интиме

Я не глупей другого!

Леандр

Вручишь подложный акт?

Интиме

А почему бы нет?

Леандр

Ей передашь письмо?

Интиме

И принесу ответ. Все будет сделано.

Леандр

Ну, что ж, возьмись, пожалуй. Вот он! Уйдем скорей!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Шикано, Пти Жан.

Шикано

(прохаживаясь взад и вперед)

Ла Бри, ты честный малый! Тебе я поручу сегодня много дел. Смотри, чтобы наверх никто пройти не смел; Вели отправить в Мен пакет: он запечатан; Наведайся в садок к породистым крольчатам И к прокурору в дом штук пять вели снести; Придет писец — его мускатом угости И дай ему мешок, что на окне в прихожей. Все, кажется… Ах, да! Придет на жердь похожий Высокий человек. Пускай он подождет. Он показания перед судом дает,— Какие мне нужны, — за небольшую цену. Бьет пять часов! Пора. Пойду к судье Дандену.

Пти Жан

(приоткрывая дверь на стук Шикано)

Кто?

Шикано

Можно мне к судье?

Пти Жан

Нет. Прекращен прием.

Шикано

Могу я говорить с его секретарем?

Пти Жан

Нет.

Шикано

А с привратником?

Пти Жан

Привратник я.

Шикано

Чудесно! Прошу вас, от меня примите…

Пти Жан

(беря деньги)

Очень лестно.

(Закрывает дверь.)

Придите завтра.

Шикано

Что? Хоть деньги мне верни! Как стал корыстен мир и жаден в наши дни! В былые времена судиться было просто: На каждое экю выигрывали по сто. Теперь же, кажется, все денежки мои Нужны, чтоб подкупить… привратника судьи! Но, вижу я, сюда идет поспешным шагом Графиня де Пенбеш. Нет утром сна сутягам!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Графиня, Шикано.

Шикано

Впуск прекращен.

Графиня

Уже? Так я была права! От этих милых слуг распухнет голова! Лентяи! Олухи! Не встать им спозаранку! Пришлось самой будить лакеев и служанку!

Шикано

Судья скрывается. Все ясно для меня.

Графиня

Я не могу застать его уже три дня!

Шикано

Противник мой силен. Но я имею виды…

Графиня

Какие наглецы! Я не прощу обиды!

Шикано

Я по закону прав.

Графиня

Я отомщу врагу!

Шикано

Сударыня, я вам довериться могу!

Графиня

Ах, знаете, и я рассержена немало!

Шикано

Там, в сущности, пустяк.

Графиня

Как я уже сказала…

Шикано

Так вот: однажды днем, пятнадцать лет тому, Чужой осел, пройдя по лугу моему, Мне причинил ущерб. Тотчас же за потраву Я подал жалобу — законно и по праву,— Осла же задержал. Эксперт назначен был; В две вязки сена он убыток оценил. Примерно год спустя дал суд определенье: Мне в иске отказать. Тогда без промедленья Я апеллировал. Покуда шло в суде Второе следствие, я хлопотал везде. И вот один мой друг, — конечно, не бесплатно,— Настроил суд ко мне вполне благоприятно; Я дело выиграл. Тут — новая беда: Противник пренебрег решением суда, И, более того, — через двенадцать суток Пустил ко мне во двор своих гусей и уток! Подобной наглости еще не видел свет! Тогда, определив мне нанесенный вред, Мой адвокат, большой знаток судейских правил, Вторую жалобу к рассмотренной добавил. Но слушанье судья еще раз отложил. Я лез из кожи вон: писал, кропал, строчил, Привел на суд живых свидетелей; вдобавок Добыл пять экспертиз, шесть актов, восемь справок, Представил купчую на луг и на поля, Послал прошение на имя короля, За все и всем платил — заметьте — без квитанций! И, наконец, пройдя четырнадцать инстанций И тысяч пять экю на этом потеряв, Я получил ответ, что… не было потрав! Да разве это суд? Да разве это право? Через пятнадцать лет! Но я — крутого нрава! Я в королевский суд кассацию подам! Дойду до короля! Но, вижу я, и вам Не повезло?

Графиня

О да!

Шикано

Добьюсь я непременно!

Графиня

Я…

Шикано

Столько потерять за две охапки сена!

Графиня

Мои суды теперь приблизились к концу. Остались пустяки: иск к мужу, иск к отцу, Иск к детям. Но, увы, стряслось большое горе. Признаться совестно мне в этаком позоре! Посредством клеветы почтенная родня Добилась строгого запрета для меня Судиться. Вынес суд решение по форме И печься им велел лишь о моем прокорме.

Шикано

Запрет судиться?

Графиня

Да!

Шикано

Ну, кто б подумать мог!

Графиня

О, я в отчаянье! Я просто сбилась с ног! Как быть?

Шикано

Вас обрекли жить дома на покое! А содержанье вам положено какое?

Графиня

Хватило бы в обрез на пищу и питье, Но, сударь, без судов — кому из нас житье?

Шикано

Судейские крючки нас обдерут как липку, А мы смолчим! Спрошу, чтобы не впасть в ошибку: Давно вы судитесь?

Графиня

Да как бы вам сказать — Лет тридцать.

Шикано

Пустяки!

Графиня

А может, тридцать пять…

Шикано

Так сколько же вам лет? Вы очень моложавы!

Графиня

Всего под семьдесят.

Шикано

Прекрасный возраст, право, Чтоб тяжбы затевать!

Графиня

А я и не сдаюсь. Я все с себя продам, а своего добьюсь!

Шикано

Сударыня, я вам хочу помочь советом.

Графиня

Ах, не решалась я вас попросить об этом!

Шикано

Пойти бы вам к судье…

Графиня

Я тотчас же пойду!

Шикано

Упасть к его ногам…

Графиня

О, сударь, упаду! Незамедлительно!

Шикано

Но дайте кончить фразу!

Графиня

Суть дела уловить он умудрился сразу!

Шикано

Вы все сказали?

Графиня

Все!

Шикано

Прекрасно! Ну, так вот: Пойти бы вам к судье…

Графиня

Он речь умно ведет!

Шикано

Да помолчите же!

(В сторону.)

Вот старая хрычовка!

Графиня

Я так признательна! Мне, право же, неловко!

Шикано

Пойти бы вам к судье и заявить бы…

Графиня

Ах!

Шикано

Моя судьба…

Графиня

Так, так!

Шикано

Теперь у вас в руках!

Графиня

Еще бы!

Шикано

Дайте мне с печатью заключенье!

Графиня

Ой, нет! Я не хочу!

Шикано

С ней чистое мученье!

Графиня

Нет, в заключение я, сударь, не пойду!

Шикано

Да вы послушайте, я не к тому веду!

Графиня

И слушать не хочу! Скажите-ка на милость!

Шикано

Ну что еще за дурь? В амбицию вломилась!

Графиня

Дурь? Сам дурак!

Шикано

Кто? Я?

Графиня

Зачем меня в тюрьму? Уж заключение мне вовсе ни к чему!

Шикано

Минутку!..

Графиня

Научись с ослами сам судиться — Потом учи других!

Шикано

Но я же…

Графиня

Прочь, тупица!

Шикано

Вы что толкаетесь?

Графиня

Ступай стеречь свой луг!

Шикано

Я оскорблен — и нет свидетелей вокруг!

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Пти Жан, графиня, Шикано.

Пти Жан

Эй, что здесь за скандал у нашего окошка? Извольте, господа, хоть отойти немножко!

Шикано

Вы подтвердите, что…

Графиня

…Мой собеседник — плут!

Шикано

Прошу, запомните все сказанное тут!

Пти Жан

(графине)

Ведете вы себя весьма неосторожно!

Графиня

Ведь начал первый он! Ему, выходит, можно?

Пти Жан

(к Шикано)

Ах, сударь, так легко попасться самому!

Шикано

Я думал дать совет…

Графиня

Совет! Идти в тюрьму!

Пти Жан

(к Шикано)

Ах, сударь…

Шикано

Но она дослушать не хотела!

Пти Жан

(графине)

Сударыня…

Графиня

Совет! Ему какое дело!

Шикано

Злодейка!

Пти Жан

Тише вы!

Графиня

Сутяга!

Пти Жан

Ну и крик!

Шикано

Сиди на привязи!

Графиня

Ах, кляузный старик! Мошенник, вор, наглец! Подобного нахала Свет не видал!

Шикано

Бранись! Тем больше матерьяла Для иска! Пристава сейчас мы приведем!

Пти Жан

Связать бы всех сутяг — да в сумасшедший дом!

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Леандр, Интиме.

Интиме

Я буду приставом. Но, чтоб одним ударом Двух зайцев нам убить, оденьтесь комиссаром И к дому Шикано направьтесь вслед за мной. Прием, надеюсь, вам окажут недурной. Судейским заменив парик ваш белокурый, Вы, сударь, сможете девице строить куры; А я не отойду от дома ни на миг И знак подам, когда появится старик. Усилия мои теперь не будут втуне. Счастливым случаем обязан я фортуне: С самой графинею свела меня она. Старушка дьявольски была обозлена И, бросившись ко мне, исполненная пыла, Составить старику повестку попросила. Он будто оскорбил ее, да, ко всему, Хотел еще связать и засадить в тюрьму. Но не слыхал пока я вашего сужденья: Похож на пристава я в этом облаченье?

Леандр

До чрезвычайности!

Интиме

Надев такой мундир, Я понял, что смогу завоевать весь мир! Графиня вовремя на помощь подоспела! Ручаюсь вам, письмо получит Изабелла! А чтобы подписать контракт вам удалось, Должны мы действовать согласно, а не врозь. Вы сделаете вид, что заняты допросом, И сговоритесь с ней у старика под носом.

Леандр

Ну, а повестку ты не спутаешь с письмом?

Интиме

О, что вы! Будет все проделано с умом! Начнем же!

(Стучит в дверь к Изабелле.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Изабелла, Интиме.

Изабелла

Кто там?

Интиме

Друг!

(В сторону.)

Она сама! Смелее!

Изабелла

Что вам угодно?

Интиме

Я приказ судьи имею Сию бумагу вам немедленно вручить И тотчас на нее ответ ваш получить.

Изабелла

Ах, сударь, я совсем не разбираюсь в этом. Придет отец — к нему явитесь за ответом.

Интиме

Так дома нет его?

Изабелла

Ушел он по делам.

Интиме

Прочтите документ. Он адресован вам.

Изабелла

Я повторяю вам: отца сейчас нет дома. Я ж не сужусь ни с кем, хоть с тяжбами знакома. И, если б все в суды ходили так, как я,— Вам не было бы столь вольготного житья! Прощайте!

Интиме

Смилуйтесь!

Изабелла

Я знаю эти штуки!

Интиме

Но мне велели…

Изабелла

Ложь!

Интиме

Письмо отдать вам в руки!

Изабелла

Еще что!

Интиме

Право же!

Изабелла

Меня не обмануть!

Интиме

Но господин Леандр…

Изабелла

Кто? Дайте-ка взглянуть! И — тише!

Интиме

Наконец! Немало же усилий Затратил я, пока вы дверь мне отворили!

Изабелла

Как, это Интиме? Но что за маскарад?

Интиме

Уловка! Без нее не одолеть преград!

Изабелла

Ну, дай письмо! А ты совсем неузнаваем!

Интиме

Кому-то все-таки мы двери открываем?

Изабелла

Дай!

Интиме

(пряча письмо за спину)

Нет!

Изабелла

Ах, так? Теперь сама я не возьму! Неси его назад Леандру своему!

Интиме

Возьмите. И врагом впредь не считайте друга.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Шикано, Изабелла, Интиме.

Шикано

Так я — дурак и плут?! Ну, ей придется туго! Я оскорбления такого не прощу И старую каргу надолго укрощу. А дельце поручу такому человечку, Что вряд ли даст оно в его руках осечку. Но это что еще за новые дела? С мужчиной дочь моя беседу завела! В ее руках письмо…

Изабелла

Доверья он достоин? Не шутит ли со мной?

Интиме

Ах, он так неспокоен! Не спит, не ест…

(Заметив Шикано.)

…И вам докажет в час любой, Что никому не даст смеяться над собой.

Изабелла

(увидев Шикано)

Отец!

(К Интиме.)

Скажите тем, кто дал вам порученье: Угрозы их для нас — одно лишь развлеченье, И их повесток мы хранить не станем!

(Рвет записку.)

Вот!

Шикано

Так это не письмо! Она повестку рвет! «Приди, о дочь моя!» [139] Любовь ты заслужила! Кровь Шикано течет в твоих, малютка, жилах! Открыта пред тобой прекрасная стезя! Но все ж повестки рвать, дитя мое, нельзя.

Изабелла

Скажите им, что я их не боюсь нисколько. Пусть пишут! Мы прочтем — и улыбнемся только!

Шикано

Ну, ну, не горячись!

Изабелла

(к Интиме)

Прощайте!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Шикано, Интиме.

Интиме

(приготовившись писать)

Так. Сейчас Составим акт.

Шикано

Нельзя ль простить на первый раз? Она неопытна! Все это — от волненья! Повестку склею я при вас в одно мгновенье.

Интиме

Не надо.

Шикано

Сможем мы прочесть ее вполне!

Интиме

Да стоит ли труда! Есть копия при мне.

Шикано

Вы — славный человек. Подружимся легко мы. Но удивлен я тем, что мне вы незнакомы: В суде я знаю всех.

Интиме

Спросите у судьи: Ему известны все достоинства мои.

Шикано

Так кто же вас прислал?

Интиме

Я к вам по порученью Особы некоей. Она свое почтенье Вам просит выразить и вас оповестить О том, что вы должны ей нечто возместить.

Шикано

Я? Разве я нанес кому-нибудь обиду?

Интиме

Помилуйте! Вы так добросердечны с виду!

Шикано

Чего хотите вы?

Интиме

Они от вас хотят, Чтоб взяли вы слова поносные назад И при свидетелях признали их отныне Почтенной дамою.

Шикано

Ну, это — от графини!

Интиме

Она вам шлет поклон.

Шикано

Я — также.

Интиме

Рад весьма.

Шикано

Я от нее и ждал подобного письма! Скажите, сударь, ей: я медлить не умею; Она получит все, желаемое ею, У пристава. И пусть не бьет тревогу зря. Что ж пишут нам? Так, так. «Шестого января Графиня де Пенбеш, беседуя с Жеромом Из рода Шикано, зловредностью влекомым, Им незаслуженно была оскорблена. Задета честь ее, и требует она, Чтоб при свидетелях и при судейском чине Вышеозначенный признался, что графиня — Особа здравая, вполне в своем уме И вовсе нет причин держать ее в тюрьме. Ле Бон». Вас так зовут?

Интиме

Да, сударь, я не скрою. Ле Бон и ваш слуга.

Шикано

Но с подписью такою Повесток никогда не присылал мне суд! Как? Господин…

Интиме

Ле Бон.

Шикано

Вы, сударь, просто плут!

Интиме

Я — честный человек. Шумите вы напрасно.

Шикано

Разбойник! Негодяй! Теперь мне это ясно!

Интиме

Бранитесь, в добрый час! Но знайте: по суду За оскорбленье с вас потребую я мзду!

Шикано

Мерзавец!

Интиме

К доводам моим не будьте глухи.

Шикано

Я заплачу тебе две звонких… оплеухи!

(Дает ему пощечину.)

Интиме

Пощечина! Ее мы в протокол внесем!

(Пишет.)

«Свидетельствую сим, что господин Жером Из рода Шикано мне, приставу Ле Бону, В законных действиях моих чинил препону Посредством бранных слов…»

Шикано

(бьет его)

Не только слов!

Интиме

«Пинок Он мне нанес такой, что был им сбит я с ног. Означенный Жером, на том не успокоясь, Сорвал с меня парик и разорвал мой пояс. За это отвечать он должен по суду». Ну, сударь, что же вы? Я продолженья жду! Возьмите палку! Вот моя спина.

Шикано

Мошенник!

Интиме

Еще удар — и мне, пожалуй, хватит денег. [140]

Шикано

(хватаясь за палку)

Я погляжу, какой ты пристав!

Интиме

Ну, смелей! Лупите! У меня одиннадцать детей!

Шикано

Ах, господин Ле Бон! Прошу вас не сердиться! Ведь даже и мудрец способен ошибиться! Вы — пристав подлинный, и дорогой ценой Готов я искупить поступок столь дурной. Отец хоть не сумел оставить мне наследства, Но жить меня учил, внушал мне с малолетства Почтенье к господу, к мундиру и к чинам. Возьмите!

(Протягивает ему деньги.)

Интиме

Так легко не откупиться вам!

Шикано

Не подавайте в суд!

Интиме

Ого! А как же палка, Пинок, пощечина?

Шикано

И вам меня не жалко? Я все беру назад!

Интиме

Покорный ваш слуга! Нет, мне пощечина как память дорога!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Леандр, в костюме комиссара, Шикано, Интиме.

Интиме

Как кстати, что вы здесь! Не проходите мимо! Мне ваше мнение весьма необходимо! Вот этот, с виду столь достойный господин Мне только что нанес удар, — и не один!

Леандр

Вам?

Интиме

Мне. И от сего почтеннейшего мужа Немало бранных слов услышал я к тому же.

Леандр

А есть свидетели?

Интиме

Пощупайте слегка; Еще и посейчас горит моя щека.

Леандр

(к Шикано)

Итак, я вас застал на месте преступленья.

Шикано

Вот черт!

Интиме

Оказано суду сопротивленье: Повестку разорвав на несколько частей, Сказала дочь его, что презабавно ей Читать сей документ.

Леандр

Строптивая девица! Порвать повестку в суд! Велите ей явиться!

Шикано

Я грежу наяву? Иль это все во сне? Хоть бы один из них в суде встречался мне!

Леандр

Бить пристава! А, вот та самая особа!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Леандр, Изабелла, Шикано, Интиме.

Леандр

Ну, вас, сударыня, я допрошу особо. Звать?

Изабелла

Изабеллой.

Леандр

Так.

(К Интиме.)

Пишите.

(Изабелле.)

Сколько лет?

Изабелла

Семнадцать.

Леандр

Должен быть серьезным ваш ответ, А между тем сейчас мне доложил мой пристав, Что вы осмелились высмеивать юристов. Вы замужем?

Изабелла

(смеясь)

О нет!

Леандр

Отметьте-ка, Ле Бон: Она смеется.

(Изабелле.)

Что, вопрос мой так смешон?

Шикано

Годится ль девушек расспрашивать об этом? Семейные дела должны быть под секретом.

Леандр

(к Интиме)

Пишите: он прервал!

Шикано

Ой, нет! Избави бог! Дитя, обдумывай в ответе каждый слог!

Леандр

Прошу вас отвечать спокойно, без опаски; Ответы на суде не подлежат огласке. Скажите, только что была вам вручена Бумага приставом?

Изабелла

Да, сударь.

Шикано

Как умна!

Леандр

И вы ее прочли иль тотчас разорвали?

Изабелла

Прочла.

Шикано

Так, дочка, так!

Леандр

(к Интиме)

Ле Бон, вы записали?

(Изабелле.)

Зачем порвали вы сей документ?

Изабелла

Отец Разгневаться бы мог, прочтя его, вконец, А этого, как дочь, хотела избежать я.

Шикано

Ах, умница моя! Приди в мои объятия!

Леандр

Скажите, ну, а вы сердиты на того, Кто написал и вам адресовал его?

Изабелла

Меня в бумаге той ничего не оскорбило.

Леандр

(к Интиме)

Пишите!

Шикано

Держится достойно, скромно, мило, Что ни ответ, то — перл!

Леандр

Но до сих пор, увы, Носящих мантию не жаловали вы?

Изабелла

Да, раньше мантия всегда меня пугала, Но я была глупа и смыслила так мало…

Шикано

Ах, милое дитя! Уж постараюсь я Хорошего судью найти тебе в мужья!

Леандр

Чего мы ждем от вас, мне кажется, понятно.

Изабелла

Я сделаю все так, как будет вам приятно.

Интиме

Вот и готово. Здесь две подписи нужны.

Леандр

(Изабелле)

Вы слову вашему останетесь верны?

Изабелла

Как можно изменить решение такое!

Леандр

Прошу вас подписать сей акт своей рукою.

(К Шикано.)

И вас я попрошу о том же.

Шикано

Я не прочь. Согласен я со всем, что здесь сказала дочь.

Леандр

(тихо Изабелле)

Итак, наш маскарад — прием весьма удачный: Ваш батюшка, контракт подписывая брачный, Уверен, что скрепил обычный протокол.

Шикано

Ум дочери моей его в восторг привел!

Леандр

(тихо Изабелле)

О, ваши качества — вне всякого сравненья! Все будет хорошо. Проявим же терпенье.

(Громко.)

Желаю всяких благ.

(К Шикано.)

Вы следуйте за мной!

Шикано

Куда?

Леандр

Увидите.

Шикано

Ну, пахнет здесь тюрьмой!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Леандр, Шикано, Пти Жан.

Пти Жан

Не видел кто-нибудь из вас судью Дандена? Проворен же старик! Опять удрал из плена!

Леандр

Как?!

Пти Жан

Сын его с утра сюда не кажет глаз, А папенька никак не может без проказ. Все приставал ко мне с каким-то «гоноваром», А только я пошел пошарить по амбарам — Его и след простыл. С чего теперь начать? Куда идти?

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Данден, Леандр, Шикано, Интиме, Пти Жан.

Данден

(высовывается из слухового окна)

Эй, вы, прошу вас замолчать!

Леандр

О, боже мой!

Пти Жан

Беда! Старик залез на крышу!

Данден

Вы, господа, ко мне? Погромче, я не слышу! А кто там в мантиях? Я слушать вас готов! Вы из суда?

Пти Жан

Он там решил судить котов!

Данден

Но, прежде чем ко мне, — истец вы иль истица, — К секретарю суда вам надо обратиться.

Леандр

Безумец! Упадет, покуда держит речь!

(Пти Жану.)

Скорей за ним!

(К Интиме.)

А ты останься здесь стеречь.

Пти Жан

Как, сударь, это вы?

Леандр

Молчи, сейчас — ни слова! Иди за мной!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Графиня, Данден, Шикано, Интиме.

Данден

У вас прошение готово?

Шикано

Без вашей санкции попал под стражу я!

Графиня

Мой бог! Что делает наш господин судья На чердаке?

Интиме

Теперь от публики прошенья Там принимает он.

Шикано

Ах, сударь, поношенье Мне учинили здесь. Я направлялся к вам, Чтоб жалобу подать.

Графиня

И я свою подам!

Шикано и графиня

(вместе)

Противник мой сейчас находится пред вами!

Интиме

Ну, черт возьми, раз так, — и я займусь судами!

Графиня, Шикано, Интиме

(хором)

Вот этот документ привел меня сюда.

Шикано

Прошу вас соблюдать порядок, господа!

Графиня

Что он там говорит почтенному собранью?

Данден

Чем вы обижены?

Графиня, Шикано, Интиме

Насмешками и бранью!

Интиме

Ну, я-то пострадал побольше, чем они!

Шикано

Я по племяннику вам прихожусь сродни!

Графиня

Вам мой поверенный изложит дело вкратце.

Интиме

Я — сын аптекаря, что был при вашем братце!

Данден

Кто вы?

Графиня

Графиня.

Данден

Вы?

Интиме

Я — пристав.

Шикано

Я — купец.

Данден

Всех вместе не могу я слушать наконец!

Шикано

Но, господин судья!..

Интиме

Красноречив на диво!

Графиня

Ушел!

Шикано

Уже?! Но так уйти — несправедливо! Я даже не успел сказать ему, в чем суть!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Леандр , в своем платье, Шикано, графиня, Интиме.

Леандр

Прошу вас, господа, дать всем нам отдохнуть!

Шикано

Могу ли я войти?

Леандр

Нет, сударь, невозможно!

Шикано

Но почему? Не так уж это дело сложно; Я изложу его за час, за полтора…

Леандр

Нельзя!

Графиня

Да, да! Давно его прогнать пора! Зато вот я…

Леандр

И вам уйти придется тоже.

Графиня

Ну, я-то не уйду!

Леандр

Уйдете!

Графиня

Непохоже!

Леандр

Вы влезете в окно?

Графиня

Нет, в дверь!

Леандр

Я погляжу!

Шикано

Что до меня, — я здесь до ночи просижу.

 

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Леандр, Шикано, графиня, Интиме, Пти Жан.

Пти Жан

Ну, кажется, теперь судью мы обуздали. Он заперт накрепко близ кухни, в нижней зале. Пускай себе кричит: не слышно.

Леандр

В эту дверь Вход запрещен для всех.

Шикано

Как, именно теперь, Когда он для меня нужней отца родного!

(Видит Дандена, который высовывает голову из отдушины.)

Ну, вот он! Небо нам его вернуло снова!

Леандр

Через отдушину!

Пти Жан

Сам черт его несет!

Шикано

Я к вам…

Данден

Кабы не вы, — я был бы у ворот!

Шикано

Я, сударь…

Данден

Вы глупец, и вы мне надоели!

Шикано

Но, сударь, я прошу…

Данден

Креплюсь я еле-еле…

Шикано

Я заказал для вас…

Данден

Под стражу наглеца!

Шикано

Винца бочоночек…

Данден

Не надо мне винца!

Шикано

Отличнейший мускат!

Данден

Ну, что у вас за дело! Я выслушать готов. Что вашу честь задело?

Леандр

(к Интиме)

Их надо окружить сейчас со всех сторон.

Графиня

(Дандену)

Не слушайте его! Выдумывает он!

Шикано

Нет, я не лгу!

Данден

(графине)

А вам кто разрешил вмешаться?

Графиня

Послушайте меня!

Данден

Уф! Дайте отдышаться!

Шикано

Она…

Данден

В ушах звенит!

Графиня

Взгляните хоть разок!

Данден

Все прочь отсюда! Вон!

Шикано

Меня толкнули в бок! Я падаю! Ай-ай!

Пти Жан

Глядите-ка: ей-богу, Свалился в погреб он!

Леандр

Скорее на подмогу К ним, Интиме! Да там за ними присмотри. Теперь-то Шикано подержим мы внутри До завтрашнего дня, а может, и позднее!

Интиме

(указывая на отдушину)

А как отдушина?

Леандр

Я послежу за нею.

 

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Графиня, Леандр.

Графиня

Он там судью опять уговорит! Нахал!

(Кричит в отдушину.)

Не верьте ничему, что он вам наболтал! Он — лжец и плут!

Леандр

Ну как, сударыня, могли вы Их беспокоить там! Они ведь еле живы!

Графиня

Ах, Шикано судью вкруг пальца обведет! Пойду туда!

Леандр

Ну, нет! Никто к ним не войдет!

Графиня

Как видно, выступил бочоночек с мускатом Пред всей семейкою прекрасным адвокатом! Но знайте, сударь мой, что средство я найду Бочонок, и судью, и вас привлечь к суду!

Леандр

Идите наконец! Я вам давно толкую! Впервые вижу я комедию такую!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Данден, Леандр, Интиме.

Интиме

Постойте, сударь! Ах, как мне вас убедить? Ведь вы хромаете! Куда же вы?

Данден

Судить!

Леандр

Вы ранены! Скажу, чтоб вас перевязали. Врача!

Данден

Найдет меня и врач в судейской зале!

Леандр

Остановитесь же!

Данден

Ты виден мне насквозь! Мои приказы ты толкуешь вкривь и вкось! Ты перестал отцу оказывать почтенье! Я шагу не могу ступить без разрешенья! Довольно! Я пошел!

Леандр

Куда сейчас идти! Не гневайтесь! Найдем другие мы пути! Коль без судилища вам жизнь тяжеле пытки,— Вам подсудимых здесь отыщем мы в избытке. Вы дома сможете, я уверяю вас, Судейский свой талант поупражнять на нас.

Данден

Насмешка над судом — проступок очень тяжкий! Ты хочешь, чтоб я был судьей лишь на бумажке!

Леандр

Напротив, батюшка, я предоставлю вам Возможность быть судьей по всяческим делам. Причем каким судьей — безапелляционным! Тех милуйте, к другим — останьтесь непреклонным. А поводы для дел рекою потекут: Слуга разбил стакан — немедленно под суд!

Данден

Ну что же, здесь и впрямь, пожалуй, дела хватит. Да, а каникулы? Кто мне за них заплатит?

Леандр

Вы жалованье слуг получите в залог.

Данден

Он дело говорит. С залогом я бы мог…

Леандр

Соседей много…

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Данден, Леандр, Интиме, Пти Жан.

Пти Жан

Эй! Держите! Ах, мошенник!

Леандр

Наверно, убежал из погреба наш пленник!

Интиме

Нет, нет, не бойтесь!

Пти Жан

Ох! Еще беда: Зоил, Кобель наш, каплуна у повара стащил! Разбойник, а не пес! Как ни стоишь на страже…

Леандр

Ну, вот вам, батюшка, и дело о покраже. В погоню! Окружить! Позвать сюда народ!

Данден

Не надо. Я хочу, чтоб был простой привод.

Леандр

Пусть этот суд для всех послужит впредь примером, Прибегнуть следует к весьма суровым мерам.

Данден

По форме слушанье обставить мы должны. Мне нужен адвокат для каждой стороны, А нет ни одного.

Леандр

Да вот вам сразу пара: Возьмем секретаря и нашего швейцара. Чем, например, для вас не адвокат Пти Жан? Невежда и болван.

Интиме

Я вовсе не болван. Берусь за полчаса вас усыпить отлично.

Пти Жан

А я вот — не берусь. Мне это непривычно.

Леандр

Я напишу всю речь. Ты должен лишь прочесть.

Пти Жан

Но я неграмотный!

Леандр

Суфлер на это есть.

Данден

Что ж, подготовимся. Так будьте беспристрастны, Лишь правосудию и разуму подвластны. Пти Жан, отныне вы — защитник каплуна, Вам, Интиме, судьба собаки вручена.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Леандр, Шикано, суфлер.

Шикано

Как видно, ловкие мне повстречались плуты: Я даже не успел подумать ни минуты, Поверьте старику!

Леандр

Да, вам не повезло. Но так ли велико содеянное зло? Мне кажется, повес преследовать не надо: Их не поймать, а вам — лишь новая досада. Вам озаботиться семьей своей пора; И так растрачено три четверти добра На прежние суды, — а вы стремитесь к новым!

Шикано

Что ж, сударь, ваш совет мне кажется толковым. Последую ему. Но, умоляю вас, Напомнить обо мне судье в последний раз. О происшедшем я ему поведал честно, Но выслушать и дочь, мне кажется, уместно. Схожу за ней. Она послушна мне во всем И не глупей, чем я, ответит пред судом.

Леандр

Отец мой примет вас. Идите же за нею.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Леандр, суфлер.

Леандр

Хочу использовать я эту ахинею Для нашей выгоды. Отцу нужны суды? Пускай играет в суд: тут нет большой беды. И если Шикано при этом он помучит, То тяжбы заводить навек его отучит. А, вот они идут! Собрался весь синклит.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Данден, Леандр, Интиме и Пти Жан (в мантиях), суфлер.

Данден

(к Интиме и Пти Жану)

Вы кто?

Леандр

Защитники. Так ваш устав велит.

Данден

(суфлеру)

А вы?

Суфлер

Я — выручка для памяти нетвердой.

Данден

Так.

(Леандру.)

Вы?

Леандр

Я? Публика — и только. Я не гордый.

Данден

Начнем же!

Суфлер

Господа!

Пти Жан

(суфлеру)

А можно не кричать? Я не просил меня так громко выручать! Кхм! Господа! Когда…

Данден

Накройтесь! Я…

Данден

Накройтесь!

Пти Жан

Ах, сударь, я и так… Прошу, не беспокойтесь!

Данден

Как хочешь…

Пти Жан

(надевает шляпу)

Господа!

(Леандру, показывая на суфлера.)

А он потише пусть! Начало-то и сам я знаю наизусть. Когда я, господа, сквозь время и пространство Коварство зрю людей и их непостоянство И вижу, изучив вращение планет, Что даже меж светил звезды недвижной нет, Когда мой взор следит за цезарей судьбою И наблюдаю я за солнцем и луною И думаю, как пал великий Гавилон , Что персиками был разбит и полонен, Когда я вижу, как менялись в Риме власти, Как дымокритии там разжигали страсти, Как Брут…

Интиме

На этакий обзор не хватит дня!

Пти Жан

Кто разрешил ему перебивать меня? Не буду говорить!

Данден

Вмешались вы некстати! Беднягу с толку сбил такой задор в собрате. А я хочу узнать, как, обозрев луну, Сумеет спрыгнуть он на кухню, к каплуну. От нетерпения я весь горю и млею.

(Пти Жану.)

Ну, продолжайте же!

Пти Жан

Я дальше не умею!

Леандр

Ты речь повел, Пти Жан, как истый адвокат. Вот только руки зря упрятал ты назад. Не стой как истукан, расправь пошире плечи И двигайся к концу своей ученой речи.

Пти Жан

Когда я вижу…

Леандр

Ну, что видишь ты опять?

Пти Жан

Что сразу мне никак двух зайцев не поймать.

Суфлер

Прочтя…

Пти Жан

Прочтя…

Суфлер

Подряд…

Пти Жан

Подряд…

Суфлер

«Метаморфозы» [141] …

Пти Жан

Как?

Суфлер

Видим…

Пти Жан

Видим.

Суфлер

Мы, что без метемпсихозы [142] …

Пти Жан

Психоза…

Суфлер

Вот дурак!

Пти Жан

Рак в воду…

Суфлер

Что за бред!

Пти Жан

Запрет…

Суфлер

Кретин!

Пти Жан

Един…

Суфлер

Терпенья больше нет! Деревня!

Пти Жан

Сами вы на чучело похожи! Меня уже тошнит от вашей постной рожи! К чертям!

Данден

Но, наконец, о чем ведешь ты речь?

Пти Жан

Скажу по-своему! Гора свалилась с плеч! Напичкали меня такими словесами, Что через полчаса в них заблудились сами! А вовсе не нужна вся эта канитель, Чтоб толком рассказать, как птицу съел кобель! Прожорлив он, как черт! Чем ни корми, все мало. Повсюду рыскает и тащит что попало. И если он еще мне попадется тут, Я придушу его и тем закончу суд!

Леандр

Вот окончание, достойное зачина!

Пти Жан

Теперь вы поняли, кто вор и в чем причина.

Данден

Позвать свидетелей!

Леандр

Ого! Легко сказать! А кто заплатит им? Да где еще их взять?

Пти Жан

Свидетели-то есть! И даже без изъяна!

Данден

Зовите их!

Пти Жан

Сейчас достану из кармана. Смотрите: гребешок, две лапки, голова — Все доказательства!

Интиме

Не признаю!

Данден

Сперва Аргументируйте!

Интиме

Но ведь каплун из Мена!

Данден

И что же?

Интиме

Может быть, совершена подмена: Их в доме дюжина!

Данден

А ваша речь кратка?

Интиме

Не знаю…

Данден

Честным он мне кажется пока.

Интиме

(неестественным голосом, переходящим на фальцет)

На свете, господа, нет истин безусловных. Подчас бывает так, что губят невиновных Те обстоятельства, в которых, на беду, Они окажутся случайно. Приведу Примеров множество. Но, сочиняя речь, я Не представлял себе всей силы красноречья Противной стороны. Я просто удручен.

Данден

Прошу вас самого немного сбавить тон.

Интиме

(обыкновенным голосом)

Сейчас.

(Возвышенным тоном Дандену.)

Но как бы я ни трепетал вначале, Ваш благородный взор смягчил мои печали, И, как означенный оратор ни силен, Я вашей добротой вновь воодушевлен. У нас в Нормандии прослыли вы Катоном. [143] Защита немощным, опора угнетенным, Вы — справедливости источник в наши дни! Victrix causa diis placuit, sed victa Catoni. [144]

Данден

Недурно!

Интиме

Потому уверенно и смело, Забыв о робости, иду я к сути дела. В своей «Политике», как Аристотель нам Сказал…

Данден

Я вас прошу вернуться к каплунам! Что за «Политика»? При чем тут Аристотель?

Интиме

Не знаю, глубже смысл вы где-нибудь найдете ль. Перипатетики [145] добро и зло…

Данден

Прошу Оставить болтовню. Я слова вас лишу! Вы излагайте суть!

Интиме

В своих трудах Павсаний [146] …

Данден

Где суть?

Интиме

Считает…

Данден

Суть!

Интиме

Что меры наказаний…

Данден

Вы скажете, в чем суть?

Интиме

Иаков, что был благ…

Данден

Я вас под суд отдам!

Интиме

О, не спешите так!

(Скороговоркой.)

Сейчас я расскажу, как этот факт случился: Ответчик невзначай на кухне очутился И обнаружил там большого каплуна. Зоил был голоден — то не его вина,— А пострадавший был пернатый аппетитный… Тут совладать с собой не смог мой подзащитный: Похищен был объект противной стороны. Все ясно. Вы теперь в суть дела введены!

Данден

Та-тá, та-тá, та-тá! Как стал немногословен, Лишь начал излагать, кто прав и кто виновен! А то — петлял вокруг, отнюдь не торопясь!

Интиме

Я, сударь, не хотел лицом ударить в грязь.

Данден

Вовек не слыхивал речей в подобном роде!

(Леандру.)

Что скажет публика?

Леандр

Такое нынче в моде.

Интиме

Что ж дальше, господа? Застигнутый врасплох, Ответчик окружен. Везде переполох. Весь дом, как ярмарка: шум, крики — слушать гадко… И чей же дом? Судьи! Блюстителя порядка! Кричат: «Держи! Лови! Бандит! Разбойник! Вор!» Связав несчастного, его влекут на двор И отдают — кому? Пти Жану на расправу! Но к «Si quis canis» [147] здесь я обращусь по праву; Там пункт «О каплунах» семнадцатой статьи Гласит: нет казуса без санкции судьи. И даже если мы допустим, как обычно, Что подсудимый съел — всего или частично — Поименованного выше каплуна, То будет и тогда картина неполна. Кем этот дом всегда был честно охраняем? Кто посетителей встречал истошным лаем? Кто, как не преданный хозяину Зоил Советника вчера за ляжку укусил И разорвал на нем камзол, чулки и ленты? Нужны ли, господа, сильнее аргументы?

Пти Жан

Коллега…

Интиме

Что еще?

Пти Жан

Да ты совсем охрип!

Интиме

Не прерывайте же!

Данден

Услышать мы могли б Ваш вывод наконец?

Интиме

(веско)

Поскольку мне велели Подробней рассказать об этом сложном деле, Я постараюсь все ab ovo [148] объяснить. Дабы событий вы не потеряли нить, Их перечислю я, об истине радея, И вы увидите, в чем состоит идея.

Данден

Оратор — хоть куда! Ну просто — дар небес! Сто раз твердит одно. Ты человек иль бес,— Кончай! Не то — ступай ко всем чертям, проныра!

Интиме

Кончаю.

Данден

О!

Интиме

Итак, до сотворенья мира…

Данден

Пора бы перейти к потопу…

Интиме

Перед тем Как мир был сотворен, то есть готов совсем, Пространство, вещества, ну вся природа, словом, Скрывалась под одним таинственным покровом. Не покидали недр материи тогда Ни камни, ни огонь, ни воздух, ни вода, И до заветного, неведомого часа Во мраке плавала бесформенная масса… Unus erat toto naturae vultus in orbe. Quem Graeci dixere chaos, rudis indigestaque moles. [149]

Данден засыпает и падает со стула.

Леандр

Что с вами, батюшка? Он умер!

Пти Жан

Нет, он спит.

Леандр

Отец, проснитесь же!

Пти Жан

Фи, сударь, что за вид!

Леандр

Отец!

Данден

А? Что? Где я? Кто вы? Что здесь случилось?

(Зевает.)

Так сладко спать давно уж мне не приходилось!

Леандр

Судите, батюшка!

Данден

На каторгу!

Леандр

Кого? Собаку?

Данден

Я уже не смыслю ничего. Материя, хаос, все в голове смешалось.

(К Интиме.)

Ну, заключайте же!

Интиме

(показывая ему щенят)

О, вам доступна жалость! Взгляните на детей несчастного отца! Они в отчаянье. Разбиты их сердца! Внемлите им! Мольбы обиженных столь кротки! «Верните нам отца! Мы бедные сиротки! Мы с голоду умрем! Нас всех поглотит ночь! Он наш кормилец! Он…»

Данден

Прочь их отсюда! Прочь!

Интиме

«Он наш единственный…»

Данден

О боже, вот несчастье! Здесь лужи!

Интиме

Лужи слез! «Примите в нас участье!»

Данден

Ух, что со мной? Слеза? Да это явь иль сон? Впервые в жизни я защитой потрясен. Как тут осудишь пса? Я, право, растерялся. Вина доказана, преступник сам сознался, Но бедные щенки так жалко вопиют! Отнять у них отца — им путь один, в приют… Покиньте зал… В тиши мне все яснее станет.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Данден, Леандр, Изабелла, Шикано, Пти Жан, Интиме.

Шикано

Я, сударь, к вам…

Данден

Нет, нет, я не могу. Я занят. Хотя… Кто там стоит, сияя, как звезда?

Шикано

А, это дочь моя.

Данден

Пусть подойдет сюда!

Изабелла

Вы заняты…

Данден

Но я могу освободиться.

(К Шикано.)

Скрывать такую дочь! Прелестная девица!

Шикано

Но…

Данден

Мне изложит иск не хуже вас она!

(Изабелле.)

Скажите…

(В сторону.)

Что за взгляд! И как она стройна! Известно ль вам, дитя, что я еще недавно Умел с девицами беседовать исправно? Так будьте умницей. Во всем доверьтесь мне. Вы не раскаетесь.

Изабелла

Я верю вам вполне.

Данден

Скажите, кто ваш враг, — и осужу его я.

Изабелла

Никто.

Данден

Для вас приму решение любое! Приказывайте!

Изабелла

Я признательна до слез.

Данден

Дитя, вы видели когда-нибудь допрос?

Изабелла

Не видела. И впредь, надеюсь, не придется.

Данден

Я показал бы вам, как следствие ведется.

Изабелла

Страданий самый вид я выношу едва.

Данден

Так можно скоротать часок, а то и два.

Шикано

Я, господин судья, пришел сказать вам…

Леандр

Можно Мне кончить? Здесь, отец, решенье неотложно. Скажу лишь коротко: о браке речь идет, И закрепить его настал для вас черед; Невеста и жених свое согласье дали, И подписал контракт ее отец не дале, Как два часа назад.

Данден

Женитесь хоть сейчас, Коль нет терпения иль времени у вас.

Леандр

(Изабелле)

Вот свекор ваш, мой друг. Он рад необычайно.

Шикано

Чей свекор?!

Данден

Свекор?! Я? Что тут еще за тайна?

Леандр

Ваш приговор, отец, обрадовал нас всех.

Данден

Ну, так тому и быть. Менять решенья — грех.

Шикано

Нет, не причастна дочь к столь каверзному делу!

Леандр

О, вам ответить мы попросим Изабеллу.

Шикано

Ну, дочка, отвечай! Иль стала ты нема? Что скажешь?

Изабелла

Подпись я поставила сама.

Шикано

Я протестую! В суд!

Леандр

Не выйдет, сударь, благо Рукою вашей же подписана бумага.

Шикано

Моей?!

Данден

Я признаю действительным их брак.

Шикано

Надули! Но — шалишь! Я не такой дурак! Для тяжбы повод есть: дочь увели обманом!

(Леандру.)

Женитесь, сударь, но — забудьте о приданом!

Леандр

Охотно! Это нам обоим подойдет: Мне — Изабелла, вам — именье и доход.

(Дандену.)

Довольны вы, отец, тем, как был суд устроен?

Данден

Да, сын мой. Наконец я за себя спокоен. Остаток дней моих я буду с вами жить. А вот ораторам умерить надо прыть. Но как же наш Зоил?

Леандр

У нас сегодня праздник. Помилуйте его!

Данден

Пусть прыгает, проказник! На радостях я пса помиловать готов. Пойдем набраться сил для будущих судов!

 

БРИТАННИК

Трагедия в пяти действиях

 

Перевод А. Кочеткова

 

ПЕРВОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Из всех произведений, предложенных мною вниманию публики, нет ни одного, которое снискало бы мне больше похвал и порицаний, чем это. Как ни много труда приложил я для создания этой трагедии, все же оказалось, что чем больше я старался улучшить ее, тем сильнее пытались некие лица ее опорочить: нет таких козней, к которым бы они не прибегли, нет хулы, на которую бы они не решились. Нашлись такие, которые даже стали на сторону Нерона против меня: они говорили, что я сделал его слишком жестоким. Что касается меня, то я полагал, что самое имя Нерона говорит о чем-то более чем жестоком. Но, быть может, они вдаются в тонкости истории и хотят сказать, что в первые годы своего правления он был добропорядочным человеком; однако стоит только прочесть Тацита, чтоб узнать, что, если он и был некоторое время хорошим императором, он все же был всегда чрезвычайно злым человеком. В моей трагедии речь идет не о делах политических: Нерон представлен здесь в частной жизни и в семейном кругу. И они избавят меня от необходимости приводить все те цитаты, которые легко доказали бы, что я ни в чем не погрешил перед ним.

Другие, напротив, говорили, что я сделал его слишком добрым. Признаюсь, что я не представлял себе доброго человека в облике Нерона: я всегда считал его чудовищем. Но здесь он — чудовище рождающееся. Он еще не поджег Рима, он еще не убил мать, жену, воспитателей; кроме того, мне кажется, что от него исходит достаточно жестокостей, чтоб воспрепятствовать кому-либо заблуждаться в нем.

Иные приняли участие в Нарциссе и сетовали на то, что я сделал его очень злым человеком и наперсником Нерона. Достаточно одного отрывка, чтоб им ответить. «Нерон, — говорит Тацит, — с ропотом воспринял смерть Нарцисса, ибо в этом вольноотпущеннике было поразительное соответствие с затаенными еще пороками императора»: Cujus abditis abhuc vitiis mire, congruebat.

Некоторые оскорбились тем, что я избрал героем трагедии столь юного человека, как Британник. Я сообщил им в предисловии к «Андромахе» воззрения Аристотеля на героя трагедии, — что он не только должен быть совершенным, но ему надлежит всегда обладать каким-нибудь несовершенством. Но я добавлю еще, что юный принц, семнадцати лет, с большим сердцем, большой любовью, большой искренностью и большим легковерием — качествами обычными у юноши, — казался мне вполне способным возбудить сочувствие. Я не желал большего. «Однако, — говорят они, — этот принц умер, едва достигнув пятнадцати лет. Его заставляют жить, его и Нарцисса, на два года дольше, чем они жили». Я не стал бы отвечать на это возражение, если б оно не было с жаром поддержано человеком, который позволил себе заставить одного императора, царствовавшего лишь восемь лет, царствовать двадцать, хотя это изменение гораздо существеннее для хронологии, где время исчисляется годами царствований.

Юния также не избегла критики: говорили, что старую кокетку Юнию Силану я обратил в целомудренную молодую девушку. Что бы они мне могли ответить, если б я им сказал, что эта Юния — вымышленное лицо, как Эмилия в «Цинне», как Сабина — в «Горации»? Но я-то могу сказать им, что, если б они внимательно читали историю, они помнили бы некую Юнию Кальвину из рода Августа, сестру Силана, которому Клавдий обещал Октавию. Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, «festivissima omnium puellarum». Она нежно любила своего брата, и их враги, говорит Тацит, обвинили обоих в кровосмесительстве, тогда как они были повинны лишь в некоторой нескромности. Пусть даже я изображаю ее более сдержанной, чем она была, — я не слыхал о том, что нам воспрещено исправлять нравы действующего лица, тем более лица неизвестного.

Находят странным, что она появляется на сцене после смерти Британника. Разумеется, велика изысканность — не желать, чтоб она в четырех стихах, достаточно трогательных, говорила, что идет к Октавии. «Но, — утверждают они, — из-за этого не стоило заставлять ее возвращаться; кто-нибудь другой мог бы рассказать за нее». Они не знают, что один из законов театра, это — повествовать лишь о том, чего нельзя показать в действии, и что все древние часто заставляют появляться на сцене актеров, которым нечего сказать, кроме того, что они пришли из одного места и что они направляются в другое.

«Всего этого не нужно, — говорят мои критики, — пиеса кончается рассказом о смерти Британника, и нет необходимости слушать остальное». Его слушают, однако, и даже с таким вниманием, как никакой другой конец трагедии. Что касается меня, я всегда полагал, что трагедия есть воспроизведение действия завершенного, где совместно действуют многие лица, и действие отнюдь не окончено, если неизвестно, в каком положении оно оставляет этих лиц. Так, Софокл пользуется этим почти всюду; так, в «Антигоне» он посвятил такое же число стихов изображению неистовства Гемона и наказания Креона после смерти царской дочери, какое употребил я для проклятий Агриппины, возвращения Юнии, наказания Нарцисса и отчаяния Нерона после смерти Британника.

Что же надлежало сделать, чтоб удовлетворить столь требовательных судей? Дело было бы легким, пожелай я лишь изменить здравому смыслу. Нужно было бы только отойти от естественного, чтобы броситься к необычайному. Вместо действия простого, не слишком перегруженного событиями, — каким и должно быть действие, ограниченное одними сутками, — поддерживаемого только интересами, чувствами и страстями персонажей, которые постепенно ведут его к концу, надлежало бы наполнить это самое действие множеством происшествий, для каких не хватило бы и целого месяца, большим числом перипетий, тем более поразительных, чем менее они правдоподобны, нескончаемой декламацией, во время которой актеры принуждены были бы говорить как раз противоположное тому, что следует. Надлежало бы, например, представить некоего героя пьяным и желающим для забавы возбудить ненависть в своей возлюбленной, спартанца — говоруном, завоевателя — изрекающим один лишь сентенции на любовную тему, женщину — дающей урок гордости победителю. Вот что, без сомнения, вызвало бы восторженные клики этих господ. Но между тем, что сказало бы малое число разумных людей, коим я стараюсь понравиться? С каким лицом осмелился бы я предстать, так сказать, пред очи тех великих мужей древности, которых я избрал образцом? Ибо, говоря словами одного античного писателя, вот — истинные зрители, перед которыми нам подобает воображать себя; и мы должны постоянно спрашивать себя: что сказали бы Гомер и Вергилий, если бы они прочли эти стихи? Что сказал бы Софокл, если бы увидел представленной эту сцену? Как бы то ни было, я отнюдь не пытался воспрепятствовать критике моих произведений; мои притязания были бы тщетны. Quid de te alii loquentur ipsi videant, — говорит Цицерон, — sed loquentur tamen.

Я прошу лишь читателя простить мне это маленькое предисловие, сделанное, чтобы разъяснить основания моей трагедии. Ничего нет более естественного, как защищаться против нападок, почитаемых несправедливыми. Я вижу, что сам Теренций сочинял прологи, кажется, только для того, чтоб защитить себя от нападок некоего старого злонамеренного поэта (malevoli veteris poetae), приходившего возбуждать голоса против него до тех часов, когда начиналось представление его комедий.

Occepta est agi Exclamat, etc . [157]

Мне можно было бы сделать упрек, которого, однако, не сделали. Но то, что ускользнуло от зрителей, могут заметить читатели: а именно, что я заставил Юнию удалиться к весталкам, хотя они, согласно Авлу Геллию, не принимали никого до шести лет и старше десяти. Но народ берет здесь Юнию под свое покровительство; и я счел, что из уважения к ее происхождению, к ее добродетели и к ее несчастью ей могло быть дозволено нарушить закон о возрасте, как нарушали его для консульства столь многих великих мужей, заслуживших эту привилегию.

Наконец, я убежден, что можно было сделать множество других замечаний, коими мне лишь оставалось бы воспользоваться в будущем. Однако я горько сетую на участь человека, работающего для публики. Те, кто лучше всех видят наши ошибки, наиболее охотно скрывают их. Они прощают нам места, возбудившие их неудовольствие, ради тех, которые доставили им радость. Напротив, нет никого несправедливее невежды: он всегда считает, что восхищение есть удел людей, ничего не понимающих; он осуждает всю пиесу за одну сцену, им не одобренную; он нападает даже на места самые блестящие, чтобы доказать, что он обладает остроумием; и за тот слабый отпор, который мы даем его мнениям, он считает нас самонадеянными, не желающими никому поверить, и не подозревает даже, что он часто извлекает больше тщеславия из весьма плохой критики, чем мы из достаточно хорошей театральной пиесы.

Homine imperito numquam quidquam injustius. [159]

 

ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Вот та из моих трагедий, над которой, должен сказать, я больше всего трудился. Однако, признаюсь, успех вначале не оправдал моих ожиданий: едва появилась она на театре, как поднялось такое множество нападок, что, казалось, они должны были ее уничтожить. Я и сам полагал, что судьба ее будет менее счастливой, нежели судьба других моих трагедий.

Но в конце концов с этой пиесой случилось то, что всегда случается с произведениями, обладающими некоторыми достоинствами: нападки забыты, пиеса осталась. Теперь она — та из моих пиес, которую наиболее охотно вновь и вновь смотрят и двор и публика. И если я создал что-нибудь значительное, заслуживающее некоторой похвалы, то большинство знатоков сходится на том, что это именно «Британник».

Действительно, я работал по образцам, которые поддерживали меня в том изображении двора Агриппины и Нерона, которое я хотел дать. Я нашел своих героев у величайшего живописателя древнего мира, — я говорю о Таците, — и был так увлечен чтением этого превосходного историка, что в моей трагедии нет почти ни одной яркой черточки, которая не была бы подсказана им. Мне хотелось привести в этом сборнике самые лучшие места, коим я стремился подражать; но оказалось, что выдержки эти заняли бы почти столько же страниц, сколько вся моя трагедия. Вот почему читатель найдет справедливым, что я отсылаю его к этому автору, чьи сочинения не стоит труда раздобыть, а здесь удовольствуюсь лишь несколькими его высказываниями о каждом из персонажей, выведенных мною на сцене.

Если начать с Нерона, следует вспомнить, что он дан здесь в первые годы своего царствования, которые, как известно, были счастливыми. Поэтому мне не было дозволено изображать его столь жестоким, каким он стал впоследствии. Равным образом, я не изображаю его и человеком добродетельным, ибо таковым он никогда не был. Он еще не убил мать, жену, воспитателей; но в нем уже таятся зародыши всех его преступлений: он уже начинает рваться из своей узды. Под лживыми ласками он скрывает от них свою ненависть, factus natura velare odium fallacibus blanditiis. Одним словом, здесь он чудовище нарождающееся, но не осмеливающееся еще проявиться и ищущее оправданий для своих злодейств. Hactenus Nero flagitiis et sceleribus velamenta quaesivit. Он не переносит Октавию, принцессу примерной доброты и непорочности, fato quodam, anquia praevalent illicita: metuebaturque ne in stupra feminarum illustrium prorumperet.

Я даю ему в наперсники Нарцисса. В этом я следую Тациту, который говорит, что Нерон не мог покорно снести смерть Нарцисса, ибо в этом вольноотпущеннике было поразительное соответствие с затаенными еще пороками государя: cujus abditis adhuc vitiis mire congruebat. Этот отрывок свидетельствует о двух вещах: он доказывает и то, что Нерон уже был порочен, но скрывал свои пороки, и то, что Нарцисс поддерживал его в дурных наклонностях.

Я избрал Бурра, чтобы противопоставить честного человека этому зачумленному двору; я предпочел выбрать его, а не Сенеку, и вот по какой причине: они оба были воспитателями молодого Нерона, один в военном деле, другой в науках; они были знамениты: Бурр — военным опытом и строгостью нравов, militaribus curis et severitate morum; Сенека — красноречием и благородным складом ума, Seneca, praeceptis eloquentiae et comitate honesta. Вследствие добродетельности Бурра о нем чрезвычайно скорбели после его смерти: Civitati grande desiderium ejus mansit per memoriam virtutis.

Все их усилия были направлены к тому, чтобы противостоять надменности и свирепости Агриппины, quae, cunctis malae dominationis cupidinibus flagrans, habebat in partibus Pallantem.

Больше я ничего не говорю об Агриппине, ибо слишком многое можно было бы сказать о ней. Я старался изобразить именно ее особенно хорошо, и моя трагедия — не в меньшей степени трагедия опалы Агриппины, чем смерти Британника. Эта смерть была для нее ударом; и казалось, говорит Тацит, по ее испугу и горестному изумлению, что она была столь же неповинна в этой смерти, как Октавия. Агриппина теряла с ним свою последнюю надежду, и это преступление заставило ее бояться другого, еще большего: Sibi supremum auxilium ereptum, et parricidii exemplum intelligebat.

Возраст Британника был так хорошо известен, что мне не было дозволено представить его иначе, как молодым принцем, обладавшим большим сердцем, большой любовью, большой искренностью, — качествами обычными для юноши. Ему было пятнадцать лет, и, говорят, он был очень умен; может быть, так это и было, а может быть, его несчастья заставили поверить тому, невзирая на то что он не мог этого проявить: Neque segnem ei fuisse indolem ferunt, sive verum, seu periculis commendatus, retinuit famam sine experimento.

Не следует удивляться, что около него не было никого, кроме столь жестокого человека, как Нарцисс, потому что уже давно был дан приказ, чтобы около Британника были только люди без веры и чести: Nam ut proximus cjuisque Britannico neque fas neque fidem pensi haberet olim provisum erat.

Мне остается сказать о Юнии. Не нужно смешивать ее со старой кокеткой, которую звали Юния Силана. Здесь другая Юния, — Тацит называет ее Юнией Кальвиной, из рода Августа, сестра Силана, которому Клавдий обещал Октавию. Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, festivissima omnium puellarum (прелестнейшая из всех девушек). Ее брат и она нежно любили друг друга, и их враги, говорит Тацит, обвинили обоих в кровосмешении, тогда как они были виновны лишь в некоторой нескромности. Она дожила до царствования Веспасиана.

Я заставил ее удалиться к весталкам, хотя они, согласно Авлу Геллию, не принимали никого моложе шести лет и старше десяти. Но народ берет здесь Юнию под свое покровительство; и я счел, что, из уважения к ее происхождению, к ее добродетели и к ее несчастью, ей могло быть дозволено нарушить закон о возрасте, как нарушали его для консульства столь многих великих мужей, заслуживших эту привилегию.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Нерон, император, сын Агриппины.

Британник, сын императора Клавдия и Мессалины.

Агриппина, вдова Домиция Энобарба, отца Нерона, и по второму браку — вдова императора Клавдия.

Юния, возлюбленная Британника.

Бурр, воспитатель Нерона.

Нарцисс, воспитатель Британника.

Альбина, наперсница Агриппины.

Стража.

Действие происходит в Риме, в одной из палат дворца Нерона.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Агриппина, Альбина.

Альбина

Как! Вы, боясь спугнуть Нерона поздний сон, Пришли здесь ожидать, пока проснется он? Мать цезаря, одна, без стражников и свиты, Блуждает близ дверей, что для нее закрыты? Молю вас, госпожа, вернитесь в свой покой.

Агриппина

Альбина, каждый миг теперь грозит бедой. Я здесь его дождусь: он стольких мук мне стоит, Что даже сон его меня не успокоит. Увы, свершилось то, чего давно я жду: С Британником Нерон вступает во вражду. Он буйством одержим, пока еще таимым; Он страшным стать готов, наскуча быть любимым. Британник тяготит его; и потому Сама я, что ни день, докучливей ему.

Альбина

Как! Вы, кому Нерон обязан возвышеньем, Величьем царственным, самим своим рожденьем? Кем так отважно был сын Клавдия смещен И властью цезаря Домиций облечен? [172] Всей чести от него достойна Агриппина: Долг сына — вас любить.

Агриппина

Да, это — долг, Альбина: Коль благороден он, — гордиться должен мной, Возненавидит мать, — коль низок он душой.

Альбина

Коль низок он душой? Ах, госпожа! не всё ли Нам знаменует в нем задатки доброй воли? Три года правит он, народом свято чтим, И доблестью своей он украшает Рим. Наш край, обласканный его рукой державной, Правленья консулов припомнил опыт славный: Народ в нем чтит отца. [173] И юноша Нерон Со старцем Августом почетом уравнен.

Агриппина

Мы можем блеском дел и торжеством закона С закатом Августа сравнить рассвет Нерона; Но не пришлось бы нам, восторги взяв назад, С рассветом Августа сравнить его закат. [174] Напрасно скрытен он: его чело — уликой, Что в нем Домициев дух сумрачный и дикий: Гордыню злобную в крови их почерпав, Он взял из чресл моих Неронов пылкий нрав. Тиранов мы всегда вначале величаем: Не мог когда-то Рим налюбоваться Гаем, Но вскоре ложный блеск поблек, и в их глазах Недолгую любовь сменил упорный страх. Не все ли мне равно, что, не рожден тираном, Прославится Нерон усердьем непрестанным? Зачем я в длань его вложила руль страны, Когда сенат и плебс его учить вольны? Пусть он для родины отцом примерным станет, Но пусть родную мать ценить не перестанет! А между тем назвать нам прозвищем каким Бесчестье, в эту ночь затеянное им? Он знает (их любовь от взоров не таима), Как пылко Юния Британником любима,— И добрый наш Нерон, вершитель славных дел, Похитить Юнию средь ночи повелел! Что затевает он? Им движет страсть иль злоба? Иль веселит его, что страждут эти оба? Иль их мученьями, коварство затая, Он мстит за помощь ту, что им сулила я?

Альбина

За помощь, госпожа?

Агриппина

Не возражай, Альбина! Я, я их обрекла преследованьям сына; С вершины, что ему рождением дана, Когда-то свергла я Британника одна. [175] Позднее, жениха Октавию лишая, На брата Юнии погибель навлекла я; Силан мной умерщвлен не по одной молве: Он мил был Клавдию и с Августом — в родстве, И вот награда мне: сын веселится троном, Я ж мир должна хранить меж ними и Нероном Затем, что будет день, и тот же мир дурной Британник охранит меж цезарем и мной.

Альбина

Какие замыслы!

Агриппина

От бурь приют ищу я… Ужасен станет сын, узды моей не чуя!

Альбина

Ужель на мать свою вдруг посягнет Нерон?

Агриппина

Иль я ему страшна, или мне страшен он!

Альбина

Гнетет вас, может быть, пустое опасенье. Но если б и росло в Нероне охлажденье, Он перемены той не выдал никому, Лишь вам одной она известна да ему. Любой народный дар и каждый титул новый Передает он вам, делиться всем готовый. Щедр в дружбе, ничего он не зовет своим: Не ниже цезаря чтит Агриппину Рим; А скорбь Октавии затаена неслышно. Сам Август Ливию [176] не величал так пышно: Вам свиту ликторов дал цезарев устав, Лавровой зеленью их связки увенчав. Какого, госпожа, еще желать признанья?

Агриппина

Поменьше почестей, побольше почитанья! От этих милостей растет моя напасть: Все выше мой почет — и все ничтожней власть. Увы! Прошли те дни, как юношей Нероном Мне был доверен двор, плененный новым троном; Когда державу мне он уступить был рад, Когда на мой призыв сбегался весь сенат, И, спрятана от глаз, всесильна и незрима, Я, я была душой в громадном теле Рима! Тогда еще толпы не покорил Нерон И не был собственным величьем опьянен. Как живо помню я мгновенья роковые, Нерону мощь его раскрывшие впервые, В тот день, когда послов прислали короли, Чтоб увенчать его признаньем всей земли. К престолу своему воссесть с ним рядом шла я. [177] Кем рождена была в Нероне ревность злая? Не знаю! Только он, свой взор с моим скрестив, На миг разоблачил враждебный свой порыв. Мне душу сжало вдруг дурное предвещанье. Наружной льстивостью прикрасив поруганье, Обманщик с ласками встал на моем пути И не позволил мне к престолу подойти. Так прогремел удар, сразивший Агриппину. С той встречи, что ни день, я ненавистней сыну. Исчезла мощь моя. Один лишь Бурр им чтим, Да имя Сéнеки [178] имеет власть над ним.

Альбина

Коль вы предварены тревогой не напрасной,— Зачем в своей груди растите яд опасный? Откройте цезарю, чем дух ваш возмущен.

Агриппина

Наедине со мной не остается он. На людях, в должный час, мне жалуют свиданье. Его ответ внушен, как и его молчанье. Два вечных аргуса, что правят им и мной, Посменно стерегут наш разговор любой. Но, как он ни бежит, я все ж настигну сына: Бесчинства цезаря на пользу мне, Альбина! Чу! Открывают дверь! Внезапно мы войдем, Отчета требуя в неистовстве ночном: Возьмем его врасплох нежданным появленьем… Как! Бурр был у него!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Бурр

Я цезаря веленьем Направлен, госпожа, приказ вам разъяснить, Который ваш покой нарушил, может быть, Но есть лишь зрелый плод заботы неслучайной, Чего мой государь не хочет делать тайной.

Агриппина

Что ж, если так, войдем, пусть разъяснит все сам.

Бурр

Он предан в этот час секретнейшим делам. Чрез боковой проход, что недоступен взглядам, Уже два консула прошли к нему с докладом. Быть может, убедить я б цезаря сумел…

Агриппина

Нет, не нарушу я таких высоких дел! Но не могли бы вы, отбросив слог придворный, Хоть раз ответить мне без лживости позорной?

Бурр

Доныне Бурру ложь была страшней огня!

Агриппина

Хотите цезаря вы прятать от меня? Чтоб с ним увидеться, докучной стать должна я? Иль, до таких высот успех ваш возвышая, Я стену возвела меж сыном и собой? Вам надо каждый миг владеть его судьбой? Быть может, с Сенекой вы спорите о чести Нас с сыном разобщить преградой лжи и лести? На то ль он был вам дан, чтоб стал он развращен, Чтоб именем его вы захватили трон? Всем заправляет Бурр; а я — на роли жалкой, Клиенткой при дворе, почти что приживалкой! Так рассуждает Бурр, чью гордость надо б мне Оставить стариться безвестно на войне. Заносчиво считать средь низших или равных Супругу, дочь, сестру и мать владык державных,— Да как же смели вы? Иль голосом своим Я нарекла царя, чтоб дань платить троим? Нерон уж не дитя. Когда ж начнет он править? Не трусом ли его хотите вы ославить? Иль без заемных глаз не обойтись ему? Иль предки научить не могут ничему? Тиберий, [179] Август ли — любой пример достоин; И ближе — мой отец, Германик, смелый воин! Себя не назову среди таких имен; Но все ж и у меня мог поучиться он Не раскрывать врагам желаний потаенных И гордо отстранять лукавых подчиненных.

Бурр

Я к вам от цезаря направлен был послом, Чтоб оправдать его пред вами лишь в одном; Но если не спеша услышать новость эту, Меня за столько зол призвали вы к ответу, Отвечу, госпожа, свободно, как солдат, Который без румян представить правду рад. Вы юность цезаря мне вверили когда-то; Я это сознаю, я это помню свято! Но разве клялся я предательство свершить,— Одной покорности владыку научить? Нет, материнских прав окончен срок мгновенный; Он больше вам не сын, он — властелин вселенной! Мне поручил весь Рим хранить его от бед, И Риму одному я должен дать ответ. Когда б его растить невеждой вы желали, Меня и Сенеку вернули б вы едва ли. Иль в Риме не нашлось достаточно льстецов, Что за опальными пришлось вам слать гонцов? Двор Клавдия, — увы! рабами плодовитый,— Мог юношу ссудить низкопоклонной свитой. Готовно высмеян, охотно развращен, В ребячестве своем состарился бы он. Чем недовольны вы, царица? Вы — в почете! Вы рядом с цезарем во всех сердцах живете! Он, правда, перестал вам лобызать порог, И скипетр, что ни день, слагать у ваших ног. Но разве он не прав? Чтоб выразить почтенье, Пристало ль цезарю терпеть уничиженье? Иль предпочли бы вы, чтоб, робостью согбен, Взял только прозвище от Цезаря Нерон? Но мало этого: он признан целым Римом! Рим, долго пригнетен правленьем нелюбимым, Стряхнув с усталых плеч весь гнет пережитой, С Нероном вновь обрел свободу и покой. Что говорю? Кругом блеск нового почина. Власть перестала быть одеждой властелина. На поле Марсовом рождаются чины: Солдаты избирать вождей своих вольны, Тразею чтит сенат, войска чтут Корбулона, [180] Они вершат закон, не преступив закона. Пустынные края изгнанников былых Теперь заселены предателями их. И диво ли, что нам воспитанник наш предан, Коль славный путь ему был нами заповедан, Коль празднует земля расцвет благих времен, Коль цезарь всемогущ и Рим освобожден? Но правит, госпожа, он волею своею. Лишь повинуюсь я, но наставлять не смею: Бесспорно, с предков он берет пример благой — Но будет равен им, лишь став самим собой. О, только б в будущем, свой опыт умножая, Он помнил, как ярка его звезда былая!

Агриппина

Итак, хотите вы, пред будущим дрожа, Нерона, как раба, стеречь от мятежа? Но вы, что длинный гимн заносчиво поете Величью цезаря и собственной заботе,— Ответьте нам, какой заботой побужден, Силанову сестру похитил ваш Нерон? Быть может, этот гнев — лишь злобная опала На кровь моих отцов, что в Юнии сверкала? [181] За что ее казнят? И в чем ее вина? Как стала за ночь вдруг преступницей она? Она, кто с юности живя вдали от трона, Не будь похищена, не знала б ввек Нерона, И знаки милости умела видеть в том, Что так разобщена с постылым ей двором?

Бурр

Я знаю, что она чиста от подозренья. Но ведь и цезарь ей не вынес осужденья, Ее не оскорбил предложенный ей кров: Она поселена в дому своих отцов. Меж тем ее супруг, правам ее причастный, Поднять бы мог мятеж, империи опасный, К тому ж кровь цезарей в союзах не вольна,— Заботам царственным подчинена она! И явно вам самой, что цезарь печься вправе В лице племянницы об Августовой славе.

Агриппина

Все ясно: известить спешит меня Нерон, Что был напрасно мной Британник ободрен, Что всуе, от беды несчастного спасая, Ему на этот брак надежду подала я: К позору моему, Нерон разоблачил, Что смела обещать я свыше слабых сил! Рим слишком высоко ценил мое значенье; Он высмеять решил пустое заблужденье, Чтоб знала вся страна, на страх свой и беду, Что цезарь с матерью вступает во вражду. Что ж, пусть попробует! Но, начиная ссору, Пусть сам себе найдет надежную опору; Моя ничтожна власть; но, коль увидит Рим, Что спорю за нее я с цезарем самим, Все может стать иным, и на весах влияний Окажется мой сан сильней иных стараний.

Бурр

Как! Государыня, — винить его всегда? Во всех его делах вам чудится вражда! Иль знает государь, что с принцем заодно вы? Что Юнии в любви поддержку дать готовы? Как! Собственных врагов стремитесь вы спасать, Чтоб получить предлог на цезаря роптать? Ужель, уязвлены случайным наговором, Могли бы целый Рим вы расколоть раздором? Ужель вас все страшит? Для редких с сыном встреч Ужель один лишь гнев стремитесь вы сберечь? Откиньте прочь судьи печальное раченье,— Явите матери нетрудное прощенье! Не бойтесь тех обид, что не видны другим,— И вас полюбит двор и не покинет Рим.

Агриппина

Но кто бы стал хранить ко мне расположенье С тех пор, как сам Нерон изрек мое паденье? С тех пор, как от меня он спрятан, может быть? С тех пор, как смеет Бурр мне вход к нему закрыть?

Бурр

Царица, вижу я, что мне умолкнуть надо, Что прямоту мою дурная ждет награда. Несправедлива скорбь, — и шум чужих речей, Который ей не льстит, лишь досаждает ей! Британник к нам идет. Я уступлю дорогу. Вольны вы с ним делить напрасную тревогу, И вместе с юношей вольны роптать на тех, С чьим мненьем государь считался меньше всех.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Британник, Нарцисс, Альбина.

Агриппина

Куда вы мчитесь, принц? Ловя мечту какую, Один, среди врагов, летите вы вслепую? Чего вы ищете?

Британник

Ищу? О, горе мне! Все, все, что я терял, потеряно вдвойне. Мне точно ведомо, что Юнию солдаты Позорно увлекли в Нероновы палаты. Увы! Я видел сам, какой безмерный страх Родила эта весть во всех простых сердцах. Ее похитили. Безжалостной рукою Разлучены сердца, сродненные тоскою! О да, здесь не хотят, чтоб, горе с горем слив, Печальный наш союз хоть дружбой был счастлив.

Агриппина

Довольно! Как и вы, сама оскорблена я! Я сетовала здесь, ваш ропот предваряя. Но я не допущу, чтоб этот гнев пустой Нас примирить сумел с жестокостью такой. Но я молчу… Когда ж вы всё узнать хотите, Немедля, вслед за мной, к Палланту [182] приходите.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Британник, Нарцисс.

Британник

Поверить ей, Нарцисс? Ужель самой судьбой Поставлена она меж цезарем и мной? Что скажешь? Иль она не та же Агриппина, Кто пасынка могла низвергнуть ради сына, И ускоряет бег последних дней своих, Чтоб для ее затей не стал он слишком тих?

Нарцисс

Пускай! Она, как вы, оскорблена Нероном; Отдать вам Юнию она ручалась троном: Две цели сочетав, сдружите две беды. Дворец наполнили вы стонами вражды. Пока, топя в слезах свое недоуменье, Вы будете растить здесь скорбь, не возмущенье, Пока вы вместо слов не вверитесь делам,— Сомненья нет, скорбеть придется вечно вам!

Британник

Нарцисс! Ты знаешь сам: к неволе привыкая, Сумел ли перед ней смириться навсегда я; Ты знаешь, навсегда ль паденьем пригнетен, Я допустил врага на свой наследный трон. Но я еще один: друзьям отца немногим Кажусь я юношей, безвестным и убогим; И тот же возраст мой преграду ставит тем, Кто от меня еще отрекся не совсем. А сам я вот уж год, едва пред робким взором Предстал мой горький рок со всем его позором,— Что вижу я вокруг? — Подкупленных друзей, Следящих каждый шаг правдивости моей, Кто, с цезарем дружа и мне доверясь ложно, С ним о душе моей торгуется безбожно. Да, это так, Нарцисс, — ему предали нас! Все мысли, все слова он знает, что ни час, Не хуже, чем ты сам, в душе моей читая, Не правда ли, Нарцисс?

Нарцисс

Низка душа людская… Должны вы избегать придворных подкупных И не вверять им, принц, заветных дум своих.

Британник

Ты прав, но век питать ко всем лишь подозренье Для тех, кто сердцем чист, — труднейшее уменье. Нас обмануть легко! Ты, знаю, верен мне, Я одному тебе доверился вполне. Меня родитель сам вручил твоей опеке. Один, средь бывших слуг, ты предан мне навеки; Всю жизнь меня ты вел, мой каждый шаг ты знал, Ты охранял меня от всех подводных скал. Пойди же, разузнай: шум этой бури новой Не придал ли друзьям готовности суровой? Их взоры разгадай, обдумай речи их; Найду ли я средь них помощников прямых? Да и в самом дворце расследуй с прилежаньем,— Принцессу стерегут с большим ли здесь стараньем? Узнай, опасности избегла ли она И встреча навсегда ль для нас запрещена? А я отправлюсь вслед за матерью Нерона К Палланту, кто, как ты, был друг отцова трона; Я разожгу ее, чтоб яростью своей Мне больше помогла, чем бы хотелось ей.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нерон, Бурр, Нарцисс, стража.

Нерон

Прошу поверить, Бурр: хоть мне и брошен вызов, Готов не видеть я царицыных капризов! Но больше не хочу молчаньем потакать Министру дерзкому, кто смеет их внушать. Мать околдована Паллантом, мне враждебным, К нему Британник льнет с доверием хвалебным, Его лишь слушают, и, если подстеречь, В Паллантовом дворце найдем приют их встреч. Довольно! Огорчить пора их расставаньем; Его в последний раз я милую изгнаньем. Вот воля цезаря: пускай сегодня в ночь Он покидает двор, из Рима едет прочь! Исполни же приказ: да будет благо с нами! За мной, Нарцисс!

(К страже.)

А вы — останьтесь за дверями!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нарцисс

С захватом Юнии, благодаря богам, Весь Рим, о государь, покорен нынче вам. Враги, лишенные былых надежд на мщенье, К Палланту собрались — оплакать пораженье. Но верить ли глазам: тревожны и бледны, Мрачней Британника, вы сами смущены? Что предвещают мне приметы злой печали? Где взгляды скорбные растерянно блуждали? Все угождает вам. Фортуна чтит ваш трон!

Нерон

Свершилось, о Нарцисс, — узнал любовь Нерон!

Нарцисс

Вы?

Нерон

Сердце вмиг зажглось, огнем навек объято. Я Юнию люблю, — нет, обожаю свято!

Нарцисс

Вы любите ее?

Нерон

Причудой лишь влеком, За нею в эту ночь я наблюдал тайком. Печально возводя свой взор, слезой омытый, Меж факельных огней и копьеносной свитой, Она мелькнула здесь, прекрасна и бледна, Как образ красоты, похищенной у сна. И что же? Было ль то итогом сочетанья Теней и факелов, смятенья и молчанья, Распущенных волос и стражников кругом, Но кротость нежных глаз казалась мне огнем. Что б это ни было, но образ был прекрасен! Хотел позвать ее, но сам стоял безгласен, Надолго потрясен безвестной мне тоской, Меж тем как пленницу вели в ее покой. Я заперся в своем. И там, в уединенье, Напрасно отгонял запретное виденье. Она была со мной, к ней обращал я речь, И слезы целовал, что сам заставил течь. То умолял простить, — но горе! слишком поздно! — То робко воздыхал, то сетовал я грозно. Так, ею поглощен, томясь по ней одной, Мой воспаленный взор вперился в свет дневной. Но, может быть, с мечтой вседневность несогласна, И в жизни Юния совсем не так прекрасна. Что скажешь ты, Нарцисс?

Нарцисс

Как, государь? Она От взоров цезаря была утаена?

Нерон

Ты знаешь сам, Нарцисс! Отчаяньем объята, Не только обвинив меня в убийстве брата, Не только оградив прекрасный свой расцвет Суровой гордостью уединенных лет,— Она, замкнувшись в тень, верна своей печали, Не хочет, чтоб ее царевной величали. И к этой чистоте, что так у нас редка, Влекут мою любовь досада и тоска. Подумай сам, Нарцисс! Красавицы нет в Риме, Что не гордилась бы признаньями моими, Не чаяла, едва глаза начнут блистать, Над сердцем цезаря их силу испытать. Одна лишь Юния, горда своим затвором, Все то, что льстит другим, готова звать позором! Она бежит — и знать не хочет, может быть, Что цезарь не злодей, что он готов любить. Скажи, влюблен в нее Британник?

Нарцисс

Иль не знали Вы, государь, того?..

Нерон

Он молод, и едва ли Яд взора нежного уже грозит ему!

Нарцисс

Любовь, мой государь, не спутница уму. Поверьте, он влюблен! Вы оценили сами Искусство этих глаз, играющих слезами. Всем прихотям ее привык он угождать. А, может быть, и сам умеет убеждать.

Нерон

Как? Значит, любит он совсем не так смиренно?

Нарцисс

Не знаю, государь! Но вот что несомненно: Из вашего дворца он убегал не раз, Чтоб скрыть свой лютый гнев от цезаревых глаз, Замученный двора холодным приговором, Величьем ваших дел и собственным позором, Лелея злость и страх, уничтожаясь в них, Бежал он к Юнии — и возвращался тих.

Нерон

О, если он любим, — ему нет худшей казни! Он будет милую молить о неприязни. Кто ревностью своей дразнить Нерона б мог?

Нарцисс

Но где же, государь, причина для тревог? Он предан Юнии, она с ним делит горе, Иных не видит слез, как у него во взоре. Но нынче, государь, когда, взглянув вокруг, Блеск славы царственной она узнает вдруг, Увидит королей, утративших корону, Заброшенных в толпу и приведенных к трону, Что ловят (в их числе и он, ее герой) Ваш мимолетный взгляд, им брошенный порой; Когда с вершины той вы к ней сойдете сами Молить ее любви смиренными словами,— Поверьте, государь, все сбудется тотчас: Прикажете любить — и вмиг полюбит вас!

Нерон

О, сколько горестей мне жребий мой готовит! Какие трудности!

Нарцисс

Но кто ж вам прекословит, Мой государь?

Нерон

Кто? Все, кем я еще любим: Октавия и мать, Бурр, Сенека и Рим. Не думай, что душой расположён к жене я, Болея нежностью и юность в ней жалея,— От ласк ее устав, я отстранил их сам И редко снисхожу к пустым ее слезам. Я рад порвать бы связь со спутницей немилой И сбросить с плеч ярмо, что мне надели силой! К тому ж не мной одним она осуждена: Не меньше и богам наскучила она. Мольба Октавии и небу неугодна: Жена моя, Нарцисс, четвертый год бесплодна! Наследника — увы! — напрасно ждет престол…

Нарцисс

Что ж медлить, государь? Сам жребий вас развел! Престол и сердце — всё с Октавией в раздоре. Так, встретив Ливию, ваш предок Август вскоре Ей повелел развод, сам взял его, — и вот Престолом стал для вас счастливый тот развод. Пороча царский дом пред римским всем народом, Тиберий оскорбил дочь Августа разводом. И только вы один, себе наперекор, Запрета с радостей не сняли до сих пор.

Нерон

Иль сам ты не дрожал пред гневной Агриппиной? Я робость чувствую при мысли той единой, Как с пламенем в очах предстанет мне она, Ведя Октавию, вдвойне оскорблена, И грозно развернет — о худшая из пыток! — Моих провинностей необозримый свиток… Как выдержать, скажи, такой неравный бой?

Нарцисс

Не вы ли — властелин над ней и над собой? Не век же, государь, влачить ярмо опеки? Иль править для нее вам суждено навеки? Страх перед ней? О нет, вас не смущает он! Надменнейший Паллант от власти удален, Паллант, чей дерзкий нрав так поощрялся ею…

Нерон

Когда ее здесь нет, я царствовать умею! Я слушаюсь друзей, преследую врагов, Я раздражен на мать — и спорить с ней готов. Пусть пред тобой душа предстанет без покрова: Едва, к своей беде, ее увижу снова,— Не только чувствую, что не имею сил Бежать от этих глаз, чью волю долго чтил; Не только восстает привязанность былая, Все лучшее во мне ей тайно подчиняя; Но страх во мне растет к сопернице такой: Пред гением ее немеет гений мой. Вот почему, гоня от сердца власть чужую, Я матери бегу, и с матерью враждую, И недовольство в ней ревниво берегу, Чтоб неугодным стать для той, кого бегу. Но торопись, Нарцисс, — ты пробыл здесь немало, Чтоб в грудь Британника сомненье не запало.

Нарцисс

Нет, нет, с Британником сдружились мы вполне! Свиданье с цезарем он сам доверил мне. О ваших замыслах — немалая заслуга! — Затеял он узнать из уст надежных друга: К свиданью с пленницей стремясь всего сильней, Он будет, государь, ждать помощи моей.

Нерон

Согласен! Пусть придет — и, ад тому порука, Ее увидит он.

Нарцисс

Верней была б разлука!

Нерон

Не возражай, Нарцисс, я все обдумал сам! Ему я встречу с ней недешево продам. А ты оповести, что твой маневр удачен, Что хитростью твоей Нерон врасплох захвачен, Что он согласен… Чу! Она! Оставь же нас… Спеши к Британнику и с ним вернись тотчас.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Нерон, Юния.

Нерон

Принцесса, вы бледны и рады мне едва ли… Прочли в моих глазах вы знаменье печали?

Юния

Искала, государь, я встречи здесь иной; Я шла к Октавии, но цезарь предо мной.

Нерон

Тем больше огорчен тюремщик ваш ревнивый Таким доверием к Октавии счастливой.

Юния

Вы, государь?

Нерон

Ужель Октавия одна Достойна вас ценить и видеть вас вольна?

Юния

К кому же, государь, прибегну, умоляя? Кто может мне раскрыть, за что осуждена я? Вы, кто караете, проступок знать должны: Молю вас, государь, назвать мои вины!

Нерон

Вины! Да разве вы уж тем не виноваты, Что от меня, от всех, ушли в свои палаты? Иль образ красоты, небесный дар харит, Ниспослан вам затем, чтоб в землю был зарыт? Ужели одному Британнику возможно Свой пыл и ваш расцвет лелеять бестревожно? Зачем таких щедрот великих до сих пор Безжалостно — увы! — лишали вы мой двор? Но более того, — не чуя поруганья, Вы переносите болтливые признанья! Меж тем я ожидал, что в дни своих побед Захочет Юния услышать мой совет И не посмеет быть любимой и влюбленной, Пока не разрешит ей цезарь благосклонный.

Юния

Не скрою, государь, к тоске моей порой Британник снисходил почтительной мольбой. Он глаз не отвратил от девушки печальной, Последней из семьи высокой и опальной: Быть может, не забыл он давних тех времен, Как был своим отцом в мужья мне наречен. Он полюбил меня, послушен отчей воле И вашей матери, и я б сказала боле: Вам, государь, — ведь вы согласны с ней во всем!

Нерон

Принцесса, каждый прав, идя своим путем. Забудем Клавдия, оставим Агриппину,— С неправдами отцов нельзя мириться сыну. За вас лишь я один ответственен богам, И сам я положил супруга выбрать вам.

Юния

Увы, мой государь! Любая связь иная Унизит цезарей, их лоно оскорбляя.

Нерон

Нет, Юния! Супруг, вам присужденный мной, Достоин две семьи соединить в одной. Честь сватовства его признаете вы сами.

Юния

Но кто ж он, государь?

Нерон

Принцесса, он пред вами!

Юния

Вы?

Нерон

Я бы мог назвать немало вам имен, Когда б не выше всех был именем Нерон! Да, прежде чем изречь свой выбор громогласно, Двор, Рим, империю я оглядел бесстрастно. Чем больше я искал, сомненьями томим, Кто б с честью мог владеть сокровищем таким, Тем очевидней мне, что цезарь сам лишь вправе Бесценный этот клад хранить к его же славе! Я не могу его отдать руке иной, Чем та, которой Рим дал власть над всей землей. Но вдумайтесь и вы в свершенное когда-то: Вас Клавдий полюбил и сыну вверил свято; Но было это в дни, когда ребенок-сын Готовился всю власть наследовать один. Так боги изрекли. Их вышним произволом Еще в младенчестве вы связаны с престолом. И тщетно был бы мне небесный дар вручен, Когда бы сердцем к вам я не был приобщен, Когда б моих тревог вы лаской не смягчали, Когда б средь бурных дней, завещанных печали, Средь дней оплаканных, погибших, я не мог Забыться иногда, вздохнув у ваших ног. Пускай Октавия ваш взор не кроет тенью; Весь Рим стоит за вас и предал осужденью Мой ненавистный брак, который, может быть, И небо ради вас все медлило скрепить. Принцесса, вот завет: с неспешностью спокойной Судите выбор мой, властителя достойный, Достойный ваших глаз, томящихся в плену, Достойный тех высот, куда я вас верну!

Юния

По праву, государь, теперь изумлена я! Давно ль, ни жалобам, ни стонам не внимая, Меня, как пленницу, сорвали с ложа сна? И не успела я, испугом смятена, Спросить у цезаря причину тех страданий,— Вдруг узнаю, что я Октавии желанней! Меж тем не заслужил смиренный жребий мой Ни почестей таких, ни дерзости такой. И можно ль девушку, узнавшую с рожденья Позор своей семьи и горечь заточенья,— Кто, темную печаль храня из года в год, Училась доблести у собственных невзгод,— Внезапно перенесть из ночи безысходной На высшую ступень той славы всенародной, Чей шум ей и вдали казался нестерпим, Чьим блеском, наконец, одел другую Рим?

Нерон

Я вам уже сказал, что с ней я кончил счеты: Умерьте же свой страх, оставьте все заботы. Что выбор мой не слеп, узнаете тотчас: Ответьте за себя; согласья жду от вас! Исполните завет, вам данный вашей кровью; Не приносите в дар людскому суесловью Одежду почестей, что цезарь вам сулит. Как ни высок отказ, он счастья не дарит!

Юния

От неба, государь, таиться я не стану, Я сердца не предам тщеславному обману: Нет, ваших милостей понятна мне цена! Но тем мучительней была б моя вина, Чем лучезарней блеск, раскрывший неподкупно Несчастье женщины, мной изгнанной преступно.

Нерон

Нельзя ж так бережно хранить чужую честь, Принцесса… И предел для самой дружбы есть! Но бросим скрытничать, — нас двое здесь в палате: Печетесь о сестре вы больше, чем о брате. Что ж до Британника…

Юния

Откроюсь: он мне мил! Таиться, государь, я не имею сил! Такая искренность, я знаю, безрассудна, Но сердце и уста разъединить мне трудно. Что делать! От двора печаль свою тая, Искусству лживости не обучилась я. Британник мной любим. Нас нарекли друг другу В те дни, когда на трон он мог возвесть супругу, Но та же цепь невзгод, которой он обвит, Разгром его дворца, позор его обид, Его разрыв с двором и лицемерным Римом,— С ним вяжет Юнию звеном неразделимым. Не прекословить вам стремится все вокруг; Средь ясных радостей проходит ваш досуг, Безмерна ваша власть, безбрежно наслажденье. Когда же тень тревог прервет его теченье, Не вся ль вселенная, заботливо, как мать, Из вашей памяти спешит ее прогнать? Британник — одинок: тоска ли в нем проснется, Кто, как не я одна, ответно улыбнется? И жив он, государь, одной моей слезой, Коль ею озарит печальный жребий свой.

Нерон

И той одной слезой счастливца жребий светел? О, смертью за нее другой бы мне ответил. Но с этим юношей я обойдусь нежней: Принцесса, он придет к избраннице своей.

Юния

От вас, мой государь, иного не ждала я!

Нерон

Его я мог изгнать, навек вас разлучая. Но, знайте, я хочу предотвратить беду, Что сам накличет он, начав со мной вражду. Зачем его губить? Пусть лучше, невредимый, Услышит приговор из уст своей любимой. Ему велите вы покинуть ваш порог, Чтоб ревности моей он чувствовать не мог, Возьмите на себя удар его изгнанья, И, силою речей иль силою молчанья, Хотя б холодностью, — ему вы дайте знать, Чтобы он шел к другой сочувствия искать.

Юния

Как! Мне самой сразить его таким ударом? Скорей сто нежных клятв произнесу я с жаром! И даже, если лгать велю устам своим, В глазах моих прочтет он осужденье им.

Нерон

Здесь, спрятан в тайнике, я прослежу за вами. Укройте ж в глубь души губительное пламя; Не думайте в речах лукавить предо мной; Я буду видеть все, постигну взгляд немой, И станет смерть ему расплатой неизбежной За ваш мгновенный вздох, за взгляд преступно-нежный.

Юния

Увы! Когда б язык не стал от скорби нем. Просила б, государь, нас разлучить совсем!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нарцисс

Британник, государь, с принцессой ждет свиданья; Он рядом.

Нерон

Пусть войдет.

Юния

Ах, государь!

Нерон

Молчанье! Судьбу Британника решите вы сейчас: С ним видясь, помните, что я гляжу на вас.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Юния, Нарцисс.

Юния

Нарцисс! Скорей, скорей! К Британнику беги ты, Скажи ему… Он здесь! Мы небом позабыты.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Юния, Британник, Нарцисс.

Британник

Принцесса! Это вы? Поверить ли глазам? Как! Встречу милую судьба послала нам? Но радость ту — увы! — печаль сразить готова. Как знать, когда-нибудь увижу ль я вас снова? Ужель украдкой брать мне счастье суждено, Что из любимых глаз я черпал так полно? Увы, какая ночь! От ваших слез ужели У злобных стражников сердца не просветлели? Где был любовник ваш? Какой жестокий бог Мне не дал умереть за вас у ваших ног? О, горе! Трепеща в объятиях испуга, Вы втайне, может быть, шептали имя друга? Принцесса, обо мне вы вспомнили в тот час? Подумали с тоской, как я оплачу вас? Молчите вы в ответ? Какой прием суровый! Так вот как встречен я в своей невзгоде новой? Ответьте: мы одни! Наш враг обманут мной. Он отвлечен сейчас заботою иной. Используем же миг, не размышляя доле.

Юния

Здесь все покорствует его могучей воле: У стен есть уши, принц, внимательные к нам; И видит нас, незрим, здесь император сам.

Британник

Давно ли, Юния, и вас тот страх тревожит? Ужели сдаться в плен и ваше сердце может? Что сталось с нежностью, не ведавшей препон, Которой мог бы сам завидовать Нерон? Но отгоните прочь ненужное сомненье! Еще во всех сердцах таится возмущенье, Еще во всех глазах свой гнев я узнаю; Нам мать Неронова поддержку даст свою. Он оскорбил весь Рим постыдными делами…

Юния

Ах, принц, от этих слов откажетесь вы сами! Не тысячу ли раз вы повторяли мне, Что всеми он любим и чтим в своей стране: С величьем дел его мирились вы, не споря. Как видно, ваш язык ожесточило горе.

Британник

Принцесса, сознаюсь, я от смущенья нем, Нет, к Юнии спешил Британник не за тем. Как! Чтоб поведать вам свой гнев и ужас тайный, Насильно у судьбы я вырвал миг случайный,— И что ж, бесценный миг растрачиваем мы На похвалы врагу в стенах его тюрьмы? Так измениться вдруг, за день один? То вы ли? Как! Даже и глаза молчать вы научили? Вперить во взоры взор уже у вас нет сил? Вам по сердцу Нерон? Британник вам не мил? Когда б я это знал!.. Молю вас небесами, Рассейте этот мрак, куда я ввергнут вами. Ответьте мне! Ужель я навсегда забыт?

Юния

Поторопитесь, принц, сам цезарь к нам спешит.

Британник

Какой удар, Нарцисс! Чего же ждать мне боле?

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нерон

Принцесса…

Юния

Я была покорна вашей воле. Но больше, государь, ни слова! Я вольна Лить слезы, коль ему слеза та не видна.

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нерон

Ну, что, Нарцисс! Их страсть, как видишь, безрассудна. Их нежность и без слов изобличить нетрудно. Соперник мой любим, я сам себе не лгу, Но муками его насытиться могу! Я сделаю себе из слез его забаву. Сегодня Юнией истерзан он на славу. Иду за ней. А ты к сопернику ступай: Его отчаянью еще ты пищи дай; И если на него здесь пыл и слезы тратят, Пусть темный свой успех он дорого оплатит!

Нарцисс

(один)

Вторично, о Нарцисс, фортуной призван ты. На зов божественный спеши из темноты. Не будем отклонять ее велений властных: Чтоб счастьем завладеть, пойдем губить несчастных.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

Паллант оставит Рим.

Нерон

А что сказала мать? Боюсь, ей нелегко гордыню обуздать.

Бурр

Об этом, государь, узнаете вы вскоре; Едва ли затаить она сумеет горе. Но пусть ее гроза к вам близится, шумна,— Не шумом лишь одним опасна вам она!

Нерон

Так материнский гнев тревоги стал достоин?

Бурр

За Агриппину я, мой цезарь, не спокоен. Солдаты, Рим — все чтят царицы славный род, В ней дочь Германика приветствует народ. Вот чем сильна она, ее вам ведом норов! Достойны, государь, вы всяческих укоров За то, что сами в ней растите злой порыв, На собственную грудь оружье обратив.

Нерон

Я, Бурр?

Бурр

Верней — душа, что страстью одержима!

Нерон

Не продолжайте, Бурр. Болезнь неизлечима: Зов сердца моего мне все поведал сам. Пора мне полюбить…

Бурр

Так показалось вам, О цезарь! Коренясь в одном сопротивленье, Пугает вас недуг, ничтожный при рожденье. Но если б высший долг вам сердце укрепил И побороть врага у вас достало сил; Когда б вернули вы те доблестные годы, Когда б, мой государь, припомнили невзгоды Своей Октавии, лишенной всех отрад, И чистую любовь позвали бы назад; Когда бы, наконец, пусть не без тайной муки, Вы обрекли свой взор хоть временной разлуке,— Поверьте, государь, будь страсть и впрямь сильна, Прикажут ей уйти — и скроется она!

Нерон

Я вам доверюсь, Бурр, среди войны кровавой, Где честь своих мечей поддержим мы со славой,— Равно средь той борьбы, где поле нам — сенат, И копья наших слов судьбу страны вершат: За вами здесь и там пойду, не рассуждая; Но, Бурр, поверьте мне, у страсти — стать иная, У ней иной закон — и было б ни к чему Спускаться до нее суровому уму. Иду! Я с Юнией расстался из-за спора…

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бурр.

Бурр

Свершилось, Бурр; Нерон себя проявит скоро; Его жестокий дух лишь до поры был тих, Он скоро вырвется из слабых уз твоих. В каких неистовствах он может разрешиться! К кому за помощью, о боги, обратиться? Один лишь Сенека сумел бы мне помочь, Но он, в неведенье, из Рима отбыл прочь. О, если бы к нему я матери участье Мог вызвать!.. Вот она!.. ее приводит счастье.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Агриппина

Что ж! Не права ль я, Бурр, доверья вас лишив? Вот — правда ваших дел, пускай язык ваш лжив! Отослан прочь Паллант; он лишь за то наказан, Что цезарь ваш ему престолом был обязан. Вы это знаете; добился он один, Чтоб волей Клавдия стал царствовать мой сын. Но мало! Святость уз семейных оскверняя, Супругу цезаря идет сменить другая; А честный наш министр, враг лести и забав, Кто призван был смирить Нерона пылкий нрав, Потворствует и льстит, питая в юном друге Презренье к матери и ненависть к супруге.

Бурр

Таких упреков Бурр еще не заслужил. Неизвинимых дел наш цезарь не свершил. Он отвратить не мог Паллантово изгнанье: Давно тот заслужил за гордость воздаянье, И цезарь лишь, скорбя, исполнил то, что двор И римский весь народ решили с давних пор. Все прочее — недуг, и есть ему леченье: Слезам Октавии найдется облегченье. Но укротите гнев. Тишайшим из путей Супруга тотчас же воротите вы к ней: Нерону угрожать, поверьте мне, опасно!

Агриппина

О нет! Зажать мне рот стараются напрасно. Мое молчание вам смелость придает. И как вам уважать плоды моих забот? Но не один Паллант стоит за Агриппину; Иных отмстителей призвать я не премину. Уж сыну Клавдия известна та вина, Которую пред ним я искупить должна. Так, решено! Его я выведу к солдатам, В них жалость разожгу к его младым утратам. Пора нам искупить преступные года! Сын императора предстанет им тогда И, дочерью вождя Германика поддержан, Потребует высот, с которых был низвержен. И Энобарбов сын предстанет рядом с ним, Совместно с Сенекой и с Бурром же самим, Которых для него из ссылки призвала я И власть верховную которым отдала я. Не поколеблюсь я казнить наш общий грех; Пускай борьба за трон раскроется для всех. Чтоб ополчить народ на власть его и вашу, Я худшего стыда молчаньем не прикрашу; Все наши низости огласке я предам: Убийства, ссылки, яд…

Бурр

Но кто поверит вам? Себе и цезарю слепое обвиненье Невольно все сочтут за злое ухищренье. Царица, я ль не встал с мечом за вашу честь, К присяге армию не я ль сумел привесть? Но злом не помяну борьбы минувшей славу, Затем что сын отцу наследовал по праву. С тех пор как Клавдием усыновлен Нерон, Ваш сын с Британником правами уравнен. Рим мог его избрать! Так, на заре империй, Был славным Августом усыновлен Тиберий; Агриппа [183] ж юноша, незаслужённо пав, Напрасно требовал возврата кровных прав. Нерона мощь крепка на твердом пьедестале, Хотя б своей рукой ее шатать вы стали; И если цезарь наш считается со мной, Он вскоре вас смягчит сердечной добротой. Я начал — и, клянусь, закончу начатое!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Агриппина, Альбина.

Альбина

Куда вас завлекло неистовство слепое, О госпожа! Теперь все цезарь будет знать.

Агриппина

Ах, лишь бы он посмел очам моим предстать!

Альбина

Молю вас, госпожа, да стихнут скорбь и злоба! Ни брат и ни сестра того не стоят оба, Чтоб в жертву им отдать ваш царственный покой! Иль цезарь и в любви не смеет быть собой?

Агриппина

Как? Иль не видишь ты, в какую сеть нас ловят, Альбина? Это мне соперницу готовят! Коль роковую связь не устраню совсем, Я буду смещена и сделаюсь ничем. Пока Октавию венчал лишь титул звучный, Она для цезаря была женой докучной, Награды, почести дарила я одна, Я славой при дворе была окружена. Но нежность цезаря похитила другая, Власть милой и жены в руках соединяя; Величье цезарей, плод стольких злых скорбей, За мимолетный взгляд наградой будет ей. А мне?.. Иль стану я отвержена, гонима?.. Альбина, даже мысль о том мне нестерпима! Я рисковала всем для сына моего… Неблагодарный он!.. Но вот и враг его…

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Британник, Агриппина, Нарцисс, Альбина.

Британник

Еще наш общий враг не одержал победы, Царица; есть сердца, что делят наши беды. Честнейшие друзья, — не знали мы о них! — Пока исходим мы здесь в жалобах пустых, Питая правый гнев, неправдой разожженный, Нарциссу вверили порыв свой возмущенный. Еще неверной той не овладел Нерон, Которой честь сестры приносит в жертву он. Коль вы по-прежнему за честь ее скорбите, Теперь отступника вы к долгу возвратите. Едва ль не весь сенат нас поддержать готов: Пизон, Плавт, Сулла [184] …

Агриппина

Принц, страшитесь ложных слов! Как? Сулла, Плавт, Пизон, знатнейшие из знатных?

Британник

Я вижу, что речей желали б вы обратных, Что гнев ваш, госпожа, растерян и смущен, Страшится сам того, к чему стремился он. Нет! Я обязан вам надежнейшей опалой; Во всех моих друзьях отваги нет ни малой. Нет и самих друзей; старались вы о том, Чтоб даже лучший друг мне сделался врагом.

Агриппина

Вас увлекает, принц, опасная отвага! От разуменья лишь зависит наше благо. Я обещала вам: назло вражде людской, Сумею совершить обещанное мной. Не скрыться от меня преступному Нерону; Он выслушает мать, и я в нем совесть трону; Угрозой, лаской ли, я приступлю к нему. А нет — Октавию я за руку возьму, С ней обойду весь Рим, во все сердца посею Сочувствие к слезам и ненависть к злодею. Прощайте! Сыну я не уступлю игры. А вы доверьтесь мне — и скройтесь до поры.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Британник, Нарцисс.

Британник

Надеждами меня ты не прельстил ли ложно? Вполне ль твоим словам довериться возможно, Нарцисс?

Нарцисс

О да. Но, принц, не в стенах же дворца Осмелюсь вам раскрыть всю тайну до конца. Идем. Что ж медлить?

Британник

Что же медлю я, о, небо? Увы!

Нарцисс

Скажите все.

Британник

Нарцисс, увидеть мне бы В последний раз…

Нарцисс

Кого?

Британник

Краснею, но, поверь, Хочу лишь подтвердить печаль своих потерь.

Нарцисс

Ужели все ж ее готовы звать вы верной?

Британник

Я звать ее готов злодейкой беспримерной! Но, гневу вопреки, твердит душа моя, Что меньше, чем бы мог, уверен в этом я. Впотьмах блуждает ум, у сердца жизнь иная,— Все силится понять, прощая, обожая. Хочу в душевный мрак дорогу дать лучу, Спокойно презирать изменницу хочу. О! кто б поверить мог, что дух, высокий с виду, С младенчества тая на лживый двор обиду, Вдруг позабудет все, чем горд был до сих пор, Коварством роковым смутивши самый двор?

Нарцисс

А может быть, она, в своем уединенье, Давно замыслила дать цезарю сраженье? Решив, что глаз своих ей все равно не скрыть,— Заставить их искать хотела, может быть, Чтоб цезаря верней пленить искусной лестью Победы над ее непобедимой честью.

Британник

Так видеться нельзя?

Нарцисс

Мой принц, она сейчас С другим возлюбленным… принять не может вас!

Британник

Пусть так! Идем, Нарцисс. Но кто там? Не она ли?

Нарцисс

(в сторону)

О боги! К цезарю, — чтоб правды не узнали!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Юния, Британник.

Юния

Не подходите, принц, бегите прочь от зла, Что твердостью своей на вас я навлекла! Нерон в неистовстве! Ушла я незаметно, Пока там сына мать увещевает тщетно. Прощайте же! Молю, щадя мою любовь, Дождаться дней, когда мы будем вместе вновь. В душе своей ношу ваш образ неизменно. Там будет вечно он.

Британник

Я слушаю смиренно; Простора ищете вы прихотям своим, Мне ж следует бежать, чтоб дать дорогу им. Бесспорно, образ мой докучен вам немного, Вам в самой радости мерещится тревога. Что ж! Мне пора уйти…

Юния

Хотите оскорбить…

Британник

Ах, вы могли бы все ж хоть день повременить! Я не ропщу на то, что общее пристрастье Неразлучимо с тем, кого ласкает счастье; Что вы ослеплены величьем при дворе; Что ищете его в ущерб моей сестре; Но что, пленяясь им, как всякая другая, Вы лгали мне; что, блеск наружно презирая, Моим мученьям вы несли такой итог,— Нет, этого, клянусь, я ожидать не мог! Я видел всходы зла над собственным паденьем, И небо вторило врагам моим с глумленьем; Я думал, бед моих исчерпан весь запас, Принцесса; но пришлось еще утратить вас.

Юния

Будь лучше времена, я местью справедливой Отмстила б вам за то, что я кажусь вам лживой; Но вам грозит Нерон, и в час беды такой Не омрачу вас, принц, обидою пустой! Разубедитесь же и все поймите сами: В ту встречу сам Нерон тайком следил за нами.

Британник

Возможно ли! Нерон…

Юния

Наш слушал разговор. Он к моему лицу приковывал свой взор, Готовый обратить на вас всю ярость мщенья За каждый взгляд иль жест, знак нашего сближенья.

Британник

Пусть слушал нас Нерон, принцесса! Но — увы! — Когда бы, лгав ему, меня щадили вы,— Я мог бы угадать в том происки злодея. Любовь не ищет слов, все выразить умея. Ваш взгляд, один ваш взгляд надежду мог мне дать, Могли б вы…

Юния

Лишь одно: спасти вас и молчать! Как много раз, — увы! — коль все сказать должна я, — Дрожала я за вас, открыться вам желая. Как робко прятала я вздохи мук своих И, ваших глаз ища, бежала прочь от них! Как тягостно молчать наедине с желанным, Самой его казнить сомненьем непрестанным, Когда один лишь взгляд все счастье мог сберечь! Но и слезам тот взгляд велел бы долго течь! Ах! Тайно трепеща от страсти незабытой, Себя не смела я считать надежно скрытой: Тоскующий мой взгляд был вечно начеку,— Казалось, бледностью предам мою тоску. Ждала я, что Нерон, глумясь над ложью тщетной, Вам пожелает мстить за трепет мой запретный, Страшилась, что любовь прорвется из сердец, И вовсе не любить хотела б наконец! Ах! К счастью своему и к нашему, быть может, Он не постиг огня, что наши души гложет! Терпение, мой принц, пускай не видят нас, А больше от меня не требуйте сейчас! Позднее много тайн поверить вам должна я.

Британник

О, верю, верю я! Какая весть благая! Как вы чисты и как тяжка моя вина! Как много горьких бед для нас несет она!

(Падая к ногам Юнии.)

Когда у ваших ног раскаюсь со слезами?

Юния

Что делаете вы? Соперник рядом с вами!

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Нерон, Британник, Юния.

Нерон

Так! Продолжайте, принц, прекрасный свой порыв! На ваши милости ответ его не лжив, Принцесса! Юноша благодарил вас страстно. Меня благодарить он тоже б мог всечасно, — Ведь вас я лишь затем посмел сюда завлечь, Чтоб облегчить ему возможность нежных встреч.

Британник

К ее ногам несу я радость и тревоги Повсюду, где свести нас пожелают боги, А этот ваш дворец, вся эта западня Не могут ни смутить, ни удивить меня!

Нерон

Иль камни этих стен не всех тут научили Покорно чтить меня и покоряться силе?

Британник

Нет, камни этих стен не могут научить Вас — мною помыкать, меня ж — пред вами льстить! Им ведомо, кто я и чьим родился сыном. Позор, что надо мной Домиций — господином!

Нерон

Так нашей гордости преграду ставит рок: Тогда смирился я; смиритесь вы в свой срок! А если бунтовать хотите безрассудно, Вы молоды еще, вас вразумить нетрудно!

Британник

Кто ж вразумит меня?

Нерон

Империя, закон, Рим.

Британник

Но при чем тут Рим? Иль дал вам право он На эти низости, достойные презренья: Насильственный развод, аресты, похищенье?

Нерон

Нет, любопытных глаз не простирает Рим К секретнейшим делам и тайникам моим. Учитесь у него!

Британник

Он бед утратил меру.

Нерон

И все же он молчит: последуйте примеру!

Британник

Так начал сбрасывать узду с себя Нерон?

Нерон

Нерон бесстыдными речами утомлен.

Британник

И все должны хвалить владычество благое?

Нерон

Мне нужен лишь их страх, — не важно остальное!

Британник

Иль Юния уже не та, иль нрав такой Не может никогда владеть ее душой!

Нерон

Пусть так! Я не берусь лить слезы перед нею, Зато я обуздать соперника сумею!

Британник

Какая б участь мне была ни суждена, Ее немилость мне была б одна страшна!

Нерон

Добудьте же ее — вот все, что вам скажу я!

Британник

Быть милым ей — вот все, чего ищу, тоскуя!

Нерон

У вас — ее обет, ей мил ваш юный пыл.

Британник

По крайней мере, лгать ее я не учил: К притворству девушку не принуждал я вздорно И, чтоб зажать ей рот, не прятался позорно!

Нерон

Довольно! Стража!

Юния

О, что делаете вы? Ведь это брат… Он слеп от ревности, увы! Молю вас, государь! Иль мало он несчастен, Что даже и в любви счастливым быть не властен? Дозвольте ж, уравняв печалью вас вполне, От вас и от него навеки скрыться мне. Уход мой усыпит огонь вражды меж вами; Весталкой, государь, окончу век свой в храме. Несчастный наш союз простите вы ему; Отныне я верна лишь небу одному.

Нерон

И в этом, как во всем, одно притворство злое! Принцессу, стражники, замкнуть в ее покое! Британник у сестры пусть будет заключен!

Британник

Так силой взять любовь пытается Нерон!

Юния

Одна покорность, принц, нам принесет спасенье!

Нерон

Немедля, стражники, исполнить повеленье!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

О, небо!

Нерон

(не видя Бурра)

Встреча здесь их вдвое разожгла; Я руку узнаю, что их теперь свела. Я Агриппиной вновь осмеян и повержен. Так долго ею был я лишь затем удержан, Чтоб низкая игра здесь длилась до конца.

(Заметив Бурра.)

Еще не вышла мать из моего дворца? Замкните двери, Бурр, засовами глухими И стражников ее смените вы моими.

Бурр

Возможно ль, цезарь? Мать? Не выслушав?

Нерон

Ну, нет! Остерегитесь, Бурр, вот добрый вам совет! Уже который день любое приказанье Встречает в вас судью, родит непослушанье. От вас ответа жду, а будете молчать — Я расспрошу других про Бурра и про мать.

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Агриппина, Бурр.

Бурр

Да, защитить себя вы сможете свободно: Нерону самому вас выслушать угодно. Быть может, лишь затем и удержал он вас, Чтоб с вами, госпожа, увидеться тотчас. Но вам — простите вновь свободное сужденье! — Не должно цезаря корить за оскорбленье; Готовьтесь, госпожа, виновного обнять: В защите вы вольны; но бойтесь обвинять! Двор приучен глядеть на все его глазами. Пускай Нерон ваш сын, пусть коронован вами,— Он император ваш, и власть его сильна, Хоть вами ж эта власть была ему дана. Немилостив ли он иль с вами ласков снова,— Толпа ласкать и гнать вослед ему готова. Не вы ей надобны, — он, он один, во всем! А вот и государь…

Агриппина

Оставьте нас вдвоем!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Нерон, Агриппина.

Агриппина

(садясь)

Извольте сесть, Нерон, и слушать, что скажу я. Повинной ждете вы, свиданье мне даруя. Не знаю, в чем меня могли оклеветать: Я все свои вины вам поспешу назвать. Вы заняли престол; вы с детства знали сами, Какая цепь преград лежит меж ним и вами. Права моих отцов, возвысившие дочь, Без помощи моей вам не могли б помочь. Когда судили мать Британника сурово [185] И Клавдий ей вернул супружеское слово,— Немало девушек искало глаз его, Придворных, даже слуг, склонив на сватовство. Я стала в общий ряд, лишь одного желая: Вам передать тот трон, который обрела я. Я гордость бросила, — Паллант мне сватом стал, И Клавдий глаз моих зовущий блеск узнал: Племянницу свою лаская непрестанно, От нежности к любви он перешел нежданно. Но Рим мог заклеймить преступным наш союз: Разъединяли нас запреты кровных уз. Я не могла бы стать женой отцова брата. Но, щедро купленный, привел указ сената В постель мне цезаря, а Рим — к моим ногам. Все было мне дано, и ни толики — вам. В семействе Клавдия родным вы скоро стали; Дочь цезаря за вас просватала не я ли? Силан, ее жених, был с нею разлучен, И кровью оплатил свое паденье он. Но мало этого! Кто б ждал от властелина, Что даст он зятю власть, лишая власти сына? Вновь помощь я нашла в Паллантовых речах: Вас Клавдий уравнял с Британником в правах, Нероном вас назвал и произнес решенье До срока вам вручить права на соправленье. Отныне цель моя для всех была ясна И многих трепетать заставила она. Про скорбь Британника, про будущие беды Среди друзей отца затеялись беседы. Я обещаньями задобрила одних; Изгнанье навлекла на самых заклятых; Сам Клавдий, вняв словам моих немолчных жалоб, Отторг от сына тех, чья верность пожелала б, О жребии его печась, как о своем, Вернуть его на трон извилистым путем. Я больше сделала: друзей, вожатых ложных, Нашла я для него средь слуг своих надежных. А вам, верна себе, но с умыслом иным, Дала наставников, которых чтил весь Рим: Я мудрость избрала, тщеславье отстраняя; Вернула я из войск, из ссылки призвала я Тех самых Сенеку и Бурра, кто потом… Но Рим их чтил тогда, и я ввела их в дом! Не пощадив казны дворцового подвала, Я вашим именем щедроты рассыпала. Приманки зрелищ, игр, подарков и наград К вам привлекли сердца народа и солдат, Чья память, верная Германика победам, Во внуке молодом гордилась славным дедом. Меж тем к закату шел Британника отец. От долгой слепоты прозрел он наконец — Ошибку понял он. И, сетуя о сыне, Вдруг разомкнул уста, молчавшие доныне, Хотел созвать друзей, — напрасно! поздний страх: Дворец, войска, альков держала я в руках. Его последний вздох от всех оберегая, Отцовской нежности расцвесть в нем не дала я, Стеной своих забот сокрыв его вполне От сына, что рыдал безвестно в стороне. Он умер. Каждый мог предать меня бесчестью. Не стала я смущать сердца внезапной вестью; И вот меж тем как Бурр, желанной цели рад, Вам тайно присягнуть заставил всех солдат, [186] И я, его рукой, вас близила к победам, Конец властителя здесь в Риме был неведом: Курились алтари, и, Клавдию верна, О здравье мертвеца молилась вся страна: Но, укрепив свой трон признаньем легионов, Вы возвратились в Рим вершителем законов, И должен был народ узнать двойную весть: Оплакать Клавдия — Нерона превознесть. Вот исповедь во всем, свершенном мной когда-то, Вот все мои грехи! А вот за них расплата: Всего полгода лишь, став баловнем в стране, Вы, благодарностью платить умели мне; Потом, утомлены стеснительным вниманьем, Вы предпочли платить мне дерзким непризнаньем. А Сенека и Бурр щадили тот порок, Давая, что ни день, вам низости урок, Хвалясь, что их самих в науке превзошли вы. Но, верно, и они еще не слишком лживы,— Отон, Сенецион [187] вам стали ближе тех, Пособники бесчинств и низменных утех. Когда же, возроптав на ваши козни злые, Обидчика на суд я призвала впервые (Злодей вдвойне жесток, раз совесть смущена!),— Я цезарем была вдвойне оскорблена. Но мало! Юнию помолвив с вашим братом, Я обещала им поддержку пред сенатом. Что ж делаете вы? В тюрьму заключена, В вас пагубную страсть рождает вдруг она. И вот в одну лишь ночь Октавия забыта, Скрепленный мной союз ей больше не защита; Отослан прочь Паллант, Британник заключен; Простерт и на меня преступный ваш закон,— Бурр дерзко предо мной велел замкнуть ворота, А вы, кто виноват в предательствах без счета, Забыв, что долг ваш в том, чтоб оправдаться в них,— Вы ждете от меня признанья вин моих.

Нерон

Я не забыл, что власть была дана мне вами. Не тяготя мой слух ненужными словами, Могли б спокойно вы, без вздохов и скорбей, Вкушать плоды любви и верности моей. Но ваша неприязнь и этот вечный ропот Невольно при дворе родит упорный шепот О том (я все скажу — друг другу мы не льстим), Что о себе пеклись вы именем моим. «Ужели, — шепчут здесь, — всем царственным почетом Еще не отдан долг былым ее заботам? В чем провинился сын? За что он осужден? На то ль, чтоб угождать, был коронован он? Опять она царит; он — лишь наместник новый?» И вправду, до сих пор, вам угождать готовый, Я честь свою и власть вам уступить был рад. Нетрудно было б мне отдать их вам назад. Но мужественный Рим не хочет женской власти. Пока я робок был, здесь бушевали страсти: Сенат и весь народ вдвойне возмущены, Что в образе моем вас чтить они должны, Кричали про меня, что Клавдий, вам послушный, Мне с властью завещал и нрав свой простодушный. Когда у ваших ног склонялся лес значков, Вы слышали не раз мятежный гул полков: Роптали воины, напрасно удостоив Вас этим зрелищем простертых ниц героев. Другая женщина была б не так горда: У вас же — или власть, иль слезы без стыда! Теперь, Британника одушевив на мщенье, Вы Юнию ему даете в подкрепленье И снова ткете сеть Паллантовой рукой. Когда ж я принужден свой оберечь покой,— От ярости себя не помните вы сами, Грозя Британника явить перед войсками. Уже до лагерей донесся шум молвы.

Агриппина

Я? За него? Злодей! Могли поверить вы? Чего достигла б я, вас на него сменяя? Чем стал бы мой удел? Чего бы ждать могла я? Ах, если и меня наветчик не щадит, Раз взор доносчиков и здесь за мной следит, Раз нет и здесь оград от их наветов черных,— Что ж сталось бы со мной в толпе чужих придворных? Судили б там меня не за бессильный гнев, Что в сердце умирал, родиться не успев, Но за мои вины пред всеми ради сына. Их искупила бы сторицей Агриппина! Я разгадала вас, мне ваша лесть чужда: Вы нерадивый сын, вы были им всегда; Когда вас, отрока, я пестовала нежно, В ответ был поцелуй, заученный прилежно. Все было вам равно, все жесточал ваш нрав, Самой моей любви преградой вечной став. О, как несчастна я! Какая участь злая: Заботливо любить, заботой докучая! Сын у меня один: о небо, знаешь ты, О ком, как не о нем, мой плач, мои мечты? Опасность, совесть, страх меня не удержали, Я подавила гнев; от будущей печали Непостижимый рок глаза мои отвел; Я сделала свое: вы заняли престол. К свободе, что теперь я под замком оплачу, Вы можете отнять и жизнь мою в придачу. Но бойтесь, чтоб народ, оплакав мой конец, С вас вскоре не сорвал надетый мной венец.

Нерон

Чего ж хотите вы? Что должно мне исправить?

Агриппина

Моих обидчиков раскаяться заставить, Отчаянье и гнев Британника унять, На выбор Юнии цепей не налагать, Чтоб с ними и Паллант был возвратиться волен, Чтоб доступ к цезарю всегда мне был дозволен,

(замечая Бурра в глубине сцены)

Чтоб этот самый Бурр, кто слышит нашу речь, У входа в ваш покой не смел меня стеречь.

Нерон

Готов я тотчас же, с настойчивым стараньем, Заверить вашу мощь безмерным послушаньем; И я благодарю счастливый наш разлад За то, что прежний мир он нам вручил назад. Что б ни свершил Паллант, я все забыть согласен; Британнику мой гнев отныне не опасен; Что ж до моей любви, разъединившей всех, Рассудите вы нас и в этом без помех. Порадуйте друзей моих благим решеньем. Покорность, стражники, царицыным веленьям!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

Как долгожданный миг и нежный ваш порыв Мой утешает взор, как сердцем я счастлив! Мое вниманье к ней вам, государь, не ново. Сказал ли я хоть раз порочащее слово, Ее неправый гнев способное навлечь?

Нерон

Я вас недавно, Бурр, пытался остеречь: Считал, что вы не друг, раз заодно с врагами. Но неприязнь ее опять роднит нас с вами, И матери моей поспешно торжество: Я обниму врага, чтоб задушить его!

Бурр

Как, государь?

Нерон

Пора! Его уничтожая, От материнских пут избавлюсь навсегда я: Я не могу дышать, пока здесь дышит он. Я самым именем проклятым утомлен; И я не допущу, чтоб, с дерзостью обычной, Он на моем пути помехой стал вторичной.

Бурр

Ужель Британник впрямь на гибель осужден?

Нерон

Еще мне до ночи не будет страшен он!

Бурр

И кто же вам внушил кровавое желанье?

Нерон

Моя любовь, мой страх, мой долг, мое дыханье!

Бурр

Нет, страшный приговор, что здесь произнесен, Не в вашей он груди, о государь, рожден!

Нерон

Бурр!

Бурр

Небо! С ваших уст ужель он мог сорваться? Ваш голос, самый слух — его ль не устрашатся? Подумайте, чью кровь хотите вы пролить? Ужель во всех сердцах устали вы царить? Ужель клеветники судить вас будут вправе?

Нерон

Как! Вечно пригвожден к своей минувшей славе, Я должен век дрожать за чью-то там любовь, Что случай нам дарит и отнимает вновь? Служа мечтам друзей, с моими несродненным, Затем ли правлю я, чтоб стать их подчиненным?

Бурр

А разве, государь, вы помнить не должны, Что вы ответственны за благо всей страны? Судьба у вас в руках — вы сами выбрать вправе: Кто в славе начинал, тот может кончить в славе. Нет никаких преград на царственном пути,— Дорогой доблести вы можете идти. Но стоит вам лишь внять коварству наущений, Вы будете идти дорогой преступлений, Злом новым подкреплять то зло, что свершено, И кровью же смывать кровавое пятно. Конец Британника пробудит злое рвенье Во всех его друзьях и бросит их на мщенье. У мстителей его отыщутся друзья, Другие сменят их, все тот же гнев тая,— Так будет век пылать огонь вражды пред вами! Став страхом всей земли, вы устрашитесь сами. Придется вам карать и, трепеща измен, Выслеживать врагов среди дворцовых стен. Иль юный опыт ваш, счастливый и беспечный, Учил вас не ценить невинности сердечной? Ужель забыли вы, как мирно он протек, Какое счастье вам сулил его урок? Как часто, государь, себе сказать могли вы: «Я всеми нежно чтим, и все кругом счастливы; Квириты не бегут при имени моем; Пред небом на меня не плачутся тайком; Глухая неприязнь в них не растет незримо; Ко мне летят сердца, когда иду я мимо!» О боги! Вдруг забыть святые те года! Презреннейшую кровь щадили вы тогда! Однажды к смерти был приговорен виновный; Сенат вас принуждал скрепить приказ верховный; Я помню, государь, как был ваш дух смущен, Как опечалил вас карающий закон, Как, медля подписать тот приговор злодею, «Зачем, — вздыхали вы, — я грамотой владею!» Нет, цезарь будет чист, иль смерть спасет меня От зрелища и мук неправедного дня: Не стало б сил скорбеть над вашей падшей славой, Когда б решились вы на этот шаг кровавый.

(Падает к ногам Нерона.)

Готов я, государь! Не медлите, тотчас Пронзите сердце мне, так верившее в вас, Иль призовите их, кто вас растлил впервые, На Бурре испытать кинжалы подкупные!.. Но ропотом моим растроган цезарь сам: Нет, он все так же добр, нет, он не глух к слезам! Откройте, государь, мгновенья не теряя, Кто дал вам злой совет и чья тут воля злая. Британника позвав, обнять его спеша…

Нерон

Нет, нет, не в силах я…

Бурр

Не злая в нем душа, Мой государь; как вы, он обойден врагами. В его покорности вы убедитесь сами. Бегу! Утороплю миг радости такой!

Нерон

Британника позвав, пройдите в мой покой.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нарцисс

Все, государь, спешит на помощь смерти правой. Локуста славная [188] снабдила нас отравой; Она была вдвойне услужлива со мной: Я видел смерть раба от капли смеси той. Не легче срезать жизнь железом заостренным, Чем новым снадобьем, секретно мне врученным.

Нерон

Благодарю, Нарцисс, оставьте этот яд. Мы дальше не пойдем, скорей пойдем назад!

Нарцисс

Как, государь! Врага в Британнике не чуя, Вы снова…

Нерон

Да, Нарцисс, мириться с ним хочу я!

Нарцисс

В противном убеждать я не посмел бы вас, О цезарь! Но — увы! — под стражей он сейчас. Он век вам не простит такого оскорбленья. Года не утаят и тени преступленья: Узнает он про яд, что в дни вражды былой Ему хотели вы поднесть моей рукой, И, дерзкий, может быть, — да защитят нас боги! — Решится в свой черед вас устранить с дороги.

Нерон

Над сердцем мы властны. Мое укрощено!

Нарцисс

Ужель и Юнию забыло вдруг оно? Как! Высшую из жертв ему принесть могли вы?

Нерон

Кто вам сказал? Но все ж слова мои не лживы: Среди своих врагов не числю я его.

Нарцисс

Так, Агриппины мне понятно торжество: Ей удалось вернуть былую власть над вами.

Нерон

Так говорит она? Иль вы решили сами?

Нарцисс

Здесь только что при всех хвалилась в том она.

Нерон

В чем?

Нарцисс

В том, что цезаря смирять она вольна; Что весь его порыв, весь гнев его безмерный Сменились в миг один покорностью примерной; Что предложил ей мир готовно цезарь сам, Счастлив, что снизошла к живым его мольбам.

Нерон

Как поступить, Нарцисс? Решить я не умею! Мой гнев меня зовет свести все счеты с нею; Послушай я его, за дерзость этих слов Ей долголетний мрак возмездия готов. Но разнесется слух по всем окрестным странам. Иль хочешь, чтоб народ прозвал меня тираном И, титулов лишен, что присудил мне Рим, Я отравителем явился перед ним? Мне месть моя была б тягчайшим приговором.

Нарцисс

Считаться ль, государь, с хвалой их и с укором? Не предпочли ли б вы, чтоб весь народ был нем? Не знать ли вам цены речам ничтожным тем? Иль собственной души желанна вам потеря, И цезарь должен жить, своим мечтам не веря? Но римлян, государь, вы разгадать должны: Нет, нет! Их языки совсем не так вольны! Держите их в узде, — они трусливо-злобны,— Не то они взомнят, что страх внушать способны. О да, они к ярму приучены в веках! Им по сердцу рука, что держит их в цепях. Удел их — угождать правителям верховным: Тиберий помыкал смиреньем их готовным. Я сам, от Клавдия приняв на время власть, Был вынужден теснить, чтоб самому не пасть. Не раз в те дни, когда я при дворе был в силе, Терпенье их пытал, и всё они сносили! Вам отравителем прослыть у них невмочь? Убейте брата вы, сестру ушлите прочь,— На лживых алтарях сжигая тук обильный, Рим их же проклянет от слепоты бессильной, Вам скажет, что в веках отмечен злой судьбой Тот день, когда на свет явились брат с сестрой.

Нерон

Пусть ты и прав, Нарцисс; но до поры — молчанье! Я Бурру обещал, он вырвал обещанье. Еще я не хочу, предав его тотчас, Дать доблести его оружье против нас: Его простым речам противлюсь я напрасно, И сердце им внимать не может безучастно.

Нарцисс

У Бурра, государь, язык не слишком прям: Он ловкой доблестью польстить умеет вам. Но мысль у всех одна, и с ними Бурр согласен: Разлад с Британником для мощи их опасен. Им может страшен стать лишенный пут Нерон; Державным гордецам пришлось бы чтить ваш трон. Как! Дерзкий шепот их еще ли не уликой? «Нерон, — они твердят, — не создан быть владыкой: Он в мыслях и делах идет чужим путем, В нем сердцем правит Бурр, а Сенека — умом. В чем доблести его? В чем царственное дело? Лишь на ристалищах носиться неумело, Искать пустых наград, ничтожнейших утех; Лишь делать из себя посмешище для всех; Свой голос расточать на шумном балагане, [189] Скандировать стихи, успех купив заране, Меж тем как изредка солдатская рука Сорвет для цезаря два-три скупых хлопка!» Ах! разве кто уймет змеиное шипенье?

Нерон

Иди за мной, Нарцисс: пора принять решенье!

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Британник, Юния.

Британник

Кто мог бы ожидать, о Юния! Нерон Готов меня обнять, к нему я приглашен. Знатнейших сверстников поспешно созывая, Он хочет, чтоб в пиру веселость молодая Всю верность наших клятв раскрыла их глазам, Внушив беспечный жар объятьям и речам. Он страсть преодолел, им ненависть забыта. Вы сами мне судья, ваш выбор — мне защита. Пускай лишился я наследственных высот, Пускай венцом отцов чело он обовьет! С тех пор как, овладев своим желаньем мнимым, Гогов он уступить мне право быть любимым, Я сердцем, признаюсь, горю его простить И сам ему готов все царства уступить! Как! Нежный образ ваш не удален затвором? Как! Даже в этот миг я упиваюсь взором, Что не могли смутить ни лесть, ни западня, Что даже цезарю мог предпочесть меня? Ах, Юния!.. Ужель боязнь печалей новых, Туманя мой восторг, все держит вас в оковах! Зачем, в ответ любви, ваш взор, ваш скорбный взор Вздымает к небесам настойчивый укор? Чего страшитесь вы?

Юния

Опасности минули,— Страх жив,

Британник

Вы любите?

Юния

О, горе! Я люблю ли!

Британник

Блаженство наконец нам подарил Нерон.

Юния

Кто поручится вам, что искренен был он?

Британник

Как! Думаете вы, все та ж в нем воля злая?

Юния

Он клялся мне в любви, вам гибели желая! Вдруг милы вы, не я! Чтоб так сломить его, Ужель достаточно мгновенья одного?

Британник

Упорство цезаря сломила Агриппина: Она меня спасла, чтобы спастись от сына. Пока ревнивый дух еще в нем не угас, Все злейшие враги сражаются за нас. Могу ль не верить я ее слезам счастливым? Иль Бурру? Сам Нерон не кажется мне лживым; Привык он, как и я, всем сердцем на виду Открыто враждовать иль прекращать вражду.

Юния

Принц! Чтоб судить о нем, вы слишком благородны; Дороги и шаги во всем у вас несходны. Я цезаря и двор впервые узнаю, Но как здесь глубоко скрывают мысль свою, Как далеко — увы! — от этой мысли слово! Как сердце и уста разобщены сурово! Как здесь клеймят друзей, доверьем их маня! Как здесь враждебен кров для вас и для меня!

Британник

Но будь наш добрый мир мгновенен иль всегдашен, Будь страшен нам Нерон, — ужель он сам бесстрашен? Нет, нет, он на обман преступно не пойдет, Страшась ожесточить сенат и весь народ. Что говорю! Его наш краткий плен тревожит; В нем совесть смущена — Нарцисс заверить может. Ах, Юния! Когда б он вам поведал сам…

Юния

А сам Нарцисс, мой принц, вполне ли верен вам?

Британник

Но почему б он стал повинен в клятве ложной?

Юния

Как знать? Ведь речь идет о гибели возможной! Здесь страшно! Воздух здесь изменой напоен. Меня страшит судьба, меня страшит Нерон! Предчувствием душа омрачена невольно. О принц мой, от себя вас оторвать ей больно! Что, если этот мир, столь благостный на вид, Предательство и ложь внутри себя таит? И цезарь, не простив нам нежного сближенья, Призвал ночную тьму в сообщницы для мщенья? И смерть готовят вам, пока вы здесь со мной? И я в последний раз касаюсь вас рукой? Ах, принц!

Британник

Вы плачете! Любимая, ужели? Всем сердцем разделить вы жребий мой сумели? Как! В день, когда Нерон, гордясь двором своим, Хотел вас ослепить величьем показным, Средь стен, где он царит, а я — лишь раб опальный, Отвергнув царский блеск, избрать мой рок печальный? Как! В тот же самый день, средь тех же самых стен Прочь отстранить престол и слезы взять взамен? Но драгоценных слез не расточайте даром; Их вскоре мой возврат осушит с прежним жаром. Подумать могут там, что слишком медлю я. Прощайте же! Любовь в груди своей тая, Средь юности слепой, весельем обуянной, Я в мыслях буду здесь, близ Юнии желанной. Прощайте!

Юния

Принц…

Британник

Пора, принцесса, цезарь ждет!

Юния

Побудьте здесь, пока за вами он пришлет!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Агриппина, Британник, Юния.

Агриппина

Чего вы медлите? Принц, отправляйтесь живо? Растроганный Нерон вас ждет нетерпеливо. Все созванные им лишь одного хотят: Чтоб разгорелся пир и брата обнял брат. Идите; надо чтить достойные порывы. Принцесса, посетить Октавию должны вы!

Британник

Утешьтесь, Юния, и с радостной душой Обнять мою сестру спешите к ней в покой. И я, оставив пир, туда ж приду, ликуя, И благодарность вам, царица, принесу я.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Юния.

Агриппина

Иль обманулась я, иль в час разлуки с ним, Принцесса, был не раз ваш взор слезой мрачим. Что за тревога вас томила столь сурово? Иль не скрепило мир одно мое лишь слово?

Юния

Мне стоил этот день тревог и мук таких, Что быстро из души мне не изгладить их. Могу ль свою судьбу покорно вверить чуду? Здесь вашей доброте преград немало всюду. Царица, здесь живет изменчивость в сердцах, А там, где есть любовь, с ней неразлучен страх.

Агриппина

Я слово молвила, все стало по-иному. Не предавайтесь впредь отчаянью пустому. Недаром был наш мир объятьями скреплен; Незыблемость его заверил мне Нерон. Ах! Как он нежен был и ласками какими Умел торжествовать над страхами моими! Как пылко он меня кидался обнимать! Казалось, рук своих не в силах он разнять! С сердечной добротой, во всем лице разлитой, Сперва он поверял мне каждый вздох свой скрытый, Младенцем стал он вновь и, гордость позабыв, Принес ко мне на грудь свободный свой порыв. Потом, вернув лицу суровость властелина, Что выполнить готов долг царственного сына, Спешил он мне раскрыть с высокой прямотой Те тайны, что вершат судьбу земли родной. Нет, к чести цезаря признать теперь должна я, Что простоте его чужда коварность злая, И лишь навет врагов, нас всех оклеветав, Сумел ожесточить его открытый нрав. Но прежней мощи их уж больше нет в помине; Рим не посмеет впредь перечить Агриппине. Мой возрожденный блеск он обожать готов. Но для чего здесь ждать полуночных часов? Пройдем к Октавии, с ней кончим без печали Счастливый этот день, несчастнейший вначале. Но что за смутный шум! Что всколыхнуло тишь? Что там?

Юния

О, небо! Ты Британника хранишь!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Агриппина, Юния, Бурр.

Агриппина

Остановитесь, Бурр! Куда? Что означает…

Бурр

Свершилось, госпожа, — Британник умирает!

Юния

Принц!

Агриппина

Умирает?

Бурр

Да, коль уж не умер он!

Юния

О государыня, весь дух мой потрясен,— Спасу Британника иль вместе с ним умру я!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Агриппина, Бурр.

Агриппина

Так он убийца, Бурр!

Бурр

Удара не снесу я, Нерон и этот двор навеки заклеймен.

Агриппина

Как! Брата кровь пролить не устрашился он?

Бурр

Смертельная игра коварней протекала! Едва несчастный брат встал на пороге зала, Нерон к нему идет; объятья, тишина. И чашу он велит напенить дополна: «Чтоб взоры звезд благих склонить на судьбы наши, Хочу возлить в их честь первины этой чаши! — Он восклицает: — Вы! здесь призванные мной, О, ниспошлите мир на наш союз благой!» Британник тем словам вверяется вслепую. Вот чашу он берет, Нарциссом налитую, Но губы омочить лишь успевает в ней,— Царица, острый меч едва ль разит верней! — Мгновенно гаснет свет в его широком взоре, На ложе он простерт, с жестокой смертью в споре. Никто не мог в тот миг смятенья превозмочь. С угрозой на устах одни стремятся прочь; Кто ж боле изощрен в обычае придворном,— Те государю льстят спокойствием притворным, А цезарь привстает на ложе не спеша. Казалось, в нем одном не смятена душа: «Утешьтесь, — говорит, — то лишь болезнь пустая: Падучей болен принц, от юных лет страдая». Нарцисс торжествовал; притворно огорчен, Преступной радости не в силах скрыть был он. А я, не устрашась ни толков, ни расплаты, Сквозь низкую толпу пробился из палаты И скрыть не в силах слез, обидой злой томим За принца бедного, за цезаря и Рим.

Агриппина

Вот он! Я научу вас доверять мне снова.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Агриппина, Нерон, Бурр, Нарцисс.

Нерон

(видя Агриппину)

О боги!

Агриппина

Стойте здесь. Я вам скажу два слова: Нерон! Британник мертв, но судьи не мертвы. Убийцу знаю я.

Нерон

Кто ж он, царица?

Агриппина

Вы!

Нерон

Я! Ваша неприязнь становится опасна! Итак, к любой беде моя рука причастна? Кто вашим обо мне доверится речам, Услышит, будто мной убит и Клавдий сам. [190] Британник был вам друг, ваш ужас мне понятен, Но не в ответе я за то, что рок превратен.

Агриппина

О нет! Несчастный принц был ядом умерщвлен: Нарцисс нанес удар, но дал приказ Нерон!

Нерон

Царица!.. Впрочем, уст не оскорблю ответом.

Нарцисс

Но что ж вас, государь, гневит в упреке этом? Британник, госпожа, был полон воли злой, Которая и вам грозить могла порой: Он к браку с Юнией стремился лишь с расчетом Жестоко отомстить царицыным заботам. Вы обманулись в нем: скрывая в сердце месть, Со всеми он мечтал былые счеты свесть. Пусть рок вас удручил, о вас самой радея; Пусть даже, разгадав все происки злодея, Спасительный удар мне вверил цезарь сам,— Пристало, госпожа, скорбеть о том врагам: Пускай мятежный принц оплакан будет ими, Вы ж…

Агриппина

Продолжай, Нерон! С министрами такими Оставишь по себе ты славный в мире след! Ты должен продолжать! Назад дороги нет. Ты руки обагрил впервые кровью брата; На очереди мать, [191] ей та ж грозит расплата: Давно раскрылась мне вся ненависть твоя,— Ты мстишь мне за добро, что совершила я. Но пусть и смерть моя тебе не даст покоя, Не думай, что, уйдя, прощу тебя легко я: Рим, небо, жизнь, тебе дарованная мной, Повсюду будут влечь мой образ за тобой. Ты будешь век гоним толпой незримых фурий. Унять сердечный вихрь захочешь новой бурей; Неистовство твое, растя из года в год, Кровавой полосой все дни твои зальет. Но верю, будет день, проснется вечный мститель — И страшной гибелью погибнет сам губитель. И кровью стольких жертв покрытый и моей, Оплатишь нашу смерть ты гибелью своей И мир оповестишь, в века бесславно канув, Как люто был казнен лютейший из тиранов! Вот мой тебе завет и суд мой над тобой. Прощай! Теперь иди!

Нерон

Нарцисс, ступай за мной!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Агриппина, Бурр.

Агриппина

Ах, небо! Как была в упреках неправа я! Я Бурра клясть могла, Нарциссу доверяя! Вы видели, мой Бурр, какой свирепый взгляд Мне подарил Нерон в залог иных наград. Свершилось; цепь свою он рвет теперь недаром; Меня он поразит обещанным ударом. Вам самому, боюсь, расплаты ждать пора.

Бурр

Царица! Для чего не умер я вчера! О, пусть Нерон рукой, спасительно жестокой, Даст исцеленье мне от горечи глубокой! Он Бурру показал, злодейство совершив, Что с цезарем таким не будет Рим счастлив. Не преступленье лишь гнетет мой дух смятенный,— Он брата мог убить из ревности мгновенной. Но, государыня, я тем вдвойне согбен, Что, подавая яд, спокоен был Нерон. Его холодный взор изобличал презренье Тирана, для кого не ново преступленье. Пусть довершит удар, пусть будет им убит Докучливый министр, кто так о нем скорбит. Мне незачем — увы! — бежать других страданий: Чем смерть придет быстрей, тем будет мне желанней.

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Альбина

Бурр! Госпожа моя, очнитесь от скорбей! Утешить цезаря бегите вы скорей! Ах! Жить без Юнии захочет он едва ли.

Агриппина

Возможно ль! Юнию мы также потеряли?

Альбина

Она не умерла, но для него мертва, Чтоб цезаря тоска была вовек жива. Мне солгала она, покой ваш покидая. Принцессу проводить к Октавии пошла я; Она ж другим путем стремилась все быстрей, И я могла следить лишь издали за ней. По ступеням дворца бежит она с рыданьем. Но вдруг пред Августа высоким изваяньем Упала, надломясь, к подножью склонена, И, обхватив его, воскликнула она: «О кесарь, защити рукой твоей, молю я, Последний отпрыск твой, что льнет к тебе, тоскуя, Убит в своем дворце, тому свидетель Рим, Тот принц, кто мог бы стать преемником твоим. Он умер, а меня хотят склонить к измене. Чтоб верной быть ему, обняв твои колени, О властелин, дозволь мне вверить жизнь богам, С кем доблестью своей ты ныне равен сам!» Меж тем бежит народ, охвачен изумленьем, Толпится всё вокруг, ей вторит с возмущеньем. И, тронут повестью злодейства и обид, Поносит лживый двор и помощь ей сулит. Ее ведут во храм, где в память бурь смиренных Семья невинных дев, служенью посвященных, Бессменно сторожит в хранилище святом Огонь, что век горит пред нашим божеством. Нерон глядит им вслед, их разлучить не смея. Нарцисс — смелей, влечет усердие злодея. Он к Юнии спешит и, чванясь пред толпой, Ее касается предательской рукой. Но бурей на него вздымаются кинжалы; Одежды Юнии от брызг нечистых алы. Посланцу своему Нерон не смел помочь, От яростной толпы спешит он скрыться прочь: Вернулся он. Но всех страшит своим молчаньем. Лишь имя Юнии он все твердит с рыданьем. Бесцельно бродит он, его глаза мертвы, Он к небесам поднять не смеет головы. Боюсь, чтоб скорбь его, которой тишь ночная Отчаянье сулит, все раны растравляя, Коль не придете вы сочувственно вздохнуть, Не обратила б меч на собственную грудь. Бегите! Час не ждет! От скорбного порыва Погибнет цезарь.

Агриппина

Казнь была бы справедлива. Но все ж проверим, Бурр, он вправду ль потрясен, В неистовствах своих раскаялся ли он, От совести своей готов ли ждать велений!

Бурр

О боги! Если б впредь он чужд был преступлений!

 

ФЕДРА

Трагедия в пяти действиях

 

Перевод Мих. Донского

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вот еще одна трагедия, сюжет которой заимствован у Еврипида. При том, что в развитии действия я следовал пути несколько иному, чем упомянутый автор, я позволил себе обогатить мою пиесу всем, что в его пиесе кажется мне наиболее ярким. Будь я ему обязан одной лишь общей идеей характера Федры, и то бы я мог сказать, что благодаря ему создано едва ли не самое значительное из написанного мною для театра. То, что этот характер имел столь выдающийся успех во времена Еврипида и что его столь же хорошо принимают в наше время, меня ничуть не удивляет, ибо в нем имеются все качества, коих Аристотель требует от героев трагедии, дабы эти герои могли вызвать сострадание и ужас.

В самом деле, Федра ни вполне преступна, ни вполне невиновна. Судьба и гнев богов возбудили в ней греховную страсть, которая ужасает прежде всего ее самое. Она прилагает все усилия, чтобы превозмочь эту страсть. Она предпочитает умереть, нежели открыть свою тайну. И когда она вынуждена открыться, она испытывает при этом замешательство, достаточно ясно показывающее, что ее грех есть скорее божественная кара, чем акт ее собственной воли.

Я даже позаботился о том, чтобы Федра менее вызывала неприязнь, чем в трагедиях древних авторов, где она сама отваживается обвинить Ипполита. Я полагал, что в клевете есть нечто слишком низкое и слишком отвратительное, чтобы ее можно было вложить в уста царицы, чувства которой к тому же столь благородны и столь возвышенны. Мне казалось, что эта низость более в характере кормилицы, у которой скорее могли быть подлые наклонности и которая, впрочем, решилась на клевету лишь во имя спасения жизни и чести своей госпожи. Федра же оказывается замешанной в этом только по причине своего душевного смятения, в силу которого она не владеет собой. Вскоре же она возвращается, чтобы оправдать невиновного и объявить истину.

У Сенеки и у Еврипида Ипполит обвинен в том, что он якобы осуществил насилие над мачехой: «Vim corpus tuli». У меня же он обвиняется лишь в том, что намеревался это сделать. Я хотел избавить Тесея от заблуждения, которое могло бы уронить его в глазах зрителей.

Что касается характера Ипполита, то, как я обнаружил, древние авторы упрекали Еврипида, что он изобразил своего героя неким философом, свободным от каких бы то ни было несовершенств. Поэтому смерть юного царевича вызывала скорее негодование, чем жалость. Я почел нужным наделить его хотя бы одной слабостью, которая сделала бы его отчасти виноватым перед отцом, нисколько при том не умаляя того величия души, с коим он щадит честь Федры и, отказываясь ее обвинить, принимает незаслуженную кару. Под этой слабостью я понимаю любовь, которую он не в силах подавить, любовь к Арикии, дочери и сестре заклятых врагов его отца.

Это действующее лицо, Арикия, отнюдь не выдумано мною. У Вергилия сказано, что Ипполит, будучи воскрешен Эскулапом, женился на ней и имел от нее сына. Я читал и у других авторов о том, что Ипполит отправился в Италию с женой, юной афинянкой знатного происхождения по имени Арикия, и что по ее имени назван один итальянский городок.

Я ссылаюсь на источники, дабы показать, что я старался неукоснительно придерживаться мифа. Точно так же, повествуя о Тесее, я следовал за Плутархом. У него я вычитал, что событием, породившим предание, будто Тесей спустился в Аид, чтобы похитить Прозерпину, было странствие героя в Эпир, к истокам Ахерона, во владения царя, жену которого задумал похитить Пирифой; царь умертвил Пирифоя, а Тесея оставил у себя в плену. Так я старался сохранить историческое правдоподобие, не лишая миф украшений, столь для поэзии плодотворных. Слух же о смерти Тесея, основанный на этом сказочном путешествии, побуждает Федру открыться в своей любви, что становится затем главнейшей причиной ее страданий и чего она, конечно, не сделала бы, если бы думала, что супруг ее жив.

Впрочем, я не буду настаивать на том, что эта пиеса в самом деле лучшая из моих трагедий. Я предоставлю читателям и времени определить ей истинную цену. Могу только утверждать, что ни в одной из моих трагедий добродетель не была выведена столь отчетливо, как в этой. Здесь малейшие ошибки караются со всей строгостью; один лишь преступный помысел ужасает столь же, сколь само преступление; слабость любящей души приравнивается к слабодушию; страсти изображаются с единственной целью показать, какой они порождают хаос, а порок рисуется красками, которые позволяют тотчас распознать и возненавидеть его уродство. Собственно, это и есть та цель, которую должен перед собою ставить каждый, кто творит для театра; цель, которую прежде всего имели в виду первые авторы поэтических трагедий. Их театр был школой, и добродетель преподавалась в нем с не меньшим успехом, чем в школах философов. Вот почему Аристотель пожелал установить правила для драматического сочинения, а Сократ, мудрейший из мыслителей, не погнушался приложить руку к трагедиям Еврипида. Следовало бы только пожелать, чтобы наши сочинения покоились на столь же твердых устоях и были столь же поучительны, как творения древних поэтов. Быть может, это послужило бы средством для того, чтобы примирить с трагедией многих прославленных своим благочестием и своей ученостью особ, осуждающих трагедию в наши дни. Они, без сомнения, отнеслись бы к ней более благосклонно, если бы авторы заботились столько же о поучении своих зрителей, сколько о их развлечении, следуя в этом истинному назначению трагедии.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Тесей, сын Эгея, царь афинский.

Федра, его жена, дочь Миноса и Пасифаи.

Ипполит, сын Тесея и Антиопы, царицы амазонок.

Арикия, царевна из афинского царского рода.

Терамен, наставник Ипполита.

Энона, кормилица и наперсница Федры.

Исмена, наперсница Арикии.

Панопа, прислужница Федры.

Стража.

Действие происходит в пелопоннесском городе Трезене.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ипполит, Терамен.

Ипполит

Решенье принято, мой добрый Терамен: Покинуть должен я столь милый мне Трезен. Могу ли примирить души моей тревогу С постыдной праздностью? О нет, пора в дорогу! Полгода уж прошло, как мой отец, Тесей, Исчез и о себе не подает вестей. Исчез! Как знать, где он? И след его потерян.

Терамен

Царевич! Где же ты искать его намерен? Чтоб твой развеять страх, я, в поисках царя, И вдоль и поперек избороздил моря, Волнующиеся к закату и восходу От места, где стоит Коринф. [198] Тебе в угоду Был там, где Ахерон свой мрачный бег стремит И исчезает вдруг, низвергнувшись в Аид; В Элиде побывал; с волной и ветром споря, Проник за Тенарон и обогнул то море, Где смерть нашел Икар, — Тесея нет нигде! Где ж будешь ты искать — на суше, на воде? Кто знает, где его скрывает мир бескрайний? Кто знает, — вдруг он сам держать желает втайне Свой нынешний приют? Мы за него дрожим, А он, — он, новою любовью одержим, Бежал от брачных уз, чтоб насладиться ею.

Ипполит

Молчи! Я требую почтения к Тесею! Ты низменных причин тут не ищи. О нет, Давно покончил он с грехами юных лет, И Федре незачем соперниц опасаться. Но здесь я долее не в силах оставаться. Уйдя на поиски, свой долг исполню я И этот край сменю на дальние края.

Терамен

Вот как! Ужель тебе земля постыла эта? Земля, где ты провел младенческие лета! Тот мирный, тихий край, который с давних пор Ты полюбил, презрев Афины, шумный двор! Кто б мог подумать, что Трезен тебе наскучит? Открой, что здесь тебя пугает? Или мучит?

Ипполит

Дни счастья позади. И здесь мне быть невмочь С тех пор, как Миноса и Пасифаи дочь [199] Соизволением богов живет в Трезене.

Терамен

А, Федра! В ней одной источник огорчений. Да, злая мачеха, — лишь ты предстал пред ней,— Добилась: из Афин тебя изгнал Тесей. Но эта ненависть, могу ручаться смело, Коль не прошла совсем — намного ослабела. И чем тебе грозить могла бы Федра впредь? Она полумертва и жаждет умереть. Таинственный недуг, — назвать его не хочет Царица никому, — грызет ее и точит. Ей свет немил. Не жди ты от нее вреда.

Ипполит

Мне не страшна ее напрасная вражда. Для бегства моего причины есть другие… Я вынужден бежать от юной Арикии, Последней в том роду, что враждовал с моим. [200]

Терамен

Ужели, Ипполит, ты так неумолим? Сестрою приходясь коварным Паллантидам, Причастна ли она к давнишним тем обидам? Возможно ль, чтобы к ней ты ненависть питал?

Ипполит

Ах, если б ненависть! Тогда б я не бежал.

Терамен

Осмелюсь ли понять? Ужели ты — надменный Царевич Ипполит, один во всей вселенной Отринувший любовь, которой твой отец Служил столь ревностно? Ужели, наконец, Киприде уступив, ты сердцем стал слабее И ей в твоих глазах дал оправдать Тесея? Ужель и ты, кто был так строг и так упрям, Стал, как все смертные, курить ей фимиам? Ужель ты полюбил?

Ипполит

К чему вопросы эти? Мой верный друг! С тех пор, что я живу на свете, Ты знал, как сердцем горд, суров был Ипполит, И ждешь, что пред тобой я свой признаю стыд? Сын амазонки я. И для тебя не новость, Что с молоком всосал я гордость и суровость. Когда ж я возмужал, то, сам себя узнав, Одобрил я судьбой ниспосланный мне нрав. Ты стал меня учить. О, как внимал тебе я, Когда рассказывать ты начал жизнь Тесея! Какой ты зажигал во мне душевный пыл, Когда о подвигах отцовских говорил: Как он явился в мир, чтоб заменить Геракла, Напомнить, что средь нас геройство не иссякло; Как истреблял он зло. С твоих ловил я уст Рассказ, как смерть нашли Скирон, Синид, Прокруст, [201] Как великана он сразил близ Эпидавра И как освободил он Крит от Минотавра. Потом рассказывать ты начал, Терамен, Про тьму иных побед, про множество измен: Как в Саламине он покинул Перибею, Как в Спарте соблазнил Елену [202] и как с нею Бежал… Ах, сколько их — он сам бы счесть не мог — Всех женщин, коих он к падению увлек, Всех женщин, чья судьба была так безотрадна! А слезы льющая на скалы Ариадна! [203] А Федра, из дому похищенная им!.. Но тут я не хотел внимать речам твоим: С прекрасным не хотел я смешивать дурное, Позорные дела — с деяньями героя. Но вдруг и мне судьба такая же грозит? Вдруг небо для меня готовит тот же стыд? И моему стыду не будет оправданий: Геройских, как отец, я не свершил деяний, Чудовищ не смирял десницей я своей,— Могу ли я грешить так, как грешил Тесей? А если б я отверг сомнения такие,— Не мог бы все равно мечтать об Арикии. Когда б в моей душе страсть подняла мятеж, Она бы встретила незыблемый рубеж: Запрет Тесея. Он, царевну замуж выдав, Всегда бы видел в ней мать новых Паллантидов. Дабы зловредный ствол побегов дать не мог, Сестру своих врагов на девство он обрек. До гроба жить должна она в дому Тесея, И не зажжет никто ей факел Гименея. Могу ли преступить отцовский я запрет И стать ослушником? Могу ли с юных лет Я на себя взвалить любовной страсти бремя?

Терамен

Царевич! Если уж твое настало время, Напрасно умствовать. Родитель твой хотел Так сделать, чтобы ты ослеп, а ты — прозрел. Отец тебе любить не разрешил, но странно — От этого вдвойне любимая желанна. Нет, целомудренной не бойся ты любви. Ты хочешь гнать ее? Нет, ты ее зови! Любовь равняешь ты со слабостью, не так ли? Стыдишься ты ее? Но вспомни о Геракле. [204] Все, кто на свет рожден, — все Афродиту чтут. Ты, взявший на себя неблагодарный труд Сопротивляться ей, — что бы с тобою было, Когда бы твоя мать отца не полюбила? Довольно громких слов, нам ни к чему они. Все изменяется. Ты — тоже. В эти дни Оставил, Ипполит, ты прежний свой обычай: Давно не мчался ты, блистательный возничий, На колеснице вдаль, суровый вид храня, Давно не объезжал строптивого коня, Давно не оглашал ты лес своей охотой. Твой взор потух. Какой ты удручен заботой? Сомнений нет: любовь! Ее тут волшебство. Скрывая свой недуг, ты гибнешь от него. Так, Арикия? В ней одна твоя отрада?

Ипполит

На поиски отца отправиться мне надо.

Терамен

Но прежде, чем уйти неведомо куда, Не свидишься ли ты, царевич, с Федрой?

Ипполит

Да. С ней нужно свидеться. Готов без промедленья. Но вот Энона. О! В каком она смятенье!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Энона.

Энона

О, горе! Близится ее последний час. К царице смерть идет. Я не смыкаю глаз, Забочусь лишь о ней, стараний не жалея,— Напрасно все. Она день ото дня слабее. Упорно от меня скрывает, чем больна. Таинственный недуг ее лишает сна, Ей помрачая ум и душу ей тревожа. Вот и сейчас — тоска ее сорвала с ложа: Свет солнца нужен ей. И мне мой долг велит Просить вас…

Ипполит

Ухожу. Противен ей мой вид.

Ипполит и Терамен уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Федра, Энона.

Федра

Я здесь остановлюсь, Энона, на пороге. Я обессилела. Меня не держат ноги. И света яркого не вынести глазам. Увы!..

Энона

Бессмертные! Ужель к людским слезам Вы равнодушны? Нет в вас жалости нимало?

Федра

О, эти обручи! О, эти покрывала! Как тяжелы они! Кто, в прилежанье злом, Собрал мне волосы, их завязал узлом И это тяжкое, неслыханное бремя Недрогнувшей рукой мне возложил на темя? Здесь заговор! Меня решили извести!

Энона

(в сторону)

Мутится ум ее.

(Федре.)

Но, госпожа, прости — Себя велела ты одеть и — через силу — Пошла отдать привет небесному светилу. Вот солнце! Вспомни, как стремилась ты к нему. А увидав его, вновь прячешься во тьму?

Федра

О лучезарное, державное светило, Чьей дочерью себя надменно объявила Мать Федры! За меня краснеешь ты сейчас? Увы, я на тебя гляжу в последний раз.

Энона

Как! Не оставила ты устремленья злого? От жизни отвратясь, все снова ты и снова Пророчествуешь мне о гибели своей?

Федра

О, быть бы там, в лесу, следя из-за ветвей, Как по ристалищу несется колесница, Вздымая легкий прах…

Энона

Что? Ты о чем, царица?

Федра

Безумная! О чем я говорю? Где я? Где разум мой? Куда умчалась мысль моя? Зачем, бессмертные, вы к Федре так жестоки? Смотри, Энона, — стыд мои румянит щеки: Тебе открылся мой мучительный позор, И слезы пеленой мне застилают взор.

Энона

Уж если от стыда краснеешь ты, царица,— Лишь скрытности своей могла бы ты стыдиться. Напрасны наши все заботы, все мольбы: Отвергнув их, ты ждешь конца своей судьбы. Но что тебе грозит? Хотела бы понять я, Что сушит жизнь твою? Отрава? Иль заклятье? Уж трижды небосвод во мгле вечерней гас, Но сон не освежал твоих усталых глаз; Уж трижды видел мир дня нового начало, Но с непреклонностью ты пищу отвергала. Ты жизни собственной прервать решила нить? Богов-зиждителей ты хочешь оскорбить? Предательски обет нарушить хочешь брачный? Подумай наконец о будущности мрачной Твоих детей. Кому доверишь ты сирот? Тому, кто случая давно такого ждет, Чтобы отнять права у твоего ребенка, Тому, кого тебе на горе Амазонка На свет произвела! И твой заклятый враг, Надменный Ипполит…

Федра

О боги!

Энона

Ах, вот как! Задела я тебя упреками своими?

Федра

Несчастная! Ты чье назвать посмела имя?

Энона

Я вижу, госпожа прогневалась? Ну что ж, Пусть имя недруга тебя бросает в дрожь. Быть может, этот гнев вернет царицу к жизни. Живи! Ты жить должна, чтоб трон в своей отчизне Наследовал твой сын. Ты жить должна! Живи Во славу прав своих, и долга, и любви! Живи, чтоб скифское отродье [205] без пощады Не растоптало цвет и гордость всей Эллады! Но дорог каждый миг. Надеждой вдохновись! И тлеющий костер огнем взметнется ввысь!

Федра

Нет, жизнь греховная и так уж слишком длится.

Энона

Как! Угрызения томят тебя, царица? Какая же, скажи, гнетет тебя вина? Нет на твоих руках кровавого пятна.

Федра

Я преступлением не запятнала руки. Но сердце… сердце… В нем причина этой муки!..

Энона

Какой же замысел вынашиваешь ты, Что сердцу мочи нет от смертной маяты?

Федра

И так я многое сказала — через силу. Я умереть должна, чтоб тайну взять в могилу.

Энона

Ну что же, умирай, молчание храня. Но правду ты должна услышать от меня: Тебе своей рукой глаза я не закрою. Опередив тебя, поспешною стопою Сойду я в мир теней, — ведь там незаперт вход, И скорбь моя туда кратчайший путь найдет. Иль ты боишься мне довериться? Ужели? Подумай: я тебя качала в колыбели, Отчизну кинула из-за тебя, детей — И сомневаешься ты в верности моей?

Федра

Признанье у меня ты вымогаешь страстно, Но тайной овладеть страшись: она ужасна!

Энона

Пусть! Самый для меня невыносимый страх, Что можешь умереть ты на моих глазах.

Федра

И даже уступив расспросам столь упорным, Я все равно умру, — умру с пятном позорным.

Энона

Как умолить тебя? Скажи мне, госпожа! Ослепшая от слез, от ужаса дрожа, Целую я твои ослабшие колени. Избавь рассудок мой от тяжких подозрений!

Федра

Встань!

Энона

Не страшись! Ведь мы с тобой наедине.

Федра

Что ей скажу? С чего начну?

Энона

Доверься мне!

Федра

О, рок! О, ненависть жестокой Афродиты!.. [206] Проступки матери моей мной не забыты.

Энона

Царица, в памяти своей их не храни. Да будут преданы забвению они.

Федра

Обманута своей любовью безоглядной Была моя сестра. Что сталось с Ариадной?..

Энона

О госпожа! Зачем ведешь ты скорбный счет? Зачем ты принялась порочить весь твой род?

Федра

Несчастный этот род богиней проклят гневной. Последняя в роду, судьбой своей плачевной Всем показать должна я Афродиты власть.

Энона

Ты любишь?

Федра

Лютая меня терзает страсть!

Энона

К кому?

Федра

Узнаешь все. Дрожа и негодуя, Услышишь ты… Люблю… Не вымолвить… Люблю я…

Энона

Кто он?

Федра

Он — тот, чей был так нестерпим мне вид,— Сын Амазонки…

Энона

Как!.. О боги! Ипполит?

Федра

Ты имя назвала.

Энона

Ужель! О, стыд! О, горе! О, род, погрязнувший в злосчастье и в позоре! Зачем, зачем мы здесь? Не надо было нам И близко подплывать к зловещим берегам!

Федра

Давно уже больна ужасным я недугом. Давно… Едва лишь стал Тесей моим супругом И жизнь открылась мне, исполненная благ, В Афинах предо мной предстал мой гордый враг. Я, глядя на него, краснела и бледнела, То пламень, то озноб мое терзали тело, Покинули меня и зрение и слух, В смятенье тягостном затрепетал мой дух. Тотчас узнала я зловещий жар, разлитый В моей крови, — огонь всевластной Афродиты. Умилостивить я пыталась божество: Я ей воздвигла храм, украсила его; Куря ей фимиам, свершая жертв закланья, Я мнила, что она смягчит мои страданья. Но тщетно было все — и фимиам и кровь: Неисцелимая пришла ко мне любовь! Я, вознося мольбы богине Афродите, Была погружена в мечты об Ипполите. И не ее — о нет — его боготворя, Несла свои дары к подножью алтаря. Я стала избегать его. Но все едино: В чертах отца — увы! — я находила сына! Тогда решилась я восстать против себя, И, страсть преступную насильственно губя, Любимого врага преследовать я стала. Роль злобной мачехи искусно разыграла: Упреки, жалобы — им не было конца. И вынужден был сын покинуть дом отца. Уехал он, — и тут настало облегченье: Дни мирно потекли, ушло мое смятенье. От мужа тщательно скрывая, что наш брак Несчастлив, я блюла супружеский очаг, Воспитывала я детей своих прилежно… О, рок безжалостный!.. Борьба с ним безнадежна! В Трезен, куда была мной сослана любовь, Привез меня мой муж. Открылась рана вновь. В крови пылал не жар, но пламень ядовитый,— Вся ярость впившейся в добычу Афродиты. Какой преступницей, каким исчадьем зла Я стала для себя самой. Я прокляла И страсть, и жизнь свою. Я знала: лишь могила Скрыть может мой позор; я умереть решила. Вняв просьбам и слезам твоим, тебе во всем Призналась я теперь. И я не каюсь в том. Но зная, что на смерть осуждена я роком, Ты не тревожь меня ни стоном, ни упреком, Не отговаривай, не вздумай помешать И гаснущий костер не тщись раздуть опять.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Панопа.

Панопа

О госпожа, прости! Мне довелось явиться С известьем горестным к тебе. Узнай, царица, Что смертью взят наш царь и твой супруг, Тесей. Об этом ведомо уже Элладе всей.

Энона

Как! Что ты говоришь, Панопа?

Панопа

Я сказала,— Пусть госпожа не ждет царя. Его не стало. Вошедшие сейчас к нам в гавань корабли Царевичу ту весть с собою привезли.

Федра

О, небо!

Панопа

И теперь в волнении Афины. О будущем царе сужденья не едины: Те сына твоего хотят на трон возвесть, Иные, госпожа, забыв закон и честь, За сына пленницы стоят, за Ипполита. Есть даже дерзкие, что говорят открыто,— Пусть к власти будет род Палланта возвращен; И требуют они для Арикии трон. Мой долг был рассказать про эти все событья. Назначил Ипполит час своего отплытья. Явившись в пору смут, быть может, увлечет Царевич за собой изменчивый народ?

Энона

Довольно. Ничего не надобно страшиться: Предупреждениям твоим вняла царица.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Федра, Энона.

Энона

Уже отчаявшись тебя отговорить, Я жизни собственной прервать хотела нить. Но изменилось все от новой злой напасти: Царь умер, — на тебя ложится бремя власти. Твой сын! Ты утвердить должна его права! Он — раб, коль ты мертва, он — царь, коль ты жива. Над ним нависшие кто отведет угрозы? Поддержит кто? И кто ему осушит слезы? Он будет звать тебя, но тщетным будет зов,— И на тебя падет проклятие богов… Живи! И прочь гони былые угрызенья: Ведь страсть твоя теперь — лишь страсть, не преступленье. Смерть мужа твоего ту разорвала связь, Из-за которой ты, себя самой стыдясь, Хотела умереть. Разрушена преграда, Тебе с царевичем встреч избегать не надо. Боясь твоей вражды, быть может, госпожа, Он стал бы в эти дни главою мятежа. Ты разуверь его и путь закрой к измене. Пусть он останется властителем в Трезене, Но ведомо ему, что лишь твой старший сын По праву может стать властителем Афин. От общих недругов оплот мы с ним построим: Ведь Арикия — враг, опасный вам обоим.

Федра

Ну что ж, послушаюсь тебя. Останусь жить, Коль к жизни плоть мою не поздно возвратить. Пусть мысль, что сыну я нужна, вернет мне силы И отведет меня от рубежа могилы.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арикия, Исмена.

Арикия

Что говоришь ты мне? Что хочет Ипполит Со мной увидеться? Проститься он спешит? Ошиблась, верно, ты. Не может быть, Исмена!

Исмена

Поверь, царевна. В нем свершилась перемена, Когда услышал он о гибели отца. Тесея нет, — и ты влечешь к себе сердца. Не Арикия ль здесь законная царица? Знай, скоро вся к тебе Эллада устремится!

Арикия

Так это, стало быть, не ложь, не звук пустой? Я больше не раба, и сгинул недруг мой?

Исмена

За братьев за твоих отмстили олимпийцы, И ныне тени жертв встречают тень убийцы. [207]

Арикия

Не слышала ли, как свои он кончил дни?

Исмена

Есть слухи разные. Так, говорят одни, Что, где-то новую найдя себе подругу, Бежал он с ней и что неверному супругу Могилой стало дно морское. Слух другой — Что будто бы вдвоем Тесей и Пирифой, Дабы увидеть то, что от живых, сокрыто, Проникли в мир теней, на берега Коцита, Вернуться ж не смогли [208] опять на белый свет: Кто раз туда попал, тому возврата нет.

Арикия

Ужели на земле есть человек, способный До смерти, заживо, проникнуть в мир загробный? И чем Тесея мог тот страшный мир привлечь?

Исмена

Царевна, мертв Тесей, — сейчас об этом речь. Вся знать афинская известием убита. Трезен уже избрал на царство Ипполита, А Федра от своих испуганных друзей Советов мудрых ждет: ей страшно за детей.

Арикия

Не думаешь ли ты, что повелитель новый Добрее, чем Тесей? Что он мои оковы Захочет облегчить?

Исмена

Конечно, облегчит.

Арикия

Ты знаешь ли, каков бездушный Ипполит? Откуда у тебя взялась мечта пустая, Что он, весь женский пол надменно презирая, Окажет милость мне? Ты видела не раз, Как уходил он прочь, едва заметив нас.

Исмена

Что он суров и горд, я знала по рассказам. Вот почему за ним слежу я зорким глазом И утверждать берусь, что не совсем права О неприступности царевича молва. Впервые увидав его с тобою рядом, Я вмиг заметила, как под твоим он взглядом Смутился, и скажу ему я не в укор, Что не суровым был в тебя вперенный взор. Да не обидится царевич непреклонный: Хоть о любви молчал, глядел он как влюбленный.

Арикия

Пусть оснований нет таким словам твоим,— Я жадно, сердцем всем, прислушиваюсь к ним. Воображала ль ты, меня так долго зная, Что скорбная душа, душа моя больная, Которую избрал своей игрушкой рок, Не избежит любви и всех ее тревог? Меня, последнюю в роду, что вел начало От матери-земли, — меня лишь не пожрала Кровавая война: погибли в ней мои Шесть братьев-юношей, цвет царственной семьи. Коса скосила всех. С великой скорбью Гея В себя впитала кровь потомков Эрехтея. [209] Строжайший объявил указ Тесей, наш враг,— Чтоб не мечтал никто вступить со мною в брак: Роди я сыновей, дрожал бы он от страха, Что наш мятежный род воспрянет вновь из праха. Ты знаешь, встретила с презреньем я каким Указ, объявленный гонителем моим: Я, незнакомая тогда еще с любовью, Обрадовалась лишь Тесееву условью, Почтя, что чистоту оно мне сохранит. И вот передо мной предстал вдруг Ипполит. Нет, не сверкающей пленилась я приманкой, Не красотой его, не царственной осанкой,— Природы щедрыми дарами наделен, Тех преимуществ сам в себе не ценит он,— Меня душевное пленило благородство. С прославленным отцом храня в высоком сходство, Не унаследовал он низких черт отца. Тем больше этого люблю я гордеца, Что он не знал любви. Я б не могла, как Федра, Тесеем чваниться, — любимым, что так щедро Свою привязанность всем встречным раздает. Войти в то сердце, где для всех незаперт вход! Завидной не могу почесть такую долю. Вот если бы согнуть негнущуюся волю! Неуязвимый дух пронзить стрелой скорбей! Навек сковать того, что не знавал цепей!.. Победа над каким героем знаменитым Сравнится с торжеством любви над Ипполитом? И чем труднее путь к такому торжеству, Тем мне ценней оно. В мечтах о нем живу! Исмена, милая! Увы, моя отвага, Я знаю и сама, не принесет мне блага,— Для торжества над ним моих не хватит сил. От гордости его, которой он мне мил, Замучусь я. Увы! Моя судьба плачевна. Ведь так?

Исмена

А вот он сам идет к тебе.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Ипполит.

Ипполит

Царевна! Перед отплытием явился я к тебе,— О будущей твоей уведомить судьбе. Отец мой мертв. В душе об этом знал давно я: Исчезновению бесстрашного героя, Что подвигами всю потряс земную твердь, Могла причина быть единственная — смерть. Собрату, спутнику, преемнику Алкида [210] Пришлось, покинув мир, сойти во мрак Аида. Должна признать за ним все эти имена И ты, хотя была при нем угнетена. Сильна моя печаль, ей не пройти вовеки. Одно отрадно: ты свободна от опеки. Я отменил указ. Будь полной госпожой Над сердцем ты своим и над самой собой. В Трезене, где на власть я все права имею, Где предку своему наследую, Питфею, [211] Где избран я в цари и где мне все — друзья, Свободной будешь ты — свободнее, чем я.

Арикия

О государь! Боюсь, что к пленнице опальной Ты слишком милосерд. Ты жребий мой печальный Так изменить спешишь, что мне милее плен, Чем ожидание грядущих перемен.

Ипполит

Афинам нужен царь. Кипят умы в столице. Кто ж назван ими? Ты, я сам и сын царицы.

Арикия

Я?

Ипполит

Ведомо тебе, что древний есть закон, По коему, раз я не эллинкой рожден, Мне возбраняется владеть афинским троном? Будь мне соперником лишь брат мой, — я б законом Мог пренебречь, его забвению предав Во имя истинных моих, всем ясных прав. Однако твоему я уступаю праву: Я должен передать афинскую державу Тебе, наследнице династии былой, Тебе, чей предок был рожден самой землей. Мой дед, Эгей, царю был лишь приемным сыном. Тесей принес почет, могущество Афинам, За что его царем провозгласил народ. Отвергнут и забыт был твой злосчастный род. Теперь там ждут тебя. Владей своей державой! Афины распрею утомлены кровавой, Да и сама земля устала вновь и вновь Пить собственных детей дымящуюся кровь. Трезен останется под властью Ипполита, Сын Федры — в будущем он повелитель Крита, Но Аттика — твоя. Туда я должен плыть, Дабы все помыслы к тебе лишь обратить.

Арикия

Я так поражена, что не найду ответа. Уж не во сне ли мне пригрезилось все это? Сплю? Бодрствую? Понять не в силах ничего. Скажи мне, государь, какое божество Твой замысел тебе внушило? Ведь по праву Стяжал ты громкую себе повсюду славу. И трон — мне отдаешь? Как рада б я была Знать лишь о том, что ты не замышляешь зла, Что не намерен ты безжалостно и гневно Меня преследовать…

Ипполит

Преследовать, царевна? Зло причинить тебе? Иль, чудеса творя, Ты не смягчила бы и сердце дикаря? Сколь ни хулит молва мое высокомерье,— Я женщиной рожден, не чудище, не зверь я. Иль мог я помешать, чтоб красота твоя…

Арикия

Как, государь?..

Ипполит

Себя невольно выдал я. Увы, рассудок мой был побежден порывом. Но, с ожиданием покончив терпеливым, Со строгих уст сорвав безмолвия печать И сердце обнажив, я должен продолжать. Перед тобой — гордец, наказанный примерно. Я тот, кто отклонял любовь высокомерно, Не признавал ее началом всех начал, Я, кто ее рабов надменно презирал, Кто с жалостью глядел на тонущие души В час бури, думая, что сам стоит на суше,— Был сломлен, подчинен всеобщей был судьбе. В смятенье изменил я самому себе. Час пробил, — и мой дух свободный и суровый Смирился и надел любовные оковы. О, сколько в прошлом мук и сколько впереди! Полгода как живу я со стрелой в груди, Напрасно от нее избавиться мечтая. Ты здесь — бегу я прочь; коль нет — ищу тебя я. Куда б я ни пошел, — ты следуешь за мной: Твой образ в заросли мне видится лесной; Меня при свете дня, меня во мраке ночи Запретная мечта терзает все жесточе… Стараюсь избегать я сердца госпожу, И что же — сам себя в себе не нахожу: Душа занятьями былыми тяготится,— Забыты скакуны, забыта колесница, Не мчусь за зверем я с копьем наперевес, И только вздохами я оглашаю лес… Я напугал тебя признаньем неумелым? Иль ты пристыжена тобой свершенным делом? Поймала ты в свою пленительную сеть Добычу странную. Есть от чего краснеть. Да, страсть моя дика, слова просты. Нет нужды! Ты вспомни, что язык любви — язык, мне чуждый. Не смейся надо мной. Моя бессвязна речь, Но знай, — лишь ты могла любовь во мне зажечь.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Терамен.

Терамен

Царевич, следует сюда за мной царица. Ей нужен ты.

Ипполит

Я?

Терамен

Что в ее уме таится, Не знаю. Про отъезд прослышав близкий твой, Желает перед тем поговорить с тобой.

Ипполит

Что Федре я скажу? К чему ее мне видеть?

Терамен

Отказом можешь ли сейчас ее обидеть? Пусть много претерпел ты от ее вражды,— Твой долг тень жалости явить к ней в час беды.

Ипполит

(Арикии)

Перед отплытием с тобой не жду я встречи. Какой мне дашь ответ на пламенные речи? Захочешь ли принять дар сердца и души?

Арикия

Плыви, мой господин. Что обещал — сверши: Признать владычество мое склони Афины. Отвергнуть этот дар нет у меня причины. Но знай, вновь возводя меня на трон отцов: Трон — не щедрейший дар из всех твоих даров.

Арикия и Исмена уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Ипполит, Терамен.

Ипполит

Все ли готово, друг? Сейчас придет царица. Ступай же на корабль, вели поторопиться. Распоряжения отдай и приходи,— От этой тяготы меня освободи.

Терамен уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Федра, Ипполит, Энона.

Федра

(Эноне)

Вот он!.. Вся кровь на миг остановилась в жилах — И к сердцу хлынула… И вспомнить я не в силах Ни слова из того, что нужно мне сказать.

Энона

Но ты должна спасти свое дитя, — ты мать!

Федра

(Ипполиту)

Ты покидаешь нас? Не сетуй на докуку, Но я к твоим скорбям свою прибавлю муку: За сына я боюсь! Лишился он отца. Увы, недолго ждать и моего конца. Вокруг него — врагов завистливая свора, И только ты ему защита и опора. Но мысль ужасная мой угнетает дух: Что к жалобам его останешься ты глух, Что, ненавидя мать, — а есть тому причина,— Свой справедливый гнев обрушишь ты на сына.

Ипполит

Так низко поступить, царица, я б не мог.

Федра

О, ненависть тебе не ставлю я в упрек: Ты от меня терпел обиды и гоненья. Но сердца моего ты знал ли побужденья? Я не могла снести, чтоб ты жил там, где я, И ты отправлен был в далекие края; Я говорила всем и тайно и открыто: Пусть отделят моря меня от Ипполита. На самом имени твоем лежал запрет — И все из-за меня. Изведав столько бед, Отмщенье мог бы ты с обидой соразмерить И злом воздать за зло. Но можешь мне поверить, Что, пораженная несчастьем, я скорей Достойна жалости, а не вражды твоей.

Ипполит

Я знаю: матери живут всегда в тревоге За собственных детей; и если на дороге У сына — пасынок, то мачехе он враг. Как правило, чреват сомненьем новый брак. Другая женщина была б на этом месте,— Как знать, не больше б я терпел от женской мести?

Федра

По милости небес всеобщий сей закон Не властен надо мной. Увы, мой дух смущен Другой тревогою. И от нее не скрыться…

Ипполит

Ты раньше времени тревожишься, царица. Быть может, твой супруг, по счастью, жив и здрав, И боги нам его, моленьям нашим вняв, Вернут? Достаточно у Посейдона власти,— Любимца своего спасет он от напасти. [212]

Федра

Двукратно не войти в обитель мертвецов, И если там Тесей, пощады от богов Не жди. Ужель Аид нарушит свой обычай И алчный Ахерон расстанется с добычей? Но что я говорю! Тесел не умер! Он — Со мною рядом… Здесь!.. В тебе он воплощен… Его я вижу, с ним я говорю… Мне больно! Свое безумие я выдала невольно.

Ипполит

Поистине, любовь есть чудо из чудес! Тесея видишь ты, тогда как он исчез. Как любишь ты!

Федра

Ты прав! Я, страстью пламенея, Томясь тоской, стремлюсь в объятия Тесея. Но Федрою любим не нынешний Тесей, Усталый ветреник, раб собственных страстей, Спустившийся в Аид, чтоб осквернить там ложе Подземного царя! Нет, мой Тесей моложе! Немного нелюдим, он полон чистоты, Он горд, прекрасен, смел… как юный бог!.. Как ты! Таким приплыл на Крит Тесей, герой Эллады: Румянец девственный, осанка, речи, взгляды,— Всем на тебя похож. И дочери царя Героя встретили, любовь ему даря. Но где был ты? Зачем не взял он Ипполита, Когда на корабле плыл к побережью Крита? Ты слишком юным был тогда — и оттого Не мог войти в число соратников его. А ведь тогда бы ты покончил с Минотавром И был за подвиг свой венчан победным лавром! Моя сестра тебе дала бы свой клубок, [213] Чтоб в Лабиринте ты запутаться не мог… Но нет! Тогда бы я ее опередила! Любовь бы сразу же мне эту мысль внушила, И я сама, чтоб жизнь героя сохранить, Вручила бы тебе спасительную нить!.. Нет, что я! Головой твоею благородной Безмерно дорожа, я нити путеводной Не стала б доверять. Пошла бы я с тобой, Чтобы твоя судьба моей была судьбой! Сказала б я тебе: «За мной, любимый, следуй, Чтоб умереть вдвоем или прийти с победой!»

Ипполит

Опомнись! У тебя душа помрачена: Ведь я Тесею — сын, а ты ему — жена!

Федра

Опомниться? Ты мнишь — мне память изменила? Свое достоинство я разве уронила?

Ипполит

Тебя не понял я. Меня терзает стыд. Но верю, что вину царица мне простит, Хоть я и заслужил суровые упреки. Я ухожу…

Федра

О нет! Все понял ты, жестокий! Что ж, если хочешь ты, чтоб скорбь свою и боль Я излила до дна перед тобой, — изволь. Да, я тебя люблю. Но ты считать не вправе, Что я сама влеклась к пленительной отраве, Что безрассудную оправдываю страсть. Нет, над собой, увы, утратила я власть. Я, жертва жалкая небесного отмщенья, Тебя — гневлю, себе — внушаю отвращенье. То боги!.. Послана богами мне любовь!.. Мой одурманен мозг, воспламенилась кровь… Но тщетно к небесам я простираю руки, Взирают холодно они на эти муки. Чтоб не встречать тебя, был способ лишь один, И я тебя тогда изгнала из Афин. Ждала я, что в тебе укоренится злоба К твоей обидчице — и мы спасемся оба. Да, ненависть твоя росла, но вместе с ней Росла моя любовь. К тебе еще сильней Влекли меня твои безвинные мученья; Меня сушила страсть, томили сновиденья. Взгляни — и ты поймешь, что мой правдив рассказ. Но нет, ты на меня поднять не хочешь глаз. Кто б из живых существ мой жребий счел завидным? Не думай, что с моим признанием постыдным Я шла сюда к тебе. О нет, просить я шла За сына, чтоб ему не причинял ты зла, А говорю с тобой лишь о тебе… О, горе! Тобой я вся полна, и с сердцем ум в раздоре. Что ж, покарай меня за мой преступный пыл. Немало твой отец чудовищ истребил; И ты с лица земли сурово и жестоко Сотри чудовище, исчадие порока, Тесееву вдову, томимую — о, стыд! — Любовью к пасынку! О, пусть твой меч пронзит Ей сердце грешное, что жаждет искупленья И рвется из груди к мечу, орудью мщенья! Рази!.. Иль облегчить моих не хочешь мук? Иль кровью мерзкою не хочешь пачкать рук? Что ж, если твоего удара я не стою, И не согласен ты покончить сам со мною,— Дай меч свой!..

Энона

Госпожа! Что делаешь? Постой!.. Сюда идут. Ужель позор откроешь свой Ты при свидетелях? Бежим! Бежим скорее!..

Федра и Энона уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Ипполит, Терамен.

Терамен

Кто так спешил уйти? Никак, вдова Тесея? И, ей сопутствуя, верней, ее влача, Энона?.. Что с тобой? Как бледен!.. Без меча!

Ипполит

Бежим, мой Терамен! Ужасное открытье! Я страшен сам себе. Как мог предположить я, Что Федра… Но мой долг — забыть… О боги!.. Нет,— Пусть тайна мрачная не выползет на свет.

Терамен

Коль хочешь плыть, — корабль готов надуть ветрила. Но знай, что выбор свой столица объявила: Старейшины Афин согласны все в одном,— Что должен в Аттике сын Федры стать царем.

Ипполит

Сын Федры?

Терамен

Посланный явился из столицы, Дабы державные бразды вручить царице.

Ипполит

О боги! Ведомо вам все. Так что ж, она За добродетели свои награждена?

Терамен

Меж тем неясный слух опять блуждает в мире: Что будто жив Тесей, что будто он в Эпире. Но я его искал. Пустая это речь.

Ипполит

И все ж мы слухами не смеем пренебречь. До их источника, коль будет то возможно, Добраться мы должны. Когда ж известье ложно, То в путь, дабы мое усердье помогло Короной увенчать достойное чело!

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Федра, Энона.

Федра

Зачем мне почести? Тщеславию чужда я. Зачем, опять о них твердя, надоедая, Тиранишь ты меня? Хочу я одного: Не говорить ни с кем, не видеть никого. От слов, мной сказанных, я корчусь, как от боли. Мой ужас выпущен наружу. Он на воле!.. А как, как слушал он, жестокий Ипполит! Как ускользнуть хотел! Как долго делал вид, Что не понять ему… Понять же удостоив, Как густо покраснел, мой этим стыд удвоив! Зачем к небытию ты мне закрыла путь? Когда себе вонзить хотела меч я в грудь, Он разве побледнел? Он вырвал ли оружье Из рук моих? Бровей бесстрастных полукружья Не дрогнули. И меч назад он взять не смог: Моим касанием был осквернен клинок.

Энона

Ты упиваешься тоской, тебя гнетущей, Не гасишь ты огонь, но раздуваешь пуще. Но вспомни, что в тебе кровь Миноса течет. Ты обретешь покой среди иных забот. Неблагодарный! Пусть он прочь бежит бесславно. Ты царствуй! Управляй страной самодержавно.

Федра

Увы! Мне — царствовать? Мне — управлять страной? Когда мой слабый ум не управляет мной! Когда над чувствами своими я не властна! Когда едва дышу! Когда желаю страстно Лишь смерти!

Энона

Уезжай!

Федра

Нет сил расстаться с ним.

Энона

Однажды изгнан был указом он твоим.

Федра

То время позади. Оно не возвратится. Стыдливой гордости перейдена граница: Уже про свой позор сказала я ему, Надежды слабый луч уже прорезал тьму. Когда уж был готов мой дух расстаться с телом, Ты — льстивой хитростью, ты — настояньем смелым, Во мне желанье жить ты пробудила вновь, Взманила ты меня надеждой на любовь.

Энона

Несчастиям твоим я иль не я виною,— Мне только бы тебя спасти, любой ценою. Но как беспамятны влюбленные сердца! Ужель забыла ты презренье гордеца? И взгляд, где не было сочувствия ни тени, Хоть ты пред ним едва не пала на колени? Все эти мелочи забыты, прощены? Когда б ты поглядеть могла со стороны!..

Федра

Ты за бесчувственность судить его не вправе: Он переменится. Воспитанный в дубраве, Он дик, как дикий лес. Кто говорил в глуши Ему о нежности? Касался струн души? Быть может, Ипполит молчал от удивленья? Ведь слышал в первый раз он страстные моленья…

Энона

По матери он — скиф; дикарство тут в крови.

Федра

Пусть скифянкой рожден, он все же — плод любви!

Энона

Отверг он женский пол, не хочет с ним и знаться.

Федра

Ну что ж, не нужно мне соперниц опасаться. Молчи! Не отвратишь любовную напасть: Мой ум безмолвствует, повелевает — страсть. В неуязвимую для стрел любви твердыню Поищем путь иной… Задеть его гордыню? Да!.. Нет сомнения, что он честолюбив. Намерений своих ни от кого не скрыв, Он снарядил ладьи и плыть готов к Афинам. Что ж, коль я захочу, — он станет властелином. Ступай, — сверканием державного венца Прельсти и зачаруй младого гордеца. Пусть на его челе красуется корона. А мне не почести, мне нужен — он, Энона! Ненужную мне власть я передам ему. Заменит пусть отца он сыну моему, Научит властвовать. Скажи ему открыто: Отныне сын и мать во власти Ипполита. Испробуй все. Ищи, где послабей броня. Скорей послушает тебя он, чем меня. Все обещай — все мной одобрено заглазно. Проси! Настаивай! Раскинь силки соблазна! Пусти рыданья в ход, и вопли, и мольбы!.. Ступай! Я буду ждать решения судьбы.

Энона уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Федра.

Федра

Как я унижена! Каким стыдом покрыта! Что ж, празднуй надо мной победу, Афродита. Попали стрелы в цель — они в моей груди. Так сжалься надо мной! Довольно! Пощади! Иль новых жаждешь ты триумфов, Афродита? Тогда всю мощь свою обрушь на Ипполита: Вот кто твой лютый враг, вот кто неуязвим Досель до стрел любви; пред алтарем твоим Кощунственных колен не преклонив доныне, Не хочет он и знать о сладостной богине. Отмсти ему за нас с тобой. Пусть он, любя…

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Федра, Энона.

Федра

Как! Ты вернулась? Он… не выслушал тебя?

Энона

Ты страсть греховную должна забыть, царица. Пусть в сердце чистота былая возродится. Тесей, которого оплакивали, — жив. Он скоро будет здесь. Дворец твой окружив, Народ приветствует прибытие владыки. Я шла к царевичу. Вдруг радостные клики…

Федра

Супруг мой жив… Молчи! Напрасных слов не трать. Любовь, которую должна была скрывать, Открыла я. Он жив. Ты все уже сказала.

Энона

Но, госпожа…

Федра

Тебе я с самого начала Предсказывала все. Ты спорила со мной. За слабость заплачу я дорогой ценой: Когда б не поддалась твоим я уговорам, Я с честью б умерла, — теперь умру с позором.

Энона

Умрешь?

Федра

О, небеса!.. Сейчас придет сюда Мой муж, с ним — сын его. И моего стыда, Паденья моего ужасного свидетель Увидит, как жена, живая добродетель, На мужа изольет тот нежных чувств поток, Которым пасынок надменно пренебрег! Ты думаешь, что из сыновнего почтенья Не скажет он отцу об этом преступленье? Что даст он мачехе бесчестить царский трон? Что скрыть, как я ему мерзка, сумеет он? Да если бы и так! Ведь мне самой известно Мое предательство. Нет, я не так бесчестна, Как те искусницы, что, ловко скрыв свой грех, Глядят невинно и бестрепетно на всех. Позор моей любви, позор моей измены Меня преследует. Мне мнится, эти стены Должны заговорить, когда войдет Тесей, И остеречь его: «Не верь жене своей!» Смерть! Вот прибежище от всех моих несчастий. И страшно ль умереть, когда душа во власти Таких ужасных мук? Нет, смерть мне не страшна… Не запятнала б лишь мне имени она… О, сыновья мои! Ужель я ваше детство Сгублю, свой черный стыд оставив вам в наследство?.. Кровь Зевса в них течет. [214] Ужели суждено, Чтоб материнский грех, как грязное пятно, Отметил их навек? Ужель они однажды Услышат, от какой неутолимой жажды Погибла я? И грех, что совершила мать, Детей заставит взор стыдливо потуплять?..

Энона

Все так и сбудется. И сетованья эти Оправданы: за грех стыдом заплатят дети. Зачем же, госпожа, зачем, детей губя, Решила донести ты на саму себя? Пойдет молва, — молве доступна разве жалость? — Что Федра грешница, что мужа убоялась… И знай: кто будет рад, так это Ипполит,— Смерть Федры все его рассказы подтвердит. Как обвинения его смогу отвесть я? Как защищу твою я память от бесчестья? Коль всем и каждому, повсюду и везде Начнет рассказывать он о твоем стыде, Что делать мне тогда? Что? Слушать бессловесно? Нет, лучше пусть меня гром поразит небесный! Признайся мне — твой жар ужели не угас? Ужели дорог он тебе и посейчас?

Федра

Нет, он чудовище! Мне вид его ужасен!

Энона

Ты знаешь — он твой враг. И этот враг опасен. Зачем же ты врагу уступишь торжество? Нет, первой напади и обвини его В своем же собственном, столь тяжком прегрешенье. Всё, всё против него. Всё: и твое смятенье, И меч, по счастью им оставленный тебе, И то, что некогда царь, вняв твоей мольбе, Изгнал его…

Федра

О нет, я клеветать не стану!

Энона

Я все скажу сама, а ты молчи… К обману Прибегну, совести наперекор своей. О, встретить легче бы мне тысячу смертей! Но как тебя спасти? Нет способа другого! А я ради тебя на все, на все готова. Я все скажу царю. Я верю, что Тесей Отмстит обидчику за честь жены своей Изгнаньем лишь: отец, свое карая чадо, Останется отцом; тревожиться не надо. Но если даже кровь прольется… Что ж, тогда Обезопасим честь свою мы навсегда. О, честь! Нет ничего дороже во вселенной! Иди на все, дабы сберечь сей дар бесценный. Чтоб честь была твоя без пятнышка для всех, И добродетелью пожертвовать не грех… Чу!.. Кто сюда идет?.. Тесей!

Федра

Он с Ипполитом… Погибла я! С каким презреньем неприкрытым Враг на меня глядит. Вверяюсь я тебе. Я позаботиться не в силах о себе.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Тесей, Ипполит, Терамен.

Тесей

Итак, настал конец гоненьям рока злого. Я вновь могу обнять…

Федра

Молчи, Тесей! Ни слова! Нет, слышать не могу я ласковых речей. Не стою я любви и нежности твоей. Ты оскорблен. К тебе я подойти не смею. В твое отсутствие нанесть удар Тесею Через его жену рок злобный захотел. Скрываться ото всех — вот мой теперь удел.

Федра и Энона уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Тесей, Ипполит, Терамен.

Тесей

Не странную ль жена мне оказала встречу, Мой сын?

Ипполит

Отец, тебе на это не отвечу. Откроет тайну пусть сама твоя жена. Но просьба, государь, есть у меня одна: От твоего двора позволь мне удалиться, Дабы со мною впредь не виделась царица.

Тесей

Ты нас покинешь, сын?

Ипполит

С ней встреч я не искал. Ты бросил якорь свой здесь, у Трезенских скал, И мне, пред тем как вновь уйти на зов стихии, Мне о своей жене и с ней об Арикии Заботы передал. Я был защитник им. Но при дворе ужель я так необходим? Отец! Чем юность я свою ознаменую? Не все же тешиться, гоняя дичь лесную; Ужели не найду достойней цели я Для острых стрел своих, для своего копья? В мои лета уж ты одерживал победы: Уже чудовища, злодеи, людоеды Тесеевой руки почувствовали мощь. Уже с прибрежных скал, из придорожных рощ Всю нечисть вымел ты, — и путник безопасно Шел там, где раньше смерть грозила ежечасно; Геракл, узнав о том, что совершил Тесей, Смог отдых наконец дать палице своей. А я, твой сын, когда сравняюсь в славе звонкой Хотя бы с матерью моею, с Амазонкой? Дозволь и мне, отец, пуститься в славный путь! И коль чудовище найдется где-нибудь, Не истребленное в былые дни Тесеем, Тогда вернусь к тебе с почетным я трофеем — Со шкурой чудища. А коль паду в бою,— Пусть в Ипполите мир признает кровь твою.

Тесей

Что вдруг произошло со всей моей семьею? Все в ужасе дрожат перед своим главою, Все разбегаются. Коль я так страшен всем, Зачем вы, небеса, спасли меня? Зачем? Испытанный мой друг, единственный друг в мире, В жену властителя, что царствовал в Эпире, Влюбившись пламенно, решил ее украсть. Хотя не одобрял я пламенную страсть, Мне помогать ему велел союз наш дружный. Рок ослепил нас. Я был связан безоружный. Я видел, как погиб несчастный Пирифой, И слышу до сих пор чудовищ лютых вой,— Им друга моего царь отдал на съеденье. Меня же изверг тот обрек на заточенье. Томился в темной я щели, в краю теней, Полгода. Небеса во благости своей Мне дали ускользнуть от бдительности стражей. Тотчас же на дворец обрушился я вражий, Чудовищ накормил я мясом их царя И поспешил домой, богов благодаря. Но мог ли встречу я предполагать такую? Я к сердцу всех прижать хочу, душой ликую… Увы, рассыпались мои надежды в прах. Все в ужасе! И сам я ощущаю страх, Увидев бледные, испуганные лица. Мой дом страшнее, чем эпирская темница. От Федры узнаю, что оскорблен. Но кем? И за меня никто не отомстил? Ты нем! Ответа у чужих мне домогаться надо? Ужель так мало мне обязана Эллада, Что в ней нашел приют мой враг? А сын — молчит! Не заодно ли уж с врагом мой Ипполит? Что ж медлю я? Войду — и все мои сомненья Пусть Федра разрешит: какое оскорбленье Тесею нанесли и кто его нанес?

(Уходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Ипполит, Терамен.

Ипполит

О, ужас!.. Что она ответит на вопрос? Ужель признается в своей постыдной страсти? На самое себя обрушит все напасти? О, небеса! Как царь поступит? Что нас ждет? Ужель любовный яд погубит весь наш род? Я сам — каким я был, и стал каким теперь я? И я не оправдал отцовского доверья: Люблю я ту, кого любить запрещено. Что будет? Странно мне: ужель любить грешно?.. Но надобно спешить. Найдя удобный случай, Отцу откроюсь. Царь, суровый и могучий, Какую б ни имел над подданными власть,— Не властен погасить в моем он сердце страсть.

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Тесей, Энона.

Тесей

Позор!.. Предательство!.. О, страшное известье! Мне, своему отцу, готовил он бесчестье! Меня преследует неумолимый рок. Что делать мне?.. Как быть?.. Я духом изнемог… Вот благодарность мне за нежные заботы! Чернейший замысел! Подлейшие расчеты!.. И чтобы гнусную свою насытить страсть, С оружием в руках осмелился напасть! Я этот меч узнал. Он был подарен мною, Но разве для того, чтобы служить разбою? Как надругался он, бессовестный злодей, Над узами родства! И в доброте своей, Щадя насильника, мне Федра не сказала…

Энона

Царь, Федра не его — тебя оберегала. Царица, видя страсть, пылающую в нем, Объята ужасом, раздавлена стыдом,— Узнай, о государь, — уже была готова В страну теней сама пожаловать, без зова,— И смертоносное блеснуло лезвеё. Но все ж успела меч я вырвать у нее. Когда в тревоге царь, в отчаянье царица,— Пусть и во вред себе, — могла ль я не открыться?

Тесей

Теперь я понял все. Предатель!.. То-то он При нашей встрече был так бледен, так смущен. Нет, не заметил в нем я радостного пыла, И холодность его меня расхолодила. Но страсть преступная давно ли в нем кипит? Давно ли мачехе признался Ипполит? Еще в Афинах?

Энона

Царь, ты знаешь, как царице Хотелось, чтобы он уехал из столицы.

Тесей

И здесь он за свое вновь принялся, как встарь?

Энона

Тебе сказала я всю правду, государь. Прости, но долее я быть с тобой не смею: Царица в злой тоске, мне место рядом с нею.

(Уходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Тесей, Ипполит.

Тесей

О боги! Вот и он!.. Кто догадаться б мог По виду, что давно сроднился с ним порок? Растленная душа!.. Меж тем в его обличье Видны достоинство, суровое величье… Как узнавать людей? Ах, если б длань судьбы Печати ставила предателям на лбы!

Ипполит

Осмелюсь ли спросить, о государь могучий, Что на твоем челе сгустило эти тучи? И на кого должна обрушиться гроза?

Тесей

Злодей! Ты мне посмел попасться на глаза? Нет, каково! Ты — ты, змееныш ядовитый, Ты, гнусный выродок, последыш недобитый Чудовищ, некогда искорененных мной, Ты, мнивший овладеть отцовскою женой, Осмеливаешься приблизиться к Тесею? Не лучше ль было бы коварному злодею Бежать отсюда прочь, за тридевять земель, Где обо мне никто не слыхивал досель? Беги, предатель! Прочь!.. И счет веди мгновеньям. Не злоупотребляй моим долготерпеньем. Знай, — сдерживаю гнев я свой не без труда. На мне уже и так лежит пятно стыда,— Мной порожден злодей. Свершив над ним расправу, Свою посмертную я запятнал бы славу. Беги! И чтоб собой не умножать числа Поверженных моей рукой исчадий зла, Остерегайся впредь, на миг хотя бы краткий, Здесь появиться вновь. Беги! И без оглядки. Чтоб не было твоей ноги в моей стране! Исчезни навсегда! Ты ненавистен мне!.. О Посейдон! Я встарь прибрежную Элладу Избавил от убийц и чудищ. Мне в награду Ты волю первую мою пообещал Исполнить как свою. Среди эпирских скал Томился долго я в суровом заточенье, Однако не просил тебя о вызволенье, Хранил заветное желанье про запас, Как скряга — золото; все ждал — настанет час… И этот час настал! Прошу о правой мести! Отмсти изменнику, врагу отцовской чести! Кровавой карою за грех воздай ему — И твой свирепый гнев как милость я приму.

Ипполит

Твоя жена винит меня в преступной страсти? Душа раздавлена лавиною несчастий. Столь неожиданный удар меня постиг, Что не найти мне слов, окостенел язык.

Тесей

А! Ты надеялся, что Федра от смущенья Смолчит о дерзости, о скотском вожделенье И не отважится супруга остеречь? Зачем же, убежав, ты ей оставил меч? Иных не надобно наглядных доказательств. Умней бы завершил ты цепь своих предательств, Убив ее — она умолкла б навсегда.

Ипполит

Чужой внимая лжи, горю я от стыда. И все же истины открыть тебе не смею Из уважения к отцу, к царю Тесею. Пусть будет в стороне печаль и боль твоя. Но вспомни жизнь мою. И рассуди — кто я? Проступок должен быть предтечей преступленья: Кто может правило нарушить без зазренья, Нарушит и закон, когда придет пора. Свои ступени есть у зла, как у добра. Кто с отроческих лет известен нравом скромным, Погрязнет ли он вдруг в разврате неуемном? Кто целомудрен, тот не может сразу стать Кровосмесителем. Ты вспомни мою мать. Рожден и выкормлен воительницей чистой, Горжусь я тем, что я ее наследник истый. Когда же с матерью расстался я своей, Наставником моим мудрейший стал Питфей. Достоинствами мне хвалиться не пристало, Но если есть во мне и добрые начала, Я первым среди них презренье помяну К тому, что мне теперь вменяется в вину. О строгости моей наслышана Эллада, И в добром имени мне высшая награда. Мой дух суров и горд. А сердце у меня Едва ли в ясности уступит свету дня. Чтоб гордый Ипполит в горячке сладострастной…

Тесей

Гордыня-то тебя и выдает, несчастный! Твоей холодности причина мне ясна: Лишь Федра горячит тебя, она одна! Затем на прочих ты и смотришь равнодушно. Невинная любовь, — ведь это пресно, скучно.

Ипполит

О нет!.. и мне пора сказать тебе, отец, Что чистую любовь узнал я наконец. И тут бы ты был прав, призвав меня к ответу — За то, что полюбил я вопреки запрету, За то, что царский твой нарушил я закон: Я, сын твой, дочерью Палланта побежден. Винюсь. И мне чужды желания другие, Все помыслы мои — о юной Арикии.

Тесей

О, ложь! Ты грубую уловку применил: Чтоб оправдать себя, себя ты обвинил.

Ипполит

Полгода уж, любя, с ней избегаю встреч я. Я думал, что отца мое чистосердечье Разубедит. Но нет, — и тут ты видишь ложь. Быть может, от меня ты клятв ужасных ждешь? Пусть небо и земля, пусть вечные стихии…

Тесей

Злодеев знаю я. Что клятвы их пустые? Довольно! Времени напрасно не теряй, Мне лженевинностью своей не докучай.

Ипполит

Отец, меня лжецом назвал ты многократно. И Федра обо мне не судит столь превратно В душе своей, как ты!

Тесей

В нем вовсе нет стыда!

Ипполит

Когда отправиться я должен и куда?

Тесей

Хоть за Геракловы столпы! [215] — все ж слишком близко Я буду от того, кем предан был так низко.

Ипполит

Безвинно вызвавший отцовскую вражду, В чьем сердце, в чьей душе участье я найду?

Тесей

Найдешь у тех, кого приводят в восхищенье Предательство, обман, разврат, кровосмешенье… Возьми себе в друзья последних из людей,— Им, верно, будет мил такой прелюбодей.

Ипполит

В кровосмешении винишь, в прелюбодействе! Ну что же, я смолчу. Но вспомни о семействе, К которому твоя жена принадлежит: В ее, а не в моем роду был этот стыд. [216]

Тесей

Ты забываешься! Ты отпустил поводья У ярости своей. О злобное отродье! Беги! Не искушай отцовской доброты. Беги! Иль будешь мной с позором изгнан ты.

Ипполит уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тесей.

Тесей

Преступный сын! Бежишь ты к смерти неминучей. Сам повелитель бурь, сам Посейдон могучий Мне обещанье дал и выполнит его. Беги! — казнящее настигнет божество! Да, я тебя любил. Обиженный жестоко, Я все же о тебе скорблю, скорблю глубоко. Но мог ли я простить предателя, лжеца? Так ни единый сын не оскорблял отца. О боги! Вам видны страдания Тесея. Как мог я породить подобного злодея?

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Федра, Тесей.

Федра

О царь! Я в ужасе стою перед тобой. Достиг моих ушей твой голос громовой. Пришла я у тебя вымаливать пощаду: Сдержись, не причиняй вреда родному чаду, Не выполняй угроз ужасных. Коль прольешь Сыновнюю ты кровь, меня ты обречешь На неизбывную сжигающую муку За то, что я твою не удержала руку.

Тесей

Не бойся: крови я сыновней не пролью. Но сила высшая отмстит за честь твою. Услышит Посейдон, морских глубин властитель, Мою мольбу, — и твой погибнет оскорбитель.

Федра

Что, что? Твою мольбу услышит Посейдон?

Тесей

Ты опасаешься, что не услышит он? Так присоедини к моим свои моленья, Подробней опиши мне злое преступленье И гнев мой чересчур холодный подогрей. Еще не знаешь ты, что мерзостный злодей Усугубил свой грех: не совестясь нимало, Он объявил, что ты его оклеветала, Что страстью одержим он не к моей жене, Но к Арикии.

Федра

Что?

Тесей

Так объявил он мне. Но мог ли веру дать я отговоркам лживым? Настигнут будет он возмездьем справедливым. Не медли, Посейдон! Я поспешу во храм, И покровитель мой не будет глух к мольбам.

(Уходит)

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Федра.

Федра

Ушел… Но страшное услышала я слово. Едва потушенный, пожар пылает снова. О!.. Роковая весть обрушилась, как гром! Я бросилась его спасать. О нем одном Я помнила в тот миг, я о себе забыла… Энона в ужасе рыдала и молила,— Напрасно. Совести суровой уступив, Я шла сюда. К чему привел бы мой порыв? Быть может, — хоть о том, помыслив, цепенею,— Быть может, истину открыла б я Тесею? И вот я узнаю, что любит Ипполит, Что любит — не меня! Что он принадлежит И сердцем и душой не мне, но Арикии! О боги вечные! О боги всеблагие!.. Гордец отверг меня. И думала я так: Он враг всем женщинам, самой любви он враг. Но нет, — есть женщина (как я узнала ныне), Что одержала верх над этою гордыней. Так, значит, нежное тепло и страстный зной Ему не чужды? Он жесток ко мне одной? А я, безумная, спасать его бежала…

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Федра, Энона.

Федра

Энона! Знаешь ли, что я здесь услыхала?

Энона

Не знаю. Но меня терзает страх, бьет дрожь. Ужели до конца ты вправду доведешь Свое намеренье? В смертельной я тревоге.

Федра

Знай: у меня была соперница.

Энона

О, боги!

Федра

Да, любит Ипполит! О, нет сомнений в том! Надменный враг любви, гордец суровый, в ком, Казалось, пробудить немыслимо участье, Глухой к мольбам, к слезам, живой пример бесстрастья, Жестокосердый тигр, — осилен, приручен. Узнай, — хранил себя для Арикии он!

Энона

Для Арикии?

Федра

О!.. Иль вынесла я мало? Но муки самой злой еще не испытала. Все, что меня снести заставил Ипполит, Все — страсть палящая и нестерпимый стыд, Терзанья совести и жгучий страх разлуки,— Все было слабым лишь предвестьем этой муки… Меж них — любовь! А я — не знаю ни о чем! Иль отвели глаза они мне волшебством? Где это началось? Когда было начало? Ты знала? Отвечай! Зачем мне не сказала? Встречали их вдвоем? Где виделись они? Должно быть, прятались в густой лесной тени! Но что я? Вместе быть не всюду ль им доступно? Иль совесть их корит? Иль чувство их преступно? Их страсть взаимная чиста, и перед ней — Бескрайняя чреда незамутненных дней. А я, — как дети тьмы, отверженцы природы, Я прятаться должна под каменные своды, Мне избавленье даст лишь смерть, — вот мой оплот. А в ожидании, пока она придет, Питаюсь желчью я, слезами умываюсь. Но на виду живу, — и вот я притворяюсь, Я сладость горести вкушаю лишь тайком. С отчаяньем в душе, но с поднятым челом Величественные я принимаю позы, Лишенная всех прав и даже прав на слезы.

Энона

Их счастьем, госпожа, не растравляй себя: Они жить будут врозь.

Федра

Но будут жить — любя! Ведь даже в этот миг — мне сознавать ужасно! — Их забавляет гнев ревнивицы несчастной. Разлука им грозит, уже близка беда, Но все же связаны их судьбы навсегда… О нет! И мысль одну о счастье их любовном Встречаю с яростью, со скрежетом зубовным! Смерть Арикии!.. Смерть!.. Я мужу нашепчу,— Сестру своих врагов отдаст он палачу. Еще опаснее сестра, чем были братья! Палима ревностью, сумею настоять я… Постой!.. Что говорю? Лишилась я ума? Ревную! И хочу признаться в том сама? Тесею? Расскажу, как при живом я муже Горю неистовой любовью… И к кому же? О!.. Дыбом волосы встают от этих слов. Нет, переполнилось вместилище грехов! Я в любострастии повинна неуемном, В кровосмешении, в обмане вероломном, И льщу заранее я мстительность свою Надеждою, что кровь безвинную пролью. О!.. И земля еще меня не поглотила? И смотрит на меня прекрасное светило, Светило, от кого произошел мой род! И синий на меня взирает небосвод, Откуда предкам всем божественным видна я! Где спрятаться?.. Пусть твердь раскроется земная!.. Да, да, — бежать в Аид! Лишь там укроюсь я… Но что я? Мой отец — ведь он там судия! [217] И с дрожью ужаса услышит он, как Федра, Сошедшая с земли в ее глухие недра, Ему поведает свой беспредельный стыд, Злодейства, о каких не знал досель Аид. Отец! Ты в ужасе от дочери отпрянешь И по грехам моим искать мне кару станешь, Какой не ведали еще в краю теней,— Сам будешь палачом для дочери своей. Прости! Но лютый гнев безжалостной богини Сгубил твою семью. И сгину я в пучине Неискупимого, ужасного стыда. Нет, преступленье мне не принесло плода. Был рок враждебен мне вплоть до могилы хладной, И в муках расстаюсь я с жизнью безотрадной.

Энона

Царица, ложный страх ты от себя отбрось. Все ошибаются, так в мире повелось. Напрасно на себя ты призываешь кары. Ты любишь. Что ж, судьба! Любви всевластны чары. Иль не слыхала ты о волшебстве любви? Ты разве первая? Богов ты не гневи. Судили, видимо, так силы всеблагие: Мы — люди, свойственны нам слабости людские. Зачем под тяжестью любовного ярма Так убиваешься? Ведь знаешь ты сама, Что боги, за грехи суля нам наказанье, Шли, как и мы, порой на прелюбодеянье.

Федра

Что слышу? О каких мне гнусностях твердят? Ты долго ли в меня вливать свой будешь яд? Несчастная! Меня ты искушаешь снова? Уже была уйти из жизни я готова,— Ты помешала мне. Сказала я прости Своей любви, но ты пыталась нас свести. Зачем вмешалась ты? Как смела Ипполита Чернить перед отцом бесстыдно, ядовито? Быть может, он умрет! Быть может, божество, Мольбам Тесея вняв, уж обрекло его? Уйди, чудовище! Мне мерзко быть с тобою. Оставь наедине меня с моей судьбою. Пусть небеса отмстят злодейке поделом! Да будет казнь твоя вовеки образцом: Да видят все, что ждет низкопоклонных тварей, Потворствующих всем порокам государей, Готовых слабости господ своих раздуть, Готовых выровнять им к злодеянью путь! Во гневе на дурных владык, — теперь я знаю,— Им дарят небеса льстецов бесчестных стаю.

(Уходит.)

Энона

Чтоб госпожу свою избавить от беды, Я шла на все. И вот — награда за труды!

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ипполит, Арикия, Исмена.

Арикия

Как! Стало быть, отец остался в заблужденье? Ты промолчал? С себя не снял ты подозренье Перед лицом его неистовых угроз? Жестокий! Если уж потоки этих слез Тебе — ничто, и ты решил меня оставить,— Ступай! Но хоть не дай себя ты обесславить, Сначала защити и жизнь свою и честь — Пусть отвратит отец божественную месть От головы твоей. Дай отповедь царице. Ужель ты без борьбы уступишь клеветнице? Открой Тесею все.

Ипполит

Ах! Иль не знаешь ты, Как я оборонял себя от клеветы? Но честь отцовская мне правоты дороже. Не мог я запятнать родительское ложе, Сказав всю истину. Чтоб мой отец краснел Пред сыном? Лишь тебе я все сказать посмел — Нет от любимой тайн. Ты знаешь все событья, И те, что от себя предпочитал бы скрыть я. Но не забудь, что ты мне поклялась молчать. На милые уста я наложил печать,— Чтоб до скончания веков они не смели И слова проронить об этом страшном деле. Нам надлежит вручить судьбу свою богам. Я твердо верю в их благоволенье к нам. И рано ль, поздно ли, но Федре нечестивой Они свой приговор объявят справедливый. Итак, ты поклялась, — ни слова никому. Во всем же остальном я гневу своему Дам волю. Вынужден бежать я из Трезена. Беги со мной! Беги из тягостного плена,— Здесь власть безжалостна и к истине глуха, Здесь воздух напоен миазмами греха. Не сразу хватятся тебя: моя опала Все заняла умы, все души взволновала. Не бойся! На меня ты положись вполне: Ведь стража все еще подчинена лишь мне. Получишь от меня друзей надежных в дар ты: На помощь Аргоса и на поддержку Спарты Мы можем уповать. Поведаем друзьям О множестве обид, здесь учиненных нам. Ужель позволим мы, чтоб Федра с ее сыном, Дорогу преградив обоим нам к Афинам, Присвоила права на наш наследный трон? Вот — случай! Поспешим, — не повторится он. Но ты колеблешься? Ужель моя отвага Тебя страшит? Хочу я твоего лишь блага. Я пламенем горю, ты ж холодна как лед! Да, на тернистый путь беглец тебя зовет!

Арикия

Нет, что ты! Быть с тобой! — мне счастье только в этом, Пусть будем изгнаны и всем забыты светом! Но как же я могу бежать с тобой сейчас, Коль узы брачные не связывают нас? Я знаю — без вреда для чести, не краснея, Могу свершить побег я из дворца Тесея: Не в доме я родном, но у врага в плену,— Кто бегство из тюрьмы поставит мне в вину? Но если я решусь бежать с любимым вместе…

Ипполит

Не нанесет побег урона твоей чести. Узнай же до конца о замыслах моих: Не связаны ничем в несчастиях своих, Отныне связаны да будем мы друг с другом: Спасаясь от врага, последуй за супругом. Союзы брачные свершаются порой Без свадебных пиров. За городской стеной, Где родичей моих священные могилы, Есть капище. Его хранят благие силы. Произнесенный там, ненарушим обет,— Клятвопреступнику помилованья нет. И кара за обман, известная заране, — Крепчайшая узда для лживых обещаний. Коль ты согласье дашь, сегодня в храме том Торжественно свои мы судьбы сопряжем. И бог, которому приносят жертвы в храме, Да будет нам отцом и да пребудет с нами. Обеты брачные произнесем свои Пред Герой, что хранит покой и честь семьи, Пред целомудренной, суровой Артемидой. Да защитит нас Зевс божественной эгидой! [218]

Арикия

Но вот сам царь! Беги! Скорей покинь дворец! Чтоб наших замыслов не понял твой отец, Я задержусь на миг. Не ожидай меня ты, Пусть только будет мне надежный провожатый.

Ипполит уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Тесей, Арикия, Исмена.

Тесей

О боги! Я сюда за истиной иду. Ужели же и здесь ее я не найду?

Арикия

(Исмене)

Все к бегству приготовь. Нам дороги мгновенья.

Исмена уходит.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тесей, Арикия.

Тесей

Царевна! Как твое истолковать смущенье? Что привести могло царевича сюда?

Арикия

Он, государь, со мной простился навсегда.

Тесей

Во взгляде этом есть неведомая сила: Его надменную строптивость ты смирила.

Арикия

Ну что же, истины я, царь, не утаю: Не унаследовал он ненависть твою. Царевич притеснять не станет невиновных.

Тесей

Не расточал ли он тебе речей любовных? Его слова — обман, обеты — звук пустой. Знай: о любви твердил он не тебе одной.

Арикия

Он, государь?

Тесей

А ты поверила? Напрасно. Иль ты его любовь делить с другой согласна?

Арикия

И ты позволил, царь, чтоб злая клевета Чернила эту жизнь, что так ясна, чиста? Ужель, в тенетах лжи запутавшись жестоко, Не отличаешь ты невинность от порока? Ведь чистота его, как солнце, всем видна, И скрыта тучами лишь от тебя она. Не перестану, царь, рыдать и заклинать я: Не верь клеветникам! Сними с него проклятье! Страшись, чтоб небеса, враждебные тебе, Не вняли тотчас же безжалостной мольбе, Страшись стать жертвою своей же злобы ярой: Нередко дар богов бывает божьей карой.

Тесей

Я убеждаюсь в том, как ловок Ипполит. Ты мнишь спасти лжеца? Любовь тебя слепит, Не различаешь ты порок и добродетель. Есть доказательства, есть не один свидетель. Я видел — видел сам! — потоки горьких слез.

Арикия

Ах!.. Многим тварям злым, царь, головы ты снес, Но все ж судьба спасла от грозного Тесея Одно чудовище… Сказать тебе яснее Я не вольна: твой сын решил щадить отца, Я предала б его, сказав все до конца. Напрасны были бы твои все настоянья: Беря с него пример, я сохраню молчанье.

(Уходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Тесей.

Тесей

Что б это значило? Загадочная речь! Задумала меня на ложный след увлечь? Ужель они меня обманывают оба?.. Но гаснет гнев во мне, и остывает злоба, И жалость робкая свой голос подает. Да!.. Все ли я узнал? И все ли взял в расчет? Сомнения меня волнуют непривычно… Энону надобно мне допросить вторично, Узнать в подробностях, что совершилось тут. Эй, стража!.. Пусть ко мне Энону приведут.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Тесей, Панопа.

Панопа

О царь! Не знаю, что задумала царица. Но будь настороже: боюсь, беда случится — В неописуемом отчаянье она. Черты искажены, как смерть она бледна. Энону прогнала. Та вне себя от горя Погибель обрела в несытой бездне моря, Быть может, поплатясь за некую вину. Но тайна канула в морскую глубину.

Тесей

Что слышу?

Панопа

Эта смерть не принесла царице Успокоения. Ее душа томится. То прижимает вдруг она к груди своей, Слезами исходя, малюток сыновей, То в исступлении, с безмерною тоскою, Отталкивает их дрожащею рукою. Не ведает, куда свой направляет шаг. В невидящих ее глазах — могильный мрак. Три раза написать послание пыталась, Но, лишь начав, рвала… О царь! Яви к ней жалость! Иди к ней! Гибельный уж недалек исход!

Тесей

Энона умерла, и Федра смерти ждет. Что думать должен я теперь об Ипполите? Эй!.. Сына моего скорее позовите! Пусть оправдается. Я выслушать готов.

Панопа и стража уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Тесей.

Тесей

О Посейдон! Молю, на мой откликнись зов! Свое жестокое свершить благодеянье Не торопись! Забудь о злом моем желанье! Я легковерен был, спешил… И в страхе жду… Не сам ли на себя накликал я беду?

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Тесей, Терамен.

Тесей

А, Терамен! Но где мой сын? Ты, верно, прячешь Питомца своего? Но что это, — ты плачешь? Где сын?..

Терамен

Любовь к нему слышна в словах твоих. Но слишком поздно, царь. Знай, — нет его в живых!

Тесей

О боги!..

Терамен

Пред тобой свидетель безутешный. Погиб прекраснейший! Окончил жизнь безгрешный! Погиб!.. Уже к нему объятья я простер. Но суд небесный был безжалостен и скор… Но где? Какой удар обрушили стихии?

Терамен

Лишь миновали мы ворота городские. Он колесницею своею управлял. И те немногие, кого с собой он взял, Беря с него пример, безмолвствовали строго. Была им избрана микенская дорога. Он вожжи выпустил. Лихие скакуны, Что были вскормлены, что были вспоены Царевичем, его без слова понимали,— Брели понурые, деля его печали. Вдруг вопль чудовищный средь мрачной тишины Раздался, — из морской возник он глубины. И только этот вопль потряс морское лоно,— Послышалось из недр земли подобье стона. От страха в жилах кровь застыла у людей И грива вздыбилась на шеях у коней. А море между тем пузырилось, вскипая, И вдруг на нем гора возникла водяная. На берег ринувшись, разбился пенный вал, И перед нами зверь невиданный предстал: Зверь с мордою быка, лобастой и рогатой, И с телом, чешуей покрытым желтоватой. Неукротимый бык! Неистовый дракон! Сверкая чешуей, свивался в кольца он И берег огласил свирепым долгим ревом. Воззрились небеса с презрением суровым, Твердь вздрогнула, вокруг распространился смрад, И, ужаснувшись, вновь отпрянула назад Волна, что вынесла чудовище из моря. С неодолимою опасностью не споря, Ко храму ближнему все кинулись толпой. Один лишь Ипполит, как истинный герой, Остановил коней и твердою рукою Метнул свое копье, да с силою такою, Что не могла спасти дракона чешуя. Из раны хлынула кровавая струя, Зверь с воплем ярости, для слуха нестерпимым, Пал под ноги коням, дохнув огнем и дымом. Страх сверхъестественный тут обуял коней. Они, не слушаясь ни слова, ни вожжей, Рвались из упряжи. Царевич своевластно Пытался их смирить, но все было напрасно,— Лишь пена падала кровавая с удил (Есть слух, что некий бог копьем их горячил). И, удивляя всех галопом небывалым, Помчались скакуны по рытвинам и скалам… Держался Ипполит, но вдруг — сломалась ось!.. О, горе! О, зачем узреть мне довелось Тот ужас, что теперь мне вечно будет сниться! Разбилась вдребезги о камни колесница. Запутался в вожжах несчастный Ипполит. Упряжка мчится вдаль и за собой влачит Возничего. Коней сдержать он хочет криком, Они еще быстрей несутся в страхе диком, И скоро юноша стал раною сплошной. Наш вопль потряс холмы!.. И бег свой роковой Смиряют скакуны, теряющие силы, У храма древнего, где царские могилы. Бегу, хотя нет сил, хотя дыханья нет… За мною — свита. Нас ведет кровавый след: Кровь пятна яркие оставила на скалах, Колючие кусты — в соцветьях капель алых. Бегу к нему, зову — и слышу слабый стон. Открыв на миг глаза, мне руку подал он. «Богами, — он шепнул, — наказан без вины я. Друг, пусть в тебе найдет опору Арикия. Когда опомнится разгневанный отец, Когда с раскаяньем увидит наконец, Что на меня возвел напрасно обвиненье, То пусть, дабы мой дух нашел успокоенье, Вернет он пленнице…» Смолк. С помертвелых губ Слетел последний вздох: в моих руках был труп, Труп, столь истерзанный, — ужасная картина! — Что в нем и сам отец не распознал бы сына!

Тесей

Мой сын! Преемник мой! Он сгублен мной самим! Как страшен гнев богов, как неисповедим!.. Увы, какая скорбь, терзания какие Мне суждены!..

Терамен

И тут явилась Арикия. Бежала от тебя она за ним вослед, Их должен был связать супружеский обет. Она спешит к нему, гонимая любовью, И вдруг — на залитой дымящеюся кровью Траве (о, зрелище!) — простертый Ипполит! Несчастная на труп испуганно глядит… Возлюбленного в нем не распознав, не веря, Что невозвратная понесена потеря, Она его зовет… Увы, напрасен зов! И, побелев, как мел, и упрекнув богов Исполненным тоски и изумленья взглядом, Царевна падает без чувств с любимым рядом… Исмена, вся в слезах, осталась с нею там, Чтоб к жизни возвратить ее, — верней, к скорбям. А я, проклявший жизнь и солнце золотое, Пришел оповестить о гибели героя И рассказать тебе, могучий властелин, О чем в последний миг тебя просил твой сын… А вот и враг его безжалостный — царица!

 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же, Федра, Панопа.

Тесей

А!.. Торжеством своим желаешь ты упиться! Погиб мой первенец! Погиб в тот самый миг, Когда я пожалел… Когда в душе возник, Увы, бесплодный страх, что суд мой был поспешным. Ликуй же! Умер он. Виновным иль безгрешным? Не знаю, да и знать теперь мне ни к чему. Я обвинил его по слову твоему. Довольно, что о нем всю жизнь скорбеть я буду, А разбирательство послужит только к худу: Его не воскрешу, но, может быть, найду В колодце истины еще одну беду. Прочь от тебя, от стен, причастных к преступленью! От стен, где будет он витать кровавой тенью! Бежать!.. Но эта тень последует за мной! О, если бы скорей покинуть мир земной! Я сына осудил поспешно и неправо. И всё против меня, всё — даже моя слава! Будь неизвестен я, я спрятаться бы мог. Божественный Олимп! Как ты ко мне жесток! Суля мне милости, привел ты к краю бездны. Зачем взывать к богам? Моленья бесполезны. Осыпь они меня хоть тысячами благ, Того, что отняли, не возместят никак.

Федра

Тесей, преступное молчанье я нарушу. Неправда мне давно обременяет душу. Невинен был твой сын.

Тесей

О, горе! Горе мне! Но сына проклял я, доверившись жене! Убийца!.. Или мнишь ты получить прощенье?..

Федра

О, выслушай, Тесей! Мне дороги мгновенья. Твой сын был чист душой. На мне лежит вина. По воле высших сил была я зажжена Кровосмесительной неодолимой страстью. Энона гнусная вмешалась тут, к несчастью. Боясь, что страсть мою отвергший Ипполит О тайне, что ему открылась, не смолчит, Она отважилась (уговорив умело Меня ей не мешать) на ложь. И преуспела. Когда же я ее коварство прокляла,— Смерть — слишком легкую — в волнах она нашла. Могла б я оборвать клинком свои мученья, Но снять с невинного должна я подозренья. Чтоб имя доброе погибшему вернуть, Я к смерти избрала не столь короткий путь. И все ж кончается счет дням моим унылым: Струится по моим воспламененным жилам Медеей некогда нам привезенный яд. [219] Уж к сердцу подступил ему столь чуждый хлад, Уж небо и супруг, что так поруган мною, От глаз туманною закрыты пеленою,— То смерть торопится во мрак увлечь меня, Дабы не осквернял мой взор сиянья дня…

(Падает.)

Панопа

Мертва!..

Тесей

Но не умрет, увы, воспоминанье О совершившемся чернейшем злодеянье. О, мой несчастный сын! Злой рок его унес. Пойдем! Кровавый труп омою ливнем слез И жертву моего злосчастного проклятья С раскаяньем приму в отцовские объятья… Он будет погребен, по праву, как герой. И чтобы дух его себе нашел покой, Завет погибшего равняю со святыней: Его избранница мне будет дочь отныне.