О, если ты покоен, не растерян,

Когда теряют головы вокруг…

«Если».

Редьярд Киплинг,

перевод С. Маршака.

Дорри проснулась.

Всё было хорошо. Она была в своей комнате, на неё смотрел ряд её мягких игрушек, розовое одеяло накрывало её до подбородка.

Первое, о чём она подумала, было, конечно же, какао. Ужасная это вещь, — убеждала она себя. От него прыщи и жир. Она гордилась своей стройной фигурой и переживала о том, что бёдра набирали объём. Пит, симпатичный бармен у Спиффи, сказал, что она хорошо выглядит, но он же парень, ему не приходилось смотреть на неё по утрам.

Она засунула руку под кровать и вынула оттуда шоколадный батончик. Он был припрятан в её тайнике вместе с потрёпанной повестью Джэки Коллинз и белым поясом для чулок, который она на спор купила в «Chelsea Girl». Снимая с шоколада обёртку, Дорри слегка качала головой. Ей, должно быть, что-то приснилось, потому что она помнила много странного. Она была в Германии, и там был военный. Что-то о мужчине, у которого рот был заклеен скотчем. Что это может значить? У Элисон была книга, в которой были описаны разные сны и их значение. В ней должен быть и такой. Дорри сны снились редко, наверное, из-за того, что она была всем довольна. Тем, у кого были проблемы, снились эти проблемы, а у неё всё было хорошо.

— Дорри! — крикнула с первого этажа мама. — К тебе Триша пришла. Хотя сегодня и суббота, дорогая, пора уже вставать.

Дорри зевнула, опустила ноги на пол, сняла с себя ночную рубашку с медвежонком.

— Хорошо, мам! — крикнула она. — Пускай она ко мне поднимется через минуту.

Дорри нажала кнопку магнитофона и посмотрела на себя в зеркало. Странное чувство. Словами его даже и не опишешь. Как будто смотревшая из зеркала девушка с длинными, заплетёнными волосами была неожиданностью. Это ощущение было чем-то знакомо. На подбородке до сих пор этот прыщ. Она принялась протирать его лосьоном, думая, не сходит ли она с ума. Может быть, купить сегодня новое платье, чтобы в клуб пойти? Она хотела купить сингл, но понятия не имела, какой. Тот же, что и Триша купит, наверное.

Когда она уже натянула джинсы и заправляла в них свою разноцветную блузу, в дверь заглянула голова Триши.

— Привет, Дорри! Я с твоей мамой разговаривала. Она меня кофе угостила. Она просто ас, правда?

— Она кто? — Дорри слегка нахмурилась, глядя на свою лучшую подругу.

Триша была красивее, чем она; может быть, из-за того, что лучше с макияжем справлялась. Щёки у неё были нежно-розовые, на веках золотистый блеск.

— Очень милая. Она рассказывала о том, как много работает твой папа, чтобы вы смогли втроём отдохнуть летом на Тенерифе.

— Да, классно, я жду не дождусь этого.

— Может быть, найдёшь там себе хорошенького официанта-грека, — Триша уселась на кровать и поболтала ногами: — Новые кеды!

— Классно!

Дорри попыталась улыбнуться, глядя на яркие бело-розовые кеды, но у неё во лбу возникла острая боль, и она не знала… Ну, Триша же её подруга, так? Тогда почему она о ней не могла почти ничего вспомнить? О да, в школе они сидели за одной партой, она (типа) встречалась с Мартином Дэйем, капитаном футбольной команды, и она научила Дорри целоваться, напротив зеркала. Точно. Просто голова после сна ещё плохо работает.

— Минутку. Но Тенерифе же не в Греции?

— Не знаю, а где? Я на географии мистера Фримана никогда не слушаю. Он слишком секси, чтобы я на карты смотрела.

— Ты только о парнях и думаешь, — Дорри подвинула плюшевого медведя и села рядом с Тришей.

— Ты тоже. Я видела, как ты смотрела на Саймона, когда они исполняли «Unchained Melody».

— Я хотела потанцевать. А он тогда с Илейн был. А она старше его. Намного. Ему двадцать, а ей — двадцать три.

Триша покачала головой:

— Значит, долго не продержатся. Гулять пойдёшь?

— Конечно. Только я выгляжу плохо.

— Отлично ты выглядишь. Ты похожа на ту девушку в фильме.

— В каком фильме?

— Ну, ты знаешь, в каком. Там ещё песня этого певца.

— Ничего, вспомнишь, — хихикнула Дорри, вставая и надевая свою розовую куртку с капюшоном. — Когда-нибудь.

Они шли по улице в сторону торгового центра. Дорри стало немного страшно, потому что она не могла вспомнить, как называется город, в котором она живёт. Мама поцеловала её в щёку и велела вернуться к чаю, потому что папа вечером должен был принести домой сюрприз. Дорри сделала вид, что хочет узнать, что это, но сама решила, что скорее всего это котёнок, о котором она так долго просила. В честь кого бы ей его назвать? Мама махала ей рукой, стоя на крыльце; её фартук уже не мог скрывать скорое появление у Дорри младшей сестры. Возможно, это последний раз, когда её так легко выпустили гулять. Скоро ей придётся помогать. Она была не против. Да, так что там насчёт этого города?

— О, нет, — пробормотала Триша, глядя вперёд, вдоль тротуара.

Грязный парень в тёмной куртке, у которого волосы были заплетены в немытые дреды, приставал к прохожим:

— Пожалуйста, дайте копеечку, дорогуши, — жалким голосом обратился он к ним. — Спать сегодня негде.

Триша посмотрела на него тем стервозным взглядом, от которого парни обычно краснели и опускали глаза.

— А почему на работу не устроишься? — спросила она.

— Не могу, — парень заставил себя улыбнуться в ответ. — Для этого нужно иметь адрес постоянного места жительства, а у меня…

— Ну так что же ты его себе не заведёшь тогда? — Триша пошла прочь, потянув Дорри за собой. — Посмотри на него! На татуировку буквы «А» на руке у него нашлись деньги, а у нас что-то клянчит. Мама говорит, что они все малолетние нарушители. Видела, у него на спине, на куртке большая пента… как там её? Не оборачивайся, а то он ещё пойдёт за нами!

Смеясь, девушки побежали к торговому центру.

***

Эмили знала, что преподобный Трэло всё ещё расстроен. Он вскрыл коробку печенья, отложенную для бедных, аккуратно положил в неё голову и закрыл крышкой.

— Я не хочу делать это ещё более неприличным, — пробормотал он, — но другого контейнера у меня нет.

Эмили не знала, что делать. Она понимала, что попытка поговорить с головой не удалась, но она чувствовала сильную уверенность в том, что она всё сделала правильно. У неё было такое чувство, словно начался мощный процесс изменений.

— И что нам теперь делать? — спросил Питер.

Он пытался поиграть с ребёнком, но младенец никак не реагировал на его уловки. Малыш не реагировал даже на его попытки спрятаться и снова показаться. Разве это не должно быть одной из первых вещей, на которые дети реагируют?

— Я не знаю, — сказала Эмили, расхаживая по проходу, сложив руки. — У меня такое чувство, что Эйс и Доктору стало лучше из-за того, что мы сделали, но я не понимаю как.

— Что-то изменилось, — подтвердил Саул. — Что-то в природе сигнала.

— Ты его до сих пор принимаешь? — удивилась Эмили.

— Да. В его старой версии, без слов, но он теперь кажется более ясным, чем раньше, как будто не стало какой-то помехи.

— Ну что же, это хорошо, — Питер смотрел в окно, на лунный пейзаж. — Так ведь?

***

Времяточец пытался вернуть свои территории. Территория ландшафта данных, которую он предоставил Хеммингсу, была в хаосе, постоянно менялась, гремела громом и отказывалась подключаться к мониторам. Снаружи это место было беспорядочным, Времяточец не мог туда заглянуть. Ненаблюдаемые внутренние данные получили контроль над этим местом, создав самоссылающийся контур информации. Что там внутри происходило — было загадкой. Был ли Доктор там? Если нет, то куда он пошёл? Карта изгибалась, расположение объектов на ней менялось.

Доктора нигде найти не удавалось. Сигнатура его персональных данных могла быть где-то там, но Времяточец всё ещё пытался привыкнуть к изменённой природе ландшафта данных, не говоря уже о ревущем хаосе, разверзшемся там, где был Доктор.

Иштар предоставила подходящую метафору: Доктор был как азукой, существо с Ану, домашний паразит, который мог прятаться в щелях и выживать, несмотря на все попытки его убить.

Мышь, — думал Времяточец, — сыр, наживка. Мышеловка. Кошка.

Вирус подключился к игровой площадке Бойла, довольный тем, что хотя бы этот сектор он всё ещё контролировал; он нашёл там свою пешку в окружении восторженной толпы детей, слушавших его рассказ. Подождав ещё немного, Червь мог бы обнаружить, что Бойл рассказывает сам о себе легенду. Героя поймал свирепый дракон, с которым он сражался до тех пор, пока чудовище не отстало от него и не ушло. Червю некогда было слушать.

Хаотический взрыв данных дал Доктору некоторую свободу. Он постарается воспользоваться этим и сбежать, направится к Провалу в центре карты. Он сказал своей спутнице, что планирует спуститься туда, видимо, полагая, что там есть выход. Дурак. Слепой, непоследовательный дурак. Это было последнее место, где он мог найти убежище.

Он будет ожидать, что на пути туда Червь нападёт на него.

Червь переместил данные Бойла из его детского рая на карту. Хоть он и потерял Хеммингса, но у него по-прежнему был Бойл, одного агента ему достаточно. Достаточно для того, чтобы разрушить все надежды Доктора.

***

Дорри и Триша примеряли платья для вечеринок, по очереди пользуясь примерочной.

— Что скажешь? — смеялась Триша, разглаживая на себе сиренево-лиловую ткань.

— Тебе не идёт, — улыбнулась Дорри. — Ему не хватает кисточек, или растительного орнамента. Оно слишком, слишком…

— Да, слишком стильное, — Триша изобразила обиду. — Я тебя понимаю, дорогая. Но нельзя же всю жизнь в джинсах ходить, правда?

***

Они проходили мимо плакатов, которыми была заклеена витрина не работающего магазина. День был чудесный, светило солнце. Плакаты и афиши теснились на небольшой витрине, соперничая за место, соперничая за карманы.

— Ты о многих из этих групп слышала? — Триша провела красным ногтём по витрине.

— О «Happy Mondays» слышала.

Триша поморщилась:

— Да. Не знаю, почему они так популярны. Какие-то они… сомнительные. Нехорошие.

— «Voivod»… не слышала. Джейсон Донован… — она улыбнулась. — Я раньше знала, кто это.

Триша засмеялась:

— Он идиот.

— Тебе он тоже нравился.

— Никогда. Я только говорила, что он мне нравится, потому что он нравился Трейси Додс.

— Я тоже. А Трейси Додс уехала, да?

— Да. Поступила в университет. Она всегда нос задирала. Слишком хорошая для нас, Дорри. Я видела её, когда она приезжала в конце семестра. Она теперь вся в политике. Она сказала мне, что стала феминисткой. Она даже спросила, не феминистка ли я! А я ей сказала, что мне нравятся парни. Вот смехота.

— Ей, наверное, до сих пор Джейсон Донован нравится. Если ей вообще кто-нибудь нравится.

Дорри и Триша захохотали и обнялись. Голова у Дорри болела всё сильнее, но ей нравилось, что Триша рядом. Они были лучшими подругами с тех пор, как сидели в третьем классе за одной партой. У Триши было хорошее чувство юмора, и она всегда находила время выслушать Дорри. А ещё она знала, как прогнать тоску, в которую иногда впадала Дорри. «Много думать вредно», — говорила она. — «От мыслей одно расстройство».

Дорри щёлкнула ногтём по отклеившемуся углу плаката:

— «New Model Army». Они же на политике помешаны?

— Да, — Триша презрительно скривила нос. — Они считают, не должно быть что денег. Папа говорит, что у таких, как они, обычно денег полно. Эти политики такие скучные, они же все одинаковые, скажи? Но миссис Тэтчер мне нравилась. Она же женщина, а значит, понимала, что делает.

— Точно, — Дорри кивнула и нахмурилась.

Это действительно так? Она не знала, но что-то в ней не принимало эту мысль. Они дошли до конца афиш, и она на мгновение запаниковала из-за того, чем они могли заняться дальше. Как будто она бежала от чего-то, от чего-то, что следовало за ней по улицам, ждало, пока она остановится.

— Слушай, давай в магазин пластинок позже сходим? Я хочу вначале в библиотеку зайти.

— В библиотеку? — Триша озадаченно нахмурилась. — Хорошо. Чудесно.

Когда они отошли, на плакатах возникла красная линия, неровным алым росчерком пройдя по причёске Джейсона Донована. Три линии пересеклись, образовав букву «А».

***

Библиотека была скучным местом, в котором было полно скучных книг вроде тех, которые заставляли читать в школе. Дорри и Трише нравились только журналы о знаменитостях. Взрослые книги были слишком толстые, их читать — замучаешься, да и вообще они скучные. В справочниках было полно того, о чём не хотелось знать. Детские книги были глупые.

— А что ты ищешь? — взглянув вдоль полок, Триша тут же спряталась за ними. — Осторожно, Неприкасаемая!

Дорри не помнила, кто это, поэтому выглянула из-за книжного стеллажа и тут же увидела, что ей улыбается молодая азиатская девушка, разговаривавшая с друзьями в отделе звукозаписи. Дорри быстро улыбнулась в ответ и спряталась за стеллаж. Разве эта девушка ей знакома?

— О Боже, она меня видела!

— Надеюсь, что она не подойдёт, — пробормотала Триша, поправляя волосы. — У меня, конечно, предрассудков нет, но… Она же воняет, разве нет? И, как говорит папа, они нас не любят. Она вечно рассуждает об их музыке, которая такая однообразная.

Триша сказала ещё много чего, Дорри не со всем была согласна, но подумала, что папа Триши знал, что говорил. Она не хотела спорить со своей подругой из-за какой-то глупости вроде политики. Кроме того, она заметила на полке перед собой книгу. Каким-то образом она знала, что пришла сюда именно за ней. Книга была в элегантном чёрном переплёте, со сложным спиральным узором на обложке. Перестав слушать подругу, Дорри вынула книгу и раскрыла её.

«Когда я написала это место, мне был двадцать один год», — было написано внутри. «Я не чувствую, что я этого возраста, я не чувствую себя Эйс».

Эйс. Опять это слово. Словно тот, кто написал эту книгу, знал о ней, знал об этом уютном мире, в котором, чтобы выжить, приходилось глотать вату, а потом обнаруживать, что на самом деле это была стекловата. Раздирающая горло, отравляющая изнутри. Нездоровый набор слов, готовых вырваться наружу и жечь всё вокруг. Жечь всё вокруг.

— То есть, в церковь я не хожу, но я считаю, что я верю в Бога, а во что верят они — боги со слоновьими головами всякие… Это же неправильно!

Дорри мучительно раскрыла книгу на первой странице. Она была озаглавлена «Глава Первая: Маленькая Доррит», и начиналась с большой разрисованной буквы «П». В завитой букве стояли два маленьких клоуна, в точности такие, каких Дорри любила смотреть в цирке. Они кидались друг в друга булочками. Дорри начала водить пальцем по строчкам и читать, шевеля губами.

Вот что она прочла:

Паромщик опустил свой шест в воду и оттолкнулся. Лодка скользнула вперёд.

— А вы мне заплатите? — спросил он глубоким, хорошо поставленным голосом. — Это традиция. А в этой ситуации, мне кажется, мы должны уважать традиции.

На фоне невзрачной поверхности тёмной реки богемный костюм паромщика было видно за версту. Его шарф разноцветной спиралью вился вокруг двух пассажиров, а полы его пальто развевались в порывах ветра, из-за которого по воде шли небольшие волны. Вдали за ним мерцал загадочными огнями пейзаж, в ночном городе сияли синие здания.

— Будь хорошим малым, пошевелись уже, — раздражённо пробормотал третий Доктор. — У нас мало времени.

— Времени? — голос паромщика стал немного громче, словно он говорил с учеником. — Было бы у нас время и место… Я бы показал вам своё жилище. В моём кабинете полно информации, но ведь для этого кабинеты и созданы, верно?

— Поэтому я и попросил тебя встретиться с нами, — пробормотал седьмой Доктор. — Ты изучал Матрицу. Пока Эйс тут сеет хаос, ты можешь отвезти меня туда, куда мне нужно.

— Он знает примерно столько же, сколько и я, — ворчал третий Доктор. — Мог бы, по крайней мере, найти лодку с мотором!

— С мотором? — вскрикнул паромщик. — С мотором, который бы мутил воду, интересно не только то, что в воде… Ты знаешь, что там, в воде?

— Мой дорогой друг, — начал третий Доктор. — Я редко отправляюсь в реки, разделяющие зоны.

— А вот и зря. В этих реках живут такие существа, о которых лучше не шутить. Они образуют барьер между зонами, систему безопасности, не допускающую встречу жителей.

— Осмелюсь заметить, что это неплохая идея.

— Ты не впустил Времяточца в свой сектор, — пробормотал седьмой Доктор паромщику, не трудясь скрывать лёгкую улыбку. — Как?

— О, ну, я просто не даю себе расслабляться, — похвастался паромщик. Затем его голос стал жёстче: — Как ты собираешься её победить, Доктор?

— Не знаю. Ещё не знаю.

— Что же, если спросишь меня, а я, конечно, хотя и не величайший эксперт в такого рода вещах, но всё-таки пожил на свете…

— Хватит уже вилять, объясни, в чём дело! — рявкнул третий Доктор. — Я уже объяснил ему суть проблемы.

— Я бы сказал, — паромщик посмотрел вдаль, — что тебе нужно сражаться с Времяточцем, так сказать, на его территории. Он же, в конце концов, фундаментальный принцип. Вселенная приспособилась к нему, возможно, даже воспользовалась им для того, чтобы приблизить Синее Смещение. С таким же успехом можно было надеть полный доспех и атаковать банан или пончик.

— Никакого толку.

— Вот именно, — пробормотал паромщик. — Мы прибыли.

И, как не странно, они действительно прибыли. Лодка остановилась, уперевшись в тёмный пляж, под ней захрустела чёрная галька.

— Центральная зона, — пробормотал Доктор. — «Здесь водятся драконы».

Он вышел на берег и обвёл взглядом негостеприимный пейзаж. Он видел лишь пустырь, обдуваемый первыми шквалами надвигающейся бури.

— Хорошо, — он с решительным видом повернулся и обратился к двоим попутчикам: — Ты лучше возвращайся в свою зону, и ты тоже, — он проницательно посмотрел на третьего Доктора. — Что ты будешь делать?

— То, что нужно было сделать давным-давно, — третий Доктор смотрел на него уверенным взглядом, в котором едва проглядывала уязвлённая гордость. — Сражаться с Времяточцем, когда это нужно. Я хотел бы помочь этой твоей молодой даме.

— Она не моя, — мрачно пробормотал седьмой Доктор. — Её нельзя спасать. Я запрещаю. Она столкнулась с тем же, с чем и ты. С тем же, с чем все мы столкнулись.

— Да, да, — вздохнул седой Доктор. — Я просто… выразил желание, старина. Возможно, я просто хотел бы, чтобы кто-то помог мне посмотреть моим демонам в глаза раньше. Тогда всего этого не было бы.

— Сомневаюсь, — Доктор нахмурился. — Нам всем нужно нести какой-то крест. Иногда у меня такое чувство, словно мне преподают какой-то сложный урок.

Он развернулся и, не сказав ни единого прощального слова, пошагал в Центральную Зону. Двое в лодке провели его взглядом.

— Мне, пожалуй, пора возвращаться, — сказал паромщик. — Тебя вернуть?

— Да, — задумчиво ответил Третий Доктор. — Скажи мне, если ты даёшь такие хорошие советы, то почему ведёшь себя как дурак?

— О, — заговорщицки улыбнулся паромщик. — «Когда мудрец даст тебе лучший совет, верни мне мой. Я хочу, чтобы моим советам следовали только идиоты, ведь их даёт шут». [16]У. Шекспир, «Король Лир».

— Я был недостаточно внимательным, да? — предположил третий Доктор, поняв намёк.

— Да, — некоторое время паромщик грёб молча. Через какое-то время он добавил: — Как и все мы, пожалуй.

***

Дорри оторвалась от книги. Был уже вечер. Триша сидела на стуле и читала журнал. Больше в библиотеке никого уже не было, её уже собирались закрывать на ночь.

Триша подняла взгляд и улыбнулась.

— Я думала, что ты никогда не закончишь! — воскликнула она, забрала у Дорри книгу и поставила её обратно на полку. — Пойдём, мы же сегодня на танцы идём, забыла?

— Но я не… — начала было Дорри, но опустила взгляд и увидела, что на ней чёрное платье. На лице был макияж.

— Не трогай глаза, тушь размажешь, — сказала ей Триша и потащила её на улицу.

***

Питер Хатчингс закрыл старую детскую книгу, которую листал от скуки. Это был один из подарков, которые должны были быть отправлены бедным прихода Челдон Боннифейс. Это навеяло ему мысли о детях, которых он хотел и которых у него, наверное, никогда не будет, и о жизни, которую он, наверное, скоро потеряет.

— Боюсь, что сейчас нам детские сказки мало чем помогут, — вздохнул он. — Мы так далеко от дома.

— Ну, не знаю, — сказал преподобный Трэло. Это были первые слова, которые он произнёс за последние полчаса. Он молился один, явно расстроенный событиями с головой. Теперь он встал и потянулся. — Большинство притч — детские сказки, — он внимательно посмотрел на Эмили, оценивая свои чувства. — Простите меня, — сказал он, наконец. — Вы всего лишь делали то, что считали необходимым.

— Это не очень хорошее оправдание, — потупив взгляд, сказала Эмили. — Это мы должны просить у вас прощения.

Преподобный улыбнулся и положил ей на плечо руку.

— Будем тогда считать, что это взаимно, — тихо сказал он.

Саул пропел небольшую гамму, которая была его эквивалентом смеха. Питер тоже улыбнулся. Это согревало сердце. В этой ситуации он мог бы воспринять эту метафору буквально, потому что его сердце действительно ощущало тепло. Вообще-то…

Он подскочил и вынул из нагрудного кармана пиджака медальон, который ему дал Доктор. Остальные обернулись на него, а он выронил медальон и засунул палец в рот. Раскалённый до красна медальон лежал на полу церкви.

— О боже, — пробормотал Саул. — Опять что-то странное происходит.

***

Доктор шёл по пустырю, вокруг него завывал ветер. Небо темнело из-за надвигавшейся бури, и Доктору приходилось опирать на зонт. Иногда он вздрагивал, иногда его лицо кривилось, если всплывало особенно неприятное воспоминание.

— Старый друг, — бормотал он. — Я понимаю, что ты имел в виду. Я понимаю смысл твоих слов. Защити меня сейчас, ибо я иду во тьму.

А рядом с ним шёл, или так только казалось, одноглазый мужчина в капюшоне, чьё хрупкое тело было неподвластно порывам ветра и их ужасным завываниям.

— Дитя моё, — произнёс призрачный Отшельник. — Старший мой, и мой современник. Как твои дела?

— Плохо, — Доктор не посмотрел на призрака бури, он не отрывал взгляда от покрытой кочками земли. — Я оставил её. Умышленно. Она может там остаться. Я не знаю, что с ней сейчас, я не могу контролировать это.

— Всегда есть что-то, что нельзя контролировать, Доктор, — тихо сказал призрак, дрожащим на ветру голосом. — Ты выбрал свой путь, теперь она должна выбрать свой. Она хорошая?

— Да.

— А Времяточец плохая?

— Да. Это зло, которое больше, чем что-либо, что я мог представить. Возможно, оно бессмертно, и я не способен его уничтожить, — Доктор остановился, его лицо исказил внезапный невыразимый страх. — В этот раз я могу проиграть. Я могу проиграть битву, потерять её.

— Такова жизнь, — сказала тень. — Одна жизнь за миллиарды? Разве это не приемлемая цена?

— Такова война, — резко сказал Доктор.

— Это одно и то же, — вздохнула тёмная фигура. — Хотел бы я что-то тебе посоветовать, Доктор, но это царство снов, место ужасного конфликта. У меня здесь нет власти.

— Да и вообще ты не настоящий, — передёрнув плечами, Доктор снова начал расхаживать. — Ты лишь плод моего воображения.

— Верно, верно, — засмеялся Отшельник, растворяясь в порыве ветра. — Но если кто-то не настоящий, это ещё не значит, что с ним нельзя поговорить.

Молния с треском расколола небо, и полился ледяной дождь, земля начала превращаться в грязь.

***

Дорри танцевала под Кайли, но ди-джей поставил песню, которая не нравилась никому из девушек, собравшихся в углу. Триша зажгла сигарету — она курила, чтобы сохранить фигуру — и они осматривали дискотеку, выискивая новые лица.

Во всяком случае, этим были заняты Сильви, Джейн, Шарон и Триша. Дорри пила алкоголь (а не нюхала, как Сильви) и слушала мелодию, под которую не умела танцевать. Она называлась «Между днями», как сказал диджей Дэйв, и в ней была какая-то тоска, далёкая боль.

— А он ничего, — Триша мельком глянула через плечо на облокотившегося на барную стойку парня, блондина с мощным подбородком. Он сверкал ровными зубами и выглядел богатым, но нормальным, такие Трише нравились. — Он типа клёвый.

— Не говори «типа», — сказала Шарон. — Это не по-английски.

Её отец был учителем английского, и она всё время их этим подначивала.

— Прости, я слишком глупая, чтобы говорить правильно, — сладким голосом сказала Триша и улыбнулась.

Остальные засмеялись, но что-то заставило Дорри нахмуриться.

— Не важно, — пробормотала она. — Хорошего английского не существует. Язык изменяется. Постоянно изменяется, как живой. Ты дура не потому, что не можешь так говорить, а потому, что считаешь, что должна…

— Что? — голос Триши был громче музыки. — Ты не согласна, что он симпатичный?

— Нормальный, — усмехнулась Дорри, стараясь получать удовольствие от происходящего. — Если тебе такие нравятся.

— А тебе что нравится? — спросила Шарон.

Дорри рассеянно потёрла переносицу.

— Мне нравится танцевать, — пробормотала она. — Я хочу быть свободной, делать то, что мне хочется.

— Что ты говоришь? — громко спросила Триша. — Ты хочешь танцевать под эту дрянь? Боже, ну ты и надралась.

— Я говорю… Я не знаю, что я говорю. Думаю, я хочу уйти! — она встала и пошла к двери.

— Ох, нашла время чтобы дуться, — вздохнула Триша. — Идёмте, девочки, нам лучше пойти с ней.

***

Доктор держал руки перед собой, заслоняя лицо от порывов ветра. Он приближался к нависающей вдали горе, а вокруг него кричали и вопили голоса.

— Предатель! — кричали они. — Манипулятор! Лицемер!

— Я не… — пытался крикнуть Доктор, но его слова уносил ветер. Дождь лил как из ведра, Доктор уже промок, пиджак и брюки были в грязи. Лицо было рассечено градинами до крови, оставленная Времяточцем царапина распухла.

Он споткнулся, чуть не упал. Он смотрел на похожую на вопросительный знак ручку зонта так, словно это была его единственная опора.

В красном круге ручки он увидел фигуру.

Какое-то время назад Времяточец оставила здесь Бойла, чтобы не тратить время на поиск маршрута побега Доктора. В конце концов, он же сказал своей напарнице, что пойдёт к Провалу. С тех пор мальчик пинал тут он скуки комья земли, и всё сильнее злился.

В руках Чед держал меч. Увидев свою жертву, он засмеялся в бурю. Мальчик кричал от радости в небо, на нём были сияющие доспехи. Увидев, что Доктор направляется к нему, он сжал зубы и улыбнулся.

— Большой Профессор! — крикнул он, смеясь. — Опасный человек! Великий герой! Ну разве ты не силён? Уже совсем немного осталось.

Доктор обернулся, отчаянно ища, где скрыться.

— Ты нашёл меня, — ахнул он. — Как? Я думал…

— Ты думал, что мы не узнаем, куда ты идёшь? — Чед пошёл вперёд по приминаемой ветром к земле траве. — Мы всё знаем, я и моя Ангел.

— Послушай меня, — Доктор посмотрел на фигуру в доспехах. — Тобою пользуются. Времяточец всеми нами пользуется, натравливает нас друг на друга.

— Мне всё равно, мне всё равно! — кричал Бойл, устав от слов Доктора. — Она дала мне то, чего я хотел! А теперь пора домой! Пора тебе умереть!

Мальчик поднял меч и с видом мясника шагнул вперёд.

***

Дорри прижалась к углу здания и почувствовала на лице морось. Пожалуйста, пусть это её разбудит. Пожалуйста, она хотела знать, где начинается реальность и заканчивается сон. Она хотела знать, почему от её жизни и от её друзей ей было так тошно.

Девушки вышли из дверей ночного клуба и начали суетиться вокруг неё: обнимали, помогали идти. Ей все помогали. Они проведут её домой и позаботятся о том, чтобы её милая мама и милый папа в их милом доме сделали всё очень мило. Мило, мило, мило. Всё мило. Теплота тел и дружбы поддерживала её, помогала идти на длинных белых шпильках. Её ноги болели не из-за моды, и на душе ей было плохо не из-за здравого смысла. Нельзя же спорить с миром, с нормальной жизнью. Если не хочешь быть таким, будь другим в другом месте, а не в этом городе. Чтобы быть странным, нужно уйти.

Где-то рядом раздался крик, и все девушки остановились, развернулись и пошли в другую сторону. Дорри они повели с собой. Она отчаянно повернула голову, пытаясь увидеть, что там.

Четверо парней обступили кого-то, прижавшегося спиной к той самой стене, на которую опиралась она. Это была девушка из библиотеки, она пыталась вырваться.

— Идём, лучше не вмешиваться, — пробормотала Триша. — Она сама напросилась, это, наверно, её друзья.

Дорри снова почувствовала острую боль во лбу. Боже, она ведь всего-то и хотела: дом, несколько друзей, место, где не нужно драться.

Ей не нужно было драться. Нет, она может просто уйти, и всё будет хорошо. Нужно было только промолчать, принять, немного здравого смысла.

О, к чёрту здравый смысл!

Дорри вырвалась из рук и бросилась в сторону драки. Девушки взвизгнули и разбежались в разные стороны. Парни у стены оторвали взгляды от своей жертвы и засмеялись, увидев девушку в платье и туфлях, с плачем мчавшуюся к ним.

— В чём дело, хочешь присоединиться? — крикнул, улыбаясь, один из них, одетый в дорогой спортивный костюм.

— Да, — усмехнулась Дорри, пробегая мимо и ударяя его тупым концом шпильки, на ходу отломанной от туфли

Парень осел, держась за голову. Повезло. Мог бы быть и острый конец. Не успели остальные трое прореагировать, как один из них получил в живот кулаком (Дорри ударила с разгона), а второй упал на землю, получив ногой в пах. Поднявшись, пострадавшие разбежались.

Последний не знал, что ему делать. Он отступал к стене, беспомощно улыбаясь.

— Слушай, мы просто пошутили…

Девушка-азиатка смотрела вверх на Эйс, и по её глазам казалось, что они со спасительницей были старыми друзьями.

Но это же невозможно. Дорри же не знала её имени, если не считать «Неприкасаемой». Его было тяжело сказать.

Были слова, которые нельзя произносить. Были фильмы, которые нельзя было посмотреть, были люди, которых невозможно было знать, были идеи, которые не могли приходить в голову. Табу, если хочешь быть частью общества, частью этого мира.

Дорри стукнула парня спиной об стену, держа его за воротник.

— Как её зовут? — орала она. — Как её зовут?

— Я не знаю! — кричал мужчина.

— Меня зовут, — девушка доверчиво посмотрела на Дорри, — Маниша.

Дорри посмотрела на неё. По её лицу пробежала дрожь.

— Боже мой, прости меня. Я забыла, — она расслабила руки и парень, хныча, убежал. — Маниша…

— Это не я должна тебя прощать.

Улыбаясь, девушка встала и раскрыла ладони. В них она держала красный огонь, который не мог загасить капающий дождь, несомый ветром по холодному и грязному переулку.

— Ты пострадала в пожаре, — пробормотала Дорри. — Это была сказка? Или это была?..

— Твои воспоминания — сказка, — улыбнулась Маниша. — И это хорошая сказка.

Подружки Дорри смотрели на всё это и не знали, что сказать.

— Дорри, — позвала Триша. — Пойдём, мы проводим тебя домой.

А затем, секунду спустя, словно не могла удержаться, добавила:

— Попрощайся с паки.

Дорри смотрела на пламя, которое волшебным образом порхало перед ней. Теперь она её чувствовала — боль, от которой хотела избавиться, она накапливалась внутри. Она гневно посмотрела на девушек, дрожавших в одних юбках, топчась маленькими ножками на этой маленькой планете, не обращая внимания на грозу и забыв о домах, в которых их ждали.

— Её зовут, — закричала она, скривившись от усилий, необходимых для того, чтобы плыть против течения, — Маниша Пуркаяшта. А меня зовут не Дорри, — она посмотрела на небо над головой и закричала так громко, как не кричала никогда. — Меня зовут Эйс!

И она ударила кулаком по стене, и её руку пронзила боль. Она ударила снова, и снова, и снова, пока по пальцам не потекла кровь.

Маниша исчезла в пелене боли, отпустив огонь, как ребёнок выпускает бабочку. Огонь заполнил всё поле зрения Эйс; улицы, грязные башни, торговые центры начали взрываться, изрыгая столбы пламени. Перед Эйс на стене формировалась алая буква «А», нарисованная её кровью. От её ударов на кирпичной кладке оставалась кровь. На стене выступили буквы «C» и «E».

Сквозь кирпичную кладку пробился свет, контур двери, идея двери. И, возможно, это была одна из запретных идей, идея о том, что в этом мире есть дверь, возможность всё изменить, болезненная драка за то, чтобы быть не таким, как все.

Свет очертил дверь с надписью «Эйс». И Эйс ринулась в эту дверь, и мир позади неё рухнул.

Где-то среди рушившихся зданий стоял седовласый щёголь. На этих улицах он был бродячим музыкантом, он свистел в свисток, наблюдал за игнорировавшими его людьми, его кепка была пустая. Вернувшись с реки, он проводил время тут, сказочной фигурой в мире, который ему тоже казался сказкой.

Теперь он встал в полный рост и взял на себя управление миром, который покинула Эйс. Когда ветра и горящие здания свернулись в его поднятые руки, он улыбнулся вслед бежавшей спутницы.

— Молодец, — сказал он. — А теперь иди и выиграй в войне.

Эйс мчалась по коридору с дверями, на каждой из которых был свой символ. Пентаграмма, розовый треугольник, чёрный флаг, поднятый кулак. Она пробегала сквозь эти двери, и с каждым шагом всё становилось лучше, её шаг становился твёрже, её одежда становилась её одеждой. На ней снова появились куртка и рюкзак, в её сознание вернулись воспоминания, которыми она гордилась.

Перед ней была последняя дверь, помеченная тремя рунами: квадратной спиралью, перекошенной буквой S, и горизонтальной чашей.

Из-за двери ей кричал голос. Она была ему нужна.

— Профессор! — закричала Эйс и бросилась к двери.

***

Доктор упал от первого же удара, рукоять меча угодила ему в лоб. Мальчик ткнул повелителя времени лицом в грязь, чуть не утопил его, затем поднял его за воротник, чуть не задушив, затем снова бросил его на землю. Ничего не видя, Доктор пытался встать на ноги, скользя по грязи, и тщетно взывал к Чеду Бойлу:

— Остановись! Остановись! Это не должно кончиться так! Это неправильно!

Чед Бойл лишь смеялся.

— Неправильно? Ты проиграл, старик! Потерял Дотти, потерял разум, ты всё потерял!

— Ты маленький мальчик. Ты не хочешь причинять мне боль. На самом деле ты не хочешь.

Доктор со стоном поднялся на ноги. Он почувствовал на своей руке жёсткую хватку маленькой ладони и опёрся на неё, чтобы выпрямиться.

Он коснулся лица нападавшего.

— Посмотри мне в глаза. Воспользуйся своим мечом. Лиши меня жизни.

— Ну, — огрызнулся Чед Бойл, — ты сам попросил!

Меч вонзился Доктору в бок, из раны хлынула кровь, поливая грязную землю. Доктор согнулся пополам, словно повиснув на мече Бойла, и заревел от боли.

— Тебе конец! — засмеялся ребёнок. Кто теперь тебя спасёт?