Покинув утром подземный город, Юрий Петрович, Антон и Варя оказались на просеке, которая привела их к дыре в заборе из колючей проволоки. Вскоре, они вышли к садовому товариществу. В магазинчике купили еды и воду, а ещё познакомились с гостеприимной четой пенсионеров. И теперь, после чая с вареньем, Юрий Петрович прохаживался вдоль грядок, обмениваясь садоводческим опытом с хозяйкой, Варя покачивалась в гамаке, а сидевший подле неё Антон глядел на лазурное безоблачное небо, словно высматривая, возвращающийся космический корабль.

– Готово! Трогаемся через полчаса! – Дачник, коренастый как гриб боровик, закончил колдовать над своей "Пятёркой".

– Еще не много и всё закончится! – Вздохнула Варвара.

На её бледных щеках показался робкий румянец.

– Ошибаетесь, друзья мои! – Поправил Юрий Петрович. – У нас есть еще одно крайне важное дело!

– Какое? – Насторожилась корреспондентка.

– Объяснить, что за огромная штуковина несётся сейчас к Земле! – Улыбнулся Антон.

* * *

– Перестань, командир! Не было никакой ядерной войны!

– Говорят тебе – враг нанёс удар по Байконуру! Иначе, куда Аральское море подевалось?!

– Помнится, воды впадающей в него Сырдарьи отводили на охлаждение старта "Н-1"… Смотри!

Указываю в холодное небо, где сверкает золотистая песчинка.

– Это явно не звезда, а сколько мы видели таких?!

Возможно, не желая признать поражение, он молчит. Проходим над Антарктидой, пушистым белым ковром, сотканным облаками и снегом. Последний раз я сел в кресло и пристегнулся ремнями. Чувствую мелкую дрожь, как и всегда перед ответственными моментами.

– Спал?! – Оборачивается ко мне Командир.

Отрицательно качаю головой.

– Подремал, наверное… Ничего! Отосплюсь дома!

– Видел бы ты себя! Столько не сомкнуть глаз…

Он тоже не красавец! За время полёта наши небритые лица сделались похожими на обувные щетки, да и влажным салфеткам не заменить душ. С таким видом, не пройти мимо милиционера. Земля молчала и продолжает молчать, какие совершать манёвры мы не знали. А приземлиться надо днем, на территории Советского Союза, и только на бетонку, которая всего лишь оборванная нитка или волосок, в масштабах космоса. Превратив в арифмометр нашу управляющую машину, я часами вводил формулы и считывал результаты. Получив время и длительность последнего импульса, Командир едва ли не силой отправил меня спать.

– В мешке на потолке бытового отсека, я чувствую себя вурдалаком из "Вия". Не хватает только, летающей в гробу Варлей!

Поздно понимаю, насколько неудачно это упоминание. Если мы войдём под нужным углом в атмосферу, и не сгорим в её плотных слоях, лишенная двигателей "Радуга" будет иметь минимальную возможность манёвра. А летает она не многим лучше лаптя. Что если Командир после перегрузок не сможет посадить машину, или управление тренировочного, перестроенного из истребителя самолёта сильно отличается от нашего корабля?!

– Как пройдём плазму, вызывай Землю по УКВ! – Приказывает Командир. – Если служба радиоперехвата не оплошает, глядишь, успеют прислать лидера, а главное, чтобы пвошники не встретили зенитной ракетой…

В наступившей тишине проверяю крепление ремней, бросаю взгляд на приборы. Подвешенный на резинке румяный малыш-космонавт снова улыбается со своего поста.

– Тьфу, пропасть! Кругом одна вода! – Бросив взгляд в иллюминатор, возмущается Командир.

– Что ты там высматриваешь?

– Африку! Страсть как хочется её повидать! Саванна, львы, гиппопотамы на берегах озера Виктория… Потомки отважных воинов, скинувшие гнет колонизаторов… Может просто Хемингуэя начитался, да журнала «Вокруг Света»…

Впереди показался клин Аравийского полуострова. Над Белоруссией, Украиной и центральной Россией мощный циклон. Садится в Молдавии или Калининградской области рискованно из-за близости границы, не подходит и Сибирь с её бескрайней тайгой и безлюдными просторами. Сравнительно чистое небо над Волгой, и мы решили садиться там! Глядишь, какая-нибудь взлётно-посадочная полоса да примет скитальцев в пространстве и во времени.

– Как ты думаешь… Если успешно приземлимся, позволят съездить в Штаты?! – Обращается ко мне Командир.

– Они-то, тебе зачем?!

– Там есть река, Шенандоа! Пишут, красивая… И рыбы в ней хоть вычерпывай ведром! А название какое?! Ше-нан-доа… Ты куда бы махнул, представься случай?

– Не задумывался никогда, не знаю! Пожалуй, подальше, в Азию! В Индию, Японию, Бирму, Вьетнам…

– Двое моих однокашников гоняют там «Фантомы»… – Вздохнул Командир, и сразу поправился. – Гоняли… Проверь! Не пора ли?

– Уже скоро! Я слежу!

С того момента, когда узнал, что мы «вернулись» в двадцать первый век, не даёт покоя вопрос, кого встречу, а кого нет из тех кого люблю, кто мне дорог… Ждут ли нас воспетые фантастами "голубые города", или оплавленные радиоактивные руины?

Вспоминается, как накануне отлета на космодром, мы с женой долго бродили по бульварам, а после, отстояв очередь за билетами в "Художественный" пошли на новую комедию с де Фюнессом. Замёрзнув во льдах, герой фильма вернулся домой спустя шестьдесят пять лет. Думал ли я, смеясь над гримасами великого комика, что окажусь в другой эпохе, пусть отчасти тех же, но уже других людей. Интересно, каких высот достигли человеческий дух и разум? Удалось ли нам пусть не построить, но приблизится к обществу где главными ценностями станут честность, трудолюбие и ум, а не размеры кошелька или влиятельные родственники?

Облизываюсь и набираю больше воздуха.

– Десять!

– Девять!

– Восемь!

– Семь!

Пальцы командира легли на тумблер.

– Шесть!

– Пять!

– Четыре!

– Три!

– Два!

– Давай!

В каких-то двух метрах от нас, нос космоплана озаряет пара огненных клыков. Снова тряска, и снова, напомнивший мне шорох звук. Выдержав расчетное время, Командир вернул тумблер назад. Поначалу, кажется, что ничего не изменилось, но приборные стрелки пришли в движение. Корабль идёт к Земле. Горизонт медленно вытягивается в прямую. Управление спуском передано автоматике. Космоплан задирает нос, подставляя плазме покрытое черными плитками термозащиты днище.

– Командир…

Он оборачивается, и мы ни слова не говоря, крепко пожимаем руки. Крадущимся хищником приходит перегрузка. Резинка с игрушкой сына натягивается. Глаза застилает черным туманом. В иллюминаторах закружились в диковинном танце розовые струйки. Кабина освещается алыми всполохами, и видя игру пламени на приборных стеклах, представляешь себя летчиком Великой Отечественной идущим под огнём зениток в ночной рейд. С Земли мы кажемся падающей звездочкой, интересно, глядя на нас, кто-нибудь загадывает желание?! Лицо покрывает пот. Странно, я же совсем не боюсь, ведь мы возвращаемся домой! Не сразу понимаю, что температура растет. Воздух в кабине становится жарким и сухим, костюм быстро чернеет от пота. Запахло металлом и горячим пласстиком. Но, не успев толком испугаться, замечаю, что огненные объятья заметно потускнели. Иллюминаторы засияли лазурью. Зелеными и бурыми пятнами под нами легла Земля. Ватными комочками замерли редкие облака. Кажется мы замерли в воздухе.

– Какое огромное небо… – Вырывается у меня.

– Одно на двоих! – Поддакнул Командир и добавил после паузы. – Как в песне, что поёт Пьеха! Знаешь, какой город спасли эти ребята?

– Какой?! Думаю, не один и не два летчика погибли отводя падающий самолёт от людных мест…

– Это верно, да песня про один случай написана! Берлин… Они спасли Берлин! Хорошая беседа для тех, кто падает со скоростью снаряда, но мы чувствуем себя как после долгой поездки в битком набитом автобусе по сельской дороге.

– Командир, послушай… Нас не случайно занесло в двадцать первый век… С экспериментом что-то пошло не так, а еще в управляющей машине появились команды, которые я не вводил… Поэтому, очень тебя прошу, посади нашу «Ласточку»! Ради тех, кто нас вытащил! Кто нас спас!

– Будь спок! В воздухе ещё никто не оставался! – Отвечает тот. – Выполняю контрольные проверки на снижении, а ты начинай!

Щелкаю выключателем радиостанции, и ничего не происходит. Несколько раз перекидываю тумблер – бесполезно. Возможно, вышла из строя антенна, или не выдержан тепловой режим, ведь в кабине, по-прежнему, жарко как у мартеновской печи. Впрочем, сейчас это не имеет значения, куда важнее то, что без связи, шансы на успешную посадку стремятся к нулю.

Продолжаем снижаться, выдерживая скорость пятьсот пятьдесят километров в час. Кажется мне или нет, но снаружи гудит, как в ветреный день. Перед нами синим змеем, извивается река. Садится на неё далеко не лучший вариант. Не оборудованный для посадки на воду корабль, если не разрушится при касании о поверхность, то быстро уйдёт на дно.

– Куйбышевское водохранилище… – Задумчиво произносит Командир. – Мы проскочили и Волгоград, и Энгельс… Там на аэродроме базируется дальняя авиация, длины бетонки нам вполне могло хватить… С другой стороны, встреча на полосе с заправленным под завязку бомбардировщиком сулит мало хорошего…

– Видел его?! Видел?! – Внезапно, выкрикивает он.

Не успеваю разглядеть, кто пересек наш курс, так быстро он промчался. Оставленный им дымный след проходит над нами натянутым канатом. Что если это та самая зенитная ракета, или оружие о котором мы не знаем?!

Румяный малыш зашелся в танце на своей резинке. Не иначе, в предвкушении встречи с домом, и как не хочется его разочаровывать!

Командир, оживляется, машет кому-то, подпрыгнуть в кресле ему мешают крепко пристёгнутые ремни, думаю, не тронулся ли он умом, но боковым зрением замечаю, что левые иллюминаторы накрыла тень. Обернувшись, вижу серый борт с синими цифрами "18", скошенный край воздухозаборника, двух пилотов в белых шлемах и кислородных масках. С нами поравнялся самолёт! Пилот не сводит взгляд с приборной панели, а сидящий за его спиной оператор или штурман, жестами общается с Командиром. Не иначе, у летунов, есть свой тайный язык, как у старинных артельщиков. Вот и первые встретившиеся нам люди.

Вдруг, заметив розовую окантовку остекления кабины нашего спутника, начинаю трястись от смеха. До того непривычно видеть на строгих обводах столь игривый цвет.

– Спасены! Велели следовать за ним! – Облегченно вздыхает Командир и смотрит на меня как на помешанного.

– Представь такую замазку на окнах райкома! – Объясняюсь я. – Это вроде пышного банта первоклассницы в шевелюре Леонида Ильича!

Тот лишь качает головой, а мне ничего не остаётся, как взять себя в руки. Лидер уходит вперед. Мощные воздухозаборники по бокам фюзеляжа придают его очертаниям угловатые, столь необычные в авиации черты. Зато весьма эффектно смотрятся два киля, над потемневшими, извергающими струи раскалённых газов, соплами.

Замечаю, что снижаемся по громадной, скручивающейся спирали. Движения Командира плавны и неторопливы, но высота падает стремительно. Выпускаю воздушный тормоз. Кажется, я могу различить буруны проходящих по Волге кораблей, а населенные пункты сверкают и пестрят, крошкой раздавленных елочных игрушек.

– Нас ведут к Ульяновску! Но почему на другой берег?! – Размышляет Командир.

Заглянувшие в кабину солнечные лучи окрасили оранжевым приборы. Чем не институтская лаборатория в погожий майский день?!

– Наблюдаю полосу! Какая же она огромная! – Возвращает меня из мира воспоминаний Командир.

Вот, что значит намётанный взгляд, я не вижу ничего кроме ровных квадратов полей.

– Так дальше нельзя! – Недовольно морщится он, и не выпуская ручки управления, склоняется к радиостанции, вводит новую частоту и щелкает выключателем.

Легкая ли у него рука, боится ли его аппаратура космоплана, а может температура пришла в норму, но лампочка на блоке радостно засияла.

– Говорит "Иртыш"! Возвращаемся с задания… – Начинаю я и запинаюсь. Что говорить дальше? Про путешествие во времени, облёт Луны?! К счастью, на том конце быстро приходят на помощь.

– С прибытием, «Иртыши»! Говорит вышка аэропорта «Ульяновск-Восточный»! Как настроение?

– Говорит «Иртыш один»! Настроение боевое! – Ухмыляется Командир. – Все системы корабля функционируют в штатном режиме!

– Вас понял! Воздушное пространство открыто только для вас и вашего лидера! Длина полосы пять тысяч метров, ширина сто. Ветер три метра в секунду, направление два восемь ноль, атмосферное давление семьсот сорок восемь миллиметров ртутного столба, температура плюс двадцать восемь градусов…

Подстраиваю высотомер. Теперь и я замечаю расчертившую степь бетонку, рулёжные дорожки, циклопические ангары. Для каких диковинных машин они возведены?

Наш верный спутник резко набирает высоту, и, покачивая крыльями, желает удачи.

– «Иртыши» на прямой! К посадке готовы!

– Посадку разрешаем!

Спокойный, размеренный голос сказал куда больше этих двух слов: «Ждем вас, мужики! Постарайтесь!» И воображение нарисовало помещение вышки, набитое смотрящими в небо людьми.

– Посадку разрешили… – Подтверждает Командир и отдаёт ручку от себя.

Кажется, что падаем почти отвесно. Скорость стремительно растёт. Мачты аэродромного освещения готовы впиться в нас черными вилками, когда командир плавно берёт ручку на себя. Серой глыбой на нас надвигается взлетно-посадочная полоса.

– Скорость пятьсот пятьдесят километров в час, высота сто восемьдесят… – Докладываю Командиру.

– Пятьсот двадцать, семьдесят пять…

Выпускаю закрылки. Скорость наш союзник и наш враг. Коснись мы полосы на больше положенных трехсот двадцати километров в час, беды не миновать, а погаси её раньше, произойдёт срыв воздушного потока, крылья потеряют подъёмную силу, и мы кирпичом рухнем вниз.

– Четыреста восемьдесят километров в час…

Альтиметр показывает меньше пятидесяти метров, дальше не хватит точности. А в момент касания скорость не должна превышать трехсот двадцати километров в час.

– Четыреста пятьдесят…

Перевожу в положение «Выпущено» рычаг управления шасси. Из чрева космоплана доносится звук, напоминающий шум открывающихся автобусных дверей. На приборной панели в белом силуэте космоплана загораются две зеленные лампы, а одна, левая так и остаётся черной. Докладываю на вышку.

– Наблюдаем три выпущенных! Продолжайте! – Слышу в ответ.

Если стойка не зафиксирована, на такой скорости, нас размажет по полосе как масло по бутерброду. К счастью, бояться некогда. Под нами проскакивает зебра исполнительного старта, вдоль края полосы выстроились готовые к броску алые пожарные машины.

– Четыреста тридцать…

Гася скорость, Корабль задирает нос. Снижаемся медленно, не больше чем на метр в секунду.

– Четыреста…

До земли считанные метры. Впереди и снизу, решительными угольными мазками протянулись тормозные пути.

– Триста семьдесят…

– Триста пятьдесят…

– Триста десять…

Толчок и тряска. Несёмся с поднятым передним колесом, но скорость резко падает – спасибо парашюту. Оттормаживая, Командир удерживает корабль на центральной оси. Медленно, лениво и нехотя, космоплан все-таки встаёт на переднее колесо. Вдоль здания аэропорта застыли самолёты. До чего они праздничны и ярки. Среди иностранных надписей с трудом нахожу знакомое "Аэрофлот".

Мы замираем прямо напротив рулежки с канареечного цвета лайнером. В пилотской кабине перепуганные азиаты прикрылись от нас какими-то грифельными досками. Остановив часы, командир стягивает шлемофон со вспотевшей головы, и, надев пилотку, отдает ошарашенным зрителям честь. В глазах запестрело от всполохов сирен. Экспедиция окончена.