Проплывали в окне убелённые вёрсты Под размеренный ропот вагонных колёс… Вот и вечер уже… Скоро бледные звёзды Задрожат в поднебесье, как капельки слёз. За ладонью зевнула молодая соседка, Что делила со мной сонный сумрак купе; Обогнув полустанок, дорожная ветка — Повернула на запад к замёрзшей реке. Время тянется так, что уже не сидится И томленье всё чаще теснится в груди; Вновь мелькнут за окном незнакомые лица… А до дома ещё столько вёрст впереди! Невзначай над столом мы коснулись руками И искринки блеснули в девичьих глазах, Разливая тепло как-то вдруг между нами Вместе с милым румянцем на нежных щеках. Скуки прежних часов будто и не бывало, Мы болтали всю ночь, забывая про чай… А вагонная дрожь нам в пути напевала: О значении встреч, что свели невзначай.

Я устал забывать, кем я был и кем не был, Как перечил любви и страдал от тоски… Неужели судьба просто пёстрая небыль И другому — не мне эти муки близки? Я не знаю почти, чем живу, что теряю, Что ищу по ночам в этих призрачных снах… Может, искру тепла, может, тропочку к раю, Или то, что не смог удержать на весах? На незримых весах своих тайных желаний, Для которых всегда не хватало мне сил — Оттого, что садился не в нужные «сани», Уносясь в никуда… А казалось, что жил. Как же вместе собрать те потери в конверте Да отправить письмом прямо в адрес души? — Чтоб его не украли голодные черти, И оно б не пропало в безвестной глуши. Я не знаю себя… Видит Бог — я не знаю! Вроде вот он ответ, сделай шаг и очнись… И вернётся душа в белоснежную стаю, Разрезая крылом поднебесную высь.

Ты прости, что краду твою грусть у зари… Если хочешь, то вместе со мной раздели — Хрупкий вечер с загадочным пеньем цикад, Провожающих вдаль истомлённый закат. Чувства помнят любовь… те простые слова, Что хранит до сих пор молодая листва, Так игриво качаясь на тёплом ветру… Сердце помнит, как пело с тобой поутру. Бледноокие звёзды — слезинки души, Зашептали с мольбою в небесной тиши, Всколыхнув откровеньем хмельную траву: «Всё, что было до вас — это сон наяву…» Да, всего-то лишь сон… Но уже не сейчас, Юный месяц лучом дотянулся до нас, Опуская на миг с наших чувств пелену… Близость губ… и опять мы с тобою в плену.

Линия жизни текла по ладони, Гнулась безудержной ниточкой вниз — Мимо холмов по долине ироний, Будто река разделившая мыс. В бурном верховье оставлены годы, Страсти порогов, наивные дни… Что же с собой унесли эти воды, В чём же себя упрекали они? Берег пустынный, одни лишь пещеры — Тих и задумчив их пристальный взгляд, Ставший усмешкой прекрасной Венеры, Некогда ранившей чувства до «пят». Сильный рукав уводил вправо реку — Лунной дорожкой к другим берегам… Точно приметив последнюю веху — Там, где судьба не подвластна рукам.

Не суди меня память жестоко — В липких мыслях и так, невзначай За ошибки и годы без Бога, За взращённую в сердце печаль. В ней так много мольбы без ответа С горьким вкусом дичка — миндаля, В ней так мало полночного света, Больше стонущих вьюг февраля. Не гляди моя совесть так строго Из приюта бессонных ночей, Лучше дай тишины мне без срока, Без войны и без лживых речей. Чтобы не было больше скитаний, А открылся безоблачный путь — В глубине между строчек писаний… Дай мне веру, чтоб явь не спугнуть! Мне не нужно для жизни так много — Нужно всё, чтобы слышать рассвет В каждой букве безмолвного слога, В каждом вздохе оставшихся лет.

Так грустно шепчут провода От ветра блудного качаясь… «Всё так нелепо… как всегда», — В безлюдной памяти прощаясь, Сказала ты, сомкнув уста. Притворно меркнут фонари, На улице туман и слякоть… Я целый город сжёг внутри! — А ты хотела только плакать Лишь потому, что поезд в три. Глухая дверь вольна молчать, За ней совсем не слышно звуков. Не раз могли мы постучать Или войти без лишних стуков… Но гордость выбрала — печать. Печать на сердце, на губах, С годами их коснулся иней… Пять зим на разных берегах Мы постигали тайну линий — Судьбы и жизни в двух чертах. В шагах от вечной мерзлоты Ладони знаков не сменили, И в дождик встретились зонты, Спеша на запах белых лилий — В пустынном парке у воды… Как знать, тропинки нас свели Или лгала разлука вовсе, Но общий вздох раздул угли, У чувств оставшись на извозе, Спасая всё что сберегли…

Он увидел следы, что вели на восток, Рассмотрел их в сиянии света, Но за ними пойти почему-то не смог, Не решился, пугаясь ответа. Те следы ускользали по горной тропе Через гряды крутых перевалов… Там белели вершины, стремясь к синеве В предвкушении звёздных причалов. Обернувшись назад, он увидел её — Черноокую властную леди… А за станом холодным вилось вороньё, Возлюбившее вкус падшей снеди. Пробирающий взгляд… он коснулся души, Усыпляя знакомым забвеньем: — Далеко ли собрался, мой друг? Не спеши… Разве можно прозреть искупленьем? Здесь у нас хорошо, много дев и вина, Столь приятного ветреной страсти, Без тебя не вернусь, я пока что нужна, Мы вдвоём будем пить твоё счастье. Он стоял на тропе между явью и сном, В топких чарах услужливой Бездны… Только сердце твердило сейчас об одном, Что обратно идти бесполезно. «Ну а там вдалеке — ведь не празднество ждёт, высота не прощает падений…» — Он вздохнул, поглядел на суму и вперёд Устремился скорей от сомнений.

Взирают с неба звёздочки, Как судии присяжные, И провожают лодочки Ночами не сермяжными*. Мигают с неба дивного И шепчут вниз: «До скорого…» Наверно, лучше видно им Из терема просторного. Смеётся время бренное Глазищами всеядными, Бросая жизнь разменную — Из полымя в приглядную… Торопят дни, но смолоду Не студит одиночество И не клянёт по поводу Родных имён и отчества. Взирают с неба звёздочки — Далёкие, туманные… И уплывают лодочки — Судьбинки наши странные. *Сермяжный — простой.

Прозрачно девственный хрусталь, Созвучный вздоху поднебесья — Ласкает невесомой песней Седую утреннюю даль!.. А может застонать от зла, От равнодушия и боли, Когда усмешка чьей-то воли На сердце трещиной легла. Хрусталь уже не монолит, Он как встревоженная рана — Дрожит от всякого обмана, Не понимая, что болит… Так лучше вниз, чем пустоту Внимать уныло с пыльной полки, Уж лучше пусть летят осколки И бьются оземь — на беду!.. Прощальный крик, в душе темно, И не звучит на ноту — «ля» Волшебный голос хрусталя, Лишь с полки капает вино… По капле складывая дни В невыносимо алый цвет… А позже тёмно-бурый след Навек затушит все огни… Нет, всё не так — ты солгала, Тоска, владевшая словами! Пускай пылает между нами — Надежда «хрупкого стекла»!

Капли плачут на окне — Молча грусть свою вещая… Но зачем их слёзы мне? С ними осень провожая — Вытру мысленно стекло Да снежинки нарисую… Первый снег и так бело… Где бы кисть найти такую, Чтоб коснувшись полотна Помогла от дум избавить? Как же смешаны тона… Или острой бритвой править — То, что на сердце легло? Ведь от боли хоть не душно, А в слезах отнюдь не зло, Соль к теплу неравнодушна… Ну а если жизнь скучна, Ей обычных трёпок мало?.. Выпью скорби — допьяна, Чтобы радость ближе стала!

Последние февральские морозы — Метелями и вьюгами кружа, Запорошили бедные берёзы, Бледнеющие в поле чуть дыша. А ветер гнал услужливое время, Заботам предаваясь до конца, И не давило тягостное бремя На плечи озорного молодца! Прольёт свеча опять скупые слёзы, Просунет голову в окно ночная тьма, А вьюга, словно вспомнив про угрозы, Со стоном будет прясть свои дела. Но мы зажжём расплавленные свечи, Подбросим в топку свежие дрова, Нальём вина за будущие встречи И пусть хмелеет счастьем голова! Последние февральские узоры… И вновь зимы закончатся права, Заснеженные дивные просторы Заменит осмелевшая трава. А с крыш капель — весёлая водица, Ручьями зажурчит навстречу дня; Пускай природа солнцу покорится И оживёт в объятиях огня!

Солнышко смеётся на твоей ладони, Ветер завивает прядь волос родных… Давнее желанье ты попробуй вспомни — В час, когда делили вечность на двоих. От осенней неги заблажили листья, Устелив тропинку расписным ковром… Как же чашу счастья смог тогда разлить я И посмел забыться в думах о другом? Но сейчас как раньше в те хмельные даты Мы идём так близко в такт своим сердцам, А за нами память кружит запах мяты, Словно подгоняя к неземным дворцам. Кто ж судьбу посмеет укорить в обмане Если взгляд осенний дарит песню нам? Раньше мы бродили в розовом тумане, Но теперь-то знаем цену всем годам. Удалялись двое вглубь лесной аллеи С обретённым счастьем, вдаль своей мечты, А притихший ветер, дух любви лелея, Нежно плыл за ними, вороша следы…

Постаревший смычок музыканта Неожиданно дрогнул в руке… На осколках былого таланта Он заплакал от всех вдалеке. Но не верит промозглая вьюга Его чистым горячим слезам… То ли смерть это, то ли разлука — Не понять по холодным глазам. Очень часто чужие советы Не спасают от сумрачных зим, Мы тоскуем и ищем ответы… И бывает, от боли кричим! Но зачем испытаний так много? Отчего так волнует молва? — Превращая судьбу в недотрогу, Заставляя фальшивить слова. Как же быстро сгорают рассветы И вернуть их обратно нельзя… Даже впору остывшее лето — Всё твердит, что уходят друзья. Безрассудная молодость — где ты, Где тот мир, что светил нам тогда?!.. Жаль, что в жизни не все мы поэты, Ведь над ними не властны года…

Одевает природа безумный, Зеленеющий цветом наряд, Раздавая немыслимо юный, По-особому чувственный взгляд. Забавляясь с ласкающим светом Шелестит беззаботно листва, Потому, что с пришедшим расцветом У природы момент торжества. Дарит мир ароматы и звуки, Оживляя надежду аллей, Пробуждаясь от сумрачной скуки, От холодных и длинных ночей! Вновь теплом обнимает погода — Нерастраченным чувством дыша… В лёгком платьице кружит природа И восторженно грезит душа!

Глотая с грустью пыль обочин — Он вслед глядел бегущим в спешке Куда-то по большой дороге… Но не сказать, чтоб так уж очень Его терзали их усмешки, Он знал, как в кровь стирают ноги. В постыдной зависти нет смысла, Торопит жизнь — то вниз, то в гору, И нет гарантий, кто здесь выше Пока над миром мгла нависла… Ответы ждут с прозреньем впору, Где голос тайн без слуха слышен. Набравшись смелости, прохожий Сказал кому-то вдруг: «Ты ближе…» И вместе с откликом безмолвным Под веки спрятал день погожий Свои глаза… склоняясь ниже Таким же странником бездомным. Обнявшись с полуночной тенью, Бессмертный дух в лохмотьях смерти — Уплыл сквозь тьму на лучик Ока. Куда? Зачем?.. Опять к рожденью В бессменных ритмах круговерти, Чтоб точно знать, где одиноко… Извечность ткёт из судеб пряжу, Связав в одном рассвет с туманом, Чтоб реку жизни скрыл тот полог И грусть вдохнул на Землю нашу — В мечтах, осмеянных обманом… Ведь путь домой тернист и долог…

Убегает вокзал в непроглядную ночь незаметно; Я опять не сказал, что по-прежнему очень люблю… И простые слова на перроне растают бесследно, Укоряя тоской задремавшую смелость мою. Миг дорогою стал, пробегая по станциям века, Он страницы листал уходящих и прожитых дней… И хотя и не знал, что желает судьбе человека, Но, наверно, страдал, расставаясь когда-нибудь с ней. Россыпь палевых звёзд в темноте уходящего лета — Закружит пустоту, окрыляя надежду мою… И взглянув в небеса, улыбнётся любимая где-то, Прошептав для меня, то волшебное слово — «люблю».

Делясь судьбой своей с ветрами, Хранит молчанье древних скал, Чтоб вечность не спугнуть устами У сердца озера Байкал. Сокрытых тайн в тебе не мало: Хранитель духов — мыс Бурхан, Глядит всё на закат устало, Как некогда седой шаман. Борясь с навязчивыми льдами И с Сармой*, чинящим разбой, Уснёт с застывшими слезами Зимой, могучий клык — Хобой. Бескрайней дали нет предела, Где волны отданы ветрам — Душа свободы захотела, Стремясь к восточным берегам. Встречая таинство рассвета, Наверно, каждый ближе стал К чертогу красоты и света, Кто здесь однажды побывал. А лучше вы познайте сами Реальный, но волшебный сон… Не выразить мечту словами О красоте твоей — Ольхон! *Сарма — ветер, дующий в средней части Байкала.

В свечах горит Соборный храм, Взывая люд поближе к Богу. А те вверяют горечь драм — Безмолвным стенам и к порогу Уходят с чувствами в сердцах С одной надеждою на чудо, Но забывая, что есть — прах, И в чём таит свой лик Иуда… Священен крест, блеск алтаря… Но мудр тот, кто вдруг заметил, Что луч звезды, себя даря — Всё тот же Бог и так же светел. И близок, как цветущий сад, Спасавший душу в те мгновенья, Когда судьба, потупив взгляд — Пытала горечью сомненья. Обретший мир — зажжёт огни, Что сердце пламенем согреют, Ведь от Всевышнего они И не подвластны Архиерею… Лишь потому, что в Сердце Храм — В живом, большом и незабвенном, Где хватит места всем дарам И где сама Любовь — бесценна!

Мне снился город, ставший чьей-то тенью, Где я бродил по улицам пустым — Меж тёмных окон, под унылой сенью, И взглядом неприветливым, чужим. Здесь ум не понимал, во что он верил, Кляня себя в навязчивом бреду; Пытался достучаться криком в двери, Но всё равно, что гладил пустоту… В нём жизнь уснула без цветов и света, Что даже голос эху был не мил… Я холодел в предчувствие ответа И чью-то боль повсюду находил. Знакомый сон, похожий на знаменье — Куда-то вёл сквозь длинный лабиринт, А каждый шаг, застывший на мгновенье, Лишь сердце рвал, как воду острый винт. Глотая боль, я снова брёл по кругу, По некогда оставленным следам Своей души…

Случайная встреча… и голос знакомый Заставил забыть все слова… Откуда принёс тебя ветер бездомный У прошлого вырвав права? Дорогу вдоль гор понесли серпантины Навстречу бурлящей реке, Пытавшей зачем-то пороги стремнины, Как сердце разлуку в тоске. И вдруг среди скал снизошла к нам Исида, Смыкая пространство в каньон, Смешав тайну чувств с ароматом самшита В чудесный немыслимый сон… Изгибы бровей, неземные ресницы — Тот вечер забыть я не мог… Мы снова бродили у озера Рица, Вдыхая мангальный дымок… Так верить хотелось — не всё безнадёжно, Не мог потускнеть этот свет!.. Я волосы гладил твои осторожно… Мне дрожь трепетала в ответ. Под вздох великанов, скрывающих диво За шапками прошлой зимы — Хмельной ветерок прошептал нам игриво: Что любим по-прежнему мы.

У ветхих ворот Уже больше нет — Ни слуг, ни двора, Лишь ветер поёт Унылый куплет И шепчет: «Пора». Взывает простить Шальные мечты, Земные дела… Себя отпустить Способен лишь ты, Без боли и зла. Незримый полёт Под трубную медь — Подводит черта, За нею исход, Где новая твердь Укажет врата… У ветхих ворот Тебя больше нет, Увы — навсегда… Но кто-то найдёт Оставленный след И скажет: «Пора!»

Ласкает душу нежный взгляд — Зовущий, в пламени свечи, И вздох, оброненный в ночи — Томит как ранний листопад. А за окном кружится снег, Тревожа спящие огни… Мы близко и совсем одни С ожившей тайною навек. И сердце обжигает кровь, Взрывая чувства — хоть кричи! Но ветер шепчет: «Помолчи… Слова не жалуют любовь». Земные клятвы — лишь вода, Не в силах уберечь тот свет… Недолгой красоты букет, Хранимый Вечностью всегда.

Взгляд задумчивый в изгнании томится, Вспоминая про украденные зори, А по небу пролетают чьи-то лица Вместе с судьбами былых своих историй. Вихрем вальса увлекает полночь пары, Превращая в трепет светские манеры, И вздыхают перебором струн — гитары, Словно души перед боем — офицеров. Вязнут в слякоти колёса… Скрип повозки: Разрывает грудь, вытягивая нервы!.. И этап, как слёзы льётся, вьётся скользкий, Для того, кто стал отступником не первым. По всему тот арестант — чудак столичный, Без погон, но стать присуща офицеру; Дай то Бог ему в пути… ну, как обычно, Да и дождь пускай послужит — вдруг на веру. Ускользает жизнь чужая вдаль тумана, Оставляя след размытый, но глубокий… Видно, к счастью обернулся дождь так рано — Верным взглядом у обочины дороги…

Слова твои не на устах — В невольном трепете твоём, И в заблестевших на глазах Слезинках, выжатых дождём. Обманчив этот тихий нрав В покровах кроткой красоты, Но как бывает он не прав, Когда другим не веришь ты. Свободу ты хранишь во снах, Чтобы остаться в них собой, Ведь там не липнет к сердцу страх И жизнь не кажется пустой. С рассветом наступает явь… А может, это прежний сон? Ты душу мне свою оставь И поделись, что шепчет он… Где ты сейчас, прошу, скажи?! — В каких заоблачных мирах Тебя тревожат миражи, Что вновь запутались в слезах?

Толпились в мыслях блудные года, Ругая должника на кровном вече; А тот кивал: «Ну да, хвалиться нечем…» И предавался грусти, как всегда. «Начать бы всё с нуля и долг верну. Ну, точно буду жить в числе везучих, Уж лучше землю рыть и рвать струну, Чем подыхать никем в навозной куче!» Мечта порой, как море глубока… Но прежде чем в кораблике бумажном Презреть волну без круга и отважно, Не грех подумать: «Та ли здесь река?» Не худо б смысл понять на берегу И рассмотреть себя в потоке судеб, Чтоб предрешить: «Смогу иль не смогу…» Ну, а иначе боль сама потом рассудит. Но выдаст рок лишь сущий приговор, А что стоит за бурей не укажет, Ведь каждый сам творец узоров пряжи,* Где только он — судья и режиссёр. *Пряжа — жизнь, судьба.

Тормошила листва сонный мир на лету, Только он просыпаться не смел, И бесцветный наряд не скрывал пустоту, Не скрывал и уже не хотел. Да и поздно уже полевые цветы На рассвете дарить в тишине… Что-то важное мы потеряли, а ты — Всё искала надежду в весне. Полетел в небеса чистый крик журавлей, И тоской сердце сжалось в груди… Опустился туман в тень уснувших полей, Чьи-то чувства пытаясь найти… Если сможет разлука забрать эти дни В безвозвратность земной суеты — Значит, тусклыми стали на сердце огни И хрупки между нами мосты. Прошепчи мне слова через холод и тьму, Что оставят тоску не у дел; Я, быть может, тогда свою душу пойму В стороне от придуманных дел; Пусть слова эти будут до боли просты И чисты, как подснежник живой… Ведь любовь окрыляет и дарит мечты — Нам двоим, обнимая собой…

То мимолётное, что всуе забываем Блуждает где-то в памяти слепой, И не довлеет, как процентный заем С кривой ухмылкой за твоей спиной. Попробуй разбери, что станет важным Когда-нибудь для мыслей — мотыльков, А что ненужным и до слёз бумажным Под слоем пыли тёмных чердаков. Таков уж мир на краешке Вселенной: Наивно — юный и чуть-чуть седой, Как после шторма утром берег пенный, Обласканный изменчивой судьбой. Ведь в судьбах, как и в прозе много точек И многоточий, ждущих чьих-то встреч… Но иногда надёжней длинный прочерк, Чтоб откровеньем ранним не обжечь. Бывает, даже миг с бессмертьем спорит, Способный перевесить чашу лет… В анналах жизни всё чего-то стоит, Но «суть вещей» ценней — удач и бед.

Чьи-то мысли от спячки проснулись, Сбросив рубища плотских желаний, И кружили над клетками улиц, Сжатых чинностью выцветших зданий. Но с трудом здесь себя узнавали, Словно их не оставила дрёма… Между сном и бескрайностью дали — Всё так странно… совсем невесомо. Там внизу — те же душные клети… Может, к небу подняться повыше? — Мысли вслух, как наивные дети Размечтались о доме без крыши. И летели, летели, летели — Без оглядки на скопища зданий! Не к какой-то надуманной цели, Просто так, ради вечных скитаний. А в просторах созвездий далёких — Их пленила в объятьях истома… За пределами трафиков строгих — Им казалось, что всё здесь знакомо. В сердце таинства всё так невинно — Под покровами звёздных рапсодий, Там и радость любви — беспричинна, Ведь причин для любви нет в природе…

О, взгляд любви, полночный свет, Скрывающийся в глубях тёмных: Не искушённый, не рождённый! — Тебя пока в пространстве нет… Лишь беспредельность, пустота, Где дремлют чувства с тишиною И нет желаний быть собою, Как нет — Того, кто скажет: да… Здесь правит сон, священный Сон В покое вечного Дыханья, Где прячет облик мирозданья В «гнезде» своём извечный — Он. Уснувший мир, в нём мысль — ничто, Здесь ритм «Колёс»* связала нега, Сгущая тьму в покров ночлега, Забрав всё сущее в Него… Но пробудился Дух от Сна, Сорвав печать с «Семи наследий» И тот Один, что был последний Воскликнул пылко: «Где Она?!» Пробился луч сквозь тьму завес И трепетом налилось лоно — В священный миг, когда истома Уже пахтала плоть небес. По небу прокатился стон, Прорвавший глубь загадкой тона, А из набухшего бутона Родился младший свет — Дракон.** Огнём, дохнув на бездну вод, Он переполнил мысль мечтою, И с Девой лунной неземною Залил любовью вечный свод! Звучали сферы, лился цвет, А мысль плела одежду Сонмов,*** Всё уплотняя прядь фантомов — Рукой формовщика планет… * Колёса — чакры Вселенной. ** Дракон — мудрость, знание. *** Сонм — множество.

Пропуская мгновенья сквозь себя в пустоту, Я почувствовал горечь от заката в пруду… Но сравнив эту жизнь с быстротечной рекой, Выпил зелье до дна и простился с тоской. Правда, мало покоилась прихоть минут… Только в этих минутах нашли свой приют — Мои мысли… вернее, не только мои, А ещё и того, кто мне был — визави. «Тень моя… Или мой собеседник — я сам?» — Как же часто не верил я этим глазам В отражениях трижды правдивых зеркал! И к стыду своему то родство не признал. Или знать не хотел, хоть и был одинок, И не слышал, как искренне шепчет пророк, Знавший тайны души и значение снов… Жаль, что годы становятся крепостью льдов. Но гораздо страшней не узнать никогда, Как без боязни дышит подруга — мечта В чудном саде по праву взращённом тобой, Где язык ароматов рифмует покой. Вздох души зачерпнул из «реки» всё, что смог, И ожил на ладонях прохладный песок… Он струился сквозь пальцы куда-то с водой, Лишь крупицы песчинок оставив со мной…

Как хрупка тишина на рассвете в июле… Лишь бы только шаги этот миг не вспугнули, Не хочу, чтоб рассвет умаляли словами, Он как тонкий мосток между явью и снами. Зашептала трава, так невинно, так мило, Словно песней любви чувства лета поила И молила ветра насладиться покоем, Чтоб никто не считал свою душу — изгоем. Вот бы этим простором чудесным напиться И взлететь высоко, как свободная птица, Распахнуть свою грудь и парить с небесами, И душою, душою глядеть, не глазами! Как же мудр рассвет, как нежны его звуки, В них дыханье мечты после долгой разлуки… Замирает в предчувствии сердце, а тело — Дрожью вторит ему… так покорно, несмело…

Отчего твой взгляд бежит Снова в облака, И печаль в глазах лежит, Либо же тоска? Ты не бойся, расскажи, Не таись в нужде: В чём же боль твоей души? Мне б помочь тебе. Может, совесть жжёт тебя Рядом у креста? — Так она же ведь любя, Учит неспроста. Или что-то потерял, Кланяясь судьбе? — Но из всех твоих начал Ближе ты к себе! Ты с ответом не спеши, Глубже погляди, Угли бед не вороши, Через них иди… Вздох разлился в тишину, Смолкли голоса… Он вздохнул в ответ Ему, Глядя в небеса…

В минорных голосах хорала Проснулся дух средневековья; С мольбою ветхий зазывала — Кружил, как бред у изголовья, Пытаясь растревожить сердце Забытым тоном тех столетий… И вдруг почуял, что за дверцей — Вина томится в «ржавой клети». Мелькали судьбы, дни и годы, Огнем, встревожив эту рану, Взывая призраков свободы, Отдавших честь святому Храму. Пылали свечи, верой взгляды — Внимая тайну посвященья, А сталь меча, свершив обряды — Снимала с душ все прегрешенья. Их ждали пыльные походы В боях с врагами тронной веры, Затем — бесславные исходы Под вой затравленной химеры. Людская кровь текла на Камень И чащу полнила Грааля,* Вбивая гвозди словом — «амен» В Господний гроб, грех умаляя! Я узнавал себя в тех лицах, В суровых ликах крестоносцев; Из них не многим возвратиться В сутанах ярых змиеловцев.** *Камень (небесный), Чаша Грааля — источники жизни. **Змий — в данном случае не мудрость, а инакомыслие.

Вначале жизнь, как девственный росток… Омой его любовью, приласкай губами — И вот уже вобрал в себя цветок Восторг души, воспетый небесами. Но дай ему свободы, дай лишь срок. Всё выше к солнцу, кто растёт, тот свят! Узнай, где свет любви берёт начало У сонмов звёзд, что с Богом говорят, Чтоб больше чистых душ на душу стало! Лишь только не гляди в пути назад. Для дивных звёзд пути обратно нет, В них даже время шепчет вслух несмело, Смирившись с тем, что бег сочтённых лет Оплачен бесконечной жизнью в целом. У вечных звёзд в один конец билет. Из века в век по шагу жизнь в пути, Но если шаг стал ритмом тех столетий, В которых путник вечность смог спасти, То видит Бог, та жизнь проснулась в свете, Где вновь дано цветку души цвести…

Всё чаще кажется — вот-вот Ослабнет хватка чьей-то силы И яркий солнечный восход Вольёт огонь в пустые жилы… Но брошен челн в поток реки И бьётся, чтоб не пасть ко дну, Законам смерти вопреки — Он ищет вновь свою волну. Для смелых выбор — не диван, Их ждут стремнины и пороги, Кто устоял, тот, значит — «пан», Познать себя дано не многим. Жизнь справедлива, дань полна, И коль уж суждено — бери; Хотя опасна в шторм волна, Но так прекрасна в час зари! Свобода, вверив дух ветрам — Меняет ритм и правит сроки, Вернув всё сторицей годам, Заполнит сужденные строки На чистых клеточках листа… Вот так же в море корабли, Поверив в малый шанс из ста — Ржаветь не станут на мели. Ответы в сердце, мудрый прав, Он чует верный курс без слов, А не твердит мирской устав, Вобравший пыль с руин основ… Что не смогли — найдём в себе, Вот только лучик бы зари Поймать в бескрайней синеве, И осветить свой храм внутри.

Увядшая роза в бокале Уже не украсит букет… Вздыхая в прокуренном зале — Снимает свой пурпурный цвет. И слёзы уносят мгновенья Недолгой былой красоты — В полночную тень сожаленья, Где юные тают мечты…

Миг ожиданья очнулся обманом, Лишь прикоснувшись к любви, И равнодушным осенним туманом Скупо шепнул: «Не зови…» Даже погода всплакнула нежданно, Серым укрывшись плащом… Твой силуэт ускользает… так странно, В дымке размытой дождём. А под ногами тропинка лежала В мокрой пожухшей листве, Словно о чём-то несбывшемся знала, След, обрывая в траве.

Смиренно, в глубине Табачного угара — Тоскует на стене Забытая гитара. Когда-то и её Не мучил образ скуки, Когда-то и её Ласкали нежно руки. Потёртые лады, Ослабленные струны, В предчувствии беды — Вдыхают боль фортуны. Тоскует в тишине Реликвия без пары… Хозяин на войне… Но ждёт его гитара!

Мелодии волн — в юном свете, И чайки кружат на рассвете; А брызги морские летят и на том берегу… Резвится вода в пенном беге, И где-то в груди в томной неге — Симфонию моря я снова услышать могу. Закружимся мы с песней этой До горных вершин, там, где лето — Всегда оставляет влюблённым надежду свою. Дрожа на лету в небе синем — Земные просторы покинем И станем мечтою в чудесном незримом краю. Сияют в ночи звёзды где-то, Мы будем гулять до рассвета, Роняя следы на пушистом холодном снегу… Прощаясь, мы вновь гасим свечи, Мечтой, уносясь к новой встрече — Где музыка счастья звучит на морском берегу…

Память, сгорбленная в «сером», Как положено истцу Вновь водила белым мелом В полнолуние по лицу. У полночного предела Средь непрошеных гостей — Всё глядела и глядела Память попранных страстей. Ты терзала душу смело, Словно пламенем в аду И, наверное, хотела Утопить его в бреду… Ты душой его владела, Забавляя лунный свет, А измученное тело Расправляло свиток лет… Память, сгорбленная в «сером» — Утомилась поутру, И скрываясь в свете белом — Уносила наготу…

Как же медленно движутся чаши весов Несмотря на бегущие стрелки часов… И вздыхая, увидел последний свой миг — Заплутавший во времени мудрый старик. Он откинул со лба белоснежную прядь И прожить свою жизнь попытался опять. А вокруг всё неслось — суету торопя!.. Здесь так много всего, но так мало себя. Он пытался постигнуть судьбу, как урок, Чтобы тем оправдать её странный итог; Но услышал, как льётся на берег прибой, Размывая следы… все, что были судьбой. Нет, уже не желал он ни слёз, ни наград, Лишь увидеть хотел тот единственный взгляд, Взгляд, прощавший от пыток его самого, И умевший достать, что лежит глубоко. Старец молча глядел на извечную гладь И в её отраженье вдруг стал вспоминать — Бесконечное множество стёртых страниц И себя, расплескавшемся в тысячах лиц… Но сорвав в тишине с тех покровов печать, Путник больше не знал, как себя величать: То ли искрой небес или божьим цветком? Только знал, что обрёл свой единственный дом. Получив от души всё, о чём так желал, Он с улыбкой взглянул на шумящий «вокзал»… Перед тем как пуститься в загадочный путь — Не мешает теперь на мгновенье заснуть…

Ветер бросил в спину: «Друг, постой!» — Потревожив сон притихших сосен… И склонившись с жёлтою травой, Прошептал, что значит слово «осень»: «В эту пору разомкнётся круг, Пробуждая память от забвений, Обнажая боль былых разлук И печаль непонятых мгновений. Пронесутся зимы, летний зной, Белоснежный взгляд хмельного сада, Что врывался трепетной весной — В суету, как хрупкая награда… Хлёсткость бед в отверженные дни Оглушила жизнь твою намедни, Но попробуй, всё же сохрани Нежный свет любви своей последней. Знает время — ты уже другой, Дело не в висках, что поседели… Просто годы серой пеленой Застелить глаза твои сумели. Но послушай — жизнь зовёт, пора! В ней не грусть, а мудрость урожая, Что посеял в облачном вчера, И сейчас… сомненья провожая».

Уставший день — взывает тихий вечер, Смиряя говорливость суеты… Блеснувший луч торопится навстречу Немому горизонту темноты. Покой неотвратимый, опустив ресницы, Стирает краски сумрачной рукой, Как будто кто-то, пролистнув страницы, Незримо дирижирует игрой. Уставший мир — обманчивый, мятежный, Одежды дня срывая в темноте — Вернётся утром… и с улыбкой нежной Рассветом облачится на «холсте».

О, дорога, дорога, дорога — Бесконечные вёрсты без сна… В них надежда, слепая тревога, Радость встреч и былая вина. Вновь заботы, земные уроки — Жизнь взывает, меняясь с лица; Дни бывают порой слишком строги, Что не видно обидам конца. Заручусь я ответом у Бога: «Для чего эта жизнь — суета?» Но в ответ лишь: «Дорога, дорога… Не поверишь, так будет всегда…» «Цель пути в необычном билете, И конечная правда проста: Пассажиры вы все на планете, Где судьбой выдаются места…»

Фигурки из тучек в лазури видны На небе подвижном большом… Похоже, что ветер листает альбом Из детских рисунков весны. Всё ярче, смелее глядит синева, Не жмуря под солнцем глаза, И кажется чистых озёр бирюза В них плещется рябью едва… Есть некое таинство в тающем льду, Где жизнь в малой капле видна; А если их много, то жизнь не одна… Как знать, может, сома* в пруду? Не сразу поладили небо с землёй За спором о нуждах земных, И всё же решили делить на двоих — Причуды палитры хмельной. Гармония цвета — в загадке теней, Лишь мастер вдохнёт на холсты Свои откровенья в тонах красоты, Чтоб чувства раскрылись полней. *Сома — ритуальный напиток в древних культах, олицетворявший Бога.

На роковых весах Божественной Фемиды Сознание веков — меча, рождая глас, Сложило все права с великой Атлантиды, Отметив в небесах её последний час. И даже на краю растраченного мира Рассудок не спешил урок судьбы принять; Им кто-то говорил: «Не сотвори кумира…» Но мёртвые сердца губили жизнь опять. А небу не понять бушующей обиды — Закон карает плоть лишь за её дела; Стихает в тайне вод крик падшей Атлантиды, С собою унеся обломки эры зла. Не стоит в облаках искать тому причину, Щемящие ветра шепнут Земле о том; Разверзнет бездна вновь кипящую пучину И воды отдадут для жизни новый дом.

Земные, сбросив покрова, Куда уходим без ответа: В туман тревог, в обитель света, Утратив прошлого права? Оставив грёзы и печаль, Во тьме уснувшие рассветы… И все забытые советы Мы не захватим в эту даль. Судьба попросит небеса Оставить душу на мгновенье, Чтобы исполнилось знаменье, Открыв для истины глаза… Огни пространства оживут, Сиянье звёздное закружат… И если души Богу служат — Им струны вечности споют!

Как торопятся годы беспечно, Ускользая… но всё-таки жаль… Ведь по ниточке той быстротечно Пронеслось уже прошлое вдаль. Растревожит сомнение спавших, Навевая сей горький глоток Вместе с тщетою помыслов ставших — Рябью снов, как банальных итог. Сколько мыслей витало в надежде, Утомляясь похожестью лет, Приземлённых привычками прежде, Чем вскрывался непознанный след. Но возносится миг ожиданьем Даже если застыли века, Не желая утешить признаньем Ущемлённых забвеньем пока. Поделись своей памятью — Вечность, Чтобы знаки молчанья понять, У таинственных врат в Бесконечность, Где неистово хочется знать…

В нас скрыта ложь, пороки всех распятых, Не на кресте, а в буднях топких дней, Мы демоны потушенных закатов, И стражи всех остуженных огней! Мы души раним острыми когтями, И лжепророчим в обликах людских, Чтоб «жертвы» обручить игрою с нами, Смешав в толпе — «хороших» и «плохих». А вырваться из цепких уз объятий Немногим смельчакам уже дано… Нас не смущает жалкий вопль проклятий, Мы пьём свободу смертных, как вино! Не чужды нам и светлые одежды, Чтоб лицемерие лукавых слов прикрыть; Пускай гордятся глупостью невежды, В сердца вдевая гниленькую нить! Мы шептуны и змеи всех наветов — У мглы в запасе множество идей. Но в хмари туч видней полоски света… А кроме нас — кто вылечит людей? Мы слуги тьмы, надсмотрщики чертога, Через который слабым не пройти. И в тоже время мы — десница* Бога, Как пробный камень на людском пути. *Десница — правая рука.

Как прекрасна твоя нагота… В тусклых бликах свечи снова тени, Одеянием томных сплетений — Обнимают, тревожа уста. Как немыслимо ты хороша В нежной бледности лунного света, Словно ставшая искрой комета И упавшая с нею душа. Видно, нам улыбнулась звезда После стольких тревог и смятений, Рассыпая остатки сомнений В этот час, но уже навсегда… Отчего ты прикрыла глаза Заслоняясь от палевой сени? За окном чудный запах сирени, А с рассветом прольётся роса… «Луноликая» — ты не спеши Умалять безрассудством стенаний, Оттеняя лучи мирозданий — Ты безмолвно любви послужи…

Взгляд такой же смелый — Излучает свет, Но виски, как белый Первый зимний след… Столько лет разлуки — Эта встреча вдруг… Протяни мне руки, Долгожданный друг! Счастье не для прозы (Как тебе я рад!)… То мужские слёзы — Не стесняйся, брат. Так нальём за встречу, Смочим дань годам, А потом отвечу, Что случилось там… Раны жгло от зноя, Смерти сжался круг, Ты меня из боя Всё же вынес, друг. Память болью стынет, Оживляя взгляд… Этот бой в пустыне, Стал последним, брат. И в былой разлуке, Не моя вина, Дружбу нашу в муке Перешла война… Буду ждать как раньше, В сердце тихий стук; Приходи почаще — Мой погибший друг.

Рассмеялось море от сиянья света, (Жалко, что уходит лето)… Уплывало детство вместе с парусами — Мы их проводили сами. На прощанье в море брошены монеты, На руках уже билеты… Усмехнулось солнце жёлтыми глазами, Словно расставаясь с нами. Напишу тебе я, милая девчонка, Помнишь, как смеялась звонко, Как щеки коснулась нежными губами? Мне не передать словами… Ускользали годы, хоронились где-то… Милая, ты помнишь лето: Как ушли из детства, помахав руками? Странно… это было с нами…

Никогда послать не поздно Для судьбы прощальный знак… Оттого с душой бесхозной Пил он водку натощак. Пил за ветер, гнавший волны В безрассудный час весны, За сожженные колонны В жутких снах былой войны. Пил за мир чужой и грешный, Что возводит зло на трон, И так часто в миг поспешный Ставит жизнь людей на кон. Но потом смахнув с иконы Пыльный слой ушедших лет — Попросил, чтоб гвоздь мамоны* Не оставил в сердце след. Со слезой простив невзгоды, Сжав до хруста в пальцах дрожь, Он врагов хвалил… и годы — Те, что больше не вернёшь. *Мамона — блага земные (корысть, ненасытность).

Томный вздох расплескался в ночи, Усыпив захмелевший рассудок, Задувая как пламя свечи — Суету догорающих суток. Разлились вдоль домов огоньки, Проявляя плывущие тени В зазывной череде наваждений, Будто спавшие днём мотыльки. А народ всё мелькал вдоль витрин, Утонувших в сиянии света, Где безмолвно стоял я один, Разомлев от пьянящего лета. Рядом вился ментоловый дым И лились от духов ароматы — Как прощальные в небе закаты, Уплывая к чертогам своим. В толчее полуночной толпы Прикоснулись теплом чьи-то руки… Но желанья, увы, так слепы, Истомлённые холодом скуки. По лицу искушенья скользят И лукаво ласкают глазами… Я хотел бы отправиться с вами, Но, возможно, лет десять назад… А потом в темноте переулка, Где устали светить фонари, Каблучки вдруг зацокали гулко, Провожая меня до зари…

Застыло время в мудрой тверди камня, Сокрыв молчаньем изначальный след, И только пульс извечного дыханья — Тревожил в сердце дух ушедших лет. Что же хранит «седое» безмятежье: Улыбку тайны или скорбный тлен, А может, возмущённое безбрежье, Когда Земля желала перемен? Взметнулись искры, спавшие с ветрами В глазах давно остуженных веков, И возгорев безумными кострами — Вернули память из земных оков. Раскрылся миг безмолвного рожденья, Когда «Ребёнка» принимала «Мать», Чтоб провести сквозь бури и сомненья И часть души ему своей отдать. «Ребёнок» рос и привыкал к «одежде», Беря от «Матери» всё то, что мог принять, Живя в блаженной неге, как и прежде, Пока не начал что-то понимать… И пробил час свободы (или плена), Явивший кодекс правил и вражду, Ввергая души в череду размена На тех и этих чад в земном аду. Шли ураганом вихри испытаний — Стирая память, совесть, города! А тот укор Божественных страданий Лишь осмеяла дикая орда… Под стон Планеты (раненной Весталки*), Садился в стремена мирских утех — Заблудший «Сын», невежественно жалкий, С клеймом на челе — «первородный грех». Так в чём же смысл чудесного созданья, Зажжённого от искры Бытия? И отчего загадка Мирозданья Явилась миру как пародия? Каким «богам» земные догмы служат?! — Ведь даже камень о себе не лжёт!.. И есть ли те, кто «храмы лжи» разрушат — В сердцах своих, расплавив правдой лёд… *Весталка — жрица, хранительница священного огня.

Ты стороной прошла, не дав ответа… Прости, любовь, за то, что не узнал; И уходящий миг в полоске света Отныне стал проклятием зеркал. Твой чудный голос вылился в сопрано*, Тревожа в сердце затонувший лёд… Но в нём слышна печаль… Зачем так рано, Ты для себя назначила исход? А ночью память зазвучит в сонете, Сплетая чувства в шелковую нить, Чтобы завлечь мечту в златые сети, В которых невозможно не любить. Прекрасен зов нехоженых тропинок С виденьями загадочного сна, Где шёпот лжи и прах немых пылинок Не облекут в разлуку времена. Из века в век сердца зовут любимых — Ведь только чувствам видеть суждено, Но умереть в объятиях единых, Увы, немногим избранным дано… *Сопрано — высокий женский певческий голос.

Не играй больше в прятки о, Господи, Всё равно я тебя отыщу — В многолюдье на праздничной площади Вновь узнаю тебя по плащу. Я услышу как ливнями летними Постучишься по окнам в мой дом, И стеная с дубами столетними — Улыбнёшься лукавым листом. В белоснежной зиме запорошенной Одинокой сварливой пургой — Обернёшься ты далью нехоженой, Претворяясь самой красотой. Оживляя простор бесконечности, Око вечное вспыхнет в звезде, Разливаясь по сотканной млечности На немыслимо дивном холсте. Приоткрыв свои губы в знамении, Ты воскреснешь в рассветном луче — Прославляя разлуку в терпении И покой в устремлённой свече.

Там где меня для любви уже нет — Бьются о берег бездомные волны, Что-то шепча про иронию лет, С грустью прощая тот вечер безмолвный, Тенью укрывший твой тающий след. Знает ли время, что жизнь не игра, Помнит ли прошлое танец разлуки?.. Нет, для любви не бывает вчера, В этом вчера лишь умолкшие звуки И головешки былого костра… Краски стираются, словно с листа, Где никогда не случится всё снова, Берег далёк… и не видно моста… Может, он близок уже для другого? Близок, как в миг поцелуя — уста… Там где уже не любить никогда Так же живут чьи-то чувства, и люди — Бродят по улицам, ждут поезда, Ловятся в сети любовных прелюдий, Чтобы услышать неслышное — «да»…

Капли дождя слепого Звонко бегут по лужам, Ветра познав земного — Ткут лабиринты кружев. Ливень в полоске света, Память свою теряя, Шепотом гладил лето, Ласки другой не зная… Солнце прогнало тучи, Снова вспугнув ненастье… Очень знакомый случай, Как и слезинки счастья.

Голос заметил: «А жизнь непроста!» — Выпив за свой День рожденья. — Что же мешает понять нам Христа, В чём же игра света с тенью? — Не философствуй! — ответил другой, — Ей болтовнёй не поможешь. Истина там… Будешь спорить со мной? Так наливай, сколько сможешь. — Нет, погоди… ты, наверно, не прав… Водка, согласен — святое! Но у неё несговорчивый нрав, Так что тут дело пустое. — Ты наливай, до утра далеко, Вон, на часах воскресенье… А на сухую и сбрендить легко, Надо поднять настроенье! Снова налили и дружно до дна «Горькой» разбавили души… — Знаешь, в чём истина здесь не права? Что по утрам сильно сушит!.. Истина вздрогнула вдруг на столе, Храпом, взывая забвенье, И поселилась в бутылке, на дне — В памятный миг Дня рожденья.

Где-то там за лесами дорога — Вьётся в поле не видно конца… Убегает туда «недотрога», Где закаты тревожат сердца. Не суди себя путник сурово, Что не видишь её иногда, Для того чтоб изведать иного Ускользает тот след как вода. Почему так идти одиноко И знаменье не тронет слеза? У немого отжившего срока Закрываются тихо глаза. Но пускай всё проходит и снова Позовёт что-то в сердце тебя, Отрывая от дома родного, Призывая в чужие края. Проходящие мимо дороги — Вновь уносят себя в никуда, Не напоят их смыслом тревоги, Не накормят их пылью года… Как понять эту муку без Бога?.. Без него эта жизнь — суета; Пусть у каждого будет дорога, Чтоб найти неземные врата! Горизонт оживает в рассвете, Зазывает надеждой маня… Мы за эти мгновенья в ответе, Как за мысли минувшего дня. Жизнь не может быть вечно жестока Если веришь в себя до конца, От мечты до Живого Истока — Только шаг через Сердце Творца.

Радость вместе омоем Предрассветным покоем — И мечтой насладимся опять. Если души раскроем И поймём неземное — То захочется петь и молчать… Может, чувство шестое Собирает по полю Обронённые нами слова? Сожаленья — пустое, Мы же выбрали волю И в ночи получили права. Не завидуйте доле — Той, что грезит мечтою, Но не в силах о ней рассказать… Покоряясь Божьей воле, Унесёмся с тобою — В Бесконечность, чтоб ею же стать!

Мне уже доводилось плутать в этом сне, Где о жизни молил не тайком… Там леса отступали, сгорая в огне, А земля становилась песком. Даже ветер казался свирепым, цепным, Как подолгу некормленый пёс, Он срывался и рыскал по далям земным, И проклятье пустынь с собой нёс! Я бежал со всех ног от безмерной тоски, От удушливых мыслей без слов!.. А за мной расползались огня языки, Предвкушая свой близкий улов. Вся земля клокотала, и что-то в груди — Хрипотой отзывалось на звук, В тот момент за спиной и уже впереди Смерть смыкала разорванный круг. От испуга я вздрогнул, в холодном поту, Пробуждаясь от адского сна, И в попытках своих оживить пустоту — Выпивал сон по капле до дна. Отпустило (не в руку) — весна за окном, Запах яблонек в цвете фаты… Я ступил на балкон и подумал о том: «Как же хрупок престол красоты…»

По пустынному пляжу, Оставляя следы, Нежно за руки взявшись Двое шли у воды… Солнце падало в море — Разливая закат, На безбрежном просторе — Отражая свой взгляд. Берег плыл под ногами От солёной воды, Унося со «слезами» За собою следы. По вечерней прохладе Одиноко брели В исчезающем взгляде — Две фигурки вдали.

Мысли вечные где-то кружат, Тайны прошлого сны берегут… Расскажи нам погибший солдат — Где нашёл ты последний приют? Сколько лет пролетело с тех пор Без удушливых стонов беды, Но срывается с неба укор, Пробирая до слёз наготы. Эти мысли — как птицы летят Над полями, где травы поют… Вы же помните выжженный ад? Ваши чувства по-прежнему тут. Снова будет у мира весна И луга захмелеют в цвету, Но смердит ещё где-то война — Ей по силам сгубить красоту. Ваши души по небу кружат, Но не знают, как люди живут… Возвращайтесь скорее назад, Возвращайтесь — ведь вас уже ждут!

В парке осеннем кружа, Плыл за влюблёнными следом, Словно наполненный светом — Радостный взгляд миража. В шорохе жёлтых аллей, В шепоте тёплого ветра, Падали возле людей — Сны, танцевавшие ретро. Вновь замерла тишина И одурманила пьяно: Будто предвестьем обмана, Душу поила она.

Так смиренен взор на ложе На пороге в мир иной… У черты стоит прохожий, Чтоб уйти своей тропой. Он старался быть собою, Не тая под сердцем зло И желал душе — изгою Встать однажды на крыло. Да и жил без всяких правил, Не считая жизнь — игрой, Потому свободу славил — Ей служа, лишь ей одной… Шаг последний очень важен Для того, кто верить смел, Что ему сам чёрт не страшен, Ведь и страхам есть предел. Так священен взор на ложе — В нём застыл покой небес… Тает миг земной, но всё же, Где-то там другой воскрес…

Страна снегов от края и до края — Подобна свету белому вдали… Застенчивая, гордая, родная, Ожившая душа больной Земли. Тебя поили злом, на части рвали И честь твою топтали сапоги, Всё потому, что слуги «ночи» знали, Где сеял Бог святые огоньки. Тьме не до сна, её гнетут кошмары От вещих слов, что дни ей сочтены… Все маски сорваны и слепнут злые чары У верных слуг мамоны* и войны. Слабеет плоть зловещего оскала — Ведь нет за ним ни правды, ни любви… Россия вновь с колен затёкших встала За Божий храм в сердцах (не на крови). За лучший мир, в котором светит слово, А не плевком стекает вниз с лица, Где честь жива и всё для счастья ново, И жизнь любовью грезит без конца! Не нужно угождать и жить в печали, Твой крест в любви и в свете новых дел, Тебя давно на эту роль венчали, С тех пор твой дух в победах славных зрел. Вздохни поглубже, грешный мир прощая, Наполни смыслом жизнь, как Бог велел, И в этот час свернётся тень чужая, Чтоб навсегда покинуть твой удел. Страна цветов — бескрайняя, живая, Алмаз небес, скрывавшийся в золе, Ты расцветёшь, как роза — Русь Святая И станешь дивной явью на Земле! *Мамона — корысть, ненасытность (блага земные)

Вроде те же ночью звёзды, но не те… На чужбине время бродит в пустоте, Молит сердце о морозах и снегах, И о запахах на скошенных лугах. Накатили снова думы в тишине: Может, весточку увижу в вещем сне? — Где к порогу детства снова тянет грусть, И обманывают грёзы, но и пусть… Мы навечно поселились в гостях, Привыкая к языку в новостях; День-деньской опять зовёт суета, Но, похоже, что одна маята… Не согреет душу блеск фонарей, И за пристанью гудки кораблей, Здесь совсем не так кричит детвора, И рассветы не поют и ветра. Не клянись, что ты решился вчера, Своё прошлое забыть на ура… Сколько стоят те пустые слова, Когда пьяная в тоске голова? С этим будешь жить, браток, иногда, Ведь такая у чужбины беда; Не кляни свою судьбу, не моли, Как живёшь с надеждой, так и живи!

Сияние веснушек милых — Улыбкой одарит весна, Разбудит радостью унылых От зимнего седого сна. Опять отступят сожаленья — Им тоже свой отмерен век; Душа отметит вновь рожденье — Ведь им живёт лишь человек! Всё так не ново год от года, Но возвращенье неспроста… Чему-то учит нас природа, Начав всё с чистого листа.

Лёгкий шелест поступи твоей Уплывал весенним ручейком, Собирая вереницу дней, Забирая навсегда, тайком. Так хотелось крикнуть: «Подожди!» — Только б не прощаться в этот раз, Но слова запутались в груди, Усмиряя крик в вечерний час. И, наверно, нет ничьей вины В том, что не остались мы вдвоём, Просто превратились наши сны, В явь, что мы разлукою зовём. В окнах зажигаются огни… Снова встречи будут и потом — Лучик столь заждавшейся любви Вновь осветит твой остывший дом.

О, жизнь — пролетевшие годы, Сгоревшая явь в огне… Змеёй проползали невзгоды, Удачи мерцали во тьме. Умом не понять эту муку И сердцу её не вместить… Дорога рождает разлуку В то время, когда нам любить. И время не лечит печали — Наверное, это судьба. Мы долго с тобою молчали… Но как нам нужны те слова! О, жизнь — пролетевшие годы, Уплывшие, словно во сне… Любовь — это тоже невзгоды И солнце в открытом окне.

Не гляди на меня так строго, Не ломай за спиною руки, Мы с тобою в долгу у Бога За непонятый миг разлуки. Я напился хмельной свободы Всё лелея шальные страсти, Но не зал что в суме невзгоды Перевесят улыбку счастья… Отчего уходят мужчины, Отводя от любимых взгляды? Ведь не стоят того причины, Разбросавшие соль утраты. Как же сердцу бывает трудно От своих же дурных желаний — Не хочу больше жить подспудно С удилами своих скитаний! Я себя до конца растрачу Для тебя, за все годы тлена, Мы пригубим вино за удачу И забудем, что есть измена… Только если отпустят горы, Да враги не предъявят счёты; Звёзды жгут, бередя просторы Перед боем десантной роты.

Смахнув рукой снежинки с капюшона Ты прошептала: «Чудо Рождества…» И потянула прочь меня от дома — В мерцанье улиц, что видны едва… Нас провожали взглядом переулки, Застывшие в дыханье чистоты Под звук шагов таинственных не гулких, Ронявших в даль пушистые следы. А снег парил, стелился под ногами, Сверкая в свете тусклых фонарей, Не ведая, что ночью сделал с нами, Смешав все чувства словно чародей! Блаженны те дворы, где нас не знали, Где не шумела пёстрая толпа… Лишь блеск огней укрывшихся в вуали — Пророчил нам, что видит всё судьба. Казалось, мы от счастья захлебнулись И полночь нас уверить в том смогла, Когда по захмелевшим нотам улиц Разлили песнь свою колокола…

На окне в соседнем доме кто-то сдвинул занавески, Оградив от любопытства свой размеренный досуг… А пониже на четвёртом, тени свились в лунном блеске, Отдаваясь наслажденью от касаний нежных рук. Свет разбуженный мерцает, захватив игрой моменты, Очень ценные картинки для прицела зрячих глаз: Быт, интимные советы, вспышки споров, комплименты С окон дома просвещают, чем живут здесь в поздний час. С каждым мигом люди ближе, даже смысл интонаций Мне становится понятней, будто с ними слился слух… И, естественно, занятно видеть смену декораций, Драмы скомканных сюжетов и любовь незримых двух. Жизнь проносится на кадрах этой «пёстрой киноленты», Так привычно и банально, несмотря на глубь страстей… И становится мне грустно оттого, что лишь фрагменты Сохраняет память наша без осмысленных частей.

Шуршали листья под ногами, Вновь потревожив тишину И устремлялись вслед за нами Уже не склонные ко сну. Не зная чудесам предела Всё раскрывалась красота — И звонко в вышине пропела, Раскрыв волшебные уста. Разлилось золотое диво — Теплом, лаская всё вокруг, А сердце вспыхнуло игриво От близости горячих рук. (Ах, эти солнечные сети!) — Нас не доверили словам… В объятьях нежных словно дети Мы отдавались небесам!

Мир стал другим — не лучше и не хуже, Но что-то там внутри случилось с ним: Он то вскипал, то мог припомнить тут же, Что сам по жизни странник — пилигрим. Ведь он не стар и плоть его моложе Далёких звёзд, которым отдан свет… Он так хотел забыть в нелёгкой ноше Миноры красок и ухмылки бед. Но всякий раз на дне сумы дорожной Он находил, что так забыть хотел… И сокрушался: «Как же с этим можно Осилить даль за гранью звёздных тел?!» Мир тряс суму, ссыпая груз на земли, Смешав с любовью боль и ком обид… А на вопрос: «Куда пришёл и с тем ли?» — В ответе слышал только горький стыд. Он вновь и вновь искал свои ошибки, Пытаясь в прошлом ухватить их след, Но получалось как-то очень зыбко, Ведь след терялся в сотнях тысяч лет… Устав от снов, он грусть делил с ночами, Желая в чём-то оправдать себя… И слёзы лил не каплями — ручьями, Всё шёпотом кого-то в дом зовя… Кого он звал — свой рок, а может Бога, Желая им доверить тайный грех? А может, он хотел любви немного, Пускай немного, только бы для всех. Смущённый мир уже не тот, как прежде, Он стал другим, решившись вновь идти, И кутаясь в ночах в мирской одежде — Мечтал о новых светлых днях в пути.