Спи, мальчишка, не реветь, по садам идёт медведь,— мёду жирного, густого хочет сладкого медведь. А за банею подряд ульи круглые стоят. Все на ножках на куриных, все в соломенных платках, а кругом, как на перинах, пчёлы спят на васильках. Спят берёзы в лёгких платьях, спят собаки со двора, пчеловоды на полатях... И тебе заснуть пора. Спи, мальчишка, не   реветь, заберёт тебя медведь.

Он идёт на ульи боком, разевая старый рот, и  в молчании  глубоком прямо горстью мёд берёт, прямо лапой, прямо в пасть он пропихивает сласть. И, конечно, очень скоро наедается, ворча. Лапа толстая у вора вся намокла до плеча. Он  сосёт  её   и   гложет, отдувается: капут... Он полпуда съел, а мотет, не полпуда съел, а пуд.

Полежать теперь в истоме волосатому сластёне... Убежать, пока из Мишки не наделали колбас, захватив себе под мышку толстый улей про запас. Спит во тьме собака-лодырь, спит деревня у реки. Через тын,   через колоды до берлоги, напрямки он заплюхал, глядя на ночь, волосатая гора, Михаил — медведь — Иваныч, и ему заснуть пора.

Спи, мальчишка, не реветь, не ушёл ещё  медведь, а от мёда у медведя зубы начали болеть. Боль проникла, как проныра заходила ходуном, сразу дёрнуло, заныло в зубе правом, коренном. Засвистело, затрясло, щёку набок разнесло. Обмотал её рогожей, потерял медведь покой.

Был медведь — медведь пригожий а теперь на что похожий — с перевязанной щекой, некрасивый, не такой. Скачут ёлки хороводом, ноет пухлая десна, где-то бросил улей с  мёдом — не до мёду, не до сна, не до сладостей медведю, не до радостей медведю.

Спи, мальчишка, не реветь, зубы могут заболеть.

Шёл  медведь, стонал медведь, дятла разыскал медведь. Это щеголь в птичьем свете, в красном бархатном  берете, в тонком чёрном  пиджаке, с червяком в одной руке. Нос у дятла весь точёный, лакированный, прямой, мыт водою кипячёной, свежей высушен  травой. Дятел знает очень много, он медведю сесть велит,

дятел спрашивает строго: — Что у вас, медведь, болит? Зубы? Где?— С таким вопросом он глядит медведю в рот и своим огромным носом у медведя зуб берёт. Приналёг — и сразу грубо, с маху выдернул его... Что медведь — медведь без зуба? Он без зуба — ничего.

Не дерись и не кусайся, бойся каждого зверька: бойся волка, бойся зайца, бойся хитрого хорька. Скучно — в пасти пустота. Разыскал медведь крота.

Подошёл к медведю крот, поглядел медведю в рот, а во рту медвежьем душно, зуб не вырос молодой... Крот сназал медведю: — Нужно зуб поставить золотой. Спи, мальчишка, надо спать,— в темноте медведь опасен, он на всё теперь согласен, только б золота достать.

Крот сказал ему: — Покуда подождите, милый мой, я вам золота полпуда накопаю под землёй. И уходит крот горбатый, и  в полях до темноты роют землю, как лопатой,— ищут золото кроты. Ночью где-то в огородах откопали самородок.

Спи, мальчишка, не реветь, ходит радостный медведь. Щеголяет зубом свежим, пляшет Мишка молодой, и горит во рту медвежьем зуб весёлый, золотой.

Всё синее, всё темнее над землёй ночная тень. Стал медведь теперь умнее: чистит зубы каждый день, много мёду не ворует, ходит важный и не злой и сосновой пломбирует зубы белые смолой. Спи, мальчишка, не реветь, засыпает наш медведь. Спят берёзы. Толстый крот спать приходит в огород. 

Рыба сонная  плеснула, дятлы вымыли носы и заснули. Всё заснуло. Только тикают часы.