Описанный выше съезд киевских большевиков был намечен на 3 декабря в связи с тем, что именно в этот день должен был Стартовать I Всеукраинский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, начало которого в итоге было перенесено на 4 декабря.

Обстоятельства, которые вынудили украинских большевиков покинуть киевский съезд Советов, хорошо изучены и описаны и массе произведений и советских, и самостийных историков (очень часто это одни и те же люди, которые давали прямо противоположные оценки одним и тем же событиям, в зависимости от конъюнктуры). Вкратце напомним, что съезд начался 4 декабря в Купеческом собрании (ныне — Киевская филармония). Для срыва данного мероприятия Центральная Рада прибегла, в общем — то, к простому, но эффективному методу: прислав толпы своих сторонников и выдав их за делегатов. Вот как данный процесс описывает Бош: «Невзирая на протесты мандатной комиссии и караула, делегаты Центральной Рады без проверки мандатов стали проходить в зал и занимать места. Для всех было очевидным по тому нетерпению и требовательным крикам об открытии заседания съезда, какие раздавались со стороны делегатов Центральной Рады, до крайности возбужденных, явившихся с оружием у пояса и сильно выпивших, что они получили соответствующие инструкции и ждут только сигнала для действий».

Съезд был фактически сорван, и на следующий день делегаты от большевиков, оказавшиеся в абсолютном меньшинстве, приняли решение покинуть Киев. Причем первоначально обсуждался вариант переезда в Полтаву, то есть в город, на который распространялась «юрисдикция» украинской организации большевиков. Но поскольку и этот город находился под контролем отрядов Центральной Рады, решено было ехать в Харьков, где к тому времени прочно обосновался подконтрольный большевикам Артема Совет рабочих депутатов. Скрыпник объяснил это так: «Рабочий класс Надднипрянщины был слишком слабым и количественно, и организационно, к тому же и классово несознательным. Пришлось искать место там, где пролетариат составлял более многочисленное, более объединенное, более сознательное ядро».

Здание Купеческого собрания в Киеве

С легкой руки Евгении Бош, по поводу приезда большевистских делегатов Всеукраинского съезда Советов во многих исторических книгах повторяется одна серьезная ошибка: утверждается, что якобы этих делегатов пригласил лично Артем по поручению Донецкой областной организации. «Артем, по предложению Краевого парткомитета перенести работу съезда в другой город от имени Областного комитета Донецко-Криворожской области, предложил переехать в Харьков, в пролетарский центр Украины, где рабочие прекрасно вооружены и смогут оказать сопротивление Центральной Раде; это предложение было принято, и решено было на другой день всем делегатам выехать в Харьков», — утверждала Бош. Она писала свои воспоминания, будучи уже во власти смертельной болезни и явно испытывая недостаток в документах под рукой, поэтому в ее работу вкралось немало фактологических ошибок и неточностей (особенно относительно дат и имен). Это касается и байки о приглашении якобы от Артема.

Достоверно известно, что в дни проведения I Всеукраинского съезда Артем находился в Харькове и занимался подготовкой к проведению III съезда Советов Донецкого и Криворожского бассейнов. В частности, он руководил областной конференцией РДСРП(б), которая состоялась в Харькове 5–6 декабря, то есть аккурат в то время, когда Бош и ее киевские коллеги обсуждали, куда бы им податься подальше от Центральной Рады. Причем именно на этом заседании обсуждался пункт «По вопросу об отношении к Украине», итогом которого стало следующее заявление: «В целях выработки общего плана агитации и борьбы созвать в ближайшем будущем съезд партийных организаций Донецкого и Криворожского бассейнов и Юго — Западного края». Это решение подтверждает, что харьковские большевики, думая о совместном заседании с киевскими коллегами, не вели речь об объединении своих областных организаций, а намеревались лишь координировать с ними действия для совместной агитации и борьбы против Центральной Рады. И не более того! Не шла речь и о слиянии съездов Советов Украины и Донецко-Криворожской области.

Таким образом, примерно к 8 декабря в Харьков группами перебрались десятки делегатов сорванного киевского съезда (официозные украинские исследователи утверждают, что их было 124, хотя, суд я по представленности на харьковском съезде, их было меньше). А уже в субботу, 9 декабря, в помещении Дворянского собрания в Харькове (находилось на Николаевской пл., разрушено в 1943 г.) открылся III экстренный съезд Советов Донецко-Криворожской области, который был в спешном порядке собран, дабы обсудить отношение к Центральной Раде и «украинский вопрос». По мнению автора предисловия к материалам по ДКР в «Летописи революции» X. Мышкиса, помимо всего прочего этот съезд «должен был решить вопрос об организации республики» — Донецко-Криворожской республики.

Здание Дворянского собрания в Харькове

Как выяснилось с первых же минут заседания донецкого съезда, он был нелегитимным. По регламенту, утвержденному II съездом, он должен был бы считаться правомочным, если бы на нем присутствовало более половины Советов области. Из 140 же Советов было представлено лишь 46. Однако ввиду экстренности созыва и чрезвычайных обстоятельств, как это было общепринято в те смутные дни, большинством в 46 голосов против 18 съезд сам себя провозгласил правомочным. После этого решения был заслушан представитель Киевского краевого съезда Советов, который рассказал о причинах приезда его делегатов в Харьков и предложил донецкому съезду «объединиться для совместного обсуждения политических вопросов». Не совсем легитимный донецкий съезд большинством 43 против 11 голосов согласился с этим предложением и решил проводить совместные заседания с не совсем легитимным Киевским съездом Советов. Что не помешало советским пропагандистам на протяжении десятилетий считать это историческим моментом создания Украинской Советской Социалистической Республики.

Но стоит особо отметить, что III съезд Донецко-Криворожского бассейна не прекратил на этом свою работу. Как отмечает Бош, делегаты обоих съездов «приняли постановление, всеми голосами против меньшевиков, объединить работу съездов и устраивать в утренние часы заседания областного съезда по вопросам нужд области, а в вечерние — заседания Всеукраинского съезда Советов». При этом киевляне периодически слышали от харьковцев одергивания: «Не вмешивайтесь вы в наши дела!» Областной съезд, несмотря на такой график, умудрился даже избрать новое руководство области, заменив на посту председателя облсовета эсера Л. Голубовского на большевика Б. Магидова.

По словам Бош, категорическими противниками слияния съездов выступили харьковские меньшевики, предлагавшие вообще вопрос отношений с Украиной и Центральной Радой не обсуждать, а ограничиться принятием «постановления, которым Донецко-Криворожская область объявляет себя автономной областью, независимой ни от украинской центральной власти, ни от российской», а Харьковский Совет считать «высшим органом власти в области». По ее словам, во время дебатов на съезде мнения харьковцев разделились: «Часть товарищей поверила информации радовцев; находила, что раз уже все Советы Украины признали Центральную Раду, то Харькову приходится только присоединиться; другие считали это мнение совершенно неприемлемым и высказывались за присоединение Донецко-Криворожской области, в которую входит и Харьков, к России».

Скрыпник позже «вспоминал», что «во время первого съезда велось немало споров среди представителей донецких об объединении обоих съездов и звучали далеко не одинокие голоса о том, что рабочие Донбасса не считают себя украинцами, что они русские». Оценивая слова Скрыпника, надо учесть, что он, в отличие от Бош, в дни проведения харьковского съезда еще был в Петрограде. О недостаточной достоверности его «мемуаров» по поводу этого мероприятия свидетельствует хотя бы тот факт, что он упорно называет областной съезд Донкривбасса первым, а не третьим, как это было на самом деле.

А вот воспоминания Владимира Ауссема, избранного на Всеукраинском съезде членом ЦИК советской Украины, в данном случае более ценны. Он, в частности, утверждает, что представитель Донкривбасса Я. Яковлев (Эпштейн) на съезде убеждал всех: «Надо дать возможность мелкобуржуазной Украине создать себе власть по образу и подобию своему, а самим стремиться спасти от рук мелкобуржуазного шовинизма Центральной Рады пролетарский Донбасс, который тяготеет значительно больше к Москве, чем к Киеву».

Результатом работы I Всеукраинского съезда Советов стало избрание Центрального Исполнительного Комитета Украины — органа, который сразу же был окрещен в прессе «Цикукой», каковое название закрепилось за ним навсегда и даже порой попадало в официальные документы. А сама Цикука назначила Народный секретариат, который претендовал на то, чтобы считаться правительством советской Украины. Несмотря на то что киевские участники съезда пытались постоянно убедить харьковцев в необходимости войти во все эти органы, те по — прежнему считали себя отдельной организацией и заявили, «что они воздерживаются от участия в выборах Народного секретариата, мотивируя свой отказ тем, что они не знают избранных членов ЦИК».

Правда, для демонстрации единства с Харьковом в Народный секретариат во главе с Бош были назначены Артем и два представителя якобы от Донецкого бассейна — Лугановский и Мартьянов. Кандидатура последнего, назначенного «министром» почт и телеграфов, возникла вообще неизвестно как, а сам он позже служил во врангелевской контрразведке. Неясно также, было ли включение Артема и Эммануила Лугановского (настоящая фамилия — Португейс) в секретариат согласовано с ними и с Донецким обкомом. Но факт остается фактом: Артем участия в работе этого органа старался не принимать, о чем свидетельствуют воспоминания представителя Цикуки г-на Лапчинского. Тот утверждал: Артем в Народном секретариате советской Украины «не работал потому, что вообще негативно относился к нашей работе. У Артема и его единомышленников в планах было другое, и именно благодаря им на этом же съезде была принята по сути антиукраинская резолюция “О самоопределении Донецкого и Криворожского бассейнов”».

На самом деле, специальная резолюция, на принятии которой настояли донецкие большевики в качестве ответной «любезности» от участников I Всеукраинского съезда, называлась «О Донецко-Криворожском бассейне». Тезис о ее «антиукраинском» характере гуляет и в работах современных историков Украины. Чем приписывать ей столь резкие штампы, лучше приведем весь текст резолюции полностью:

«Принимая во внимание:

1) что Донецкий и Криворожский бассейны представляют собою область однородную в хозяйственном отношении,

2) что всякое разделение Донецкого бассейна вредно отразится на развитии его производительных сил и ослабит единство и мощь пролетарской борьбы,

Всеукраинский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов протестует против преступной империалистической политики руководителей казачьей и украинской буржуазных республик, пытающихся поделить между собою Донецкий бассейн, и будет добиваться единства Донецкого бассейна в пределах Советской Республики».

Нынешние украинские историки полагают: «Проект резолюции, очевидно, готовился к III съезду Советов Донецко-Криворожской области и со временем был лишь соответственно отредактирован: таким образом резолюция не совсем удачно маскировала понятие «Российская Республика» словами “Советская Республика”». Учитывая все вышесказанное, вполне допустимое предположение. Видимо, слова о «Советской Республике» без указания России или Украины стали своеобразным компромиссом между участниками съезда, приехавшими из Киева, и представителями Донкривбасса. Хотя, в общем — то, особых сомнений по поводу принадлежности региона к Российской Республике не было ни у кого — о том же заявили и участники I Всеукраинского съезда. Мало того, даже Центральная Рада еще официально не заявляла об отделении Украины от России, хотя ее устремления в этом направлении уже были ясны многим. Надо заметить, что данная резолюция активно замалчивалась в советской и украинской историографии, на что указал в 1988 г. криворожский исследователь П. Варгатюк. Что само по себе является показательным.

Итак, по итогам двух областных съездов Советов, прошедших в Харькове, местная Донецко-Криворожская власть признала правительство советской Украины. Но это не означает, что она согласилась на вхождение Донкривбасса в состав этой Украины. На протяжении короткого периода пребывания Цикуки в Харькове, длившегося месяц, местные политики, включая большевиков, обычно воспринимали киевлян как гостей, как некое «правительство в изгнании», временно находившееся за пределами своей Украины.

И об этом они постоянно напоминали гостям. Бош вспоминает, что еще в день приезда делегации из Киева харьковцы дали понять, что «не потерпят вмешательства «приезжих» в местные дела». «Это если и не было полным объяснением враждебной встречи, то все же серьезным предупреждением, — пишет она. — Краевой парткомитет принял это предупреждение и решил быть сугубо осторожным и не допускать и избегать возможности случайных вторжений в местные дела. Но это нелегко было провести в жизнь, оставаясь в Харькове». Из нижесказанного будет ясно, что Цикука дала немало поводов для недовольства со стороны харьковцев.

1 января 1918 г. общегородская конференция харьковских большевиков отдельным пунктом своей резолюции указала на временность «изгнания» Цикуки: «Здесь, в Харькове, где временно в настоящий момент находится ЦИК Украины, все местные дела также разрешает местный Совет». При этом киевлянам милостиво позволялось «проводить и здесь, в Харькове, мероприятия, имеющие общекраевое значение, а также необходимые для деятельности ЦИК Украины и Народного Секретариата».

Члены Цикуки навсегда затаили обиду на тот холодный прием, который был оказан им в Харькове. Спустя годы Бош посвящала перечислению этих обид множество страниц в своих мемуарах. «И ответственные товарищи, входившие в ЦИК и Народный Секретариат, и большинство президиума областного Донецко-Криворожского и Харьковского парткомитетов с первых же дней существования Советского правительства начали выявлять свое оппозиционное отношение к избранному ЦИК Советов Украины и его Народному Секретариату… — вспоминала она, продолжая: — Во все время пребывания Советского правительства Украины в Харькове руководящие областные и харьковские партработники не только не оказывали содействия в работе ЦИК и Народного Секретариата, но значительно осложняли ее и во всем подчеркивали, что за деятельность этих учреждений они ответственности не несут».

Харьковцы постоянно давали понять членам Цикуки, что те — «нежеланные гости». По словам Бош, «недружелюбный» прием проявлялся во всем — даже в таких мелочах, как «устройство на ночевку». Когда члены Цикуки потребовали себе помещение, они услышали ответ от местных властей: «Устраивайтесь как хотите. Мы не обязаны предоставлять вам квартиры». И в итоге «первое советское правительство Украины», как его представляли все советские учебники, было размещено в… харьковской тюрьме! Бош так описывает эту парадоксальную ситуацию: «Подшучивая над «страхами» харьковчан, очевидно, боявшихся нашего соприкосновения с делегатами «их» съезда, и своим «тюремным положением», мы направились по темным закоулкам к знакомым каменным стенам. Старая, но еще не забытая картина: часовые, пропуск, двор — каменный мешок, надзирательница и, наконец, камера… Дней 10 товарищи прожили в своем, не совсем обычном для добровольного вселения, помещении». В советских учебниках истории Украины об этом не писали…

Будучи по сути правительством в изгнании, Цикука не была удовлетворена такой ролью и пыталась действовать самостоятельно, опираясь на вооруженные отряды Владимира Антонова — Овсеенко. Тот прибыл в Харьков чуть ли не одновременно с делегатами сорванного киевского съезда Советов и, руководя операциями «эшелонной войны» (сначала против донских казаков Каледина, потом против Центральной Рады), разместил свою ставку в штабном вагоне непосредственно на железнодорожных путях — на так называемой «7–й линии». На протяжении нескольких недель отряды Р. Сиверса (он прибыл чуть раньше) и В. Антонова творили произвол, самочинно, не согласовывая свои действия с местной властью, производя аресты среди сторонников Центральной Рады и офицерства.

Противостоял этому произволу областной комитет Советов Донецко-Криворожской области и лично Артем. Как вспоминает Н. Бушев, посланный Артемом в красную ставку, «иногда тов. Антонов — Овсеенко превышал свои права и полномочия на Украине, не согласовывал свои действия с Харьковским комитетом партии и Советом». Постоянные конфликты харьковцев с Антоновым даже стали предметом отдельного рассмотрения на предновогоднем (30 декабря 1917 г.) заседании Всероссийского Совнаркома под председательством Ленина. По этому поводу правительство России постановило: «Совет Народных Комиссаров предлагает товарищу Антонову действовать в полном контакте с Харьковским советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

Владимир Антонов — Овсеенко

Сам Антонов, рассказывая о «неладах с местным ревкомом», описывает ситуацию таким образом: «К отряду на вокзал прибыли члены местного комитета большевиков во главе с т. Артемом, добивавшиеся от отряда отказа от каких бы то ни было враждебных действий против харьковских радовцев». Таким образом, будущее руководство ДКР (а Антонов помимо Артема жаловался в своей книге на будущих наркомов Рухимовича, Жакова, Васильченко) пыталось защитить от самочинных арестов харьковцев, своих идеологических оппонентов. Тем не менее ряд арестов был произведен, что встретило гневную реакцию и городской Думы, доживавшей свои последние дни, и многофракционных Советов, и самих харьковских большевиков. Один из красных командиров Сиверса жаловался, что «более гнусного отношения к революционным войскам он нигде до той поры не встречал». Артем довольно жестко настоял на том, чтобы арестованные сторонники Рады были выпущены на свободу.

Однако отряды Антонова, хоть и снизили свою активность в городе, продолжали совершать периодические налеты и реквизиции. Харьковские власти, включая большевиков Артема, попытались оградить жителей города от произвола. Но, как признается сам Антонов, несмотря на данное обещание, «приходилось все же применять самостоятельные реквизиции, что вскоре до крайности вновь обострило наши взаимоотношения».

Если руководство Донецко-Криворожского региона пыталось всеми силами противостоять беспределу отрядов Антонова — Овсеенко, то ЦИК Украины, лишенный поддержки в самом Харькове, напротив, спелся с командующим. Вот как вспоминает об этом сам Антонов: «У меня сразу же установились дружественные отношения с «Цикукой», который прислал в мой штаб своего представителя для постоянной работы в штабе, тов. Сергея Бакинского». В то время как донецко — криворожские большевики во главе с Артемом пытались отбить арестованных харьковцев у Антонова, Цикука не только не противостояла этому, но и с удовольствием использовала красные вооруженные части, поступившие под командование Антонова — Овсеенко, для своих нужд. Наибольший скандал, чуть ли не приведший к полному разрыву руководства будущей ДКР с советской Украиной, произошел вокруг захвата здания редакции «Южный край».

Как уже было сказано выше, «Южный край» занимал шикарное здание на центральной улице Харькова (ул. Сумская, 13). Вот как его описывает Евгения Бош, обосновавшаяся в этом доме после его захвата, происшедшего 17 декабря 1917 г.: «Помещение редакции имело 10 комнат с громадной приемной. Типография великолепно оборудована, с ротационной машиной… И ЦИК и Народный Секретариат сейчас же смогли приступить к работе и начать выпуск своего органа “Вестник”» (редактором «Вестника УНР» стал Эрде, порвавший с «Донецким пролетарием»). Если Артем со товарищи несколько месяцев собирал со всего мира деньги на свою типографию и газету, киевские гости особенно не морочили себе голову такими формальностями, став обладателями самой мощной харьковской типографии и прекрасно оборудованного офиса, затратив несколько минут на его захват. Неудивительно, что лично Артем обвинил киевских большевиков в «разбое» и «самозванстве».

Здание на Сумской, 13, из — за которого чуть не началась война харьковцев с Цикукой (современный вид)

Бош с досадой вспоминает: «Занятие помещения буржуазной газеты без санкции исполкома вызвало бурю негодования среди членов Харьковского комитета. Назначили экстренное заседание Областного и Харьковского комитетов и потребовали председателя Краевого для объяснений. Харьковчане обвиняли приезжих товарищей в желании диктаторствовать и считали, что своими действиями они дезорганизуют местную работу… Началась полоса бесконечных заседаний комитета с требованиями объяснений по всякому незначительному поводу». Бош связывает эти «придирки» с отсутствием Артема, который якобы сразу после съезда Советов уехал в Петроград и потому не мог «сдерживать оппозицию харьковчан». Однако она явно что — то путает, так как Артем все эти дни находился и довольно активно действовал в Харькове, что подтверждается и местной прессой, и мемуарами Антонова — Овсеенко. А съездил в Питер лидер донецких большевиков лишь в начале января на III Всероссийский съезд Советов.

Письмо наркома ДКР С. Васильченко о предоставлении А. Иозефовичу помещения взамен занятой типографии «Южного края» на Сумской, 13

Надо заметить, что в январе 1918 г., когда Цикука покинула Харьков и вслед за красногвардейцами подалась в Киев, местные большевики и не подумали возвращать здание на Сумской, 13 его законному владельцу. Наученные опытом киевлян, они заняли это здание и разместили в нем редакцию «Донецкого пролетария». Вскоре это здание стало основным офисом властей Донецко-Криворожской республики.

Хотя Иозефович не оставлял надежд вернуть здание обратно и в дни существования ДКР, упирая на то, что помимо «буржуазной редакции» в нем находилась и личная часовня владельца, его домовая церковь. Вопрос об этом доме не раз поднимался на заседании областного комитета ДКР меньшевиками и эсерами. Так, на заседании обкома от 18 февраля 1918 г., когда обсуждалась возможность переноса церкви из здания, бывший городской голова Харькова Рубинштейн предложил рассмотреть вопрос об «освобождении от реквизиции» редакции «Южного края». Когда большевиками это предложение было отвергнуто, Рубинштейн сформулировал данный вопрос так: «Чтобы церковь Иозефовича никуда не переносилась, а в случае перенесения, чтобы были соблюдены необходимые канонические правила».

25 февраля народный комиссар по делам управления ДКР уведомил Иозефовича о предоставлении ему «помещения, состоящего из трех комнат и передней с парадным ходом» по адресу: ул. Максимилиановская, д. 11 (ныне— Ольминского). После гражданской войны в здании «Южного края» разместилось «Общество старых большевиков», где даже останавливалась Надежда Крупская. И поныне оно украшает центр города, хотя многие харьковцы даже не догадываются, что это здание стало «яблоком раздора» между двумя советскими республиками, видевшими Харьков своей столицей.

Своими действиями (Бош называла их «решительными», харьковцы — «агрессивными») Цикука вызвала всеобщую неприязнь в городе. В Харькове затем не раз менялись власти, но большего единодушия в негативных оценках местная пресса не проявляла по отношению к любой из властей.

Вот как отозвался об отъезде ЦИК Украины меньшевистский «Наш Юг»: «Цикука уехала в Киев и с властью ее в Харькове можно считать вопрос поконченным. Мало найдется у нас граждан, которые бы не пожелали «Советскому правительству Украины» счастливого пути. Напротив, мы вправе рассчитывать на то, что чувство облегчения вместе с нами разделят и многие единомышленники украинских народных секретарей… Бош, Кулик, Скрипник своими сверхдемагогическими выступлениями… немало поработали над тем, чтобы на вечные времена оставить в памяти харьковцев отталкивающий образ того учреждения, которое избрало их своими министрами».

На неправомочность Цикуки указывали фактически все местные органы власти, проявляя в этом редкое единодушие. Так, на VI губернском съезде крестьян 22 января 1918 г. эсер Голубовский, возглавлявший одно время Донецкий областной комитет

Советов, сообщил, что Совет крестьянских депутатов постановил не считать правомочным ЦИК Украины, «а считать его только организационным бюро». Сообщение Голубовского было дополнено известием о том, что Цикука не считается правомочной и местным Советом рабочих и солдатских депутатов. В итоге губернский съезд единогласно присоединился к резолюции «о непризнании ЦИК Украины правомочным».

Не отставали от антибольшевистской прессы и сами харьковские большевики. Так, издававшаяся ими газета «Известия Юга» охарактеризовала краткий период «харьковского сидения» ЦИК Украины следующим образом: «Когда Ц. И. К. Укр. сидел в Харькове, что он сделал для Донецкого и Криворожского бассейна, т. е. для территории нынешней Донецкой Республики? Увеличил хозяйственную разруху».

Над Цикукой в Харькове откровенно потешались. Как пишет современная харьковская пресса, она «обогатила городской фольклор потрясающим глаголом «цикукать» — нести ахинею». Кстати, одним из поводов для шуток стал тот факт, что в своем составе ЦИК Украины не имел «ни одного украинца, кроме пресловутого Медведева» (непонятно, почему Скрыпник не был отнесен авторами статьи к украинцам) и при этом «из кожи лез вон, чтобы вести национальную украинскую политику». А непримиримая Евгения Бош стала предметом постоянных шуток и издевательств местной прессы, не раз посвящавших ей едкие памфлеты, вроде этого:

Евгения Бош

Как видно из подобной реакции либеральной прессы Харькова, на начало 1918 года местный Совет воспринимался харьковцами (в том числе не большевиками) вполне спокойно. И его противопоставляли нелюбимым в городе Цикуке и отрядам Антонова — Овсеенко, объединяя их в своем сознании воедино. Неудивительно, что Скрыпник, Бош и Антонов в своих мемуарах так болезненно описывали холодный прием, оказанный им Харьковом и донецко — криворожскими властями в конце 1917 года.