Первое, что я услышала, когда выкарабкалась из бездны, это звонкий голос моего босса. Он явственно раздавался где-то совсем рядом, но я ничего не видела — вокруг стояла сплошная темень. Мне было ужасно холодно, руки и ноги были связаны, рот заклеен пластырем, и я мысленно поблагодарила Бога, что у меня нет насморка, а то бы непременно задохнулась.

— Да, весело у вас тут, — говорил Родион. — И как вы всю жизнь среди жмуриков проводите?

— Да так и проводим, — устало проговорил старик заведующий. — Мучаемся, конечно, но что поделаешь, кому-то надо…

— Сочувствую. Значит, говорите, жмурика отсюда украсть невозможно?

— Да как же их украдешь, если все двери на замках и дежурные тут?

— А если подкупить дежурных? — задушевно спросил босс.

— Это можно, — согласился старик. — Но вы представляете, сколько нужно заплатить, чтобы человек рискнул потерять такую прибыльную работу? Мы ведь тут, считай, на золоте сидим, родственнички для покойников ничего не жалеют… Нет, уважаемый детектив, это исключается. Мы сами уже с утра голову ломаем. Приезжали туг всякие друзья покойного, тормошили нас, но где там…

А симпатичную блондинку в короткой джинсовой юбке, с длинными ногами вы точно здесь не видели?

Нет, сегодня не видел. Была здесь одна такая пару дней назад, но ее уже забрали, — вздохнул тот. — В пятом шкафу лежала, как сейчас помню. От гнойного аппендицита умерла.

Что ж, тогда я пойду, — разочарованно проговорил босс. — Спасибо вам за экскурсию.

Послышались удаляющиеся шаги, и дверь захлопнулась. Мне хотелось визжать, брыкаться и рвать на себе волосы от злости, но я лишь тоненько скулила, спеленутая, как матрешка. Мне уже стало ясно, что меня засунули в холодильник морга, здесь, может быть, еще вчера лежал труп Горбатого. Я не могла ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Босс, этот самоуверенный гений, обманутый жалким и подлым старикашкой, наверняка решил, что я его подвела и не пришла на встречу. Теперь будет предъявлять претензии, скажет, что не выдержала испытательного срока и все такое. А мне и сказать будет нечего в свое оправдание.

Но зачем, однако, меня сюда притащили? Почему старик сказал, что не видел меня, если любой, кто меня увидит хоть раз, уже не сможет забыть до конца дней своих? Может, он слепой? Нет, скорее всего он хитрый и мерзкий негодяй. Он специально пудрил мне мозги у себя в кабинете, чтобы сбить со следа. Хотя зачем тогда дал фамилии тех физиков? Чертовщина какая-то.

Плюнув на все, я начала думать о том, как Валентина будет ставить мне горчичники, когда станет лечить от воспаления легких, которое я непременно подхвачу в этом жутком холодильнике, если еще пять минут полежу в нем без движений. Я уже вся окоченела и была уверена, что кожа моя покрылась инеем и уже готова превратиться в ледяной панцирь. И еще я думала, что десять тысяч долларов — слишком маленькая плата за возможность полежать в этом холодном и темном железном ящике для покойников. Надо будет содрать с этих бандитов еще столько же, если, конечно, меня отсюда когда-нибудь вытащат живой.

Тут скрипнула дверь, послышались быстрые шаги и голоса. Все это начало приближаться к моему остывающему телу.

— Ну-ка, достаньте эту невесту, — раздался незнакомый противный голос.

Щелкнул замок, в глаза ударил яркий свет, я зажмурилась, и меня вытащили вместе с ящиком.

— Красивая стерва, — сказал тот же голос, и я открыла глаза.

Надо мной склонилось круглое лицо с маленькой черной бородкой и усиками и с любопытством разглядывало жабьими глазами. Рядом с ним стоял заведующий, а с другой стороны — чернявый красавец студент, который обещал опоить меня водкой и обкормить шоколадными конфетами. Каков подлец!

— О, уже очухалась! — воскликнул бородатенький. — Замерзла небось? — сочувственно спросил он. Я беспомощно кивнула, и он осклабился:

— Бедняжка. Не надо было совать свой симпатичный носик не в свое дело. Сними с нее пластырь, — приказал он чернявому, и тот послушно содрал с моего рта липучку чуть ли не вместе с челюстью.

Я начала хватать открытым ртом воздух, испепеляя ненавидящим взглядом своих мучителей.

— Скажи мне, девочка, что ты сказала своему коллеге-детективу? — спросил мужик.

— Все! — выкрикнула я. — Отпустите меня, скоты!

— Врешь ты все, родная. Иначе бы он не ушел отсюда так быстро, — мягко улыбнулся бородатый. — А он ведь ушел, не так ли? — Он посмотрел на студента, и тот кивнул:

— Так точно, Лев Моисеевич. Я сам видел, как он садился в троллейбус.

— Вот видишь, дорогая, он уехал, и никто тебе не поможет. Но, однако, я не хочу, чтобы после твоей смерти у меня были неприятности, понимаешь? Если ты хоть намекнула ему о нас, то лучше сама скажи, а то мне придется тебя помучить.

— Это бессмысленно, — заявила я, — мой босс все равно все узнает и выведет вас на чистую воду! Он просто схитрил, сделал вид, что поверил вам, а на самом деле обвел вас вокруг пальца! — Я злорадно оскалилась.

— Тогда придется и его убрать, — печально вздохнув, проговорил Крильман. — Сами виноваты, не нужно было связываться со шпаной.

— Может, не будем того трогать? — несмело предложил заведующий. — По-моему, он лопух лопухом и ни о чем не догадывается.

— Молчать! — рявкнул, мгновенно переменившись, Крильман. — Я тут командую! И так из-за вас, болванов, чуть не попался! Зачем навел ее на остолопов из МГУ?

— Так я ж не знал, что это они взяли, — виновато забормотал старикашка, опуская глаза. — Вы ж не предупредили. И потом, они новенькие, ничего еще не знают…

— Гнать их отсюда поганой метлой! — посинел от злости, как я от холода, Крильман. — Я с вами со всеми здесь разберусь! Дошли уже, докатились, черт возьми — доктор из своей больницы не может труп взять! Где это видано? Я вам что, каждый раз докладывать должен?! А сами не соображаете?!

Студент со стариком сконфузились, как малые дети, и испуганно хлопали глазами, боясь взглянуть на разъяренного Льва. Потом старик все же набрался храбрости и вякнул:

— Надо было вам у меня спросить, Лев Моисеевич. А то вот на урку нарвались. Что у нас, бесхозных трупов мало? Бери какой хочешь, на выбор…

— Заткнись, Замуховский! Мне любой не нужен, мне нужен именно этот, понятно? И я его получил. Все остальное — уже ваши проблемы. Выкручивайтесь как хотите, но жлобы моего имени не упоминали! И тех недоумков из МГУ предупредите. Все. Эту девку оприходуйте как положено, чтобы не болтала много. Заколотите ее в гроб и закопайте вместе с дохлыми бомжами. Только прикончите сначала.

— Не хочется грех на душу брать, — перекрестился старик. — Убивать-то…

— Значит, живьем заройте, — великодушно разрешил Крильман. Старик со студентом облегченно вздохнули.

Теперь у меня и внутри все похолодело от ужаса. Это не было бредом, а происходило на самом деле, и при последних словах изувера-доктора я чуть не облегчила им задачу и сама не умерла от страха. Чтобы в последний раз насладиться жизнью, я открыла рот и издала пронзительный вопль:

— А-а-ау-у-у-я-а-а!!!

Но студент тут же оборвал его, заклеив мне рот свежим куском пластыря. Тогда я стала дергаться, как сумасшедшая, стараясь проесть глазами ненавистных мне людей, но меня быстро затолкали в ящик и закрыли на ключ.

— А у нас там свободные гробы еще остались? — услышала я обеспокоенный голос заведующего.

— Да, парочка еще есть, — ответил студент. — Когда повезем?

— Ближе к вечеру, когда жара спадет… Не беспокойтесь, Лев Моисеевич, все сделаем в лучшем виде. — Смотрите мне…

Опять хлопнула дверь, и опять я осталась одна в темноте и холоде. Теперь я знала, что меня ждет. Но умирать совсем не хотелось, да еще такой страшной смертью. Помочь мне было некому. Никому не придет в голову искать живого человека в морге, среди покойников. Босс меня бросил, урки раньше завтрашнего утра не дернутся, рассчитывая на нас, а значит, придется как-то выкручиваться самой.

Слезы градом катились по моим щекам, я до крови закусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться от боли и отчаяния, и начала дергать руками и ногами, стараясь не задевать стенок ящика и не привлечь тем самым к себе внимания. Надо было мне, дуре, догадаться об этом раньше, когда Родион был здесь, но теперь уже поздно сожалеть об упущенном. Пластырь, которым меня опеленали, был матерчатым, и его не так-то легко было разорвать. Я походила на мумию, что вдруг ожила и начала вырываться из тряпок, в которые ее когда-то завернули. И зачем я устроилась на эту работу? Предупреждала же Валентина, что переломают мне ноги, так оно и вышло, только еще круче. Эх, ее бы сюда, она бы всем здесь показала! Как однажды, когда какой-то черномазый попытался отобрать у нас шмотки на толкучке. Она ему, бедному, так врезала, что тот вылетел за пределы рынка на проезжую часть и его чуть не раздавил автобус. После этого к нам уже никто не подходил, в том числе и покупатели — все опасливо обходили стороной. Мы так ничего и не продали, зато от души повеселились. Хорошо все-таки, когда рядом есть надежная и верная подруга. А когда нет — очень плохо..

Примерно час я без устали крутилась волчком, пытаясь сбросить ненавистные, липкие оковы. Пот струился с меня ручьями, и это доказывало, если верить тому, что мертвые не потеют, что я еще жива. Наконец каким-то чудом, не иначе, мне удалось высвободить левую руку. Тяжело дыша, я расслабилась и стала восстанавливать сердцебиение, чтобы продолжить. Так я пролежала в изнеможении минут пять и уже взялась было сдирать пластырь с другой руки, как в комнату кто-то вошел. Я застыла, боясь вздохнуть и пошевелиться, чтобы все труды мои не пропали даром и меня по новой не запеленали, но кто-то с сопением повозился в другом конце камеры и вышел. У меня отлегло от сердца, и я с удвоенной энергией принялась за работу. К сожалению, этот ящик был предназначен только для лежащих горизонтально покойников, и согнуться в нем было практически невозможно. Руки я освободила, а ноги, мои длинные, к несчастью, ноги никак не хотели сгибаться, и, как я ни корячилась, не могла дотянуться до них и освободить от пластыря. Так я и осталась лежать, распеленатая наполовину, злая, как фурия, и страшно усталая. Не знаю, сколько прошло времени, но только меня вдруг осенило. Я подумала о том, что те, кто конструировал эти шкафы, скорее всего рассчитывали на то, что в них в основном будут лежать покойники. А мертвецам вряд ли придет в голову вскрывать замок изнутри и выбираться наружу. Поскольку я лежала головой к дверце, то просунула к ней руки и стала ощупывать замок. Снаружи он, видимо, закрывался на ключ, а изнутри просто двигался железный язычок, как у форточки. Отодвинув его, я прислушалась. Сердце мое колотилось как паровозные колеса, но, к счастью, кроме него, я больше ничего не услышала. Осторожно открыв дверцу, я схватилась обеими руками за края и начала вылезать, вытаскивая спутанные ноги. Мой ящик был третьим снизу, мне пришлось перевернуться на живот, чтобы не свалиться вниз, и только так я наконец сползла на пол. Не раздумывая ни секунды, быстро содрала пластырь и вскочила на ноги. Злоба так и пылала во мне, подбивая на безрассудный поступок: пойти и переломить хребет старику, но я удержалась. Закрыв ящик и бросив в него остатки пластыря, я подошла к двери и прислушалась. Единственным моим желанием было поскорее выбраться отсюда и никогда больше не возвращаться ни сюда, ни к Родиону. Плевать на деньги и на работу, лишь бы не похоронили заживо вместе с бомжами.

В этот момент в коридоре послышались шаги, и я замерла, спрятавшись за дверью. Она открылась, и вошел мой старый знакомый, чернявый красавец студент. Не замечая меня, он подошел к моему ящику, вытащил ключ из кармана и стал открывать, что-то насвистывая. Лучшего случая могло и не представиться. Я так ненавидела его смазливую физиономию, что была согласна выместить злобу и на его затылке. Тихонько сняв туфли, я подкралась к нему сзади и ударила костяшками пальцев в то место, где шея соединяется с черепом. Я рассчитывала лишь отключить его, но, видать, сгоряча не рассчитала силу удара и повредила позвонок: студент сразу одеревенел, так и не успев открыть ящик. Я опустила его на пол, как бревно. Парень лежал и не шевелился. Жаль, конечно, но что поделаешь — сам напросился. Жить будет, но откачают его не скоро. Забыв про туфли, я босиком проскользнула в узкий коридор и пошла наугад куда-то налево. Меня уже не смущал приторный трупный запах и не пугало присутствие покойников. Мне так хотелось выбраться оттуда! Я была готова на все, и появись сейчас передо мною сам Франкенштейн, я бы расправилась и с ним. За углом послышались шаги. Кто-то был совсем близко. Мне почему-то показалось, что это Крильман идет, чтобы убить меня. Не дожидаясь, пока он появится, я прыгнула, выбросив ногу вперед. И попала прямо в лоб… Замуховскому, когда тот вынырнул из-за угла. Он только пискнул, отлетев назад, и глаза его сразу же закатились — для старика этот удар был слишком сильным. Без видимых признаков жизни он сполз по стене на пол и затих. Я побежала дальше. Мне уже было все равно, посадят меня за то, что покалечила двоих служителей Харона, или нет. Заскочив за какую-то дверь, я попала в просторный зал, где около открытых гробов суетились санитарки, одевая мертвецов. На меня никто не обратил внимания. Еще мгновение, и я оказалась на улице.

Господи, как же хорошо на свежем воздухе и на свободе! Босая, я бежала как лань подальше от этого проклятого места. Мне хотелось очиститься от пережитого кошмара, уснуть и забыться. Но до этого было еще далеко. Добежав до первого корпуса, я увидела приемный покой, и ненависть снова охватила мой разум. Не зная, зачем, я вошла туда и спросила у сидевшей за столом сестры, как найти доктора Крильмана. Она, удивленно посмотрев на мои босые ноги, сказала, что он дома после ночного дежурства. Адрес его она не дала, и я, разочарованная, вышла на улицу, громко хлопнув дверью.

Где теперь искать этого мерзавца? Нужно было звонить боссу и спрашивать, что делать дальше. Телефон находился у другого корпуса, и я двинулась туда. Не знаю, на кого я, вся разлохмаченная и помятая, была похожа, но только все больные, которые в этот час прогуливались по скверику, бросали на меня косые взгляды и наверняка принимали за сумасшедшую, сбежавшую из психиатрического отделения этой больницы. Мне было чихать на всех и вся. Босые ноги приятно грел теплый асфальт, и мысль о потерянных туфлях, между прочим, единственных более-менее нормальных в моей скудной «коллекции», уже не так сильно терзала мою душу. Выйдя из скверика, я сначала не поверила своим глазам, а потом молнией юркнула обратно за кусты. На стоянке возле белой «Волги»-пикапа стоял Крильман собственной персоной и разговаривал с каким-то врачом. Крильман, судя по всему, собирался ехать домой после напряженной трудовой вахты. Зарывшись в кусты, я стала следить за ним с замиранием сердца, раздумывая, как бы заполучить в свое распоряжение эту жидовскую морду, чтобы побеседовать в тихом месте по душам и выяснить, где находится горемычный труп Горбатого, пропади он пропадом. Крильман был совершенно спокоен и внимательно слушал своего собеседника, облокотившись на открытую дверцу машины. Наконец тому, видимо, удалось его убедить, он посмотрел на часы, вздохнул, что-то сказал коллеге, хлопнул дверцей и пошел за ним в корпус, крутя на пальце ключи. Я даже не поверила в такую удачу. Кошкой скользнув за кустами, не обращая внимания на впивавшиеся в голые ступни колючки, я добралась до машины, подождала, когда они скроются за дверью, и, пригибаясь, подскочила к передней дверце, которую Крильман на моих глазах не запер на ключ. Дернув за ручку, я быстро пробралась внутрь, перелезла через сиденье и затаилась сзади. Теперь этот негодяй был в моих руках. Или я в его.