Идти нам, как выяснилось, было всего ничего: несколько шагов до одного из домов неподалеку от нашего амбара. Двое встреченных мужчин проводили меня долгими взглядами. Это понятно. В таких местах, находящихся на отшибе и в отдалении от людей (пусть природа здесь будет хоть и того красивей), для здоровья побыть неплохо, и душой можно отдохнуть, но вот само житье день за днем — тоска смертная, особенно если заняться нечем. Есть, конечно, любители пожить в одиночестве, вдали от всех, но таких оригиналов немного. Любой человек стремится к переменам, к новому… А здесь время здесь течет медленно, и любое, самое незначительное событие воспринимается с интересом, служит поводом для долгих разговоров. Так что наше появление здесь должно стать главной темой для обсуждения.

В большой комнате, куда меня привели, находилось несколько мужчин, но первым, кто мне бросился в глаза, был герцог Стиньеде. От неожиданности я чуть не споткнулась на ровном месте. Откуда он здесь взялся? Или именно сюда нас с Киссом и везли на том корабле, откуда мы удрали? Если так, то получается, что мы сами, своими ногами пришли именно туда, откуда пытались сбежать? Да, судьба выкидывает интересные повороты… Зато по счастливому лицу герцога Стиньеде расплылась довольная улыбка.

— Милая, как же я рад тебя видеть!

— Вы?! Здесь?!

— Ну конечно! Где же мне еще быть? А вот что касается тебя, милая… Стоило ли покидать корабль с такой удобной каютой только лишь для того, чтоб бежать за мной посуху, по ужасным кочкам и сырой болотине? Что ни говори, а я никогда не понимал некоторых женских поступков!

— Герцог, — искренне вырвалось у меня, — ваш прилипчивый образ преследует меня повсюду, и наяву и в кошмарах… Увы, наяву вы мне являетесь даже чаще.

— Положительно, милая, ты ко мне неравнодушна! Проявлять такую настойчивость в желании свидеться!.. Я приятно удивлен и, право, тронут! Ей-богу, тронут до глубины души! Не знаю, что и думать по этому поводу… Но какая ты, однако, проказница! Без объяснения бросить меня в дороге, и свалиться на мою бедную шею именно тогда, когда я меньше всего ожидал твоего появления, милая! О, женщины, женщины, похитительницы сердец…

— Дорогой герцог, хотите правду, только правду и ничего, кроме правды? Если честно, то я меньше всего ожидала увидеть вас хоть когда-то, а уж тем более здесь! От всей души надеялась, что наше расставание будет вечным, и следующая встреча состоится не ранее, чем на Небесах… Надо же было так ошибиться! Любезнейший герцог, вы мне напоминаете тот репейник, который по осени цепляется за одежду. Как его не счищай, он все равно пристанет. Пусть и к другому месту…

— Ну, милая, не стоит так смущаться! Твое настойчивое желание увидеть меня говорит лучше любых слов! Хотя я и не люблю излишне навязчивых женщин, но для тебя готов сделать исключение…

Герцог говорил еще что-то, но я его не слушала. Не до того. Не знаю, как это сказать, но я всей своей сущностью ощущала немалую опасность, исходящую от одного из находящихся здесь мужчин. И дело здесь не в герцоге, хотя и остальные из присутствующих ко мне особо добрых чувств не питали: они-то как раз испытывали ко мне острейшую неприязнь.

А главное та чужая душа, что жила внутри меня… Впервые за все годы я чувствовала как тот, кого подсадили в меня, стал просто захлебываться ненавистью. Больше того, я внезапно поняла, что, как мне объясняла Марида, наши души — моя и чужая, та, что живет во мне, что они навечно, намертво спаяны между собой, что мы с ней — единое целое, нерасторжимое и неразрывное, и что я могу многое… Очень многое. Невероятно многое. Просто раньше я о том не знала… И еще я поняла, что со мной тогда, много лет назад, сделал тот колдун, когда превращал меня в батта. Это было как вспышка, как озарение, как будто я прочла о том в книге, где все, что произошло со мной, было объяснено и разложено по полочкам… Мне нужно было какое-то время, чтоб понять это, и осознать в полной мере. Хорошо, что герцог все еще что-то говорит, блещет остроумием, дает мне возможность немного придти в себя, а то хоть в обморок падай, чтоб время выиграть… Впрочем, обморок — сейчас это для меня лишком большая роскошь… Однако, ну ни хрена себе, что тогда сделал со мной тот колдун! А ты, предок дорогой, что ж молчал, мог бы и раньше сказать, подготовить меня к тому, что-ли… Ну, мужики, бить вас некому! Предок, между прочим, это и к тебе относится!

Который же из находящихся здесь мужчин и есть тот самый колдун, о котором говорили мальчишки? Бегло окинув взглядом всех, остановилась на одном. Пусть ни одеждой, ни ростом, не внешностью этот мужчина ничем не выделялся из остальных, но что-то заставляло меня смотреть только на него. Он, единственный из всех присутствующих, сидел за столом. Он? Он… Спокойное лицо, чуть заметная насмешка на тонких губах, небольшая заинтересованность в черных глазах… Этот человек был во много раз опаснее всех, кто был в этой комнате, всех вместе взятых…

Эх, плохо, что у меня руки связны! Но ничего, кое-что можно сделать и со связанными руками… Так, кроме допроса, который мне здесь намерены учинить, что им еще от меня надо? Хотя это понятно. Тоже мне, секрет… Что надо от молодой бабы мужикам, страдающим от тоски, безделья и отсутствия женского общества? Да к тому же в большинстве своем бесконечно злым на меня… Похоже, они считают именно меня виновницей своих бед. Дураки! Не стоит перекладывать вину за собственные ошибки на других.

Вон, обступают меня со всех сторон… Как видно, для начала решили припугнуть хорошенько, а может, и душу себе отвести… Так, вас здесь, в этой комнате, семь человек, вместе с колдуном… Ну, дорогой предок, нам с тобой надо будет немного повоевать…

— Дорогой герцог, — перебила я коротышку на полуслове, — герцог, не представите ли даме присутствующее здесь изысканное общество? С вами, разумеется, общаться очень мило, но оставить без внимания такое количество весьма привлекательных мужчин я ну никак не могу себе позволить.

— Милая, должен сказать, что для тебя это слишком большая честь. Как бы ты себя не вела, кем бы себя ни считала, но была, есть и будешь грязной крестьянкой из вшивого болотного поселка. Высокородные, по воле судьбы оказавшиеся в этом скромном жилище…

— Герцог, заговорщик недоделанный, умолкни — оборвала я его уже без всякого почтения. — Все, находящиеся здесь, прекрасно знают кто есть кто, так что не будем источать пустую любезность. Вместо того, чтоб молоть чушь, в которой вы большой дока, лучше бы сняли с дамы веревки. Право, герцог, этим бы вы произвели на меня куда большее впечатление…

— Ну, милая, зато ты на меня уже произвела нужное впечатление.

— Приятно слышать…

— Ты, дорогая, не из тех людей, кого можно держать без веревок. Так что мы с тобой сейчас мило потолкуем…

— Герцог, что нужно вам, и вашим приятелям, так это… Ну, вслух об этом я говорить не буду. Ответ на ваших лицах, простите, почти что написан крупными буквами. Причем навозом… Свежим. Он воняет сильней. А теперь о том, что вы получите…

Не оглядываясь, с силой ударила ногой назад… Там один самоуверенный лопух позволил себе подойти ко мне слишком близко, за что и поплатился. Я не промахнулась, и сзади кто-то взвыл от нешуточной боли. Для полной уверенности добавим еще разок…Так, один вне игры, не стоит и оглядываться, время понапрасну терять. Прыжок с места вперед, удар обоими ногами в грудь того, кто стоял рядом с герцогом, кувырок через голову, подсечка под ноги третьему и, уже вскакивая, добавить ему же ногой по шее… Ничего, не смертельно. Так, второй готов. Перекат на спину, захватить ногами поднятую для удара ногу противника… Рывок — и высокий мужчина, нелепо взмахнув руками, падает на спину, приложившись при том головой об пол… Ничего с ним страшного не случилось, живой, только вот в этой самой голове у него сейчас звон стоит, да и в глазах долго двоиться будет. Небольшое сотрясение мозга — переживешь, в свое время Дану пришлось хуже… Так, третий готов…

Еще кувырок через голову и удар ногами в живот племянника герцога, а вторым ударом откинуть его в сторону… Ладно, не хрипи, не так сильно я тебя достала. Убивать тебя я не хочу, а если что и отбила ненароком — уж извини, сам виноват! Нечего было в свое время дядю слушаться, а сейчас вообще не фиг топтаться посреди избы!..

Уклониться от летящего ножа… Умельцы, мать вашу, кто ж так нож бросает?! Совсем, что-ли, в том толку нет? Тогда нечего понапрасну раскидываться добром!.. Сейчас все одно делать нечего, учились бы ножи бросать — все какое-то занятие, а то свободного времени у вас столько, что не знаете, чем заняться от тоски… Нож о стену ударился и отлетел чуть в сторону. Прекрасно! Еще один кувырок, подхватить нож связанными за спиной руками… Вот тут едва осечка не вышла: руки от веревок настолько затекли, что нож едва не выронила! Ладно, как-нибудь удержу, пусть даже он только для вида у меня в руках будет: все одно мужикам в опаску, подумают лишний раз, стоит ли им на меня налетать… Вскочив на ноги, чуть ли не прислонилась к стене. Ладно, спина у меня прикрыта, хотя бы оттуда можно не опасаться нападения…

Все это произошло очень быстро, в течение нескольких ударов сердца. Понятно, что ни один из присутствующих здесь мужиков не ожидал ничего подобного от обычной, казалось бы, бабы, да еще и со спутанными за спиной руками. Оттого сейчас и возникла пауза, только слышалась ругань и стоны лежащих на полу. Так, подсчитаем: сейчас на своих ногах осталось четверо. Тот, которому попало первым, стонет, скорчившись на полу и схватившись за низ живота, второй с трудом встает с пола, держась за шею, а третий все еще хрипит, хватая ртом воздух. Насчет племянника дорогого герцога я и вовсе промолчу… Оставшиеся мужики стоят в полной растерянности…

Не знаю, что бы произошло дальше, но тут заговорил сидящий за столом мужчина.

— Неплохо… — в его голосе слышалась насмешка. — Резво, весьма резво… Чем-то напоминает северный стиль боя, столь любимый в кхитайской провинции Цинай. Именно там водятся подобные любители размахивать руками и ногами перед зрителями, и работают они в основном на публику… Оставьте нас.

— Но, — пришел в себя герцог. — Она же…

— Я, кажется, понятно сказал — оставьте нас одних.

— А я бы вас попросил — это вмешался в разговор один из находящихся в избе мужчин, — я бы попросил говорить с нами в ином тоне. Здесь присутствуют…

— Все — вон! — причем сказано было так, что замолчал даже герцог, а его издающий слабый писк племянник чуть не прикусил язык. Оставшиеся на ногах двинулись к выходу, не забыв прихватить с собой все еще постанывающих приятелей.

— Руки развяжите — попросила я.

— Вначале брось на пол нож. Это приказ.

Что ж, можно и бросить. Вернее, выронить, все равно я его едва удерживаю в почти негнущихся пальцах. Правда, нож все же, для пущей надежности, может, стоит отправить под лавку, что находится неподалеку от меня? Но намерение свое выполнить не успела. Один из тех, кто направлялся было к двери, по кивку мужчины подхватил с пола брошенный мной нож и разрезал веревки на моих руках. Ох, беда, руки затекли до того, что кажутся чужими! Принялась растирать кисти рук. Пальцы совсем ничего не чувствуют… Как я ими умудрялась нож подхватить да еще и держать его — ума не приложу!

— Разрешаю сесть. Вон там.

— Какая доброта! — усмехнулась я, присаживаясь на лавку у противоположной стены. — Повторю только что сказанное милейшим герцогом, как он, там бишь, выразился: тронута, душевно тронута!

— Не дерзи. И сердить меня не стоит. Я и без того нахожусь несколько не в том настроении, когда со мной можно шутить, причем мое неважное душевное состояние возникло отчасти и по твоей вине. А когда у меня скверное настроение, то кое — кому может быть плохо, и что характерно, прежде всего плохо может быть друзьям того, кто меня рассердил. Это касается прежде всего тебя и твоего дружка. Так что советую замолчать. По-настоящему еще ни тебя, ни твоего приятеля пока что не трогали, оттого ты и позволяешь себе лишнее. Но это дело исправимое, тем более наказать вас обоих есть за что, а наказание я пока что отменять не намерен. Как раз наоборот. Поэтому не стоит тебе сейчас выламываться ни передо мной, ни перед кем-либо иным. Хотя лично меня подобное пока еще только забавляет. Уж не считаешь ли ты себя круче всех эрбатов?

— А разве я считаю? Мне в голову такая мысль даже не приходила.

— Уже неплохо, раз знаешь, где можно остановится, и на каком месте тебе следует находиться.

— И какое же у меня место?

— Пока что ты можешь попасть на место тех, кому укорачивают язык за излишнюю дерзость и режут ремни со спины за пустое самомнение…

Вот даже как!.. Продолжая растирать руки, рассматривала колдуна. Мальчишки правильно описали внешность колдуна: среднего роста, смугловат, темные глаза, в черных волосах нет ни единого седого волоса. А если судить по правильным, своеобразным чертам лица, то я бы сказала, что он родом с дальнего юга, внешне чем-то походит на мать принца Паукейна. Возраст… Трудно сказать однозначно. Немногим старше меня. Ему где-то от тридцати до тридцати пяти лет. Холен, надменен, самолюбив… Презрительная улыбка, беспредельная самоуверенность в собственной значимости и силе. Возможно, у него есть для этого все основания… На первый взгляд — обычный мужчина, не красавец, но довольно интересный внешне, и совсем не страшный. Но, тем не менее, неприятный до омерзения! И глаза… Так смотрят столетние старцы, ненавидящие чужую молодость и этот светлый мир. Есть такие, которым возраст вместо мудрости и знания прожитых лет дает лишь злость, досаду за неудачно прожитую жизнь и неприязнь к всему новому. Даже его белозубая улыбка мне, непонятно почему, напоминала волчий оскал… Не знаю, как правильно сказать, но лично меня этот человек чем-то отталкивал до такой степени, что не хотелось даже находиться рядом с ним. А еще больше не хотелось находиться под его холодным изучающим взглядом. Такими глазами смотрят на неведомую букашку, которую не хотят выкидывать или давить ногой, а намереваются, забавы ради, прихватить с собой, чтоб показать эту диковинку друзьям — приятелям…

— Вы кто такой?

— Разве самой не ясно? Пошевели мозгами, если они у тебя есть. Или все растеряла, гуляя по лесу?

— Почему же, догадываюсь кто вы такой… Колдун. И, похоже, самый главный из находящихся здесь людей…

— Колдун… — его губы искривила презрительная улыбка. — О, Великий Сет! Это все равно, что назвать дракона большой ящерицей! И как ты сказала? Из находящихся здесь людей? Надо же такое сморозить!.. Ну да что от вас взять, людишки с куцым умом!.. Чем больше я с вами общаюсь, тем больше у меня копиться оснований вас презирать.

— Что вам от меня надо?

— Вопрос поставлен неправильно. Это я в настоящий момент прикидываю, сгодишься ты мне, или нет. Должен признать, пока что от тебя мне одни убытки. Мало того, что днем одному из моих людей голову проломила, так еще и здесь побоище устроила. Мужики к ней, можно сказать, с самыми добрыми намерениями, а ты к ним без всякой симпатии! Ай — яй — яй, дорогуша, как ты нелюбезна!

— Надеюсь, тот парень, которому я в голову камнем попала, пришел в себя? Простите, но он первый напал на нас! Должна же я была как-то защищаться от летящих стрел!

— Кто? А, этот… Ерунда. Сдох.

— Вы имеете в виду того парня, которому я в голову камнем попала? Он что, умер? О, Пресветлые Небеса! Я не хотела…

— При чем здесь ты? Я ему сам голову свернул, в назидание другим, чтоб знали: я растяп не прощаю. Мои приказы надо выполнять так, как я сказал, а иначе всем следует пенять только на себя. Это же полной мере относится и к тебе. Я сказал — ты сделала, и иных вариантов здесь нет и быть не может.

— Очевидно, я не поняла… Тот, погибший парень… Он что, чувствовал себя настолько плохо, что его уже не было смысла лечить, или…

— Уж не думаешь ли ты, что я буду тратить свои знания и силы на то, чтоб лечить дающих себя ранить глупых ишаков? Зачем мне это надо? Я, спасибо за то Великому Сету, излишками человеколюбия не обременен. К тому же раненый — это обуза, которая мне не нужна.

— Жестоко. А вы не боитесь, что насмотревшись на то, как вы обращаетесь с людьми, отсюда убегут все, кто в состоянии ходить?

— Нет, не боюсь. Такого хлама, как паршивые людишки, почти всегда в избытке. А если им еще хорошо платить, то никто из вас никуда не денется, как бы вас при том не тыкали мордой в дерьмо. За жалкую кучку золота будете служить, как послушные собаки. А чтоб эти скоты знали, кому служат, и что с ними будет за ослушание, время от времени требуется проводить небольшие акции послушания Очень полезная вещь. В общем, тебе, думаю, все понятно и можно не продолжать. Еще что тебя интересует, любопытная ты моя?

— Что это за место? Кто эти люди, что только что ушли отсюда? Для чего нас в Стольграде вытащили с этапа? И это по вашему приказу нас включили в число отправляемых? Так? Думаю, если бы не вы, то мы бы по-прежнему находились в столице. Тем более что лично мне Правитель дал свободу… Наше появление на этапе, а затем на том маленьком судне — это ваших рук дело…

— Какая любознательность! Какой широкий диапазон вопросов! Надо же, какие у нас эрбаты умные пошли! Куда умней деревяшки… Разумеется, я приложил руку к тому, чтоб вы оказались на том судне. Не привык спускать тем, кто мне мешает, или прощать тому, у кого хватило ума встать на моем пути. Это, знаешь ли, создает тебе плохую репутацию в глазах окружающих.

— И только ради того, чтоб не дать спуску обидчикам, или не подмочить свою репутацию, вы пошли на такой риск — вытащить нас из тюрьмы, причем чуть ли не на виду у всех? Ерунда. Для этого вовсе не требовалось прибегать к таким сложностям. Подождали б немного, до той поры, пока, допустим, меня не выпустят из заточения (это и так должно было произойти со дня на день), а потом… Да мало ли что может приключиться с неопытным провинциалом на шумных улицах Стольграда!.. Там всегда можно найти человека, который может тихо и без следов расправиться с неугодными…

— Если бы все было так просто!.. В общем, так: что мне надо — это мое дело. Узнаешь потом, и то лишь в том случае, если я того захочу. Твое дело — исполнять мои приказы, а остальное тебе знать не положено.

— Я все перебираю в уме: куда бы тебя послать, хмырь болотный, по какому именно адресу и на какую букву… В последнее время я вращалась в не совсем изысканном обществе и узнала так много непристойных слов, что сразу не могу выбрать нужное…

— Предупреждаю: я не привык к хамству со стороны своего имущества. Первый раз прощаю, а в следующий раз будешь наказана.

— Что — о?

— К сожалению, с тобой особый случай. Любому другому с рук не сошло бы даже куда меньшее оскорбление. Увы, но к своей великой досаде я вынужден сдерживать свои чувства: ты мне нужна. Пока. Не исключено, что за подобные грубые слова в мой адрес тебе потребуется сделать маленькое внушение, после которого любые нахалки, как правило, умнеют с первого раза… Вообще-то ты и так принадлежишь мне.

— Это с какого перепуга? Похоже, здешний хвойный воздух вам слишком сильно голову задурманил. Видения пошли…

— Надо будет в ближайшие часы именно из твоей головы все лишние видения выбить. Остается только определить нужный способ. Это, думаю, можно устроить без проблем. А заодно кое-что пояснить твоей неумной башке, пока еще она сидит на плечах, а не валяется под деревьями. Видишь ли, чтоб ты больше не задавала мне вопросов, поняла очевидное и перестала дерзить… Поясняю: я просто забрал себе то, что мой погибший друг Канн — Хисс Д'Рейурр много лет назад подарил мне. То есть тебя. Для того-то тебя, как ты выражаешься, и выдернули с этапа. Я, знаешь ли, не привык разбрасываться своим имуществом, тем более что речь идет о последнем подарке моего доброго старого друга… Как это не досадно, но я вынужден буду потратить толику своего драгоценного времени для того, чтоб растолковать тебе простейшие вещи.

— Вы о чем говорите?

А у самой в голове встала сцена: Вояр, читающий письмо погибшего колдуна, в котором тот описывает приятелю свой удачу насчет проведенного им обряда эценбат в нашей стране… А проведен тот обряд был надо мной, и в том обряде было еще нечто иное, отличное от обычного обряда, нечто новое, придуманное колдуном по дороге в нашу страну…

— Ты прекрасно догадываешься, что я говорю, и о чем именно идет речь. Не стоит прикидываться передо мной идиоткой без толики мозгов. Этот ваш Вояр умудрился раскопать весьма давнюю историю. Должен в очередной раз признать, что он хваткий и сообразительный мужик, не в пример многим ослам, трущимся у подножия престола вашей дикой страны… Жаль, что он не с нами. Я уважаю сильных противников, их приятно побеждать. Ну, у нас с ним давно идет заочная дуэль с переменным успехом. Хотя, говоря по чести, мне бы следовало сказать вашей главной ищейке спасибо уже за то, что он сумел прояснить некоторые подробности гибели моего лучшего друга, благослови Великий Сет его вечно ищущую душу. Какого талантливого ученого умудрились убить ваши недоумки!.. При одной мысли о том я готов, не раздумывая, пустить по нож сотню — другую — пятую поганых людишек!.. Так вот: то недописанное письмо, что Вояр читал вашему Правителю — оно предназначалось мне.

— Но… Откуда вы узнали о том письме? И о том, что там было написано?

Ответом был лишь насмешливый взгляд.

— А сама как думаешь?

— Тут и думать нечего — с досадой махнула рукой. — Там, у Правителя, был кто-то из ваших людей…

— Правильно. Нечего и глупые вопросы задавать, впустую сотрясать воздух, если знаешь ответ. Конечно, у Правителя был кое-кто из моих людей. Над миром властвует лишь тот, кто знает больше других. Короче, искренне советую убрать подальше свой пустой гонор, и покрепче прижать задранный было хвост к ногам. Иначе мне придется провести с тобой небольшую учебу на тему послушания и полной покорности. А учить я умею, поверь мне на слово.

— Неужели вы всерьез рассчитываете на то, что я, или кто иной поверит той сказке, что колдун, написавший письмо, и убитый много лет назад, был вашим другом? Действительно, людей вы держите за недоумков. И напрасно. Думаете, что никто, кроме вас, считать не умеет? Доказывать, что это письмо предназначалось вам, просто несерьезно.

— Интересно, почему?

— Прежде всего, в том письме говорится о погибшем учителе, разработавшем какие — то теории в вашей темной науке. Как там его звали, этого учителя… А, вспомнила: К'Рат — Дел. Вояр говорил, что этот человек умер более тридцати лет назад. Да, не спорю, Вояр упоминал и о том, что у этого человека были ученики. Но даже я догадываюсь: для того, чтоб правильно и умело воспитать ученика, передать ему свои знания, опыт, умение — на все это нужны долгие и долгие годы обучения. Двумя — тремя годами здесь никак не обойдешься. Речь идет, по меньшей мере, о десятилетии, а то и не об одном… То есть не надо быть семи пядей во лбу, чтоб просчитать очевидное: даже самым молодым ученикам К'Рат — Дела, в самом лучшем случае, сейчас должно быть около шестидесяти лет. Вам же при всем желании можно дать не более тридцати пяти, и то с большой натяжкой. Скорее, вам лет тридцать, или на год — два больше. Вы, наверное, и родились-то как раз в те годы, когда погиб К'Рат — Дел. Так что быть тем адресатом вы никак не можете.

— Вот даже как? Что ж, приятно слышать такое о своей внешности… Значит, мои труды в этом направлении не пропадают даром.

— Я не знаю кто вы такой, как вас звать и что вам от меня надо. Но догадываюсь, что вы привели меня сюда со связанными руками и поставили перед толпой мужиков только для того, чтоб посмотреть, каким образом я поведу себя в этой ситуации, что буду делать в ответ на грозящую мне опасность. Изучаете, так сказать, как подопытного зверька… А знаете, отчего вы мне разрешили сесть? Просто лавка находится на пару шагов дальше от того места, где я недавно стояла, и допрыгнуть отсюда до вас из сидячего положения в случае чего мне будет куда сложнее. Далековато, да и вас будет лишняя доля секунды, чтоб попытаться меня остановить. В этой ситуации не имеет особого значения, связаны у меня руки, или развязаны…

— Попридержи язык. Я начинаю терять терпение. Или это уже ты начинаешь испытывать меня?

— Кстати, я тут подумала, и получается слишком много совпадений… По всему выходит, что вы являетесь главной фигурой в неудачной попытке заговора. Случайно, не вы ли были тем человеком, который пытался организовать подмену принца Домниона двойником? Похоже, власть у вас немалая — вон, даже герцог Стиньеде слушается. Стоп, стоп… Значит вы и есть именно тот, кто организовал заговор против наших стран и стоял во главе его? И именно вы похищали Дана… Попытка замены династий… Вернее вы только осуществляли то, что задумал ваш Нерг?

— Медленно соображаешь. И почему это я всего лишь пытался? Дело было поставлено неплохо. Я, как ты понимаешь, действовал отнюдь не в гордом одиночестве. Такие более чем очевидные вещи должны раньше доходить до каждого, у кого имеется хоть малая толика мозгов. Но это если внимательно всматриваться. А так, глядя со стороны, любой несведущий человек признает, что к этой истории я не имею никакого отношения. Во главе заговора стоял этот старый раздолбай, герцог Стиньеде, с которого и должен быть весь спрос. А я — никто. Ну, участвовал по мелочи, по ошибке… Так сколько нас таких, невольных участников, не знающих, куда их втянули?..

— Это вы называете "по мелочи"? Указывал тем, кто участвовал в заговоре, что им надо делать, давал деньги, организовывал нужные связи, дергал за ниточки, наказывал, если что-то шло не так, как задумывалось…

— Правильно — довольно усмехнулся мужчина. — И все это было. Но вдумайся: кто такой я? Так, незаметный серый человек за глухой стенкой, о котором почти никто не знает. Пусть даже заговор провалился, но какие ко мне могут быть претензии? Во всем виноват старый герцог со своей невероятной манией величия, а при чем здесь Нерг? Абсолютно ни при чем! Бедный, несчастный, многократно оклеветанный Нерг! Правда, на этот неудавшийся заговор нами было угрохано столько денег — даже вспоминать не хочется! И, следует признать, в целом замысел был неплох. Увы, но с кандидатурой герцога на престол мы, похоже, промахнулись. Надо было искать кого помоложе, более ловкого и ухватистого, а не ставить на этого старого скользкого налима, звездное время которого, судя по всему, осталось в прошлом. И потом, неизвестно, чем бы закончилось наше дело, если бы не ты. Известная всем истина: песчинка, попавшая в хорошо отлаженный часовой механизм, может наделать немало бед. Ты — наглядный пример этой прописной истины.

— Значит, именно сюда, в это самое место, и должны были доставить Вена и Дана?

— Вот именно. Должны были, но не довели. Вот олухи! А ведь все было так хорошо просчитано! Ни на кого из вас, паршивых людишек, ни в чем нельзя положиться! Ничего, позже ты у меня еще посидишь на раскаленных сковородках, и не раз проклянешь тот миг, когда вздумала влезать в чужие игры больших людей.

— Так выходит, эти мужчины, что были здесь недавно…

— Такие же неудачники, раздолбаи — заговорщики, как и старый осел Стиньеде. Вернее, те из неудачников, кому удалось уйти от тайной стражи.

— В их числе и те, которых вы сумели вытащить из тюрьмы вместе с герцогом Стиньеде, и отправили сюда на том же судне?

— Естественно. Надо постараться собрать осколки от разбитой чашки. Вот я и собрал тех, кто в ожидаемом спектакле со сменой династии должен был играть основные роли. Может эти неудачники сгодятся в будущем хоть на что-то полезное… Да и у вашего Вояра будет поменьше лишних болтливых языков, которые ему невесть что могут наплести. И потом, забрать из-под носа у Вояра, чуть ли не прямо из тюрьмы таких заговорщиков!.. Давненько Вояр от меня такой плюхи не получал! Он поймет, от кого ему послан сюрприз…

— Вначале ответьте мне на вопрос — я с трудом сдерживала клокочущую во мне ярость. — Что же такое сотворил со мной тот колдун, ваш приятель, если вы снисходите до разговора со мной? Что вам от меня надо?

— Имущество вопросов не задает. Я и так оказал тебе слишком большую любезность, снизойдя до разговора с подопытным животным.

— Вот даже как…

— Естественно. Если у меня появится такое странное желание, то я могу поговорить со своим верным мечом, или с кинжалом, даже с колбами и ретортами в лаборатории, но унижаться до долгой беседы с любым из вас — это уже чересчур даже для меня.

— С кем это — из вас?

— Ты — имущество, причем такое же, как, допустим, тот стул, на котором я сижу. Ах, извини, ошибся! Стул — это ближе к мужчинам, а ты, баба, можешь считаться, в лучшем случае, табуреткой. И знай: если бы не мой интерес к кое-каким подробностям, то б я тебя давно в ближайшем муравейнике живой закопал.

— И, тем не менее, я бы хотела получить ответ на свои вопросы.

— Ну, мне и самому интересно, что именно мой друг сделал с тем обрядом! В этом надо еще разбираться, многое уточнять. Он был большим умницей, мой так не вовремя погибший друг… А тебе лишнего знать не надо. Как ты говоришь — тот колдун… Запомни: отныне и навсегда я желаю и требую, чтоб в любом разговоре ты называла его по — другому, а именно — достопочтенный Канн — Хисс Д'Рейурр. Так же ты должна называть и моего учителя — достопочтенный К'Рат — Дел. Только так, и не иначе. И заруби себе на носу, на лбу, или на руке — не знаю, где для тебя более удобно: Канн — Хисс Д'Рейурр был для меня не приятелем, а другом, память о котором я чту. Так что слово "приятель" по отношению к нему ты должна забыть. Приятель может быть у тебя, и то лишь в случае, если я позволю завести нечто подобное, но на это тебе рассчитывать не стоит. Во всяком случае, пока. Меня же отныне ты должна называть господин или хозяин — позволительны оба эти слова. Хамство или дерзость по отношению хоть к кому-то из нас, естественно, недопустимы даже в мыслях. Повторять тебе все это во второй раз я не намерен. Надеюсь, все понятно?

— Желать вы можете многое. У меня, знаете ли, тоже есть о чем мечтать, только вот с исполнением желаний дело туго обстоит… Мне непонятно другое: с чего это я должна делать то, что вы только что сказали? Написал ему приятель в письме… Да пусть он вам пишет все, что угодно! Мало ли что и кому может придти в голову! Это его дело, а у меня своя жизнь, в которой я не желаю не иметь никаких дел ни с одним из вас двоих! И вообще: моим мнением по этому поводу кто-то из вас двоих поинтересовался? Я не вещь, а свободный человек, и вовсе не собираюсь исполнять неведомые капризы давно умершего человека, тем более того, кто сделал из меня батта… Вы оба засуньте свои желания знаете куда? Попадись мне в руки сейчас тот ваш приятель, не знаю, что бы с ним сделала!

— С чего, значит, ты должна делать то, что тебе приказано…

В ту же секунду мое сердце словно со страшной силой сжали ледяные пальцы, а еще через мгновение я не смогла дышать, без сил хватая ртом воздух, который не проходил вглубь горла. Это длилось бесконечно долго, а потом давление ослабло. На несколько коротких секунд я сумела перевести дух, а потом пальцы вновь сжались на моем бедном сердце. Казалось, оно вот-вот лопнет от того, с какой невероятной силой его безжалостно давили стальные тиски, одновременно с этим вонзая в мое тело сотни раскаленных иголок. Боль была такой сильной, что мне казалось, будто через них в меня течет ручей из жидкого огня, причем в эту бурлящую струю без остановки вливаются все новые и новые струйки, не оставляя в покое самой крохотной клеточки тела… Однажды в детстве я случайно обожглась каплей раскаленного свинца, и хорошо запомнила ту жгучую непреходящую боль. Но то, что я испытывала сейчас — это было хуже, куда хуже, хуже во много раз… Я уже была не человеком, а сгустком всепоглощающей боли. Вокруг головы будто крутился раскаленный обруч, без остановки сжимающий мою голову все сильнее и сильнее. Это даже не боль, это нечто немыслимое и куда более страшнее…Не в силах человека вынести такое…

У меня было только одно желание — чтоб прекратились эти немыслимые страдания, раздирающие на части, не позволяющие думать ни о чем ином… Только бы избавиться от этих мучений! В голову змеей проскользнула чужая мысль, и беспрерывно, настойчиво внушала мне одно: зачем так мучаться, так страдать? Для чего это надо, и кому? Упрямство — это глупость, и может рассердить господина! Ведь терпеть такую боль — вне человеческих сил! Для этого и всего-то требуется упасть на колени перед сидящим человеком и назвать его своим господином… Это далеко не самая большая цена за избавление… Разве это сложно — преклонить колен и покориться сильному, умному владыке, который лучше знает, что мне надо? Не стоит понапрасну сердить его, лучше проявить покорность… Разве это так сложно сделать?..

Не знаю, может быть я бы так и поступила — все одно в голове крутилась только одна эта мысль, если б не тот, другой, живший вместе с моей душой. Прогоняя из моей головы чужую благостную мысль о покорности и верном служении, он дал мне понять: если сейчас я хоть единожды поддамся колдуну, проявлю слабость, то, считай, это уже останется навсегда. Через эту просьбу на меня будет наложена печать покорности, и снять ее очень сложно, почти невозможно. Сейчас я могу противостоять ему, а через ту печать колдун навсегда может сломать меня тем или иным способом, сумеет закабалить как меня и мое сознание, так и ту душу, что живет во мне, превратить нас обоих в свое послушное оружие… Ведь именно этого колдун и добивается, тем более что он имеет представление, каким образом этого можно добиться…

Ах, вот, значит, как! Ладно, — озверела я, — попробуем и мы дать ответ… Не знаю, как именно это получилось, но пока мое бедное тело сжималось и изгибалось от невыносимой боли, мысленно я рванулась в сознание к колдуну, как в открытую дверь чужого дома, причем моему бешенству не было предела. Казалось, я тоже, даже не вошла, а вбежала в его тело, и в его разум, и колдун это понял. Теперь растерялся и удивился уже он сам, и промедлил с ответом какую-то секунду, но мне хватило и этого. Тут главное — кто кого опередит, а я вовсе не собиралась терять свое случайное преимущество! Нет уж, голубь, сейчас будет мой ход! Я и сама чувствовала биение чужого темного сердца, и тоже мысленно протянула к нему руку, с ненавистью сжимая пальцы на пульсирующем, горячем, влажном, при этом, опять-таки мысленно, с невероятной силой отбивая другой рукой спешащего на помощь колдуна…

Не знаю, сколько именно времени продолжалась наша схватка — мгновение или минута, но внезапно нас как бы отшвырнуло назад, каждого в свое тело. Скорее, это было больше похоже на то, когда каждый из нас выкидывает из своего дома влетевшего туда без приглашения постороннего, причем делает это без особых церемоний. Такое впечатление, будто мы покидаем общее место схватки, и при том каждый захлопывает за собой дверь собственного дома, крепко — накрепко запирая ее от чужого вторжения, а заодно закрывая ставнями все окна от проникновения извне… Самое интересное в том, что мой предок непонятным образом на прощание, перед уходом, сумел отвесить колдуну увесистого "леща". Молодец!

Какое-то время мы с колдуном молча и растерянно взирали друг на друга: я, мокрая от пота, и он, с бисеринками влаги на лбу… Как два озадаченных борца после внезапной схватки, сами не ожидающие такого результата. Неужели я его сумела достать?! Невероятно! Этого не может быть! Хотя почему не может? Еще как может, оказывается… Не могу сказать точно, что я чувствовала в эту минуту — недоумение, радость или торжество… Но вот от колдуна, все так же сидящего за своим столом, волной шло бешенство и злость пополам с немалой долей удивления, хотя он и не показывал этого внешне. Каждый из опасения перед другим боялся сделать лишнее движение.

— Вот даже как? — наконец бросил мне он. — Имущество еще старается взбрыкнуть? Цену себе набиваешь? Учти — только что ты совершила немалую ошибку. Напрасно ты так поступила, напрасно…

— Напрасно ваш приятель в свое время согласился на предложение моей тетки сделать из меня батта! — я тоже стала приходить в себя.

— Ну, это дело прошлое, и нечего об этом вспоминать, тем более со злостью. Ох, людишки безголовые! Обижаться за подобный дар вместо того, чтоб возблагодарить Великого Сета за возможность возвыситься над другими!.. У тебя точно ума нет!

— Я, знаете ли, не отношусь к числу тех людей, которые любят власть. Как раз наоборот, предпочитаю тихую и спокойную жизнь. Благодарить… За что?

— Хотя бы за то, нахалка, что мой друг ради эксперимента (хотя лично я считаю, что это было ошибкой) вложил в тебя, дуру неблагодарную, часть своего таланта и умения, хотя ты была не достойна даже целовать пыль у его ног! Уже за одно это ты должна падать на колени при каждом упоминании его имени! Он дал тебе возможность подняться над такими же серыми мышами, как ты…

— А также за то, что по его воле мне на этом свете жить осталось всего ничего? За свою погубленную судьбу? Я уже сказала вам, что не отношусь к числу тех, кому нужно от жизни получить очень и очень многое!

— А ты что хочешь, все получить бесплатно, просто так? Такого не бывает. В обмен на кое-какие способности ты получила нечто такое, что могло бы дать тебе такие возможности, о которых мечтают многие!

— Мне всего этого было не надо!

— Да кому интересно твое мнение? И какое нам до него дело? Сиди тихо со своим мнением, смотри преданным взглядом, помалкивай в тряпочку и без рассуждений исполняй то, что тебе приказывают! Нет, ну надо же: она пытается осуждать тех, о ком недостойна даже думать!.. Тупость, узость мышления, и ничего более. Правильно говорят умные люди, что за последнее время людишки стали излишне много себе позволять, и слишком высоко о себе думать. Давно пора укоротить распоясавшееся быдло!.. Да, а вот за то, что ты попыталась сейчас сделать… Ну, любому понятно, что за это тебе придется ответить.

— Хватит угрожать! Надоело слушать! Кстати, вы мне так и не сказали, что именно сделал со мной тот колдун, ваш дружок?

— Что именно? Не знаю, знакомо ли в вашей дикой стране такие умные слова, как прогресс в науке, эксперимент… Впрочем, как я это уже сказал, лично для тебя это не важно, а вот в результатах проведенного опыта надо еще разбираться. Это же в письме отметил и мой погибший друг… А ты пока пошла вон, но не думай, что только что произошедшее здесь так просто сойдет тебе с рук. Я и за меньшие грехи с ослушников шкуру спускал. До костей. И соль туда засыпал. Причем целыми кристаллами. Так что жди…

— Этими же самыми словами вы пугали и Вена с Даном…

— Пошла вон, я сказал!..

Когда я в сопровождении все тех же охранников выходила из дома колдуна, то рядом с крыльцом толпилось уже немало народа. Как я понимаю, здесь ждали именно меня. Чтоб поглядеть. Десятка полтора мужчин самого разного возраста и обличия, причем мое появление было встречено смесью любопытства и острой неприязни, почти ненависти. Ну, я их в какой-то степени даже могу понять: вместо небольшого приятного развлечения они получили нежданный отпор, причем со стороны девки… К тому же им хотелось посмотреть на женщину, которая своим нежданным вмешательством разрушила все их планы на будущее. Да, будь их воля, мне бы сейчас пришлось невесело… Убили бы, в лучшем случае!

Более внимательно посмотрела на находящихся здесь людей, на всякий случай запоминая их лица. Так, в памяти отпечатались все, теперь не забуду… Судя по одежде и манере держаться, здесь находились в основном высокородные, а также те, кто служил в армии в немалых чинах. Теперь я понимаю неприязнь этих людей ко мне. Понятное дело, что для них положение, в котором они сейчас находятся, хуже горькой редьки. Подумайте сами: оказаться здесь, в глухом лесу, вдали от своей привычной жизни, и при том ничего не ведая ни о своих близких, ни о своем потерянном достатке, да еще и не зная, что их самих ждет дальше! Да и свалившееся на них свободное время, которое им здесь совершенно некуда деть, и беспрестанно одолевающие от нечего делать тяжкие думы!.. Тут, в отдалении от человеческого жилья, и пойти некуда, и нечем заняться, а их прежняя жизнь, уверена, была не в пример насыщенней и интересней! Перебирают, наверное, в голове, все свои ошибки… Ничего, ребятки, это вам на пользу: поразмыслите-ка на досуге, благо время позволяет, стоило ли вам ввязываться во всю эту историю. Впредь наука, пусть и горькая… Впрочем, таким уже ничего не докажешь! Будут винить кого угодно и что угодно, но только не себя.

А, вот и милый герцог со своим вечно недовольным племянником! Надеюсь, деятельная натура герцога отдохнет от вечной суеты и интриг в этих всеми забытых местах… Хотела было помахать милейшему герцогу рукой, да отложила это дело. Не хочется… Да и все вы, толпящиеся здесь, недоделанные заговорщики!.. Чего еще вам в жизни не хватало? Еще более высокого положения? Острых ощущений? Набитых кошельков? Ну, вот вы их, и получили полной мерой! Правда, из-за раскрытого заговора и потерять вам пришлось немало. Ох ты, смотрят на меня, как на своего смертельного врага! Хотя для некоторых из них я именно таковой и являюсь. Знаете что, парни? Вы сами должны были думать головой, а не другим местом, когда ввязывались в столь рискованное дело, как участие в заговоре, где цель — смена правящей династии, причем не только в Харнлонгре, но и в нашей стране. И не стоит валить на кого-то вашу неудачу, делать из меня козла отпущения, а точнее, козу. Вы сами решения принимали, вам и ответ держать. А то, что кое-кто из вас оказался в этом лесу в полной неясности о своем будущем… Так вы, ребята, знали, на что шли. В любом случае кто-то должен был проиграть…

— Ну, как ты? — первое, о чем спросил меня Кисс, когда я снова оказалась в амбаре. — Что им от тебя было нужно?

— Ничего хорошего… Вы, парни, как вижу, в мое отсутствие Киссу руки развязали. Правильно. Молодцы. Не надо бояться, и не надо делать то, что вам приказывает охрана — все одно это нам не поможет… Кисс, лучше еще раз мне свою ногу покажи. Посмотрю, что с ней… Может, вскорости уходить отсюда придется, так надо поглядеть, сможешь ли ты быстро идти…

— Лиа, не тяни, рассказывай…

Осматривая ногу Кисса, я вкратце поведала ему и заодно жадно слушающим меня мальчишкам то, что считала нужным сказать. Рассказала о том, что мы с Киссом умудрились придти именно туда, в то самое место, куда нас и везли на корабле, о встрече с графом Эпиньеде, и о том, что видела колдуна. Этого с них пока хватит…

Кажется, Кисс понял, что я сказала ему далеко не все, но говорить о том ничего не стал. Вместо этого кивнул в сторону кучи сена:

— Пока тебя не было, нам поесть принесли. Мы твою долю оставили… Вон, на сене лежит.

Надо же, свежий хлеб и солонина! В нашем нынешнем положении — прямо королевский стол! Как же давно я свежего хлеба не ела! А у мальчишек глаза голодные… Не думаю, что на всех принесли гору еды. Скорее так, червячка заморить… Отломила себе половину хлеба, а остаток вместе с мясом отодвинула детям.

— Этого мне хватит. Надо о фигуре заботиться, а то нравиться никому не буду…

Уговаривать никого не пришлось. Небольшие кусочки хлеба с солониной мальчишки проглотили разом. Бедные голодные дети… Кажется, попади каждому из них втрое большая порция, то исчезла бы с той же скоростью. Но вот что мне понравилось: вначале мальчишки честно поделили выделенное им на три примерно равные части, а лишь потом взялись за еду. Сейчас я их рассмотрела более внимательно. То, что двое из них родные братья, сразу видно по одинаковым вихрастым рыжеватым головам, острым подбородкам и серо — зеленым глазам. Одному из них лет десять, другой на год — другой помладше. А вот третий из них, маленький, худенький, был и самым слабым, и самым младшим, лет семи, никак не старше. Этот мальчик мне глянулся больше всех. Голубоглазый, русоволосый, с кудрявыми волосами и чистой улыбкой… Светловолосый малыш задел в моей душе самую потаенную струну — раньше, еще будучи невестой Вольгастра, я втайне мечтала, что мы с ним будем иметь именно такого сына, как этот маленький мальчик, и сейчас мое сердце помимо воли потянулось к нему. Не отдавая в том отчета, взяла ребенка на руки, и прижалась щекой к его спутанным волосам. И он доверчиво прильнул ко мне… Нет, делайте со мной что хотите, а этого мальчика я никому не отдам!

Пока мальчишки ели, Кисс с гордым видом положил передо мной нечто непонятное, чему я не могла дать название. Внешне это больше походило на обломок палки, на который был косо насажен острый наконечник стрелы с небольшими насечками по краям. Хм, нечто смешное и нелепое…

— Лиа, как тебе это нравится?

— Ну, не знаю, что и сказать… Недоразумение какое-то…

— Где ты видишь недоразумение? — всерьез обиделся Кисс. — Это, чтоб ты знала, на сегодня наше единственное оружие!

— Так, говоришь, это… изделие называется оружие? — я едва не рассмеялась. — Да, от такой жути любой до заикания напугается!.. Ладно, Кисс, не сердись: просто я от разговора с колдуном еще не отошла…

Оказывается, пока меня не было, Кисс вытащил из сапога припрятанный там наконечник от стрелы, и вместе с мальчишками сумел приладить этот наконечник к обломку найденной в амбаре палки. Посмотришь со стороны на это творение — только руками разведешь, но, тем не менее, в руку деревяшку брать довольно удобно. Конечно, нечего и думать о том, что этим так называемым оружием можно сражаться, но на один удар его, пожалуй, хватит.

Чуть позже, всей компанией расположившись на сене, я слушала то, что мне рассказывали Кисс и мальчишки. Двое из них, Толмач и Лис, действительно были братьями. Тот, что постарше — Толмач, отличался невероятной способностью к изучению чужих языков. Стоило ему несколько дней пообщаться с кем-то из чужаков, прибывших из дальних стран, как он мог неплохо разговаривать с ними на их же языке, причем выученного языка он уже никогда не забывал. На мой вопрос, сколькими же языками он владеет, мальчишка с гордостью показал мне десять пальцев, а затем еще шесть. Шестнадцать! И это в его-то возрасте! Невероятно! На мое растерянное замечание, что, дескать, я, кроме нашего, не знаю ни одного, мальчишка лишь пожал плечами: а чего тут сложного? Это же, дескать, проще простого, надо только захотеть… И, тем не менее, ему было приятно мое искреннее удивление и восхищение. Талант я уважаю во всех его проявлениях, а уж тем более такой!..

А его брат, Лис… Ну, стоило только посмотреть на его плутоватую мордашку, как становилось понятно, что этого парня на мякине не проведешь, хитрован еще тот, причем любую ложь с твоей стороны он улавливал сразу. Братья были из числа тех, кого называют самой последней нищетой, обитающей в трущобах Стольграда, и выросли они, можно сказать, прямо на улице. Старший из них, Толмач, еще кое-как помнит крики и ругань вечно пьяных родителей, однажды пропавших невесть куда. Он же воспитывал, как умел, и младшего брата, оставшегося на его руках…

А вот третий, так понравившийся мне малыш, носил трогательную кличку Зяблик. Его весной этого года выгнал из дома отчим, поселившийся у них сразу же после внезапной смерти отца мальчика. А что же мать? — не поняла я. Мать, как выяснилось, ничего не сказала, просто отвернулась, сделав вид, что это ее не касается… Первое время ребенок скитался по соседям, пытаясь поговорить с матерью — ведь для него все произошедшее явилось огромным потрясением. А потом, после того, как осуждаемый всеми в округе отчим подстерег его и чуть не убил, Зяблик убежал и прибился к ватаге бездомных ребятишек. Надо же ему было где-то жить, и хотя бы изредка что-то есть… Ватага приняла к себе паренька, пусть даже среди стаи беспризорных мальчишек он был самым слабым и неумелым. Нет, подумалось мне, убить мало таких жестоких что мамашу, что отчима! Ох, попадитесь вы мне оба под горячую руку, не знаю, что с вами обоими сделаю!..

Сено было мягким, душистым, и Зяблик, сидя возле меня, задремал. Я прилегла на сено, прижав к себе так понравившегося мне ребенка, отметив про себя, что Толмач и Лис тоже пристроились поближе к Киссу, а вскоре все они дружно засопели носами. Ну да, конечно, мальчишки же говорили, что от испуга они почти не спали ночами. Вот оттого-то сейчас, оказавшись, как им кажется, в относительной безопасности, задремали около своих возможных защитников. Ох, если бы еще знать этим самим защитникам, как суметь унести отсюда ноги вместе с головой… А пока я гладила светлую головку доверчиво прильнувшего ко мне Зяблика и никак не могла взять в толк, как и из-за чего можно выгнать из дома ребенка, да еще такого славного!? Тихонько погладила волосы Зяблика, прижалась своей щекой к его нежной щечке… Какой чудный мальчик! Бедный, перепуганный, уставший малыш! Братья куда более привычны к жизни на улице, а этому домашнему ребенку, внезапно оказавшемуся вне родных стен, сейчас приходится тяжелее всех…

— Из тебя, наверное, получилась бы хорошая мать…

Кисс не спал, и без улыбки смотрел на меня. Говорит тихо, чуть ли не шепотом… Интересно, с чего это он вздумал делать подобные замечания? Или опять язвит по своей вечной привычке? Не думаю, что это комплимент…

— Может быть… Только, боюсь, этого никогда не будет…

— Ребята заснули. Может, пока они нас не слышат, расскажешь мне то, что утаила? Ты нам поведала лишь кое — что из недавно произошедшего, причем далеко не все…

— Интересно, с чего ты так решил?

— Когда проводишь с человеком какое-то время, то подобные вещи замечаешь сразу. А мы с тобой общаемся уже давненько…

— Ты тоже о себе ничего не рассказываешь.

— Я — другое дело. Как и эти ребята, с раннего детства не имею ни семьи, ни крыши над головой. Короче говоря, бродяга. Вот потому эти двое братьев ко мне и тянутся, чуют товарища по несчастью, родственную душу, так сказать. А тебе ближе другой ребенок, выросший в семье и нуждающийся в защите…

— Кисс, почему ты оказался во главе каравана рабов? И отчего ушел из тайной стражи?

— Отчего, почему… Долгая история, и не очень интересная. Давай об этом пока не будем. Если захочешь, расскажу позже…

— А почему не сейчас? Чем тебя не устраивает это время? Светлые Небеса, как мне надоели эти вечные "потом"!..

— Сейчас, как мне кажется, не совсем подходящее время для долгих разговоров.

— И все же? Подходящего времени, возможно, придется ждать очень и очень долго… Если вообще дождемся…

— И все же сейчас не время для откровений. Ну, если в общих чертах… Я, находясь на службе у Вояра, если можно так выразиться, распустил руки. Проще говоря, встретив некоторых людей из тех, кого знал раньше, я сорвался, и этим… некоторым от меня хорошо досталось. Наверное, даже излишне хорошо… А может, и нет. Но сделанного назад не воротишь. Хотя не знаю, как бы я себя повел, вновь оказавшись в той ситуации… Может, все происходящее сейчас — это мне наказание за то, что поднял руку на… Ну, это тебе неинтересно. А дальше… Видишь ли, существуют такие ситуации, где не спасет даже Вояр.

— Э, парень, похоже, здесь замешана женщина… Никак, любовная история?

— Нечто похожее — жестко отрезал Кисс. — Только, думаю, это вовсе не то, что ты себе представляешь… В общем, из Стольграда мне пришлось удирать со всех ног и перейти, скажем так, на вольные хлеба…

— И когда это случилось?

— Почти три года назад.

— А как — же…

— Ты опять насчет каравана? И что ты так привязалась к этому? Любопытство гложет? Что ж, если тебе это так интересно… В этом тоже нет ничего достойного. Короче, не так давно я проигрался в кости одному оборотистому малому. Сейчас, обдумывая на трезвую голову все произошедшее, я считаю, что те кости были не простые, а с секретом, и мой проигрыш был далеко не случаен. Я человек не азартный, и всегда могу остановиться, особенно если вижу, что игра складывается не в мою пользу. К тому же с тем оборотистым малым связываться — себе дороже, и обычно я стараюсь держаться подальше от тех, в чьих руках имеются и большие деньги и, и немалое влияние. А тот человек был как паз из таких… В другое время и в другом месте со мной такой номер никогда бы не прошел, но в тот вечер я крепко выпил, и был не один, а с… Ну, это уже детали. Однако следует признать что она, эта девица, меня неплохо отвлекала, и в то же время умело заводила… И ведь знал же я, что она не из последних мастериц в раскрутке мужиков, и в основном для того ее и держат, да вот не сдержался!.. Просто не ожидал от нее ничего подобного. Не те у нас с ней были отношения, чтоб я мог заподозрить ее в нечестности по отношению ко мне, или то, что она участвует в чужой игре против меня… Впрочем, в том, что произошло, не стоит особо винить других. Самому надо иметь голову на плечах. Ведь если вдуматься: какие у меня к этой девице могут быть претензии? Особенно если учесть с кем именно я играл, и что игра шла по-крупному, а окружающие никак не походили на кротких обитателей монастыря для благородных девиц. Пролетел я тогда неплохо…

— Насколько неплохо?

— Более чем достаточно. Что ж, случается и такое, а я всегда честно расплачивался за проигрыш. И здесь было бы все в порядке, да вот только сумма была уж очень большая, да и выигравший требовал, чтоб я с ним расплатился как можно скорей — деньги ему, видишь ли, срочно нужны! Ну, это так, отмашка, которую всерьез принять невозможно: у этого типа за его весьма долгую и более чем неправедную жизнь золота накоплено столько, что при желании он может одолжить Правителю деньжонок на покупку небольшого государства. Большую часть долга я ему отдал, но вот насчет оставшихся денег… Обычно мне доверяют, и я никак не ожидал, что тот мужик упрется: дескать, знать ничего не знаю, плати немедля и без разговоров, причем настроен этот тип был весьма решительно! А мои знакомые все, как один, только руками разводили — сами на мели! Я не знал, что мне делать, у кого разжиться деньгами… И вдруг через пару дней он, мой кредитор, сменил гнев на милость. Призвал к себе, и лежа в кровати, постанывая и чуть ли не умирая, пообещал счесть мой долг погашенным, если я возьмусь провести караван рабов до места назначения. Он, видишь ли, лично взялся за одну работу для старого друга исключительно из уважения к тому, да внезапно занемог, а отказаться от того заказа у него уже нет никакой возможности, и кому доверить караван — не знает. Надежных людей у него мало, а те, что есть, сейчас заняты другими делами. Меня же, мол, знает как честного и обязательного человека, который его не обманет…

— Однако, Кисс, какие ты слова о себе знаешь! Наверное, свои достоинства так приятно перечислять!..

— Лиа, не надо ехидничать. Просто пытаюсь объяснить тебе, а заодно прояснить лишний раз и себе, как я втравился в эту историю. Ох, Угорь, ну, паразит!..

— Угорь — это…

— Это тот, кому я проигрался. Думаю, подобного прохвоста ты в жизни не встречала! Ловкий и скользкий, зараза, вполне оправдывает свою кличку! За жабры не ухватишь! Все одно выскользнет… И ведь как лихо прижал меня — или плати немедля, или отработай. Я, дурак, и согласился. Вернее, пришлось согласиться, и это несмотря на то, что в вашей стране я до сего дня нахожусь в розыске. Выхода другого не было, хотя и чувствовал, что в этой истории многое не вяжется между собой.

— Что именно?

— Видишь ли, я еще тогда заподозрил неладное. Многовато я был должен, в сумме это составляло куда больше того, сколько стоит провод каравана, а Угорь — не тот человек, что привык терять деньги. Он-то как раз лишней монеты из рук не выпустит! И его слова о нежелании подводить старого приятеля могут только насмешить того, кто знает Угря. Да он любого своего закадычного друга — товарища в случае необходимости сдаст с потрохами, или продаст за хорошие деньги, будь у него такая возможность! Это еще тот пройдоха, который опасность чует даже не шкурой, а всеми своими внутренностями, и очень заботится об их сохранности. А уж нюх на опасность у него такой, какой никому другому и не снился! Он может даже отказаться от выгоднейшего, казалось бы, дела, если чувствует, что может заглотать вместе с наживкой и крючок, который, в случае чего, выдернет часть его желудка вместе с содержимым. Не иначе, кто-то ему или умело прищемил хвост, или заплатил столько, что Угорь не смог отказаться, но, тем не менее, поразмыслив, все же постарался оказаться в стороне от всей этой истории. Готов биться об заклад, что он еще тогда подумал, кого можно послать вместо себя! Как видно, его выбор пал на меня, а как сделать, чтоб я не отказался — это придумать не так и сложно. Мой проигрыш — его рук дело! Есть у меня для того кое — какие факты, да только что теперь об этом думать!

— А потом?

— Потом… Когда я принимал рабов, то указаний и обязанностей мне надавали столько, будто я разведчиков по вражеской территории должен был провезти. Несколько дней в какой-то глухой дыре весь караван ждал, пока не привезли этих двоих… Ну, что это не простые землепашцы, а аристократы до мозга костей — это я понял сразу. Да только какое мне дело до того, кому эти парни поперек горла встали?

— Мог бы поинтересоваться.

— Зачем? В выяснения отношений между высокородными мира сего встревать не желаю. Голубая кровь, белая кость… А я рылом не вышел, чтоб соваться в их разборки.

— Ты за что-то очень не любишь аристократов…

— Им от моей нелюбви ни холодно, ни жарко. К тому же за ними двумя парнями пригляд был еще тот! Если быть честным перед собой, то следует признать, что тогда, в застенке, ты сказала правду: я прекрасно догадывался, что это не простые рабы, но, извини, вмешиваться не собирался. Это не мое дело, что и у кого происходит в жизни, и от кого именно хотят избавиться! Думаешь, у них был один охранник, этот желтолицый Съян-Ти-Фа? Как бы не так! Каждое утро появлялся еще один человек, изображающий из себя охранника, и незаметно следил за ними. К вечеру он, правда, исчезал, и уже Съян-Ти-Фа до рассвета с этой парочки глаз не спускал. Да я еще каждый вечер почтовых голубей выпускал с донесениями, что за день в караване произошло — на этот счет у меня были строжайшие инструкции… Кстати, в тот день, когда мы пришли в ваш поселок, второго охранника отчего-то не было, впервые за все это время. Ну, а остальное ты знаешь…

— В общем, да…

— И надо же такому случиться, что одним из этих двух парней оказался Домнион, наследный принц Харнлонгра… А я и не знал, кого веду… Всеблагой, ну за что?! Почему на его месте не оказался кто другой, пусть бы даже это был принц из любой другой страны, но только не из Харнлонгра!..

— Ты говоришь так, будто знал раньше или его самого, или кого-то из его родных.

— Да я его раньше и в глаза не видел! Откуда? Кто он, и кто я… А вот что касается его семьи… Скажем так: когда-то, много лет тому назад, один мой близкий родственник (назовем его так) подсунул хорошую подлянку правящей в Харнлонгре династии. С одной стороны я не имею к той давней истории никакого отношения, а с другой стороны… Да и этот его друг-приятель, сиятельный граф… Всеблагой! Лишний раз подтверждаются слова священников: все в этом мире взаимосвязано между собой, в том числе как наши поступки, так и поступки наших родных…

— Ты о чем?

— Так, о своем. К тебе это не имеет никакого отношения — и Кисс резко оборвал разговор. Мне кажется, он пожалел о вырвавшихся у него словах. Вместо того он лишь вздохнул — Ох, Угорь, Угорь, втравил ты меня в историю! Получилось так, что я оказался чуть ли не личным врагом принца Домниона, вдобавок ко всему втянут в государственный заговор, и за пределами этой долины мне светит весьма вероятная возможность или провести остаток своих дней, прячась по темным углам, или же вкалывая на каторге с кайлом в руках, или же я вполне могу остаться без головы! Все варианты одинаково непривлекательны… Чтоб я еще хоть раз в жизни взял в руки кости!

— К сожалению, благие намерения всегда посещают нас несколько не вовремя… Да только об этом думать сейчас некогда. У ребят что полезное узнал?

— Нет. Дорогу до реки они не запомнили, что, впрочем, и неудивительно — мальчишки до этого времени никогда не покидали город. Сквозь щели в крыше ничего не разглядишь, а стены сложены на совесть. Подкоп под стену тоже не сделаешь — нечем, а голыми руками много не накопаешь. Дверь снаружи закрывается не на замок, а на тяжелый засов, так что никакие шпильки — отмычки здесь не помогут. Поесть мальчишкам приносят дважды в день, причем охранник заглядывает сюда не в одиночку, а, как минимум, вдвоем. Просто открывают дверь, бросают еду на землю, и, не говоря ни слова, закрывают дверь. К тому же эти охранники постоянно с оружием. Так что вырваться отсюда через дверь тоже не получится.

— Невесело… Что ты предлагаешь? Ждать?

— Ни в коем случае! У меня как раз иное на уме — как можно быстрее уйти из этих более чем гостеприимных мест.

— У тебя есть по этому поводу какие — нибудь предложения?

— Нет… К великому сожалению. Перебираю в голове варианты — и все без толку… Знаешь что? Пока есть время, расскажи мне то, что утаила из своего повествования о встрече с колдуном. Сейчас не тот момент, чтоб скрывать друг от друга нечто важное…

— Коротко, в двух словах, здесь не уложиться…

— Лиа, тогда просто расскажи о себе. Только, пожалуйста, искренне и, по возможности, правдиво.

— Однако, запросы у тебя… Только вот зачем тебе знать обо мне? Не думаю, что сейчас стоит забивать голову моими бедами.

— Мне кажется, у нас с тобой с некоторых пор одни проблемы, и решать их следует сообща.

— Не скажи… Видишь ли, наши с тобой… неприятности несколько разнятся…

— Лиа, мы с тобой, вольно или невольно, но вляпались в одну историю, которая еще неизвестно чем может закончиться для каждого из нас. Так что не стоит делить неприятности на свои и чужие. Я, как и ты, не имею представления, сумеем ли мы благополучно уйти отсюда. Если же нет… Просто хочется немного больше знать о человеке, с которым меня свела судьба. И еще не помешает знать, что ты скрываешь от меня… У нас с тобой друг к другу накопилось немало вопросов.

— Для чего тебе нужно знать лишнее? Ты, кстати, тоже не очень стремишься рассказывать мне о своем прошлом.

— Видишь ли, во многом из прошлого… В общем, там мне нечем гордиться. Но в целом ты права. Если я прошу правды от тебя, то должен рассказать и о себе. Давай договоримся так: сейчас я временно как бы отхожу на второй план, а потом, если все будет благополучно, отвечу на все твои вопросы. А ты… Пока есть время, расскажи о себе, про то, что с тобой произошло. Я был у вас в поселке, разыскивая тебя, так что кое — что о тебе знаю. Или же думаю, что знаю.

А почему бы и не рассказать Киссу о том, что со мной произошло? Что я теряю? Тем более, что при этой мысли я не чувствую протеста со стороны предка. Он, правда, тоже настороже, но отчего-то не опасается Кисса. Ладно, котяра, мой невольный друг — приятель, если предок не возражает, то можно и рассказать. Тем более, что ты, судя по всему, прав: скрывать что — либо друг от друга нам уже не стоит.

Я начала было вкратце рассказывать о себе, но мое короткое и сухое повествование постепенно стало обрастать подробностями. Не знаю, как так получилось, но я рассказала Киссу и о своем детстве, и о безрадостной юности, и о Мариде, и о многом, многом другом. Не утаила и того, что у меня произошло при разговоре с колдуном. Рассказ получился долгим…

— Да — а, не ожидал… Лиа, но как же так получилось, что ты ничего не знала о своих… не знаю даже, как их назвать… Способностях, что ли!

— Видишь ли, о том, что именно со мной в детстве сделал тот колдун, я сама поняла лишь сегодня, и лишь в тот момент, когда предок встретился с… В общем, мне все стало понятно, когда предок, живущий во мне, увидел нынешнего колдуна. Ох, как он разозлился! Скрывать что — либо предку уже не имело смысла, да и незачем. Вернее, я не просто поняла, а сразу узнала обо всем, как будто мне дали еще одну память, и я все вспомнила… У меня просто зла не хватает на всех вас, мужиков! Ну неужели нельзя было рассказать мне обо всем раньше!? Зачем тянуть до конца, надеясь на то, что " а вдруг обойдется"!.. Предок, слышишь? Между прочим, о тебе речь…

— Я уже давно заметил, как женщины любят ругать мужчин! К чему угодно рады придраться, лишь бы дать им очередную трепку! И ты — не исключение. Причем для вас, девки, не имеет значения, кто это такой: первый встречный, или трехсотлетний предок, который ей только что здорово помог!

— Ох уж эта мне ваша мужская солидарность!

— Передай тому парню, своему предку, что я ему сочувствую от всей души! Мало того, что он, бедняга, оказался в этом мире, так ему пришлось еще обнаружить, что обитает в столь неприятной и вредной особе! Да еще и женского пола!

— Кисс, я снова готова тебя убить! Причем немедленно!

— Ну, это удовольствие мы отложим на потом. Сейчас есть куда более важные дела. А того парня, чья душа живет в тебе, я понимаю. Мало того, что ему не дают покоя, так еще всеми силами пытаются заставить участвовать в чуждых ему делах!.. Кстати, нечего тебе его ругать! Он, этот предок, между прочим, оттого и помалкивал, не говорил тебе ничего, чтоб тебя же не беспокоить лишний раз. Мне кажется, он защищал тебя на свой лад, оберегал от неприятностей, не хотел загружать лишними заботами, так что и тебе не стоит лишний раз обижать бедного парня не по делу! Ну, сказал бы он тебе… И что дальше? Как бы ты себя чувствовала? Лишние знания не всегда приносят пользу.

— Ты что, не понимаешь? Да знай я раньше о том, что со мной сделали…

— И что бы это изменило? Ничего…

— Кто знает…

— Но я так и не понял, для чего все это было нужно… Я имею в виду то, что сделал с тобой тот колдун… как там его звали?

— Канн — Хисс Д'Рейурр. Я это проклятое имя никогда не забуду! Видишь ли, мне еще Марида рассказывала, что колдуны Нерга всеми возможными способами стараются изменить свою армию, сделать ее более сильной…

— Удивила! Да кто ж не знает прописных истин? Подобными вещами занимаются в каждой стране, и исключений здесь нет и быть не может. Любое государство без защищающей ее армии долго не потянет. А что касается Нерга… У них армия, хотя и сильная, но, в основном, наемная, причем служат в ней люди из самых разных стран. И пусть там принимают только умелых солдат, а все же чужеземные наемники, как бы хорошо они не оплачивались — это не всегда лучшие воины. У подобных солдат на первом месте обычно находятся не интересы страны, на службе которой они состоят, а собственная жизнь и золото. Подобное сочетание не всегда приносит победу в бою. Нужны люди, которые воюют не только за деньги. Есть еще такие понятия, как справедливость, долг, честь…

— А еще есть страх и боязнь ошибиться или не выполнить приказ, полное и безоговорочное подчинение, которое может подстегивать не хуже плетки… Да, я согласна: каждый из Правителей стремится укрепить свою армию, усилить ее мощь, но вот только способы, которые они для этого применяют, уж очень разнятся. Марида говорила, что колдуны Нерга давно мечтают по иному использовать баттов и эрбатов, причем уже не в хозяйстве, а в армии. Да вот незадача: воины из них никакие. Ведь что такое армия? Это, прежде всего, дисциплина, подчинение и беспрекословное выполнение приказов, а разве можно ожидать подобного от тех, чье сознание может измениться в любой момент? Батты, конечно, послушны, исполнительны, постараются сделать все, что им прикажут… Но в то же время слабохарактерны и робки по натуре, слишком подвержены любому влиянию извне. Так что хороших воинов из них никогда не выйдет. Их всех в первом же бою могут положить, как стадо баранов. Вдобавок ко всему отмечено множество случаев, когда батты в процессе сурового обучения, а то и прямо на поле боя становились эрбатами, а там, как ты понимаешь, последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

Создавать же отряд из эрбатов не рискнет никто из тех, у кого имеется голова на плечах. Они совершенно неуправляемы. Тех, кого вечно тянут к себе дороги, и кто не желает никому подчиняться, в суровых армейских рядах не удержит никакая сила, кроме их собственного добровольного желания! Ну, а заставить эрбата служить в армии невозможно. Их можно понять: зачем служить, загонять себя в жесткие рамки, если жизнь им и так отмерена лишь до тридцати лет? Кроме того, они в любую минуту могут сорваться и натворить немало бед… В общем, это не те люди, на которых можно положиться на службе, или в бою.

Однако, если вдуматься, то нужно признать: если бы не приступы безумия и желание независимости и свободы, то эрбаты были бы прекрасными воинами. Отчаянно — храбрые, с быстро заживающими ранами, не боящиеся смерти и риска… Без сомнения: они положат свою жизнь, но выполнят приказ. Только вот приказам они подчиняться не желают…

Вот именно с целью каким-то образом изменить сознание что баттов, что эрбатов, в Нерге долгое время велись исследования, да вот только результаты этих исследований были, говоря коротко, никакие. В конце концов на этой задаче не сказать, чтоб поставили крест, но и серьезных разработок больше не вели. Направление было признано бесперспективным. Последним, кто серьезно занимался этим вопросом, был некий К'Рат — Дел, один из членов конклава колдунов. Но он, как и многие из конклава, особо не распространялся о результатах своих исследований до их завершения, так что его наработки в этом направлении стали известны лишь после смерти К'Рат — Дела. Впрочем, они, эти результаты, особо никого не заинтересовали. Дескать, в них нет ничего нового, все предельно просто и нечто подобное уже было опробовано множество раз, да вот только результат никого не удовлетворил…

В общем, только спустя многие годы один из учеников покойного колдуна решился повторить последние идеи своего учителя, внеся, правда, в них некоторые изменения со своей стороны. Суть в том, чтоб при совершении обряда эценбат связать, или, вернее, спаять вместе две души, живого человека, и кого-то из уже погибших воинов, сделать из них одно… существо, что — ли. А затем через одну из душ воздействовать на другую, заставлять их, если можно так выразиться, работать вместе. То есть, чужая душа должна управлять эрбатом. По их расчетам, подсаженная душа должна следить за душой живого человека, гасить все возможные недовольства, не давать развиваться приступам безумия в то время, когда батт станет эрбатом, снять их извечную тягу к дорогам… Короче, чужая душа должна в корне пресекать все те поступки, которые могут не понравиться хозяину эрбата, и в то же самое время не лишать эрбата возможности определенной самостоятельности в принятии решений. А при любых опасностях на первое место должно выходить уже сознание воина, его ухватки, мастерство… Если эксперимент окажется удачным, то у Нерга будет прекрасная возможность многократно увеличить свою армию. Баттов в южных странах хватает с избытком, ну, а душ погибших воинов из-за кромки, в случае необходимости, можно натаскать сколько угодно…

По замыслу этого так называемого ученого, подобные эрбаты могут быть использованы куда более эффективно. Новые перспективы, и все такое прочее для развития темных наук… Все для славы Нерга, и его величия, в том числе и для более полного использования, как выражаются колдуны, человеческого материала. И служить они будут не за деньги, а за страх. Командовать плененными душами — это как раз во вкусе колдунов Нерга. Правда, не знаю, каким именно образом можно подчинить себе эти бедные души… Там имеется нечто вроде кодовой фразы, после которой подсаженная душа переходит в полное подчинение колдуну, начинает жестко контролировать эрбата… Точнее не скажу. Просто не знаю…

Наверное, у Канн — Хисс Д'Рейурра была просчитана подобная возможность, как и вероятность того, что результат эксперимента не выйдет из-под его контроля. Иначе бы он не решился на столь рискованный опыт в чужой стране, где подобные обряды запрещены, причем категорически. Что же касается проведенного колдуном обряда, или как его там назвать… Они, эти спаянные души, моя и предка… Они отныне неразрывны до момента смерти эрбата. Так что я — наглядный пример этого самого эксперимента. Опытный образец, так сказать. Ведь именно во время проведения обряда эценбат колдун непонятным образом сумел вытащить из-за кромки душу давно погибшего воина, и намертво связал ее с моей душой, передав таким образом и мне все чужие знания и умения. Кстати, и своих знаний он мне добавил, не знаю, правда, для чего именно. Правда, и все те негативные стороны, что присущи эрбату, остались при мне… Не все получилось у колдуна так, как задумывалось.

Не имею никакого представления и о том, как и что он, этот колдун, намеревался делать дальше. На этот вопрос у меня нет ответа. Что было в голове Канн — Хисс Д'Рейурра, теперь не ответит никто. Его, спасибо за то Пресветлым Небесам, тайная стража нашей страны сумела отправить на высший суд… Надеюсь, он получит свое на Темных Небесах! Жаль, что это не произошло несколько раньше! Знаю только, что через чужую душу он хотел контролировать мою, управлять ею, превратить в подобие послушного оружия в своих руках… Или в чужих… Или нечто вроде того.

И надо же случиться такому: призванная из-за кромки душа воина, как это ни удивительно, казалась одним из моих очень, очень давних предков, о котором я раньше и слыхом не слыхивала: все же он жил несколько сотен лет назад, причем воевал в основном за пределами нашей страны! А может, этот выбор колдуном был сделан не случайно… Впрочем, вынуждена повториться еще раз: теперь этого уже не узнать. Наверняка могу утверждать лишь одно: сам этот хреновый экспериментатор признавал, что результат у него получился несколько иной, не тот, на который он рассчитывал. Не имею представления, какие именно изменения в обряд эценбата внес тот проклятый колдун, Канн — Хисс Д'Рейурр, и что у него пошло не так…

Сейчас я знаю лишь то, что могу многое, причем оно, это многое, относится прежде всего к тому, что знал и умел мой предок, тот давно погибший воин. А кроме того, я уже говорила: не знаю, как так получилось, но я, кажется, стала обладать какими — знаниями и умениями того колдуна, Канн — Хисса Д'Рейурра… Специально он вложил их в меня, или это произошло случайно — и этого я не знаю! Да нет, Кисс, тебе не стоит делать такое удивленное лицо! Я обладаю далеко не всеми знаниями убитого колдуна, но кое — что из того, что он знал, как выяснилось, стало доступно и мне! Представь себе мое потрясение, когда я это поняла! Хотя, если признаться честно, то в полной мере я пока что не осознала всего того, что случилось… Помнишь, как я сегодня отбивала летящие стрелы? А позже, при разговоре с колдуном почувствовала, что способна схватиться даже с ним… Но вот того, что я могу войти в сознание колдуна — не представляла! Это произошло случайно, и, следует признать, что в той схватке мне просто повезло. Он не ожидал от меня ничего подобного, и только по той причине я сумела дать ему отпор. В следующий раз он этого не допустит… Так что, боюсь, ничего хорошего нас здесь не ждет…

— Ясно — Кисс помолчал какое-то время. — Вернее, многое мне еще не ясно, но кое-что становится на свое место. Кстати, должен сказать, что она, та душа твоего давно погибшего предка… Признай, что тот парень особо не вмешивался в твою жизнь, и жить тебе не мешал.

— Да, верно. Марида тогда с ним сумела каким-то образом договориться… Мой предок считает, что каждый из нас должен сам строить свою судьбу, без чужого вмешательства, а также без оглядки и надежды на него, давно погибшего человека. То, что было раньше — про то он может мне рассказать, а вот насчет настоящего… В этом он мне частенько отказывает, считает, что я сама должна решать свою судьбу. Иногда все же помогает… Правда, один раз, на пути в Стольград, когда на нас напали разбойники, он не выдержал и сам вступил в схватку. Со стороны любому покажется, что сражаюсь я. А это он воевал, своим умением, опытом, пусть и моими руками, моим телом… Тут уж ничего не поделаешь: на то он и воин, чтоб не спускать врагам! Я тогда чувствовала и вела себя как… В общем, это была не я, а некто другой, живущий во мне и вступивший в схватку при помощи меня, причем я полностью подчинялась ему. Кукла — марионетка… Видел, как воины мечами орудуют? Так и он, мой предок, может владеть мной, моим телом, и в схватки вступаю не я, а он… В этот момент мое сознание отходит куда-то в сторону, и я становлюсь полностью управляемой, причем делаю все необычайно умело… Предок, если можно так выразиться, вспоминает свою молодость и весь свой многолетний воинский опыт. Не скажу, что мне это нравится.

— Понимаю.

— Но знаешь, будь на то воля предка, то он бы никогда не дал мне знать о себе. И еще ему не нравятся те знания, которые заложил в меня Канн — Хисс Д'Рейурр Именно по этой причине предок очень долгое время скрывал их от меня. Именно по его воле я о них ничего не знала, и даже не подозревала об этих знаниях! Понятия не имела, на что способна… Та короткая схватка с разбойниками по дороге в Стольград — не в счет. Так же, как и милая встреча в застенке с принцем Паукейном, и с Клещом на лестнице… Хотя, должна признать, постепенно предок начинает проникать в мои мысли и в сознание, так что многие из моих поступков и мыслей продиктованы им. Правда, надо отдать должное, почти всегда он предоставляет мне полную свободу выбора, и старается не говорить мне того, чего я, по его мнению, не должна знать… Если бы не сегодняшние чрезвычайные обстоятельства, то я бы и дальше жила в блаженном неведении о многом…

— Кстати, как его звать? Не помешало бы нам представиться друг другу — хмыкнул Кисс. — Парень вроде неплохой, и на тебя, спасибо Всеблагому, не похож нисколько. Готов поспорить, что мы с ним куда быстрей найдем общий язык, чем с тобой…

— Мерзавец ты, Кисс, — уже привычно вздохнула я. — Ничего хорошего от тебя не услышишь…

— Зато я обаятельный! — весело оскалил зубы Кисс. — Думаю, даже ты признаешь это в глубине души… Ладно, не скрипи зубами: на время оставим в покое мою темную личность вместе с моим темным прошлым… Так как звать твоего предка? Надеюсь, это не секрет?

— Для тебя — нет. Его звали Койен. И он просит передать, что тоже рад знакомству с тобой, Дариан.

— Что? Как ты меня назвала? — после короткой паузы спросил Кисс непонятным голосом.

— Не я, а Койен. Он сказал, что ты ему тоже нравишься, и назвал тебя этим именем. Дариан… Кстати, красивое имя, и оно мне нравится куда больше, чем эта твоя кошачья кличка — Кисс!

— Меня звать Кисс! — неожиданно враждебно отрезал мой спутник. — Только так, и никак иначе! А никакого Дариана я не знаю, и знать не хочу!..

— Хорошо, — не стала спорить я, хотя меня несколько удивило его поведение. — Пусть будет Кисс. Так мне даже привычнее… Хотя именем Дариан обычно называют лишь высокородных…

— Ну, имя Лиана — это тоже не для простолюдинов. Но ты же предпочитаешь, чтоб тебя называли Лия! Хотя правильней называть тебя Лиа…

— Ну, Лиана и Лия — эти два имени все — же схожи между собой, хотя и не очень. Но Дариан и Кисс…

— Просто наши родители соригинальничали, что твои, что мои, назвали деток невесть как… Так что забудь это имя — Дариан. Меня звать Кисс. И больше этого вопроса мы не касаемся. Договорились?

— Да пожалуйста! Впрочем, нам сейчас есть о чем подумать, причем о куда более важном, чем о том, кого и как звать… Наверное, сейчас уже вечереет…

— Похоже на то…Может, попробовать вздремнуть?

— Поспать бы нам не помешало — согласилась я. — Только вот пока это делать не стоит. Мало ли что может произойти…

— А вы, парни, открывайте глаза, — скомандовал Кисс. — Хватит притворяться, что спите! Вон, даже дышать чуть ли не перестали, так внимательно нас слушаете, боитесь пропустить хоть слово…

Братья, и верно, уже давненько слушали наш разговор, хотя все это время старательно изображали из себя крепко спящих людей. Я не вмешивалась — просто не знала, как мальчишки поведут себя узнав, что я эрбат. Но, как ни странно, это их не испугало. Больше того — они уставились на меня с повышенным интересом.

— А ты правда эрбат? Не, ну надо же! Настоящий эрбат! Ты чего, и правда с ума сходишь? И убить тогда можешь? Мы эрбатов не видали, но много о них слыхали… Лиа, ты на самом деле человека голыми руками можешь порвать, как цыпленка?

— Поверь мне на слово — вздохнула я, — в этом нет ничего хорошего. Вам бы лучше держаться от меня подальше. Мало ли что… И со стороны приступ безумия эрбата смотрится просто отвратительно.

— А я бы поглядел…

— А я, дитятко, в отличие от тебя, льщу себя надеждой, что Высокое Небо не допустит, чтоб вы увидели это мерзкое зрелище!.. Кстати: вы давно не спите? Много слышали?

— Давно — не стал отпираться Толмач, хотя Лис неопределенно пожал плечами. — А вы оба, между прочим, сами не больно-то таитесь! Чуть ли не в полный голос орете друг на друга… Совсем как наши папка с мамкой!

— Тихо ты! — шикнула я на мальчишку. — Не видишь разве, Зяблик спит! В отличие от вас, пустозвонов! — я снова легонько погладила по голове ровно посапывающего малыша.

— Ну-ну! Мне указываешь, а сами шумите — в голосе Толмача отчетливо пробивались ревнивые нотки. Ах, ребята, ребята… Конечно, дети, лишенные родительской ласки, всегда тянутся к любому проявлению любви, и мое, столь явное предпочтение Зяблика среди них не могло остаться незамеченным. Все же я женщина, в их глазах олицетворяю подобие матери…

— А, птенец… — теперь уже Лис присоединился к старшему брату. — Ну, пусть поспит. Все одно, слабый он, Зяблик, ему на улице не выжить. Да и здесь тоже…

— Высокое Небо, что ты говоришь?!

— Лис знает, что говорит — Толмач вздохнул совсем как взрослый человек. — Мы уже насмотрелись на тех, кто прибивается к ватаге. С первого взгляда определяем, кто и сколько протянуть может… Лис в том вообще не ошибается Вот Зяблик зиму в ватаге не переживет.

— С чего ты это взял?

— У меня опыт. Я уж, знаешь, сколько в жизни видел? С первого взгляда могу определить, кто и на что годится, и от кого будет какой толк. Да и не умеет Зяблик ничего из того, что каждому из нас требуется для выживания. Он, Зяблик, из домашних, не приспособлен для жизни на улице. Тут нужно зубы иметь, характер крепкий, или ловкость какую, а у него ничего этого нет.

— И вы, догадываясь о том, тем не менее взяли его в свою ватагу?

— Конечно. Жалко его… Не помирать же ему под телегой, в одиночестве…

У меня перехватило горло. Обездоленные дети оказываются куда более добрыми к другим, чем взрослые, безжалостно отказывающиеся от своих же детей… Вздохнула с болью в сердце:

— Хорошие вы, ребята, добрые… Жизнь вас только с детства обидела ни за что, ни про что… Как бы мне хотелось, чтоб Светлые Небеса взяли вас под свою защиту!..

— А кому этого не хочется… Нам бы папку с мамкой найти… Да только этого никогда не будет. Поди, давно померли где, или головы по пьяной лавочке им проломили… Папка, ка выпьет, так дурак — дураком становится! Вечно в драку лезет…

— Погодите, парни — снова вмешался в наш разговор Кисс. — Разговоры об этом мы отложим на потом. Если сможем уйти отсюда… Лиа, этот колдун… Не думаю, что из Нерга сюда прислали бы неумелого колдунишку. Наверное, он силен. Ты ничего не можешь сделать в этой ситуации?

— Не знаю даже, что тебе сказать. Во всяком случае, один раз схлестнуться с ним я сумела. А сейчас… Знаешь, все это время, прошедшее после нашей с ним встречи, я будто мысленно держу прозрачную перегородку между ним и мной, или же словно окружила себя стеклянной стеной, через которую не даю ему пробиться ко мне… Убей, не знаю, как это у меня получается! Сейчас я — будто слепая, двигаюсь на ощупь, и боюсь сделать хоть один неверный шаг. Ох, как бы мне сейчас надо поговорить с Маридой! Она б сумела мне помочь, или хотя бы объяснила кое — что из того, что мне так надо знать в этих колдовских знаниях!..

— Да уж, эта мне твоя Марида… — протянул Кисс. — В отношении нее у меня нет такого обожания, как у тебя. Такие старые ведьмы…

— Кисс, не хами! Марида — ведунья, и очень хороший человек. Я ей жизнью обязана!

— И многими неприятностями тоже. Это же она втравила тебя в эту историю!..

— А что ей еще оставалось делать? Любой на ее месте поступил бы так — же! Не спорю: кое в чем она использовала меня втемную, но так уж сложились обстоятельства. У нее просто не было иного выхода!

— У твоей сестры тоже не было выхода, когда она тебя из дома выгоняла?

— Не говори о том, чего не знаешь! Дая хорошая девочка! Просто она очень любит своего никчемного мужа, и рассердилась на меня за трепку, что я устроила ее разлюбезному! Но это у нее пройдет, и она меня простит! Это же я ее расстроила при своем отъезде, хотя у меня это вышло случайно!.. Надеюсь, что она на меня больше не сердится…

— А я считаю иначе. Зла она на тебя до невозможности…

— Что? О, Высокое Небо!.. Почему? Впрочем, это как раз понятно — муженек подзуживает без остановки. Или… Кисс, хватит скалить зубы! Ты что-то сделал или сказал моей сестре, когда был в нашем поселке?

— Лиа, только не сердись! Понимаешь, когда я разыскивал тебя, то зашел в ваш дом…

— И что?.. — у меня упало сердце от дурных предчувствий.

— Видишь ли, твоя сестра… На редкость красивая девица, но и дура тоже редкостная!

— Кисс! Перестань!

— А ты чего кричишь? Мы с ней немного поговорили о тебе. Она и без того была очень сердита на тебя, а тут в наш с ней разговор вмешался ее муж, тот еще огурец… Овощ недозрелый! В общем, к концу нашей с ним общей беседы о тебе я не выдержал, и тоже разок дал ему в зубы, причем сделал это с особым удовольствием. За что именно выбил ему пару зубов — не спрашивай. Он это заслужил. Железно. Правда, сестра твоя мне за эти вылетевшие зубы мне чуть глаза не выцарапала! В настоящую истерику впала, и налетела на меня, как разъяренная кошка! Но беда в том, что этот сосунок, корчащий из себя первого парня на деревне, хорошенько получив от меня в морду, взвыл на весь поселок, что, дескать, правильно тебя жених бросил — по его мнению, ты за спиной у своего парня со мной втайне любовь крутила, наставляла бывшему кавалеру рога, перед всеми другими прикидываясь недотрогой. А я и не отрицал… Просто был злой в то время. Вот твоя сестра сдуру и решила, что ее муж сказал правду: я и есть твой тайный ухажер, и что пересчитал ее любимому супругу зубы именно из-за тебя. А точнее, из-за ревности…

— Пресветлая Иштр! — ахнула я. — Кисс, ну ты… ну…

— Знаю, виноват! — развел руками Кисс не только без малейшего чувства вины, а даже с каким-то злорадством. — Весьма и весьма виноват! Каюсь! Если получиться, то со временем обещаю исправиться. Но уж раз так вышло…

— Что теперь обо мне в поселке подумают, а?!

— А тебе не все равно?

— Представь себе, нет! Мне не все равно, что обо мне подумают! Кисс, зараза такая, встреча с тобой — одно из самых горестных событий в моей жизни!

— Можно подумать, для меня наша встреча обернулась чем-то иным… Да выкинь ты свой Большой Двор из головы! Что, беспокоиться больше не о чем? Или тревожишься о том, что о тебе этот подумает, ну, как его… Надо же, забыл, как там звать этого твоего бывшего, или кем он там тебе приходился? Ну того, на букву "В" имя у которого? Я имею в виду новоиспеченного супруга, который на свою молодую жену все еще наглядеться не может… Лиа, в свете последних событий я, того и гляди, действительно начну ревновать!

— Кисс, я тебя, точно, когда-нибудь пришибу!

— А кто такой "в"? — встрял в разговор Лис. — Лия, это хахаль твой бывший, что — ли? Вы с ним что, вдрабадан распазгались? Оттого ты к Киссу и ушла?

— Давай, Лиа, ответь ребенку — хмыкнул Кисс. — Молодое поколение интересуется твоей личной жизнью…

Кисс со своей противной улыбкой и мелкими колкостями опять умудрился довести меня несколькими словами чуть ли не до белого каления. Врезать бы им от души! Я настолько ясно, ощутимо представила себе, как именно, и с каким удовольствием отвешиваю что Киссу, что Лису хорошие затрещины, что ничуть не удивилась, когда у них обоих заметно дернулись головы.

— Что это? — растерянно схватился за голову Лис, да и Кисс растерянно потер рукой затылок.

— Это, мои дорогие, вам от меня. Ну как, понравилось? Будете еще язык высовывать?

— Рука у тебя… — пробурчал Кисс. — Прямо в ушах зазвенело! Уж и сказать ничего нельзя! Еще раз убеждаюсь в том, как ты умеешь испортить человеку настроение… А заодно и синяк посадить…

— У, здорово! — завистливо выдохнул Лис, все еще потирая затылок. — Клёво! Мне бы так!.. Лия, поучи, как ты это делаешь! Умей я такое, я бы… А этот колдун… Он может так?

— Думаю, он может много больше, и куда сильнее…

— Лиа, я…

— Погоди! — подняла я руку. — Ах ты… Все как в поговорке: помяни темного, и он тут как тут… К нам идут.

— Колдун?

— А то кто же еще?

— Дождались… — уронил Кисс, и быстро сунул обломок дерева с прикрепленным к нему наконечником себе за голенище сапога.

Да уж, дождались… Заскрипел отворяемый засов, дверь распахнулась, и добрый солнечный свет осветил полутемный амбар, и нас, сидящих на сене, и только что проснувшегося Зяблика, в испуге протирающего свои заспанные глаза… Чуть ли не по нервам ударил резкий голос от дверей:

— Встать!