Да, вдобавок ко всем нашим радостям и для наступления полного счастья единственное, что нам не хватало — так только этой находки. И без того дела идут далеко не блестяще, а сейчас вообще — полная… Не буду уточнять, что именно.

Если коротко: мы совершенно случайно набрели именно на то, или, вернее, на те самые колдовские книги, за которыми нас, по придуманной Вояром легенде, и послали в Нерг. Древние книги и свитки из главного хранилища тайных знаний Нерга, точнее, некоторые из тех самых похищенных оттуда манускриптов, которые уже не одну сотню лет разыскивают колдуны.

Сразу стало все понятным, в правильный рисунок сложились все кусочки головоломки. Кое- что из того, о чем мы не знали, порассказал и Койен, который дал знать о себе через какое-то время. Правда, объявился он ненадолго, но и краткого общения с ним мне хватило, чтоб понять многое…

Так вот, тот человек, чей скелет находится на лежанке в пещере, при жизни являлся одним из главных членов конклава колдунов. Сколько колдунов входило в конклав — точно неизвестно, их число постоянно менялось, но, тем не менее, численность тех избранных никогда не превышала сотни: слишком высокие требования предъявлялись тем, кто хотел войти в число особых, возвышающихся над всеми и достигших подлинных высот в своем деле. Но всегда, еще с древних времен, было одно незыблемое правило: во главе конклава стоял не один человек, а трое, примерно равных по знаниям, силе, уровню мастерства. Считалось, что подобный триумвират в правлении страной куда более эффектен, чем безраздельная власть одного человека. Этих троих избирали общим голосованием все те, кто состоял в конклаве. Так вот, тот, чьи останки сейчас лежат перед нами на грубо сколоченной лежанке — он как раз и был одним из той троицы, что в свое время вершила судьбы не только Нерга, но и многих подвластных ему стран.

Рин-Дор Д'Хорр был одним из тех, кого боялись, и до высокого колдовского мастерства которых только мечтали дорасти. Человек маленького роста и большого ума, которому молодежь меж собой дала немного язвительную кличку — Москит. Пусть он не задался ростом, но зато власть приобрел большую, обидчиков «кусал» больно, и надо признать, этот человек был одним из тех, кого много позже назовут «великим, но недальновидным». Умный, жесткий, волевой, и притом весьма злопамятный. Довольно опасное сочетание…

Вместе со своими давними товарищами Москит крепко держал конклав твердой рукой, с неприязнью относился к непонятным фантазиям и ненужным, на его взгляд, экспериментам честолюбивой молодежи — незачем, мол, портить невесть какими выдумками то, что уже и без того проверено веками. Нерг, мол, стоял на крепких древних традициях, и на них же будет стоять дальше, так что не стоит расшатывать крепкие устои новомодными веяниями для ублажения горячей молодежи — мало ли что им в голову может придти!.. На то она и безголовая юность, чтоб жить невесть какими фантазиями… Дескать, вырастут, с годами наберутся ума, и только тогда поймут, что можно делать, а о чем и думать не стоит. В колдовском искусстве Москит придерживался старинных патриархальных устоев, и, разумеется, требовал того же от других. Постепенно его приверженность старине стала притчей во языцех, а позже многие чуть ли не в открытую стали упрекать Рин-Дор Д'Хорра в том, что он стал выживать из ума. Что ж, справедливости ради следует признать, что к тому времени Москит, и верно, был уже очень стар.

Конечно, жизнь идет своим чередом, в нее всегда приходит что-то новое, которое, нравится это некоторым или нет, но надо принимать. Спорить с этим очевидным понятием просто глупо. Наиболее прозорливые старики в конклаве это понимали, и не возражали против введения некоторых изменений как в науке и исследованиях, так и в политике и жизни Нерга, тем более, что в то время это действительно было необходимо. Думается, что со временем, скрепя сердце, и Москит должен был бы признать, что определенные изменения, и верно, нужны, только вот ему для этого не хватило времени. А, может, причиной всего было упрямство старого колдуна и его нежелание перемен, к тому времени достигшее своего предела…

Дело в том, что подрастающие молодые колдуны, словно волчата, хлебнувшие крови, рвались к главной добыче, то есть к самым вершинам власти в конклаве. Однако Рин-Дор Д'Хорр посчитал (и это была его основная ошибка), что галдящая и требующая для себя немыслимых привилегий (по его понятиям) молодежь еще недостаточно опытна, и, при том, обладает далеко не всеми необходимыми знаниями, чтоб претендовать на высокие места в конклаве, решать судьбу страны, или же диктовать кому-то свою волю. Молоды, мол, да вдобавок ко всему наглы и невоспитанны. Вот годков через десять, если они к тому времени хорошо подучатся…

К сожалению, старый колдун совсем забыл о том, что волчата быстро превращаются в хищных волков, которые не боятся ничего, кроме грубой силы. И еще молодые волки жаждут крови, которую каждый из них уже успел не раз вкусить, добираясь до заветного членства в конклаве… Вдобавок волчата сумели сбиться в большую стаю, а с этой опасностью следует считаться даже заматеревшим в сражениях старым бойцам. Так что если от вожделенной цели жаждущих боя молодых волков отделяет недовольство каких-то замшелых пеньков, у которых от старости мозги давно покрылись плесенью, то пусть те пни во всем последующем винят только себя — в конце концов на этом свете трухой становится все, и первым в прах превращается именно то, что мешает идти вперед и беспрестанно путается под ногами… У стаи могут быть лишь сильные вожаки, из числа тех, что могут не только завоевать, но и удержать свое место под солнцем. Ну, а те из старых волков, что вздумают воспротивиться силе молодых, быстро ощутят на своей шее тот самый мощный захват железных клыков, после которого обычно не выживают…

Однако оскорбленные и преданные учениками старики вовсе не собирались сдаваться без боя. Оно и верно: среди тех, кто в свое время пробил себе дорогу в конклав, слабаки не встречались. Были, пусть и старые, но бойцы, не привыкшие просить милости у победителя. Матерые, пусть и постаревшие волки, даже лишенные многого — с такими всегда надо считаться…

Теперь уже доподлинно неизвестно, кто именно из тех стариков, которых с треском выставили из конклава, подал идею насчет похищения наиболее ценных рукописей из главного хранилища, но все остальные полностью поддержали это безумное предложение. Старики были глубоко оскорблены, а от обиженных людей трудно ожидать полностью логичных поступков. Возможно, изгнанные из конклава этими своими действиями на что-то рассчитывали…

Сейчас на этот вопрос уже не ответить, однако каждому ясно, что внезапная потеря власти больно бьет по человеку. А если учесть, какая власть у них была еще совсем недавно, и что они потеряли!.. Падать вниз всегда больно и нестерпимо обидно, и вдвойне, а то и втройне тяжко рухнуть с той вершины, на которую они в свое время сумели взобраться с таким трудом. Подобные обиды просто так не забываются, а чувство мести часто затмевает голос рассудка, так что последствия могут быть весьма непредсказуемы.

Так случилось и здесь. Старики прекрасно понимали, что те, кто в открытую восстанут против молодых захватчиков, долго не протянут — не те сейчас времена, и не те обстоятельства, чтоб новая власть в конклаве проявляла милость к поверженным, тем более что эти поверженные были все еще очень опасны. Как было сказано: большинству из тех старых членов конклава, которые все еще противятся переменам, нечего делать в столице. Однако в память об их прошлых заслугах старикам дозволили удалиться живыми в ссылку. Но каждому было поставлено одно условие — изгнанным следовало навсегда забыть о возвращении назад!

Что ж, старики, как им и было приказано, покинули столицу Нерга, только вот направились вовсе не туда, где им было велено скоротать оставшиеся дни своей жизни. Вернее, старые колдуны не уехали к месту своего изгнания, а сбежали туда, куда сочли нужным, взяв с собой лишь самое необходимое. Каждый их беглецов забился в свое тайное место, о котором не знали другие, и, естественно, прихватил перед убытием некоторые из самых ценных манускриптов, находящихся в главном хранилище Нерга, а уж кто и что именно оттуда похищал — это старые вояки решали самостоятельно, отбирали манускрипты на свой вкус и исходя из собственных пристрастий, тем более, что в том хранилище было, что взять…

Естественно, что после обнаружения пропажи на ноги были подняты все силы, и кое-что сумели вернуть. Кое-что, но далеко не все… Во всяком случае, со свой частью похищенного Рин-Дор Д'Хорр не собирался расставаться ни в коем случае. И он все рассчитал верно…

…По пыльной проселочной дороге устало брел невысокий худой старик в бедной одежде. За собой он вел старого ослика с навьюченными на него тяжелыми переметными сумками. Скорей всего, старик возвращается домой из ближайшего города, продав там свой нищенский товар и заработав при том пару медяков. Любому — хоть стражнику, хоть разбойнику — каждому понятно, что в этих старых сумках не может быть ничего иного, кроме нищенского скарба, или же такой ерунды, ради которой в полуденный зной не стоит даже сдвинуться с места, чтоб останавливать старика и проверить его дорожные сумки. Вряд ли у него под заплатанной одеждой найдется монета богаче медяка, да и ту, если будет отдавать, всю обольет слезами.

Судя по тому, что у этого низкорослого старика есть чуть живой ослик, то он, может, и не считается последним бедняком в своей захудалой деревне, но и от придорожного нищего отошел недалеко. Таких стариков, в глубокой бедности доживающих свой безрадостный век, не хотели останавливать даже жадные дорожные стражники. Взять с них все одно нечего, да и время на таких никчемных людей понапрасну терять не стоит… Никому из увидевших старика не могло придти в голову, кем на самом деле является этот маленький, покрытый дорожной пылью человек, устало бредущий по дороге. Сейчас он торопился укрыться в своем тайном месте, о котором, кроме него, не знала ни одна живая душа.

Старый колдун Рин-Дор Д'Хорр был родом из этих мест, хорошо их знал, помнил еще со времен своего несчастливого детства. Будущий колдун родился в нищем поселке, в бедной семье. Когда-то, еще будучи ребенком, он просто-таки облазил всю округу, и знал здесь все потаенные уголки. Конечно, он с куда большим удовольствием играл бы с мальчишками, но, увы… Ребята не только дразнили мальчишку из-за его маленького роста и не брали в свои игры, но, случалось, даже поколачивали, так что Рин-Дор с детских лет привык быть один. Отца и мать злили его тщедушное сложение, а также нежелание и неумение работать. Что за сын такой у них уродился, даже баттом его не сделать — не годится!

Местный колдун только глянул маленького тощего мальчишку, и скривился: этот наверняка обряд не переживет, помрет, а если даже и выживет, то все одно: от этого дохляка проку в хозяйстве будет немного. Впрочем, ваше дело: если хотите понапрасну деньги платить за мальчишку, который вот-вот без того к Великому Сету уйдет, то пожалуйста, не возражаю, давайте денежки — и сделаем из парнишки батта, но я бы на вашем месте деньги поберег, не стал бы серебром понапрасну раскидываться. Лучше я за те деньги, что вы собираетесь за мальчишку заплатить, в батта любого из других ваших детей превращу, только давайте мне такого, который поздоровее будет, и который сможет отработать вам те деньги, что вы сейчас на него потратите… А этот ваш полудохлый мальчишка Рин-Дор на этом свете и так не задержится, уж поверьте мне на слово…

С той поры в семье на парнишку, и без того не избалованного заботой, вообще перестали обращать внимание — дескать, проку от него никакого, даже на батта не годен, так что не стоит тратить на этого заморыша еду и родительское время.

В результате Рин-Дору в родном доме доставались, в лучшем случае, объедки, но чаще он не получал там вообще ничего, кроме пинков и зуботычин. Но любому человеку надо чем-то питаться, и мальчишка целыми днями ходил по округе, добывая корешки и мелких грызунов. Поселок располагался среди невысоких гор, так что можно было целыми днями не попадаться никому на глаза.

Однажды он в своих постоянных поисках еды как-то набрел на небольшой вход в пещеру. Ну, набрел — это не совсем верно. Местные, конечно, знали об этой пещере, только вот ходить туда им было некогда и незачем. Конечно, детям из поселка было строго-настрого запрещено к ней даже близко подходить, но разве запреты удерживают детей? Мальчишки, правда, изредка заглядывали в ту пещеру, но далеко внутрь не заходили — все же там было немало длинных и узких извилистых ходов, в которых можно очень легко заблудиться. К тому же все местные хорошо знают, что из себя представляют обвалы под землей… В отличие от прочих, Рин-Дору в пещере понравилось, и постепенно он излазил там все входы и выходы, а частенько даже оставался в там по нескольку дней, тем более, что домашним до него не было никакого дела.

Это продолжалось до того времени, пока местный колдун не обратил внимание на необыкновенные способности никому не нужного мальчишки, точнее, на его память, ум, сообразительность, способность к обучению. Тогда он отправил парнишку в столицу Нерга, на обучение жрецам — толковые служки в храмах всегда нужны. Только вот мальчишка оказался на редкость настырным и въедливым, и судьба уборщика при храме его никак не устраивала. Обладая незаурядным умом и редкой изворотливостью, он, неожиданно для всех, сумел подняться очень и очень высоко. О родном доме и своей семье Рин-Дор Д'Хорр не вспоминал — ничего хорошего там не было, а вот мысли о своей пещере посещали его частенько.

Еще в самом начале своей карьеры, когда никому не известный молодой человек начал стремительно завоевывать авторитет среди колдунов, то он уже тогда понял: каждому, кто имеет отношение к сильным мира сего, не помешает иметь для себя то самое тайное местечко, где, в случае крайней необходимости, можно какое-то время отсидеться в безопасности. Нравы среди элиты колдунов царили такие, что без запасной норы было никак не обойтись.

Однажды обстоятельства сложились так, что Рин-Дор Д'Хорру на какое-то время пришлось исчезнуть с глаз своих недругов. Тогда лучшей ухоронки, чем та пещера в его родных горах, не нашлось, а прятаться надо в тех местах, которые хорошо знаешь. Именно оттого он и направился туда, где когда-то, будучи ребенком, исползал все щели. Конечно, с тех пор прошло немало лет, им кое-что изменилось. Кое-что, но не все… Он также понимал, что в родных местах его будут искать прежде всего, а значит, надо сделать все, чтоб его никто не заметил, и чтоб его появление не отложилось в памяти людей…

Никто из стражников на дорогах не обратил особого внимания на бедного плотника, везущего на своем ослике обрезки плохо обструганных досок. Оно и понятно — откуда бедняку взять деньги на хорошее дерево?!

За те несколько недель, что Рин-Дор Д'Хорр пробыл в пещере, он вновь исследовал как ее, и все подземные ходы-выходы из той пещеры. Выяснилось, что один из ходов, ведущих из пещеры, проходил совсем близко от штолен каменоломни, где добывали оникс. Ну, чем не запасной выход для беглеца в случае крайней необходимости? У каждой лисы в норе есть тайная дыра, через которую она всегда может улизнуть…

Дело в том, что по годами выработанной у него привычке все предугадывать и предусматривать, колдун решил заранее подготовить себе возможные пути отхода. Он играет в слишком серьезные игры, так что надо всегда идти на шаг вперед своих врагов, и вместе с тем принимать нестандартные решения. Вдруг его убежище сумеют обнаружить, или же произойдет что-то иное, весьма малоприятное? Если его расчеты на благополучное разрешение проблем не оправдаются, то он будет вынужден срочно уходить отсюда. Так что надо все заранее подготовить на этот самый особый случай, и вместе с тем не помешает отпугнуть от намеченного места работающих на каменоломне людей — велика вероятность, что при дальнейшей работе в штольне люди могут найти тот самый выход…

Тогда колдун много чего сделал для того, чтоб полностью обезопасить себя: укрепил стену штольни, чуть изменил природную пещеру, ведущую к каменоломне, наставил иллюзий и нужных заклинаний… Ну, а уж насчет того, чтоб штольню обходили всеми возможными путями работающие на каменоломне люди — для этого он применил несколько необычное решение. Черные нити Амм-Вона отпугнут любого, а наиболее настырных могут и погубить… Для сотворения этого отпугивающего, и в то же время охранного заклинания у него были и умение, и возможность, а для обеспечения собственной безопасности никогда не надо жалеть не сил, ни времени. Зато теперь к той штольне никто и близко не подойдет, запасной выход сделан, и находится, если можно так выразиться, в боевой готовности, да и иллюзий он там поставил достаточно. Со сторон и не подумаешь, что за этими камнями может быть укромный уголок, надежно спрятанный от чужих глаз.

Но все же, если обстоятельства сложатся так, что ему придется удирать, то беглец в любом случае сумеет уйти через каменоломню, а вот тем, кто будет преследовать его — им не повезет: они будут засыпаны землей, и быстро отправятся на тот свет. Правда, если им повезет, и удача окажется на стороне преследователей — они не окажутся под завалом, то все одно — путь за беглецом будет надежно перекрыт… А такую мелочь, как то, что при обрушении породы может погибнуть немало сторонних людей, волей судьбы оказавшихся поблизости в тот момент — это колдуна совсем не беспокоило. Он, как и большинство колдунов Нерга, не привык брать в расчеты подобную ерунду. Заиметь надежную нору с запасным выходом было куда важнее, тем более, что в конклаве некоторые из так называемых друзей на деле оказываются хуже крокодилов — сожрут тебя сразу же, стоит только зазеваться!

Тогда, много лет назад, для Рин-Дор Д'Хорра все сложилось удачно. Отсидевшись в своем тайном местечке нужное время, он вернулся в столицу с лаврами победителя. Правда, перед тем, как покинуть свою пещеру, колдун, теперь еще и перед входом в нее, поставил отпугивающее заклинание, пусть и куда более простое, чем то, что стояло в штольне, но не менее действенное. Зато сейчас в эту столь любимую им пещеру никто из местных мальчишек не сунется, а если все же кто из них наберется храбрости и полезет в темный лаз, то через минуту этого проныру одолеет жуткий страх. Так и надо, не хватало еще, чтоб кто-то из местной детворы нашел его тайное укрытие!

В свой родной поселок перед отъездом колдун, естественно, заезжать не стал — нечего ему там делать, в этой захудалой дыре, а что касается родни, так она ему и даром не нужна. К тому же он не собирался засвечивать место, где он скрывался все это время. И в последующем, несмотря ни на какие хитрые расспросы, колдун так и не открыл никому, где он прятался в то время, когда и друзья, и недруги — все сбивались с ног, разыскивая его. И вот теперь заветное место пригодилось вновь…

Добравшись до пещеры, так же, как и много лет назад, Москит снял с ослика тяжелые дорожные сумки и мысленно приказал животному идти в сторону холмов. Нет сомнений в том, что этого старого осла живущие в округе хищники загрызут в самое ближайшее время — на прощание Рин-Дор Д'Хорр поставил на бедное животное метку, которая для каждого жаждущего крови зверя звучит как приглашение на обед. Ничего не поделаешь, надо избавляться от животины — все одно этот длинноухий ему теперь без надобности.

Старый колдун верно рассчитал время, и оказался у пещеры уже затемно, когда по дорогам прекратилось движение, а люди попрятались в свои домишки, спрятались за крепкими запорами. Прекрасно, никто не видел, что некто скрылся в пещере.

Однако, какие тяжелые сумки! Просто неподъемные… Кажется, в прошлый раз доски весили много меньше. Или просто он тогда был куда моложе? Вроде перед отъездом взял с собой только самое необходимое, а обе сумки набиты до того, что еле застегнулись!

То и дело, останавливаясь на отдых, и с трудом таща на себе тяжеленные сумки, старый колдун добрался до своего места. Как он и ожидал, в пещере за все эти годы никто не побывал. Ни одно живое существо не нарушило целостность иллюзии при входе, да и внутри самой пещеры все было без изменений, все осталось так, как он оставил много лет назад, когда покидал это место. Ностальгическую улыбку вызвал вид грубой мебели, в свое время довольно неумело сколоченной им из досок…И посыпанный мелким песком пол в пещере был не тронут ничьими посторонними следами… Что ж, и заклинание, и иллюзии — все работало в полной мере.

С непередаваемым удовольствием колдун скинул с себя нищенские лохмотья. Как же его раздражали эти грязные тряпки! И как только в них крестьяне ходят? Впрочем, что взять с тупой черни… Лишь надев привычную черную одежду, Москит вновь почувствовал себя уверенно. Все же одежда много значит… Поставил на стол свой любимый подсвечник, достал связку свечей, вынул одну из них, поставил в подсвечник и зажег… Свет от укрепленного на стене факела и от небольшой свечи создавал в пещере уют. Хорошо… Достал лист пергамента, чернила, перо, и даже чернильницу, которая, как считал Москит, приносит ему удачу… Не стоит впустую терять время, надо заниматься срочными делами. У него есть план, и его, этот план, надо срочно претворять в жизнь. Старый колдун чуть усмехнулся: эти наглые мальчишки в конклаве у него еще попляшут! Нашли, с кем связываться! Много лет назад, находясь в сходных условиях, он сумел выиграть в, казалось бы, безнадежной ситуации, и сейчас он вновь возьмет свое!

Только вот каким же усталым он себя чувствует! Когда несколько дней назад Москит тайно покидал столицу, то был бодр и полон сил, не то, что сейчас. Вон, даже перо в руке не держится, дрожит, и перед глазами все расплывается… Это все последствия от долгой и трудной дороги, после которой он всерьез вымотался. Да и чувствует себя он совсем плохо, тяжесть во всем теле… Наверное, жара в дороге доконала, не иначе! Конечно, у него полно неотложных дел, но, пожалуй, дела могут подождать какое-то время, надо отдохнуть хоть немного. Да, бесспорно, отдых необходим — потом он быстро наверстает упущенное…

С трудом дойдя до дощатой лежанки, опустился на нее. Все же хорошо он тогда сколотил ее, эту лежанку. Пусть она получилась простой, грубой, и без особого изящества, зато крепкая, надежная… Не стоит сидеть, лучше прилечь… Сейчас его отчего-то совсем не держат ноги, и самочувствие скверное… Наверное, от усталости. Неудивительно: в его возрасте пройти пешком такое расстояние по жаре, без отдыха и на голодный желудок! Может, стоит хоть немного поесть? Но на еду даже смотреть не хочется… А в одной из сумок у него продукты, как бы не испортились! Он взял с собой достаточно пропитания для того, чтоб его какое-то время не беспокоил собственный желудок, и чтоб ему не надо было лишний раз выходить на поверхность. Преодолевая слабость, наложил заклятие нетления на обе сумки — так, на всякий случай… Надо бы еще поставить охранные заклинания, только вот сил совсем нет… Ничего, их он поставит чуть позже, когда придет в себя после тяжелого пути, а сейчас старый Москит не может даже пошевелиться…

Надо поспать, тем более что глаза закрываются, да вот только сна нет, а есть непонятная тяжесть в груди. Давит так, будто на сердце положили камень. Давно стоило заняться собственным здоровьем, только вот до себя самого, если можно так выразиться, руки не доходили. Вечно ему было некогда, постоянно находились какие-то крайне неотложные дела, сыпались одно на другое, словно песок в тех больших часах, что стояли в его кабинете… Сейчас вот причина его временного нездоровья и не ко времени заболевшего сердца — в этой взбунтовавшейся молодежи! Довели, сопляки!..

Ничего, ничего, он с ними разберется, мальчишки по молодости оставили много хвостов, за которые их можно неплохо попридержать, да при том еще и мордой о камень ткнуть, причем так, чтоб впредь неповадно было! Скажите, свою силу они почувствовали, жалкие подмастерья! Скинуть некоторых немощных стариков из конклава у мальчишек, возможно, и получится, а вот с ним, с Рин-Дор Д'Хорром — э, нет, такие штуки с настоящим колдуном у много возомнивших о себе детишек не пройдут! Его уже пытались разок свергнуть, да только из этих попыток ничего не вышло! Даже наоборот: он стал более сильным, и приобрел еще большую власть! А вот где сейчас те, что в свое время поднимали на него свои облезлые хвосты? То-то и оно… Почти никого из них не осталось, а те, кто еще живы, сделать с ним ничего не смогут. То же самое будет и с теми, кто сейчас вздумал было скинуть его с той вершины, куда от сумел подняться…

Так что ни у кого не получится свалить Москита и на этот раз, тем более что у него есть хорошо разработанный план, и недалек тот день, когда зарвавшиеся сопляки вынуждены будут сквозь зубы признать, кто же в этой стае настоящий вожак, а кто может только слабо тявкать из-за угла, покрепче поджав к ногам свой жалкий хвост…

А его так называемые единомышленники по конклаву… Дерьмо! Кое-кто из них на поверку оказался настоящей тряпкой, ценящий покой и комфорт выше истины и власти. Конечно, с молодежью первое время вполне можно было договориться, только вот разве хочется хоть кому-то идти на компромисс? Тем более, если сейчас меж собой схлестнулись немалые амбиции…

Что ж, что произошло, то произошло, и теперь надо исправлять то, что они, старики, умудрились проглядеть. Следует строго действовать по заранее обговоренному плану. Конечно, не всем из изгнанных можно доверять, но он и сам прекрасно знает, что ему следует делать, и на кого из друзей — недругов стоит надеяться.

Ничего, этим мерзким мальчишкам, что с пеной у рта и выпученными от счастья глазами рвутся к власти, надо преподать хороший урок на будущее. И он это сделает! Недоучки, нахватавшиеся верхушек знаний, но не дошедшие до корней истины и не проникшие в структуру вещей!.. И они, эти зарвавшиеся юнцы, посмели обвинить подлинных носителей древних и запретных знаний в узости мышления и в том, что для многих из стариков нагретое кресло в конклаве куда дороже развития науки и служения Нергу!.. А ведь кое-кого из этих горлопанов Рин-Дор Д'Хорр учил сам… Какая черная неблагодарность! Конечно, в конклаве каждый сам за себя, но эти недоучки сумели каким-то образом объединиться против, как они сказали, «замшелых и выживших из ума стариков»! Ну, он им еще покажет, кто выжил из ума, а кому ума еще не хватает…

Внезапно грудь колдуна пронзила страшная боль, лишая возможности старика сделать даже слабый вдох. Рин-Дор Д'Хорр был достаточно опытным человеком, чтоб понять — это не простой сердечный приступ, здесь все гораздо серьезней и страшней. Сердце… И почему он раньше не занялся лечением?! Все решал другие проблемы, которые казались ему куда более важными, чем собственное здоровье…

В сумке должно быть лекарство. Еще там книги… Из последних сил старый колдун потянулся к стоящим неподалеку от его изголовья седельным сумкам, не отдавая себе отчета, до чего же он хочет дотянуться: до заветной шкатулки с самыми разными снадобьями, или же до колдовских книг, которые он любил чуть ли не больше жизни…

Только вот душа старика покинула его тело до того, как он смог коснуться хотя бы кончиками пальцев до своих заветных сумок. На какие Небеса попала душа старого колдуна — точно не скажу, но склонна думать, что на Светлые Небеса путь для него был закрыт напрочь, и то, что ей было положено, душа колдуна полной мерой получила на Темных Небесах. А вот бренное тело старика так и осталось лежать здесь, рядом с унесенными им книгами…

Не знаю точно, что именно хотел предпринять Рин-Дор Д'Хорр в отношении своих обидчиков, на что рассчитывал, но не сомневаюсь в одном: какой-то план у него был, и план серьезный, тщательно проработанный. Возможно, его расчеты были верны, и у старого колдуна все получилось бы именно так, как он и рассчитывал. Единственное, что Москит не сумел предугадать, так того, что его усталое сердце не всегда может выдержать тяжелых обид и потрясений, свалившихся на него за последнее время. Подвело сердце, простое человеческое сердце, которому нет дела до чужих интересов, хитросплетений или вечных интриг.

По сути, колдуны — такие же люди, как и мы с вами, так же болеют, страдают и мучаются, и как бы каждый из них не продлевал свой век, но, как говорится, выше головы не прыгнешь. Будь ты хоть десять раз колдун, но сердце у каждого только одно, и его, это сердце не заменишь другим, а все наши беды, поражения, горести, тяготы жизни — все это навечно откладывается на нем свинцовой усталостью и грубыми рубцами. И вот, когда Рин-Дор Д'Хорр счел, что он оказался в полной безопасности старый боец, казалось бы, вновь готов к схватке с молодыми волками — тогда, как оказалось, сердце не выдержало, оно просто устало…

Позже Рин-Дор Д'Хорра долго искали, разыскивали тщательно и дотошно, причем не столько его самого, сколько увезенные им манускрипты. В этих бесконечных поисках заглядывали и в родной поселок колдуна, правда, без особой надежды на успех — кто станет прятаться в довольно людных местах, да еще и по соседству с каменоломнями?!

Как и следовало ожидать, те из родственников Москита, которые к тому времени еще были живы, лишь разводили руками: мы о таком родиче и не помним, да и сам он после того, как еще ребенком покинул родное село, домой ни разу не приезжал, о себе никому знать не давал. И вообще — в поселке были уверены, что он давно умер. Вы, мол, не подумайте, что мы его прячем: у нас каждый человек на виду, сразу заметно, ежели кто новый в округе появится. Да и нет смысла прятаться в здешних местах: поселок захудалый, отдаленный, каждый проезжий на виду. К тому же каменоломни близко, и тех, кто там работает, надо опасаться особо. Там разбойник на разбойнике, вот их и надо бояться, а не какого-то там человека, невесть когда покинувшего эти места… Так что можете не сомневаться: нет у нас этого сбрендившего старика, он и близко тут не показывался. Да и кто сюда пойдет — здесь же каменоломни близко, охранников полно, и солдат тоже, так что надо быть совсем без головы, чтоб попытаться укрыться тут. И с этим нельзя было не согласиться…

Несмотря на то, что с той поры прошли сотни лет, многие книги, украденные обиженными стариками из хранилища, не найдены до сего дня, хотя их по-прежнему ищут, не переставая. Что ж, впредь многим не помешает запомнить — оскорбленный человек способен на многое. Так что некоторым наука: перед тем, как что-то сделать, лишний раз не помешает хорошенько подумать, что именно вы собираетесь делать, и чем это может грозить вам в будущем…

… Итак, старый колдун умер много лет тому назад, оставив нам, если можно так сказать, свою головную боль — эти проклятые манускрипты, за которые колдуны Нерга, не задумываясь, будут убивать без счета и жалости… Теперь главный вопрос: что нам делать дальше? И вопрос не простой, у нас от верного ответа на него зависит жизнь…

Теперь становится понятным и тот набор вещей, что отыскался в седельных сумках колдуна. Еда, которую Рин-Дор Д'Хорр взял с собой на то время, которое намеревался провести здесь. Шкатулка, в которой лежало множество снадобий, годных для очень многого, как хорошего, так и отвратительного… (Невольно подумала: многие из алхимиков за эту шкатулку без раздумий отдали бы не только свою душу, но и сгребли бы в кучу души ближайших коллег по нелегкому цеху алхимии)… Деньги и драгоценные камни… Ну, без них, естественно не обойтись. Книги… О них я пока помолчу. А вот для чего нужны свернутые в рулон пергаменты с печатями, да еще и с магическими метками на каждой из них? Вид у этих пергаментов какой-то уж очень… серьезный, что ли. Такие бумаги обычно лежат в крепко запертых столах, или в надежных сейфах, но уж никак не в старых дорожных сумках. Да вряд ли Москит стал бы брать с собой в тяжелый путь никому не нужные записи.

Варин показала пергаменты Казначею — все же он должен лучше всех разбираться в подобных документах. Может, поймет, что это такое, и для чего Рин-Дор Д'Хорр таскал их с собой.

Как и следовало ожидать, эти плотные листы с печатями, подписями, пломбами, магическими метками и еще невесть с чем, оказались долговыми расписками, но не простыми, а, если так можно выразиться, золотыми. Во всяком случае, у Казначея при виде этих бумаг загорелись глаза. Но вот когда я по его просьбе стала вслух зачитывать листы (притом не понимая в них и половины написанного), то, думала, все — Казначей помрет на месте. Глаза вытаращил, чуть в обморок не упал… Надо же, этот человек всю дорогу хотя постоянно ныл и действовал нам на нервы, но, надо признать, держался молодцом, а при виде этих листов у мужика чуть ноги не подкосились. Я, грешным делом, испугалась: как бы и Казначея удар не хватил! Вначале покраснел, потом побелел, глаза чуть ли не вылезли из орбит… Кажется, сердечный приступ у него был на подходе, а то ему грозило и что похуже… Спасибо Высокому Небу, до смерти или обморока не дошло, но от растерянности мужик сел на землю — ноги дрожали…

Как оказалось, у старого колдуна с собой была прихвачена целая пачка расписок, долговых обязательств, закладных и чего-то такого, о чем я не имела ни малейшего представления. Едва придя в себя, Казначей вцепился в пергаменты мертвой хваткой, а чуть позже растерянно объявил, что в этих старых листах находится куда больше золота, чем в казне многих государств, причем взятых вместе… Как видно, в свое время старый колдун сумел раздобыть расписки очень влиятельных людей, где фигурировали огромные деньги, втайне ссуженные под высокий процент (или же наоборот, одолженные), невозвращенные долги, заложенное имущество и еще много-много чего такого, о чем вслух стараются не распространяться.

Я не все поняла из слов Казначея, но, по его словам, это были расписки на предъявителя с неопределенным сроком возврата, причем все бумаги были составлены таким хитрым образом, что деньги по ним можно было получить любому предъявителю этих бумаг, причем по первому же требованию. Даже сейчас, спустя сотни лет после их выдачи, они, эти самые бумаги, были действительны — это должен был признать любой суд. И еще: по ним можно было стребовать целую гору золота. Вернее, далеко не одну гору золота, а во много раз больше.

Конечно, часть из этих старых бумаг, уже, можно сказать, сгорела за давностью лет — оно и понятно, с момента их выдачи прошли уже многие и многие годы. За это время с карты мира исчезли некоторые страны, пара-тройка из тех торговых домов, которым в свое время были ссужены деньги, давно разорились и безвозвратно пропали в круговерти веков (недаром Казначей со вздохом сожаления откладывал часть пергаментов в сторону). Тем не менее едва ли не половину находящихся здесь бумаг все еще можно было предъявить к получению. По словам Казначея, и того, что осталось, вполне хватит, чтоб устроить переполох в финансовом мире и пустить под откос кое-какие из старинных торговых домов, имеющих серьезные связи во всем мире. Стребовать с них деньги с набежавшими за сотни лет процентами… Это даже не огромные деньги, а колоссальные деньжищи, которые невозможно себе представить обычным людям!.. Да и кое-кому из правящих домов придется плохо…

Хм, — подумалось мне, — хм, а ты, Москит, как видно, ко всему прочему еще и хотел заняться довольно жестким шантажом. А может, придуманный тобой план возвращения в конклав был куда более изощрен, чем казалось вначале… Факт остается фактом: ты держал в своем небольшом, но крепком кулаке (или думал, что держишь) немало богатых и влиятельных людей, и, судя по всему, был абсолютно уверен, что деться им от тебя некуда…

Услышав про расписки, один из людей Гайлиндера, Лесовик — единственный человек, с которым Казначей никогда не ссорился, в шутку сказал нечто вроде того, будто все сказанное — ерунда и детские сказки, и единственное, что можно получить по этим старым листам — так это головную боль и пустые надежды. Вот тут-то я и увидела, как может вспыхивать от злости ехидный Казначей. Вытащив первый попавшийся лист пергамента, он стал совать его нам под нос и кричать, что, если, например, это долговое обязательство сегодня предъявить какому-то там торговому дому, ворочающему большими капиталами, то назавтра все хозяева того самого дома будут сидеть у храмов с кружкой для подаяний. Причем половина собранных ими на паперти денег все одно будет уходить на погашение накопившейся задолженности…

Потом, махнув на нас рукой и бурча что-то похожее на «дураки вы все», Казначей наполнил водой стоявшую на столе хрустальную чернильницу с давно высохшими в ней чернилами, и, немного подождав, стал макать в нее брошенное перо, и начал что-то писать бледными буквами на лежащем на столе чистом листе пергамента.

— Эй, Казначей, ты что делаешь? — не отставал от приятеля Лесовик.

— Опись. Или вы считаете, что подобные документы можно бросать просто так?! С такими бумагами надо поступать, как положено: составлять соответствующую опись со всеми имеющимися данными и… Да что я вам попусту объясняю?! Никому из вас до всего этого нет никакого дела!

— Слышь, Казначей, а тебе-то до всего этого какое дело?

— Прежде всего, во всем должен быть порядок, и уж тем более в таких документах…

— А еще для чего? — посмеивался Лесовик.

— А еще я люблю считать чужие деньги! — отрезал Казначей, и, повернувшись к нам спиной, вновь заскрипел пером.

Удивительно, подумалось мне, но этот занудный человек, и верно, очень любит свое, казалось бы, скучное дело. И деньги тут не главное — Казначей счастлив оттого, что вновь окунулся в привычный для него мир, по которому он, похоже, искренне тоскует. Мир его любимых цифр, расчетов, операций с деньгами… Пусть он мало что понимает в непонятных текстах, но цифры, указанные в тех старых бумагах, как мне кажется, были понятны ему без перевода. И еще я поняла, что Казначей жизнь свою отдаст за лежащие перед ним бумаги, причем не за деньги, которые можно получить по этим старым пергаментам, а за одну только возможность самому проворачивать какие-то сделки, вновь окунуться в привычную ему стихию, почувствовать себя человеком… Одно слово — Казначей.

Что касается остальных… После того, как мы оказались в этой пещере, было решено: всем необходим отдых, силы нам еще понадобятся. Тем не менее, Гайлиндер отправлял нескольких людей на разведку. Выяснилось, что из пещеры до выхода на поверхность идти тоже немало, причем и здесь следовало пробираться по узким коридорам, но, разумеется, тот выход был куда ближе, чем то расстояние, что мы уже прошли. Парни даже выглядывали наружу, правда, со всеми предосторожностями, осматривались. Выход из пещеры находится среди небольших скал, и снаружи почти полностью закрыт выросшим у входа колючим кустарником и спускающейся вниз сухой травой. Как сказали разведчики, снаружи вход в пещеру отыскать почти невозможно. Еще вдалеке, в пределах видимости, находится какой-то поселок. Родина колдуна Рин-Дор Д'Хорра… Кроме того, оказалось, что мы ушли от каменоломни на довольно большое расстояние, и сейчас находимся не с той стороны, откуда нас привели на каменоломню, а с противоположной.

Так что пока у нас появилось время для отдыха. Было решено, что сегодня из пещеры мы никуда не пойдем. Что бы там ни было, но все полностью вымотались, и остро нуждались хотя бы в коротком сне. Тем более, что когда спало напряжение последних часов, пришло чувство всепоглощающей усталости. И спасибо тебе, старый колдун Рин-Дор Д'Хорр, за невероятным образом сохраненные продукты — на голодный желудок нам было бы совсем тошно. Хотя для одного человека еды хватало на довольно длительный срок, для четырнадцати человек запасов было немного. Тем не менее, имеющуюся еду поделили пополам, и одну часть оставили на вечер, а вторую честно поделили меж всеми. Люди поели, успокоились и улеглись спать на сухой песчаный пол. Даже решили не ставить дежурных — все безумно устали. Только один Казначей сидит, в своих ненаглядных пергаментах копается, пером скрипит, и про сон даже думать не хочет. Не до того ему, видите ли, занят… Работа увлекла его настолько, что он даже не обратил особого внимания на ту еду, что ему дали. Жевал, не обращая внимания на то, что же он, собственно, ест… Ничего, через пару часов и его сон сморит.

Я тоже было прилегла, но вскоре проснулась. Не спится отчего-то… Причина одна, понятная и без подсказки — найденные здесь книги. Вопрос: что с ними делать? Оставить на месте, пусть ими колдуны подавятся? Не выход из того нелегкого положения, в котором мы оказались, и от преследования нас это все одно не спасет. Кинуть книги в огонь? А смысл? Рука не поднимется совершить подобное, и книги жаль, да и нас после этого, если поймают, будут поджаривать на медленном огне. И это в самом лучшем случае. Взять манускрипты с собой? Зачем они нам нужны, да и весят немало… Хотя, если вдуматься… Книги представляют огромную ценность, а уж о знаниях, что заключена в них — о том я даже не говорю. Узнав, что мы имели дело с книгами, нас все одно будут преследовать… Что же делать?

— Лиа, ты спишь?

Ну конечно, это Кисс. И когда он успел проснуться? Только что рядом лежал, посапывал…

— Сплю, конечно… А ты с чего вздумал бодрствовать?

— Да все думаю, в какую задницу мы попали. Одно дело, когда мы шли сюда будто бы за книгами, не зная, где они находятся на самом деле, и ожидая того, кто нам покажет, где они будто бы находятся, и совсем другое дело, когда мы эти самые книги нашли, сами не желая того. Рано или поздно, но завалы в каменоломне разгребут, найдут вход, дойдут сюда… Остальное понятно.

— Я думаю, что опытный маг еще в каменоломне поймет, в чем дело. Старая магия… После того, как в штольне все рухнуло, остатки той магии уже не спрятать…

— Смотри, Варин возле огня сидит…

— А я думала, она спит…

— Не спит. Пытается делать вид, что дежурит… Кстати, Казначей не спит тоже. После того, как он увидел эти старые пергаменты, у него пропал и сон, и покой. Осталось одно счастье, от которого он никак не может оторваться!

— Тогда не будем отвлекать хоть кого-то от счастья…

Не сговариваясь, мы встали, и направились к женщине, в одиночестве сидящей у небольшого костра. Та с чуть заметной усмешкой оторвала взгляд от язычков огня и посмотрела на нас.

— Только не надо врать, будто вам больше спать не хочется.

— Да мы и не собирались…

— Тогда что желаете узнать? Да не стойте над душой, присядьте… Тут места всем хватит.

— Варин, — я не знала, как подобрать слова, — Варин, я все хочу спросить тебя… Ну, отчего нам перед поездкой в Нерг…

— Придумали такую легенду, будто мы собираемся отыскивать здесь книги? Твой вопрос был вполне предсказуем. Что ж, можно и сказать, все одно сейчас уже таить нечего. Просто за основу легенды Вояр взял историю с пропавшей книгой, ну, ту самую, о которой вас когда-то расспрашивал Угорь… Удивительно, как выдуманные истории иногда совпадают с жизнью… Хотите послушать?

— Конечно!

Как оказалось, несколько лет тому назад какой-то ремесленник в Нерге, строя себе дом на месте древних развалин, обнаружил тайник, в котором лежало несколько старинных книг. Мужик оказался ушлый, понял, что эти книги представляют из себя огромную ценность, и, естественно, решил неплохо погреть руки на их продаже. Правда, о том, что в действительности представляет собой его находка — о том он и не догадывался.

Найденные книги мужик не понес ни в храм, ни к колдунам — понимал, чем для простого человека может закончиться сообщение о подобной находке. Тут заранее не предугадаешь: могут вознаградить по-королевски, а могут и голову с плеч снести. Пусть найденные книги написаны на непонятном языке, и пусть нашедший их не умеет читать, но колдуны бояться уже только одной возможности того, что хоть небольшая часть их тайных знаний может уйти на сторону. Оттого-то мужик не торопился соваться с книгами к первому попавшемуся торговцу, долго колебался и прикидывал, кому можно предложить крайне рискованный и дорогой товар… В конце концов через одного своего родственника, сведущего в контрабанде, он и вышел на Угря, и продал ему одну из книг за более чем кругленькую сумму.

Беда в том, что в Нерге подобные вещи утаить практически невозможно. Посланец Угря успел забрать книгу и покинуть дом продавца, а вскоре к незадачливому продавцу нагрянули стражники. Все остальные манускрипты, естественно, были тут же изъяты и забраны колдунами, а за проданной книгой устроили настоящую охоту, так что весь дальнейший путь покупателя до границы Нерга был подобен настоящей травле. Посланник Угря сумел проявить недюжинное умение, чтоб не только суметь уйти живым, но и умудриться унести с собой книгу. Напугаться чуть ли не до смерти и насмотреться всякой жути парню пришлось столько, что, даже оказавшись в Харнлонгре, он не решился обратиться за помощью хоть к одному человеку из тех, кого знал раньше. Просто побоялся довериться, и решил по-прежнему надеялся только на себя, на свои силы. Именно потому он едва не погиб, переходя через горную гряду…

Самое интересное в том, что именно благодаря этой книге Угорь вновь умудрился вывернуться из грозящих ему больших неприятностей. После того, как я поведала ему о том, где сейчас находится та самая книга, люди Угря добрались до монастыря, и забрали манускрипт. Ну, а потом старый ловкач Угорь предложил тайной страже Славии взаимовыгодный компромисс: он отдает книгу, и с него снимаются все грехи и тяжкие уголовные статьи не только в нашей стране, но и в его родной (а их, этих самых грехов, у Угря за его долгую неправедную жизнь накопилось ой как немало, пусть даже большая их часть и была почти не доказуема)… Проще говоря, при помощи этой книги Угорь купил себе полное прощение… Ну, а сейчас, когда старый плут отдал книгу, и с него сняты все обвинения — он преспокойно вернулся в свой дом, в свою страну и к своим занятиям. Увы, старого пройдоху уже не переделать…

Вояр же, опираясь на эту историю, и справедливо рассудив, что снаряд не упадет два раза в одну и ту же воронку, сочинил нам легенду, что будто бы и мы отправляемся на поиски книг, пропавших много веков назад. А что, после недавнего обретения нескольких, казалось бы, навсегда потерянных манускриптов, эта история вполне могла б пройти без сучка-задоринки. Больше того: в нее наверняка могли поверить. И не только поверить: в придуманной Вояром многоходовой операции сами же колдуны наверняка негласно помогли бы нам освободить Мариду. Если б только они были уверены, что на обратном пути в Славию мы завернем к очередному тайнику с книгами, то сами постарались бы тем или иным способом освободить старую королеву! Ну, а остальное зависело уже только от нас… Кто же мог подумать, в том числе и сам Вояр, что выдуманная им история совершенно невероятным образом приобретет, так сказать, плоть и кровь?! И вот теперь перед нами стоит один-единственный вопрос: что делать?

— Варин, знаешь, что мне непонятно в рассказанной тобой истории, ну, в той, что придумал Вояр? Откуда колдуны могли бы узнать о том, что мы ищем книги… Постой, постой… Не для этого ли в нашу группу и был взят Табин? И именно оттого ты ему голову не свернула еще тогда, когда он хотел удрать от нас еще в Харнлонгре? Ну конечно! А я-то все никак не могла взять в толк, на кой ляд этот хмырь нам всем нужен! Понятно, что этот человек не может не предать! Именно для того его и с каторги выдернули… Правильно?

— Лия, — Варин по-прежнему смотрела на огонь, — Лия, свои домыслы можешь оставить при себе.

— Так я права?

— Считай так, как тебе больше нравится.

А ведь я права! Даже Койен чуть отозвался, подтверждая мои слова.

— Варин, а что стало с тем парнем, что сумел унести книгу из Нерга? Если мне не изменяет память, его звали Тийристан. Кажется, он оказался в монастыре?

— Да. И не только оказался, но и сейчас остается в нем. Не хочет покидать это место. Считает, что в монастырь святого Формия его привела судьба. Говорит: здесь, среди гор, светло, и душа спокойна. И я, мол, помогаю людям, снимаю грехи как свои, так и чужие, а там, внизу, все дергаются, шумят, вечно всем что-то надо! Ищите непонятно что, погрязли в земной суете, и совсем забыли о своих бессмертных душах и о любви к ближнему… Короче: парень неожиданно обрел свое призвание.

— Кстати, Лия — повернулся ко мне Кисс. — Помнится, ты посоветовала Угрю спрятать книгу подальше… Что там было написано?

— Да ничего хорошего.

— А все же? Наверняка что-то запретное, раз ее в свое время украли из хранилища…

— Как я поняла, колдуны немало работали над тем, чтоб заставить служить себе животных. Понятно, что эта служба заключалась не в том, чтоб собака носила за тобой домашние тапочки. В той книге описывается, как при помощи нужных заклинаний и колдовских обрядов изменять живых существ. Ну, например, собака с человеческим мозгом и змеиным жалом, птицы, летающие по приказу и наполненные ядом, который они выплевывают на врагов, коровы, мясо которых сразу же после забоя становится смертельным — им можно отравить немало вражеских солдат… В общем, то, что описано в той книге — редкая гадость. Надеюсь, что она, эта книга, навсегда будет захоронена подальше от людских глаз.

— Да уж, занимательное чтиво.

— Ну, это кому как… Варин, что мы теперь будем делать?

Я выпалила вопрос в глупой надежде, что у женщины найдется на него ответ. Но она лишь покачала головой:

— Еще не знаю…Кстати, Лия, колдуны, что сейчас находятся в каменоломне, поняли, что в штольне произошел не простой обвал, а магическое обрушение?

— Можешь не сомневаться — поняли. Допускаю, что поняли далеко не все — что ни говори, а земля скрывает очень многое. Но там, наверху, сейчас наверняка находится не один колдун. Набежали со всех сторон… Хотя бы один из них должен был уловить отзвуки сильной магии. Поймут, в чем дело. В этом я уверена.

— Да, — в голосе женщины проступала досада, — да, и тут мы засветились… И вот еще: ты найденные манускрипты просмотрела? Что в них?

— Посмотрела, но не все, и не особо внимательно. Ну, что могу сказать… Одна книга — по выращиванию драконов…

— Кого?!

— Драконов. А что тут такого? Пусть их уже давно нет на свете, но в некоторых странах Юга все еще находят кости драконов, их старые кладки с окаменевшими яйцами… Кроме того, есть отдаленные племена, где у местных колдунов и старейшин в тайниках имеются припрятанные черепа драконов, причем вместе с зубами. Им, этим старым черепами, даже молятся… Так вот, в одной из тех книг, что находится здесь, описывается, как с помощью магии можно из куска окаменевшей плоти дракона вырастить его вновь… Кстати, для этого годится любая из тех самых отыскавшихся костей, но самые лучшие результаты дают участки некоторых частей черепа.

— Того не легче! А что написано во второй книге?

— А вот вторая — это удивительная, замечательная… В общем, у меня нет слов! Я за нее сама готова любому глаза выцарапать! В ней описаны способы лечения многих заболеваний, причем даже таких, за какие сейчас никто не берется!

— А свитках?

— В первом — что-то из техники, я там ничего не поняла… В другом — нечто из алхимии, какие-то сплавы, соединения и все такое прочее… В общем, мечта многих ученых. В третьем говорится об эценбате, но тот свиток я не собираюсь смотреть! Просто не хочу. А вот что касается двух оставшихся свитков, то в них заключена такая гадость, о которой мне даже не хочется говорить!

— Ох — хо — хо… — вздохнула Варин, глядя на огонь.

А тем временем люди, лежащие на песке, начинали просыпаться. Возможно, их разбудили наши голоса. Гайлиндер подошел к Варин, о чем-то ее спросил, но она отвечала неохотно. Тогда Гайлиндер повернулся ко мне:

— Извините, но я слышал часть вашего разговора. Понял, конечно, далеко не все, хотя общую мысль уловил. Говорю вам это затем, чтоб позже не изображать перед вами недоумение… Если я правильно понял, эти книги представляют из себя какую-то ценность?

— Не какую-то, а очень большую… Нас за ними и послали, а если быть совсем откровенными, то их, эти книги, мы и должны были забрать на обратном пути. Только вот никто из нас не мог предположить, что можно найти их здесь…

Женщина коротко рассказала Гайлиндеру о книгах, об истории их пропажи. А я слушала ее, и думала: хм, Варин, ты и тут не говоришь всей правды… Ладно, тебе видней, что можно сказать, а о чем лучше промолчать.

А тем временем, закончив говорить, Варин вновь повернулась ко мне:

— Лия, ты как думаешь, начали уже завалы в каменоломне разгребать?

— Должны… Хотя, наверное, вначале запустят внутрь каменоломни вооруженных людей — хоть тех же наемников! Это самая необходимая мера предосторожности. Они же не знают, где именно мы находимся, и на что можем пойти. Все же в каменоломне уже есть погибшие… И еще — я невольно усмехнулась, — загнанные в угол звери всегда опасны.

— Да — согласно кивнул головой Гайлиндер, — да, будь я на их месте — тоже бы для начала провел зачистку… А вот когда нас не найдут ни в одном из углов каменоломни — вот тогда начнут разбирать завал в той самой штольне.

— Даже два завала…

— Почему два? А, верно, один они устроили сами, еще до того, как мы ушли в ту самую штольню.

— Интересно, сколько времени уйдет на разбор обрушений? — Кисс пошевелил палочкой угли в гаснущем костре. — Очень надеюсь, что у нас имеется несколько дней в запасе…

— Я в этом не столь уверен — Гайлиндер присел рядом с нами. — К разбору завалов должны привлечь всех рабов на каменоломне, даже поваров, уборщиков и тех, кто занят обработкой добытого камня на поверхности. Не удивлюсь, если дополнительно пригонят и жителей из соседних поселков, причем работы по расчистке завалов будут идти и днем, и ночью. Проще говоря, бросят все силы, лишь бы побыстрей все разгрести. В каменоломни на работы могут погнать даже стражников. Я тут прикинул размер разрушений, и то, как их будут разбирать… У нас в запасе дня два, от силы три, и то, если считать с сегодняшним…

— Шли бы вы все отдыхать — сказала Варин, по-прежнему глядя на слабые язычки огня. — Поспите, силы еще понадобятся…

— Не спится отчего-то.

— Ну-ну…

— Варин, — я постаралась, чтоб мой голос звучал спокойно, — Варин, мне с тобой надо поговорить.

— Говори.

— Хотелось бы наедине. По нашим женским делам…

— Что ж, давай отойдем…

Мы с Варин вышли из пещеры и отошли от нее подальше. Темно, почти ничего не видно. Отсюда извилистый ход ведет на поверхность…

— Лия, в чем дело? — Варин остановилась напротив меня.

— Что ты собираешься делать дальше?

— И ради этого вопроса ты просила меня выйти с тобой?

— Нет. Просто я догадываюсь, о чем ты думаешь. Собираешься уйти? И как ты намерена это провернуть? Уйдете втроем — вчетвером будто бы на разведку, бросив всех здесь? А остальных — что, направишь к границе с Харнлонгром? Пусть добираются, как могут?

— С чего ты это решила?

— Догадаться не трудно. Не знаю, что ты будешь делать дальше, кого намерена взять с собой и как объяснять оставшимся, что именно тебе надо уйти… Это твое дело, и разбирайся со своей совестью, как хочешь. Я хочу сказать другое: от этих людей я никуда не уйду.

— Прикажу — пойдешь.

— Приказывай остальным. В отличие от меня, они люди служивые, послушаются. А я — как та кошка, что гуляет сама по себе…

Смогла умело уклонится в сторону, перехватив одной рукой руку Варин, а свою вторую руку приставив к шее женщины.

— Дернешься — нажму, и станет нас меньше на одного человека…

— Это уж чересчур — голос Варин был все так же спокоен.

— В самый раз, если ты по-иному говорить не желаешь.

— Это в нарушение всех правил…

— Чего-чего? Какие правила? Ты и сама прекрасно знаешь: для таких, как я, нет правил. И прав у нас тоже нет. Мы — изгои среди людей, и слушаемся приказов лишь до тех пор, пока считаем это необходимым.

— Лия, — чувствовалось, что Варин уже с трудом сдерживается, лишь бы остаться по-прежнему невозмутимой — Лия, у нас приказ, и мы обязаны его выполнить. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что означают эти слова — приказ и задание. Пока что я просто пытаюсь отыскать наиболее…

— Да мне плевать, что ты там хочешь найти! Эти люди с каменоломни прошли через цепи и рабство, и остались людьми, а ты намерена бросить их здесь, как никому не нужный хлам!

— А я повторяю тебе еще раз: мы оказались в Нерге не для прогулки, а с определенным заданием. Эти треклятые книги, и эти несчастные люди — как бы грубо не звучали мои слова, но в данный момент — это всего лишь балласт, от которого надо избавляться.

— Прежде всего, то, что ты называешь балластом — это люди, и мне нет никакого дела до твоих приказов и расчетов. Знаешь, в чем разница между нами? Ты — на службе, и обязана подчиняться ее правилам и положениям, а мне до этих правил — как до Кхитая пешком! Если захочешь уйти — пожалуйста, держать не буду, но запомни одно: лично я от этих людей никуда не уйду. Буду добираться вместе с ними до границы с Харнлонгром. Возможно, мы до нее и не дойдем…

— Тогда на что ты рассчитываешь?

— Я не рассчитываю. Просто знаю, что нельзя бросать своих. Будем так поступать — станем точно такими же, как Адж-Гру Д'Жоор, что он сдох!..

— Отпусти мою руку…

— Да пожалуйста…

Варин потерла освободившуюся руку. Да, надо признать, сжимала я ее крепко…

— Лия, давай поговорим спокойно. Есть такое понятие…

— Варин, извини, но я не хочу тебя слушать, если ты опять начнешь вспоминать высокие слова и заговоришь о том, что собираешься уйти…

— Вообще-то я тебе об этом пока что не сказала ни слова.

— Верно. Говорила я. Ты вольна поступать как считаешь нужным, и я, естественно, не скажу ни слова осуждения ни тебе, ни тем, кто пойдет вместе с тобой. Но в этом случае на мою компанию не рассчитывай. Я знаю: ты, в отличие от меня, трезвомыслящий и спокойный человек, иначе бы Вояр не поставил тебя старшим над нами. И я готова тебя слушаться, и согласна подчиняться твоим приказам, но лишь до тех пор, пока мне не покажется, что ты собираешься совершить чудовищную ошибку.

— Лия, не мели вздор!

— Варин, наверное, ты честный и порядочный человек, но, как мне кажется, иногда надо отступать от приказов и действовать так, как подсказывает сердце. И еще — надо спасать книги. Пусть не все, пусть спасем хотя бы одну, ту самую, о лечении многих серьезных заболеваний. Отдать такую книгу в руки колдунов Нерга — значит дать им в руки дополнительную власть, огромное влияние и немалые деньги. Варин, сейчас рядом с нами нет посторонних. Признайся: ты колеблешься. Тебе хочется и книги спасти, и вывести отсюда этих людей, и приказ выполнить. Увы, совместить все это никак не получится.

— Да, ты права: одновременно сделать и то и другое никак не получится. А ты, значит, выбрала Гайлиндера и его товарищей… Кажется, этот парень — твоя первая любовь?

— Не сомневаюсь, что тебе известна подноготная каждого из нас. И уж если речь зашла об Гайлиндере… Однажды моя сестра Эри уже предала этого человека, их взаимной любви предпочла богатство и положение в обществе. Что ж, каждый сам делает свой жизненный выбор, и не мне судить Эри, но я не хочу и не буду поступать так, как поступила она в свое время. Я не брошу этих людей, у которых появилась надежда на свободу. Ведь те солдаты, что находятся с Гайлиндером — это все, кто уцелел после гибели того отряда, что предал муж Эри.

— Ну, насчет предательства — это еще надо доказать. И потом, она сейчас не Эри, а сиятельная Эйринн.

— Да мне, блин, без разницы как ее называть!.. Погоди, ты ведь хорошо знаешь эту историю о гибели отряда? Ее ведь уже расследовали… Этим расследователем была не ты?

— Нет, не я. Но я была в курсе той истории и знаю, что кроме необоснованных подозрений, нет никаких иных доказательств предательства князя Айберте. Ох, Лия, Лия… Ладно, пошли назад. Что-то мы с тобой заговорились…

— Что ты решила?

— Что решила, то решила. Узнаешь.

— Варин, ты иди первой. А я чуть позже подойду.

Женщина помолчала несколько мгновений, затем вздохнула.

— Ну, постой, подумай. Занятие полезное. Кстати, и дружка своего забери.

— Кого?

— Чтоб ты знала: Кисс большую часть нашего разговора слышал. Вам, молодой человек, надо лучше прятаться. Тут, хоть и темно, но едва заметные тени на стенах все же можно различить. И камни под вашими сапогами шуршат — на будущее стоит быть внимательней. А вместе с тем и осторожней… — и Варин ушла.

— Ну и женщина! — подошел ко мне Кисс — Все видит и все знает… И чего ты с ней сцепилась?

— Ты давно здесь прячешься? Много слышал?

— Меньше, чем мне того бы хотелось. Тем не менее, услышал предостаточно… Лиа, ты не сердись на Варин. Ей и без того тошно, и она не знает, как именно ей следует поступить в этой сложной ситуации. Суди сама: и приказ выполнять надо, и найденные манускрипты не мешало бы из Нерга вывезти, и людей жаль… У меня создалось такое впечатление, что сейчас, при вашем разговоре, она пыталась убедить себя, что на первом месте у нее должно быть строгое исполнение полученного приказа. Ведь неизвестно, что ей потом скажет брат.

— Какой еще брат?

— То есть как это — какой? Вояр, разумеется.

— Вояр — брат Варин?!

— Ну, не родной. Их матери, кажется, были двоюродными сестрами. А ты про то не знала?

— Впервые слышу.

— Вообще-то это неудивительно. Я сам, хотя и служил в тайной страже, о Варин знаю немного… Как мне рассказывали, у Вояра по молодости лет был закадычный друг-товарищ, из числа тех, на кого всегда можно положиться и в горе, и в радости. Оба они служили в тайной страже. Так вот, Варин за этого самого друга Вояра по молодости лет и вышла замуж. Судя по воспоминаниям тех, кто помнил эту семью, Варин с мужем жили счастливо, душа в душу, в любви и согласии, двоих детишек заимели. Только вот работа тайного стража очень опасна, и кому-то супруг Варин всерьез перешел дорогу. Вот и забрались однажды ночью лихие люди к ним в дом, и расправились со всеми, кто там был. Одна Варин и спаслась — нож до сердца не дошел… А перед уходом незваные гости дом подпалили. Непонятно каким образом, с ножом в теле, Варин сумела выбраться, и детей из горящего дом вынесла, да только они к тому времени уже мертвые были… Вот с той поры она, как только на ноги поднялась, в тайной страже и служит, при брате. Он, кстати, ей полностью доверяет, хотя, как и остальным, спуску и не дает.

— А кто же с ее семьей расправился?

— Чего не знаю, того не знаю. Но, думаю, Вояр до них в свое время добрался — не тот он человек, чтоб подобное спускать, или прощать… Варин потом замуж так больше и не пошла, хотя, говорят, ее не раз звали… Я об этой истории знаю лишь понаслышке — люди в тайной страже не болтливы.

— Кисс — я вновь решилась задать парню давно мучавший меня вопрос — Кисс, а отчего ты ушел из тайной стражи?

— Я не ушел, а сбежал.

— Хорошо, отчего ты сбежал?

— Меня должны были арестовать.

— За что?

— За дело… Все, пошли отсюда. Не стоит долго отсутствовать. Не хочется окончательно портить твою и без того подмоченную репутацию, баловница ты этакая! Люди ведь ни на что хорошее не подумают… Вообще-то я не прав: мужики подумают именно на хорошее, мне позавидуют, так что я уже заранее радуюсь!

— Кисс, ты, ты… В общем, у меня нет слов, зараза ты такая!

— Не волнуйся, я к тебе тоже испытываю возвышенные чувства…

В пещере никто уже не спал. Как я поняла, все проснулись еще во время нашего разговора с Варин. Казначей все так же сидел за столом, уткнувшись в свои бесценные пергаменты: похоже, что он так и не ложился — отдых ему заменял еще недавно чистый пергамент, в котором сейчас он с упоением сточил нечто мелким убористым почерком. Все остальные собрались вокруг Гайлиндера, который что-то чертил длинной палочкой на песке.

— … Ну, вот здесь это и произошло, — говорил он, продолжая начатый разговор. — Вот сюда мы и направились…

— Погоди! — перебил его Стерен. — Но ведь если вам нужно было сюда — (тут Стерен отобрал у Гайлиндера палочку, и ткнул ее на нарисованной на песке схеме чуть в сторону) — если вам нужно было придти вот сюда, то какого ляда вы туда поперли?!

— То-то и оно! — Гайлиндер вновь отобрал палочку у Стерена. — Нам было куда проще и ближе идти к месту дислокации вот здесь, и вот так! Кстати, по этому маршруту мы и вышли. Но вскоре нас догнал посланник князя Айберте, и передал его письменный приказ: идти вот сюда, в это самое место, и вот этим путем…

— Не понимаю! — снова встрял Стерен, и в его голосе была искренняя досада. — Ты, парень, разве сам не видел, что именно сюда вам не стоит лезть? Любому понятно, что следовать вам нужно было уж никак не там! Так какого… ты туда поперся? По крайней мере, пошли бы кружным путем, вот здесь — и старый солдат снова стал тыкать палочкой в песок. — Это ж любому понятно, у кого глаза есть, и ума толика имеется! Так как же князь вас мог сюда направить? Разве не видно — это ж яма посреди скал! Лучшего места для засады не придумать при всем желании!

— Что поперся, спрашиваешь? — а в голосе Гайлиндера настоящая горечь и усталость. — А я, по-вашему, этого не понимал? Тоже не без глаз… Только вы бы как поступили на моем месте? Полученный приказ надо выполнять, нравится это тебе, или нет. И, Всеблагой тому свидетель, как же я не хотел туда идти! Но приказ есть приказ, тем более за подписью и печатью, и тут уж ничего не поделаешь. Это армия, то есть, прежде всего — подчинение и строгое выполнение полученных указаний. Так что куда нам было указано, туда мы и пошли… И вот результат… Знаешь, что больше всего не дает мне покоя? Не только воспоминания о том, что мои люди погибли страшной смертью, но и осознание того, сколько же детей одним разом было лишено отцов, сколько родителей потеряли своих сыновей… В моем отряде было немало пусть и достаточно опытных, но молодых солдат…

— Это все правильно, только… Да, жаль парней!

— Не то слово! Знаете, какие у меня были люди в отряде? Лучше и придумать нельзя, до сих пор по ночам снятся, что-то говорят… Я все время вспоминаю тот последний день, когда еще мы были все вместе. Все шло нормально до того времени, пока нас не догнал посланник от князя Айберте, и мы не сменили маршрут. А стоило нам оказаться вот здесь — и началось!.. Море огня, крики людей, ржание горящих заживо лошадей… Как мы умудрились выжить — не знаю! Сейчас мне кажется, что меня, и тех, кто находился рядом со мной — нас как бы отсекали от основного огня… И выжили только те, кто был рядом со мной… Все остальные были убиты. Я видел, как колдуны добивали случайно выживших, а вот нас они не тронули… Почему?

Понятно, Гайлиндер рассказывает о том, как его отряд нарвался на засаду. Непохоже, что он не пытается оправдаться, скорее старается вновь и вновь восстановить цепочку событий. Наверное, он это уже проделывал сотни раз.

— … Я с той поры попытался кое-что разузнать, — продолжал Гайлиндер, — сопоставлял факты, восстанавливал произошедшее по памяти, кое-что мои парни запомнили… Такую огненную западню, куда мы попали — ее, просто так, без подготовки, не устроишь. Отряд наш был немалый, солдаты опытные, закаленные в боях — новобранцев у меня почти не было, и чтоб погибли практически все, никто не смог вырваться… Это сложно представить.

— Почему же, разное бывает…

— Нет. Меня еще тогда, в том проклятом ущелье, где нам устроили огненную ловушку, удивило то, что впереди отряда, там, где я ехал, огонь был слабее. А ведь должно быть наоборот: классическая западня — огнем отсекается вход и выход из ущелья, то есть перекрывается голова и хвост колонны, чтоб ни у кого не было возможности покинуть это место, и народ оказался как бы в котле, затем искусственно создается паника, а потом идет добивание частично деморализованных сил… В нашем же случае было несколько не так: все, кто следовал за нами, сгорели, а мы лишь обгорели. Правда, стоит признать, что обгорели мы здорово. Я был уверен, что мы не выживем, тем более, что колдуны раненых в плен обычно не берут — убивают на месте. Но, что самое удивительное, нас подобрали, стали лечить… Не вписывается в обычные действия колдунов Нерга. Кстати, нас тогда не четверо было, как сейчас, а пять человек. Один умер, так и не оправившись от ранений — ожоги были слишком глубокие…

— Возможно, вас взяли как «языков». Для последующего допроса с пристрастием. Сами знаете: сведения о военных силах противника никогда не бывают лишними. А ты сам сказал: вы пострадали меньше других, так что вполне годились для… приватной беседы.

— Нет. Нас, после того, как раны чуть зажили, отправили сюда, так сказать, на сохранение и сбережение, но что самое интересное — за все это время ни разу не допрашивали. А так быть не должно — пленных обычно берут для допроса, а тут… Надо же: проявили несвойственную им гуманность, подобрали, выходили — и никакого интереса к тем сведениям, которые нам были известны. Значит, все данные о нашем полке колдунам были известны уже заранее, и те крохи знаний, которые они могли получить от нас, были им уже неинтересны. У меня первые серьезные подозрения по этому поводу стали возникать еще в то время, когда я стал приходить в себя после ранения. Ведь для чего-то князь Айберте отправил нас к месту дислокации кружным путем, когда можно было быстрей и проще дойти вот так, не мудрствуя лукаво, и не забираясь невесть куда… Ну, князь, попади ты мне в руки! Конечно, в любом суде мое слово против его… Только вот я, пожалуй, смогу доказать его предательство, а парни из моего отряда, те, что остались в живых, могут подтвердить мои слова…

Я не стала слушать дальше. Если слова Гайлиндера верны (а, судя по подтверждению его солдат, все именно так и было), то вывод из всей этой неприятной истории может быть только один. И так было понятно: их накрыли огнем, словно крышкой, из-под которой было не вырваться. Слишком тонкий расчет, недаром почти никто из четырехсот человек не сумел спастись. Ну, почти никто…То море огня должно быть подготовлено заранее, и не просто подготовлено, а вся операция тщательно продумана, иначе бы из того ущелья спаслось куда больше людей. Опытных солдат так просто не взять, даже на летящий с неба огонь…

Мне бы хотелось о многом расспросить Гайлиндера, или хотя бы просто поговорить с ним наедине… Уверена, и ему хочется узнать о судьбе своих близких, получить ответ на многие вопросы, только вот только сейчас нам не до разговоров. Да и не хочется говорить при всех…

Гайлиндер… В этом израненном, обожженном человеке почти ничего не осталось (во всяком случае, внешне) от того светлого, счастливого юноши, который радостно встречал каждый день жизни. Мне было больно видеть этого рано поседевшего человека и осознавать, что вольно или невольно, но я имею отношение к тому, что с ним произошло.

Почему я? По той простой причине, что Эри — моя двоюродная сестра. Кузина, как сказал бы Вен… Именно ее стремление к богатству, титулу, положению в обществе и привело к этим ужасным последствиям. В принципе, наше стремление к лучшему — вполне естественное чувство, и в этом нет ничего плохого. Каждый из нас в жизни хочет достичь чего-то большего, и это правильно, за подобное не стоит осуждать. Наоборот: надо радоваться, что некто стремится подняться над обыденностью. Плохо, что иногда при этом рушатся чужие судьбы…

Дорогая кузина, ты знала о том, что произошло с Гайлиндером? Судя по некоторым твоим оговоркам тогда, в застенке Стольграда, знала… Ну, если не знала точно, то догадывалась. Догадывалась и молчала. Ты и Гайлиндер… То, что вы оба любили друг друга — это признавали все. Знает это и князь, который тоже любит тебя больше жизни. А вот любишь ли князя ты? То, что ты предпочла князя Айберте своему жениху… Ну, об этом судить не мне. Перед тобой стоял выбор: любовь совсем небогатого парня с одной стороны, и титул, богатство, более чем обеспеченная жизнь — с другой… Ну, каждый сам решает, как он будет строить свою судьбу, и посторонним не стоит влезать со своим мнением в чужие отношения.

Эри, даже мне ясно, что тебе не хватает Гайлиндера, причем это я поняла еще тогда, при нашем разговоре с тобой. Признайся сама себе — ты все еще любишь этого парня, причем никак не можешь вырвать это чувство из своего сердца… А может, и не хочешь. Так? Так, ведь у вас была настоящая любовь. И князь Айберте все это понимает и ревнует, иначе он вряд ли пошел бы на такую немыслимо страшную глупость… Хотя почему глупость? Это самое настоящее преступление, а ты, Эри, не могла о нем не знать, или хотя бы не догадываться. Когда долгое время живешь с человеком, то поневоле начинаешь понимать все его недомолвки, недоговоренность, молчание, можешь предугадывать поступки… Возможно, в этом случае догадываться — не значить знать наверняка, но, чувствую: ты знала обо всем. Князь сам рассказал тебе…

Я всего лишь несколько раз видела мужа Эри, но и этого мне хватило, чтоб понять: этот властный человек должен был сказать свей жене о том, что у него больше нет соперника. Подобное как раз в его характере: показать, что последнее слово всегда остается за ним. Не знаю точно, о чем ты тогда подумала, Эри, но позже на смену горечи у тебя пришло чувство непонятного удовлетворения: пусть Гайлиндер погиб, но зато никакой другой девушки у него никогда не будет… Так? Странные формы принимает твоя любовь, Эри… А о тех, кто был убит вместе с ним — о них ты не подумала?

Впрочем, о чем я говорю? Разве тебе есть дело до кого-то иного, кроме себя? Как ты тогда мне сказала? «О моей красоте поэты сочиняют стихи…». Ну, сочиняют, и что дальше? Конечно, дело хорошее, и каждой женщине было бы приятно услышать что-либо подобное о себе, только вот ты для себя подобное самоутверждение сделала целью в жизни. И еще я догадываюсь, чего ты боишься больше всего на свете: вдруг найдется некто, о чьей красоте будут говорить больше, чем о твоей, и кто сумеет занять место первой красавицы, на котором пока что царствуешь ты… Понимаю: годы идут, тебе уже двадцать семь, и пусть сейчас ты находишься в самом расцвете своей сказочной красоты, но вместе с тем тебя постоянно грызет страх, что рано или поздно, но отыщется та, кто окажется умнее, красивее, удачливее или талантливее…

Эри, тогда, при нашей встрече в тюрьме, ты назвала меня стервой. Пусть так, не спорю, но если мои предположения в отношении тебя верны, то, в этом случае, как мне называть вас, сиятельная княгиня? Думаю, тут годится другое слово, не менее бранное…

Что-то я опять думаю не о том… Или, Койен, это ты мне подсказываешь и рассказываешь о прошлом?.. Спасибо, буду знать, что произошло тогда… Все, хватит думать о всякой ерунде, сейчас это уже не имеет особого значения. В конце концов, жизнь сама все расставляет по местам…

Интересно, какое решение все же примет Варин? Мое мнение по этому поводу ей известно, а остальные пусть поступают так, как считают возможным. А где же она?

Ага, вот Варин подходит к столу, и довольно бесцеремонно сдвигает в сторону сидящего там Казначея вместе с кучей его бесценных бумаг. Ох, ну мужик и возмущается, того и гляди пар из ушей пойдет! Пергаменты свои хватает так, будто от этого зависит вся его дальнейшая жизнь. Вот, снова их пересчитывает! Можно подумать, оттого, что Варин сдвинула на край стола его бумаги, их количество враз уменьшилось! А сейчас женщина его и вовсе прогнала со стола, так что разобиженный Казначей демонстративно утащил в сторону скамью, на которой до того сидел. Разложил свои бумаги на ней, и недовольно пыхтит — Варин у него отобрала и чернильницу с пером. Ничего, пошумит Казначей немного, и перестанет… Интересно, а для чего Варин стол понадобился? Будто отвечая на мои слова, женщина позвала:

— Кисс, иди сюда — а голос у Варин спокойный, будто и не цапались мы с ней еще совсем недавно. Интересно, для чего ей Кисс понадобился? А осадок у меня от недавнего разговора с ней все же остался… Может, подойти к ним? Не стоит, если в моем присутствии появится нужда, то позовут сами.

Посмотрела на Казначея — ну, с этим мужиком не соскучишься! Разложил свои ненаглядные пергаменты на скамье, на один из них смотрит, и что-то чертит палочкой на песке… Потом смахивает написанное и чертит по-новой, заглядывая в разложенные перед ним бумаги. Чем это он занимается? Впрочем, это интересовало не только меня.

— Эй, Казначей, чем это ты там занимаешься? — опять стал подкалывать приятеля Лесовик. Не знаю отчего, но у этого обожженного солдата с нашим занудой были почти что дружеские отношения, хотя, слушая их разговоры, об этом вначале сложно было даже предположить. — Никак, детство решил вспомнить? Интересно, что ты тогда на песочке рисовал?

— Лесовик, не мешай. Проверяю свои расчеты.

— Чего ты делаешь?

— Проценты считаю, пени… А, вот тут я, кажется, ошибся!.. Не понял…

— Я тоже не понял — Лесовик подошел ближе к Казначею. — Объясни мне, темному охотнику из диких лесов, что означают этакие заумные слова — вдруг и до меня дойдет!

— До меня тоже только что дошло: я настолько отупел на этих каменоломнях, что, можно сказать, совсем ничего не помню! Если так дальше пойдет, то я скоро дебет с кредитом путать начну, и аренду от износа не отличу… Представь: я проценты неправильно посчитал!

— Чего-чего?!

— Долго объяснять… Вот это да! Слышь, Лесовик, суди сам: я-то считал, что по этой вот бумаге уже ничего не получить, а только сейчас меня осенило — представитель именно этого торгового дома в моей родной стране объявился сразу же после смерти старого Владыки! Между прочим, эти так называемые торговцы — жулье еще то! Один из тех, кто там деньги в рост выдает — тот против меня свидетельствовал! И денег туда кое-кто отнес немало, а деньги те были, между прочим, из казны… Ну, если только доберемся до безопасных мест, я им такое устрою!.. Все эти… у меня прыгать будут, как лягушата на раскаленной сковородке!

— Злой ты, Казначей! — хохотнул Лесовик.

— Э, нет! Я не злой, просто денежные интересы лежат в основе всего! В том числе и в том, чтоб получать прибыль, а не для того, чтоб ее терять или кому-то дарить!

— Ты чего-то разошелся не по делу…

— Суть в другом. Просто назад, в мою страну, мне пока что хода нет, и, честно говоря, вряд ли этот ход появится. Чья тут вина — долго разбираться, но к этому обвинению против меня приложили свою руку и людишки из того самого торгового дома, чьи расписки лежат передо мной! Пусть и не они их писали, но все же… На родине мое имя оболгано, я внесен в список государственных преступников, а такие вещи в памяти людей остаются надолго, если не навсегда. И я просто хочу хоть немного расплатиться с теми, по чьей вине оказался здесь. И не только. Если можно так выразиться, надо вернуть эти расписки к жизни…

— Тебе-то до всего этого какое дело? Это ж не твои деньги…

— Не мои. Но у меня за плечами есть несколько лет кошмарной жизни в этих каменоломнях, в которых я должен был остаться навек, и здесь же помереть… Так что если мы вырвемся отсюда, то с помощью этих бумаг можно нанести такой удар по Нергу!.. У меня от подобных перспектив сердце замирает! От радости и счастья… И в данный момент мне совсем не важно, кто именно будет наносить тот самый удар — Харнлонгр, Славия, или это сделают вместе обе страны… Знаю лишь то, что если выживу, то сумею помочь этим странам в столь нелегком деле — как бы ты, дикарь лесной, не язвил и не ехидничал, но я-то знаю себе цену. Причем цену высокую. Таких знатоков, как я, досконально разбирающихся в денежных вопросах, во всем мире отыщется не так много… — и Казначей вновь уткнулся в бумаги.

А ведь он прав. Конечно, я почти ничего не понимаю в этих пергаментах, над которыми трясется Казначей, но догадываюсь, что сила в них заключена немалая. И мне вновь пришло на ум, что для Казначея важны были не сами деньги: для него куда большую ценность представляла одна только возможность снова почувствовать себя тем человеком, каким он был несколько лет назад, вновь знать, что где-то есть бумаги, расчеты, документы… Важно ощутить, что жизнь идет своим чередом, и что он сам в этой жизни далеко не последний человек…

Я настолько глубоко задумалась, что вздрогнула, услышав рядом свое имя.

— Лия…

Это Гайлиндер подошел ко мне. Как видно, мужчины закончили с разговорами. Вон, и Стерен подходит к столу, о чем-то говорит с Варин, и Кисс стоит там же, что-то чертит на бумаге…

Ой, что-то я отвлеклась! А Гайлиндер меня о чем-то спрашивает…

— Лия, — продолжал Гайлиндер, — я все никак не могу взять в толк, каким таким непонятным образом ты могла здесь оказаться?

— Ну, на то она и жизнь, чтоб удивлять… Так получилось.

— Это правильно, только… Видишь ли, если бы на твоем месте оказался кто-то другой, я бы отнесся к этому куда более спокойно. Ты же всегда казалась мне молчаливой замкнутой домоседкой, необщительной и тихой, не интересующейся ничем, кроме своих вечных домашних забот… Я был уверен, что ты будешь последним из жителей Большого Двора, который сможет покинуть наш поселок. И еще меня всегда удивляло, с какой самоотдачей ты заботишься о родных. Иногда мне хотелось тебя хоть немного порадовать, чтоб ты улыбнулась, и перестала ходить, не отрывая глаз от земли…

Ах, Гайлиндер, Гайлиндер, ты и не догадывался, что в то время твоя улыбка была для меня самой большой радостью… Только вот что сейчас об этом говорить!

— Да, ты прав… Но с того времени многое изменилось.

— Ты, наверное, хотела сказать — очень многое.

— И очень многое тоже.

— Лия, я хотел спросить тебя об Эри… Думаю, я имею на это право. Ты давно ее видела?

Все-таки спросил. Впрочем, этого и следовало ожидать…

— Не очень давно.

— Когда?

— Незадолго до того, как отправилась сюда.

— Как она?

Хм, так просто на этот вопрос не ответишь.

— Насколько я поняла, у нее все хорошо.

— Я имел в виду несколько иное. Хотел узнать о ее жизни, как она живет… Ну, она должна была рассказывать хоть что-то, когда приезжала в Большой Двор!

— Гайлиндер, с того времени, как она покинула поселок… В общем, после своего замужества она никогда не приезжала в поселок. Ни разу. А, по словам ее матери, у Эри в семье все в порядке. Да и сама она утверждает, что получила именно то, к чему стремилась с детства.

— Ты сейчас так об этом сказала… Между вами что-то произошло? Состоялся неприятный разговор? О чем ты умалчиваешь? Мне кажется, ты отчего-то не хочешь говорить об Эри.

— Ну почему же… Видишь ли, дело в том, что о жизни Эри мне почти ничего не известно. Каждая из нас живет своей жизнью, и они, эти жизни, между собой не пересекаются — уж слишком они разные. Сам подумай: что может быть общего меж простой крестьянкой и сиятельной княгиней?

— Ну, хоть что-то о ней ты знаешь? Неужели так сложно сказать это немногое?

— Все, что я знаю об Эйринн, так это лишь то, что у них с мужем трое детей, большой богатый дом в столице… Она считается первой красавицей Стольграда, поэты слагают стихи об ее красоте, они с мужем вхожи во дворец… Она посещает все балы, все развлечения… Сейчас, правда, все семейство Айберте уехало в одно из своих имений — по указанию Правителя князя отправили в провинцию подлечить нервы.

— Значит, у Эри уже трое детей… Вернее, как ты ее назвала, у Эйринн… Лия, ты как считаешь: она счастлива?

— Разговор у нас с ней был недолгий. При нашей единственной встрече в Стольграде она выглядела вполне довольной жизнью.

— Даже так…

Гайлиндер помолчал несколько мгновений. Не знаю, о чем он подумал, но я ему больше ничего не хотела говорить об Эри. И, не знаю отчего, но у меня создалось твердое убеждение, что бедный парень только что потерял значительную часть своих иллюзий. Уж не считал ли он, что Эри, с ее красотой и амбициями, будет верно и преданно ждать его возвращения, да еще при том и оставит своего мужа? Неужто между ними был какой-то разговор на эту тему? Ох, парни, парни, сколько бы вам лет не исполнилось, а вы все те же неисправимые романтики в душе!

— Лия, — голос Гайлиндера чуть дрогнул, — Лия, расскажи мне о маме… Она и правда не верит, что я погиб?

Вот рассказать ему о матери — это с удовольствием. Мне всегда нравилась эта спокойная, выдержанная женщина, которая всегда вела себя с достоинством настоящей аристократки, пусть даже их семья была очень бедна. Мать Гайлиндера нечасто показывалась в нашем поселке, но, тем не менее, все без исключения жители относились к ней с должным почтением. Хотя она и недолюбливала меня (а как иначе прикажете относиться к родственнице девицы, которая разбила сердце ее сына, и ради которой он, не помня себя, помчался в столицу?), но внешне этого не показывала.

Я рассказала Гайлнндеру о том, что его мать не желает ничего слышать о том, что ее сына больше нет на свете. Она уверена: сын жив, и вернется домой. Недаром она постоянно ставит свечи Пресветлой Иштр и каждый день молится о здравии своего сына, и его скором возвращении домой… И еще она каждое лето собирает вишню с тех деревьев, что растут в саду у их дома, варит из той вишни варенье, которое и сама не ест, и не дает его никому пробовать. Дело в том, что в наших холодных северных местах вишни вызревает совсем немного, а варенье из той ягоды — любимое лакомство Гайлиндера. Оттого мать и думает, что сын будет обрадован, когда вернется домой и увидит, сколько любимого им варенья приготовлено к его приезду…

— Гайлиндер — раздался голос Варин, перебивающий мой рассказ. — Будь любезен, подойди к нам…

Когда Гайлиндер отошел от меня, я поняла: даже сейчас этот парень был так же далек от меня, как и много лет тому назад. Снова вспомнилась Эри. Если Гайлиндер прав в своих предположениях… Да, дорогая кузина, для очень многих людей большой бедой обернулись ревность князя и твое безоглядное стремление к богатой жизни, ради которой ты не побоялась сломать жизнь беззаветно любящему тебя парню, и которого любила сама. А ведь Гайлиндер все еще ее любит, да и она его тоже — я в этом уверена! Только вот изменить уже ничего нельзя.

И еще одно: отчего-то мне стало понятным: что бы ни произошло в дальнейшей жизни Гайлиндера, им с Эри уже никогда не быть вместе. Между ними навсегда пролегла немыслимо глубокая пропасть из четырехсот заживо сожженных солдат, и отныне, как ни старайся, но меж тех берегов не перекинуть никакой мост…

Тем временем мужчины у стола, о чем-то споря промеж собой, водят пером по листу пергамента. Похоже, что-то чертят, или рисуют. Хотя… Они, как мне кажется, пытаются изобразить на листе что-то вроде карты. Ну да, точно, то один, то другой из присутствующих здесь людей подходят к столу, смотрят на рисунок, что-то говорят… Карту Нерга по памяти восстанавливают, или карту местности рисуют? Точно, так оно и есть. Каждый вспоминал то, что отложилось в его памяти по виденным когда-то картам. Именно это они и пытаются отобразить на листе пергамента. Как назло, мои спутники, хотя совсем недавно и изучали карты Нерга, но запоминали там несколько иные области этой страны. Кто ж мог знать, что нас занесет в эти места?! Вон, мужчины уже и спорят между собой, каждый свое доказывает, по памяти и со слов товарищей составляют карту местности, обозначают на ней дороги, овраги, поселения, тропинки и все остальное.

Кстати, бывшие труженики каменоломни немало знали о местности, где находилась каменоломня. Откуда? Да из разговоров охранников — даже эти крохи невольно услышанных знаний вносили какой-то интерес в их безрадостную жизнь, и неплохо запоминались. Так что сейчас эти обрывочные сведения складывались в единую картинку, пусть и не полную. Хоть бы Койен помог, но, увы: здесь, в этой пещере, у него нет силы. Недаром он мне и про Рин-Дор Д'Хорра сказал лишь тогда, когда я ненадолго выходила наружу… Что ж, как видно, Варин определилась с тем, как нам следует поступить в дальнейшим.

А там, за стенами пещеры, уже, без сомнения, наступает утро. Интересно, что сейчас на каменоломне творится? Ну, то, что сейчас она больше напоминает разворошенный муравейник — это понятно всем. Наверное, нас еще ищут по всем закоулкам, а может, уже поняли, что нас там нет. Тогда должны были начать разбирать завалы, отыскивая наши тела в полной уверенности, что где-то там нас и засыпало… И все-таки хочется знать, что мы дальше будем делать? Неопределенность раздражает…

Похоже, что ответ на этот вопрос хотела получить не только я одна. Правда, все остальные пока помалкивали. Но все наши сомнения разрешил ворчливый голос Казначея.

— А вот я хотел бы узнать — что дальше собираетесь делать? Может, кто мне про то скажет? И вообще, чем вы там занимаетесь? Меня из-за стола прогнали, а ведь я, в отличие от вас, делом занимался! чистых листов и так немного, а вы один из них каракулями исчиркали…

Ну, этот всегда говорит то, о чем думают другие, думают, но не решаются спросить. Так что сейчас взгляды присутствующих устремились на Варин — понятно, что окончательное решение зависит от нее.

— Казначей, ну что ты за человек такай! — повернулся к нему Гайлиндер. — Лист пожалел… Неужели самому не понятно, что просто так, наобум, уходить не стоит. Для начала надо определиться, где мы находимся…

— Так что, получается — мы все уйдем? Все вместе? — а ведь в нудном голосе Казначея, кроме его обычного ворчания, есть и тщательно скрываемая надежда.

— А в чем дело? — Варин, не отрываясь, смотрела на ту карту, что они только что нарисовали. — Казначей, ну что тебе опять не нравится?

— Я считал… Нас же много… Думал, вы уйдете сами по себе, не захотите с нами связываться.

— Когда тебе что-то кажется, вспоминай почаще о Светлых Небесах — холодно обронила Варин. — Тогда лишнего казаться не будет. А думать надо о другом… Так, у кого есть еще какие сведения, годные для той карты, что мы только что набросали? Какие в ней надо исправить ошибки, или же не помешает что-то добавить? Все подойдите, посмотрите…

— А я все одно не понял… — интересно, когда Казначей заткнется? А ведь он был безумно рад услышать эти слова Варин, хотя по его внешнему виду этого не скажешь. Но его выдает голос: такое впечатление, что за постоянным бурчанием у мужика скрывается искреннее желание закричать от счастья. — Вы что делать собираетесь, чтоб нам всем суметь до границы живыми добраться?

— Что делать, спрашиваешь? А вот это давайте решать вместе. То, что нам следует как можно быстрей убраться отсюда — это даже не обсуждается. С наступлением темноты необходимо покинуть это место — надеюсь, мы не опоздаем, до ночи из каменоломни сюда вряд ли кто сумеет добраться. Да и тамошние завалы вряд ли разберут до завтрашнего дня. Дальше. Нам надо каким-то образом попытаться добраться до ближайшей границы, а тут выбор небольшой — это либо Харнлонгр, либо Крайсс. От этого места, где мы сейчас находимся, и до границ каждой из этих двух стран расстояние примерно одинаковое. Но в Крайсс идти нет никакого смысла: там очень сильно влияние Нерга. Остается только Харнлонгр. Есть другие предложения?

Все дружно замотали головой по сторонам. Какие тут могут быть предложения…

— Дальше. Нас много. Как вы и сами понимаете, всем вместе добраться до границы будет сложно, почти невозможно. С другой стороны, если мы пойдем небольшими группами, то тоже вряд ли дойдем — отловят поодиночке, чужестранцы здесь слишком заметны, к тому же многие из вас обриты, а на беглых рабов в Нерге охотится умеют… Поэтому уносим ноги все вместе, но условие для всех может быть только одно: полное подчинение приказам. Если коротко: мы сказали — вы сделали. Споры и возражения не допускаются, толковые предложения приветствуются. Понятно? А нам пока надо хорошо подумать, каким невероятным образом мы можем добраться до границ Нерга, и при том еще постараемся остаться в живых…

Ох, Варин, Варин, ты все же решила рискнуть — увезти из Нерга найденные книги, а вместе с ними прихватить и пленников из каменоломни. Отчаянная ты женщина, Варин! Но я рада, хотя прекрасно понимаю, что дорогу до границы просто так нам не преодолеть.