К концу пятого дня пути по дорогам Нерга, когда, наконец, впереди показались высокие стены столицы страны колдунов — Сет'тана, я настолько была рада их видеть, что едва сдержала счастливый вопль. Спасибо тебе, Великий Сет, или же столь искреннее спасибо кому другому из тех Темных Богов, каким поклоняются в этой стране, за окончание дороги, и вдвойне, а то и втройне спасибо за ожидаемое избавление от наших спутников! Еще бы денек совместного пути — и я за себя уже не отвечаю!.. И всему виной — попутчики, эти самые весьма достойные люди, за время короткого путешествия надоевшие нам до невозможности…

Когда пять дней назад, у храма Сета, в нашу только что приобретенную повозку с навесом в виде небольшого шатра, собрались залезть сразу четыре человека, я просто растерялась. Дело в том, что мы рассчитывали на двоих «достойных людей», но никак не на четверых. Их тут целая семья — пожилой мужчина с женой, сыном лет тридцати и невесткой… Ну, и каким образом мы все здесь разместимся? Ведь повозку большой никак не назовешь…

Однако Кисса подобное ничуть не удивило. Более того: почтительно изогнувшись, он поинтересовался у уважаемого господина, на чем тот желает добраться до столицы — на повозке или верхом на лошади? Дело закончилось тем, что на лошадь Пузыря с довольным видом взгромоздился пожилой мужчина, Кисс стал править повозкой, а на сиденьях кое-как разместилась остальная семья того достойного человека. Мне же досталось то узенькое местечко позади сидений, куда обычно складывают узлы и корзины. Впрочем, там сейчас немалой кучей оказались навалены пожитки семьи уважаемых людей, и мне оставалось лишь молча сидеть сзади, не высовываясь и рассматривая дорогу лишь через небольшую дырочку в навесе.

Впрочем, наши новые спутники, как я поняла, посчитали это совершенно нормальным, тем более, что им было сказано: эта женщина все слышит, но вот говорить не может. Немая, одним словом. Так что, бросив на меня брезгливо-презрительный взгляд, мне кивнули головой — там, мол, тебе самое место, убогая…

Вначале от перспективы ехать всю дорогу согнувшись, да еще и позади всех, я пыталась было возмутиться, но потом поняла — подобное нас устраивает как нельзя лучше. Со стороны мое присутствие выглядит так, будто хозяева везут с собой служанку, а прислуга мало кого интересует. Кисс же оказался в роли возницы. Ладно, это дело мы как-нибудь переживем, хотя в голове нет-нет, да и промелькнет: н-да, вот и оказывай после этого людям доброе дело…

Дело в том, что наше появление эти весьма достойные люди расценили как очередное благодеяние Небес, которого они заслуживают больше, чем кто-либо другой. Что бы там ни было, но сейчас они едут в столицу как настоящие господа, и не в телеге, как многие из их поселка, а в дорогой повозке, которая имеется далеко не у каждого. В таких повозках ездят лишь настоящие господа, к которым, наверное, можно отнести и их самих, крайне достойных людей. Ну, а раз достойные люди осчастливили нас своим лучезарным присутствием, то, значит, они могут вести себя как пожелают, а мы, в свою очередь, должны сделать все, чтоб эти уважаемые люди не остались недовольными…

Увы, это было только начало. Достойные люди оказались из числа тех, кому палец в рот не клади — откусят не только палец, но вместе с тем отхватят и руку, причем отгрызут ее по самое плечо. Как выяснилось, за все, что приобреталось в дороге — за воду, еду, ночлег, за все это должны были платить мы. Дескать — все это делается лишь для достижения того, чтоб Великий Сет благосклонно принял вашу смиренную просьбу насчет выздоровления вашей больной… Н-да, похоже, что именно ради этой благой цели наши достойные спутники решили в дороге ни в чем себе не отказывать — ни в еде, ни в напитках, ни в удобном ночлеге… Надо бы узнать у Кисса: а на подобное у нас денег хватит? Боюсь, что в столицу Нерга мы приедем, не имея ни единой монеты за душой…

Дальше пошло еще хуже. Хозяин поинтересовался, отчего это у Кисса такие светлые глаза. Услышав в ответ, что его дальние предки были родом из-за Перехода, мужик твердо уверился в том, что Кисс из числа потомков тех рабов, которым их хозяева когда-то дали вольную. То же самое мужик счел и в отношении меня, и с той поры нас обоих — Кисса и меня, стали гонять как собственных слуг — подай, убери, принеси, поторопись: тебе же было сказано сделать то-то и то-то… Как я поняла, при всем том эти люди считали, что оказывают этим недостойным (то есть мне и Киссу) великое благодеяние уже тем, что общаются с ними, как с равными. Судя по всему, в глазах наших новых спутников мы упали чуть ли не на самое дно, если не ниже.

Сынок хозяев направлялся в столицу полный самых радужных надежд: этому неприметному типу родственнички выхлопотали какую-то незначительную должность в столице, и теперь тот выскочка был уверен, что после того, как он получит то самое заветное теплое местечко — с того самого чудного момента в кармане у него будет находиться, самое малое, весь мир, и никак не меньше. И он без всякой радости поглядывал на свою худую и невзрачную жену — как видно, считал, что для жизни в столице она ему не очень-то подходит. Требуется что-то получше… Что тут скажешь: этот дохлый хлыщ еще не успел стать столичным жителем, а потребности, судя по всему, уже возросли чуть ли не выше крыши.

К тому же оба мужика и папа, и сын — оба оказались вовсе не дураки выпить, так что вечерами все их общение меж собой заканчивалось шумными возлияниями, причем, выпив, отец и сын становились на редкость болтливыми, и готовы были влезать в любую драку. Вначале я не могла понять, отчего это Кисс во время тех ночных пьянок постоянно сидит возле них, да еще и покупает этим выпивохам дорогое вино, но затем поняла: парень умело выуживал у хозяина все известные ему сведения — как оказалось, тот всю свою жизнь прослужил в храмовой страже, и знал немало…

Ну, а мне хватало забот с обоими женщинами. Наказание, а не бабы! Эти, похоже, на какое-то время вообразили себя богатыми и важными дамами, а уж счет их капризам я вообще потеряла! За эти дни у меня не раз появлялось желание внезапно обрести голос, и задать этим обнаглевшим теткам хорошую трепку, но каждый раз я умудрялась взять себя в руки, хотя делать это с каждым днем становилось все труднее.

Но мое терпение стало подходить к концу, когда стало понятно, что оба мужика, как говорится, положили на меня глаз. Трезвые — еще сдерживались, но вечерами, когда хмель затуманивал голову, пытались распускать лапы. Ну, тут уж и я не выдержала — пару раз едва не вывернула им руки, да и присутствие Кисса, несмотря ни на что, их все же останавливало. Все же от мужа можно и схлопотать по шее, причем вполне обосновано, и в этом случае Великий Сет вряд ли будет возражать. Правда, от недовольства их женушек подобное меня не спасало, и все накопившееся раздражение они, опять-таки, выливали на меня — вертихвостка, дескать, всем подряд глазки строит, и при том выдает себя за тихоню и скромницу…

Ох, послали бы мы их с Киссом куда подальше, но… Несмотря на то, что сейчас в столицу Нерга на праздники отовсюду стекались люди, все равно стражники за порядком на дорогах следили строго, и для проверки останавливали как конных, так и пеших. Не миновала эта участь и нас — повозку останавливали несколько раз. Пусть нас почти сразу же отпускали, однако все же не стоило рисковать понапрасну, тем более, что со стороны наша повозка и все те, кто в ней ехали не привлекали к себе внимания стражи, и не вызывали никаких подозрений.

Верно: со стороны все выглядело так, будто далеко не бедный человек везет семью на праздники в столицу, причем даже прихватил с собой слуг, чтоб было кому в дороге обслуживать состоятельных господ. Недаром некоторые из бедных путешественников, увидев нашу повозку, снимали шапки и кланялись, да и стражники обращались с этими уважаемыми людьми с куда большим почтением, чем к пешеходам. Следует отметить, что эти самые господа за время пути настолько вошли в образ, что всерьез стали считать себя едва ли не нашими хозяевами.

Любого, кто оказался бы на нашем месте, подобное злило бы до невозможности, и мы вовсе не были исключением. И в то же время лучшей маскировки для нас было просто не придумать.

Единственное, что скрашивало подобное путешествие — так это вечера. Когда хозяин и его сын затихали, а женщины все еще не спали, мы с Киссом садились где-то неподалеку. Все же по нашим словам мы — муж и жена, так что должны хоть какое время проводить вместе. Так что в короткие вечерние минуты отдыха Кисс обнимал меня, или же мы просто сидели, прижавшись друг к другу. Не знаю, как назвать это чувство, когда тебе спокойно и хорошо рядом с каким-то человеком… Частенько мы так и засыпали, прижавшись друг к другу, и, честно говоря, у меня по утрам не было никакого желания открывать глаза. Чувство покоя и защищенности, исходящее от мужчины, который находится рядом с тобой… Вот уж верно: как за каменной стеной! Я раньше и не подозревала, какое это светлое чувство!..

Однажды мне вспомнился Вольгастр. Была ли я с ним так счастлива, испытывала ли такое же чувство счастья? Нет, там было другое — постоянное чувство вины за то, что я не нравлюсь его матери, делаю что-то не то и не так, а еще за то, что я хуже той женщины, какую заслуживает мой жених. А еще был вечно грызущий страх, что каким-то своим поступком я могу вызвать недовольство Вольгастра…

Теперь все это вспоминается в дымке прошлого, а в голове вертится одна мысль — какие же мы, бабы, дуры! Зачем я все терпела, ради чего? Ради любви? Ну да, так все и было, только вот в наших с ним отношениях Вольгастр сразу поставил меня на ступень ниже себя, и всего лишь позволял себя любить. А вот любил ли он меня? Наверное, я ему нравилась, но в то же время мое обожание заставило парня относиться ко мне с изрядной долей снисходительности — никуда не денется, влюблена, как кошка… Еще бы: девка с первого раза угадывала все его капризы, исполняла все желания… Увы, но только сейчас я его понимаю: подобная безропотность если не выводит из себя, то обесценивает в первую очередь тебя самого, того, кто глядит на любимого с собачьей преданностью в глазах… Безвольных тряпок никто не любит. Их просто терпят, или же чуть брезгливо позволяют любить себя…

За время пути пару раз случалось такое, что на постоялых дворах нам доставались такие маленькие комнатки, в которых хватало места лишь нашим достойным попутчикам, а нам приходилось спать в общем зале для слуг, где, бывало, спали и те из путников, у которых не хватало денег, чтобы заплатить за отдельную комнату. Конечно, ничего хорошего в тех комнатах не было — духота, грязь, общее недовольство, храп, вонь немытых тел, но зато можно было хоть какое-то время не видеть недовольных физиономий наших спутников. На всякий случай я продолжала делать вид, что не могу говорить, ну да этого от меня никто и не требовал. Главное, я слышала и понимала все, что говорят вокруг…

Конечно, можно было бы легко утихомирить наших попутчиков с помощью магии, только вот делать этого не стоило ни в коем случае. Все же мы находились в стране колдунов, а им при желании не составит ни малейшего труда определить присутствие чужого воздействия… Нет уж, лучше перетерпеть несколько дней, стиснув зубы, чем нарваться на внимательного человека…

Понятно, отчего увидев еще издали высокие стены из черного камня, окружающие столицу Нерга, я по-настоящему обрадовалась. Скоро мы распрощаемся с нашими спутниками, этими весьма достойными людьми, век бы не видеть их чванливых рож!..

Итак, вот он — Сет'тан, грозная столица страны колдунов. Никогда не думала, что сумею его увидеть своими глазами. Наверное, из-за темного цвета стен города Сет'тан даже солнечным днем производил немного жутковатое впечатление, и это несмотря на то, что к городу вели все такие же прекрасные дороги, к тому же весьма оживленные. По ним сейчас шло множество людей, и двигалось немалое количество повозок. А по обе стороны каждой из дорог едва ли не сплошной стеной росли высокие деревья, многие из которых были обвиты цветущими растениями — нечто похожее на наши северные вьюнки, только вот стебли у этих «вьюнков» были много толще, а цветы на этих растениях были куда крупнее и ярче наших скромных полевых цветочков. И еще меж тех деревьев, среди ровной густой травы растут удивительные цветы, самых необычных форм и расцветок. Красиво… Даже очень красиво! Да и в жаркий день растущие вдоль дорог деревья дают путникам такую желанную и благодатную тень…

Только вот я заметила, что на эту красоту по сторонам никто из проезжающих особо не смотрит. Да и краям дороги не подходят, будто боятся помять или потоптать аккуратно подстриженную траву — как видно, за подобное им может здорово попасть. Строго здесь с этим, как я погляжу. Понятно, как именно достигается такая красота на многолюдных дорогах…

Мне вспомнилось, как я впервые подъезжала к Стольграду. Тогда по направлению к нашей столице, на свадьбу дочери Правителя, тоже шло немало желающих поглядеть на свадебные торжества. Только вот на тех дорогах было куда шумней, да и люди вели себя много проще и куда более расковано, а здесь лишний раз голос никто не подает.

И стражников на дороге тоже хватает с избытком. Чуть ли не через двадцать саженей друг от друга по обоим сторонам дороги стоят, за порядком следят, и за проезжающими бдят. Изредка, около тех стражников, показываются и черные плащи колдунов…

Да, вроде, и красиво здесь, и порядка на дорогах куда больше, и сами дороги такие, что многим странам остается только завидовать, но только вот витает в воздухе нечто, куда больше похожее на страх и отчужденность. Вон, люди лишний раз стараются не смотреть по сторонам, все больше в землю глядят, а под пронзительными взглядами стражников вообще теряются.

Даже наши достойные люди — и те притихли, хотя, конечно, таращатся во все глаза по сторонам. Давайте, смотрите, сейчас я добрая — все равно мы с вами вот-вот расстанемся раз и навсегда! Жду не дождусь этого счастливого момента!

Увы, все оказалось не так просто. После того как мы, уплатив въездную пошлину, оказались в Сет'тане, семейка достойных людей потребовала отвезти их к дому родственников. Конечно, можно было бы вытряхнуть из повозки всю эту четверку до тошноты надоевших нам людей, но те могли поднять крики, а шум — это лишнее внимание стражи. Пришлось, стиснув зубы, подчиниться. Но и у дома родственников семейка не успокоилась: нам снисходительным тоном было приказано оставить во дворе того дома повозку вместе с лошадью — дескать, тут за ней лучше приглядят. Вам, мол, ни лошадь, но повозка пока особо не нужны: вы все одно приехали, куда хотели, так что в ближайшее время и одной лошадью обойдетесь, а нам пока эта повозка пригодится — сыну надо в столице обустраиваться, а на первых порах без экипажа ему придется туго… Так что сами должны понять — все во славу Великого Сета, а насчет вашего добра… Когда поедете назад — заберете, а пока, мол, пусть тут постоит — мы же за ней еще и присмотрим, сделаем для вас доброе дело…

Как сказал бы Толмач: ясен пень, достойные люди решили на чужое барахло свою лапу наложить. Понравилась им наша повозка, вот и вздумали ее себе оставить — а то как же, раз кое-кто из благородных людей будет жить в столице, то ему и положено иметь многое из того, что в провинции считается ненужной роскошью…

Вообще-то подобное меня не очень удивило: дело в том, что я и сама не раз до того замечала, как то один, то другой человек из той семьи уважаемых людей осматривали повозку хозяйским глазом, да и у лошади зубы смотрели — определяли, старая или нет…

— Не знаю, как ты, — сказала я Киссу, когда мы с ним отошли на какое-то расстояние от того дома, где осталась благородная семейка, — а вот что касается меня… В общем, если бы наше общение с этими уважаемыми людьми продлилось еще немного, то… Без сомнений, если б не убила, то душу из них вынула бы наполовину!

— Испытываю те же чувства.

— Лошадь жалко. Еще утром было две, осталась всего одна…

— Да, пожалуй, заставить этих людей вернуть что-то назад весьма сложно… Будь их воля, они бы и второго коня у себя оставили, но даже эти наглецы понимают, что подобное — это уже перехлест. Похоже, доброе дело не останется безнаказанным. Ничего, купить новую лошадь — не проблема, а что касается повозки… Слишком заметная, так что от нее в любом случае пришлось бы избавляться. Меня куда больше беспокоит другое: после пятидневного путешествия с этими крайне милыми людьми у нас в кармане, считай, пусто. Еще бы полдня дороги — и мне б не хватило заплатить даже за въезд в столицу, тем более что наши достойные попутчики и не думали платить ни за что… Так что для начала нам с тобой не помешает разжиться деньгами.

— Ты хочешь продать камни? Кому?

— Ну, не все же камни продавать разом! И потом, это не так просто, как тебе может показаться. В любом случае ты, главное, помалкивай. Остальное — моя забота.

Пока мы шли по году, я с любопытством смотрела по сторонам. Вроде, есть какое-то сходство со Стольградом, то только сходство… Узенькие пыльные улочки бедноты, и широкие ровные дороги в центре города. Множество храмов с изображениями змей, толпы людей на улицах, роскошные кареты, стражники чуть ли не на каждом углу… И еще рабы в ошейниках, которые исполняли здесь все грязные работы… Шум, гам, но, тем не менее, во всем чувствовался жесткий порядок. Любая заварушка, драка или же непорядок — все сразу же пресекалось стражниками, которые действовали без всякого снисхождения к виновным…

На первый взгляд, здесь куда больше порядка, чем в том же Стольграде. Но это только на первый взгляд. В воздухе Сет'тана будто разлито нечто, заставляющее людей невольно пригибать голову…

Иногда среди толпы мелькали черные плащи колдунов. Впрочем, народ перед этими людьми испуганно расступался, давая беспрепятственно пройти. Как видно знали, чем может закончится собственная неосторожность.

И еще: я впервые увидела, как некоторые богатые люди передвигаются не в каретах, а их носят на богато украшенных носилках. Вначале, заметив, как рабы сгибаются под тяжестью непонятного сооружения из красного дерева с позолотой, я решила, что переносят кого-то из больных людей, из числа тех, кого никак не перевезти в карете. Хорошо еще, что Кисс, усмехнувшись, пояснил мне, что носилки являются предметом высокого благосостояния. Карета — ее, само собой, положено иметь каждому богатому человеку, а вот носилки — они как бы подчеркивают твой высокий статус… В Сет'тане, как и в любой стране, имеются свои правила и законы, так вот, благородным людям кое-куда положено приезжать не в карете, а требуется, чтоб тебя туда принесли на носилках…

Еще множество храмов Великого Сета. Можно сказать, стоят чуть ли не на каждой улице, но всех их объединяло одно: высокое здание с длинными узкими окнами и остроконечными крышами. Не знаю отчего, но при взгляде на эти строения складывалось впечатление, будто храмы Великого Сета устремляются в небеса… Необычно. Сами здания храмов, во всяком случае, мне нравилась, правда, все остальное в них вызывало острую неприязнь: тут и постоянные жертвы перед треножниками с огнем, вечный запах сгораемых в огне шерсти и костей, пустота внутри храмов, холод от каменных стен даже в самое жаркое время дня… И еще: все без исключения храмы как снаружи, так и внутри были украшены изображениями змей, самых различный видов, форм, размеров… Может, конечно, это и красиво, тем более, что в многие из этих изображений вложено немалое мастерство камнерезов и строителей, но по мне подобным украшениям никак не место в святых местах. Хотя, если ты поклоняешься именно Змею…

Более того: обычно при храмах всегда находятся змеи. Точнее, они там и живут. Ну, на это дело мы насмотрелись еще в дороге — в какой из придорожных храмов не загляни, везде хватало этого ползающего и шипящего добра. Как правило, это были не ядовитые змеи, хотя иногда попадались такие храмы, в которых к лежащим на камнях змеям лучше и близко не подходить.

Здесь, в столице, единственное, что радовало — змеи не ползали ни по ступеням, ни внутри храмов. Ну, это вполне понятно: здесь слишком много людей, чтоб змея, выползшая из храма на улицу, не пострадала от множества ходящих ног. Да этих змей просто растопчут! И пусть ползающих внутри храмов змей почти не было, зато почти в каждом из таких сооружений имелись глубокие ямы, в которых жили огромные питоны — еще бы, ведь сам Великий Сет был подобен это змее! Гадость какая… Впрочем, мое отношение к этим рептилиям известно — я их не выношу, как, впрочем и очень многие люди…

Интересный город — смесь удивительного богатства и роскоши с подлинной нищетой: роскошные дворцы, утопающие в цветах и зелени соседствуют с жалким глинобитными домишками без окон, частенько полуразрушенными, и укрывшимися за высокими глиняными стенами, кое-где частично осыпавшимися…

Я по-прежнему ничего не могу понять, как можно ориентироваться в переплетениях узких улочек, к тому же чуть ли не запруженных толпой. Единственное, что я поняла из этого блуждания, так это приятное осознание того, что мы с Киссом не привлекаем к себе чужого внимания. Вокруг нас было полно людей в таких же серых одеждах, как у нас, да и тех, кто вел с собой лошадей на поводу — таких тоже встречалось немало. К тому же на праздники в столицу Нерга съехались люди самых разных рас и цвета кожи, так что наши светлые глаза вовсе не были чем-то необычным.

Та лавка ничем не выделялась из остальных, виденных нами ранее, но Кисс остановился именно около нее. Кинув повод коня стоявшему возле лавки мальчишке, Кисс вошел внутрь. Я, естественно, последовала за ним. Что-то внутри нее темновато… Да нет, все нормально, это просто наши глаза не сразу привыкли к небольшому полумраку после яркого солнца снаружи.

— Что господам угодно? — перед нами стоял невысокий человек с чуть раскосыми глазами.

— Я бы хотел поговорить с хозяином.

— Господин занят…

— А вы скажите ему… — Кисс переплел между собой три пальца левой руки, и будто случайно коснулся ими мочки левого уха, — скажите ему, что у меня к нему деловой вопрос.

Через минуту мы стояли в задней комнате этой лавки. Пожилой кхитаец, сидящий за низким столиком, без всякого интереса смотрел на нас. Хм, а за этой занавесью, между прочим, притаился какой-то человек, за невысокой ширмой в углу — тоже, да и сразу же за дверями позади нас кто-то стоит…

— Я хотел бы предложить вам некий товар… — начал Кисс. — Возможно, он вас заинтересует…

Кхитаец чуть покосился в мою сторону. Кисс покачал головой:

— Нет, уважаемый. У меня несколько иное предложение… — и он положил на столик с пяток крупных рубинов.

Кхитаец мельком глянул на камни, а затем вновь устремил на нас свой равнодушный взгляд.

— Молодой человек, я вас не знаю.

— Я вас тоже — чуть развел руками Кисс. — И не думаю, что нам стоит знакомиться ближе. Дело в том, что мы вряд ли надолго задержимся в благословенном Сет'тане. Просто приехали сюда на праздники, и, вот несчастье! поиздержались в дороге…

— И насколько поиздержались?

— Достаточно для того, чтоб перед отъездом отсюда принести вам еще несколько блескунов.

— У каждого из нас есть свои дела и свои расходы, непонятные остальным… Но почему, чтоб разрешить свою нужду в деньгах, вы обратились именно ко мне?

— Одно время вы имели дело с моим знакомым. Дудан Камыш, может, припомните такого? Он обращался к вам за… неким вспомоществованием. Если верны его слова, то у вас с ним на какое-то время совпали взаимные интересы, и было полное и обоюдное согласие при сотрудничестве друг с другом.

— Увы, никак не могу вспомнить этого человека. Он жив?

— К сожалению, второй год, как на Небесах. Небольшие трения с законом, приведшие беднягу с серьезным неприятностям в виде плахи. Увы, но жизнь несовершенна… Да, кстати, он просил в разговоре с вами упомянуть о цветах. Ему нравился синий ирис…

— Да, чудный цветок моей родины, отрада сердца… Но с чего вы взяли, что эти ваши стекляшки могут меня заинтересовать?

— Они могут заинтересовать любого, кто хоть немного разбирается в камнях. Старинная огранка, чистота… И мелкими их никто не назовет.

— То-то и оно, что старинная. Не соответствует нынешним запросам. Сейчас у людей несколько иные вкусы. Вряд ли кому в наше время будут интересны эти довольно примитивные камни.

— Ну, если нет, то… — и Кисс протянул было руку к лежащим камням, но кхитаец накрыл их своей сухой ладонью.

— Молодой человек, я не сказал вам «нет». Но для начала я должен посмотреть ваш товар и убедиться в его подлинности…

Когда через четверть часа мы покинули лавку, то кое-какая наличность у нас появилась. Правда, как пояснил мне Кисс, за камни нам дали едва ли седьмую часть их стоимости, а то и меньше, но это, по нынешним меркам, считается очень даже неплохой ценой.

— Кисс, этот скупщик…

— Чтоб ты знала — у этого скупщика кличка Тритон.

— Так вот, этот самый Тритон…

— Можешь не продолжать — отмахнулся Кисс. — Я и сам знаю, что мы с тобой его очень заинтересовали. Оттого и заплатил нам куда больше, чем хотел вначале…

— Больше?!

— Ну да. А не то бы мы и десятой части от стоимости камней не получили. Торговля краденым в Нерге — дело хотя и прибыльное, но очень рискованное. Ну, и за крышу в здешних местах приходится отстегивать немало…

— За какую крышу?

— Спроси у предка — он тебе лучше пояснит, чем я.

— А откуда ты знал, что в той лавке…

— Сказали в свое время. И потом, тут, считай, чуть ли не каждый балуется таким вот незаконным делом. Вон, смотри: сейчас мы проходим мимо двух лавок. На вывеске одной из них, вон там, в нижнем левом углу, изображено нечто, похожее на цветок.

— Не очень похоже на цветок. Так, мазня какая-то…

— Так вот, чтоб ты знала: в этих местах цветок на вывеске, или же, как ты сказала, такая вот мазня — это как бы негласное объявление того, что здесь скупают краденое. Но, естественно, тщательно выводить изображение цветка над собственной лавкой никто не будет, а знающие люди по этим нескольким мазкам сразу понимают, в чем дело.

— Но почему же тогда стражники… Они же должны знать о том, что…

— Я ж тебе говорю — здесь у каждого имеется так называемая крыша. Хозяева лавок каждую седмицу отстегивают стражникам определенную сумму.

— А почему ты пошел именно к тому кхитайцу? К Тритону?

— А к кому мне еще было идти? Прежде всего, драгоценности принимают далеко не все — предпочитают не рисковать. Тут, между прочим, есть такие мастера — настолько умело изготавливают фальшивки, что иногда попадают впросак даже весьма опытные люди. Именно оттого в здешних местах камни и драгоценности — тема довольно опасная. На хорошо сделанной фальшивке можно неплохо пролететь… И потом, тот же Дудан Камыш сказал мне в свое время, куда и к кому можно обратиться в Сет'тане, если окажешься в этих хреновых местах и тебе надо будет избавиться кое от чего в своих карманах. Кстати, у каждого из таких вот скупщиков имеется своя группа надежных агентов, которые и посылают к своим хозяевам для продажи товара только проверенных людей. И каждый их таких вот агентов проверенному человеку, если собирается рекомендовать его своему хозяину, должен в качестве пароля сказать название одного из цветов. У того же Дудана это и был синий ирис… Скажи я название другого растения, или ошибись с цветом этого самого ириса — вполне мог остаться без головы.

— Сложно…

— Да, тут все не так просто. Однако тот же Дудан меня предупреждал быть очень осторожным с его хозяином, этим самым Тритоном — он опасный человек. И беспринципный. Дудан, помнится, сказал про этого человека: сдать ему что-то из товара — это можно, но иметь с ним какие-то общие дела — ни в коем случае! Наверняка постарается кинуть, и это в самом лучшем случае. Считай — тебе очень и очень повезет, если он ставит тебя в живых. Обычно Тритон избавляется от подельников. Если ему что понадобится — вцепится не хуже того кансая.

— Так он, значит, не простой скупщик?

— Этот — нет, хотя он всеми силами пытается занять более высокое место в некой… иерархии.

— Не понимаю…

— Скажем так: он старается стать кем-то вроде Угря, но сделать подобное очень и очень непросто. Особенно ему.

— Почему?

— Прежде всего потому, что у него в том мире достаточно скверная репутация, и это несмотря на то, что праведников среди тех людей и близко нет. Тритон, хотя и умный человек, но жадный. Даже очень жадный, вплоть до мелочности. Тут уж ничего не поделаешь, характер и привычки изменить сложно. Вот и Тритон в любом деле старается урвать себе все, не оставляя другим практически ничего, а такие вещи никак не прибавляют авторитета…

— Сет с ним, с этим кхитайцем… Куда мы сейчас идем? К тому человеку, о котором тебе сказала Варин?

Тогда, перед тем, как мы с Киссом вновь собрались идти в Нерг, Варин дала Киссу адреса двух своих людей в столице, к которым мы могли обратиться, и которые должны были помочь нам. Люди, дескать, проверенные, надежные, должны были ждать нашего появления — о том тайная стража постаралась, заранее приготовила места, где можно отсидеться в случае чего… Если мы придем к ним и назовем пароль, то получим у них помощь, кров и всестороннюю поддержку. Кроме того, эти люди помогут нам собрать все необходимые сведения.

— Нет, к нему не пойдем — отрицательно покачал головой Кисс. — Ни в коем случае. Пока я не буду уверен, что там безопасно — до того времени мы в те места не сунемся.

— Почему?

— Жизнь меня научила осторожности — отрезал Кисс.

— Тогда куда мы сейчас?

— Для начала попробуем снять комнатку на каком-нибудь из постоялых дворов, причем из числа тех, что победнее.

Нам повезло: после недолгих поисков на одном из переполненных постоялых дворов нам сдали крохотную комнатку, правда, за нее заломили такие большие деньги, что даже Кисс ругнулся, услышав цену. Прямо как за княжеские покои платим, не иначе… А по сути, в той узенькой комнатенке не было ничего, кроме дощатой лежанки, узенького стола и чего-то, отдаленно напоминающее скамью…

— Н-да, карцер — и то больше — с досадой пробурчал Кисс, и я с ним была полностью согласна.

Но, увы, нам выбирать не приходилось. Счастье, что удалось заполучить хоть этот угол, и то лишь оттого, что ни у кого не поднималась рука отдать такие огромные деньги за подобное убожество. Но в праздники, когда в столицу со всех концов страны съезжался народ, цены на жилье взлетают просто до небес. Да и за нашей единственной лошадью тут должны были присмотреть. К тому же был поздний вечер, наступала темнота, и бродить по улицам дальше не имело смысла.

Быстро перекусив в общем зале, поднялись к себе. Впрочем, в общем зале не стоило задерживаться: как сказал Кисс, здесь, в столице, в таких вот залах при постоялых дворах обязательно находится кто-то из переодетых стражников, слушают разговоры приезжих. Если им что-то или де кто-то покажется подозрительным, то того человека вполне могут утащить отсюда на допрос, а подобное обычно добром не заканчивается…

Вечером, когда наступила темнота, я прилегла, а Кисс дежурил — до середины ночи бодрствовал он, а потом его должна была сменить я. Но мне отчего-то не спалось, и вместе с тем хотелось получить ответ на давно интересовавший меня вопрос.

— Кисс, почему ты пошел со мной в Нерг?

— Дорогая, уж не напрашиваешься ли ты на комплимент, или, того хуже — на признание в страстной любви? Не дождешься.

— Нет, я спрашиваю серьезно, без шуток. Ты вполне мог остаться со всеми, и никто бы тебя за подобное не осудил. По большому счету тебе не должно быть дела до меня, или же до Мариды. Но, тем не менее, ты…

— Лиа, у меня для этого есть свои причины. И не спрашивай о них — все равно не скажу. Но если тебе от этого станет легче, то можешь считать, что я лишь оттого пошел только за тобой, звезда моего сердца, что не могу расстаться с тобой даже на миг. Ну, или придумай себе что-то похожее, столь же приятное — у девок на это дело фантазия богатая…

— Кисс, ну какая же ты зараза!

— Рад слышать…

На следующий день мы с Киссом сидели в небольшой харчевне на одной из узких улочек Сет'тана. Обычное, ничем не примечательное место в небогатой части города, где разносчики торговали водой, лепешками и фруктами. Были тут и мелкие торговцы, разложивших свой нехитрый товар чуть ли не прямо на земле. Ну, и слоняющих по улицам людей тоже хватало, причем, можно не сомневаться, большая часть толкавшихся здесь — приезжие. Все ждут начала праздников… Можно не сомневаться, что через седмицу-другую на здешних улицах можно будет передвигаться куда более свободно. Да и шума такого не будет…

А сидим мы в харчевне по той причине, что неподалеку от нее находился дом одного из тех двоих агентов, к которым Варин советовала нам обращаться за помощью. Те люди, как сказала Варин, помогут нам и деньгами, и советом, да и надежных людей могут подобрать…

Я, если честно, рассчитывала сразу же по приезду в Сет'тан пойти хоть по одному из этих адресов, но Кисс придерживался иного мнения. Пока я сам на человека не посмотрю — к нему и близко не подойду! — все, что он сказал мне, ну, а я с этим его убеждением не стала спорить. Парню видней… И Койен, когда я спросила его мнение, сказал мне одно: будьте осторожней… Что ж, вновь и вновь понимаю: окончательный выбор того или иного решения я должна принимать самостоятельно.

Вот оттого-то мы с Киссом уже который час сидим за столом в харчевне, находящейся на некотором отдалении от дома нужного нам человека, и сквозь снующих по улице людей наблюдаем за входом в тот дом. Пусть тот дом виден нам лишь частично, к тому же его постоянно закрывали от нас мелькавшие спины проходящих по улице людей, но, тем не менее, нам было видно главное — вход в дом. И вот за ним-то мы и приглядываем уж который час… Смотри, не смотри — а в дом никто не заходит, и из него не выходят…

Ну, со стороны таких, как мы, мающихся от безделья праздношатающихся — полно. За последнее время в столице объявилось немало бездельников, и часть из них проводила время именно за столами в таких вот харчевнях. Так что если мы не будем без дела ввязываться ни в какие уличные дрязги, то вряд ли привлечем к себе хоть чье-то подозрительное внимание. Вон, скоро солнце пойдет к закату, а мы все еще сидим здесь, пытаемся хоть что-то протолкнуть в свои битком набитые желудки. Еще немного — то мы оба или лопнем от переедания, или нам надо уходить отсюда, возвращаться на свой постоялый двор. Ведь еще час-другой, и закончится светлое время, а ночной порой, во избежание неприятностей, по улицам Сет'тана могут ходить далеко не все…

— Все… — отодвинулась я от стола. — Ты как знаешь, а я уже не то, что есть, а даже глядеть на еду не в состоянии. И пить тоже. За то время, что мы здесь провели, я умудрилась съесть столько, что вот-вот взорвусь!

— С меня пример бери: я, в отличие от вас, моя дорогая, еще могу кое-что проглотить.

— Сейчас при мне о еде не стоит даже упоминать… Так что ты скажешь насчет того мужчины?

— Которого?

— К которому нам советовала обратиться Варин.

— А ты?

— Не знаю. Что-то мне здесь не нравится, но вот что конкретно — не могу понять.

— Я скажу то же самое: мне тут не очень нравится. Точнее — совсем не нравится. Как ты понимаешь, это утверждение относится вовсе не к той еде, что мы с тобой умудрились съесть за сегодняшний день — к тому, как готовят в этой харчевне, у меня замечаний нет… Вон, смотри, неподалеку от нужного нам дома стоит патруль стражников. Кажется, обычное дело, да и стражи тут хватает, в том числе и патрулей. Я бы не обратил на них внимания, если бы они и в самом деле следили за порядком…

— А разве нет?

— Прежде всего, они почти не двигаются с места, а это неправильно. Дальше: пару часов назад неподалеку отсюда мужик карманника чуть ли не за руку схватил, стражу подзывал, а эти и не пошевелились. Настоящие стражники должны были подойти, нет — подбежать, причем сделать это обязаны в любом случае, но тут… В результате карманник вырвался и убежал, а стражникам до этого как будто и дела нет. И подобное допускается при такой строгой страже, какая имеется в Нерге!?.. Бред. Подобного просто не может быть. Значит, этому патрулю поставлена совсем другая задача, и я склоняюсь к мысли, что они так же, как и мы, следят за тем самым домом, который нам нужен. Дальше. Вот, в соседнем дворе стоит высокая голубятня, и в ней тоже находится человек… Конечно, вполне может оказаться, что это, и верно, настоящий хозяин голубятни. Порядок там наводит, или за птенцами следит… Только вот он за целый день и саму голубятню успел бы вычистить не раз, и птицам бы корма задал, и воды им налил… Да и сидеть весь день на такой жаре в голубятне вряд ли кто станет. Даже завзятый чистюля. И еще обрати внимание: здесь немало молодых крепких торговцев, вон они, сидят вдоль улицы, торгуют какой-то ерундой. Не исключаю, что кое-кто из них не только торгует, но и за домом присматривает.

— Ты считаешь, что тот человек, к которому нам советовала обратиться Варин — он арестован?

— Или находится под наблюдением… Ладно, подождем еще немного, а там видно будет. Варин упоминала, что нужный нам человек каждый вечер ходит в небольшую чайную — там специально для него привозят особый чай из Кхитая… Посмотрю на того человека — и вот тогда решу, что мы будем делать…

— Кисс, но ведь и мы с тобой тут давно сидим. Вдруг это тоже кому-то покажется подозрительным?

— С чего этот вдруг? Ты оглянись, посмотри вокруг, сколько сюда наехало людей на праздники, и все они не знают, как скоротать время до начала торжеств. Многие точно так же, как и мы, сидят по харчевням и таким вот уличным забегаловкам, что-то жуют и никому это не кажется странным. Главное — платите деньги, и можно сидеть за столом хоть целый день. Немало людей хотело бы оказаться на нашем месте: ешь, сколько влезет, пей и ничего не делай, только глазей по сторонам… Чем мы с тобой, собственно, и занимаемся…

Прошло еще немного времени, и дверь нужного нам дома раскрылась. Вышедший на улицу худощавый мужчина неторопливо направился в противоположную от нас сторону, и вскоре скрылся с наших глаз за мелькающей толпой.

— Все, уходим! — Кисс бросил несколько монет подбежавшему слуге. — Идем к себе…

— На постоялый двор?

— А то куда же еще… Ну, так что скажешь? — бросил он мне уже на ходу.

— Не знаю… Вроде, следом за ним никто не шел…

— Ошибаешься. За ним двинулись двое — мужик, просивший милостыню, и какой-то парень, изображавший из себя уличного ротозея. И, не знаю, обратила ли ты внимание на то, что выйдя из дома, человек не запер за собой дверь. Допустить подобное в Сет'тане, когда вокруг столько приехавших?! А ведь Варин упоминала, что тот человек живет совсем один… Значит, от не опасается того, что хоть кто-то может забраться в дом, когда там не будет хозяина. А дом, между прочим, стоит на довольно оживленной улице…

— Может, у него появилась жена. Или же внезапно объявился какой-то родственник! Ведь мог же к нему в гости кто-то из провинции приехать. На праздники…

— Допустим. Но главное в другом — у него спина человека, который все время ожидает удара. И походка… Такое впечатление, будто он тащит на себе мешок с тяжелым грузом. Так ходят сломленные люди — я подобные вещи нутром чую.

— То есть…

— То есть в том доме, считай, поставлена мышеловка. Сунемся — она сработает. В общем, нам здесь делать нечего… Кстати, тебе предок что говорит?

— Молчит… Он тут, в Сет'тане, отчего-то почти не подает голоса… Не понимаю причины…

На следующий день, едва только взошло солнце, мы вышли на улицу. В это время верующие как раз направились в храмы Сета на утренние молитвы, а раз тех верующих было много, то и мы могли затеряться среди них. К тому же второй человек из числа тех, к которым советовала обратиться Варин, жил неподалеку от одного из храмов Сета. Так что можно было без особого труда следить за домом мужчины, заняв удобное место у храма — мало ли какие паломники отбивают там поклоны весь день, умоляя Великого Змея снять накопившиеся у них грехи! Находись там хоть весь день, и никого не должно удивить подобное религиозное рвение…

Когда, ежась от утренней прохлады, в толпе людей мы едва успели дойти до огромного храма, стоящего на большой площади, как я услышала шепот Кисса:

— Падай на колени! Быстро! И голову опусти пониже!

Когда я, не раздумывая, выполнила приказ Кисса, едва не разбив при том колени, как Кисс снова зашептал:

— Посмотри напротив, на тот дом, около которого остановилась карета… Только осторожно!

Исподлобья посмотрела в нужном направлении… Там, возле небольшого дома, только что остановилась небольшая карета, и оттуда вышли три человека. Стук в дверь дома — и они скрылись за чуть приоткрывшейся дверью, а пустая карета двинулась с места… Высокое Небо!

— Узнала? — одними губами спросил Кисс.

— Кажется, да… Или я ошибаюсь?

— Хотелось бы, только вот вряд ли мы оба можем так ошибаться. Один из той троицы — Табин, бывший управляющий твоей тетки…

Табин… Что он здесь делает? И кто эти люди? Прочем, это понятно даже мне: Табина привозят сюда в надежде на то, что он увидит кого-то из нас… А может, просто знакомых, тех, кого он когда-то знал по Славии. Наверное, бывший управляющий весь день сидит неподалеку от окна, рассматривая снующих по площади людей и выискивая знакомые лица…

С площади перед храмом мы ушли лишь тогда, когда она заполнилась народом, и можно было безбоязненно смешаться с толпой. Что тут скажешь? Только одно: здесь нам тоже делать нечего…

Когда же мы отошли от площади, Кисс сказал с неприятной ухмылкой:

— Табин, значит, жив… Его, судя по всему, оставили лишь для того, чтоб он высматривал кого-то из нас. Шанс на удачу у них, конечно, небольшой, но он есть…

— А Табин знал об этих двоих, ну, о тех, к кому нам велела обратиться Варин?

— Вряд ли. Очень и очень сомневаюсь в том, что этому человеку были известны подобные секреты. Наверное, тайная стража Нерга каким-то образом вычислила тех людей раньше. А Табин… Почему бы его не использовать, пусть и таким образом? Кстати, может тебе предок хоть что-то сказал сейчас? А то он в последнее время все молчит…

— Сказал, что мы поступили правильно. И больше ничего…

— Скажи парню спасибо… Лиа, как это не печально, но надо признать: нам с тобой, кроме как на себя, больше не на кого надеяться. Жаль…

— Что будем делать?

— Прежде всего — думать…

… И снова мы сидим в харчевне, правда, на этот раз харчевня совершенно иная, да и находится она в несколько особом месте Сет'тана, и от которого, по уму, нам следует держаться как можно дальше. Даже близко показываться не стоит, причем подобное утверждение относилось не только к нам, но и ко всем жителям столицы. Впрочем, в эти места люди и сами старались не соваться без крайней на то нужды. И нас бы не оказались подле этих мест, но сейчас у нас просто-напросто нет иного выхода. Увы…

Дело в том, что неподалеку отсюда находится главная тюрьма Сет'тана, та самая, в которой находится Марида. Надо вытаскивать ее оттуда, только вот кто бы нам еще подсказал, как можно провернуть подобное?!

Тюрьма… Огромная махина из серого камня, охраняемое многочисленными стражниками. Становится страшно при одном только взгляде на нее, и сам по себе отпадает вопрос — можно ли оттуда выйти. Ну, войти-то внутрь можно без проблем, а вот насчет пути назад… Боюсь, дорога назад невозможна…

Но это были, так сказать, еще цветочки. Немногим дальше от здания тюрьмы начиналась огромная цитадель из черного камня, вдобавок ко всему окруженная высокой стеной. Это и был центр колдунов Нерга… Конечно, у них было еще одно такое же здание, только вот оно, по счастью, находится довольно далеко отсюда, в горах, там, где и были расположены страшные лаборатории колдунов…

К этой черной цитадели, что была в Сет'тане, старались не подходить даже паломники, прибывшие в столицу на праздник Великого Сета — ведь если колдунам что не понравится, а то и просто окажется нужда в объектах для исследований, то всем известно: за этой черной стеной многое исчезает бесследно. Причем как многое, так и многие… Не знаю, как другим, но лично мне на эту цитадель было даже издали смотреть жутковато.

Итак, Марида… Кое-что мы, конечно, придумали, но для начала нам надо бы разведать обстановку — не будешь же действовать вслепую! И вот оттого-то мы и сидим здесь, пытаемся найти подходящего человека. Однако в этих местах хозяева харчевен, без сомнения, были связаны с охранниками в тюрьме, так что надолго ни в одной из этих харчевен нам не стоило задерживаться надолго. Запомнят.

То место, где мы сидим сейчас — это уже четвертая по счету забегаловка, и, если ничего не измениться, то вскоре нам придется уходить и отсюда. А если учесть, сколько довольно-таки дрянного вина пришлось выпить Киссу в каждой из харчевен, то бедному парню можно только посочувствовать. Если б не особый порошок против опьянения, который я прихватила с собой из шкатулки старого колдуна, то Кисса давно бы свалило с ног. Конечно, это было не то зелье, которое Лесовик добавил в глинтвейн наемников, но и от больших доз того зеленоватого порошка, который парень то и дело подсыпает в свою кружку, голова впоследствии может болеть довольно сильно.

— Так, Лиа, похоже, нам не везет и тут. Еще четверть часа — и мы уходим отсюда. Время до заката еще есть, так что попытаем удачи в еще одной харчевне. Правда, она расположена чуть дальше, но охранники из тюрьмы вполне могут заглядывать и туда… — тут Кисс умолк. — Стоп, кажется, это кто-то из тех, кто нам нужен…

Я чуть обернулась в сторону входа. Верно: в харчевню входило несколько человек в форме стражников, которые, судя по черным поясам, были охранниками в той самой тюрьме. Все правильно — где еще людям отдохнуть после службы, как не рядом с рабочим местом?

Так, посмотрим на вошедших… Что мы имеем: трое простых охранников, следят за заключенными, а вот четвертый — тот не из рядовых, и доступ во все углы тюрьмы имеет куда более высокий, чем остальные. До офицера пока что еще не дотягивает — нет дворянского звания, но по должности стоит выше своих приятелей. Похоже, нам нужен именно он.

Меж тем охранники привычно сели за один из столов — очевидно, эти люди были завсегдатаями в здешних местах. Правда, перед тем охранники просто-таки выкинули из-за приглянувшегося им стола сидящих там людей, и те, ни говоря ни слова, покорно удалились. Как видно, здесь хорошо известно, чем может закончиться малейшее выражение неудовольствия.

А у охранников, меж тем, по кругу пошел кувшин с вином, застучали игральные кости… Понятно, люди отдыхают после трудового дня. Вон, и разговоры пошли соответствующие, причем такие, что слушать тошно — кто кому из заключенных зубы выбил, кого из арестантов дубинками отходили так, что они легкие выплевывают, а кого заставили стоять, не присаживаясь, сутки напролет… Да, надо признать: хорошие парни в той тюрьме служат, душевные — из любого душу вынуть готовы. И, как я поняла, особенно в этом деле отличается старший по званию из всей этой четверки — он, судя по разговорам охранников, среди заключенных считается чуть ли не тем, чьим именем пугают вновь прибывших… Что ж, милок, убеждаюсь еще раз: значит ты и будешь тем самым человеком, который даст нам все сведения о тюрьме.

Еще чуть более внимательно всмотрелась в того человека… Э, да он знаком с основами магии! Не очень приятное открытие, хотя понятно, что иные люди в той тюрьме карьеру сделать не смогут. И еще одно: он, этот самый охранник, и вправду очень жесток. Есть такие, кому в радость чужие страдания… Что ж, учтем.

— Кисс, можно начинать?

— Давай…

Очень осторожно, почти на ощупь, стала воздействовать на охранников. Вскоре двое, допив вино, заторопились домой — дел там, дескать, невпроворот, да и семья давно ожидает кормильца с работы… Третий тоже встал — подружка, мол, ждет, не любит, когда я опаздываю…

Оставшись в одиночестве, мужчина не знал, чем ему заняться, да и настроение у него заметно пошло на убыль — все же охранник рассчитывал куда более приятно провести вечер, и в иной компании. Как бы он не ушел отсюда в другое место, туда, где повеселей! Вон, встал, пошел на выход, бросив при этом на стол мелкую монету… Пора!

Когда мужчина проходил мимо нашего стола, ему под ноги упал кувшин. Хорошо, что вина в нем почти не осталось, и лишь немногие капли попали на сапоги охранника. Думается, Киссу должно было хорошо попало от мужчины (тем более что тот не знал, на ком можно сорвать свое раздражение), но парень умело сделал вид, что трясется от страха.

— Прошу простить меня, господин офицер! — Кисс, пошатываясь, встал из-за стола и согнулся в низком поклоне. — Если позволите, то в качестве извинения я хотел бы предложить вам самое лучшее вино, что здесь имеется… Эй, хозяин, какое у вас тут самое дорогое вино?

— «Красный бархат» — с насмешкой в голосе отозвался хозяин. Похоже, он ожидал, что разгневанный охранник сейчас даст хорошую трепку подвыпившему провинциалу. — это только господам подают, да и то не всем!

— Вот его и давай сюда! — пьяно махнул рукой Кисс. — Я должен извиниться перед господином офицером! Почтенный господин — не откажите нам в чести выпить с вами!

— Два золотых — хозяин лично поставил перед охранником небольшой кувшин с вином.

— Забирай!.. — и на ладонь хозяина легли две золотые монеты. Я невольно проводила их взглядом — считай, это последние… Сейчас у нас остается всего лишь с десяток серебряных монет. Н-да, денег от проданных камней нам хватило всего на два дня. А если учесть, что мы сегодня сняли неподалеку отсюда еще одну комнатенку…

Охранник тем временем присел за наш стол — почему бы и нет, особенно если учесть, что провинциал здорово напуган. Можно покуражиться, попугать, поглядеть, как у того от страха глаза чуть не вылезают из орбит!.. Дорогое вино тут, конечно, сыграло свою роль, но, похоже, мужика куда больше заинтересовала я. Хм, а мужик относится к любителям женщин, и не привык, чтоб ему отказывали, тем более, что на его службе недостатка в насмерть перепуганных женщинах-заключенных не было… К тому же было заметно, что мужчина не знает, как ему с большей пользой для себя провести свободное время, так что лопухи-провинциалы подошли как нельзя более кстати. Их можно и тряхнуть хорошенько — враз золото посыплется! Отдал же приезжий за вино такие деньги!.. Так почему бы ему не посидеть за одним столом с болванами-провинциалами, тем более что было заметно: скупиться они не собираются!

Ну, а тем временем Кисс вовсю наливал охраннику дорогое вино, а себе того вина чуть плескал на донышко кружки — дескать, мне не по чину такое пить… Мужик не возражал: по его мнению, именно так и должно быть! И еще я поняла, что этот охранник нас слегка просматривает — кто мы такие, откуда пришли в столицу и зачем… Надо же, а у этого человека есть слабые способности к магии! Не ожидала подобного от простого охранника! Сейчас он определяет, что от нас можно ожидать и не опасны ли мы… Дело тут вовсе не в том, что он нас в чем-то подозревает — просто охранник этому делу обучен, и применяет его, если можно так выразиться, по въевшейся в кровь привычке. Не страшно, я заранее побеспокоилась о маскировке — не со слабыми силами охранника отыскать в ней брешь, или уловить фальшь.

Теперь для нас главное — чтоб Кисс сумел подсыпать мужику тот сероватый порошок, который до того умело прятал в своем рукаве. А уж потом, когда охранник потеряет волю и будет нам полностью послушен — вот тогда можно будет идти в ту небольшую комнатенку, которую мы сняли неподалеку отсюда всего лишь несколько часов назад…

Уход нашей подвыпившей компании вряд ли вызвал подозрение. Ну, пошли себе люди развлекаться дальше — и счастливо! Но для нас сейчас главное — чтоб этого охранника, когда мы его будем уводить, не увидел никто из сослуживцев. Очень надеемся на это, тем более что на улице вот-вот стемнеет.

…Стоя в той самой маленькой комнатке полуразвалившегося дома, которую мы сняли сегодня днем, Кисс допрашивал безвольно сидящего охранника. Порошок старого колдуна действовал безотказно, а знал мужик очень и очень много… Глядя в одну точку, мужчина перечислял имена и клички охранников, пароли, говорил о тех заключенных, за кем был особый присмотр, рассказывал о системе охраны, о смене часовых и о многом, многом другом… Затем Кисс положил на колченогий стол перед охранником лист пергамента и грифель, и мужчина стал покорно чертить на нем внутреннюю схему тюрьмы…

Разговор, вернее, допрос, затянулся далеко за полночь. Нам, кстати, очень повезло: этот самый охранник был весьма знающим человеком, и в той тюрьме служил уже многие годы, знал в ней все входы и выходы. Он даже сказал нам, в какой именно из камер находится старая королева. Как оказалось, одно время он даже носил ей еду… Так что этот человек имел полное представление о том, как охраняют Мариду.

И вдруг мужчина, до того совершенно равнодушно отвечавший на вопросы, умолк на полуслове, а затем недоуменно огляделся по сторонам. Как видно, срок действия снадобья старого колдуна подошел к концу, но все равно мужчина как-то уж очень быстро пришел в себя. Еще мгновение — и он стремглав бросился на Кисса.

И тут я с удивлением поняла, что сейчас этого человека так просто не взять под свой контроль: как это ни странно, но сразу же после окончания действия этого порошка, у того человека появляется вспышка неконтролируемой агрессии и почти полная невосприимчивость к чужому магическому воздействию. Хорошо еще, что мы заранее обыскали этого человека, и отложили в сторону его оружие, а не то с ним было бы так просто не справиться. Я кинулась на помощь Киссу, и через несколько мгновений мужчина со свернутой набок головой рухнул на пол… Высокое Небо, еще один человек ложится грузом на мою совесть…

Плохо, очень плохо. Мы рассчитывали, что мужика можно будет отпустить, перед тем стерев у него кое-что из памяти. Увы, не судьба… Тут уж ничего не исправишь.

— Странно… — Кисс, потирая шею, поднялся на ноги. — Надо же, какой он оказался прыткий! Не ожидал. Интересно, с чего это он так быстро в себя пришел?

— Да уж… Наверное, Москит что-то недосмотрел в своих снадобьях, а может, подобное им было сделано специально… Впрочем, кто сейчас ответит на этот вопрос?

— Так, опять наследили! — Кисс с досадой покрутил головой. — Что-то мы с тобой в Нерге не одно дело без пролитой крови сделать не можем!

— Ну, я бы так не стала так утверждать. Все же семейку достойных и уважаемых людей мы довезли до столицы живыми и здоровыми!

— Но один Всеблагой знает, как мне хотелось вытряхнуть из них душу!

— Не тебе одному… Но вот что касается этого охранника… Честно — никак не ожидала, что так получится! Очевидно, действие этого порошка заканчивается одним разом. Если бы я знала о таком…

— Ладно, Лиа, тут уж ничего не поделаешь — Кисс присел на корточки возле убитого. — Сейчас сделаю еще одно дело — и нам надо уходить отсюда.

— Ночью?

— Ну да. Будет гораздо хуже, если сюда кто заглянет до утра, и обнаружит, что в комнате покойник, который, к тому же, является охранником…

— Да, ты прав. Лучше убраться отсюда подобру-поздорову.

— И чем раньше, тем лучше…

Вскоре мы покинули это полуразвалившийся домишко, но перед уходом Кисс вонзил в висок человеку стилет. Почему? Да только для того, чтоб убитого некроманты не могли использовать для возможного допроса. Я уже знала, что черные колдуны могут разговорить покойников, но не всех, а только тех, у кого не поврежден головной мозг. А цитадель колдунов, между прочим, находится совсем близко отсюда… Вот только чего нам еще не хватало для полного счастья — так это повествования убитого охранника о том, кто его лишил жизни, и что он успел рассказать своим убийцам… Так что хочется нам того, или нет, но на всякий случай следует принять меры безопасности, как бы неприятно они не смотрелись со стороны…

Надо же, прошло совсем немного времени с того момента, как я покинула родной поселок, но сейчас я спокойно рассуждаю о таких вещах, о которых, живя дома, не могла даже подумать без ужаса. Недавно одно только упоминание о том, что я могу быть причастна к чьей-то гибели — это вызвало бы у меня настоящее потрясение. А сейчас… Эрбат, он же убийца… Печально.

Мы шли по улицам в полной темноте. Несмотря на то, что небо было усыпано звездами, южная ночь была непроницаемо-темна. Но все равно мы передвигались по дорогам у самых стен домов — на всякий случай, мало ли кто мог оказаться совсем рядом, или же выйти на нас из темноты. И потом, дороги, ведущие к тюрьме и цитадели колдунов узкими никто не назовет. Несколько раз мы едва успевали нырять в темные проулки, когда мимо нас шествовали отряды стражников. Ничего, все обходилось…

Когда до нашего слуха донеслось цоканье лошадиных копыт по брусчатке, то я на подобное вначале тоже не обратила особого внимания. Кто-то ехал нам навстречу, и я уже привычно стала прикидывать, куда нам нужно будет свернуть, чтоб не попасть на глаза едущим. Конечно, стражники, которых мы встречали до этого момента, были пешими, но вполне могло оказаться и так, что сейчас те же стражники окажутся верхом на лошадях. И пусть нас сейчас вряд ли кто смог бы увидеть в темноте, но, тем не менее, мы шагнули в очередной узкий переулок.

Через несколько мгновений мы увидели приближающийся свет факелов, а вскоре на дорогу, из-за угла, выехала небольшая процессия. Четверо вооруженных до зубов факельщиков освещали дорогу, а едущий между ними человек был закутан в темный плащ, причем нижняя часть его лица также была прикрыта плащом. Ну, а низко надвинутая шляпа скрывала верхнюю часть лица мужчины. Великолепный жеребец под дорогим седлом, горделивая осанка мужчины — все говорило о том, что перед нами не простой обыватель.

И тут я почувствовала, что Кисс, до того спокойно стоявший рядом со мной, внезапно сжал мою руку, причем это был непроизвольный жест, только вот сам Кисс подобного не заметил. Кажется, парень узнал всадника, только вот это не принесло Киссу никакой радости.

Я посмотрела на своего спутника. Глаза Кисса неотрывно следили за проезжавшим мимо нас человеком, и тот взгляд был какой-то… непонятный. В чем дело? На пленника проезжавший мимо нас мужчина никак не походил, скорее, выглядел, как высокородный господин, в сопровождении слуг выехавший ночной порой по неотложным делам. Э, да у него, кроме факельщиков, имеются и двое охранников — вон, следуют на лошадях за своим господином.

Тем временем человек проехал мимо нас, и вот нам уже видны только спины, а цоканье лошадиных копыт раздается все дальше… Я снова посмотрела на Кисса — он стоял, почти не дыша. А ведь Кисс даже не удивлен — он, скорее, потрясен… И в глазах, устремленных на отъехавшую от нас небольшую кавалькаду, появилось нечто, похожее на недоумение пополам с острой неприязнью, почти ненавистью. Не понимаю…

— Кисс — тронула я парня за рукав, — Кисс, в чем дело?

— Ни в чем… — а сам смотрит вслед уезжающим людям.

В этот момент мужчина, отъехавший к тому времени на довольно большое расстояние, обернулся в нашу сторону. Увидеть нас при всем своем желании он никак не мог — все же мы стояли в совершенно темном переулке, можно сказать, в кромешной тьме, и к тому же на довольно приличном расстоянии от всадника, но, тем не менее, этот человек что-то почувствовал. Несколько слов, брошенных им своим людям — и один из факельщиков, прихватив с собой охранника, направился в нашу сторону.

Кисс, все так же крепко держа меня за руку, отступил на десяток-другой шагов назад. Там оказалось нечто похожее на глубокую нишу в стене — судя по всему, в том месте днем находятся или торговцы, продающие свой нехитрый товар, или же нищие, просящие милостыню. Мы шагнули туда, в эту нишу, едва не вжавшись в стену, и почти сразу же рядом с нами упали неровные тени — факельщик приблизился к входу в переулок. Несколько бесконечно долгих секунд люди всматривались в узкую улочку, и даже въехали в нее. Еще пара шагов вперед — и они нас обнаружат… Но свет, как и звук лошадиных копыт, стал удаляться — как видно, люди не увидели в переулке ничего подозрительного.

— Господин, здесь никого нет — донесся до нас чей-то голос, и через мгновение вновь раздался звук подков по брусчатке — как видно, небольшая кавалькада двинулась дальше. А Кисс все так же сжимал мою руку, видимо, сам не замечая того.

— Кисс, что с тобой?

— А? — парень повернулся ко мне. — Что ты сказала?

— Кто этот человек?

— Не знаю.

— И все же? Ведь не просто так мы прятались от этих людей?

— Лиа, ничего особенного не произошло. И потом, не исключено, что я обознался…

— Так кто это такой?

— Говорю же — я не уверен! Но…

— Ты хочешь пойти следом за ними? — перебила я его.

— Откуда ты… Впрочем, понятно. Если честно, то да… Хотелось бы пойти, выяснить, куда он направляется, хотя для нас с тобой это вовсе не обязательно… И потом, ты сама видела — это опасно.

— Находиться в Нерге тоже опасно.

— Мне бы не хотелось подвергать тебя…

— Ага, а сейчас мы находимся в тишине и покое, так? И потом, пока ты тут занимаешься душевными терзаниями, этот человек удаляется от нас все дальше и дальше.

— Ладно, пошли — решился Кисс. — Только идем вдоль стены — мало ли что может произойти…

Мы догнали того человека только лишь через минут через десять. До того нам пришлось обходить патруль стражников, и вдобавок на нас из темноты вышел какой-то здоровяк ободранного вида с ножом наперевес. И без слов понятно, что ему надо — кошелек или жизнь. Вместо того Кисс скрестил перед собой два мизинца, а затем протянул здоровяку серебряную монету, после чего тот, недовольно буркнув непонятное слово, исчез в темноте.

Впрочем, долго пробираться по темным улицам нам не пришлось. Дорога, по которой ехали всадники, вывела на ту самую площадь, где стояла цитадель колдунов. Ничего себе…

Небольшая кавалькада пересекла площадь и остановилась возле высоких ворот цитадели. Минута ожидания — и ворота разъехались по сторонам, люди проследовали внутрь — и ворота вновь закрылись.

Я вновь посмотрела на Кисса. Мы с ним стояли в темноте, у какой-то небольшой арки, не приближаясь к краю площади, но оттуда, как с наблюдательного пункта, нам было все прекрасно видно. Парень по-прежнему смотрел в сторону ворот, но ничего не говорил. Я тоже пока решила помолчать — кто знает, может здесь у колдунов поставлено нечто, способное уловить даже шепот…

Несмотря на позднее время, цитадель не спала. То и дело открывались ворота, туда проходили люди, проезжали всадники. И пусть входа в цитадель не было стражников, но их хватало сверху, в небольших башенках, расположенных на равном расстоянии друг от друга по верхнему краю стены, расположенных по всей окружности цитадели.

Медленно текли минуты, мимо нас проследовал небольшой отряд стражи, дважды в сторону цитадели проезжали вооруженные всадники… Еще к воротам погнали десятка два людей в цепях и с ошейниками, но вот зачем и для чего… Честно говоря, мне совсем не хочется знать, что происходит за стенами этой черной цитадели…

Ну, а мы все так же стояли на месте, стараясь не шевелиться, и еще Кисс держал, не выпуская, мою руку — как видно, при малейшей опасности парень готов был бежать отсюда со всех ног, да еще и тащить меня за собой.

Наверное, было уже далеко за полночь, когда из открывшихся ворот цитадели вновь показались все те же всадники. Эти люди вновь пересекли площадь, и последовали назад по той дороге, по которой пару часов назад ехали сюда. Все у них по-прежнему, только вот, как мне показалось, мужчина в плаще находится не в духе. Как видно, он был чем-то очень сильно раздражен. Недаром он зло хлестнул плеткой одного из факельщиков, лошадь которого чуть заступила дорогу его великолепному жеребцу. А удар, меж тем, болезненный, с оттяжкой, причем настолько сильный, что факельщик едва удержался на своей лошади, а у ударившего сполз с лица плащ, в котором он по-прежнему прятал лицо. И шляпа свалилась на землю…

Я увидела молодого и очень красивого мужчину. Во всяком случае внешне он — мечта множества женщин. Можно сказать, сказочный принц… Только вот у этого красавчика на его безукоризненно-красивом лице в первую очередь отчего-то раздражали губы: несмотря на совершенную форму, они отчего-то напомнили мне извивающихся пиявок. Непонятно, по какой причине возникало такое ощущение, но оно было на редкость точным.

Мужчина что-то брезгливо бросил факельщикам, вновь натянул на лицо край плаща и надел почтительно поданную слугами шляпу, но на какое-то мгновение, когда его лицо было освещено светом факелов, мне вдруг показалось, что в лице мужчины мелькнуло нечто, делавшее его похожим на Кисса.

Небольшая кавалькада вновь двинулась дальше, но на этот раз Кисс не пошел за ними. Он стоял и молча глядел им вслед, а по выражению его лица ничего нельзя было рассмотреть.

— Кисс, кто этот человек?

— Никто… — и парень почти что потащил меня за руку в темный переулок. — Пошли отсюда! Быстрей!

Не знаю, каким чудом нам удалось избежать встречи с многочисленными отрядами стражников, и это при том, что на нас из темноты дважды выходили некие темные личности с оружием в руках и явным желанием вытряхнуть из нас все имеющиеся в наличии деньги. Впрочем, эти личности Кисса не пугали. Все тот же непонятный знак из скрещенных мизинцев — и каждый раз из рук Кисса в руки людей переходила большая серебряная монета, после чего вышедшие на нас бандиты вновь растворялись в темноте.

Когда же мы, наконец, оказались в своей убогой комнатушке на постоялом дворе, то Кисс, не говоря ни слова, улегся на лежанку и прикрыл глаза. А ведь он здорово выведен из себя…

— Кисс…

— Чего тебе? — надо же, почти грубит.

— Я все хотела спросить… Что означает знак, который ты показывал тем мужчинам? Ну, которые хотели нас ограбить…

— Что? А, это… Это знак означает, что я такой же, как и они, но не из этих мест, и им не конкурент. Оказался здесь по своим делам, которое никого из них никоим боком не касается. Ну, и в качестве извинения за то, что хожу по улицам когда не положено, за то, что оказался не в том месте и не в то время, и тем, что мешаю занятым людям — за это я согласен заплатить. Обычно в таких случаях хватает одной монеты, серебряной или золотой…

— А ты об этом откуда знаешь?

— Глупый вопрос.

— Согласна…

— Тогда все, пора спать. Кто первым дежурит?

— Кисс, кто был тот человек? Ну, за которым мы шли, и который побывал в цитадели…

— Тебе же было сказано — никто!

Да, отметила я про себя, Кисс здорово выведен из себя. Обычно он куда лучше держит себя в руках…

— Это был твой брат? Кастан?

— С чего ты взяла?

— Когда с его лица сполз край плаща, то… В общем, вы оба разные, и внешне совсем не похожи друг на друга. Но знаешь, когда он повернулся… Что-то общее в вашей внешности, бесспорно, имеется.

— Слушай, чего тебе от меня надо?

— Просто сейчас ты не похож на себя самого…

— И прекрасно. Это все?

— Кисс, ты всегда и все пережигаешь лишь сам, в себе, в своей душе… Скажи, в чем дело?

— Лиа, Сет тебя возьми, могу я побыть один, наедине со своими мыслями?! Отвяжись от меня!

— Кисс, в чем дело? Что произошло?

Кисс молчал, и даже больше того — повернулся ко мне спиной, лицом к стене. Я его уже слишком хорошо знаю, чтоб понять: он вот-вот вспылит… Внезапная встреча с Кастаном выбила его из привычной колеи. Вон, даже себя сдержать не может, грубит в открытую… Что бы мне такое сказать, чтоб он хоть немного успокоился?

— Кисс, я бы хотела дежурить первой…

— Почему ты, а не я? — а лицом ко мне он так и не поворачивается.

— Просто мне пока спать не хочется. Кисс… — я положила свою руку ему на плечо, но он ее почти стряхнул. Да, парень психует, причем даже не пытается это скрыть… Точно, он сейчас вполне может совершить какую-нибудь глупость: начнет на меня кричать, а то и просто выскочит из комнаты, хлопнув дверью. С него станется… Ладно, попробуем заговорить с ним — может, успокоится…

— Кисс, милый, не расстраивайся… Я понимаю — ты никак не ожидал встретить тут Кастана…

Дальше я говорила без остановки, совсем как тогда, в Харнлонгре, когда они сцепились с Веном. Сейчас главное — вывести Кисса из этого непонятного состояния, когда он не отвечает за себя, а там уж будет легче. Догадываюсь, что пустая бабская болтовня многих выводит из себя, раздражает, но в то же самое время, хоть ненадолго, но отвлекает от тяжких дум. Конечно, случается и такое, что мужики от той чуши, что несут бабы над их ухом, кричат, срываются… Во всяком случае, это хоть какая-то разрядка. Снова чуть обняла Кисса — пусть дергается, пусть ругается и выпускает пар, но ему надо каким-то образом придти в себя…

Зато через какое-то время, когда Кисс, наконец, провалился в глубокий сон, я сказала предку:

— Рассказывай, в чем там дело. Что именно произошло у Кисса с его братом, и отчего бедный парень сейчас находится вне закона? Начало этой истории ты мне уже рассказал. Теперь выкладывай то, что было дальше…

Дариан долго стоял перед дверью комнаты во дворце Правителя Славии, за которой остановился граф Д'Диаманте, и никак не мог решиться постучать в эту дверь. Парня будто что-то сдерживало, хотя он пришел сюда после долгих и мучительных раздумий. Надо поговорить с графом: все же какой-никакой, а отец, родная кровь…

Сейчас на свадьбу сына Правителя Славии съехалось множество гостей из самых разных стран, и среди тех гостей был и граф Д'Диаманте, который даже в возрасте семидесяти лет (как это ни удивительно!) по-прежнему считался одним из самых красивых людей по ту сторону Перехода. Об этом человеке говорили много, и ничего хорошего в тех разговорах не было, но это только еще больше разжигало интерес к необычному иноземцу…

Дариан к этому времени уже знал, что граф прибыл сюда без приглашения, в свите принца Таристана, причем приехал не один: с ним был и его сын Кастан, будущий наследник древнего рода Д'Диаманте… Отблеск дурной славы отца падал и на его сына. Пусть об этом молодом человеке никто не мог казать ничего особо плохого, но и хорошего о нем тоже не говорили. Общее мнение было довольно безжалостно: дескать, яблочко от яблоньки далеко не упадет, особенно если учесть, как они оба любили роскошную жизнь…

Хотя молодой человек удивительно походил лицом на графа, тем не менее он не унаследовал ни в малейшей степени удивительного дара отца — его потрясающего обаяния. Более того: молодой красавец не пользовался особым расположением окружающих. Трудно было сказать, что именно не нравилось в нем людям, да только этот молодой аристократ чем-то отталкивал от себя людей. Даже те дамы, что вначале с восхищением поглядывали на прекрасного юношу — и те вскоре отдалялись от него. Непонятно, в чем тут было дело — в его холодности, неприязни, высокомерии или же в чем-то таком, чего никто не мог пояснить, но, тем не менее, это что-то заставляло людей избегать его общества.

Кстати, с тех пор, как Кастан стал появляться в высшем свете — с той поры меж ним и его отцом шло нечто вроде необъявленного соревнования: кто из них окажется первым в числе разбиваемых женских сердец. Как это ни удивительно, но в той схватке сын был разбит наголову — молодость и красота Кастана не шла ни в какое сравнение с невероятной силой обаяния старого графа. Дамы вежливо улыбались сыну и переключали все свое внимание на его отца… Можно сказать: Кастан проиграл вчистую. Все признавали: подобное никак не способствовало улучшению и без того сложных отношений между отцом и сыном…

Появление сына графа среди гостей никого не удивило, что и понятно: парень молодой, холостой, которому надо бы приглядеть себе невесту голубой крови, а именно таких девушек сейчас собралось немало на свадьбе принца Славии… А вот что касается самого графа Д'Диаманте…

Как и следовало ожидать, сразу же по приезде граф оказался окружным обожающими взглядами дам, которых нисколько не пугала дурная слава, всюду сопровождающая имя этого человека. Впрочем, одними взглядами дело не ограничилось: многие знатные и состоятельные особы готовы были швырнуть свое сердце и деньги к ногам прекрасного иноземца — и это несмотря на довольно преклонный возраст графа!.. Самое интересное состояло в то, что несмотря на более чем грязную репутацию графа, женщины все равно слетались на него, как бабочки на огонь. Удивительно, но долгие годы жизни, хотя и наложили на лицо графа Д'Диаманте свою безжалостную печать, но, тем не менее, не испортили, а всего лишь уменьшили его красоту. Хотя, правильней будет сказать, что прожитые годы несколько изменили внешность графа, и, не сказать, что в худшую сторону. Даже сейчас этот человек был очень и очень красив, и поневоле притягивал к себе всеобщее внимание.

К тому же граф до сей поры оставался вдовцом, хотя его жена умерла много лет назад. Видимо, еще и по этой причине постоянно отыскивалась очередная богатая дурочка, которая твердила всем подряд, будто дурное мнение об этом восхитительном, изумительном, потрясающем человеке — это просто жуткие наветы! После чего неразумная баба бросала свои деньги и свою жизнь к ногам графа, человека, столь прекрасного внешне и более чем непорядочного в душе… Что ж, одной разбитой судьбой становилось больше…

Но слухи, в любом случае, увеличивают интерес… Именно потому во дворце Правителя разговоров о прекрасном графе было едва ли не больше, чем о половине гостей. Даже служанки — и те старались лишний раз оказаться перед глазами этого необыкновенно красивого мужчины.

Однако надо признать: внезапный приезд графа Д'Диаманте принес немало проблем как правящему дому Славии, так и Таристана. Причина в том, что графа (если называть вещи своими именами) давно не желали видеть во многих аристократических домах, только вот самому графу Д'Диаманте на подобное мнение о себе было плевать. Ну говорят — и пусть себе говорят, а то, что в тех разговорах имя графа мешают с грязью — так это все зависть невзрачных уродов, завидующих красоте и удачливости графа…

Все последние годы граф Д'Диаманте без приглашения заявлялся туда, куда ему было угодно, и там силой своего немыслимого обаяния заставлял хозяев принимать его у себя в качестве гостя. Ему не было дела до того, что многие аристократы демонстративно покидали те места, где он появлялся, тем более что для грязной репутации графа подобные демарши уже не имели никакого значения. Доходило до того, что после появления где-либо графа Д'Диаманте большая часть людей сразу же покидала то самое место. Подобные проявления брезгливого неуважения совсем не беспокоили графа — как он утверждал, это все людская зависть, среди которой он вынужден жить…

Посещение прекрасным графом хоть кого-то из тех, кто рисковал принимать у себя столь красивого внешне человека, как правило, не проходило бесследно. Увы, но после того, как сам граф покидал очередной дом, где его скрепя сердце принимали в качестве гостя — так вот, каждый раз после его отъезда всплывала очередная весьма неприятная история, в которой граф Д'Диаманте выступал в роли главного действующего лица. Ну, репутация графа к тому времени уже была настолько замарана, а его имя настолько прочно ассоциировалось с понятием «крайняя непорядочность», что очередное ведро дурно пахнущей грязи на общем фоне было совсем незаметно. Скорее это воспринималось как должное. Общее мнение было таким: если принимаешь в своем доме человека, который живет в смоляном котле, то не удивляйся, что позже придется долго счищать отовсюду липкие следы той самой смолы…

Тем не менее, совершенно непонятным образом, действуя лишь силой своего потрясающего обаяния и, надо признать, не без помощи невероятной наглости, граф умудрялся не покидать аристократическое общество, хотя видеть его там вовсе не желали.

Вот и сейчас никто не приглашал графа на празднование. По словам принца Таристана, граф просто-напросто присоединился к его свите на земле Славии, и подошел со словами почтения к принцу в присутствии многочисленных свидетелей… Граф опять все рассчитал верно: принц не намеревался устраивать демонстративное пренебрежение к одному из своих подданных на чужой земле, к тому подданному из числа наиболее родовитых… Хочешь — не хочешь, а пришлось делать вид, будто ты рад видеть этого мерзавца! А меж тем графу хоть бы что: знает, что взгляды всех присутствующих будут устремлены прежде всего на него, а что о нем будут думать некоторые из тех людей, которым он набился в попутчики — так до подобных мелочей прекрасному графу по-прежнему нет никакого дела…

Очень многие из приглашенных на свадьбу сына Правителя и близко бы не подошли к человеку со столь дурно пахнущей репутаций, какая имелась у старого графа, но, во-первых, он заявился на свадьбу не один, а в свите принца Таристана… Во-вторых, уехать со свадьбы, пусть даже и в знак протеста против присутствия здесь этого подлого человека — значит высказать неуважение Правителю Славии. Так что кое-кто из приехавших на праздник гостей вынуждены были остаться, скрепя сердце, но вместе с тем старались сделать все возможное, лишь бы держаться от этого мерзкого человека как можно дальше.

Присутствие графа во дворце Правителя создавало сложности еще и тем, что на свадьбу в качестве почетного гостя был приглашен герцог Белунг. Нет, старый Тьерн Белунг давно умер, и теперь его место занял старший сын, Сьеорн Белунг, брат покойной принцессы Кристелин. Та давняя скандальная история ни им, и никем другим была не забыта. Понятно, что герцог не только не хотел видеть графа, но и не желал ничего слышать об этом человеке. Более того: если б ему позволили, то он пинками бы гнал графа Д'Диаманте до самой границы с Таристаном.

Ох, будь на то воля Правителя Славии, то он давно выставил бы графа не только из дворца, но и за пределы своей страны, причем сделал бы это как можно скорей, однако… Нельзя. Как бы к мерзавцу-графу не относились в правящем доме Таристана, но, тем не менее, столь откровенное неуважение к одному из своих подданных, да еще и относящемуся к элите страны (пусть даже графа в той элите и близко не желали видеть) — тем не менее предложить аристократу древнего рода покинуть дворец — это уже прямое оскорбление Таристана. Так что единственное, что мог предпринять в этой сложной ситуации Правитель — так это дать указание тайной страже проследить за обоими дворянами, и, по возможности, сделать все, чтоб пути графа и герцога ни в коем случае не пересекались…

К тому времени Дариан уже пять лет как служил в тайной страже Славии, и был там на хорошем счету. А в тайную стражу он попал, можно сказать, совершенно случайно. Просто однажды вечерней порой на проселочной дороге он увидел, как десяток бандитов напали на двоих всадников. Один из тех двоих был уже мертв, но второй отчаянно защищался. Вот кого Дариан не выносил всеми фибрами своей души — так это дорожных бандитов. В свое время он от них немало пострадал… Особо не раздумывая, парень бросился на выручку путнику. Пусть высоким искусством фехтования во время своих бесконечных блужданий по миру Кисс так и не овладел, зато в его запасе было нечто другое: все же драться парню пришлось много, и далеко не все из тех выученных им приемов ведения боя были честными. Хватало и подлых, и жестоких, но дающих преимущество в драке… Однако и нападение на путешественников честным поступком тоже было никак не назвать…

Когда все закончилось, Дариан помог добраться до ближайшего города раненому, и там выяснилось, что он пришел на помощь офицерам тайной стражи. Чуть позже его вызвал к себе Вояр… Вначале Дариан не мог понять, для чего он понадобился начальнику тайной стражи Славии. Естественно, что перед тем, как показаться на глаза всемогущему Вояру, парень перебрал в памяти все свои прегрешения, о которых помнил, но ничего особо страшного там не было… Вояр же, дотошно расспросив Дариана о прошлом, внезапно предложил ему работать в тайной страже. Вначале парень растерялся, не знал, что ответить — меньше всего он ожидал услышать подобное предложение, а потом сразу же согласился. Ну и с тех пор пошло-поехало…

Эти пять лет в жизни Дариана, несмотря на опасную службу в тайной страже, все же были для него самыми спокойными, и даже счастливыми. У него был дом, работа, надежда на будущее… Даже воспоминания прошлого не так терзали. И вдруг — приезд графа…

Когда Дариан узнал о том, что во дворец пожаловал граф Д'Диаманте — с того времени он потерял покой и сон. Все то, что, казалось бы, надежно загнано в самые дальние уголки памяти, и заперто там на крепкие замки — все внезапно вспомнилось так ясно, будто произошло совсем недавно… Позже, разбираясь в своих чувствах, Дариан должен был признаться сам себе: ему просто хотелось увидеть отца, сказать ему, что он — его сын, жив, выслушать то, что отец может высказать в свое оправдание… Может, это и глупо, но в глубине души парень считал графа единственным родным человеком. Больше у Дариана родни, считай, не было — ведь не считать же родней семейство герцогов Белунг, которым он был и даром не нужен! А тут — все же отец… Пусть ты давно вырос, и тебе уже двадцать девять лет, но так хочется верить, что ты не один в этом большом мире!

Сейчас Дариан уже давненько стоит перед дверями, не решаясь войти… Все, хватит, надо решаться на что-то одно: или уходить отсюда, или идти к отцу…

Дариан все же постучал в дверь, и услышав «Да, да, войдите!», открыл дверь.

Граф стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение в зеркале. Ах, да, — некстати вспомнил Дариан, — ему же совсем недавно принесли из лавки только что купленную одежду, и сейчас граф был занят тем, что примерял ее.

— Что вам угодно? — граф не отрывал взгляда от своего изображения в зеркале. Он вновь и вновь придирчиво рассматривал свое изображение. Да, надо признать: он все еще очень красив на зависть недругам… Из трех новых костюмов, что ему только что принесли, сегодня он наденет именно этот, жемчужно-серый. Новая одежда сидит неплохо, и, что самое главное, этот цвет так удачно оттеняет его смугловатую кожу!

Что касается двух остальных костюмов… В серебристой паре он будет на бракосочетании, а в черном бархатном — на приеме следующего дня. Беда в том, что у графа к этой новой одежде нет подходящих украшений. Сейчас же надо будет поездить по ювелирным лавкам, поискать подходящее… Во всяком случае, к тому костюму, что сейчас на нем — обязательно! Не покажешься же на вечерний прием со старыми драгоценностями! Те, что у него взяты с собой, имеют несколько иной оттенок камней, совсем не тот, какой следует надевать к этому жемчужно-серому цвету дорогой одежды…Ох, с этими драгоценностями вечно такая морока! И к двум оставшимся костюмам тоже надо подобрать нечто новенькое, эффектное, дорогое… Значит, сейчас же надо поехать по ювелирам, поискать нужное… Еще бы неплохо присмотреть себе что-то из самых ценных и дорогих мехов — их на этом диком Севере так много!.. Заодно не помешает посмотреть и лошадей на местных рынках: одна лошадь — это так несолидно!..

Какое счастье, что мужское обаяние его, графа Д'Диаманте, просто безгранично. К тому же он умеет гениально смотреть на женщин, будь они даже страшны, как смертный грех. Этот знаменитый взгляд графа, легкая улыбка и его загадочное молчание сводили прекрасный пол с ума, причем бабы сходили с ума поголовно. Недаром прекрасного графа на протяжении всей жизни окружали женщины, готовые идти за ним хоть на край света. Или хотя бы кинуться к своим сундукам и отсыпать этому восхитительному человеку столько золота, сколько сумеют в них отыскать…

Что ж, для него и сейчас не должно составить труда задурить голову кое-кому из присутствующих здесь вдовушек, благо баб с деньгами на его век хватит. Тут имеется три-четыре дамы, представляющие для прекрасного графа немалый интерес. Осталось только определиться, у которой из них денег побольше. Все же у графа к сегодняшнему дню накопилось столько долгов, что это становится несколько опасным — того и гляди, на землю и имущество будет наложен арест. Пожалуй, надо будет очаровывать не одну, а двоих… Состояния двух богатых баб вполне хватит, чтоб не только оплатить все долги, но даже кое-что оставить для себя… Правда, потом надо будет стравить меж собой этих старых дур: пусть разбираются, которая из двоих виновата в том, что каждая них осталась с едва ли не дочиста вывернутым кошельком…

Ничего страшного, за учебу тоже надо платить, впредь умнее будут, а внимание прекрасного графа тоже чего-то стоит! Сами должны понимать, что не будь у них столько денег, разве он, красавец из красавцев, позарился бы на этих двух старых грымз?! Оказал внимание — и за то пусть спасибо скажут, и отныне вспоминают о нем день и ночь… Это занятие куда интересней, чем пересчитывать деньги, которых, честно говоря, у тому времени у них совсем не останется… Да и зачем им деньги? Прекрасный граф сумеет употребить их с куда большей пользой…

— Здравствуй, отец… — негромко произнес Дариан.

Граф недоуменно покосился в его сторону. Еще несколько мгновений — и по-прежнему прекрасного графа перестало занимать собственное отражение в зеркале. Он повернулся к вошедшему человеку и просто-таки впился взглядом в его молодое лицо, рассматривая прозрачные глаза в длинных темных ресницах и роскошную волну удивительно красивых светлых волос, один в один повторяющие восхитительные волосы графа, предмет его гордости и нескрываемой зависти окружающих…

В комнате повисла напряженная тишина. Из головы Дариана отчего-то вылетели все заранее приготовленные слова, а у побледневшего графа и вовсе не было слов. Наконец прекрасный граф спросил (вернее — взвизгнул, так как у него от волнения или испуга перехватило голос):

— Вы кто?

— Дариан. Меня так сложно узнать?

— Нет…

— Это именно я. В доказательство могу показать спину…

И тут Дариан вновь увидел, как прекрасное лицо графа в одно мгновение может стать отталкивающе-безобразным, совсем как много лет тому назад, когда он требовал, чтоб сын сказал, куда спрятаны камни Светлого Бога… И что еще никак не ожидал увидеть Дариан — так это настоящую ненависть в глазах графа, причем ненависть настолько лютую, что парень мгновенно понял — напрасно он пришел сюда, пытаясь наладить родственные отношения… Тут ни о каком прощении или взаимопонимании не может быть и речи. Раньше парень часто думал о том, что они с отцом скажут друг другу при встрече, но такой откровенной неприязни, граничащей с ненавистью, он никак не ожидал.

Несколько шагов в сторону — и граф, схватив стоявший на столике медный колокольчик, начал изо всех сил трясти его. В комнату заглянул слуга.

— Что угодно вашей…

— Позовите сюда моего сына Кастана! Немедленно! Немедленно! — закричал граф срывающимся голосом,

Слуга ушел, а граф продолжал смотреть на стоявшего перед ним светловолосого парня с ужасом, злобой и ненавистью, причем ненависти становилось все больше и больше…

— Ты, ты… Ты откуда здесь взялся? — в голосе графа по-прежнему проскальзывали визгливые нотки. — Что тебе от меня надо? Зачем пришел?

Тем временем вновь отрылась дверь, и в комнату вошел молодой темноволосый мужчина. Кастан… Удивительно красивый человек, внешне очень похож на отца, только вот волосы у него такие, как у большинства жителей Таристана — прямые и жесткие. Более того: несмотря на молодость, Кастан начал заметно лысеть с макушки, и ему приходилось тщательно зачесывать волосы назад, чтоб прикрыть свой неровный шишковатый череп.

— В чем дело? Дорогой папаша, что опять случилось? Ухажер вашей очередной пассии заявился, чтоб начистить вам морду? Должен заметить — давно пора…

Граф выставил вперед палец, указывая им на Дариана:

— Он пришел!.. Нашелся…

— Кто — он?

— Дариан…

— Тот самый? Твой сынок, чтоб его…

— Он самый!

— Ты уверен? Это именно тот человек?

— Да…

— Значит, объявился… — Кастан, в отличие от отца, вел себя куда более спокойно. Он не стал терять время попусту, и утверждать, будто перед ними стоит невесть откуда взявшийся самозванец, а принялся трезво оценивать происходящее. Похоже, он не относился к числу паникеров, а, скорее, принадлежал к тем деловым и практичным людям, кто пытается обратить в свою пользу все, что происходит на их глазах.

Вот и сейчас: оглядев стоящего перед собой молодого человека, он с легким презрением в голосе бросил графу:

— Что ж, очень может быть… К этого человека почти что твои волосы, дорогой папаша, которыми ты так безумно гордишься, да и на лицо вы чем-то схожи меж собой, хотя и весьма отдаленно. Я мог бы усомниться в том, что этот человек и есть тот самый давно сбежавший недобитый сопляк, но вот его глаза… Один в один такие же бесцветные и пустые, как у герцогов Белунг, которые в свое время натянули вам козью морду, блистательный граф. Лицо, волосы, глаза, и еще что-то, дающее уверенность в том, что парень не врет… Слишком много совпадений. Могу предположить с почти полной уверенностью, что, судя по всему, так оно и есть: этот лупоглазый — твой старший сынок. Поздравляю вас, дорогой граф, с вновь обретенным чадом! Только вот что ты делать будешь, козел старый, со всей этой ситуацией?

— Камни… — в ужасе прошептал граф. — Кастан, камни…

— Помню. Они самые… И потом, если мне не изменяет память, вы сразу же должны выполнить приказ нашего короля. Правда, этот старый хрыч давно умер, но его давний указ никто так и не отменил…

— Нет, только не это! — граф в ужасе схватился за голову.

— Да, папаша, чувствую, что грехи отцов должны исправлять их дети… — губы Кастана неприятно изогнулись на его красивом лице. — Если я правильно понял, дорогой граф, сейчас перед нами во всей красе стоит последствие вашего давнего блуда и первопричина многих наших несчастий, так? Интересно посмотреть на это порочное создание…

Дариану захотелось повернуться и уйти. Отец и брат говорили о нем так грубо, и настолько бесцеремонно, словно его рядом и близко не было, да и в выражениях особо не стеснялись…

— Кстати, а чего ты молчишь? — соизволил обратиться Кастан к Дариану. — Скажи что-нибудь.

— Что ты хочешь услышать?

— Ну, хотя бы про то, каким непонятным образом ты умудрился выжить, и в какой норе прятался все эти долгие годы…

— Разве вам это интересно?

— Честно? Нет. Ни в коей мере. Досада, конечно, присутствует… И знаешь, на что? Не понимаю, как это моя мамаша тебя угрохать не смогла?! А ведь, говорят, пыталась, да все без толку. Надо признать: это упущение с ее стороны, а она редко допускала подобные проколы… И ведь чувствовала моя дорогая мамаша, что ты жив, да вот найти тебя никак не могла, как ни старалась. Ты прямо как тот беспородный кот, которого как ни дави, а он все равно выживет… Да, характером он, похоже, не в вас, дорогой отец, а в родню своей мамаши уродился: те тоже много не говорят, но свое дело доводят до конца…

Вот, значит, как… Разговор с самого начала пошел вовсе не так, как рассчитывал Дариан, а сейчас окончательно свернул не в ту сторону. Стало противно… И что он тут делает, зачем выслушивает все оскорбления? Давно надо было уйти…

Но стоило повернуться к дверям, как снова раздался голос Кастана.

— Куда это ты собрался так быстро, а? Пришел поговорить, а сам к дверям кидаешься! Это уже совсем не по-родственному. Для начала давай общую тему для разговора найдем, хотя бы о наших матерях побеседуем… Я, например, все еще твою мамашу помню. Не веришь? Зря…

Дариан повернулся к Кастану, а тот, глядя на него, продолжал говорить, по-прежнему кривя свои красивые губы.

— А знаешь, отчего я все еще ее помню? Просто я тебе уже тогда завидовал. Сомневаешься? Напрасно. Да-да, я завидовал, и все из-за твоей матери. Она все время была рядом с тобой, сюсюкала над своим сыночком, тряслась над ним, то есть над тобой, будто ты для нее был невесть каким сокровищем… А вот моя мамаша, кол осиновый ей в усыпальницу! моя сволочь-мамаша — увы, она любила не меня, а нашего дорогого папашу! Причем любила только его одного, и больше никого во всем мире! А я… Хотя моя сволочь-мамаша и была редкой сукой, все же я любил ее куда больше, чем она меня. Если ты не в курсе, то не помешает знать, что я у нее был лишь средством для того, чтоб удержать этого кобеля, нашего папочку, вечно шляющегося неизвестно где и невесть с кем… Так ведь? — обернулся Кастан к испуганно замершему отцу, а потом снова устремил свой взгляд на Дариана. — О, молчит наш милый папуля, но при этих словах рожа у него донельзя довольная: еще бы, ведь все именно так и было, а наш папашка не выносит, чтоб его опережали хоть в чем-то, а то, что от папули все без исключения бабы теряли голову — это общеизвестно. Дорогой граф, так?

Однако прекрасный граф молчал, лишь с непреходящей ненавистью то и дело косился на Дариана. Но парень к тому времени уже и сам понял: ему не стоило приходить сюда… А Кастан тем временем продолжал:

— Наш папаша… Что бы он ни говорил, и как бы не изображал на своей холеной морде скорбь и страдание, но я-то знаю: он приложил свою руку не только к смерти твоей матери, но и к моей тоже… Так, папаша? Молчишь? Конечно, у тебя всегда виноват кто угодно, только не ты! Кстати, папаша, обратите внимание: ваш бастард слушает и радуется — хорошо, что я удрал из этой семейки, где все друг друга не выносят… Мой внезапно объявившийся братец, должен сказать тебе, что твоя мамаша тоже была полной дурой — смотрела на нашего папашу во все глаза и верила всему, что он ей говорил. Или писал… За что, собственно, и поплатилась. Дура.

— Не смей так говорить о моей матери! — сжав кулаки, Дариан шагнул к Кастану.

— Ох, какие мы, оказывается, впечатлительные! — в голосе Кастана появилось нечто омерзительное. — Кстати, тебе не помешает знать одну подробность: а ведь твоя мамашка не сразу умерла после того, как ее скинули с башни. Она оказалась такой же живучей кошкой, как и ты… Ее и в огонь живой кинули…

— Что?! — Дариан почувствовал, что его затрясло от ужаса.

— Как, ты об этом не знал? Досадно… — но, судя по мерзкой улыбке Кастана, он был просто-таки счастлив сообщить об этом Дариану. — Папаша, а отчего это ты своего старшего сынка в эти трогательные детали не посвятил? Стесняешься? Ну, подобное на тебя иногда находит, жаль только, что весьма и весьма редко. Наверное, вспоминать о том не хочешь? Понимаю, тут гордиться нечем… Дорогой братец, должен с прискорбием тебе сообщить, что моя мамаша над своей поверженной соперницей покуражилась вдоволь. Ты все одно об этом знать не можешь — говорят, в истерике бился и на мою мамашу с кулаками наскакивал… Было такое? А ведь твоя мать, эта невзрачная девка-принцесса, в то время была еще жива, и полностью во власти госпожи Гарлы, моей дорогой матери… Да, любила моя старушка это дело — поглумиться над тем, кого сумела сломать… Хочешь знать, как было дело? Сейчас расскажу, причем со всеми подробностями — ведь моя мамаша ее своим слугам для развлечения отдала… — и из красивых уст Кастана полилась такая грязь, что у Дариана волосы на голове встали дыбом.

— Заткнись! — прохрипел он. Увы, но говорить нормальным голосом Дариан был уже не в состоянии.

— Зачем? В отличие от дорогого папаши, на которого иногда невесть с чего нападает странная забывчивость, мне бы очень хотелось поделиться с тобой еще некими… рассказами очевидцев, причем весьма пикантными… — и Кастан, как ни в чем не бывало, продолжил свое мерзкое повествование.

— А я сказал — заткнись! — Дариан едва сдерживался.

— Ну-ну, не горячись. Ты еще не услышал самого интересного — оскал донельзя довольного лица Кастана стал напоминать крысиную морду. — Сейчас я сообщу тебе такое…

— Еще одно слово — и я тебя…

— Слушай, у меня появилась идея! Хочешь, я этими милыми подробностями поделюсь с родственниками твоей мамаши? Нет, это мелко… Правду стоит знать всем. Сегодня же расскажу о той печальной истории всем гостям — а их тут хватает…

У Дариана, и без того доведенного до бешенства словами Кастана, потемнело в глазах. Не помня себя, он ударил брата. Вернее, ему показалось, что ударил…

Дело в том, что Кастан, старательно поливая грязь на имя принцессы Кристелин и умело изображая на лице дурашливую улыбку, на самом деле пристально следил за Дарианом. Кастан, обладая холодным и расчетливым умом матери, понял: сейчас у него появилась прекрасная возможность одним махом избавиться и от ненавистного папаши, и от невесть откуда свалившегося на его шею старшего братца, который, кстати, имеет куда больше прав получить титул графа…Хотя с последним утверждением можно и нужно поспорить…

Кастан четко уловил тот момент, когда Дариан только-только стал замахиваться кулаком на него. Что ж, именно этого он и ждал… Прекрасно, тем более что он, младший брат, все хорошо рассчитал — моментальный рывок в сторону, а на то самое место, где он только что стоял, Кастан с силой толкнул отца…

Сильный удар Дариана свалил графа на пол… Сквозь пелену бешенства, все еще застилающую глаза, парень увидел, что отец неподвижно лежит на полу. Понятно: и без того сокрушительный удар Дариана был усилен тем, что Кастан сильным толчком отправил отца навстречу кулаку его старшего сына…

Когда Дариан смог, наконец, перевести дыхание, то увидел, как Кастан наклонился над неподвижно лежащим на полу графом, а затем с досадой поднял глаза на Дариана.

— Увы, но наш папаша жив… Похоже что его, как и тебя, быстро не угробишь. Оба живучие, как крысы. Или же ты слабовато бьешь. Врезал бы посильней — сразу бы избавил меня от множества хлопот, а так… Не хочешь папашке добавить, чтоб за свою мамашку отомстить? Нет? Ну и слюнтяй. Тебе все одно терять нечего — влип по самые уши, и все можно было бы решить одним разом… Впрочем, для начала и этого вполне достаточно… — и Кастан, схватив со стола колокольчик, стал яростно трясти его…

…Когда Дариан закончил свой долгий рассказ, Вояр чуть слышно ругнулся сквозь зубы. Главе тайной стражи парень рассказал все… Ну, почти все, умолчав лишь о пропаже камней Светлого Бога — даже Вояру не следует знать всего…

— Ты почему мне раньше ничего не сказал?

— Я не думал…

— Оно и заметно. Значит, решил с родней познакомиться… Чтоб ты знал: я и раньше замечал твое внешнее сходство с графом Д'Диаманте, но посчитал, что ты можешь быть последствием, так сказать, одного из многочисленных увлечений этого аристократа. От таких детей частенько пытаются избавиться, и оттого улица становится их вторым домом… Ты знаешь: я очень не люблю, когда меня обманывают. При поступлении на службу в тайную стражу ты сказал, что не помнишь своих родителей… Так?

— Извините…

— Одними извинениями здесь не обойдешься. И не стоило тебе обманывать меня с самого начала — как правило, это не ведет ни к чему хорошему.

— Я не обманывал — просто промолчал кое о чем…

— Ну и к чему это привело? Вот и сейчас ты говоришь мне одно, а сын графа Д'Диаманте утверждает совсем иное. По его словам ты, пользуясь кое-каким внешним сходством между вами, попытался набиться им в родню, а когда из этого ничего не вышло, то стал угрожать, и даже попытался привести свои угрозы в действие. Даже деньги похитил, и кое-что из драгоценностей… Если б люди не успели прибежать, то убил бы обоих, без сомнения…

— Ложь!

— Граф, который уже пришел в себя, полностью подтверждает слова своего сына. Так что их показания против твоих… Угадай с первого раза, кому из вас поверят? Двум высокородным или невесть кому, человеку без рода и семьи? Хотя какие тут могут быть угадывания, и без того все ясно, как божий день… И на кой ляд ты туда поперся, а?!

— Не знаю… Отец, все-таки! Какая-никакая, а родня…

— Некоторой родни лучше вообще не иметь — здоровей будешь… Ладно, посиди пока в соседнем кабинете. Попытаюсь хоть что-то сделать, но далеко не уверен, что у меня это получиться…

Вояр пришел лишь через несколько часов. Судя по его виду, ничего хорошего Дариана не ждало и ждать не могло.

— Плохо дело. У графа серьезные травмы — доктора говорят, что он вряд ли встанет на ноги. Кастан поднял шум до небес — требует, чтоб тебя строго наказали. Дескать, простолюдин поднял руку на высокородного, да еще и пожелал набиться им в родню… Ну, ты знаешь, чем обычно заканчиваются подобные обвинения. Пусть граф — последнее дерьмо, но, тем не менее, он — поданный Таристана, а нападение на одного из самых родовитых дворян той страны должно караться соответствующим образом. И Правитель вне себя от гнева — такой скандал перед свадьбой сына! Что касается герцога Белунг… Нам было сказано так: если этот молодой человек, о котором идет речь, действительно является сыном его покойной сестры Кристелин, то пусть он докажет это — камни Светлого Бога разрешат все сомнения. А до того… Если коротко, то никто из семьи Белунг о тебе и знать ничего не желает.

— Понятно…

— Да ничего тебе не понятно, болван! — Вояр чуть повысил голос. — Плохо твое дело, очень плохо, и, боюсь, я тут бессилен — обстоятельства и обвинения куда сильнее меня. Знал бы я раньше о том, кто ты на самом деле — все могло быть иначе. А сейчас…

— Что — сейчас?

— Сейчас сиди здесь, и не высовывайся. Может, сумею сделать для тебя хоть что-то. А если нет, то, как говорится, не обессудь — сам виноват…

После ухода Вояра Дариан понял: ему надо уходить, причем неважно, куда именно. Главное — как можно быстрее покинуть Славию. Вояр прав: при взгляде со стороны все произошедшее выглядит как попытка убийства простолюдином высокородного господина, да еще и сопровождаемая таким скандалом… Кастан в любом случае будет добиваться казни наглеца, и в этом вопросе Правитель, без сомнения, пойдет ему навстречу. Остается одно — бежать, и чем скорее он это сделает, тем лучше. Для него…

Дариан так и не понял, каким образом ему удалось покинуть здание тайной стражи — может, Вояр не успел дать приказ о его аресте, или же ему просто повезло… Но уже ночью, на своей лошади от мчался в сторону южной границы Славии — все одно за Переходом ему нечего было делать… В голове, кроме сумятицы и горечи, билась одна мысль: раз ты бастард, то и место твое не может быть среди тех, кто считает себя выше остальных. Им ты не нужен… Это — судьба, и не стоит с ней спорить. Что написано на роду — то с тобой и произойдет, и пытаться что-то изменить просто глупо. Надо принимать жизнь такой, как она есть, и тогда все станет намного проще. Если тебе суждено жить среди тех, кого отвергают — значит, пусть так и будет. Не стоит покидать ту среду, в которой ты вырос — все одно ни к чему хорошему это не приведет… Никто не виноват: это просто судьба, а мы все — ее пленники…

…Кисс по-прежнему спал, то и дело постанывая во сне — как видно, после неожиданной встречи с Кастаном у него на душе было совсем плохо. И предок молчит, ничего не говорит…

Сейчас, глядя на беспокойно спящего парня, я поняла, отчего в начале нашего пути из Стольграда мои спутники глядели на Кисса с таким презрением. Дескать, в отношении него может быть одно из двух: либо шантажист, либо поднял руку на собственного отца. И то, и другое мерзко, и ничего, кроме отвращения, вызвать не может. Да, Кисс, тебе будет сложно отмыться от этих обвинений, которых, кстати, с тебя никто не снял…

Не знаю, что бы сказал Кисс, но я чувствую — нынешней ночью ничего с нами не случится! И вряд ли кто потревожит сон обитателей этого заштатного постоялого двора. Ну, раз такое дело, то и мне можно прилечь.

Тихонько забралась к спящему на лежанке Киссу, прижалась к нему… Сейчас, пока он спит, я незаметно постараюсь снять с его души всю ту боль, что скопилось в ней за долгие годы. Со спящим это делать легче, а если бы Кисс бодрствовал… Боюсь, шуганул бы он меня от себя куда подальше…

Постепенно сон парня стал куда более спокойным, и он, сам не отдавая себе в том отчета, обнял меня и прижал к себе. Я же еще со времени наших совместных блужданий по лесам помнила, как мне было хорошо и спокойно спать подле него. Это в Нерге мы все время спали по-очереди: когда один из нас спит, другой обязательно дежурит, а иначе никак… Эх, была — не была, нарушим правила разок…

Утром Кисс довольно бесцеремонно растолкал меня.

— Подруга, ты что — окончательно обнаглела? Мало того, что лезешь ко мне без приглашения, так еще и дисциплину нарушаешь? Почему не дежурила? Если тебе ночью спать захотелось, то отчего меня не разбудила?

— Да все в порядке… — потянулась я. — Не шуми…

— Ну, знаешь ли!..

— Кисс, мог бы разбудить меня чуть позже — мне снился такой хороший сон! А сейчас просыпаюсь — и рядом ты, весьма недовольный, да еще и бурчишь вдобавок…

— А с чего это ты ко мне опять кошкой подползла? Причем чуть ли не на брюхе… Уже успела где-то набедокурить, или вновь вздумала меня жалеть? С чего бы это вдруг? Если не знаешь, как скоротать время, то найди себе занятие поинтересней.

— Н-да? А кто меня ночью к себе прижимал? Прямо к сердцу…

— Так это мне, наверное, Гури снилась… Тоже, знаешь ли, просыпаюсь в прекрасном расположении духа — а под боком не эта волшебная женщина, мурлыкающая, как нежная кошечка, а ты, нахалка и грубиянка, которая только о том и думает, как бы обидеть лишний раз меня, беднягу…

— Еще ты во сне стонал…

— Да это я тебя, наверное, придушить хотел. Увы, не вышло… От тебя, моя дорогая, так просто не избавиться. Кстати, долго ты еще тут валяться намерена?

— А что тебя не устаивает?

— Хм, как бы сказать повежливей… А не пошла бы ты, подруга…

— Спасибо, но мне и тут пока не плохо.

— Дорогая моя, должен с горечью отметить, что ваши когда-то высокие моральные устои просто-таки рухнули до самого нижнего предела. А то провалились и того ниже… Помнится, в своем Большом Дворе вы были куда более суровы и неприступны.

— Кисс, мне Койен рассказал, что тогда произошло между тобой и твоим отцом. И братом…

— Лучше бы он тебе рассказал, как ту старую ведьму из тюрьмы вытащить, вместо того, чтоб нести всякую чушь.

— Это не чушь. И в той истории со своим отцом ты совсем не виноват. Просто тогда Кастан спровоцировал тебя, причем сделал это намеренно. У него был свой расчет: хотел одним махом избавиться и от тебя, и от порядком надоевшего папаши.

— Лиа, я, кажется, сказал — хватит! — рявкнул Кисс и попытался было встать с лежанки, но я его удержала.

— Еще Койен просил тебе кое-что передать… — продолжала я, не обращая внимания на слова Кисса. — А именно: все, что тебе тогда сказал Кастан насчет твоей матери — это подлая ложь. В тот страшный вечер, когда ее сбросили вниз по приказу Гарлы… Она умерла сразу же после падения с башни, мгновенно. Не мучалась…

— Это… это действительно так? — в голосе парня была такая надежда, что у меня сжалось сердце. — Мама… Она, правда, погибла сразу же?

— Да.

Кисс ничего мне не сказал, но готова спорить, что с сердца у него свалился тяжелый камень, который лежал там много лет. Сейчас он закрыл глаза, и вновь откинулся на лежанку. Похоже, что тот давний разговор с Кастаном и его грубые слова все эти годы не выходил из головы Кисса, а после сегодняшней ночной встречи с братом жестокие слова снова стали звучать набатом в ушах парня. Тем временем я продолжала:

— А все эти долгие разглагольствования Кастана насчет того, что она была жива еще какое-то время, и что с ней делали потом… Твой сводный братец сразу догадался, как и чем именно тебя можно вывести из себя, причем ему надо было довести тебя до такого состояния, чтоб ты потерял самообладание. Вот он и проделал это, причем настолько умело, что ты сорвался, к великому удовольствию младшего братца… Правда, одним разом избавиться от вас обоих у него не получилось, но Кастан все равно умудрился повернуть все произошедшее в свою пользу… Кстати, чем кончилась та история? Я имею в виду графа и его любящего сына?

— Чем? — Кисс открыл глаза, и я вновь увидела перед собой прежнего нагловатого парня с насмешливым голосом. Только вот в усмешке Кисса на этот раз промелькнуло нечто неприятное, заставившее меня вспомнить Кастана. — Граф Эдвард Д'Диаманте и на этот раз вывернулся. Правитель Славии в качестве извинения за нанесенный ущерб оплатил все долги графа, а их к тому времени набралось столько, что являлось бы серьезной проблемой даже для очень и очень богатых людей. Вдобавок графу была выдана еще и некая… компенсация, более чем солидная. И это еще не все: Правитель проявил подлинную щедрость — бедному страдальцу было назначено ежемесячное пособие, более чем солидное, которое будет ему выплачиваться до той поры, пока несчастный вновь не пойдет своими ногами… Так сказать, содержание до полного восстановления. Ну и заодно пострадавшей стороне было обещано: если только я попаду в руки стражников Славии, то буду отправлен в Таристан, на суд тамошней аристократии — ведь тот, кто поднял руку на высокородного, должен быть наказан по всей строгости закона. Против подобного решения Правителя не возражал никто из правящего дома Таристана. Хотя при королевском дворе той южной страны с куда большей радостью было бы встречено известие о том, что отыскался, наконец, некто, свернувший голову графу Д'Диаманте, позорящего своим недостойным поведением высокое звание аристократа. Впрочем, этому бы обрадовались не только там…

— А не знаешь, как сейчас они живут, и какие меж ними складываются отношения? Я имею в виду семью Д'Диаманте? Все же это Кастан хотел избавиться от своего отца…

— Почему же, наслышан об их житье-бытье. Внешне там все довольно пристойно, хотя отец и сын стараются держаться друг от друга как можно дальше. Тем не менее, на них снова накатывают денежные проблемы. Граф и его сын — они оба привыкли жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая, а для этого нужно иметь бездонный кошелек. Увы, в семье Д'Диаманте деньги не задерживаются. На сегодня у них вновь набралась прямо-таки немыслимая сумма долгов, и если граф, или же его сын не сумеют непонятно каким образом раздобыть необходимые деньги, то отцу и сыну грозит полное разорение. На их земли вот-вот будет наложен арест…

— А вчера… Как ты думаешь, зачем Кастан ездил в цитадель?

— Не знаю, хотя кое-какие мысли по этому поводу у меня имеются… Если коротко: ни за чем хорошим туда не ездят. Не те там дела творятся, о которых можно сообщать всем и каждому… Кстати, дорогая, я так и не понял, с чего это ты вдруг вздумала отираться возле меня? Учти: объяснения от тебя этому весьма недостойному поведению я так и не услышал. И, что самое интересное, ты даже не думаешь отползать! Хотя бы сделай вид, что тебе страшно неудобно оказаться в столь пикантной ситуации!

— Не вижу необходимости…

— Какая вопиющая бестактность вкупе с немыслимой дерзостью! Попирается моя высокая нравственность! Про остатки вашей порядочности я уже и не упоминаю: она, кажется, давно разбита вдрызг! Да еще совести хватило — под бок к спящему мужчине полезла! Помнишь, я тебе говорил — ты не в моем вкусе…

— Ну, это было так давно… Вдруг у тебя вкусы поменялись? Всякое случается. Говорят, в жизни нет ничего постоянного…

— Я решительно отказываюсь понимать вас, моя дорогая! — оскалился Кисс. После того, что я сказала парню о его матери, его настроение поменялось, и он снова стал прежним наглым котом. Спасибо вам, Пресветлые Небеса, парень, кажется, успокоился и я вновь вижу перед собой того Кисса, которого знала раньше. Вот и сейчас он продолжал со своей непонятной ухмылкой — Повторяю: душа у меня хрупкая и нежная, почти как цветок…

— Ага, только еще бы понять, какой именно цветок напоминает твоя душа — крапиву или колючий осот? Не подскажешь?

— О Небо, где ее душевная тонкость?! Моя дорогая, ваши постоянно бросаемые в мою сторону грязные намеки совершенно непонятного содержания вызывают в ней, в трепетной и чистой душе нежного цветка… Цветок… — тут Кисс на мгновение замер, а потом заговорил уже совсем иным голосом. — Лиа, погоди… А где схема тюрьмы, ну, та самая, которую нам нарисовал стражник?

— Вон там, на столе лежит… А что, тебе пришла в голову дельная мысль?

— С тобой растеряешь все мысли… Так, давай еще раз посмотрим на эти каракули…

Парень долго смотрел на грубо начерченную схему, потом вновь прилег на лежанку, прикрыв глаза. Я тихонько отошла, присела за стол. Уже знаю, что в такие моменты Кисса лучше не беспокоить — мне еще и попадет, чтоб не отвлекала, так что лишний раз лучше промолчать. Чуть позже сам скажет, что надумал.

— Так, говоришь, дельная мысль… — через продолжительное время вновь подал голос парень. — Лиа, насчет дельной мысли — это вряд ли, но зато мне в голову пришла некая дурная мысль насчет того, как ту старую ведьму вытащить…

— Она не ведьма!

— Ладно, пусть не ведьма, а кто-то вроде того… Только обещай выслушать спокойно.

— Ну, ты же меня знаешь.

— Знаю, оттого и говорю — вначале выслушай…

…Когда Кисс закончил говорить, я вздохнула:

— Как я понимаю, спрашивать, все ли в порядке с твоей головой — бесполезно?

— Так что скажешь?

— И как тебе подобное в голову могло придти?

— Дорогая, будь добра, ответь на мой вопрос поточнее.

— Пожалуйста. Это может придумать лишь тот, у кого с мозгами не все в порядке. Самому совать голову в петлю… У меня, как видно, тоже в голове чего-то не хватает, раз я не возражаю. Так что я единственное, что я могу сказать насчет твоей мысли, так это всего лишь то, что мы с тобой — два дурака. И оттого планы у нас дурацкие. И еще: таких придурков, как мы, надо еще поискать…

— Если я правильно понял, то вы, моя дорогая, ничего не имеете против? И даже согласны?

— Интересно, как ты догадался?