Марида успокоилась не скоро, и все это время она крепко держала меня за руку, как будто опасалась — отпусти она меня, и я исчезну, как сон. Похоже, бывшая королева все еще не могла поверить в то, что случилось за последние пару часов. Я ее понимаю: бедная женщина все еще с трудом верила в происходящее. Если честно, то и я тоже. Ведь если вдуматься: самое сердце Нерга, мы, которые только что помогли бежать из тюрьмы бывшей королеве Харнлонгра и сейчас отсиживаемся в храме местного божества… Бред!
И все же рядом с нами сейчас была королева, пусть и бывшая. Наплакавшись, и немного придя в себя, она куда более внимательно посмотрела на нас обоих.
— У меня к вам столько вопросов, что не знаю, с которого начать — негромко начала она. — Как же вы меня нашли? Как оказались в Нерге?
— Люди добрые подсказали, где тебя искать. Вот и мы рыли носом землю, чтоб тебя отыскать!
— Я все боюсь поверить в произошедшее… Все думаю — вдруг я сплю, проснусь, и окажется, что это все мне только пригрезилось… Знаете что… Лия, расскажи мне все, что случилось, и о том, как вы сумели пробраться в тюрьму. Пожалуйста…
Конечно, ей надо знать, обо всем, и я поведала Мариде все, что произошло со мной, начиная с того самого момента, когда мы с ней расстались на дворе моего дома. Опустила лишь то, что считала ненужным. Кисс все время помалкивал, не говорил ни слова.
— Вот так все и было, Марида, или как там тебя, то бишь вас… — я тоже говорила чуть слышно, — дорогая королева Мейлиандер…
— Во-первых, бывшая королева — меня изгнали, а во-вторых слышать свое настоящее имя из твоих уст — для меня это несколько непривычно. Я бы даже сказала — удивительно…
— Тогда я по-прежнему буду называть тебя Маридой, а не то, говоря по правде, мне сложновато выговаривать твое настоящее имя.
— Ах, Лия, Лия… Неужели это действительно ты? Я тебя просто не узнаю…
— Сама себя не узнаю в последнее время — я чуть развела руками. — Ты вот спрашивала, как я тебя из тюрьмы вытащила, и для чего… Поясняю: очень мне хотелось узнать у тебя — во что ты меня втравила, ведьма старая, а?!
— Это ты про что? — Марида, кажется, даже немного оторопела от моих слов.
— Да все про то же самое! Ты же о чем меня просила? Так, пустяк, небольшое одолжение: кружево сплети, по болоту вечерком прогуляемся, двух мальчиков до столицы проводи, а не то они, бедняжки, заблудятся в незнакомой стране… И чем это все закончилось, а?!
— Но, девочка моя, как же так…
— Как? А какого… ты меня привлекла к своим делам, а? Ведь с самого начала знала, что, начиная с того самого кружева, которое я изготовила по твоей же просьбе — с того самого времени наши судьбы сплетены вместе!..
— Согласна, виновата. Но в то время я не думала о возможных последствиях, а потом… Потом вышло так, что события было уже не остановить…
— Насчет «не остановить» — это я ощутила на своей шкуре. Знаешь, нередко у меня возникало желание пришибить тебя! Затем и вытащила из тюрьмы ваше королевское величество…
— Лия, девочка моя! — Марида, чуть всхлипнув, снова обняла меня. — Как же я рада тебя видеть, ты даже не представляешь!
— Если честно, то я тебя тоже… — ругаться дальше мне уже не хотелось.
— Извините, дамы, что вмешиваюсь в ваш крайне интересный разговор, но нельзя беседовать ли чуть потище? — перебил нас Кисс. — Что-то ты, радость моя синеглазая, расшумелась не по делу…
— Кисс, — зашипела я на ухмыляющегося парня, — Кисс, я не кричу! Просто у меня нет слов…
— Если у тебя, наконец-то, нет слов, то хоть немного помолчи, порадуй мой слух… Кстати, милая дама… — Кисс церемонно склонил голову перед Маридой, — милая дама, не подскажете ли, как я должен к вам обращаться? Лексикон нашей общей знакомой по отношению к столь знатной даме, каковой являетесь вы, я, разумеется, принять не могу.
— Ну, — чуть улыбнулась Марида, — тут вы правы. Пожалуй, вам обоим стоит называть меня… — женщина на секунду задумалась. — Называйте меня… уважаемая атта. В переводе на язык Славии слово атта это означает «милая бабушка». Так в Нерге обращаются ко всем старшим женщинам в своей семье. Для посторонних подобное звучит естественно…
— Ни фига себе, бабушка с голубой кровью… — не удержавшись, съехидничала я. — Бедный Дан — отхватил себе такую сестрицу, как я…
— Милая бабушка… Что ж… — в отличие от меня, Кисс был куда более серьезен. — Пожалуй, это логично. Для сторонних слушателей, разумеется…
— Значит, так и решим.
— Скажите, уважаемая атта, — в улыбке Кисса появилось нечто, говорящее о том, что меня сейчас опять помянут в разговоре, причем далеко не в хорошем смысле. — Мне уже давно хотелось бы знать: эта нахальная девица и раньше была невоздержанна на язык?
— Кто, Лия? Не замечала…
— Тогда вас ждет немалое разочарование. Ваша подопечная постоянно демонстрирует столь скверный характер вкупе с совершенно невыносимым поведением, что…
— Кисс, зараза, чтоб тебя!..
— Вот, уважаемая атта, вы только что воочию видели и своими ушами слышали нечто такое, от которого я уже давно не знаю куда спрятаться!
— Могу подсказать!.. — делайте со мной, что хотите, но когда Кисс начинает меня подкалывать, сдержаться я не могу.
— Да хватит вам! — непонятно отчего Марида улыбалась, глядя на нас. — Лия, это что — твой молодой человек?
— Еще чего!.. — возмутилась я.
— Это с какой стороны посмотреть… — с лица Кисса не сходила та насмешливая улыбка, которую я не выношу. — Видите ли, уважаемая атта, эта настырная особа никак не желает отставать от меня. Куда иду я — туда направляется и она, причем каждый раз с пеной у рта наша общая знакомая доказывает всем и каждому, что ее присутствие подле меня — это вынужденная и тяжкая необходимость. Для нее, разумеется. Должен с горечью заметить: нравы нынешних девиц совершенно не соответствуют идеалу мужчин и моим мечтам.
— Кстати, молодой человек, — кажется, Мариде хотелось засмеяться. — Молодой человек, мне бы хотелось узнать ваше имя.
— Кисс, к вашим услугам.
— Простите, но это, очевидно, кличка. Я спрашиваю про имя.
— Мне нравится подобное обращение — Кисс… — в голосе парня было нечто, что отбивало всякое желание обсуждать эту тему дальше.
— Что ж, пусть будет Кисс… — согласилась Марида. — Только вот кого-то вы мне очень и очень напоминаете…
— Каждый человек на кого-то похож, и оттого на свете сотни схожих людей.
— Разумеется… Скажите, а вы родом не из Валниена?
— Нет — отрезал Кисс.
— И все же, глядя на вас, я не могу отделаться от впечатления, что вы похожи на кого-то из моих знакомых…
— Госпожа, может, поговорим о более насущных вопросах — в голосе Кисса проскальзывали нотки неприкрытого раздражения. — Сейчас надо думать не о мифическом сходстве, а о том, как нам выйти отсюда.
— Да, разумеется… Я, и верно, сейчас думаю совсем не о том.
Так, мне пора вмешиваться.
— Вот что, мои хорошие… — я без разрешения влезла в их разговор. — Не знаю, как долго мы здесь задержимся, но хотя бы какое-то время сумеем передохнуть и перевести дух, а заодно подумаем и о том, что нам делать дальше.
— И вот еще что, молодой человек — вновь повернулась Марида к Киссу. — Должна сказать, что вы очень лихо справились с замком на этой двери. Я уж было стала опасаться, что нас заметят…
— Спасибо, только должен заметить, что подобное не составило для меня ни малейшего труда. Замок на этой двери даже не простой, а примитивный. Если честно, то меня подобное даже немного удивило. Раньше я всегда читал, что в таких местах, как это, используют другие запоры, куда более прочные.
— Вряд ли… — показала головой Марида. — В Нерге надо быть сумасшедшим, чтоб попытаться забраться в храм Сета для того, чтоб чем-то поживиться или же украсть какое добро… Хотя здесь же, в том месте, где хранятся деньги и ценности замки стоят, думается, далеко не простые.
— А что будем делать дальше?
— Ну, для начала продолжим осмотр того места, где мы оказались. Мышам надо знать, куда их загнали кошки…
— Что-что? — не поняла Марида.
— Не знаю, как вы, а я ощущаю себя кем-то вроде мышки, которая забилась в щель от преследующих ее котов. Кот где-то ходит, ищет беглянку, а она нагло спряталась чуть ли не за кормушку, из которой лакает молоко тот самый котяра…
Прошлись по нашему временному убежищу. Так, две угловые комнаты, причем узкое окно одной из комнат выходило на тот самый задний двор, откуда мы и пробрались в храм, а из второго окна была видна небольшая часть площади перед храмом, сейчас запруженную толпой. Что ж, хотя бы обзор неплохой… И не могу отделаться от впечатления, что то место, где мы сейчас находимся — нечто похожее на кратковременное безопасное место перед долгой и дальней дорогой…
Не ошибусь, если предположу, что и Марида, и Кисс испытывали сходные чувства. Ощущение временной безопасности было таким долгожданным, что каждый из нас чувствовал себя полностью опустошенным. Не знаю насчет Кисса, но когда мы с Маридой присели возле стены, то обе не заметили, как заснули…
Проснулись оттого, что Кисс, который, в отличие от нас, не спал, чуть дотронулся до наших рук. Открыв глаза, мы увидели, что он прижимает палец к своим губам — молчите, не шевелитесь, сидите тихо… И было, из-за чего: в замке проворачивался ключ… Пожалуй, нам сейчас лучше даже не дышать…
Судя по голосам, вошли двое. Один — молодой, тот самый храмовый служка, а у второго скрипучий ворчливый голос. Я его узнала — этот человек еще не так давно отчитывал служку за незапертую дверь в храм.
— Возьми вон те два стула — пробурчал ворчливый голос. — Тебе, лоботрясу, еще вчера было велено проверить, на всех ли приглашенных хватит стульев… Только вот нынешней молодежи лишь бы от работы отлынить… Это ты на своих ногах постоять можешь, и ничего с тобой не случится, а господам положено сидеть!
— Так ведь туда четыре стула надо отнести, а не два… — мальчишке не было никакого дела до чужого недовольства. Понятно теперь, отчего ворчит тот, что постарше — служка постоянно ему возражает, да и, судя по довольно настырному голосу, послушным человеком этого служку никак не назовешь.
— Так возьми еще два… — продолжал ворчливый голос. — Вон тот и тот.
— Они же тяжелые!
— Ничего, потрудишься во имя Великого Сета!
— Да не утащу я один эти все стулья! Они ж неподъемные…
— А ну, быстро вытащил их отсюда! Пусть стоят за дверями! Перетаскаешь стулья по одному до места…
— Куда, в зал?! Это ж сколько мне надо мотаться взад-вперед!..
— А кому еще вчера вечером было велено все подготовить, что господа остались всем довольны? Тебе лишь бы на кухне пропадать, да в кладовой со съестным прятаться, и, кроме этого, ничего не делать… Так что давай, исправляй свои огрехи! Вовремя надо исполнять то, что тебе старшие говорят. А ты не одно дело до конца не доделываешь!
— Ага… — послышался громкий звук, будто по дереву тащили что-то тяжелое. — Говорят мнеКто бы и что не творил, а потом я же всегда остаюсь виноватым… Да вы постоянно ворчите без остановки, и вечно требуете сделать то одно, то другое! Если все выполнять… — похоже, для мальчишки воркотня старика была чем-то привычным, и он на нее особо не обращал внимания.
— Поговори у меня еще…
— А хоть говори, хоть нет, от вас все одно слова хорошего не дождешься!
— Да ты чего стул по полу волоком тащишь, бесстыдник?! И стул сломаешь, и пол поцарапаешь!.. Что за молодежь пошла, все кое-как делает, ничего поручить нельзя!
— Как же, сломаешь эту тяжесть! Да этот стул пару слонов выдержит…
— А я сказал — взял стул в руки, и вынес его за дверь. Не надорвешься! Лень раньше тебя родилась… И чем тут пахнет?
— Да ничем не пахнет! Но если хотите, могу окна открыть…
Этого еще не хватало! Ведь если мальчишка подойдет к окну во второй комнате, то, без сомнения, нас увидит…
— Я те открою! — снова заворчал голос. — Еще чего: окна он распахнет… Ты, как видно, забыл, что во время праздников окна в храмах положено держать закрытыми… Никакой памяти у нынешней молодежи, не то, что в наше время… К тому же нам всем только что велели, чтоб во всем храме ни щелочки не осталось незакрытой! В городе объявились какие-то бандиты, вон что на площади учинили!..
— Да кто сюда полезет?!
— Это верно, но раз было сказано, то нам надо исполнять… Да неси ты, наконец, стулья, хватит болтать попусту!
— А я так и не понял, что произошло там, на площади?
— Не твоего ума дело, что там произошло… Просто нечестивцы захотели праздник сорвать, вот и устроили невесть что… Ничего, их отыщут, и вот тогда-то они поймут, что это такое — гнев Великого Сета!
Прошло еще немного времени, сопровождаемого ворчанием одного, и постоянными ответами другого — и дверь снова заперли. Фу-у, и тут нас не заметили. Вновь повезло…
— Кисс, — повернулась я к парню, — Кисс, какой же ты молодец, что не спал все это время! В отличие от нас…
— Кому-то всегда надо дежурить — пожал плечами парень. — Все же до спокойных мест мы еще не скоро доберемся…
— Кстати, молодые люди — вмешалась в наш разговор Марида, — кстати, должна признать, что я поражена. Не знаю, кто еще, кроме вас двоих, мог полезть в тюрьму Сет'тана… Расскажите подробней, как вы умудрились туда пройти. А рассказ Лии был таким коротким…
— Дамы, вы вдвоем поговорите, а я, с вашего разрешения, подремлю… — Кисс устроился поудобней у стены и прикрыл глаза. — Что-то я подразмяк, и не откажусь поспать часок…
За пару последующих часов я ответила Мариде на множество вопросов, а интересовало ее очень многое, да и слушать ведунья умела. Правда, ответить на некоторые вопросы я не могла — просто не знала, о чем идет речь…
— Итак, мой внук женился… — Марида довольно улыбнулась. — Замечательно! Значит, династия не прервалась и все было не напрасно…
— Марида, там, в тюрьме… — меня тоже кое-что давно интересовало. — Марида, что за странные вопросы ты мне задавала? Причем тут цвет когда-то сшитой мной рубашки или тот полузабытый разговор о запахе цветов?
— Девочка, меня уже не раз пытались обмануть — старая королева горько улыбнулась. — Ну, у колдунов на это были свои мотивы. И вдруг появляешься ты… О чем я могу подумать? Только о том, что это, возможно, очередная провокация. Оттого-то я и решила задать тебе такие вопросы, на которые, кроме тебя одной, никто не ответит. Видишь ли, как бы хорошо не готовили нужного человека, но всегда существуют мелкие детали, которые специально подготовленный человек все равно не сумеет дать верный ответ. Например, тот же разговор о запахе цветов — на него вряд ли правильно ответит тот, с кем этого разговора никогда не было. Вот я и решила сразу же проверить, ты это, или нет… Лия, я все еще боюсь проверить в произошедшее!
— Марида, я же все понимаю… Наверное, окажись я на твоем месте, тоже бы с подозрением отнеслась к кому-то из знакомых, окажись он внезапно на пороге моей камеры.
— Только вот как нам теперь из Нерга вырваться? — вздохнула Марида.
— Да, это вопрос… Ничего, Кисс проснется — может, все вместе что и сообразим.
— А кто он такой, этот парень?
До этого я ничего не сказала Мариде о прошлом Кисса — мне кажется, ему бы это не понравилось. Если сочтет нужным, сам ей скажет…
— Кисс… Это обычный парень, очень хороший человек.
— Хм… У меня такое впечатление, что мы с ним уже встречались раньше.
— Правильно, встречались. Тогда, ночью, на болоте, неподалеку от Большого Двора…
— Нет, не то. В тот вечер на болоте я его совсем не рассмотрела, а если честно, то даже не обратила внимания на этого человека. В моей памяти его облик совсем не отложился. Но сейчас смотрю, и не могу отделаться от впечатления, будто мы с ним встречались раньше…
— Вряд ли.
— У меня хорошая зрительная память.
— У него тоже. Но это вовсе не значит, что вы с ним родственники.
— Не спорю… А это что еще такое?
До нашего слуха донесся взвыв криков, рев людских голосов. Похоже, на площади перед храмом что-то происходило. Высокое Небо, что там такое?
Я едва тронула Кисса за плечо, как тот открыл глаза.
— Что случилось?
— На площади какой-то шум…
Мягким движением Кисс поднялся на ноги, и, неслышно ступая, подошел к окну. Вернее, не к самому окну, а встал немного сбоку, на небольшом отдалении, чтоб снаружи невозможно было рассмотреть, что внутри этой комнаты кто-то есть. И пусть в том окне отражалась не вся площадь, а только ее часть, но кое-что можно было увидеть. Ничего, нам достаточно и этого.
— Ну, что там происходит?
— На площадь пришла та самая процессия, которую мы с вами едва не сорвали. Надо сказать, она заявилась сюда с достаточно большим опозданием. Как видно, все участники того действа более или менее пришли в себя, и решили не нарушать традицию из-за инцидента перед цитаделью. Сейчас будет принесение жертв, а затем процессия направится к следующему храму.
— То есть…
— То есть жертвоприношение происходит лишь перед самыми большими храмами, и тот, в который мы забрались, как раз относится к их числу.
Я подошла к Киссу, да и Марида приблизилась к нам. Ничего, отсюда неплохо видно всем троим. Да, впечатляет…
Первое, что бросалось в глаза — это огромное число стражников, идущих вдоль всей процессии едва ли не сплошной цепью. Так, и без того немалое количество стражи, что было при процессии не так давно, сейчас увеличено, по меньшей мере, вдвое. Как видно, нас опасаются. Хм, пустяк, а приятно…
Впереди процессии шли музыканты, дети, раскидывающие во все стороны цветы, еще какие-то люди в праздничных одеждах — как я понимаю, местная аристократия… Затем, на роскошных повозках, больше напоминающих колесницы, появились люди в черных плащах. Очевидно, члены конклава… Затем от череды тянущихся за колесницами темных плащей у меня зарябило в глазах… Сколько же их здесь, этих колдунов?! Много, и даже очень… Если честно, то подобное производит жутковатое впечатление…
Потом вели животных, и, надо признать, очень красивых животных: белоснежные быки с золочеными копытами и рогами, лошади с гривами, увитыми лентами, быки и овцы с необычной серебристой шерстью, еще какие-то звери, названия которых я не знала… Потом вновь музыканты, дети с цветами, крики…
Мне все это порядком надоело, и я отошла от окна, и села на пол. Не знаю, как к таким зрелищам относятся Кисс и Марида, а мне не по душе смотреть на празднества колдунов. Лучше спокойно посижу в сторонке, а если этой парочке интересно — пусть смотрят.
Но долго отвлекаться не получилось. Крики внизу раздавались все сильней и громче. Такое впечатление, что толпа внизу уже не кричала, а бесновалась. Время шло, но ничего не менялось, крики становились только сильнее и громче… Да что там такое?
Снова встала, подошла к окну. Так, торжественная процессия, похоже, уже уходит с площади перед храмом. Я успела увидеть, если можно так выразиться, всего лишь хвост того самого шествия. Последние стражники, охраняющие колдунов, скрываются с наших глаз за домами и строениями, а толпа все кричит, чуть ли не ревет, и не думает утихать. Более того — беснуется все сильней и сильней. Да что там происходит с людьми, раз они чуть ли не с ума сходят?
Такое впечатление, будто люди, стоящие на площади, куда-то рвутся, и в эту бурлящую людскую толпу невесть откуда летят непонятные красные куски, и вот именно из-за этих падающих кусков постоянно вспыхивают драки… Каждый их находящихся на площади пытался схватить себе хоть один из этих постоянно падающих откуда-то бесформенных предметов, одновременно с тем грубо отталкивая от заветных красных пятен стоящих рядом людей… Почти всегда в один и тот же кусок одновременно вцеплялось по нескольку рук, а там уж кто у кого сумеет отвоевать свое… То и дело в ход шли кулаки, вспыхивали драки, притом люди совсем не церемонились друг с другом…
— Что там такое?
— Не скажу, что очень аппетитное зрелище… — скривил губы Кисс.
— И все же?
— Сейчас перед храмом зарезали… вернее, принесли в жертву, нескольких животных. Не скажу, сколько именно — нам отсюда не видно, но, кажется, по паре лошадок, быков, баранов и еще кого-то…
— А отчего толпа внизу с ума сходит? Такое впечатление, будто у всех, кто находится на площади, временное помешательство… И что такое кидают в толпу? Или бросают…
— Дорогая, что значит — бросают? Ее осеняют благодатью… Вернее, благодать делят…
— Ты можешь не ехидничать, а хоть один раз ответить нормально?
— Все для вас, моя дорогая… То самое и падает — куски тел жертвенных животных. Эта процессия… Она обходит несколько храмов Великого Сета, и перед каждым из этих храмов при большом скоплении народа приносятся жертвы. Видела, наверное, тех животных, что ведут в процессии? Вот именно их и забивают на виду у толпы, собравшейся перед храмом. Ну, потом процессия отправляется дальше, перед другими храмами хвалу Сету воздавать, и скот резать. А туши здесь остаются.
— Ну и…
— Ну и сейчас внизу, перед входом в этот храм, на том самом деревянном сооружении, что воздвигли недавно, перед самым праздником — там стоит десятка полтора рубщиков… а, извини, опять ошибся! Я хотел сказать, что внизу находятся жрецы из этого храма, причем из числа тех, кто умеет шустро махать топором. В данный момент туши убитых животных прилюдно рубятся на куски, и их, эти самые куски, бросают в толпу. Все очень просто. Считается, что тот, кому достанется кусок жертвенного мяса, получает и благодать Великого Сета. Ну, еще там грех какой-то с его души снимается, или что-то вроде того. Короче, идет отпущение грехов. Вон, видишь, как люди стараются снять все накопившееся дерьмо со своей души? Так стараются, аж жуть берет! Видно, много чего набралось за один только год… Некоторые, наиболее шустрые (или, скорей, наиболее грешные), пытаются успеть на две-три такие вот церемонии, чтоб мяса урвать побольше. Видишь, как дерутся, пытаясь выдрать у соседа эти обрубки, которые кидают в толпу? Убить друг друга готовы из-за кусков окровавленной плоти. Кстати, некоторых и убивают… А об искалеченных я уже не говорю. Погоди, когда все разойдутся, на площади останется немало увечных и бездыханных — благодать Великого Сета дешево не достается.
— А зачем им мясо?
— Лиа, не задавай глупых вопросов! Есть, конечно. Эту шмякнувшуюся с помоста благодать варят, жарят… Можно даже коптить впрок. Правда, некоторые фанатики глотают мясо сырым — считают, так лучше, ближе к тому, как поступает со своими жертвами Великий Змей. Ну, это уже кому как, дело вкуса…
— Но там же происходят самые настоящие драки из-за этих жалких кусков мяса!
— Бывает, случаются и побоища… — подала голос Марида, которая до того лишь молча смотрела на вопящую толпу. — И тут уж не думают, жалкий тот кусок, или нет. До меня как-то донесся обрывок разговора охранников, которые обсуждали приближающийся праздник. Так вот, по их словам, в прошлом году в таких вот драках на площади погибло несколько сотен человек, а счет увечным и покалеченным шел на тысячи. Только их никто не считал…
Да, то, что сейчас творится под окнами, по-иному, как схватка, и не назовешь. Те, что стояли далеко от помоста, и до кого не долетали капающие теплой кровью куски мяса, пытались по мере своих сил и возможностей протолкаться как можно ближе к центру, и суметь схватить себе хоть немного из разбрасываемых жрецами кровавых ошметков. Те же, кто успел ухватить себе по нескольку кусков еще чуть трепещущего мяса, пытались выбраться из толпы, только вот подобное ту них выходило не всегда. К тому же тех, кто выбирался из толпы, прижимая к себе окровавленные и истрепанные куски мяса, частенько встречали те, кто не мог, или же не хотел влезать в толпу. Тут уже начинался самый обычный грабеж, сопровождаемый жестокими драками.
— Высокое Небо, когда же это прекратиться?! — от того зрелища, что разворачивалось перед нашими глазами, становилось тошно. — Ведь там же люди, но они просто звереют! Выдирают друг от друга эти самые куски так, что смотреть противно! Будто от голодной смерти спасаются!..
— А ты не смотри — здоровей будешь… — Кисс, как обычно, был презрительно-невозмутим.
— Пожалуй, ты прав… — я отошла от окна, а перед глазами все стояли жуткие картины, которые только что разворачивались перед моими глазами: мужчина, сумевший ухвативший несколько кусков мяса, и сунувший его в мешок, попытался выбраться из толпы, но этот мешок у него выдрали из рук, перед тем хорошенько ударив мужчину по голове, а потом схватка пошла уже за выпавший мешок… Старик, выдирающий из рук мальчишки совсем небольшой кусок мяса, но перед тем ударив парнишку тяжелым костылем по спине — нечего сопротивляться… Пяток озверевших мужчин, которые уже и забыли, из-за чего у них завязалась драка, но бьющиеся друг с другом не на жизнь, а на смерть, и уже их кровь разлетается чуть ли не по сторонам…
Все, хватит, не хочу больше смотреть на этот кошмар! И не приведи, Светлые Небеса, самой оказаться среди той озверевшей толпы! Пусть даже случайно…
— Кисс, а почему бы нам было не спрятаться где-то в другом месте? — сама не знаю, отчего у меня вырвался этот вопрос. Наверное, допекло то зрелище, что сейчас разворачивается под окнами, и я хотела поговорить о другом.
— Где именно? — Кисс не отрывал взгляда от окна.
— Допустим, мы могли забраться в какой-нибудь заброшенный или полуразрушенный дом — я видела немало таких. Или можно было бы залезть на крышу одного из высоких домов, каких тут хватает — крыши тут удобные, покатые… Пролежали бы на ней день, а ночью постарались бы выбраться из города…
— МКстати, мысль о том, чтоб пролежать день на крыше не толькоак и глупа, но абсолютно неосуществима — повернулся ко мне Кисс. — Я не говорю о том, что на той крыше нас бы здорово изжарило солнцем… Дело в ином: над городом постоянно летают птицы, и я вовсе не уверен в том, что хоть одна из этих пташек не обладает способностями передавать то, что видит, кому-то из людей — ну, там, колдунам, или же тем, кто за этими птицами ухаживает. А насчет того, где еще можно спрятаться в этом городе… Нигде. Да я больше чем уверен, что сегодня же, кроме стражников, для наших поисков будет привлечен… назовем своими словами — будет привлечен весь преступный мир как Сет'тана, так и его окрестностей. Для этого у колдунов, можно не сомневаться, есть и кнут и пряник… В общем, если те присоединятся, то перероют весь город, заглянут в каждый угол и выметут все щели, вплоть до последней. Именно оттого, как это ни странно звучит, мы здесь находимся в куда большей безопасности, чем в каком-нибудь полуразрушенном доме с парой запасных выходов…
— И что мы будем делать дальше? Ведь отсюда надо каким-то образом выбираться… Может, покинем храм ночью, в темноте доберемся до городской стены…
— Ну, до стены надо еще суметь дойти, да и перелезть через нее весьма непросто.
— А что ты предлагаешь?
— Пока не знаю. Есть у меня одна мыслишка, но она мне не очень нравится. Так что будем думать — все одно другого занятия у нас пока что нет.
Ну, думать — так думать, хотя мне, честно говоря, пока ничего в голову не лезет…
И еще мы не удержались: съели все яблоки, которые подобрали на улице, причем проглотили их вместе с семечками — нечего добром раскидываться. Марида — та уже давно не ела ничего подобного: в тюрьме Нерга бывшую королеву отнюдь не баловали не то что разносолами, но вообще держали впроголодь — чтоб впредь умней была. Что касается нас, то, увы — мы тоже ничего не ели с того самого времени, как пошли к Тритону продавать камни. Как видно, тот решил не расходовать провиант на тех, кому и так осталось жить недолго. Да и за весь сегодняшний день кроме воздуха, да питьевой воды в лаборатории колдунов, у нас во рту ничего не было.
За весь оставшийся день Кисс и Марида еще несколько раз подходили к окну, правда, делали это со всеми предосторожностями. Через какое-то время толпа перед храмом поредела, но это произошло лишь ближе к вечеру. А до того на площади долго стучали топоры — жрецы разбирали и разрубали помост, на котором днем происходило жертвоприношение. Оказывается, верующие разбирали даже деревянные куски со следами крови жертвенных животных.
Правда, радовало уже то, что разрубленное дерево не бросали в толпу, а сваливали в одну кучу — кто хочет, пусть подходит, и забирает сам, кому и сколько нужно… Однако драк и шума хватало и здесь. Как сказала Марида, обычно куски дерева со следами крови жертвенных животных хранятся в домах людей до следующего праздника — считалось, что Великий Сет будет весь этот год благосклонен к таким семьям…
Позже, когда на Сет'тан опустились сумерки, мы вновь сидели у стены. В эту кладовку никто не заходил, хотя мы несколько раз слышали, как открывают соседнюю дверь. Интересно, что такое там хранится? Надо бы узнать, только вот не хочется понапрасну рисковать, выглядывая за дверь… Пока что надо признать — нам очень повезло, что мы забрались именно сюда.
— Лия, я все хочу спросить тебя, но не решаюсь… — Марида сидела рядом со мной. — Вот ты пошла за мной в тюрьму… Но твои приступы…
— С ними я справляюсь.
— Лия, это невозможно. Ни один эрбат не в состоянии контролировать свои приступы. Иначе многое в их жизни было бы иным…
— Дорогая моя ведунья, это все оказалось не так и сложно. Вернее, не так сложно для меня…
Пришлось рассказать Мариде о том, что я научилась брать под контроль свои приступы, хотя это не совсем верное слово. Просто когда я чувствую, что на меня накатывает очередная черная волна, то я как бы сливаю всю эту воду куда-то в сторону, причем в последнее время я даже не замечаю, как проделываю подобное. Можно избавляться от всей черной воды разом, а можно оставлять себе немного. Так на всякий случай…
Избавляться от накатывающей на меня черной волны оказалось так же просто и естественно, как ходить, дышать… Конечно, возможно, причиной всего этого являются те знания, что много лет назад заложил в меня тот колдун, Канн-Хисс Д'Рейурр, или же дело в самом ритуале эценбата, который превращает человека в батта — ведь не просто же так колдун внес в тот ритуал какие-то изменения… Не знаю, и, если честно, то и знать не хочу. Только вот как снять с себя последствия этого ритуала — не знаю…
— Интересно — протянула Марида, — очень интересно… Я о таком никогда раньше не слыхивала. Давай угадаю… Ты по-прежнему хочешь посетить Храм Двух Змей? Еще и за этим в Нерг пошла?
— Верно. Но, боюсь, это невозможно…
— Можешь не сомневаться — для тебя посещение Храма Двух Змей полностью исключено. Там сразу определят, что твои возможности в корне отличны от остальных: к несчастью, в том месте дураков нет, да и насмотрелись тамошние колдуны на самых разных баттов, знают, кто и на что способен… Так что если ты в тот храм войдешь, то вывезут тебя оттуда одурманенной, в железной клетке и, кроме цепей, на тебя будет наложено десятка два заклинаний — чтоб не вздумала бежать, и была не в состоянии это сделать…
— Да, невесело…
— Кто бы спорил…
— Тогда зачем же ты говорила, что мне могут помочь только в Храме Двух Змей?
— Так кто же знал, что у тебя…
— Милые дамы! — вновь в мешался в наш разговор Кисс. — Вновь вынужден просить вас сбавлять тон — все же мы тут прячемся, а не вступаем в громогласный спор.
— Лия, милая — чуть ли не зашептала Марида. — Если только выберемся из Нерга, то обещаю, что сделаю все…
— Ладно, потом разберемся…
Когда стемнело, на площади перед храмом зажгли что-то вроде больших факелов. Еще темноту кое-где разгоняли слабые огоньки в окнах домов, расположенных по краю площади, но они, эти огни, едва светились, и их было совсем немного. Площадь к тому времени уже почти полностью опустела, по ней лишь кое-где прохаживались вооруженные стражники. Тихо… В храме тоже тишина, тем более, что после вечерней молитвы почти все куда-то ушли.
— Интересно, почему на площади никого нет? — повернулась я к Мариде и Киссу.
— Все на площади перед главным храмом- там, где сейчас приносят жертвы. Человеческие.
— А главная площадь — это…
— Там мы с тобой еще не были. Сейчас в том месте набилось столько людей, желающих поглядеть на чужую смерть — яблоку негде упасть. А вот что касается того, кого приносят в жертву… Для этого на рынках по продаже рабов весь год посланцы жрецов специально отбирают самых красивых женщин и мужчин, из пленных — самых смелых воинов или попавших в неволю знатных аристократов… В общем, всех тех, глядя на кого, все остальные люди могут лишь завидовать красоте и совершенству, а заодно испытывать чувство непонятного удовлетворения оттого, что все эти прекрасные люди будут убиты, а вот они, те, кто смотрит на эту бойню — они останутся живы… Для этого дела денег не жалеют — скупают людей сотнями, а то и тысячами. Считается, чем красивей, знатней или сильней будет тот, кого бросают на жертвенный камень, тем благосклонней Великий Сет будет относиться к своим последователям. За год всегда накопят нужное количество тех, кого прилюдно намерены зарезать ни за что, ни про что. В конце праздников не брезгуют даже казнить заключенных на жертвенном камне — считается, чем больше людей в праздничные дни будет принесено в жертву, тем благодарнее Великий Сет начнет относится к Нергу и к тем, кто наблюдает за смертью людей…
— Погодите! — мне стало страшно. — Надеюсь, вы не хотите мне сказать, что…
— Нет, нет! — замахала руками Марида. — Нет, что ты! Убитых людей в Нерге никто не ест, все же тут обитают не дикари! Ну, не совсем дикари… Вряд ли кто из зрителей начнет грызть тела принесенных в жертву людей. Впрочем, если кто-то впадает в религиозный экстаз, то вполне может сделать нечто подобное — такое уже случалось…
— Ужас…
— На площади сегодня происходит нечто другое, тоже, знаешь ли, весьма неприглядное… У убитых вырезают сердца, и по окончании праздников их, эти сердца погибших людей, развозят по храмам Нерга, а там их отдают змеям, что обитают в тех самых храмах. Вот и посчитайте, сколько человек каждый год убивают на площади Нерга, и только для того, чтоб осчастливить Великого Сета. Причем пускают под жертвенный нож большей частью молодых и красивых людей…
— Высокое Небо…
— Да, оно уже давно взирает на творящиеся здесь безобразия… Только вот ничего не меняется.
Да уж, подумалось мне… Какая гадость, какой ужас!.. И колдуны, как и многие жители Юга, называют себя просвещенными и развитыми людьми, свысока поглядывая на те страны, что лежат за Переходом, и называют их отсталыми и дикими! Дикость — это то, что мы сейчас видим перед своими глазами. А колдуны вовсю желают принести подобное не только за Переход, но и распространить свою жестокую веру по всему свету, жаждут захватить мир… Нет, только не это!
После полуночи на площади вновь появился народ — это с чувством выполненного долга верующие возвращались домой после церемонии принесения жертв — как видно, на сегодня эта часть жуткого представления закончилась ко всеобщему удовлетворению. Да уж, было бы на что смотреть… Многие были возбуждены, другие же наоборот, спокойны — что ж, каждый из нас по-разному реагирует на смерть себе подобных… Правда, народ быстро разошелся по своим домам — все же в Нерге не принято ночами ходить по улицам, пусть даже эти гулянья проходят в праздничные дни. И снова на площади воцарилась тишина. До следующего дня.
Мы с Киссом по очереди дежурили всю ночь, но, к счастью, никто больше не открывал дверь в наше убежище — как видно, никому не понадобилось ничего из хранящегося здесь добра. Но вот в самом храме после полуночи вновь стали появляться люди. Как видно, после того, как на главной площади закончились жертвоприношения, в храм вернулись жрецы, и сейчас в здании спали не все. Более того: в храм наведывались гости. Я не раз видела, как по направлению к задним дверям храма подъезжали всадники, да и сама дверь, через которую мы пробрались, отпиралась не раз. Конечно, эта самая дверь использовалась в основном храмовыми слугами да распределителем по хозяйству, но, тем не менее, несколько раз на той лестнице, ведущей наверх, мы слышали властные голоса, которые никак нет могли принадлежать церковным служкам.
Очевидно, предположила Марида, те, кто приезжают в храм, не хотят, чтоб их видели посторонние, или же просто не хотят привлекать к себе внимания — и мало ли какие могут быть причины для подобного… Все же храмы в Нерге, кроме мест поклонения, являются еще и местом пересечения интересов самых разных группировок сильных мира сего, так что мало ли какие проблемы надо обсудить ночной порой, вдали от чужих ушей…
Рассвело, и площадь вновь стала заполняться народом. Что ж, мы тут пересидели ночь, чему очень рады, но отсюда надо уходить. Только вот куда и как? В голову ничего толкового не шло, все лезла какая-то ерунда, и, что самое интересное — все мысли были связаны только с едой. Кажется, что бы сейчас не отдала за хороший кусок жареной рыбы или курицы… Можно еще горячего супчика… Ой, хватит, а то еще облизываться начну!
— Подруга, а с чего это у тебя на лице появилось такое мечтательное выражение? — как обычно, Кисс тут как тут. — Неужели так хочется вцепиться зубами в куриную ножку?
Хм, в очередной раз убеждаюсь в том, что пытаться спрятать хоть что-то от Кисса — пустое дело. Он меня насквозь видит…
— Я бы сейчас много от чего не отказалась. Даже от жареной кошки. Вернее, кота…
— Это ты меня имеешь в виду? Дорогая, с ужасом слышу, что вдобавок ко всем своим недостаткам вы еще страдаете каннибализмом… Всеблагой, с кем я делю кров и рядом с кем закрываю глаза?! Похоже, разговоры у костра о далекой Афакии подействовали на вас куда сильнее, чем можно было предположить!
— Да ну тебя! Кисс, ты вечно все сводишь к шутке!
— Дорогая, поверь — так легче жить!
— Кисс, мне бы хотелось задать тебе немного странный вопрос, касающийся твоего прошлого… Не сердись и не удивляйся — мне просто хочется знать…
— Ну?.. — а сам подобрался, ждет какой-то подвох.
— Я о том сером котенке, которого ты подобрал в детстве… Что с ним было дальше?
— А… — тут я увидела, как Кисс ненадолго растерялся. — Надо же, как много тебе Койен рассказал!
— Нет, он рассказал немного. И далеко не все. Просто мне сейчас отчего-то вспомнилась своя кошка, домашняя… Она, кстати, тоже серого цвета. Мышей ловила хорошо, только вот ласковой ее никак не назовешь. Чуть диковатая…
— Ну, он, мой серый котенок… Тогда к нам обоим как-то сразу прилипли те клички, что дали обоим. Я — Кис, он — Киса, хотя на самом деле это была не кошка, а кот. Настоящий друг. Мышей, кстати, тоже ловил неплохо, и крыс давил — только пока. И тоже ни с кем, кроме меня, не был особо ласковым. Ты знаешь, он за мной всюду ходил, как верный товарищ, да и мне было не по себе, когда его не было рядом. Почти родное существо. Можешь не верить, но иногда он защищал меня не хуже собаки — кошачьи зубы и когти могут быть не менее опасны, чем собачьи клыки. Мы с ним были неразлучны пять лет…
— А потом?
— А потом он чем-то траванулся, и я ничего не мог сделать, чтоб спасти его. Наверное, бедняга случайно проглотил отраву для крыс… Я похоронил его неподалеку от дороги — там рос удивительно красивый куст белой акации, весь покрытый цветами. Вот там-то, под этим кустом, я и вырыл ему могилку… С той поры, как только вижу цветущую белую акацию, все время вспоминаю своего кота. Помню, ревел я по нему так, как только плакал по… Все, воспоминания окончены!
— Ладно — покорно согласилась я и посмотрела в окно, выходящее на двор. Там стояла роскошная карета, запряженная четверкой лошадей. Кажется, сюда недавно приехал кто-то из тех, кто занимает высокое положение в здешней иерархии. Интересно, сколько времени там уже стоит эта карета? Что-то мы расслабились, и перестали обращать внимание на то, что творится за окнами, а ведь эту карету должно сопровождать, по меньшей мере, несколько охранников. А ну как и им понадобятся стулья, чтоб посидеть?
На всякий случай разбудили Мариду, точнее, стоило только дотронуться до ее плеча, как она открыла глаза.
— Что такое?
— Все в порядке, но, на всякий случай, нам всем стоит быть на ногах Мало ли что…
Но долго объяснять что-то старой ведунье нам не пришлось. Даже через дверь мы услышали властный мужской голос, резко выговаривающий кому-то. Голос доносился сверху, а там, как мы поняли, находился кабинет настоятеля, или кого-то из обличенных властью.
— … И слушать ничего не хочу — туда ему и дорога, согрешившему! Мой племянник поступил правильно, и я не желаю слышать твоих стенаний! Что же касается лично тебя… Сама должна понимать: каждый мужчина желает сменить старую кобылу на молодую, полную сил и здоровья. Разве ты, неблагодарная, плохо жила все эти годы? Тебе завидовали все, без исключения, в том числе и твоя чванливая родня, а ты оказалась недостойна чести быть женой такого человека! И не надо изображать передо мной умирающую, а вместе с тем разыгрывать и великие страдания, которые ты будто бы испытываешь! За свою долгую жизнь я достаточно насмотрелся на самых разных притворщиков.
Невнятный голос женщины, и вновь гневная отповедь мужчины:
— Я уже сказал: не надо жаловаться мне на свои недомогания! А если же ты действительно нездорова, то запомни: мужчине нужна молодая, полная сил женщина, а не старая развалина… На счастье, здоровых и сильных женщин хватает. А что касается этого мерзкого мальчишки, из-за которого ты ревешь уже который день подряд… Что ж, скули и вой, если больше заняться нечем. Ты, хотя и являешься аристократкой древнего рода, но не сумела достойно воспитать своего глупого сына! Да, он был глуп и не похож на достойного продолжателя рода, жил в своем мире и не обращал внимания на общепринятые правила! Какой стыд — иметь такого никчемного родственника!.. Что ты сказала? Домой? Разумеется, поедешь, но только после того, как карета отвезет меня туда, куда я намеревался ехать. Мне вообще непонятно, как ты набралась наглости и осмелилась заявиться сюда в карете, которую прислал за мной племянник. Какая дерзость! Теперь придется гонять карету туда-сюда, и все из-за тебя… Эй, отведите ее… Да не в храм — этой женщине нечего там делать: не хватало еще, чтоб она перед всем храмом слезы лила в три ручья, и позорила своим поведением достойную семью! Где у нас сейчас есть свободное место, чтоб жена моего племянника смогла посидеть и подумать о своих прегрешениях?
— Кладовая с мебелью или с одеждой… — а это уже знакомый ворчливый голос того мужчины, что время от времени дает трепку храмовому служке.
— Вот пусть она посидит в кладовой с мебелью — самое место для уединения. Ну, а я… Уж так и быть: когда меня довезут до нужного места, я отправлю карету назад, за этой женщиной — пусть отвезут и ее, бесстыжую, домой. Но я все равно сообщу моему племяннику о поступке его жены, выходящем за все рамки пристойного поведения.
Так: кладовая с мебелью… Как я понимаю, речь идет о том месте, где сейчас прячемся мы. Невесело… Хорошо еще, что ключ не стразу вставили в замок, и мы успели спрятаться все в том же месте, за горой подушек.
Чуть заскрипев, дверь открылась. Шаги по смежной комнате…
— Госпожа, в этой комнатке… — а скрипучий голос полон искреннего уважения.
— Я все вижу. Оставь меня одну… — ответил ему голос женщины. Надо же, так говорят смертельно уставшие люди.
— Госпожа, тут запах… Но нам запрещено открывать окна…
— Я знаю…Прости, но я хочу остаться одна.
— Слушаюсь… — шаркающие шаги в сторону двери. Однако, перед тем, как выйти, мужчина задержался на пороге. — Я… Я искренне сочувствую вам, госпожа…
— Спасибо. Похоже, что в этом гадючнике только один может называться человеком — это ты.
Мужчина вышел, прикрыв за собой дверь, а женщина вошла в ту комнату, где были мы. Сквозь небольшой просвет в груде подушек, за которыми мы прятались, я наблюдала за ней. Женщина, будто ничего не видя перед собой, и держась рукой за стену, дошла до кипы аккуратно сложенных кусков ткани (кажется, это были занавеси), и тяжело опустилась на них. Можно сказать, рухнула…
Дышит тяжело — похоже, даже эти шаги дались ей совсем нелегко, хотя по возрасту женщина совсем не старая. По виду ей лет тридцать пять, может, тридцать шесть, не больше. Но как же она измучена! Если б не такое отчаяние и горечь на ее лице, то я сочла бы женщину очень привлекательной. Красивые холеные руки с ухоженными ногтями, гладкая кожа на лице, дорогая одежда, множество красивых украшений немалой цены… Да и та карета, в которой приехала женщина, говорит то том, что, без сомнений, эта молодая женщина относится к самым высшим слоям общества Нерга.
Сейчас женщина сидела как раз напротив нас, закрыв глаза и упираясь спиной в стену. Если бы тот мужчина с ворчливым голосом вошел сюда, то он, конечно же, заметил бы нас, но сейчас нас легко может увидеть и женщина, как только она откроет глаза.
Что делать? Койен, отзовись! Может, подскажешь, что нам делать, хватит молчать! Ну наконец-то отозвался!.. Что-что? Не поняла…А, ясно! Ну надо же…
Тронула за руки Кисса и Мариду — все в порядке, я знаю, что делаю… Встала, прошла несколько шагов, и встала напротив женщины. М-да, плохо дело… У нее аневризма аорты, но, вообще-то, с этим заболеванием она могла бы жить еще долго. Только вот недавно кто-то сторонний уже вмешался в течение болезни. Тот человек не стал лечить, а наоборот — подтолкнул развитие болезни, причем сделал все, чтоб жить этой женщине осталось всего ничего. Даже не дни — часы. Скоро стенки аорты истончатся окончательно, и тогда — все… А сейчас у бедной женщины от невыносимой боли просто-таки раскалывается голова… Попробовать полечить? Не знаю, вряд ли получится. Надо хотя бы снять головную боль…
Женщина с трудом открыла глаза, глядя на меня. А ее лицо спокойно, хотя не сомневаюсь, что она искренне удивлена, а перед ее глазами все расплывается, в том числе даже я, стоящая перед ней — такая головная боль не позволяет сосредоточиться.
— Погодите немного… — тихо сказала я. — Скоро вам станет легче…
Я сняла только боль. С остальным… Даже не знаю, имеет ли смысл лечить. Пожалуй, это бесполезно…
Женщина вновь закрыла глаза, и посидела так какое-то время. Когда же она вновь посмотрела на меня, было заметно, что ней полегчало.
— Кто вы? А, впрочем, можете не отвечать… Мне говорили о вас… Глаза у вас действительно красивые. Синие, я таких еще не видела… А где же второй?
— И я здесь — рядом со мной появился Кисс. — Искренне рад вас видеть. Только говорите, пожалуйста, потише…
— Да, конечно… Надо же, у вас, и верно, почти прозрачные глаза… А…
— Если вы имеете в виду меня, то и я здесь — Марида тяжело встала с пола.
— Ваше Величество, прошу прощения за то, что не приветствую вас, как положено, стоя. Извинением мне может послужить лишь то, что сейчас я в таком состоянии, что боюсь упасть сразу же, как только поднимусь на ноги.
— Ваши извинения излишни. Сейчас нам всем не до пунктуального исполнения этикета.
— Благодарю… В свое время вы знали моего отца, барона Сенье.
— Барон Сенье… Да-да, припоминаю. Барон однажды был представлен к двору Харнлонгра. Значит, вы — Авита, его дочь?
— Совершенно верно, Авита. Вернее, то, что от нее осталось… Как видите, брак, заключенный по политическим интересам, не привел ни к чему хорошему…
— Как себя чувствует ваш достойный отец? — надо же: если кто со стороны послушает, то решит, что Марида ведет светскую беседу.
— Увы, он очень болен. Годы, знаете ли, берут свое…
— Мне искренне жаль слышать подобное…
— Благодарю… Сегодняшней ночью в нашем доме было настоящее собрание сторонников моего мужа. Ну, место у нас надежное, охраняемое, так что они особо не стесняются, и мне удалось услышать многое из их разговора. Я вообще часто слышу то, о чем они говорят, и знаю многое из того, что женщине знать не положено… Должна сказать вам всем, что вы — молодцы! — губы женщины тронула чуть заметная улыбка. — Надо же до такого додуматься — спрятаться в этом месте!.. Представляю, как завизжит кто-то, когда узнает, что вы отсиживались здесь, у них под носом!.. А они все равно узнают, рано или поздно… И я никак не ожидала увидеть вас тут… Хотя, нет, вру: кого-то я хотела здесь увидеть… Больше того: знала, что встречу в этом месте одного из тех, кто был с моим сыном в тот час, когда его убили…
— Знаешь, кто эта дама? — повернулась я к Киссу. — Это мать Стихоплета, того мальчишки-поэта, которого убили на рудниках. Помнишь, тогда погибли трое: Хранитель, Евнух и Стихоплет. Так вот, Стихоплет — сын этой женщины…
— Вот как? — Кисс был искренне удивлен. — Да, кажется, Гайлиндер говорил, что отец того юного поэта — один из членов конклава.
— Мой муж… — прошептала женщина. — Будь он проклят! Каждый день с того времени, как он своей властью услал сына на рудники, я молила его вернуть мальчика домой, но он… Сказал — нет! Такой сын ему не нужен. Или полное подчинение, или пусть там, на рудниках, и остается… Говорит, что всегда сможет обзавестись новыми сыновьями, если с этим что-то случится… Мой мальчик… Он был не похож на остальных, и это злило многих. Мальчик любил стихи и умел их сочинять. Еще мой сын не понимал занятий отца, и было чуждо все, чем тот занимался. А этот человек, тот, кого называют моим мужем… Всю жизнь диктовал свою волю мне и нашему сыну, и продолжает заниматься этим даже после смерти мальчика… Он даже не позволил мне похоронить сына, или хотя бы проститься с ним! Сказал, что нашему мальчику и так оказали большую честь: не сбросили в овраг, а закопали вместе с остальными погибшими на заброшенном деревенском кладбище. Муж прямо заявил: жалеет, что рядом со скверным мальчишкой нельзя закопать и меня… Он уже приглядел себе новую жену, и ему надо срочно избавиться от меня как от старой, поношенной одежды… Это заболевание, которым я мучаюсь — им страдают многие люди в моей семье, и с этой болезнью можно прожить долгие годы, но после того, как я узнала о смерти сына, то поняла, что жизни у меня почти не осталось. Болезнь обострилась… Это ведь мой муж постарался, верно?
— Да, — кивнула я. — Тут есть стороннее вмешательство…
— Я в этом не сомневалась… Так вот, сегодня ночью ко мне приходил мой сын, сказал, что мы с ним вот-вот встретимся… Такое частенько происходит перед тем, как кто-то должен умереть: к тому человеку по ночам приходят те, кого он любил, и кто любил его… Кроме того, мой мальчик сказал, что сегодня я должна посетить этот храм. Знаю, что он направил меня сюда не просто так… Как погиб мой сын?
— Он пытался вырваться на свободу. Вернее, не он один…
— Расскажите, как это произошло… Вы же там были!
— Да, были… Но все произошло так быстро…
— Но ведь хоть что-то вы должны были видеть!
Я оглянулась на Кисса. Что там произошло? Все случилось так быстро… Не знаю, что и сказать, ведь я того парнишку-поэта совсем не рассмотрела. Прошлась по своей памяти, разматывая ее, словно свернутый в рулон кусок ткани. А если…
— Дайте вашу руку — сказала я женщине. — И закройте глаза. И запомните: что бы вы не увидели — молчите. Одно ваше слово — и все пропадет…
Не ожидала, но… Надо же, у меня получилось!
… И вновь перед моими глазами появились низкие своды подземных выработок, освещаемые лишь светом факелов, проходящие мимо нас скованные люди, схватка с охранниками, Гайлиндер, рассказывающий о погибших, и он же, читающий отходную молитву над павшими… Такое впечатление, будто я со стороны наблюдаю за происходящим…
Открыв глаза, я увидела, что женщина беззвучно плачет. Понимаю, я видела слишком мало, а погибшего парнишку совсем не рассмотрела… Ладно, попробуем по-другому…
— Кисс, присядь рядом, и дай мне свою руку. Постарайся хорошенько вспомнить ту схватку в рудниках, когда убили Стихоплета… Матери надо увидеть своего сына…
… Снова перед моими глазами замелькали картинки из прошлого, только вот в этот раз я увидела схватку глазами Кисса. Вот бежит один из охранников, Кисс вступает в бой… Закованные люди наседают на охранника — как видно, он был жестоким и безжалостным человеком, раз нападавшие настолько сильно хотят с ним посчитаться… А охранник, судя по всему, человек опытный, и оружием владеет умело. В одной руке у него — меч, в другой — короткий кинжал. Мелькает оружие — не подойдешь… Но такое впечатление, что закованным людям до его оружия нет никакого дела…
А вот и Стихоплет… Ясно увидела задорное юное лицо — совсем мальчишка! И еще внешне он очень похож на лицо той женщины, что сейчас сидит перед нами… Вот он схватил тяжелый камень с земли, поднял его над головой… Ну кто же так воюет, парень, ты весь открыт для удара! Охранник, отбивающийся от наседающих на него невольников… Парнишка с тяжелым камнем в руках кинулся на охранника… Молниеносный укол — и мальчишка сразу же мягко осел, выронив камень из рук — охранник ударил его кинжалом прямо в сердце… На мгновение передо мной вновь промелькнуло мальчишеское лицо, задорное выражение с которого не смогла стереть даже смерть… Лежащий на земле мальчишка чуть улыбался — он умер мгновенно, не мучаясь…
Чуть позже вокруг парнишки со склоненными головами стояли закованные люди… И вновь Гайлиндер читает отходную молитву над телами погибших, неподвижно лежащим на земле…
Как видно, уже перед тем, как мы ушли с места схватки, Кисс вновь обернулся: парнишка лежал со сложенными руками и задорно-мечтательной улыбкой на лице — очевидно, даже в момент своей гибели в его голове рождалось новое стихотворение… Что тут скажешь: поэты живут в своем мире, который многим из нас, не наделенным этим талантом, кажется странным, непривычным и непонятным. Это их кара, дар и наказание…
Открыв глаза, я увидела, что слезы по лицу женщины уже не катятся, а льются без остановки.
— Вот так это и произошло… Еще хочу сказать: вы с сыном были очень похожи внешне…
— Спасибо… А те люди, что все это время были с ним — они что-нибудь рассказывали о моем мальчике?
— Да… — это уже Кисс. Он опустился перед женщиной на колени, и стал повторять ей слова Гайлиндера, которые тот говорил о погибшем мальчике-поэте. Непонятным образом Кисс изменился: в его голосе появились теплые бархатные нотки, умиротворение, тепло, и в то же время нечто успокаивающее, в движениях — кошачья мягкость, да и сам он будто изменился внешне, стал загадочно-обольстительным… Он снова будто включил свое потрясающее обаяние. Вон, бедная женщина его слушает, и даже чуть улыбается — кажется, после слов Кисса у нее чуть отлегло от сердца…
Глянула на Мариду — та смотрела на Кисса с непонятным выражением на лице, так, будто она пыталась что-то вспомнить, и, без сомнений, сейчас это у нее получилось. Такое впечатление, что она растеряна… А, ладно, с этим разберемся потом.
Когда Кисс закончил свой рассказ, Авита вздохнула:
— Спасибо, мне стало много легче… Сейчас я понимаю, зачем ко мне сегодняшней ночью приходил мой сын — теперь я хотя бы знаю, как это произошло и как погиб он, мой мальчик, а не то все, что мне сказал мой муж… — тут женщину передернуло — сказал «Твой сын сдох, как собака»… А на самом деле мальчик погиб в бою, пытаясь вырваться на свободу… В моем роду все мужчины служат в армии, и смерть в бою — почетна, и говорит о том, что он не опозорил свое имя! Он был из тех, кто сражался за свою свободу, и просто не мог поступить иначе!.. Мальчик мой, как же я хочу к тебе!..
— Надо жить…
— Зачем? Я вышла замуж в шестнадцать лет… Вернее, меня выдали — моя семья считается одной из самых родовитых в Нерге, и состояние у меня было немалое. Муж меня никогда не любил — так, считал чем-то вроде приложения к моему приданому, а затем и к нашему сыну. Впрочем, сына он тоже не особо любил, считал чуть ли не дураком: дескать, кроме стихов и глупостей, он ни что не годен… Родня мужа, кстати, полностью разделяла это мнение. Ну, а я… Я тоже не испытывала к мужу особо нежных чувств, и весь смысл моей жизни был заключен только в сыне… Более того: я терпела мужа и подчинялась ему только ради нашего ребенка. Это был брак двух не любящих друг друга людей.
— Но сейчас…
— А сейчас, когда мой удивительный мальчик погиб, нас с мужем уже ничего не связывает. Да и влияние моих родственников при дворе в последнее время ослабло, так что мой муженек уже приглядел себе новую жену, опять-таки, исходя из своих политических интересов. Не тянул долго… Ему нужна новая родня, более влиятельная. Вот и все. А я… Я ему мешаю, так что… Ну, вы сами все видите и понимаете: он сделал все, чтоб моя болезнь обострилась, и чтоб я умерла до окончания праздников. По законам Нерга, если один из супругов умирает в течение этих праздничных дней, то второму супругу можно играть свадьбу хоть на следующий день после похорон, без всякого траура и поминаний по умершему. Этим законом, кстати, пользуются многие… Недаром люди мрут, как мухи, в дни празднования схождения в мир Великого Сета…
— А родня вашего мужа? Что говорят там?
— Родня… — чуть скривила губы женщина. — Настоятель этого храма — дядя моего мужа, и этот человек вечно подтверждает свое согласие с любым действием моего дорогого супруга. Они полностью и во всем поддерживают друг друга. По его мнению, моему мужу давно надо было избавиться от меня, и завести себе другую жену, тем более что они уже кого-то присмотрели… Ну, это все их политические игры, где я выступаю на стороне проигравшей.
— До того, как зайти сюда, вы говорили с настоятелем? Дядей своего мужа?
— Да. Сегодня я хотела попросить этого человека позволить поставить свечи в память о моем погибшем сыне, но мне этого не позволили — недостоин, говорят, твой сын того, чтоб о нем помнить и молить о милости к нему Великого Сета. От настоятеля я услышала не слова сочувствия или жалости к погибшему родственнику, а одно поучение и брань. Мол, дерзкому мальчишке, что позорил имя своего отца, послана такая же позорная смерть, а мне, раз я родила столь никчемного сына, положено не горевать о его смерти, а набраться смелости, и избавить мужа, этого достойного человека, от своего присутсвия. Все одно, дескать, твой никудышный сын лежит не в фамильной усыпальнице, а зарыт, как собака, с каторжниками невесть где… Настоятель всячески подчеркивает, что я уже никому не нужна. Как вы понимаете, моя судьба уже предрешена.
— Можно попробовать вылечить ваше…
— Не надо. Вы забываете, кто мой муж. Он снова сделает то, что хотел, да еще и поймет, кто мне помог: все же в конклаве сидят умелые колдуны, и для моего мужа считать с меня нужную информацию — пара пустяков. Это человек все равно избавится от меня тем или иным способом, причем в самое ближайшее время — для себя он уже все решил. Так что спасибо за ваше предложение мне помочь, но… Нет. Я жила только ради сына, но теперь потеряла даже его. Нет ни смысла жизни, ни желания жить, ни здоровья… И потом, я очень хочу уйти к сыну, быть вместе со своим мальчиком… Вы же это видите и сами.
Да, тут уже ничего не поделаешь — эта несчастная женщина приняла для себя окончательное решение.
— Сколько мне еще осталось? — она повернулась ко мне. — Только честно! До вечера дотяну?
— До вечера — да. А до утра…
— Значит, мне надо поторапливаться, и успеть кое-что сделать для того, чтоб мой дорогой муженек не чувствовал себя победителем… Разлюбезный супруг подзабыл, из какой я семьи, а в моем роду считается позором, если мы не отплатим обидчику, пусть даже перед смертью. Я могу и готова помочь вам в пику мужу и его родне, и вместе с тем сделаю это, чтоб отомстить им хоть в какой-то мере за смерть моего сына. И потом, ваша услуга неоценима: сейчас я не только узнала, как именно погиб мой мальчик, но даже это увидела своими глазами, хотя страшно и больно видеть, как гибнет твой ребенок… Все эти долгие годы супружества я, стиснув зубы, и взяв свою волю в кулак, очень многое терпела ради своего сына, а оказалось, что все это было напрасно. Так что теперь мой ход, хотя в любое другое время я против мужа не пошла бы ни за что на свете — все же я хорошо знала как свой долг, так и свое положение в обществе, и никогда не нарушала принятых на себя обязательств!
— Но…
— Выслушайте меня. Я не привыкла оставлять неоплаченные долги, тем более не намерена делать это перед смертью, а то, что вы сегодня сделали для меня… Теперь моя очередь расплатиться с вами. Прежде всего хочу сказать: спасибо вам за все.
— Но…
— Далее… — женщина подняла руку. — Прежде всего, у нас мало времени, так что пока говорю я. Так вот: сегодняшней ночью в нашем доме я слышала разговор в кабинете мужа… Моя комната находится неподалеку, и часто слышала многое из того, что мне знать не положено… Так вот, надо признать — натворили вы дел! Часть конклава в бешенстве, другая часть чуть ли не в открытую насмехается над своими противниками, теми, кто сейчас у власти… Крови вы им попортили предостаточно! В общем, произошло очередное обострение схваток меж разными группировками в конклаве. Вас ищут. Можно сказать — кинули на это все, что только можно. Не дать вам улизнуть — дело чести. Весь вопрос в том, в чьи руки вы попадете, какая из заинтересованных групп сумеет схватить вас первой… Впрочем, для вас, по большому счету, это без разницы — ни те, ни другие жалость проявлять не намерены. Колдуны из конклава даже пообещали выпустить из тюрем кое-кого из недавно арестованных главарей бандитов, если их дружки помогут поймать вас…
— Даже так?
— Да. Патрули на улицах, усиленные наряды, обыски и проверки на всех воротах, ведущих из города… Дорога в Харнлонгр под надежным прикрытием — в ту сторону лучше не соваться. Если все же рискнете пойти… Вас возьмут в любом случае, причем это даже не обсуждается. Сейчас к Сет'тану стянуты большие силы, и должны подойти еще войска — их специально вызвали, махнув рукой на все остальное. Перекрывают все дороги, ведущие к Харнлонгру и соседним с ним странам… К вечеру сюда нагонят столько войска, что кое-какие места в провинции останутся практически без армии и охраны.
— Они так рискуют?
— Да. Вы красивая — Авита посмотрела на меня. — За вами особо охотятся — дескать, надо кое-что исследовать… Как я поняла, вас велено брать живой. Королеву — тоже. А вот что касается вас, молодой человек… Сказано так: в случае чего — не жалеть, пустить в расход… Главное, чтоб никто из вас не ушел…
— Так куда же…
— Не перебивайте меня! Хотите знать, что я думаю по этому поводу? Вы можете попытаться уйти по старой объездной дороге, на которую можно попасть, если выедешь из Западных ворот.
— А куда она ведет, эта дорога?
— Петляет чуть ли по четверти страны, но в конечном итоге выводит к границе Крайса. Карту бы вам, но чего нет, того нет.
— Это верно…
— Кстати, стражников у Западных ворот все же поменьше: считается, что вы, скорей всего, будете уходить в сторону Харнлонгра, так что именно в том направлении и сосредоточено основное внимание и основные силы. А дороги с Западных ворот ведут в более пустынные местности, и оттуда до границ Харнлонгра так просто не доберешься…
— Ну, это другой вопрос. Для начала нам хотя бы вырваться за пределы Сет'тана, а там уж как боги распорядятся. Пошлют нам удачу — спасемся, а если нет… Итак, допустим: мы за воротами. Куда нам двигаться дальше и как найти ту объездную дорогу?
— Тридцать пятая верста от Западных ворот, отворотка налево, большой треугольный камень из темного вулканического стекла на пересечении дорог… Место довольно приметное, мимо никак не проедете. Там и сворачивайте, а все дальнейшее зависит только от вас. Вы ведь видели, какие хорошие дороги в Нерге? Особенно те, которые ведут в столицу… Так вот, та объездная дорога, что начинается на тридцать пятой версте — она на них совсем не похожа. Не мощеная камнем, а обычная грунтовая. Места на той дороге довольно заброшенные, людских поселений немного, местность холмистая, довольно засушливая, да еще и с многочисленными оврагами… Там, в случае чего, можно попытаться спрятаться. Кроме того, та объездная дорога в последнее заслуженно пользуется дурной славой. Сейчас туда не суются, во всяком случае, стараются не соваться без крайней нужды, так что для вас — это единственный и наилучший выход. Если, конечно, вы там сумеете проехать — очень опасно…
— А что такое на той дороге…
— Если честно — не знаю. Просто слышала, что в тех местах седмиц шесть-семь назад один из колдунов испытывал свое новое создание. Вернее, этот не совсем новое, разработки по этой теме идут уже многие и многие десятилетия, и только сейчас в цитадели добились того результата, на который они и рассчитывали. Что именно представляло из себя это самое создание, выращенное в лабораториях — о том имею лишь самое общее представление. Вы, думаю, тоже наслышаны о том, чем занимаются некоторые, с позволения сказать, исследователи…
— Да уж…
— Так вот, все, что мне известно о произошедшем, так только то, что и самого колдуна, и двух его учеников, слуг, охрану… В общем, всех нашли изодранными в клочья. Муж очень досадовал из-за гибели колдуна, которого убило то…создание. Дескать, наука понесла невосполнимую утрату. По мнению очень многих членов конклава это был какой-то невероятный гений, на которого все остальные чуть ли не молились. Мол, светлейшая голова и потрясающий ум, который умудрялся делать невероятные вещи… А это… создание — оно исчезло. Его искали, но так и не нашли. Но с той поры в тех местах начали пропадать не только домашние животные — что можно было бы списать на диких зверей, но исчезают и люди, живущие там.
— Даже так?
— Увы. Да и на дороге стало очень и очень неспокойно: не скажу, что на ней гибнут все подряд — нет, многие из тех, кто едет, добираются до нужного места без осложнений, живыми и здоровыми. Что ж, некоторым везет, ведь той сбежавшей твари тоже нужен сон и отдых… Но примерно столько же путников на этой дороге пропадает бесследно. Хотя, нет: находят части их останков, опознать которые невозможно, да и смысла в том нет… В общем, хочется надеяться, что если вы туда направитесь, то попадете в число тех, кому везет, и кто умудряется благополучно проехать то опасное место. А если нет… Поверьте, вам лучше умереть там, чем в цитадели…
— Понимаем.
— Боюсь, понимаете не до конца. Поверьте, вам лучше сделать все, только чтоб не попасть живыми в руки колдунов. О пощаде и прощении, разумеется, и речи быть не может. Дело в ваших душах. Окажетесь в лапах коллег моего мужа — лишитесь и их…
— Не знаете, что представляет из себя это… творение колдунов? Ну, сбежавшее… создание?
— Не имею ни малейшего представления. Мой муж в разговоре со своими коллегами называл его то созданием, то тварью, то уродом… Ну, муженек для характеристики тех, кого выращивают в лабораториях цитадели, частенько применяет и многие другие выражения, не менее бранные. Еще муж в разговоре с кем-то жаловался, что на то существо денег вбухано невесть сколько, и что разрабатывали тот проект не просто долго, а очень и очень долго. Что-то весьма перспективное, хотя и окончательно пока что не доведенное до конца, но, тем не менее, его уже можно было готовить к заданной миссии, к той, ради чего оно и было создано…
— А стражники? Их там много, на объездной дороге?
— Да кто сейчас туда пойдет?! Даже при наличии приказа в те места на дежурство отправятся очень немногие. Каждому хочется жить, а не совать свою голову под чьи-то зубы. Или когти… Так что на той дороге очень мало охраны, да и та сейчас большей частью не торчит на открытых местах, следя за порядком, а отсиживается в домах. Ночью там вообще никто старается носа на улицу не высовывать. И кто их за это осудит? Все одно никто из начальства не сунется с проверкой…
— А как же на подобное смотрят власти?
— Зачистку собираются проводить сразу же после праздников, причем к этому делу намерены привлечь армию.
— А зачем армия?
— Иначе, говорят, справиться сложно… Так что порядок в тех местах, без сомнений, наведут. И сбежавшую тварь отловят. Поймают, нейтрализуют, или просто убьют… Не в первый раз. Полевые испытания частенько заканчиваются такими вот… неприятностями. Другой вопрос: сколько для этого понадобится сил, и сколько при том прольется крови… Хотя, если честно, я все же не понимаю, отчего то существо до сей поры так и не отловили? Мне что-то плохо верится, что колдунам для этого нужна армия. Раз они создали это существо, значит, имеют представление и о том, как с ним можно справиться. А ведь та тварь все еще на свободе и убивает людей… В общем, решайте сами — идти вам туда, или нет. Но на мой взгляд, для вас сейчас главное — покинуть Сет'тан… Учтите: на Западных воротах охраны тоже хватает.
— Но как нам выйти из храма? Вы же сами только что сказали — нас вовсю ищут! До Западных ворот нам просто-напросто не дойти!
— Выйти… Это, кстати, совсем несложно. Не знаю, как вы сюда забрались, но раз сумели открыть один замок, то не думаю, что для вас составит такой большой труд открыть и другой. В той, в соседней кладовой, что расположена рядом с вами, находится склад самой разной одежды для служителей. Подберете себе что-либо из того, что там имеется, тем более, что храмовников обычно не останавливают для проверок…
Теперь понятно, — подумалось мне, — теперь понятно, отчего за то время, что мы сидим здесь, в соседнюю дверь заходили несколько раз. За одеждой. Все же одежда — это не мебель, и уж тем более в праздники, при большом скоплении народа ее можно без труда порвать или испачкать. Заменить одну одежду на другую несложно, особенно если имеется возможность взять запасную.
— К сожалению, — продолжала женщина, — к сожалению, мне совсем нечего дать вам с собой. Наличных денег на руках у меня нет, впрочем, их никогда не было — всем распоряжается мой муж, так что… Да, и вот еще, вам надо знать одну очень важную вещь: эти, из конклава… В общем, они намерены пустить по вашему следу кое-кого из своих созданий, из тех, что выращивают в цитадели, так что вам надо быть очень осторожными… И уходите отсюда поскорей. Вот еще: чтоб выйти из города, вам нужно будет сказать пароль. На сегодня это слово — «заклание». А…
В этот момент в дверь постучали. Все тот же ворчливый голос почтительно произнес:
— Госпожа, карета вернулась.
— Иду! — громко сказала женщина. Она с трудом поднялась на ноги. — Вы сняли тяжесть с моей души. Извините, что я вами так разоткровенничалась… Просто хочется хотя бы раз в жизни высказать все, что накопилось за многие годы!.. Сегодняшней ночью я уйду к сыну… Это так? — повернулась она ко мне.
— Да…
— Прекрасно. И вот что еще: моя мать верила в Светлые Небеса… Если вам каким-то чудом удастся уйти из Нерга, то поставьте свечи за помин души моего сына и меня…
— Обещаем.
— Спасибо… И прощайте.
Женщина пошла к выходу, но я-то видела, каких невероятных усилий ей стоит держаться на ногах. Тем не менее сейчас отсюда уходила не сломленная и раздавленная женщина, а сильная и уверенная в себе аристократка. Отчего-то мне подумалось: на пути у этой женщины лучше не стоять, и в другое время она нам вряд ли бы стала помогать.
Авита и ее муж… Можно не сомневаться: муж этой женщины тоже очень жесткий и сильный человек, иначе он бы не мог дойти до высот в конклаве — там мягким и уступчивым людям делать нечего. Два человека с сильной волей в одной семье уживаются плохо, и подобный брак держится лишь на том, что один из двоих сознательно смиряет свои порывы. Должно быть Авита долгие годы многое удерживала в свой душе, смирялась ради сына, но сейчас об этом и речи быть не может…
А немного позже, стоя неподалеку от окна, мы увидели, как карета двинулась с места…
— Что скажете? — повернулась к нам Марида.
— Она нас не обманула — в этом я уверена. Так что нам надо действовать, и прежде всего — как можно быстрее покинуть это место. Остальное будем решать потом, по ходу дела.
— А ведь я помню ее отца… — задумчиво сказала Марида. — Достойный был человек, только уж очень поддавался чужому влиянию. Ну, Нерг ломает многих… Так, надо раздобыть какую-нибудь одежду. Предлагаю пойти в ту кладовую всем вместе — все одно нам здесь больше делать нечего.
— Погодите… А как мы найдем те самые Западные ворота?
— Дорогу к ним я знаю — вздохнула Марида. — Покажу. Что именно и где находится в Сет'тане — это мне хорошо известно. Вот за его пределами…
— Простите, уважаемая атта, что перебиваю вас, — заговорил Кисс. — Но перед тем, как направиться сюда, я неплохо изучал карту окрестностей столицы колдунов, так что имею общее представление о том, куда ведут дороги из Западных ворот.
— Замечательно! — улыбнулась Марида. — Мне остается только радоваться тому, что Всеблагой послал мне вас…
— Тогда пошли в соседнюю кладовую — вмешалась я. — Поищем там что-либо из одежды, тем более что на лестнице сейчас, кажется, никого нет…
— Да-а… — и тут не Кисс не мог удержаться от ехидства. — Вот что значит женщины! При одном упоминании о кладовой с одеждой они готовы кинуться туда со всех ног! Дорогая, спешу вас разочаровать: одежда там, похоже, только мужская, причем исключительно для храмовников. Впрочем, радость моя, когда подобные мелочи вас останавливали?..
Как же иногда мне хочется треснуть Кисса по затылку! Причем врезать ему со всего замаха…