От тяжких дум меня отвлек крысиный писк – оказывается, несколько этих хвостатых грызунов вновь заявились в камеру, намереваясь найти хоть что-то съестное. Мне только и оставалось, что стряхнусь со своего платья хлебные крошки, и крысы, забавно шевеля усами, стали собирать с холодного каменного пола немногочисленные крошечки. Ну, вряд ли вы, серые плутовки, там много чего найдете, но если что отыщете – все ваше. В любое другое время я с крысами даже бы поговорила, тем более что эти умные создания были благодарными слушателями, но сейчас меня непонятно отчего одолели воспоминания...

... На следующее утро после той ужасной ночи, к нам в комнату заявился сам глава семьи, то бишь Лудо Мадор ди Роминели. Встав напротив меня, мой свекор холодно бросил:

– Когда я прихожу, меня нужно встречать стоя, и при моем появлении почтительно склонять голову.

Возможно, в любое другое время я бы и поднялась с кровати, но у меня кружилась голова, в ушах стоял звон, а еще меня страшно тошнило – давало о себе знать сотрясение мозга, только вот до таких мелочей папаше моего дорогого супруга не было никакого дела.

– Если бы я могла, то сделала бы это... – мне понадобились усилия, чтоб произнести эту фразу. – Кажется, мне нужен врач...

– Вы больны?.. – теперь в голосе свекра появились оттенки презрения.

– У меня раскалывается голова... – с трудом произнесла я. В тот момент мне было так плохо, как не было никогда в жизни. – А если ваш сын и дальше будет распускать руки, то эта самая голова расколется в прямом смысле этого слова.

– Через мои руки прошло немало собак и лошадей... – заговорил Уорт, и я не заметила, чтоб дорогой супруг чувствовал хоть малейшие угрызения совести за то, что ночью устроил мне настоящее избиение. – Многие из них спервоначалу тоже проявляли непокорность, но силой каждого можно привести к повиновению.

– Зря вы так думаете... – прошептала я, потому как говорить в полный голос не было сил – каждый громкий звук болью отдавался в голове. А еще я пыталась сделать все, чтоб не расплакаться – за те часы, что я провела вместе с новоявленным мужем, мне стало понятно, что женские слезы приводили его в состояние бешенства. Вдобавок он считал слезы первым признаком слабости...

– Я слышал, что многие из современных девиц ужасно испорчены, но с такой дерзкой особой, как вы, сталкиваться приходится нечасто... – продолжал свекор, не обращая никакого внимания на мои слова. – Похоже, в свое время вы не получили должного воспитания, и потому я должен с горечью констатировать весьма неприятный факт – моему сыну не очень повезло с выбором супруги.

Ну, насчет того, кому не повезло – тут у меня было свое мнение, в корне отличимое от мнения господина Мадора, только вот моей точкой зрения на этот вопрос никто не интересовался.

– Кроме того... – гнул свое хозяин дома, – кроме того, я должен отметить, что то, как вы представились нашей семье – это совершенно провальное действо. Я разочарован и недоволен.

А уж как я-то недовольна тем, что оказалась в вашей семейке – словами это не описать, только вот вам, господа хорошие, на это наплевать.

– Кроме того... – продолжал свекор, – кроме того, нас обманули насчет вашего приданого, мы получили всего лишь половину от первоначально обещанного. Должен сказать, что ваши родные – настоящие лгуны.

Что касается лжи и лгунов – тут вам, господин хороший, надо посмотреться в зеркало, да вот только подобное никому из вашей семейки не придет в голову.

– Ничего, отец... – а вот теперь и дорогой супруг подал голос. – Вторую половину денег мы получим в любом случае.

– Получить-то получим, только через несколько лет... – поморщился господин Мадор. – А ведь это золото можно было бы уже сейчас вложить в дело, получать проценты...

– Мне надо переговорить с Шарлоном... – в голосе разлюбезного супруга была угроза. – Причем для него этот разговор будет очень неприятным. Он не оправдал моего доверия, нарушил данное слово...

– Перестань... – махнул рукой хозяин дома. – Ты и сам должен был понимать, что подобное развитие событий было вполне предсказуемо, так что не стоит все усложнять. Послал козла в огород за капустой... Вы все же братья, а это всего лишь женщина.

– Святые Небеса... – прошептала я. – Вы даже не стесняетесь все это обсуждать при мне...

– При вас?.. – теперь в голосе свекра было неприкрытое пренебрежение. – Жаль, я не знал ранее, что ваша мать была простолюдинкой – в этом случае я вряд ли бы стал поддерживать желание своего сына Уорта жениться на девице, которая наполовину плебейка! Это же настоящий позор – заиметь в родне нечистокровную особу! Да вы каждому из нас должны ноги целовать от одной мысли о том, что вам выпало счастье войти в нашу семью!

– Это самое горестное событие моей жизни... – почти что выдохнула я. – Обман и ложь – это вы называете счастьем?

– Тогда вот что я вам скажу... – голос господина Мадора был холоден, как лед. – Прежде всего, по отношению к жене моего сына обращения «вы» пока что не будет. Раз она не относится к людям с чистой кровью, то с нее вполне достаточно слова «ты». Уорт, пока твоя жена не возьмется за ум, и не будет вести себя с нами так, как это положено по правилам, то есть почтительно, вежливо и должным уважением – до той поры иного отношения, во всяком случае, от меня, она не дождется! Впрочем, даже тогда я еще посмотрю, как следует обращаться с ней...

– Не волнуйся, отец, я выбью из нее всю непокорность... – довольно ухмыльнулся мой муж.

– Я на это надеюсь... – свекор даже не посмотрел в мою сторону, а мне оставалось лишь вновь и вновь горевать о том, что именно на меня пал выбор Лудо Уорта ди Роминели.

Лишь много позже, из обмолвок и отрывочных рассказов я разобралась в той истории, которая привела меня к столь кошмарному замужеству, и почему я оказалась в этом доме, столь красивом снаружи, и оказавшемся позолоченной тюрьмой внутри...

Оказывается, много лет тому назад молодой человек Лудо Мадор ди Роминели, происходящий из знатного рода, женился на единственной наследнице родовитого семейства, которая принесла в приданое своему супругу просто-таки фантастическое состояние. Надо сказать, что эта молодая особа обладала мягким и добрым характером, но, увы, на редкость уродливой внешностью, которую получила из-за бесконечных браков, заключаемых внутри своей семьи. То семейство считалось едва ли не самым родовитым в стране, и именно по этой причине там не разрешалось никаких иных брачных союзов, кроме внутрисемейных, чтоб, так сказать, не расплескать по сторонам священную кровь. Правда, в свое время никто не думал о том, к каким печальным последствиям может привести подобное стремление к чистоте крови. Увы, всем известно, что союзы между близкими родственниками чреваты самыми неприятными последствиями для потомства, начиная от врожденного уродства и психических расстройств, до полного вырождения семьи, что, собственно, и произошло. Эта молодая женщина, последняя в своем роду, была настолько безобразна, что к ней не торопились свататься даже самые небогатые дворяне – понятно, какие в этом браке могут родиться дети, а подобную беду не исправишь никакими деньгами, да и невыносимо тяжело жить бок о бок с женщиной, на которую лишний раз не хочется даже смотреть.

Правда, Лудо Мадора ди Роминели такие мелочи не смутили, и он без раздумий повел к алтарю эту молодую особу, ведь ее приданое, по мнению молодого человека, искупало все недостатки внешности невесты. Прекрасно понимая, чем может грозить разрыв с невероятно богатой женой, он умело скрывал свое отвращение, и время от времени был с нею даже вежлив. Правда, через несколько лет женщина умерла при родах, однако она все же успела подарить своему мужу сына, который, к несчастью, внешностью уродился в мать, то есть наследника семейства ди Роминели при всем желании нельзя было назвать хотя бы мало-мальски привлекательным человеком.

Через год Лудо Мадор ди Роминели снова женился, только уже по любви, и на этот раз его выбор пал на ослепительно красивую молодую женщину, дочь полностью разорившегося мелкопоместного дворянина. Брак был безоблачным, правда, не особо долгим – не прошло и десяти лет, как супруга скончалась, но, тем не менее, за время брака родила четверых красавцев-сыновей. Частенько, глядя на подрастающих детишек, которые были один краше другого, Лудо Мадор досадовал: как жаль, что его наследником является не один из этих на диво пригожих парнишек, а Уорт, на внешность которого, как говорится, без слез не взглянешь!.. Увы, все состояние по закону должно перейти к старшему из сыновей, и потому изменить хоть что-то было совершенно невозможно.

Единственное, что радовало отца в старшем сыне – так это его сообразительность, ум и невероятно цепкая память. Молодой человек с легкостью запоминал иноземные языки, был на диво сметлив, расчетлив, и в то же время жесток и беспринципен. Постепенно он стал забирать в свои руки все семейные дела, причем делал это настолько ловко, что вскоре папаша не без причины стал опасаться того, что вскоре сынок совсем оттеснит родителя с места главы семьи. Правда, Уорт прекрасно понимал и то, насколько он уродлив, и осознание подобного с детства наложило на него свой горький отпечаток и отнюдь не породило любви к людям. Кроме того, было ясно, что характером наследник уродился в жестокого и властного отца, а это более чем неприятное сочетание. Однако если учесть, что, кроме уродливой внешности, доставшейся ему от матери, Уорт наследовал и кое-какие неприятные наследственные заболевания, в том числе и приступы дикой ярости, то становится ясным, отчего люди старались держаться подальше от этого крайне озлобленного и жестокого человека.

Проблема была и в том, что, повзрослев, Уорт никак не мог подобрать себе жену – уж очень отталкивающая внешность была у этого молодого человека. Все представители знатных и богатых семейств, у кого были дочери на выданье, находили весьма уважительные предлоги, чтоб отказать возможному жениху, а о небогатой девушке из простонародья наследник дома ди Роминели и слушать не хотел – мол, меня подобный мезальянс не устраивает, связывать свою жизнь с безродной нищенкой я не желаю. У Лудо Уорта была иная цель – взять себе в жены едва ли не самую красивую девушку из родовитого семейства, такую, которая понравится ему с первого взгляда. Что ж, намерения похвальные, только вот юные красотки, естественно, и слышать не хотели о таком женихе, как Лудо Уорт ди Роминели, и это несмотря на его богатство и знатность.

Шли годы, но ничего не менялось, а характер наследника семейства ди Роминели становился все невыносимей, тем более что едва ли не каждый из его братьев уже связал себя узами брака, причем безо всяких хлопот с их стороны – в невестах у красавцев-братьев недостатка не было. Пора было обзавестись женой и Уорду, тем более что ему был необходим наследник.

Вот тогда-то Лудо Уорт и решил: раз в родных краях для него нет подходящей невесты, то ее стоит поискать на другом конце страны, там, где о нем почти ничего не знают. Сказано – сделано, и молодой человек, прихватив рекомендательные письма, инкогнито отправился в путь за невестой. Понятно, что ему не следовало появляться в открытую перед знатью тех мест, где лежал его путь, и потому Уорт действовал тайно, никому не давая знать о своем присутствии, за исключением немногих, кому он мог доверять. Этими немногочисленными «счастливцами» были те, кому семейка ди Роминели в свое время одолжила деньги, и потому лишний раз можно не упоминать о том, что должники были вынуждены идти на поводу у заимодавца.

Меня Уорт увидел на том самом балу у губернатора, куда заявился для того, чтоб через приоткрытую шторку в оконце кареты рассмотреть всех гостей, что прибывали на бал. Помнится, на то празднество я приехала в сопровождении отца и мачехи, и вот именно тогда-то Уорт меня и заприметил... Как позже мне было сказано – с того самого момента он понял, что наконец-то его поиски закончились, и он нашел себе жену. Я соответствовала всем его требованиям – красива, из знатной семьи, за мной давали хорошее приданое. Правда, существовала одна проблема – выбранная сыном девушка была уже помолвлена, но, по мнению Уорта, это было вполне решаемо. К тому же наследник семейства ди Роминели был человеком умным и беспринципным, так что для него не составило труда составить некий хитроумный план, который он решил, не теряя времени, претворять в действие. Естественно, папаша, который давно мечтал женить сына, поддержал его во всем.

Начали с самого простого, то есть первым делом надо было разорвать помолвку. К сожалению, за сыном маркиза Рейнье грехов не водилось, но вот на самого маркиза кое-что сумели накопать, правда, для этого пришлось порыться в архивах инквизиции, куда, понятно, абы кого не пустят.

Так вот, оказывается, в дни своей молодости маркиз Рейнье, по наивности и юношескому неразумию позволил втянуть себя в некий заговор, подрывающий основы матери-церкви. Маркиза прихватили, как говорится, на горячем, и, оказавшись в подвалах инквизиции, он, после первого же общения с мастером пыточных дел, выдал всех своих товарищей. Мне трудно осуждать человека за подобное, хотя если у тебя хватило ума ввязаться в столь сомнительное предприятие, то должен представлять себе и возможнее последствия своих действий. Так вот, после показаний перепуганного молодого человека по стране прокатилась волна арестов, кое-кто из задержанных позже оказался в тюрьме, кто-то на каторге, а некоторые и вовсе на плахе... Самого же маркиза, к его великому удивлению, выпустили с настоятельным советом уехать к себе в имение и оставаться там до конца своих дней. Естественно, подобными рекомендациями пренебрегать не стоит, и потому маркиз Рейнье обосновался в своем замке, безвылазно находился на принадлежащих ему владениях, и не хотел вспоминать минувшее... Вот на этом-то печальном факте из прошлого семейка ди Роминели и решила сыграть.

В замок маркиза Рейнье был послан господин Солан, стряпчий семейства ди Роминели. Он без долгих разговоров сунул маркизу под нос точную копию того списка, который в свое время составил для инквизиции перепуганный молодой человек. Откуда в руках стряпчего оказалась эта бумага? Не стоит забывать о том, что архиепископ Петто был близким родственником семейства ди Роминели, а ради семейных уз можно пойти на кое-какие нарушения, например, перетряхнуть старые бумаги, находящиеся под грифом секретности. Понятно, что подобные поиски в закрытых архивах были организованы по распоряжению архиепископа Петто, который счел, что имеет право немного нарушить строгие законы этого сурового монашеского ордена.

В этом списке было немало имен представителей тех знатных семейств, чьи родственники погибли или были сосланы невесть куда после раскрытия этого заговора. Правда, стоит отметить и то, что инквизиция хорошо хранит свои тайны, и потому имя предателя для всех так и осталось неизвестным, а посчитаться с этим человеком хотели многие.

Посланник семейства ди Роминели предложил маркизу выбор: или ваш сын Полан расторгает помолвку со своей невестой, или... Ну, думаю, вы, господин хороший, понимаете лучше любого из нас что произойдет, если об этом списке и его авторе станет известно в ваших кругах, а это почти наверняка произойдет, если мы не договоримся. Разумеется, помощь святой церкви – дело хорошее, а заговор – действо противозаконное, только вот предателей нигде не любят, и потому после опубликования этого списка на имени Рейнье вечно останется грязное клеймо, вашим сыновьям не стоит мечтать об офицерской карьере, а члены семьи на долгие годы станут изгоями... Кроме того, еще неизвестно, отдаст ли граф де ля Сеннар свою дочь в семью со столь подмоченной репутацией... В общем, господин маркиз, окончательное решение остается за вами.

Не сомневаюсь, что стряпчий был достаточно убедителен, маркиз Рейнье смертельно напуган, а Полан оказался хорошим сыном, хотя решение о нашем разрыве наверняка далось ему нелегко...

Ну, а остальное было достаточно просто. На брошенной невесте должен был жениться другой, один из красавцев-братьев, но под именем Лудо Уорта, потому как если жених самолично заявится в дом невесты, то ни о каком согласии на брак не может быть и речи – в свое время Уорт наслушался достаточно отказов. Что ни говори, но наследнику дома ди Роминели нужна жена, а для этого можно пойти и на обман. Ну, а что касается человеческой стороны подобного обмана, то в семейке ди Роминели подобные тонкости никого не интересовали.

Для выполнения задуманного выбрали старшего из братьев – Шарлона. Он самый красивый, невероятно обаятельный, при желании сумеет очаровать любую женщину. К тому же Шарлон уже женат, у него есть двое детей, так что с его стороны можно не опасаться необдуманных поступков. Правда, молодому человеку было строго-настрого приказано как можно быстрей управиться с поручением – что ни говори, но родственники невесты обязательно будут интересоваться женихом, постараются собрать о нем все сведения, и до них вполне могут дойти слухи о жестокости и уродливости Уорта ди Роминели... Что ж, господина Лудо Шарлона ди Роминели можно поздравить – он хорошо выполнил свое дело, справился с заданием просто блестяще.

Итак, что можно сказать о моей семейной жизни... Эти два года, что я была вынуждена прожить со своим мужем, показались мне адом на земле. Он любил меня – в этом нет никаких сомнений, в противном случае этот человек не стал бы придумывать столь сложную комбинацию, чтоб заполучить меня в жены. Только вот беда в том, что его любовь принимала столь уродливые и жестокие формы, существовать в которых было невыносимо тяжело. Он требовал, чтоб я едва ли не постоянно находилась вместе с ним, если же Уорт куда-то уезжал по делам, то меня запирали в наших комнатах, и, бывает, я проводила там в одиночестве по нескольку дней. Неусыпный надзор, за каждым моим шагом следили, даже в сад я имела право выходить лишь в строго отведенное время и только в сопровождении дорогого супруга... Почти что тюремный режим, только в золотой клетке.

А еще я все время была одна. Родственники семейства ди Роминели: все эти дяди, тети, кузены, племянники – они общались только между собой, обходя меня чуть ли не стороной – ведь я была чужим человеком в семье, которую за непочтение недолюбливал грозный господин Лудо Мадор, а наследник Уорт то и дело поколачивал, срывая на законной супруге свое недовольство по любому поводу. Со мной общалась только Рена, жена Шарлона, и то делала это не по своей воле, а по приказу свекра, хотя общением это было назвать сложно – она учила меня вышивать, была мила, любезна, но я-то видела, что она меня ненавидит. Что ж, в какой-то мере я могу ее понять...

Сам Шарлон, красавец, с которым я стояла перед алтарем... Каждый раз, когда он появлялся в нашем доме, то пытался переговорить со мной, а я делала все, чтоб избежать подобного общения. Правда, от очередного скандала меня это не спасало.

Однако самое ужасное было в другом: остро осознавая недостатки собственной внешности, Уорт был невероятно, болезненно ревнив, приступ ярости у него могло вызвать даже мое неверно оброненное слово или же случайный взгляд на сторону. Более того: все мои вещи то и дело постоянно обыскивались – видимо, в поисках любовных посланий или подарков от невесть каких поклонников, и при малейшем подозрении на незнамо какие прегрешения дорогой супруг сразу же начинал учить меня кулаками. При этом он частенько впадал в неистовство, а когда это происходило, то Уорт совершенно переставал себя контролировать, избивая меня едва ли не до полусмерти. Самое отвратительное состоит в том, что в подобных срывах он обвинял меня – мол, была бы ты хорошей и послушной женой, то я бы тебя пальцем не трогал, а раз не хочешь себя вести нормально, то получай, что заслужила!..

Среди простых людей существует мнение: дескать, если муж бьет жену, то, значит, он ее любит, и побои милого болят недолго... Не знаю, как можно серьез относиться к подобному утверждению, но если считать его верным, то любовь мужа ко мне должна быть просто беспредельной. Что же касается побоев, то синяки с моего тела не сходили...

Сейчас мне кажется, что если бы у Уорта был хоть немного более покладистый характер, или если б он относился ко мне куда мягче и заботливей, то я бы смирилась со своей жизнью, приняла ее, как неизбежность, и даже бы искренне жалела этого уродливого человека. К несчастью, дорогой супруг считал меня почти что своей собственностью, за которую ему пришлось побороться, и в наших с ним отношениях его устраивало лишь полное подчинение, которого, в случае неповиновения, можно добиться только кулаками. Не знаю, но что он рассчитывал, потому как подобное отношение рождало в моей душе все большую и большую ненависть.

Пыталась ли я хоть что-то сделать, когда муж поднимал на меня руку? Вначале нет – была слишком растеряна и напугана, а потом поняла, что если не хочу остаться калекой или же погубить свою жизнь, то должна хитрить, притворяться, и все для того, чтоб в итоге вырваться из этого дома. Надо сказать, что я неплохо сумела овладеть искусством обмана.

Вспоминала ли я Полана, свою единственную любовь? Несколько раз он приходил ко мне на ум, но я гнала от себя все мысли о бывшем женихе. Если бы Полан в свое время пояснил мне, из-за какой причины его заставляют отказаться от меня, то, возможно, в нынешней ситуации я бы не оказалась. Отказом от свадьбы своего сына маркиз Рейнье заплатил за безопасность своей семьи, и Полан с этим согласился, хотя наверняка понимал, что если нашу помолвку разрушают, то, значит, вскоре появится новый кандидат в женихи, по приказу которого, скорей всего, и разворошили ту старую историю... Если Полан смирился с подобным положением вещей, и даже более того – согласился принять все это, то о чем еще тут можно говорить?

Первые месяцы после замужества я надеялась на помощь отца и бабушки. К тому времени им уже было известно, что произошло – оказывается, всего лишь через три дня после моего отъезда бабушка сумела разобраться во многом, но предпринять хоть что-либо было уже поздно. Когда мои родные приехали сюда, нам позволили увидеться, и, не обращая внимания на стоящего рядом мужа, я попросила родных сделать все, чтоб покончить с этим браком. Не буду говорить, как после этого обошелся со мной разлюбезный супруг, главное – у меня появилась надежда на избавление. Долгое время я ожидала хоть каких-то изменений в жизни, но потом с горечью осознала, что не стоит тешить себя напрасными надеждами. Как позже выяснилось, отец и бабушка пытались сделать все, что было в их силах, старались найти хоть какие-то лазейки, чтоб объявить наш брак недействительным, но все было бесполезно – у семейства ди Роминели были слишком обширные связи. Результатом всех этих усилий явилось то, что моим родным было сказано следующее – дескать, отныне они нежеланные гости в этих местах, и потому им не стоит более тратиться на долгую дорогу для встречи с дочерью, которая счастлива в браке, разрушить который никому не дано. И вообще, всем не помешает знать: в семействе ди Роминели разводов не было, нет, и впредь их никогда не будет, так что никаких разговоров на эту тему быть не может.

Впору было опустить руки и погрузиться в глухое отчаяние, но я понимала, что если хочу вырваться отсюда и получить свободу, то надо не терять присутствия духа. Выход у меня был только один – бежать, причем на столь рискованное предприятие у меня может быть только одна попытка, так что ошибаться тут никак нельзя. Однако просто сбежать – этого мало: если поймают, то вернут сюда, и не хочется даже думать о том, какую жизнь устроит мне любящий муж. Ну, а в том случае, если мне повезет, и я сумею где-то укрыться, то всю оставшуюся жизнь буду вынуждена прятаться в самых глухих углах, потому как наш брак признан законным, и супруг имеет на меня все права. Значит, покидать этот дом с пустыми руками не стоит – нужно прихватить с собой нечто такое, за возвращение чего семейка ди Роминели согласиться дать мне развод. Скажете, что так действовать непорядочно? Интересно, как бы повели себя вы, оказавшись на моем месте?

Свободного времени у меня было в излишке, и потому я постепенно разработала подробный план, каким образом я смогу не только сбежать из этого дома, но и получить развод. Я продумала все мелочи, постаралась предусмотреть возможные трудности... У меня было уже все готово для побега, однако в самый последний момент все пошло не так...

... Вновь заскрипела открываемая дверь, и на пороге появилась сухопарая фигура в монашеском одеянии. Так, теперь ко мне пожаловал судебный пристав. Надо же, то целыми днями сижу в камере одна, а тут сразу два посетителя! Правда, у меня нет особого желания видеть что одного, что другого – могу поспорить, что этот судебный пристав тоже кормится с руки моего бывшего свекра.

– Госпожа ди Роминели, я пришел, чтоб сообщить вам: решение по вашему делу суд вынесет завтра. Заседание назначено на полдень.

– Спасибо, вы очень любезны... – я не стала подниматься со своей соломенной подстилки.

– Дело не только в моей любезности, а еще и в том, что господин Лудо Мадор ди Роминели вновь просил передать вам: если вдруг вы случайно вспомните, где может находиться то, что он не может отыскать уже давно... На крайний случай, выскажите хотя бы свои предположения, где может находиться пропажа. Если исчезнувшие бумаги отыщутся, то уважаемый господин ди Роминели сделает все, чтоб максимально облегчить вашу участь.

Так, – вновь отметила я про себя, – так, значит, спрятанные бумаги все еще не нашли! Второй раз за день слышу эту хорошую новость, хотя, боюсь, лично для меня это уже не играет никакой роли, а говорить, где лежат бумаги, я никому не собираюсь. Разумеется, будь у меня надежда на то, что после возвращения этих бумаг с меня снимут обвинения – отдала бы их, не задумываясь, только мне хорошо известны нравы семейки ди Роминели: пообещать они могут все, что угодно, только вот с выполнением этих обещаний дело обстоит, говоря мягко, неважно. Если даже меня отправят на плаху, то я получу хотя бы моральное удовлетворение от того, в каком бешенстве сейчас находится бывший свекор, разыскивая пропажу. Конечно, при большом желании тайник отыскать можно, но для этого надо очень постараться – в свое время я и сама совершенно случайно отыскала это местечко за деревянными панелями.

– Знаете, я уже устала говорить господину ди Роминели, что не знаю, о каких бумагах идет речь, и понятия не имею о том, где они могут находиться... – надеюсь, в моем голосе ясно слышалась досада. – Единственное, что я могу, так это еще раз повторить мой совет господину Лудо Мадору ди Роминели: пусть как следует тряхнет слуг – эти излишне любопытствующие люди, как правило, знают все, суют свои носы во все щели.

– Должен сказать, что господин Лудо Мадор ди Роминели сомневается в ваших словах.

– Это его право...

О каких бумагах идет речь? В сейфе у моего супруга было немало документов, за возвращение которых их владельцы пошли бы на многое. Договоры, заемные письма, закладные... Дело в том, что семейка ди Роминели, кичившаяся своей знатностью и родовитостью, тем не менее, вовсю занималась торговлей, ссужала деньги под высокий процент, постоянно покупала себе новые земли, занималась тяжбами и бесконечными судами... Как я уже упоминала, в последнее время мой муж, если можно так выразиться, стал вовсю подгребать под себя семейное дело, довольно-таки беззастенчиво отталкивая в сторону своего папашу, и потому держал в своем сейфе все самые важные и дорогостоящие документы. Конечно, мой свекор не раз высказывал недовольство по этому поводу, но поделать ничего не мог – характер у сыночка был покруче, чем у папаши, да и в делах соображал не в пример лучше, а уж над своими документами в сейфе трясся, как скряга над золотом. Вот именно потому-то я и решила: если забрать из сейфа кое-что из имеющихся там наиболее ценных бумаг, то при будущем разговоре с ди Роминели у меня сразу же возрастают шансы получить развод.

Мне пришлось приложить немало сил и потратить много времени, чтоб понять, где муж прячет ключ от сейфа, но сделать это я все же сумела, и в отсутствие дорогого супруга смогла изучить кое-что из того вороха бумаг, что находились внутри встроенного в стену сейфа. Конечно, не имело смысла тащить с собой все листы и свитки, из них следует отобрать лишь те, которые представляют наибольшую ценность. Кроме того было понятно, что заранее ничего не следует брать из сейфа, но можно прикинуть, какие именно бумаги перед побегом следует забрать с собой. Свободного времени у меня было навалом, так что я успела просмотреть все документы и остановить свой выбор на двух десятках этих бумаг. Оставалось лишь набраться терпения, дождаться подходящего случая, и через какое-то время он представился.

В тот день мы были приглашены на прием по случаю приезда в город каких-то иноземцев, и это был один из тех редких случаев, когда мужчинам на праздник следовало приходить с женами. Скрепя сердце, муженек вынужден был взять меня с собой, потому как на приеме он намеревался встретиться с какими-то нужными людьми, а потому хочется ему того, или нет, но следовало соблюдать установленные правила.

К моему удивлению, в тот день у мужа было на диво чудесное настроение – видимо, получил какие-то хорошие известия, или же заключил на редкость удачную сделку. Вместе с нами отправился и мой свекор – а то как же, они с сыном партнеры, так что все деловые вопросы должны решать вместе. Правда, на прием Уорт прихватил и Рену – дескать, если я отойду куда-либо в сторону, то жене не стоит оставаться одной, лучше быть под присмотром одного из членов семьи. Я же с трудом скрывала свое волнение – пусть с нами едет хоть Рена, хоть все остальные члены семейства ди Роминели, лишь бы они обращали на меня как можно меньше внимания! Если удастся все, что задумывалось, то сегодняшней ночью я убегу из проклятого дома ди Роминели, чтоб их!.. Святые Небеса, неужели я вырвусь оттуда? Только бы все получилось, только бы получилось!..

Как я не старалась казаться невозмутимой, Уорт все же заметил мое беспокойство, но решил, что я нахожусь в радостном предвкушении от праздничного вечера – что ни говори, но случаи, когда муж вывозил меня за пределы своего дома, можно пересчитать по пальцам одной руки. Как и следовало ожидать, подобное ему совсем не понравилось, и на прием он приехал в уже дурном настроении, и мне оставалось надеяться только на то, что до конца праздника оно не ухудшится, и свои дальнейшие планы муженек менять не будет.

Дело в том, что сразу же после приема Уорд вместе с отцом собрался отправиться за город – для мужчин там намечалось отдельное празднество, с псовой охотой и последующим возлиянием, а потому господа ди Роминели намеревались пробыть в гостях не только сегодняшнюю ночь, но и весь завтрашний день. В общем, хозяев дома не будет. Меня же, естественно, запрут под замок, и до возврата Уорта комнату вряд ли откроют, что меня бесконечно радовало. Мне же, по возвращении домой, нужно будет сделать немало дел: переодеться в платье попроще, сунуть на кровать под одеяло комок одежды, изображая спящего человека, забрать нужные документы, аккуратно выставить одно из оконных стекол, а потом через сад пробраться на улицу... К тому времени на улице будет совсем темно, но гуляющих хватает, так что я вряд ли привлеку внимание стражи. Куда идти потом – это я тоже знала. Главное – отойти подальше от дворца ди Роминели, на одном из постоялых дворов нанять перевозчика, чтоб довез до какой-нибудь деревушки на дороге... Но с этим нужно разбираться потом, когда окажусь на сравнительно безопасном расстоянии от дворца ди Роминели. Отчего я была уверена, что меня не заметят слуги? Да потому что мне было прекрасно известно – в те нечастые моменты, когда хозяев ночами не было дома, слуги позволяли себе... ну, скажем так, несколько расслабиться: некоторые без разрешения уходили со двора, другие собирались на кухне и втихую пили хозяйское вино, а кое-какие парочки прятались по темным углам...

Прием шел своим чередом, не происходило ничего выходящего за привычные рамки, я не отходила ни на шаг от Рены, и Уорт, который стоял в отдалении и не выпускал меня из вида, понемногу стал успокаиваться. Прекрасно, мне того и надо, чтоб после приема он отбыл на псовую охоту в хорошем расположении духа – тогда уж точно раньше времени не вернется домой...

У меня наверняка бы все получилось, но тут нелегкая принесла на прием какого-то молодого хлыща. Парню было лет двадцать, довольно привлекательный, и одетый с тем особым шиком, который отличает состоятельных людей, наделенных тонким вкусом и не жалеющих денег на одежду. Не знаю, чей это был родственник, и что он тут делал, но по его уверенным ухваткам можно было понять – этот молодой человек приехал сюда из столицы, и был не прочь приударить за одной из здешних дам. Как только он вошел и осмотрел зал, как его взгляд остановился на мне. Не обращая внимания на окружающих, молодой человек подошел ко мне, и склонился в изящном поклоне.

– Святые Небеса, я и подумать не мог, что встречу здесь такую звезду! Прекрасная незнакомка, не могу описать счастье увидеть вас! Право, я очень давно не видел никого красивей вас! Разрешите представиться – меня зовут Рейсан де Руан...

– Очень приятно... – я отвернулась и чуть отступила на шаг. Надеюсь, до этого человека дойдет, что дама не желает с ним знакомиться.

Так сложилось, что на приемах мужчины ко мне обычно не подходили – всему городу был известен бешеный нрав моего мужа, его невероятная ревность и злопамятность. Разозлившись на кого-то, Уорт мог пойти на многое, лишь бы наказать своего обидчика, и потому люди и сами стремились не обострять отношения со столь невыдержанным человеком. Как правило, я получала вежливый поклон вместо приветствия – и каждый отходил в сторону. Беда в том, что этот столичный гость, очевидно, не знал о том, и всерьез решил приударить за мной. Не знаю, чей он родственник, но мне бы очень хотелось, чтоб этому парню как можно доходчивей и быстрей пояснили, что ради собственного блага от жены Лудо Уорта ди Роминели следует держаться на приличном расстоянии.

Увы, на благоразумие молодого человека я рассчитывала напрасно. Несмотря на все мои усилия, холодность и нежелание разговаривать, Рейсан де Руан не отходил от меня ни шаг, старался привлечь мое внимание всеми доступными ему способами, шутил, смеялся, был невероятно обаятелен, рассказывал последние столичные новости... Кошмар! Я едва ли не молила про себя – господин де Руан, отойдите от меня, пожалуйста, и подальше, а заодно найдите себе другой объект для восхищений!, но ничего не помогало. Рейсан явно хотел мне понравиться, только вот у меня от подобной перспективы сердце билось все чаще и испуганней. Рена помалкивала, не говорила ни слова, стояла с непроницаемым лицом, а вот взгляд мужа становился все яростней, и я понимала, что еще немного – и дорогой супруг не выдержит.

Так и произошло. Подойдя к нам, Уорт скомандовал, глядя на меня побелевшими от гнева глазами:

– Вам пора домой!

– А вы, собственно, кто такой?.. – на лице молодого человека, когда он сверху вниз смотрел на моего супруга, скользнул оттенок невольной брезгливости. – И почему обращаетесь к даме столь бесцеремонно?

– Я – муж этой дамы, что сейчас стоит перед вами!.. – Уорт рявкнул так громко, что на нас стали оборачиваться, а разговоры вокруг нас смолкли. – Оливия, будет лучше, если вы сию же секунду уйдете отсюда. Помнится, по дороге сюда вы жаловались, что у вас болит голова. Рена проводит вас до дома.

– Да, разумеется... – я направилась к выходу. Конечно, если следовать правилам хорошего тона, то мне бы следовало распрощаться и с де Руаном, который смотрел на нас с растерянным и недоуменным видом, но взглянув на лицо мужа, я отказалась от подобных намерений. Кажется, Уорт доведен до белого каления, а это очень плохо...

За всю дорогу до дворца ди Роминели Рена не сказала мне ни слова, а у меня тем более не было желания разговаривать. Судя по настроению супруга, от него можно ожидать чего угодно, и я вновь подумала – надо уходить, и побыстрей.

Оказавшись дома, первым делом переоделась, затем, достав ключ, открыла сейф мужа, только вот забрать оттуда все нужные бумаги я не успела – за окном послышался шум подъезжающей кареты, а следом я услышала донельзя раздраженный голос Уорда. Кажется, муж все же приехал выяснять отношения, и свободного времени у меня осталось совсем мало. Схватила несколько отобранных листов и еще какие-то бумаги со свитками, которые Уорд только сегодня положил в сейф, прихватила небольшой мешочек с золотыми монетами – в дороге необходимы деньги... Стараясь не паниковать, закрыла сейф, положила ключ на место, а все остальное, то, что достала из сейфа, спрятала в тайник. Что бы сейчас ни произошло, какой бы скандал муженек мне не закатил, я все одно не намерена отказываться от побега, потому что оставаться и далее в этом доме – это выше моих сил. Надеюсь, мне удастся утихомирить мужа покорностью и смирением...

Однако когда Уорт даже не вошел, а ворвался в комнату, я поняла, что все обстоит куда хуже, чем можно предположить. Муж был не просто в бешенстве – он едва контролировал себя. Это не просто плохо, а очень плохо. Я уже знала, что в такие моменты Уорту лучше не попадаться под руку – может избить до полусмерти, или искалечить. В последний раз, когда на него нападало нечто подобное, я, помимо синяков по всему телу, получила вывихнутую руку и сломанную ключицу, и если бы не спряталась от дорогого супруга под кроватью, то еще неизвестно, чем бы все закончилось, ведь тогда Уорт стал рубить кровать мечом...

– Где он?! – даже не спросил, а заорал муж.

– Не понимаю...

– Все ты понимаешь!.. – рявкнул Уорт. – Где этот сопляк, этот щеголь, этот мерзавец?..

– Ты о ком?

– Ты еще и издеваешься?.. – дорогой супруг сжал кулаки. – Думаешь, я не знаю, что ты назначила ему свидание здесь? Недаром этот сопляк ушел с приема сразу же после тебя! Что, решили развлечься, пока меня не будет?! Куда ты его спрятала?

– Перестань говорить ерунду... – больше я ничего сказать не успела, потому как Уорт ударил меня так, что я отлетела в сторону, и на какое-то время потеряла сознание. Когда же я пришла в себя, то почувствовала, как болит все тело – судя по всему, пока я лежала без сознания, дорогой супруг успел не один раз пнуть меня ногами – увы, выражать подобным способом свое недовольство поведением жены муж считал абсолютно нормальным делом. Вокруг валялись разбросанные вещи, до меня доносился треск разламываемой мебели – похоже, Уорт впал в неистовство и крушил все подряд. Ну, теперь он не успокоится до тех пор, пока не переломает все подряд, или вновь не примется избивать меня...

В этот момент я поняла, что мой план побега полностью провален – отныне Уорт или приставит ко мне постоянную охранницу, или же изобьет меня до такого состояния, что в ближайшее время я вряд ли смогу не то что ходить, а даже шевелиться. Похоже, рушатся мои мечты вырваться на свободу... Горечь от неудачи была столь сильной, что я отбросила в сторону всю ту осторожность, с которой жила последнее время. Все, хватит! Я и без того терпела слишком долго!

Неподалеку от меня лежал разбитый фарфоровый кувшин из-под воды – видимо, Уорт скинул его на пол, когда громил все вокруг. Надо же, как необычно раскололся этот кхитайский кувшин – разбит вдребезги, а к изящной ручке все еще прикреплен длинный осколок бело-синего фарфора... Жаль, этот кувшин мне очень нравился и стоил немалых денег... Конечно, обломок фарфора – это не оружие, особенно против разъяренного супруга, но ничего более подходящего рядом не было, а когда у тебя в руках есть хоть что-то острое, то чувствуешь себя куда уверенней.

Преодолевая боль, и крепко держа в руках осколок, поднялась на ноги. Как раз в этот момент Уорт оглянулся.

– Куда ты его спрятала?.. – даже не сказал, а прохрипел муж. Судя по его перекошенному лицу, успокаиваться он и не думает. – Где твой любовник? И не надо мне врать, что это тут не было! Я все знаю!..

– Кроме тебя и меня здесь никого нет... – я поражалась собственному спокойствию. – И не было. Говори потише – от твоих криков даже слуги попрятались.

– Что?! – кажется, Уорт был настолько поражен моими словами, что на мгновение растерялся.

– Я сказала – хватит кричать. Ты так гордишься своим происхождением, что чуть ли не лопаешься от чванства, хотя в действительности ведешь себя словно дикарь или неотесанный простолюдин. Только посмотри, какой погром ты устроил! Я уже не говорю о твоем отношении ко мне...

– Тварь... – зашипел Уорт, делая шаг ко мне. – Я так и знал, что ты лживая и порочная дрянь! Вот твоя благодарность за то, что я для тебя делал!..

– Благодарить тебя?.. – если бы я смогла, то горько рассмеялась. – А за что? Ты лишил меня всего, что я любила, разрушил мечты и украл надежду на счастье, держишь меня здесь, словно пленницу, постоянно избиваешь... Твоя так называемая любовь ко мне – это словно тяжелые цепи, от которых я мечтаю избавиться! Наш брак, изначально построенный на обмане – он отвратителен! А ты... Ты мне омерзителен. Возможно, кто-то и любит своих тюремщиков и истязателей, но только не я. Подлинный дворянин, аристократ до мозга костей никогда не поступит так, как ты ведешь себя со мной!

– Как ты смеешь...

– Смею! Все имеет свой предел, вот и моему терпению наступил конец! Мне надоело молчать и выносить твои бесконечные истерические припадки и беспричинную ревность! Я уже не говорю про постоянные избиения... Хочешь знать правду? Больше всего на свете я хочу развестись с тобой, и никогда больше не видеть ни тебя, ни этого проклятого дома! Понятно, что ни о какой любви с моей стороны речи нет, и быть не может. Да ее и не было никогда, но зато есть отвращение, которое постоянно растет! Да и семьи, как таковой, у нас не существует, меня обманом привезли сюда и заставили жить с тобой! Если бы только я могла, то давно бы покинула эту золоченую тюрьму и тебя...

– Убью!.. – прохрипел муж, выхватывая кинжал, и делая шаг ко мне. – Ты давно это заслужила, дрянь неблагодарная!

– Не подходи!.. – я выставила вперед острый осколок. – Я не шучу! Давай хоть раз поговорим, как разумные люди...

Но муж меня уже не слушал – он уже дошел до того состояния, когда человек не в состоянии контролировать свои поступки. Выставив вперед кинжал, он метнулся ко мне, а я шарахнулась в сторону, при этом отмахиваясь осколком фарфора от мужа, однако споткнулась о валяющийся на полу диванный валик, который в тот момент оказался у меня под ногами. Уже падая на пол, почувствовала, как осколок вошел во что-то живое, податливое... Лишь через несколько секунд я осознала, что лежу на полу, а Уорт стоит совсем рядом, держась руками за шею, вернее за тот острый осколок бело-синего фарфора, что торчит у него между пальцев...

Вообще-то у мужа шеи, как таковой, почти не было, и со стороны казалось, что голова мужчины сидит прямо на плечах – недаром, чтоб просмотреть в сторону, Уорту нужно было поворачиваться всем телом. Как я сумела попасть этим длинным и острым осколком в то, что у мужа можно было назвать шеей – это мне не понятно и сейчас, но факт остается фактом: острые края фарфора глубоко вошли в человеческую плоть, перерубив при этом сонную артерию...

Пару немыслимо долгих мгновений Уорт стоял, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а затем одним рывком вытащил осколок, и сразу же из раны толчком ударила горячая кровь, несколько капель которой упали мне на лицо. В непонятном оцепенении я смотрела на то, как Уорт, уронив осколок на пол, и зажимая пальцами ранение, побрел к дверям – видимо, хотел позвать на помощь, но дверь была заперта. А, да, он же сам совсем недавно закрывал ее на ключ... Пока муж, действуя одной рукой, отыскал в кармане ключ, пока сумел дрожащей рукой вставить его в замок и открыть дверь – к тому времени не только его одежда пропиталась кровью, но и возле дверей образовалась небольшая лужица натекшей крови...

Больше я ничего не помню – потеряла сознание, а когда пришла в себя, то оказалось, что наш дом уже полон стражи. Мне сообщили о смерти супруга, и эту новость я восприняла с полным безразличием, вернее, в тот момент мне было уже все равно. Главное – более не надо жить под вечным спудом страха и безнадежности. Моя семейная жизнь закончилась, и ничего, кроме покоя, я не испытывала.

После мне рассказали: когда Уорт вышел из комнаты, то никого из слуг рядом не оказалось – они, наученные горьким опытом, во время приступов хозяйского гнева и сами прятались по углам, потому как попасть на глаза разгневанному Лудо Уорту никому не хотелось. Судя по кровавому следу, оставленному мужем, он все же сумел добраться до помещений, где обитали слуги, и скончался там от потери крови. Перепуганные слуги поднялись наверх, заглянули в нашу комнату, и тут же послали за господином Мадором, а заодно и за стражей.

Стража прибыла первой, и я ничего не стала скрывать от дознавателей, да и что там утаивать – они и сами видели разгромленную комнату и избитую хозяйку. Слуги тоже поведали о том, что господин Уорт, разгневавшись, впадал в такое состояние, что, бывало, и себя не помнил от злости, а уж свои кулаки в такие моменты чесал обо всех и каждого.

Я невольно обратила внимание на то, что у стражников при обращении ко мне проскальзывало сочувствие и даже жалость. Кажется, у этих людей было гораздо больше человечности, чем у семейки ди Роминели.

Все изменилось в тот момент, когда примчался мой свекор – во время той драмы, что происходила в нашем доме, господин Лудо Мадор находился за городом, и потому туда пришлось посылать слугу. Узнав подробности произошедшего, свекор имел отдельную беседу с дознавателем, причем разговаривали они за закрытыми дверями. Уж не знаю, что эти двое там решили, и к какому соглашению пришли, только меня в ту же ночь отвезли в тюрьму – мол, так положено по закону, вы же человека убили, пусть даже и защищаясь. Если честно, то я тогда подумала – уж лучше в тюрьму, чем и дальше оставаться в ненавистном доме, который к тому времени ненавидела всей душой! К тому же та небольшая камера, в которую меня вначале поместили, куда больше напоминала каморку для слуг – с кроватью, столом и стульями. Место для отдыха, да и только!

Однако не прошло и нескольких дней, как мне предъявили обвинение в предумышленном убийстве дорогого супруга, после чего меня перевели сюда, в этот каменный мешок с крысами и крохотным оконцем – оказывается, здесь располагаются камеры для самых опасных преступников, к которым причислили и меня. Не сомневаюсь, что подобное было сделано по приказу дорогого свекра – таким образом мне заранее дали понять, какое наказание меня ждет в будущем. Сожалела ли я о смерти мужа? Скажем так: я испытывала ни с чем несравнимое облегчение при одной только мысли о том, что больше никогда его не увижу. А еще я наивно надеялась на то, что следствие во всем разберется по справедливости, поймет, что с моей стороны это была всего лишь защита... К сожалению, я забыла о том, насколько влиятельна семья ди Роминели.

Что было нужно этой семейке? Ну, то, что моему бывшему свекру необходимо не оставить без отмщения убийцу своего сына – это понятно и без долгих пояснений. К тому же жертвой стал представитель одной из самых знатных семей страны, а подобное не может остаться без должного наказания. Не менее важным было и другое: в аристократических кругах очень важна репутация, и потому во всей этой истории требовалось изобразить Лудо Уорта (пусть даже только для вида) чуть ли не святым мучеником. Надобно было обрисовать все произошедшее таким образом, будто не он истязал жену, а это она, неблагодарная, не оценила выпавшего ей счастья и зарезала муженька просто потому, что ей этого захотелось. Конечно, все в городе знали истинное положение вещей, но разговоры – это одно, люди могут болтать о чем угодно, рты им все одно не заткнешь. Гораздо важнее было другое, то есть что решит суд, и то, о чем будут говорить в столице.

Вдобавок ко всему всплыла и чуть подзабытая история о том, как выходя замуж за одного из ди Роминели, я по факту оказалась замужем за другим, и подобное оглашение очень не понравилось архиепископу Петто и герцогу Тен, которые в свое время просили моего отца согласиться со сватовством Лудо ди Роминели. Если герцог еще мог каким-то образом сослаться на то, что пошел на поводу у своего друга Лудо Мадора ради заключения достойного и взаимовыгодного брака двух молодых людей, то архиепископу Петто уж никак не следовало влезать во всю эту историю и подрывать авторитет святой церкви. Надо принять во внимание и то, что архиепископ – двоюродный брат Лудо Мадора ди Роминели, и устраивая подобным образом брак своего племянника, а потом и признавая его законным, он, скажем так, несколько нарушил основы матери-церкви. Сочетать браком двух людей, один из которых не присутствует на церемонии, а вместо себя послал другого, но под своим именем – это не вписывается ни в какие рамки. Что ни говори, но если строго следовать церковным канонам, то Лудо Шарлона надо было признать двоеженцем, а Лудо Уорта – незаконно живущим в противозаконном браке, не благословленном святой церковью, и который своим существованием нарушает основы семьи и брака, только вот архиепископ Петто по какой-то причине так не считает... Ну, разве это не лицемерие?!

Общее мнение было таким: похоже, многие аристократов уверены, что для них закон не писан, и потому они живут по тем правилам, которые устанавливают для себя сами, считают, что им все дозволено, а высокородные святоши покрывают их делишки! Да любого из простолюдинов за подобное двоеженство давно бы наказали, а этим все, как с гуся вода!..

В общем, как ни крути, но для того, чтоб закончились ненужные разговоры, бросающие тень на высокие имена, эту историю необходимо было пресечь на корню, причем жестко и безо всякой жалости. Вот потому-то дознаватель пытался повернуть дело так, что вся вина за произошедшее целиком и полностью лежала на моих плечах. К великой досаде обвинителей, итог этих потуг получился не очень достоверным, но при большом желании на кое-какие нестыковки можно закрыть глаза.

Для обвинителей куда хуже было другое – я никак не хотела играть по их правилам, и не собиралась хоть что-то скрывать. К тому же, узнав о драме в одной из самых знатных семей страны, из королевского дворца прислали наблюдателя, чтоб тот проследил за непредвзятостью процесса и справедливостью вынесенного приговора. Ну, с королями не стоит конфликтовать даже очень родовитым и богатым людям, а, значит, нужно было повернуть дело так, чтоб я признала свою вину и искренне раскаялась в содеянном преступлении, умоляя о прощении... Пошли бесконечные уговоры, увещевания, сказочные обещания, перемежающиеся угрозами, но отныне я не собиралась хоть в чем-то идти навстречу требованиям семейки ди Роминели.

Потом состоялся суд, правда, к великому разочарованию большой части жителей города, суд был закрытый. Все выступления были заранее отрепетированы: слуги, глядя честными глазами на судей, рассказывали о том, как я третировала беднягу-мужа; стражники, стараясь не смотреть в мою сторону, докладывали о том, что пострадавший весь был истыкан острым предметом, зато на мне не было ни царапинки. На основании этого был сделан вывод: дескать, это может говорить только о том, что столь благородный человек не мог поднять руку на женщину, даже такую жестокую, как его супруга.

Семейка ди Роминели выступала здесь в статусе пострадавших, и уж они-то оторвались по-полной. Дяди, тети, кузены с кузинами – все они пели одну песню о том, насколько великодушным человеком был их погибший родственник, и сколь жестокосердная женщина досталась ему в спутницы жизни. Правда, судя по всему, они учили свой текст с одной бумажки, что стало понятно после речи уже третьего свидетеля: каждый едва ли не слово в слово повторял то, что говорили выступающие до них – видимо, опасались сказать от себя хоть что-то лишнее и (не приведи того Боги!) рассердить Лудо Мадора ди Роминели. Ну, это понятно: почтенный господин Мадор – хозяин семьи, все полностью зависят от его расположения, и потому лучше ни на йоту не отступать от того текста, который им велели запомнить. Даже судьи поняли всю нелепость происходящего, и после шестого «беспристрастного свидетеля» махнули рукой – мол, показаний уже выступивших родственников вполне достаточно, в этом вопросе нам все ясно!

Удостоилась я и выступления бывшего свекра. Обливая меня презрением, он с горечью в голосе сообщил, насколько несчастным был брак его сына – дескать, этот молодой человек с первого взгляда и без памяти влюбился в недостойную особу, за что в итоге и поплатился. Более того: эта ужасная женщина, что присутствует здесь и наблюдает за всем происходящим с невозмутимым видом – она не смогла родить наследника, или же просто не пожелала этого сделать, и теперь у него, Лудо Мадора ди Роминели, не осталось от его любимого старшего сына ничего, кроме горьких воспоминаний... Вообще-то в тот момент мне очень хотелось напомнить бывшему свекру причину, отчего он остался без внука, но я предпочла промолчать – все одно здесь мои слова никто слушать не станет.

Выступал и Шарлон. Я даже не хочу вспоминать его речь – противно. Коротко ее можно передать так: когда он приехал, чтоб предложить мне руку своего брата, я влюбилась в него, настояла на том, чтоб он на мне женился, хотя знала, что уже женат, да и впоследствии преследовала его своими домогательствами... Все остальное, что он сказал, было столь же несуразно. Шарлон нес откровенную чушь, громоздил одну нелепость на другую... Кажется, судьи дослушали его с явным трудом, и не стали задавать ни одного вопроса.

Мне трудно судить о том, что думал посланник короля, глядя на это итак называемое беспристрастное рассмотрение дела, но лично у меня складывалось стойкое впечатление о том, что все происходящее выглядело сплошным фарсом.

Единственным человеком, кто кинулся на мою защиту, оказалась бабушка. Почему-то она приехала одна, без моего отца, но, тем не менее, своим выступлением в суде, если можно так выразиться, моя боевая бабушка размазала по стенке всю семейку ди Роминели. Бабуля рассказала о излишне скором сватовстве, о том, как приехавший гость торопился со свадьбой и последующим скорым отъездом. Поведала и то, что всего лишь через несколько дней после нашего отъезда бабушка выяснила, как выглядит настоящий Лудо Уорт, а также узнала многое об этой благородной семейке... Надо признать: в выражениях бабушка не стеснялась, к великому недовольству господина Мадора высказала все, что думает как о нем самом, так и обо всех его родных и близких – кажется, даже судьи с трудом удерживали улыбки, слушая более чем образную речь бабушки. Увы, даже столь эмоциональное выступление вряд ли могло склонить в мою сторону чашу правосудия – я понимала, что приговор по моему делу негласно вынесен еще до начала суда, только вот пока что не стоило говорить об этом бабушке.

А еще бабуля сумела пару раз добиться свидания со мной. На вопрос, почему не приехал отец, бабушка лишь вздохнула – просто не смог, семейные дела, просил извинения за свое отсутствие, просил передать, что любит... Может быть, так оно и есть, но все же мне показалось, что бабушка чего-то недоговаривает, глаза отводит в строну. Впрочем, более она этой темы не касалась, но постоянно подбадривала меня, утверждала, что делает все возможное для моего освобождения. Ох, бабушка, ты никак не хочешь понять, что все уже решено, и изменить ничего нельзя, как ни старайся!

Именно потому на нашем втором свидании я, поражаясь собственному спокойствию, попросила ее принести мне кое-что, то, о чем думала уже давненько, и о чем, кроме бабушки, мне просить было некого. Как и следовало ожидать, бабуля, услышав мою просьбу, чуть языка не лишилась, а придя в себя, твердила мне только одно: выкинь всякую чушь из головы, все будет хорошо!.. Я, мол, вытащу тебя отсюда, не сомневайся!.. Бабушка, дорогая ты моя бабуля, для нас обоих будет лучше, если ты начнешь смотреть на жизнь реально, без пустой надежды.

... И вот настал день вынесения приговора. Все те же лица, члены семьи ди Роминели, подчеркнуто облаченные в черные траурные одежды, суровая речь обвинителя... Чувствовалось, что всем хочется как можно быстрей покончить с этим представлением, которому требовалось придать вид правосудия. Приговор был ожидаемым: за совершенное преступление, то есть убийство одного из самых достойных и уважаемых людей страны наказание может быть только одно – смертная казнь, то бишь отсечение головы, причем произойти это событие должно через три дня. Надо же, как торопятся – видимо, уверены, что вскоре после избавления от меня стихнут все разговоры, подрывающие честь семейства ди Роминели.

Не знаю, что после оглашения приговора члены этой благородной семейки хотели прочесть на моем лице, но увиденное их явно разочаровало – я даже бровью не повела. За два года жизни со своим супругом я привыкла скрывать свои чувства, да и пребывание в тюрьме успело подготовить меня к печальному итогу. Когда же спросили, не желает ли осужденная что-либо сказать напоследок, то я лишь пожала плечами:

– Мне бы очень хотелось поговорить со своей бабушкой.

– Ничего не имеем против... – кивнул головой один из судей. – Вы поговорите с ней сегодня, перед тем, как вас вновь отправят в тюрьму. Но неужели вам не хочется даже сейчас, стоя на краю бездны, попросить прощения за содеянное у господ ди Роминели? Раскаяние – это путь спасению и очищению души!

– Не считаю себя виновной перед этими спесивыми господами... – я покачала головой. – Так что в индульгенции от них я не нуждаюсь. Больше того: уверена, что многие из тех надменных господ, что находятся в этом зале с ханжески-печальным видом, в действительности были счастливы узнать, что их дорогой родственник Лудо Уорт отправился отвечать за свои грехи на Небеса. Дело в том, что, несмотря на все утверждения о семейном взаимопонимании и привязанности, большой любовью среди родни мой неадекватный муженек не пользовался. Более того – все боялись его частых приступов ярости, потому как не знали, что он может выкинуть в тот или иной момент. Единственное, что мне хочется на прощание пожелать кичливому семейству ди Роминели, так только то, чтоб они все провалились в тартарары, и навечно там остались.

– Это все?.. – поинтересовался судья.

– Думаю, больше нам друг другу сказать нечего.

Бабушке позволили подойти ко мне лишь тогда, когда в зале не осталось никого, кроме нас двоих и охранников. На бедную бабулю было страшно смотреть – кажется, от услышанного известия она словно разом постарела лет на десять. Уткнувшись лицом мне в плечо, бабушка горько заплакала.

– Они меня обманули... – с трудом произнесла она сквозь слезы. – Они обещали...

– Кто обещал? Уж не мой ли бывший свекор?

– Он...

– Я же просила тебя с ними не встречаться! Погоди... Ты что, заплатила ему?!

– Да...

– Но зачем?! И сколько он потребовал?

– Я просила его, умоляла спасти тебя... – бабушку душили слезы. – Он мне сказал, что если я выплачу ему оставшуюся половину твоего приданого, то у нас состоится совсем другой разговор о твоем будущем, и мы сможем поговорить о снятии обвинений и освобождении...

– Можешь не продолжать... – вздохнула я. – Я и так догадываюсь, что произошло дальше. Когда ты отдала ему деньги, то господин Мадор заявил: ты просто вернула ему то, что и обязана была отдать, и потому просить или требовать хоть что-то ты не имеешь никакого права. Если же хочешь, чтоб судьи отнеслись ко мне более лояльно, то мой бывший свекор потребовал с тебя еще деньги, причем заломил совершенно немыслимую сумму, и чтоб ее собрать, тебе надо будет продать едва ли не все, что имеешь... Так?

– А тебе откуда это известно?

– Успела насмотреться на нравы этой милой семейки. Запомни – никому из них верить нельзя... – я обняла бабушку, и прошептала ей на ухо:

– Ты принесла то, о чем я тебя просила?

Бабуля, не переставая плакать, взяла мою ладонь, и я почувствовала, что у меня в руках оказался маленький шарик. Как видно, бабушка все это время держала шарик в руках вместе с носовым платком, чтоб никто из окружающих ничего не заметил. Так, сейчас надо будет незаметно опустить его в карман, чтоб стражники ничего не заметили...

Тем временем бабушка с трудом проговорила сквозь рыдания:

– Мне раньше даже в страшном сне не могло присниться, что я сама...

– Послушай меня!.. – я перебила бабулю – как бы она сейчас случайно не проговорилась – все же стражники наблюдают за нами во все глаза, да и разговор слушают. – Ты сегодня же уедешь домой...

– Нет, я останусь...

– Уезжай, и немедленно. Я знаю нравы этой семейки, так что тебе стоит держаться от них как можно дальше. А еще не стоит тебе смотреть на то, что произойдет через три дня на площади, пожалей свое сердце. Лучше оставь здесь слугу – он потом вернется, и все тебе расскажет...

– Нет!..

– Бабушка, успокойся. Еще не все кончено, и я тебе обещаю, что на крайний случай пойду только в том случае, когда не останется иного выхода. Однако если что-то вдруг изменится, случится какое-то чудо и я буду жива, то... Вспомни, как мы с тобой по праздникам раньше ездили на могилу мамы...

– При чем тут... – бабушка на мгновение умолкла, а затем, не вытирая слез, попыталась улыбнуться. – Значит, ты еще на что-то надеешься?

– Каждый пытается не терять надежду до последнего мгновения... – я старалась говорить спокойным и уверенным голосом.

– Оливия, я смотрю на тебя, и просто не узнаю – такая спокойная и сильная... Раньше ты была мягкая, добрая, плакала от любой обиды, а сейчас я словно с другим человеком разговариваю!

– По-моему это единственное, за что я могу поблагодарить семейку ди Роминели.

– Все, свидание закончено... – к нам подошли стражники.

– А почему нам дали так мало времени для прощания?.. – неожиданно я разозлилась – Могли бы позволить нам поговорить немного дольше, вряд ли мы с бабушкой вновь увидимся.

– Не могу знать... – равнодушно ответил один из стражников. – Мы люди служивые, подневольные, нам сказали пять минут – мы и выполняем. Вы давайте заканчивайте, и чтоб при расставании все обошлось без криков и воплей, а не то нам было велено в случае неповиновений не церемониться.

– Хорошо... – я повернулась к бабушке, которая, не переставая, плакала. – Бабушка, выполни мою просьбу – уезжай, причем сегодня, а я буду надеяться на то, что все далеко не закончено, и мы с тобой еще увидимся. Обними отца, мачеху, моих братьев и сестер...

– Да, конечно... Оливия, я буду без остановки молиться за тебя, и надеюсь, что Светлые Небеса снизойдут к моей просьбе!..

Когда же я вновь оказалась в своей камере, то без сил прилегла на свою соломенную подстилку. Что ж, как я и предполагала, от эшафота меня спасать никто и не собирался, но зато семейка ди Роминели все же сумели полностью получить мое приданое! Все верно – если меня казнят, то вторую половину приданого им не видать, как своих ушей! Вот они и дали понять бабуле, что, выплатив недостающее, у нее есть все шансы спасти меня... Ох, ну и люди, в любой ситуации стараются своего не упустить!.. Зато немного радовало хотя бы то, что я сумела внушить бабушке какую-то надежду на благополучный исход всей этой истории, хотя прекрасно понимала, что уповать мне не на что. Надеюсь, это смутное чаяние на возможное счастливое завершение дела все же несколько смягчит бабушке боль утраты.

Достала из кармана тот шарик, что принесла мне бабушка. На первый взгляд у меня на ладони лежит обычный катышек хлеба, ничем не примечательный хлебный мякиш. Осторожно счистила начавший засыхать хлеб, и у меня на ладони оказался маленький стеклянный шарик серого цвета. С этим шариком надо обращаться крайне осторожно, ведь внутри должен быть сильнейший яд, убивающий едва ли не мгновенно. Надеюсь, бабушку не обманули, и она сумел отыскать именно то, что я ее просила.

Для чего мне яд? А разве не ясно? Разумеется, меньше всего мне хочется подставлять свою шею под топор палача, но уж если не остается выхода, то надо хотя бы сделать так, чтоб я не оказалась на эшафоте – не хочу доставлять удовольствие семейке ди Роминели видом своей отрубленной головы. Если такой шарик сжать зубами, то тонкое стекло хрустнет, и у палача будет меньше работы, а вот что касается ди Роминели, то эти люди будут вне себя от злости по той причине, что их месть не удалась, и та, которой они хотели отомстить, в последний момент ушла у них из рук... И потом, как бы я не храбрилась, не изображала перед всеми спокойствие и невозмутимость, но в глубине души все же боялась даже думать о том, что мне придется добровольно укладывать свою голову на плаху. Конечно, можно и сейчас раскусить этот стеклянный шарик, но я лучше подожду: все же три дополнительных дня жизни – это совсем неплохо. Можно хотя бы с крысами поговорить – вон, они уже появились в камере, привлеченные запахом раскрошенного хлеба...

А еще мне интересно знать, кто из семейства ди Роминели вновь пожалует сюда – если они все еще не нашли мой тайник с бумагами, то наверняка сделают еще одну попытку выяснить, не знаю ли я что-либо о пропаже. Меня они вряд ли подозревают, но все же с моей помощью можно попытаться отыскать невесть куда исчезнувшие документы – может, вспомню какие-то незначительные детали, или что-то вроде того.

Ждать пришлось сутки – видимо, господин Лудо Мадор решил дать мне прочувствовать полной мерой тот страх, который должен ощущать осужденный на казнь человек. Может, его рассуждения и были верны, но когда в течение двух лет едва ли не каждый день со страхом ожидаешь возвращения домой дорого супруга, и не знаешь, чего в очередной раз от него можно ожидать, то невольно привыкаешь ко многому. Если вдуматься, то после смерти Уорта я просто перешла из одной тюрьмы в другую, пусть и куда менее комфортабельную, а в остальном, можно сказать, ничего не изменилось.

Когда на пороге моей камеры появилась Рена, я лишь усмехнулась – ну надо же!.. Не исключено, что она сама вызвалась придти сюда, чтоб наконец-то высказать мне все то, что давно копилось у нее на сердце за эти годы.

– Удивлена?.. – спросила Рена. Надо отдать ей должное – она хотя бы надушенный платочек к лицу не прикладывала. – Или ты ожидала появления Шарлона?

– Нет... – покачала я головой. – Ты должна была придти сюда хотя бы для того, чтоб потешить собственное самолюбие. Это же ведь ты, голубушка, наплела Уорту о том, будто бы я ожидаю в комнате любовника. Более того – наверняка сказала, что подслушала наш с ним разговор.

– С чего ты взяла?.. – Рена даже не пыталась сделать вид, что изумлена или возмущена моими словами.

– Было время подумать. Кроме тебя, дорогая, сделать подобное было просто некому. Как было приказано, ты закрыла меня на ключ в комнате, затем отвезла этот самый ключ Уорту, и там уже высказала ему все свои подозрения. Послушай: мы сейчас вдвоем, посторонних ушей нет, так может, все же скажешь мне, для чего тебе все это надо? Да и то, что ты сюда пришла, чтоб посмотреть на поверженного противника – это так по-женски...

– Пожалуй, можно и поговорить в открытую... – кивнула головой Рена. – Все просто: после смерти господина Мадора по законам династического наследия титул и состояние должен получить старший сын, то есть Уорт. Согласна: против установленных правил не попрешь, но почему мой муж Шарлон после смерти отца должен остаться бедным, словно церковная мышь, а? Однако если бы вдруг Уорта не стало, или же если бы он женился, но у него не было детей, то после его кончины титул и состояние достанется Шарлону.

– Ого, насколько далеко шли ваши планы! Не ожидала.

– Возможно, тебе сложно поверить, но это мы с Шарлоном придумали, как без подозрений убрать с дороги наследничка, этого мерзкого урода! Конечно, меня никто не принимал всерьез – я же просто жена одного из братьев ди Роминели, серая мышка, а раз так, то и все мои действия ни у кого не вызывали подозрения, чем более что некоторых мужчин, кичащихся своим умом, женщина может обмануть без особого труда.

– Надо же, какое у тебя самомнение!

– Оно вполне заслужено. Я далеко не дура, только вот в семье ди Роминели умных баб не любят, потому и приходится изображать недалекую особу, которую кроме вышивки на пяльцах ничто не интересует. Нам с Шарлоном необходимо было выждать нужный момент, когда Уорту в очередной раз откажут в руке богатой наследницы. Потом, как бы между делом, в разговоре с ним я вскользь упомянула об одной из старых легенд, где говорится о том, как в старину увечные и больные воины искали себе крепких и здоровых жен, то есть под своим именем посылали к невестам крепких и красивых родственников. Как и ожидалось, подобного намека Уорту вполне хватило, и он отправился искать себе невесту подальше от этих мест, где и приглядел тебя. Больше того – он был уверен, что сам придумал, как задурить голову богатой наследнице. Все остальное пошло точно так, как мы и рассчитывали.

– Ты меня поражаешь – даже своего муженька не пожалела, отправила его ко мне, так сказать, как посланца любви и заместителя жениха. Вернее, как моего будущего мужа. Тебя ревность не мучила?

– Нет смысла отрицать очевидное – было дело... – заметно, что это далеко не лучшие воспоминания Рены. – К сожалению, иного выхода у нас не было, следовало все держать под своим контролем. А еще у меня не было никаких намерений желать Уорту семейного счастья, то есть я не могла позволить ему рождения детей.

Дети... Именно из-за их отсутствия бывший свекор постоянно упрекал меня, называя бесплодной, хотя это было неправдой. Примерно через два месяца после свадьбы я поняла, что беременна, только вот Уорт, узнав об этом, только что не позеленел от злости. Если честно, то я и сама не знала, чей это ребенок – Шарлона или Уорта, и подобное можно было определить только после рождения ребенка, только мой муж вовсе не хотел ждать так долго, и решил покончить с неизвестностью наиболее привычным ему способом. Проще говоря, я получила от дорогого супруга столько сильных пинков в живот, что потеряла ребенка, а от большой потери крови едва не умерла сама. После муженек меня предупредил: запомни, если только я заподозрю, что ты носишь не моего ребенка, то все повторится вновь... Правда, больше детей у меня не было.

– Погоди, погоди... – я растерянно посмотрела на Рену. – Уж не хочешь ли ты сказать...

– Я же тебе ясно сказала, что держала ситуацию в вашей семье под постоянным контролем... – вот теперь Рена была довольна. – Что же касается детей... Я всего лишь уронила в присутствии Уорта пару слезинок, и сказала, что подозреваю, что отцом твоего ребенка является мой супруг, который, вообще-то, почти уверен в собственном отцовстве...

– Так за всем, что произошло, стоишь ты?

– Не одна, а вместе с Шарлоном. Правда, первое время он жалел тебя, но потом понял, насколько неуместны подобные чувства в той рискованной игре, которую мы затеяли, и от которой не намерены отказываться. Признаю: мы постоянно вызывали ревность Уорта, делали все, чтоб довести ситуацию до логического конца. Мы прикидывали несколько возможных вариантов развития событий, и хоть один из них должен был сработать. Ты долго продержалась, я все же рассчитывала на то, что покончишь со своим муженьком куда раньше. Что ж, хорошо то, что хорошо кончается. Зато теперь наследником стал Шарлон и наши дети, так что своего мы добились.

– Только вот в результате ваших игр меня ждет плаха.

– Тут уж ничего не поделаешь, лес рубят – щепки летят... – философски заметила Рена. – К тому же тебе просто не повезло – ты понравилась Уорту, хотя на твоем месте вполне могла оказаться какая-то иная девушка. Это просто судьба, от которой не уйдешь.

– Н-да... – протянула я. – Если честно, то не ожидала. Я думала, что ты мелкая пакостница, а на самом деле...

– Давай без оскорблений, ладно?.. – поморщилась Рена. – К тому же для тебя еще не все потеряно, и в конечном итоге мы можем договориться.

– Ты меня все больше и больше удивляешь.

– Приятно слышать. Так вот, я могу тебе помочь. Сразу скажу, что меня послал Лудо Мадор...

– Кто бы сомневался! Без его дозволения тебя бы сюда не допустили.

– Дело вот в чем... – Рена решила не обращать внимания на мои колкости. – Господин Мадор просил передать: если ты хоть чем-то сможешь помочь ему в поиске пропавших документов из сейфа мужа, то казни не будет – тебя помилуют, и отправят в монастырь. Ты прекрасно понимаешь, что он в состоянии сделать подобное. Ну, что скажешь?

– То и скажу, что не понимаю, отчего вы все привязались ко мне с какими-то бумагами! Что в них такого ценного?

– Не знаю... – пожала плечами Рена. – Но свекор перерыл уже половину дома, отыскивая эти документы!

– Мне нечего сказать... – вздохнула я. – Впрочем, даже если бы я знала, где они лежат – все одно бы промолчала, потому как обещания нашего с тобой свекра не стоят и ломаной медяшки. К тому же стряпчий уже намекал мне на монастырь, а в результате я вот-вот окажусь на плахе... Так что пусть Лудо Мадор ди Роминели проваливает со своими бумагами как можно дальше, и ты вместе с ним. Заодно можешь прихватить туда же и своего красавца-супруга. Все, можешь уходить, нашим с тобой общением я сыта по горло.

– Что ж, я уйду... – насмешливо улыбнулась Рена. – Только перед расставанием мне надо передать тебе слова господина Мадора. Для начала, радость моя, тебе не помешает знать, что твой папаша умер, причем произошло это печальное событие совсем недавно.

– Что?! – ахнула я. – О чем ты говоришь?!

– Как, ты не знаешь?.. – хмыкнула Рена. – Господин Мадор верно предположил, что бабка тебе ни о чем таком не рассказала, не хотела еще больше расстраивать несчастную внученьку. Наверняка бабуся сообщила тебе что-то вроде того, что, дескать, бедный папочка занят неотложными делами и потому не смог приехать. Смолчала твоя бабуля, скрыла правду. Ай-яй-яй, как нехорошо обманывать!

– Но... Как же это... Что с ним случилось?.. – у меня голова шла кругом.

– Никто точно не знает, что произошло. Говорят, его пытались ограбить, а он сопротивлялся, вот и зарезали ненароком беднягу... – Рена с интересом смотрела на меня. – Убийц так и не нашли. Могу сказать больше – их так и не найдут. Вернее, не отыщут настоящих исполнителей этого дела, а для вида тамошние стражники могут вздернуть парочку лесных бродяг, и дело будет благополучно закрыто. Не подкопаешься. Если ты все еще не поняла, в чем тут дело, то сообщаю: в семье ли Роминели чтут древние традиции, в том числе и ту, что пролитую кровь следует смывать кровью врага.

– Но за что вы с ним так поступили?! Мой отец ни в чем не виноват!

– Он, конечно, ко всей этой истории не имеет никакого отношения, но ты убила наследника семейства ди Роминели, и, следуя правилам, установленным кем-то из этой семьи еще в незапамятные времена, так же поступили с твоим кровным родственником, то есть с отцом. Кровь за кровь. Не могу сказать, что сочувствую тебе.

– Какие же вы все мерзавцы... – прошептала я враз осипшим голосом.

– Ну, это с какой стороны посмотреть. Да, тебе просили передать еще кое-что: если ты до завтрашнего дня не вспомнишь, куда твой муженек мог спрятать документы, или хотя бы не выскажешь свои предположения, где могут быть эти самые бумаги, то твоя бабка не доедет живой до своего дома.

– Как же я вас всех ненавижу!.. – эти слова вырвались у меня сами собой.

– Твое дело... – Рена шагнула к дверям, но остановилась на пороге. – Кстати, твоя бабка мне понравилась! Боевая, шустрая, толковая, а уж как она на суде господина Мадора ругала – это нечто! Любо-дорого послушать! Скажу больше – со многими из высказываний твоей бабки я была полностью согласна. Жаль, если со старушкой случится нечто непоправимое... Итак, я приду завтра, и надеюсь, что ты порадуешь нас хорошими новостями. А уж как господин Лудо Мадор ди Роминели надеется на подобный счастливый исход – это ты даже представить себе не можешь!

Когда за Реной закрылась дверь, я схватилась за голову, и, впервые за последнее время, разрыдалась. Значит, они убили моего отца, хотя он ни в чем не виноват! Бедный, и это все из-за меня! Теперь нешуточная опасность повисла и над бабушкой... Что же делать?!

Однако, если вдуматься, то мне не стоит брать всю ответственность за произошедшее на себя – не я задумывала этот обман со свадьбой, и, будь на то моя воля, никогда не вышла бы замуж за Уорта, отталкивающего человека с неустойчивой психикой и болезненно ревнивого. Ну, кто скажет, за что мне все это, за что?!

Бедный отец... Вдобавок ко всему мачеха осталась одна с четырьмя детьми! Она хорошая женщина, но в хозяйстве совсем ничего не смыслит! Ох, как бы кредиторы (а такие явно отыщутся!) не ободрали ее, как липку!.. А еще в моей душе понимался даже не гнев, а самая настоящая ярость на почтенную семейку ди Роминели, которые, кажется, считают себя вправе вершить суд над кем угодно! Сейчас они требуют пропавшие бумаги... Боюсь, что если я даже их верну, то бабушку это все одно не спасет... Что же делать?

Наступила ночь, а я по-прежнему не знала, как мне следует поступить. Было уже далеко за полночь, только вот сон не шел, вдобавок ко всему, ночью на город обрушилась гроза. В маленьком оконце то и дело показывались всполохи молний, да и дождь лил не переставая. Да, сейчас на улицу лучше не показываться... И все же что мне завтра сказать Рене? Может, пустить их по ложному следу, сказать, что подозреваю в краже кого-то их стражников, которые тогда были у нас в доме? Боюсь, это не выход из положения...

Внезапно я услышала, как в дверном замке поворачивается ключ. Странно, с чего это ночной порой ко мне решил заглянуть гость? К этому времени мне уже были немного известны тюремные порядки, и я знала, что ночами в камеры заключенных охране заглядывать не принято. Подобное допускается только в том случае, если кого-то из узников вызывают на допрос, или же наоборот – приводят после допроса, а сейчас, когда на улице даже не льет, а хлещет дождь, о допросах и речи быть не может. Странно...

На пороге показался все тот же хам-тюремщик. Он держал в руках зажженный фонарь, и, судя по его не совсем твердой походке, этот человек успел принять внутрь уже не один стакан крепкого вина. Надо же, что эти люди позволяют себе ночами, когда начальства нет! А еще мне кажется, что тюремщика, если можно так выразиться, потянуло на сладкое. Мы люди взрослые, и если учесть, как похотливо этот человек смотрит на меня, понятно и без долгих пояснений, для чего он сюда заявился. Похоже, тюремщик решил: если мне осталось жить всего ничего, то он может позволить себе в отношении меня все, что угодно – все одно моих жалоб никто слушать не будет. Надо же, а я слышала, что здесь куда более строгие порядки, без таких вот... ночных развлечений для охраны. А может, это Рена перед уходом попросила тюремщика как следует припугнуть меня – уж слишком независимо я держалась с ней...

– Что тебе надо?.. – спросила я, но охранник не намеревался вступать со мной в долгие беседы. Поставив на пол фонарь, мужчина направился ко мне, только вот я отнюдь не собиралась покорно исполнять все его прихоти. Вскочив на ноги, и прижавшись спиной к стене, я смотрела на приближающегося человека. Не стоит считать меня совсем беспомощной – бывало, мне удавалось даже отбиться от пьяного муженька, когда тот возвращался домой после каких-либо увеселений на стороне, и жаждал любви и тепла. Конечно, мне тогда тоже попадало кулаком за неповиновение, но все же в эти моменты я не чувствовала себя тряпкой, о которую можно вытирать ноги.

За те несколько месяцев, что нахожусь в тюрьме, я успела сжиться с радостной мыслью о том, что больше никогда не увижу ненавистного мужа, не почувствую его омерзительных прикосновений, а сейчас, непонятно отчего, этот идущий на меня мужчина напомнил мне Уорта, хотя, разумеется, внешне у них не было ни малейшего сходства. Я невольно шарахнулась в сторону, но тюремщик схватил меня за плечо, и было ясно, что сейчас произойдет – он ударит меня головой об стену, причем так, чтоб я почти что лишилась сознания и потеряла возможность сопротивляться... Э, нет, с меня хватит, подобное раз и навсегда оставилось в прошлом! Я и без того была невероятно зла после визита Рены, до предела расстроена горькими новостями, так вдобавок ко всему заявился еще и этот тип с наглой уверенностью, что мне от него никуда не деться!.. Говорят, иногда человеку кажется, будто то, что происходит с ним сейчас, уже было когда-то, и внезапно повторяется один в один. Вот и на меня словно накатило ощущение того, будто вернулся Уорт и сейчас вновь начнется одна из тех кошмарных сцен, воспоминания о которых я всеми силами гоню из памяти...

Это невесть откуда появившееся чувство было настолько острым и мерзким, что меня едва не затрясло от отвращения. Я, сама не ожидая того, выхватила из кармана стеклянный шарик с ядом, и кинула его в приоткрытый рот мужчины, после чего изо всех сил ударила его по зубам. Не знаю, что именно произошло – то ли я разбила тонкое стекло шарика, или же тюремщик сам невольно сжал челюсти, но в следующий миг мужчина замер на месте, а затем схватился за горло и стал медленно опускаться на пол, безуспешно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.

По-прежнему стоя у стены, я с каким-то непонятным спокойствием смотрела на то, как мужчина, лежа на полу, изогнулся всем телом, захрипел и затих, а чуть позже до меня донесся запах горького миндаля. В голову пришла глупая мысль: спасибо бабушке, сумела достать именно то, что мне было нужно... Опять не к месту вспомнилось о том, как Уорт, находясь в хорошем расположении духа (а подобное с ним случалось крайне редко) рассказывал мне о действии разных ядов – подобное было у него любимой темой обсуждения. Водилась за дорогим супругом такая страсть – интересовался ядами и разными способами отравления. Тогда же, помимо всего прочего, Уорт поведал мне о действии цианистого калия, и, похоже, сейчас я воочию наблюдаю его действие.

Мне понадобилось какое-то время, чтоб успокоить бешено стучащее сердце и немного осмыслить произошедшее. Итак, яда у меня больше нет... Жаль. Однако теперь на мне висит еще одно убийство, хотя, по большому счету, это уже не играет никакой роли – я и так приговорена к смертной казни. Зато не заперта дверь моей камеры и можно пытаться сбежать... Вообще-то подобное вряд ли получится, но почему бы не рискнуть? Все одно терять нечего...

Сняла с пояса охранника связку ключей, прихватила фонарь – без него сложно ориентироваться в темных коридорах. Шагнула к дверям, но услышав негромкий писк, остановилась. Так оно и есть: в тусклом свете фонаря я увидела несколько крыс, которые недовольно шевелили усатыми мордочками – кажется, им совсем не нравился запах горького миндаля, которым пахло в камере.

– Мои хорошие... – негромко сказала я. – Уходите отсюда, и не вздумайте пробовать этого мужика хоть на зуб – отравитесь! Поищите себе что-то более съедобное.

Верить моим словам, или нет – это ваше дело, но я заметила, что парочка этих серых разбойниц метнулась назад, а вслед за ними отступили и остальные крысы. Запирая за собой дверь камеры, думала о том, какие же они все-таки умницы, эти хвостатые обитательницы здешних мест...

В длинном тюремном коридоре было темно, тихо, лишь рядом с железной решеткой, перегораживающей этот самый коридор, чуть потрескивая, не столько горел, сколько чадил факел. Мне пришлось повозиться, пока я не подобрала нужный ключ к замку решетки – подрагивали руки, и все это время мне казалось, что бряканье ключей раздается едва ли не на всю тюрьму. Ничего, обошлось... Так, теперь мне следует дойти до конца коридора, открыть еще одну дверь, и потом уже спускаться по лестнице вниз... Только бы с ключами разобраться, не заклинить какой-либо из них в замке...

Самым невероятным было то, что за все довольно-таки долгое время, пока я добиралась до тяжелой входной тюремной двери на первом этаже, на моем пути не встретился ни один человек! Странно... Конечно, кое-что можно понять – сейчас ночь, самое спокойное время в тюрьме, но в любом случае на каждом этаже должен находиться хотя бы дежурный охранник, а их нет! Непорядок... Может, в тюрьме что-то произошло? Непохоже, все тихо, но все одно вокруг слишком пусто...

Зато рядом с тяжелыми дверями, которые закрывали вход в тюрьму, дежурил охранник. Вообще-то, насколько мне известно, перед входными дверями должно находиться не менее двух человек, но я вряд ли сумею миновать и одного. Сейчас охранник дремал, сидя на широкой лавке и прислонившись спиной к стене, но понятно, что мимо него так просто не пройдешь. Тяжелые ключи от двери, находящиеся на большом железном кольце, висели на стене неподалеку от дремлющего человека. Помнится, когда меня возили на суд, эту самую тяжелую дверь открывали двумя ключами немалых размеров, причем один из этих ключей был желтоватого цвета, а другой сделан из почти черного металла... Святые Небеса, как бы мне до них добраться?!

Медленно текли минуты, но ничего не менялось. Я стояла в отдалении, там, куда не падал свет, и не знала, как мне поступить: поползу я к этим ключам, или подойду – в любом случае дежурный меня заметит. Что же делать? Сейчас между мной и свободой осталась только эта тяжелая дверь, но как ее преодолеть? В голове не было не одной толковой мысли, но нужно было срочно что-то решать, время работало против меня.

Трудно сказать, сколько бы я еще простояла в раздумьях, но тут охранник пошевелился и задел кинжал, лежащий возле него. Клинок со звоном упал на каменный пол, но дежурный даже глаза не открыл, продолжая спать. Мне вдруг вспомнилось, что тюремщик, который остался в моей камере, был уже достаточно нетрезв... Ох, если я права, то мне невероятно, немыслимо повезло!

Не веря в свою удачу, как можно более неслышно подошла к спящему охраннику, сняла со стены ключи... Все верно: охранник как посапывал ранее, так и сейчас продолжал это дело. А еще я заметила большую глиняную бутылку, стоящую в углу – насколько мне известно, в таких грубых емкостях продают дешевое, но крепкое вино... Да, что-то неважно тут с дисциплиной.

Хорошо смазанные замки открылись почти бесшумно, только тяжелый засов на дверях все же неприятно заскрежетал, когда я его отодвигала. Не оглядываясь, выскользнула наружу, оставив ключи в замке, закрыла за собой дверь, и метнулась прочь. Дождь все еще не перестал, хотя стал значительно тише, а я бежала, стараясь как можно быстрее оказаться дальше от мрачного здания тюрьмы, и со страхом ожидая, что сзади вот-вот раздадутся крики охранника, однако по-прежнему было тихо, слышался лишь ветер и шум дождя. Все одно непонятно, почему нынешней ночью в тюрьме почти не было охраны? Чего я меньше всего могла ожидать, так это того, что тюремщики позволят себе напиться в хлам... Ладно, об этом я подумаю потом, а сейчас мне надо постараться покинуть город, или же спрятаться так, чтоб меня не нашли.

Ночь, льющийся с неба дождь, вокруг почти полная темнота, и я, бегущая по лужам... Конечно, в такую погоду любой трезвомыслящий человек будет сидеть дома, вернее, крепко спать, и потому у меня есть неплохие шансы незаметно покинуть город. Правда, надо постараться сделать так, чтоб при этом меня никто не заметил, а подобное вовсе не так просто – у стражи глаз цепкий.

Через какое-то время я была вынуждена перейти с бега на шаг – следовало беречь силы. К тому же слишком темно, и хотя я шла по дороге, все равно уже успела дважды упасть. Мало того, что насквозь вымокла под дождем, так еще и испачкалась в грязи! Не хватало еще ногу в темноте подвернуть – вот тогда уже точно никуда не уйду, а ведь из города надо срочно выбираться. Беда в том, что я плохо знала Тарону, хотя и прожила здесь более двух лет – слишком редко мне позволяли выйти из дома, а потому если пойду наугад, то могу легко заплутать в переплетениях узких улочек, которых тут хватает. Значит, нравится мне это, или нет, но надо идти только по центральным улицам, несмотря на то, что это опасно. Ладно, буду держаться ближе к заборам и стенам домов... Конечно, одинокая женщина ночной порой всегда может привлечь к себе излишнее внимание, но в такую погоду любой вор останется дома, да и у стражников вряд ли будет желание обходить дозором залитые водой улицы.

Я и сама не заметила, как дошла до знакомого места – вернее, до небольшой площади, которая носит какое-то там поэтическое название. Правда, оно у меня сейчас вылетело из головы, ну да это несущественно. Гораздо важнее было другое: от площади шли три дороги, и мне нужно было решить, по которой идти дальше. Так, если пойти прямо, то можно дойти до центра города – кстати, так же находится и здание суда, то самое, куда меня возили. Нет, дорога в центр мне заказана. Левая дорога – она, кажется, ведет именно туда, куда мне надо – за город, где находятся все пути и дороги, но, скорей всего, именно там меня будут искать в первую очередь. Значит, надо сворачивать направо – эта дорога ведет на пристань, вернее, в небольшой порт, а, значит, можно или постараться перебраться через реку на лодке, или же попытаться спрятаться на одном из тех небольших суденышек, которых немало на любой пристани.

Не знаю, сколько времени я брела в темноте по размокшей от грязи дороге, но постепенно мне стало казаться, что этот долгий путь никогда не кончится. К тому же я насквозь промокла, замерзла и устала. Хоть бы найти где укромный уголок, и там немного отдохнуть, перевести дыхание... Интересно, сколько мне еще брести до реки? Побыстрей бы...

– Ага, попалась!.. – внезапно раздался у меня над ухом мужской голос, и в следующий миг передо мной появились трое мужчин. Даже не всматриваясь, я поняла – это стража. Все-таки меня выследили!.. Отчаяние и страх были так сильны, что, собрав последние силы, я опрометью кинулась прочь в глупой надежде, что сумею удрать.

Меня догнали через несколько шагов, и от сильного удара в спину я свалилась на землю. Ох, как же мне не повезло – лицом ударилась об острые камни, лежащие на обочине... Конечно, кожу на лице я ободрала, причем глубоко, но хорошо хотя бы то, что глаза не задела.

– Вставай!.. – зло крикнул один из мужчин. – Чего разлеглась?

– Слышь, девка, ты нас не зли... – посоветовал другой, и его голос тоже был далек от доброты. – Мы и так из-за вас, беглецов недоделанных, всю ночь под дождем мотаемся, зуб на зуб не попадает, так что на жалость не дави – все одно не поможет. Раз попалась, то утихни, и слушай то, что тебе говорят. Быстро встала и пошла вперед, а будешь кочевряжиться – пожалеешь! Настроение у нас сейчас не то...

Как он там сказал – всю ночь под дождем мотаемся? Так они, судя по всему, принимают меня за кого-то другого... Если так, то, возможно, у меня еще не все потеряно. Поднялась с земли, ужасаясь про себя: грязная, мокрая, да еще и с разбитым лицом... Да в таком виде меня даже родная бабушка вряд ли узнает!

Какое-то время мы шли молча, но потом я не выдержала:

– Куда вы меня ведете?

– А то ты не знаешь! Заждались тебя уж там!

– Я ни в чем не виновата!

– Ну конечно! Все вы нечастные и невинно осужденные, зато хорошо знаете, как сделать ноги из казенного места!

Понятно – стражники ловили каких-то беглых. Так мне что, опять в тюрьму идти? Э, нет, лучше уж я с причала прямо в воду головой...

А вот и пристань! Оказывается, я не дошла до реки совсем немного. Надо сказать, что здесь что-то уж очень оживленно для середины ночи, да и стражи многовато. Ну, если меня сейчас кто-то узнает, то отныне надеяться мне будет уже не на что.

Дождь почти закончился, но небо все еще затягивали тучи, однако здесь, возле большого причала, кое-где горели фонари, и я могла рассмотреть темную ленту реки, корабль, покачивающийся у причала, несколько лодок у берега, какие-то строения... К одной из таких вот построек с ярко освещенными окнами меня и подвели.

– Вот, поймали... – пробурчал один из моих стражей. – Удрать еще пыталась...

– Вы ее что, в грязи катали?.. – поморщился какой-то мужчина. Кажется, чином он был повыше остальных. – Или из канавы вытащили? Она что, там пряталась? И почему лицо у бабы разбито?

– Удрать пыталась, вот по камням рожей и проехалась... – встрял второй из тех, что меня поймали. – Сама виновата, а мы с ней цацкаться не обязаны.

– Вы уверены, что это она?.. – продолжал мужчина. – Лица совсем не рассмотреть – грязь, кровь и царапины.

– Я тюремных птичек за версту чую... – ухмыльнулся охранник. – Она и есть. Как видно, в незнакомом месте заблудилась, вот прямо на нас и вышла.

– Где взяли?

– У складов купца Гория. Знали, что она дружка разыскивать кинется, вот и устроили засаду в самом подходящем месте.

– Понятно. Как тебя звать?.. – теперь офицер обращался ко мне.

Я не успела ответить – увидела одного из тех стражников, кого вызывали в дом семейства ди Роминели как раз после того, когда я воткнула мужу в шею осколок фарфора. Пока что этот человек в мою сторону не смотрит, но если он меня узнает...

– У вас там все написано... – едва ли не враждебно сказала я, кивая на листок бумаги в руках офицера. – Зачем впустую воздух сотрясать?

– Верно, не стоит тратить на тебя время... – поморщился офицер. Кажется, ему до смерти надоел разговор с грязной и хамоватой особой. – Хорошо, что хотя бы не кричишь во весь голос о том, что тебя, несчастную, прихватили по ошибке. Слушай меня внимательно, Дарил с Заячьих Холмов... Кстати, ты подтверждаешь, что тебя так звать? Признаешь, что совершила побег?

– Подтверждаю и признаю... – кивнула я головой, моля всех Богов о том, чтоб стражник, которого я узнала, по-прежнему не смотрел в мою сторону.

– Прекрасно... – офицер сунул листок в небольшую папку, которую держал в руках. – О том, что ты была в числе тех, кто пытался бежать – это будет отражено в сопроводительных бумагах, так что к своим пяти годам за кражу можешь смело добавить еще пять лет за попытку побега. Еще год тебе светит за грубость по отношению к служителям закона.

– Переживу.

– Дружок твой сдаваться не пожелал, так что сейчас на Небесах отвечает за все свои грехи, ну да ты себе в два счета нового приятеля отыщешь... – продолжал офицер. – Что касается остальных твоих дружков-приятелей, то пока что всех сбежавших мы не поймали, но это дело времени. Отловим всех, пусть даже это случится не сейчас, а немногим позже. Все, разговор окончен. Отведите ее на корабль. Там, таким как она, чтоб впредь были умней, накидывают на руки кандалы.

А вот теперь я кое-что поняла: ранее мне не раз говорили о том, что из Тароны осужденных увозят на серебряные рудники, где они и обязаны отбывать весь срок своего заключения. Вернее, сюда, на причалы, со всей страны пригоняют тех осужденных, кто считается наиболее опасным, или же тех, кто получил большой срок – так сказать, нечего держать их в тюрьме на дармовых хлебах, путь искупают наказание тяжким трудом. Эти люди, когда их приводят в Тарону, содержатся в специальных, хорошо укрепленных домах, стоящих неподалеку от причала, ну, а когда заключенных собирается достаточно много – тогда в город приходит корабль, на котором осужденных и отправляют на эти самые рудники. Очевидно, кое-кто из этих людей сегодняшней ночью совершил побег, причем разом сбежало немало осужденных бедолаг... Вообще-то я слышала о том, что несмотря на усиленную охрану, побеги заключенных, собранных для отправки на рудники, не так и редки – на моей памяти было уже два случая побегов. Вернее, таковых уже три...

Теперь мне становится понятным и то, почему в тюрьме было так мало охраны – похоже, всех, кого только можно, отправили на поимку беглых, да и усилить охрану особняков богатеев тоже явно не помешало. Ну, а оставшиеся тюремщики понимали, что до утра их никто беспокоить не будет, вот и позволили себе принять лишнее...

Направляясь в сопровождении стражников к кораблю, покачивающемуся у причала, я думала о том, что попала из огня да прямо в полымя. Беда в том, что здесь явно отыщутся те, кто знает в лицо эту самую Дарил с Заячьих Холмов, так что мне надо придумать для любопытствующих какую-то правдоподобную историю. Ничего, главное – от меня пока что несколько отодвинулась плаха, да и тот стражник не успел меня рассмотреть...

Ну, тут можно сказать только одно: жизнь продолжается, а, значит, не пропала и надежда.