Доктор Селф сидела за письменным столом, ее взгляд скользил по поверхности бассейна. В среду утром она приезжала на студию для подготовки к выступлению. Сейчас она говорила по телефону, и, если бы ее не поджимало время, разговор этот доставил бы ей величайшее наслаждение – по причинам, о которых она предпочла бы умолчать.

– Не могу сказать вам точно, – решительно произнесла она.

– Нет никаких сомнений, что это вы прописали Дэвиду Лаку риталин гидрохлорид.

Доктор Селф невольно вспомнила Марино и все, что он говорил о Скарпетте. Но ее не так-то просто обескуражить. Сейчас она чувствовала неоспоримое превосходство над этой женщиной, которую видела лишь однажды, но слухи о которой доходили до нее постоянно.

– По десять миллиграммов три раза в день, – настаивала Скарпетта.

Голос у нее был усталый и какой-то подавленный. Возможно, она нуждалась в помощи доктора Селф, которую, кажется, та уже предлагала ей, когда в июне они встретились на обеде, устроенном академией в честь прославленной докторши.

– Успешные профессионалки с высоким уровнем мотивации, такие, как мы с вами, не должны забывать о своем эмоциональном климате, – сказала она Скарпетте – они столкнулись в дамской комнате.

– Спасибо за ваши лекции. У наших студентов они пользуются большим успехом, – ответила тогда Скарпетта.

Доктор Селф видела ее насквозь. Такие, как эта дамочка, всегда избегают психоанализа или всего того, что может выявить их скрытую уязвимость.

– Уверена, что они будут для них полезны, – продолжала Скарпетта, столь тщательно намыливая руки, словно готовилась к операции. – Мы рады, что вы нашли время посетить нашу академию.

– На самом деле вы этого не думаете, – заявила ей в лоб доктор Селф. – Большинство моих коллег в медицинском мире свысока смотрят на частнопрактикующих врачей, ведущих передачи на радио и телевидении. Но они попросту нам завидуют. Мне кажется, добрая половина тех, кто меня критикует, душу бы продали дьяволу, только чтобы оказаться в эфире.

– Вероятно, вы правы, – согласилась Скарпетта, вытирая руки.

Это замечание можно было толковать по-разному: доктор Селф могла быть права в том, что большинство медиков смотрят на нее свысока; или в том, что критикуют ее из зависти; или в том, что все это ей только кажется, а на самом деле никто ей не завидует. Потом она много раз возвращалась к этому замечанию, но так и не смогла понять, что оно означало и не содержалось ли тем хитро завуалированного оскорбления.

– Голос у вас какой-то озабоченный, – заметила доктор Селф, продолжая телефонный разговор.

– Так оно и есть. Мне бы хотелось знать, что произошло с вашим пациентом Дэвидом, – сказала Скарпетта, по-прежнему уклоняясь от разговоров на личные темы. – Три недели назад ему было выписано сто таблеток.

– Не могу это подтвердить.

– А мне и не нужно ваше подтверждение. Я нашла у него дома пузырек с рецептом и знаю, что вы прописали ему риталин гидрохлорид, причем мне известно, когда и сколько. Аптека находится рядом с церковью, куда ходили Эв и Кристина.

Доктор Селф по-прежнему отказывалась это подтвердить, хотя отлично знала, что это правда.

– Надеюсь, вы понимаете, что такое конфиденциальность, – сказала она вместо этого.

– А я надеюсь, что вы понимаете, что нас волнует судьба Дэвида и его брата, а также двух женщин, с которыми они жили.

– А вы не рассматривали такую возможность, что они просто соскучились по дому и вернулись в Южную Африку? Я не настаиваю на этой версии, просто выдвигаю гипотезу.

– Их родители в прошлом году погибли, – сообщила Скарпетта. – Я разговаривала с медэкспертом, который…

– Да, да, – перебила ее доктор Селф. – Это такая трагедия.

– А у вас лечились оба мальчика?

– Можете представить, какая это была для них травма? Насколько я знаю, они постоянно скучали полому. Ведь им сказали, что они вернутся в Кейптаун, как только их родственники переедут в новый дом и смогут их забрать.

Доктор Селф не могла сообщить ничего существенного, этот разговор доставлял ей такое удовольствие, что она все никак не могла прекратить его.

– А как они попали к вам?

– Мне позвонила Эв Христиан. Она слушала мои передачи

– Так ведь бывает довольно часто? Люди слушают ваши передачи, а потом становятся вашими пациентами.

– Именно так.

– Но ведь принять всех вы не в состоянии?

– Что делать…

– Так почему же вы решили заняться Дэвидом и его братом?

Доктор Селф заметила, что у ее бассейна ходят какие-то люди.

Двое мужчин в белых рубашках, черных бейсбольных кепках и темных очках осматривали фруктовые деревья, на стволах которых были видны красные полосы.

– Похоже, у меня непрошеные гости, – с неудовольствием заметила доктор Селф.

– Простите?…

– Эти чертовы инспектора! Завтра у меня как раз передача на эту тему. Новая программа на телевидении. Теперь у меня появились новые аргументы. Вы только посмотрите, как бесцеремонно они ходят по моему участку. Сейчас пойду с ними разберусь.

– Это очень важно, доктор Селф. Я бы не стала вас беспокоить, если бы у меня не было на то веских причин…

– Я и так опаздываю, а теперь еще это. Эти идиоты опять вернулись. Хотят погубить все мои деревья! Ну, это мы еще посмотрим. Будь я проклята, если пущу сюда эту шайку лесорубов. Мы еще посмотрим, – угрожающе произнесла она. – Все интересующие вас сведения я вам предоставлю только по распоряжению суда или с разрешения пациента.

– Довольно сложно получить разрешение от того, кто пропал без вести.

Повесив трубку, доктор Селф решительно направилась к мужчинам в белых рубашках с логотипами на груди. Такие же логотипы были и на их бейсболках. На спине у каждого большими черными буквами значилось: «Флоридский департамент сельского хозяйства и потребительских услуг». Один из инспекторов держал в руках миниатюрный компьютер, другой звонил по сотовому телефону.

– Извините, я вам не помешала? – наступательно поинтересовалась доктор Селф.

– Доброе утро. Мы инспектора департамента сельского хозяйства, – представился человек с компьютером.

– Я вижу, – без улыбки произнесла доктор Селф.

У каждого был приколот зеленый значок с фотографией, но без очков доктор Селф не могла разглядеть имена.

– Мы думали, что дома никого нет.

– Значит, вы считаете, что можете разгуливать по моему участку, как у себя дома? – спросила доктор Селф.

– Мы имеем право входить на неогороженную территорию. Я же сказал, что мы думали, что никого нет дома. Мы несколько раз звонили у ворот.

– Из моего кабинета звонков не слышно, – сказала она так, словно это была их вина.

– Извините. Но мы должны осмотреть деревья. Оказывается, у вас уже были инспектора.

– Да, вы уже вторгались на мою территорию.

– Это были не мы. Я хочу сказать, что ваши деревья осматривал кто-то другой. У нас нет об этом никаких сведений, – сказал инспектор с компьютером.

– Мадам, кто нарисовал эти полосы? Вы?

Доктор Селф безучастно посмотрела на помеченные деревья.

– С какой стати? Я думала, это вы их…

– Нет, мадам. Деревья были помечены раньше. Разве вы не замечали?

– Конечно, замечала.

– Но когда появились эти полосы?

– Несколько дней назад. Впрочем, я не помню.

– Это означает, что ваши деревья заражены цитрусовой гнилью и должны быть уничтожены. Судя по всему, они болеют уже давно.

– Давно?

– Их давно должны были удалить, – объяснил второй инспектор.

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Мы перестали помечать их красной краской еще два года назад. Сейчас используем для этого оранжевую ленту. Значит, кто-то пометил ваши деревья, но их так и не уничтожили. Мне непонятно, как такое могло произойти. Налицо все признаки цитрусовой гнили.

– Но они заболели совсем недавно. Раньше у меня в саду ее не было.

– Мадам, разве вы не получали уведомления об обнаружении болезни? Вы должны были позвонить по номеру один-во-семь-сто. Неужели вам не показывали результатов анализа?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – отмахнулась доктор Селф.

Она вдруг вспомнила о вчерашнем анониме, который позвонил ей после ухода Марино.

– А что, мои деревья действительно заболели?

Она подошла к грейпфрутовому дереву, увешанному плодами. На вид оно казалось вполне здоровым, но, наклонившись над веткой, на которую указал ей инспектор, она увидела на листьях еле заметные светлые пятна, формой напоминающие пропеллеры.

– Видите? Пятна указывают на недавнее заражение. Очень характерные признаки.

– Не понимаю, – вмешался второй инспектор. – Если эти красные полосы действительно были нанесены инспекторами, сейчас бы уже наблюдалась суховершинность и падение плодов. Чтобы определить, когда произошло заражение, достаточно посчитать древесные кольца. Как вы знаете, в год прибавляется по четыре-пять колец, так что если…

– Какого черта мне считать кольца и падалицу? О чем вы говорите? – возмущенно воскликнула доктор Селф.

– Я просто прикидываю. Если полосы были нанесены два года назад… Что-то здесь не то!

– Вы что, смеетесь надо мной? – завопила доктор Селф. – Я лично не вижу здесь ничего смешного!

Из головы у нее не шел вчерашний телефонный аноним.

– Зачем вы явились сюда? – возмущенно воскликнула она, глядя на светлые пятна.

– Все это очень странно, – заявил инспектор с компьютером. – У нас почему-то нет протокола осмотра ваших деревьев и решения об их уничтожении. Не понимаю. Все наши действия мы регистрируем в компьютере. Пятна на этих листьях имеют довольно необычную форму. Видите? – Он показал ей лист со странными пятнами, похожими на маленькие пропеллеры. – Обычно они выглядят несколько по-другому. Нам нужна консультация патолога.

– Почему вы пришли именно сегодня?

– Нам позвонили и сказали, что ваши деревья могут быть заражены…

– Позвонили? Кто позвонил?

– Какой-то садовник из вашего района.

– Ерунда. У меня есть садовник, но он никогда не говорил мне, что с моими деревьями что-то неладно. Чушь все это! Ничего удивительного, что люди возмущены вашими действиями. Вы черт знает что себе позволяете. Врываетесь на чужие участки и сами толком не знаете, какие деревья надо уничтожать.

– Мадам, я понимаю ваше возмущение. Но с цитрусовой гнилью шутки плохи. Если мы не будем с ней бороться, здесь не останется ни одного цитрусового дерева…

– Я хочу знать, кто вам звонил.

– Нам это неизвестно, мадам. Извините за причиненные неудобства. Но другого выхода у нас нет. Когда мы сможем прийти к вам опять? Вы будете дома после обеда? Мы пригласим патолога.

– Можете сказать своему чертову патологу и всем вашим начальникам, что я этого так не оставлю. Вы знаете, кто я?

– Нет, мадам.

– Тогда включите радио сегодня в полдень. Передача «Давайте обсудим» с доктором Селф.

– Вы шутите. Так это вы? – изумился инспектор с компьютером. – Я постоянно слушаю вашу передачу.

– У меня есть еще и телевизионная программа. На канале Эй-би-си, по четвергам, в час тридцать, – слегка оттаяв, сообщила доктор Селф.

За окном, похоже, копали землю. Эв сидела с поднятыми над головой руками и, прерывисто дыша, прислушивалась к звукам, доносившимся снаружи.

Ей казалось, что она уже слышала эти звуки, но только не помнила когда. Может быть, ночью. Она прислушивалась к скрежету лопаты, вонзавшейся в сухую землю за домом. Когда Эв попыталась двинуться, лодыжки и запястья пронзила такая боль, словно ее ударили. У нее ныли плечи, было жарко и хотелось пить. В голове стоял туман – наверное, у нее поднялась температура. Раны и ссадины воспалились и нестерпимо болели. Теперь она могла опустить руки только когда вставала.

Она скоро умрет. Если даже он не убьет ее, она все равно умрет. В доме было тихо. Теперь она точно знала, что их здесь больше нет.

– Воды, – прошептала она.

Слова возникали у нее в голове, но, выходя наружу, лопались воздухе подобно мыльным пузырям. Они поднимались вверх и беззвучно исчезали в горячем смраде.

– Пожалуйста, ну пожалуйста.

Но слова уходили в никуда. Она заплакала.

Слезы капали на мятое зеленое платье, лежавшее у нее на коленях. Она рыдала, словно самое страшное уже произошло и судьба вынесла ей свой приговор. Она смотрела, как платье покрывается темными пятнами, и вспоминала, как ходила в нем в церковь. Сейчас под его складками лежала маленькая розовая спортивная туфелька. Эв чувствовала ее бедром, но руки у нее были подняты над головой, и теперь она не могла взять туфельку или получше ее припрятать. Она заплакала еще сильнее.

Копать продолжали, и через окно стал проникать дурной запах.

Он становился все сильнее, вскоре комнату наполнило жуткое зловоние, резкий отвратительный запах разлагающегося трупа.

– Освободи меня. Господи, – начала она молиться. – Избавь меня от этого. Укажи мне путь.

Ей удалось встать на колени. Скрежет лопаты стих, потом возобновился снова, и вдруг наступила тишина. Усилием воли она заставила себя подняться. Извиваясь всем телом, падая и поднимаясь вновь, она наконец встала на ноги. От боли у нее потемнело в глазах. Она с трудом перевела дыхание.

– Укажи мне путь, – молила она.

Ее держали гонкие нейлоновые веревки. Одна из них была привязана к металлической вешалке, которой были обкручены ее воспаленные, распухшие запястья. Когда она вставала, веревка провисала. Если же она садилась, веревка натягивалась, поднимая ее руки вверх. Она больше не могла лежать. Он укоротил веревку, и теперь она большую часть времени проводила на ногах, прислонившись к деревянной стене. Когда она в изнеможении опускалась на матрас, веревка подтягивала ее руки вверх. Его жестокость не имела пределов. Сначала он велел ей остричь волосы, теперь вот укоротил веревку.

Она посмотрела на стропило с перекинутой через него веревкой. Один ее конец был привязан к вешалке, на запястьях, другой – к такой же вешалке, на ногах.

– Укажи мне путь. Прошу тебя. Господи!…

За окном больше не копали. Зловоние заполнило комнату, от него резало глаза. Она поняла, что это означает.

Их больше нет. Она осталась одна.

Эв посмотрела на веревку, привязанную к вешалке на ее руках. Если она стоит, веревка провисает настолько, что ее можно обернуть вокруг шеи. Она вдохнула. Этот запах может означать лишь одно. Помолившись, она накинула веревку на шею и поджала ноги.