Кембридж накрыла еще одна снежная буря, и Бентон с трудом различал дома на противоположной стороне улицы. С неба валил неправдоподобно густой снег, укрывая все вокруг белой ватой.

– Если хочешь, я сварю еще кофе, – сказала Скарпетта, входя в гостиную.

– Мне уже достаточно, – ответил Бентон, не поворачиваясь.

– Мне тоже, – согласилась она.

Бентон слышал, как она присела у камина, поставив кружку на каминную полку. Почувствовав на себе ее взгляд, он повернулся и посмотрел на нее, не зная, что сказать. Волосы у нее были мокрые, на голое тело она набросила черный шелковый халат, открывавший глубокую ложбинку на груди. Ее кожа, гладкая и нежная, сияла безукоризненной белизной, как у молодой девушки. Огонь играл на коротких светлых волосах и точеном лице, оттеняя их красоту. Бентон вдруг остро почувствовал, как сильно он ее любит, но нужные слова никак не приходили на ум. Он не знал, как поправить дело.

Вчера вечером она сказала, что уходит от него. В такой ситуации обычно начинают укладывать чемодан, но она всегда приезжала налегке. Все ее вещи хранились здесь. Ведь этот дом принадлежал и ей тоже. Все утро Бентон прислушивался к звукам выдвигаемых ящиков и открываемых шкафов, этой печальной симфонии расставания.

– Ты не можешь ехать сейчас, – наконец сказал он. – Видишь, как все замело?

На улице не было видно ни одной машины, лишь тонкие силуэты деревьев темнели на фоне светящейся белизны.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, но сейчас уехать не получится. Сегодня всем придется сидеть дома и ждать, пока почистят улицы.

– Но у тебя же внедорожник, – возразила Скарпетта, глядя на свои руки, сложенные на коленях.

– Здесь выпадет не меньше двух футов снега. Если я даже сумею довезти тебя до аэропорта, твой самолет все равно никуда не полетит. Во всяком случае, сегодня.

– Ты должен поесть.

– Я не голоден.

– Как насчет омлета с вермонтским чеддером? Тебе обязательно надо поесть. Ты сразу почувствуешь себя лучше.

Подперев подбородок рукой, Скарпетта, не отрываясь смотрела на Бентона. Блестящий черный шелк обтягивал ее тело, придавая ему сходство со скульптурой. Бентон почувствовал, что его тянет к ней так же сильно, как и пятнадцать лет назад, когда они встретились впервые. Тогда оба они были старшими судмедэкспертами. Он работал в отделе изучения поведенческих характеристик ФБР, а она – в Центре судебно-медицинской экспертизы штата Виргиния. Они разбирали какое-то особенно гнусное дело, а она в это время вошла в конференц-зал. Он до сих пор помнит, как она выглядела, когда он впервые увидел ее. Длинный белый халат, надетый на жемчужно-серый костюм в тонкую полоску, ручки, выглядывающие из карманов, гора папок в руках. Он был поражен ее руками, сильными и ловкими и в то же время такими изящными.

Наконец он заметил, что она на него смотрит.

– Кому ты только что звонила? – спросил Бентон. – Я слышал, как ты разговаривала по телефону.

«Должно быть, она звонила своему адвокату, – подумал он. – Или Люси. Хотела сказать, что порывает со мной».

– Я звонила доктору Селф. Но не застала ее дома и оставила сообщение.

Бентон был озадачен.

– Ты наверняка помнишь ее. Возможно, даже слушаешь ее передачи по радио, – сухо сказала Скарпетта.

– Только не это.

– Но ее слушают миллионы людей.

– А зачем ты ей звонила?

Скарпетта рассказала ему о Дэвиде Лаке и прописанных ему лекарствах, добавив, что доктор Селф не выразила ни малейшего желания сотрудничать, когда она позвонила ей первый раз.

– Ничего удивительного. Она же чокнутая. Законченная эгоистка. И имечко у нее подходящее. Селф[Self – собственная персона (англ.).].

– В обшем-то она имела на это право. У меня нет соответствующих полномочий. Ведь пока речь не идет об убийстве. На этом этапе доктор Селф не обязана отвечать на вопросы судмедэксперта. И чокнутой я бы ее не назвала.

– Психичка тебе больше нравится? Ты хоть слышала, что она несет?

– Так, значит, ты все-таки ее слушаешь.

– В следующий раз приглашайте в академию настоящего психиатра, а не пустую радиобалаболку.

– Это была не моя идея. Я была категорически против. Но у нас все решает Люси.

– Но это же смешно. Люси терпеть не может таких дамочек.

– Я думаю, что это Джо предложил пригласить к нам доктора Селф. Своего рода маневр нового преподавателя. Заполучить знаменитость для летнего курса и попасть к ней на шоу. Он там уже постоянный гость. И они уже успели обсудить нашу академию в прямом эфире, что меня вовсе не приводит в восторг.

– Идиот. Они друг друга стоят.

– Люси просто не обратила на это внимания. На лекции она, естественно, не ходила. Ей наплевать, что делает Джо. Последнее время она вообще на многое закрывает глаза. Ну, что будем делать?

Это уже относилось не к Люси.

– Не знаю.

– Ты же психолог. Кому, как не тебе, об этом знать. Ты каждый день имеешь дело с психическими травмами.

– Я и сам поставлен в психотравмирующую ситуацию. Здесь ты права. Если бы я был твоим психотерапевтом, то предположил бы, что ты переносишь свой гнев и обиду на меня, потому что не можешь излить их на Люси. Ведь невозможно злиться на человека, у которого опухоль в мозгу.

Скарпетта отодвинула экран и подложила в камин дров. Огонь затрещал и рассыпался искрами.

– Она всю жизнь терзает меня, – призналась Скарпетта. – Никто так не испытывал моего терпения, как она.

– Люси – единственный ребенок женщины с пограничным изменением личности, – начал объяснять Бентон. – Гиперсексуальной нарциссистки. Твоей сестры. Прибавь сюда то, что Люси необыкновенно одаренная особа. У нее оригинальное мышление. И она имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию. Вполне достаточно, чтобы замкнуться в себе.

– То есть стать закоренелой эгоисткой.

– Мы становимся эгоистами, когда нам лезут в душу. Она думала, что если ты узнаешь о ее опухоли, то будешь относиться к ней иначе, а этого она боялась больше всего. Когда о твоем несчастье узнают другие, оно становится реальным.

Скарпетта как завороженная смотрела в окно, затянутое снежной дымкой. Земля была покрыта толстым слоем снега, который превратил припаркованные машины в некое подобие сугробов. В такую погоду даже дети предпочитай оставаться дома.

– Слава Богу, что я сходил в магазин, – заметил Бентон.

– Кстати, пойду сварганю что-нибудь на обед. Мы устроим пир и постараемся провести этот день наилучшим образом.

– У тебя когда-нибудь было раскрашенное тело?

– Мое или чужое?

Он чуть улыбнулся.

– Конечно, чужое. Твое не нуждается в раскраске. Я говорю о том убийстве. Красные отпечатки рук на теле женщины. Интересно, когда их нанесли? При жизни или уже после смерти? Есть ли способ это установить?

Скарпетта посмотрела на него долгим взглядом. За ее спиной плясали языки пламени и потрескивали дрова.

– Если он сделал это, когда она была еще жива, мы имеем дело с особого рода преступником. Как страшно и унизительно сидеть на привязи, – продолжил Бентон.

– А она была привязана?

– На ее запястьях и лодыжках имеются покрасневшие участки, которые судмедэксперт охарактеризовала как вероятные ушибы.

– Вероятные?

– То есть полученные еще перед смертью. Ведь тело пролежало долгое время на холоде. Во всяком случае, так она утверждает.

– Кто?

– Здешний старший медэксперт.

– Бостонские судмедэксперты не вызывают у меня большого доверия, – заявила Скарпетта. – Она вела себя на месте преступления как слон в посудной лавке.

– Буду тебе признателен, если ты посмотришь протокол. Он у меня на диске. Мне хочется знать твое мнение об этих узорах и обо всем остальном. Для меня очень важно, когда он разрисовал ее – до или после смерти. Жаль, что мы не можем просканировать ее мозг и узнать, как все это произошло.

Скарпетта приняла последнее замечание всерьез.

– Но это был бы кошмар. Даже для тебя. Если это вообще возможно.

– Бэзилу, например, очень хочется, чтобы я увидел, что там у него в мозгах.

– Опять наш ненаглядный Бэзил, – произнесла Скарпетта без всякого энтузиазма. Ей очень не нравилась вся эта возня с Бэзилом Дженретом.

– А ты бы хотела это увидеть? Теоретически?

– Даже если бы существовал способ воспроизвести последние мгновения человеческой жизни, вряд ли это можно считать надежным свидетельством. Мне кажется, что человеческий мозг имеет свойство интерпретировать события таким образом, чтобы свести до минимума травматический эффект.

В этот момент у Скарпетты зазвонил сотовый.

Это был Марино.

– Срочно звони по добавочному два сорок три.