Три года назад в Маклейновской больнице Хелен Куинси поставили диагноз «диссоциативное расстройство идентичности».

Она переживала несколько самостоятельных и независимых друг от друга эго-состояний. Психическое расстройство, связанное с расщеплением личности индивидуума.

Сидя за рулем автомобиля. Бентон объяснял Скарпетте, что такое множественная личность. Они ехали на запад, в сторону Эверглейдса.

– Это адаптивная реакция на серьезнейшую психическую травму. Девяносто семь процентов пациентов с таким диагнозом ранее подверглись сексуальному или физическому насилию, а порой были жертвами того и другого. Женщины страдают этим расстройством в девять раз чаще, чем мужчины.

Солнце светило прямо в глаза, и Скарпетта щурилась, несмотря на темные очки.

Вертолет Люси кружил над заброшенным садом. Сад принадлежал Эджеру Куинси. Двадцать лет назад он был поражен цитрусовой гнилью, и все грейпфрутовые деревья в нем были вырублены и сожжены, с тех пор в усадьбе никто не жил, и дом, постепенно разрушаясь, пришел в теперешнее запущенное состояние. Эджер Куинси был еще жив. Худощавый неприметный мужчина, чрезвычайно набожный, настоящий религиозный фанатик.

Эджер отрицал, что произошло что-то из ряда вон выходящее, когда двенадцатилетняя Хелен приехала к ним жить, после того как ее мать попала в психиатрическую больницу. Он утверждал, что был очень внимателен к заблудшей строптивой девочке, которая нуждалась в спасении.

– Я делал все, что мог, прилагал огромные усилия, чтобы ее спасти, – заявил он, когда давал показания Марино.

– Откуда она знала о вашем старом доме? – спросил его тот.

Эджер был не слишком расположен говорить на эту тему, но все же сказал, что иногда ездил с девочкой в заброшенную усадьбу, чтобы проверить, все ли там в порядке.

– Да что там было проверять?

– Туда могли залезть или что-то испортить.

– А что там было красть или портить? Десять акров сожженных деревьев, сорняки и полуразрушенный дом.

– Почему же я не могу проверить свою собственность? А потом – я там молился и разговаривал о Господе с заблудшей.

– То, как он говорил об этом, наводит на мысль, что рыльце у него в пушку, – заметил Бентон.

Они приближались к тому месту, где над заброшенным садом Эджера снижался, кружась, как перышко, вертолет Люси.

– Чудовище, – бросила Скарпетта.

– Мы, вероятно, никогда не узнаем, что он там делал с ней. А может быть, не только он. – Бентон сжал челюсти.

Он был взбешен и подавлен. Его терзали подозрения.

– Хотя это очевидно, – продолжил он. – Ее различные воплощения, альтер-личности, были адаптивной реакцией на тяжелейшую травму, когда не от кого ждать помощи. Похожую картину мы можем наблюдать у некоторых выживших узников концлагерей.

– Изверг.

– Больной человек. А теперь еще и очень больная молодая женщина.

– Это не должно сойти ему с рук.

– Боюсь, уже сошло.

– Надеюсь, он попадет в ад.

– Да он давно уже там.

– Почему ты его защищаешь? – возмутилась Скарпетта, машинально потирая шею.

На ней осталась синеватая полоса. Шея все еще болела, и всякий раз, когда Скарпетта дотрагивалась до нее, она вспоминала, как Бэзил набросил на нее эту жуткую белую веревку. Он успел ее затянуть, перекрыв сосуды, снабжающие мозг кровью. Она потеряла сознание. Но сейчас все уже позади. Хотя дело могло кончиться гораздо хуже – если бы охрана не сумела быстро совладать с преступником.

Его вместе с Хелен Куинси препроводили в Батлеровскую тюремную больницу. Бэзил Дженрет больше не будет принимать участие в проекте «Хищник». И никогда не появится в Маклейновской клинике.

– Я его не защищаю. Просто пытаюсь объяснить его поведение, – устало проговорил Бентон.

Сбавив скорость, он свернул на узкую грязную дорогу и остановился. Проезд закрывала ржавая цепь. На дороге были видны многочисленные следы автомобильных покрышек. Выйдя из машины, Бентон откинул толстую цепь, и она с лязгом упала на землю. Проехав, он снова остановился, вышел из машины и вернул цепь на место. Пресса и зеваки еще не пронюхали, что здесь происходит. Конечно, ржавая цепь вряд ли остановит непрошеных гостей, но лишняя предосторожность не помешает.

– Говорят, что все случаи диссоциативного расстройства идентичности похожи одни на другой, – продолжал Бентон. – Я с этим не согласен, но для такого сложного и странного заболевания симптомы удивительно устойчивы. Внезапное и существенное изменение личности, когда одно эго-состояние переходит в другое, причем каждое из них в равной степени является доминантным и определяет поведение. Меняется лицо, осанка, походка, манеры и даже голос. Это расстройство часто ассоциируется с одержимостью дьяволом.

– Как ты думаешь, все эти личины Хелен – Джен, Стиви, инспектор цитрусовых и бог знает кто еще, подозревали о существовании друг друга?

– В Маклейновской больнице она отрицала свою множественность, даже когда перевоплощения происходили прямо на глазах персонала. Она страдала слуховыми и зрительными галлюцинациями. Временами ее альтер-личности разговаривали друг с другом. А потом она опять становилась Хелен Куинси, которая смирно сидела на стуле и вела себя так, словно сумасшедшим был психиатр, который утверждал, что у нее расщепление личности.

– Интересно, а среди ее личин может опять появиться Хелен?

– Когда они с Бэзилом убили ее мать, она стала Джен Гамильтон. Но это было сделано исключительно из практических соображений. Джен не была ее вторым «я», если ты понимаешь, что я имею в виду. Это была лишь ширма, за которой прятались Хелен, Стиви, Свин и неизвестно кто еще.

Они ехали по проселочной дороге. За ними поднимались клубы пыли. Вдали, среди сорняков и низкорослого кустарника, виднелся полуразрушенный старый дом.

– Вероятно, Хелен Куинси перестала существовать, когда ей было двенадцать, – предположила Скарпетта.

Вертолет приземлился на маленькой прогалине. Люси заглушила мотор, но винт продолжал вращаться. У дома стояли фургон для перевозки тел, три полицейские машины, два внедорожника академии и «форд», принадлежащий Ребе.

Пансион «Морской бриз» находился слишком далеко от берега, чтобы до него мог долететь ветер с моря. Здесь не было даже бассейна. По словам мужчины, сидевшего за стойкой неопрятного вестибюля с потрескивающим кондиционером и искусственными растениями, постояльцы, снимающие комнаты на длительный срок, имеют дополнительные скидки.

Он сказал, что Джен Гамильтон вела довольно необычный образ жизни: пропадала по нескольку дней, особенно в последнее время, и имела странную манеру одеваться. То по-женски сексуально, то как мужеподобный трансвестит.

– Мой девиз: «Живи и давай жить другим», – заявил мужчина за стойкой, когда с ним беседовал Марино, разыскавший обиталище Джен.

Это было несложно. Когда охрана уложила Бэзила на пол и все было кончено, Джен вылезла из магнита, съежилась в углу и заплакала. Она больше не была Кенни Джампером и никогда о таком не слышала. Не понимала, о чем ее спрашивают, отрицала свое знакомство с Бэзилом и не могла объяснить, как оказалась в кабинете магнитно-резонансной томографии в Маклейновской больнице города Бельмонт, штат Массачусетс. Она очень вежливо говорила с Бентоном, охотно дала свой адрес и сказала, что работает барменшей в ресторане «Молва», который принадлежит очень милому человеку по имени Лорел Свифт.

Надев перчатки, Марино присел перед открытым стенным шкафом. Шкаф был пуст. Внутри него осталась лишь палка для вешалок. Вся одежда аккуратной стопкой лежала тут же, на грязноватом ковре. Он начал перебирать ее – вещь за вещью. Кондиционер на окне не слишком-то хорошо работал, и по лицу Марино текли струйки пота.

– Длинное черное пальто с капюшоном, – сказал он Гасу, одному из спецагентов Люси. – Что-то знакомое.

Он передал пальто Гасу, и тот положил его в коричневый бумажный пакет, надписав на нем дату, название вещдока и место, где он был обнаружен. Таких пакетов, заклеенных специальной лентой, набралось уже не один десяток. Туда перебрались практически все вещи из комнаты Джен. Марино получил ордер на обыск, в котором, по его словам, было сформулировано предписание забирать все, вплоть до кухонной раковины.

Его большие руки в перчатках продолжали поднимать с полу облачение: поношенная мужская одежда, пара туфель со срезанными каблуками, кепка с эмблемой «Майамских дельфинов», белая рубашка с надписью «Министерство сельского хозяйства» на спине – надпись была сделана от руки обычным маркером.

– Как же вы не догадались, что это женщина? – спросил Гас, запечатывая очередной пакет.

– Подсказать было некому. Тебя же там не было!

– То-то и оно. – Гас протянул руку за очередным вещдоком – черными колготками.

Он был вооружен и одет в форму, как того требовала Люси от своих спецагентов, даже когда в этом не было большой необходимости. Если учесть, что подозреваемая двадцатилетняя девушка была надежно изолирована в массачусетской больнице, вряд ли стоило посылать в «Морской бриз» бригаду из четырех спецагентов. Но на этом настояла Люси. Да и сами агенты считали, что так будет лучше. Хотя Марино подробно пересказал им все, что Бентон сообщил ему об альтер-личностях Хелен, агенты не совсем верили в отсутствие у нее реальных сообщников типа Бэзила Дженрета, которые по-прежнему могли разгуливать на свободе.

Двое из агентов возились с компьютером, стоявшим на столе у окна, выходившего на стоянку. Там были еще сканер, цветной принтер, пачки бумаги и полдюжины рыбацких журналов.

Доски на веранде одноэтажного каркасного дома покоробились и сгнили, сквозь дыры в полу была видна песчаная почва.

Тишину нарушал лишь отдаленный гул машин на шоссе да скрежет лопат, которыми рыли землю. В раскаленном воздухе стоял отвратительный запах смерти, он накатывал удушливыми волнами, с каждым ударом заступа становясь все сильнее. Нашли уже четыре могилы. Но, судя по неровностям тут и там, их было гораздо больше.

На столе в прихожей стоял аквариум. В нем, у самой стенки, съежившись, недвижно застыл огромный дохлый паук. В углу было прислонено двенадцатикалиберное ружье «моссберг», рядом валялось пять коробок с патронами. Скарпетта с Бентоном смотрели, как двое мужчин в костюмах, галстуках и синих нитриловых перчатках везут каталку, на которой подрагивает от толчков мешок с останками. Эв Христиан. Дойдя до входной двери, процессия остановилась.

– Отвезите ее в морг и сразу же возвращайтесь, – распорядилась Скарпетта.

– Мы так и собирались. Да, такого мне видеть еще не приходилось, – сказал один из служителей.

– Уж здесь тебе работенки хватит, – отозвался другой. Они с громким щелчком сложили каталку и понесли образовавшиеся носилки к синему фургону.

– Чем, интересно, кончится это дело? – спросил вдруг один из служителей, когда они спустились по лестнице. – Я хочу сказать, если эта женщина покончила с собой, кого тогда привлекать за убийство?

– До скорой встречи, – сказала Скарпетта.

Чуть потоптавшись, мужчины пошли к фургону. Из-за дома появилась Люси. Она была в защитном комбинезоне и темных очках, но маску и перчатки уже успела снять. Люси быстрым шагом пошла к вертолету, тому самому, в котором она когда-то забывала свой «Трео».

– Совершенно очевидно, что и это сделала она, – сказала Скарпетта, открывая пакеты с защитной одеждой для себя и Бентона.

«Она» – это Хелен Куинси.

– С таким же успехом можно сказать, что это сделала не она. Они в общем-то правы, – заявил Бентон, глядя, как служители выдвигают у носилок ножки и ставят их на землю, чтобы открыть фургон. – Самоубийство, которое на самом деле является убийством. Преступник страдает диссоциативным расстройством идентичности. Адвокатам есть где разгуляться.

Носилки, стоявшие на неровной, заросшей сорняками земле, слегка накренились, и Скарпетта испугалась, что они сейчас перевернутся. Такое уже случалось, и запакованное в мешок тело подчас оказывалось на земле.

– Вскрытие, вероятно, покажет, что она умерла от удушения, – сказала она, глядя, как Люси вынимает из вертолета ящик со льдом.

Этот вертолет был своеобразной точкой отсчета. Бросив там свой «Трео», Люси дала толчок событиям, которые привели их всех к этой адской бездне зловещих могил.

– Но все остальное – совсем другая история, – продолжила Скарпетта.

Все остальное – это боль и страдания Эв, ее обнаженное распухшее тело, связанное веревками, перекинутыми через стропила, одна из которых обвилась вокруг ее шеи. Все тело было покрыто сыпью и укусами насекомых, запястья и лодыжки воспалились и побагровели. Когда Скарпетта ощупывала ей голову, под ее пальцами двигались осколки разбитых костей. Лицо женщины было превращено в кашу, кожа головы изодрана, на теле были видны многочисленные следы ударов. Вероятно, обнаружив, что Эв повесилась, Джен, она же Стиви, она же Свин или кто-то еще, стала зверски избивать мертвое тело. На животе, ягодицах и нижней части спины были видны отпечатки подошв.

По прогнившим ступенькам осторожно поднялась Реба, одетая в белый защитный комбинезон. В руках она держала коричневый бумажный пакет, верхняя часть которого была аккуратно завернута.

– Мы нашли черные пакеты для мусора, – сообщила она. – Они были зарыты совсем неглубоко, в отдельной яме. Там же лежала пара рождественских сувениров. Похоже на Снупи и колпак Санта- Клауса.

– Сколько тел вы уже нашли? – спросил Бентон в своей обычной манере.

Он никогда не терял самообладания перед лицом смерти, даже самой ужасной и отвратительной. Наоборот, казался деловитым и спокойным, словно происходящее его не трогало, и Снупи с красным колпаком – всего лишь будничная информация, которую надо принять к сведению.

Но спокойным он только казался. Несколько часов назад, когда они ехали сюда, он был совсем другим. Не оставил его равнодушным и осмотр дома, когда они осознали истинные масштабы преступления, которое здесь совершилось в то время, когда Хелен было двенадцать. На кухне стоял ржавый холодильник, в котором они обнаружили шоколадный шербет, виноградный и апельсиновый лимонад и коробку с молочным шоколадом, срок годности которого истек восемь лет назад, когда двенадцатилетняя Хелен жила со своими дядей и тетей. Там же лежали десятки порнографических журналов, относящихся к тому же времени. Все это наталкивало на мысль, что благочестивый школьный учитель Эджер наведывался сюда со своей племянницей довольно часто.

– Мы нашли двух мальчиков, – сказала Реба, отодвигая ото рта спущенную на подбородок маску. – Похоже, у них проломлены головы. Но это скорее по вашей части. – Она повернулась к Скарпетте: – Еще – останки нескольких женщин. Все голые, но одежда там тоже есть. Не на них, а просто рядом. Похоже, они сваливали в яму тела своих жертв, а потом бросали туда их одежду.

– Видимо, он убил больше, чем показал на следствии, – заметил Бентон. – Кого-то закопал, кого-то бросил на видном месте.

Открыв пакет, Реба показала Бентону и Скарпетте его содержимое. Трубка для подводного плавания и грязная розовая теннисная туфелька, судя по размеру – девочки.

– Такая же, как та, что мы нашли на матрасе, – сказала Реба. – Эту мы обнаружили в яме, где ожидали найти тела. Но там ничего не было, кроме вот этого. – Она указала на туфельку и трубку. – Их нашла Люси. Мне пока непонятно, откуда они там взялись.

– Боюсь, я догадалась, – сказала Скарпетта, вынимая из пакета то и другое.

Она представила себе, как дядя закапывает двенадцатилетнюю Хелен в яме, заставляя ее дышать через трубку.

– Детей запирают в сундуки, приковывают к стенам в подвалах, закапывают в землю, – объяснила Скарпетта с ужасом смотрящей на нее Ребе.

– Ничего удивительного, что потом она мучила всех этих женщин, – сказал Бентон, частично растерявший свой стоицизм. – Чертов ублюдок.

Реба отвернулась, судорожно глотая воздух. Но потом, взяв себя в руки, аккуратно завернула коричневый бумажный пакет.

– У нас есть холодные напитки, – хрипло сказала она. – Мы там ничего не трогали. Мешки из ямы со Снупи тоже не открывали, но, судя по их форме и запаху, там части тела. Один слегка порвался, и там видны крашеные рыжие волосы. Такой цвет имеет хна. И еще рука в рукаве. Думаю, что это тело не раздевали. Все остальные голые. Так что вы будете пить? У нас есть диеткола, «Гаторейд» и вода. Принимаю заказы. Если вы хотите чего-то еще, мы можем послать кого-нибудь в магазин. Хотя… – Она посмотрела в сторону могил. Нижняя губа у нес дрожала. – Боюсь, мы сейчас вряд ли можем появляться на людях, – сказала она, откашлявшись. – С таким запахом в магазин лучше не входить. Не понимаю, как… Это ему не должно сойти с рук! Надо сделать с ним то же, что он сделал с ней! Похоронить заживо, но только без этой проклятой трубки! Яйца ему отрезать!

– Давай одеваться, – тихо сказала Скарпетта Бентону. Они стали облачаться в белые одноразовые комбинезоны.

– Но мы же не сможем ничего доказать, – сокрушалась Реба. – Столько лет прошло.

– Напрасно вы так думаете, – возразила Скарпетта, вручая Бентону бахилы. – Он там достаточно наследил. Кто же мог ожидать, что мы сюда нагрянем?

Надев кепки, они стали спускаться по развалившимся ступеням, на ходу натягивая перчатки и маски.