Темно. Луч фонарика вспыхивает, наткнувшись на сталь револьвера, лежащего посреди переулка за домом Скарпетты.

Она не позвонила в полицию. Если коронер имеет отношение к событиям, принявшим в последнее время весьма зловещий оборот, то вмешательство полиции только усугубит ситуацию. Откуда ей знать, кто еще у него в кармане. За Буллом тоже кое-что имеется, и она просто не знает, что делать. По его словам, когда птицы вспорхнули вдруг с дуба, он сразу сообразил, что это означает, а потому обманул ее, сказав, что идет домой. На самом деле он вознамерился выяснить, кто тут рыщет. Булл спрятался за кустами у ворот и стал ждать. В засаде он просидел почти пять часов, о чем Скарпетта даже не подозревала.

Она занималась своими делами. Закончила в саду. Приняла душ. Поработала у себя наверху. Поговорила по телефону. Проверила, как дела у Розы. Позвонила Люси. Отметилась звонком Бентону. И за все это время ей даже в голову не пришло, что Булл прячется в кустах за воротами. Это как рыбалка, объясняет он. Ты ничего не поймаешь, если не проведешь рыбу, не заставишь ее поверить, что тебя нет, что ты ушел. Когда солнце уже опустилось, тени вытянулись, сад накрыли сумерки и кирпичи, на которых сидел Булл, остыли, в переулке появился человек. Незнакомец подошел к воротам и попытался просунуть руку, чтобы отпереть их. Когда попытка не удалась, он полез на них, и вот тогда Булл распахнул ворота и бросился на чужака. Скорее всего это был тот мотоциклист, но даже если и нет, замышлял он что-то недоброе и серьезное. Они схватились, и чужак выронил револьвер.

— Останьтесь здесь, — говорит ему Скарпетта. — Кто бы здесь ни появился, соседи или кто-то еще, подпускать никого нельзя. Никто не должен ни к чему прикасаться. Хорошо еще, что никто вроде бы и не видит, чем мы тут занимаемся.

Скарпетта идет домой, и луч фонарика прыгает по неровным кирпичам. Она поднимается на второй этаж и уже через несколько минут возвращается в переулок с фотоаппаратом и чемоданчиком со всем необходимым для осмотра места преступления. Делает несколько снимков. Натягивает латексные перчатки. Поднимает револьвер, открывает барабан и вынимает шесть патронов тридцать восьмого калибра. Кладет их в бумажный пакет. «Кольт» опускает в другой. Запечатывает оба конверта ярко-желтой лентой, подписывает маркером.

Булл продолжает поиски. Луч скачет, останавливается, когда он приседает, и движется дальше. Очень медленно. Через несколько минут из темноты доносится голос:

— Тут еще что-то. Вам бы, лучше самой посмотреть.

Скарпетта подходит к нему осторожно, глядя под ноги, и примерно в ста футах от ворот на занесенном листьями асфальте видит маленькую золотую монету на порванной золотой цепочке. В свете ее фонарика они блестят ярко, как луна.

— Вы здесь с ним боролись? Так далеко от ворот? — спрашивает она с сомнением. — Тогда почему револьвер там?

— Где я был, сказать трудно. — Булл пожимает плечами. — В таких делах все быстро случается. Не думаю, что я был так далеко, а там кто его знает…

Скарпетта смотрит на дом.

— Оттуда досюда расстояние приличное. Вы точно не гнались за ним после того, как он выронил револьвер?

— Могу только сказать, что золотая цепочка с золотой монеткой долго бы здесь не лежала. Может, я и гнался за ним, а цепочка лопнула, когда мы завозились. Не думаю, что я его преследовал, но когда на кону жизнь и смерть, время и расстояние измерить трудно.

— Верно, трудно, — соглашается Скарпетта.

Она надевает свежую пару перчаток и поднимаете асфальта цепочку с монеткой. Определить тип монеты без лупы невозможно, различимы только коронованная голова на одной стороне и венок с цифрой «1» на другой.

— Так, должно быть, и случилось — порвалась, когда мы схватились, — решает Булл, словно убеждая самого себя. — Будем надеяться, они не заставят вас сдать это все им. Я про полицию говорю.

— Сдавать нечего, — отвечает Скарпетта. — Никакого преступления никто пока не совершал. Имела место обычная стычка между вами и неизвестным. Сообщать о которой я не намерена никому. За исключением Люси. Посмотрим, что даст лабораторное исследование. Но это завтра.

Булл уже попадал в переделки, и ему лучше держаться от неприятностей подальше.

— Когда находишь оружие, его же полагается сдать полиции, — говорит он.

— Ну а я вот сдавать не собираюсь. — Она укладывает находку в очередной пакет.

— Думаете, они решат, что это я опять во что-то ввязался, и уволокут в кутузку? Вы только сами из-за меня не вляпайтесь во что-нибудь, доктор Кей.

— Никто вас никуда не уволочет, — отвечает она.

Черный «Порше-911-Каррера» Джанни Лупано постоянно находится в Чарльстоне, хотя владелец бывает здесь нечасто.

— Где он? — спрашивает Люси у Эда.

— Не знаю, не видел.

— Но он же в городе.

— Я разговаривал с ним вчера. Он позвонил и попросил вызвать ремонтников — что-то с кондиционером. Где он был, мне неведомо, но пока его не было, ребята заменили фильтр. Скрытный парень. Я про то, что он здесь, знаю только потому, что он раз в неделю просит погонять мотор, чтобы аккумулятор не сел. — Эд открывает пластиковый контейнер, и по закутку распространяется запах жареной картошки. — Вы не против? Не хочется чтобы остыло. А кто вам про машину сказал?

— Роза не знала, что у него квартира в вашем доме. — Люси стоит в дверях, держа под наблюдением вестибюль. — А когда узнала, кто он такой, вспомнила, что несколько раз видела на дорогой спортивной машине, как ей показалось, «порше».

— У нее самой «вольво», старенькая, как моя кошка.

— Мне машины всегда нравились, так что Роза в них поневоле разбирается. Спросите ее о «феррари», «порше», «ламборгини», и она столько всего расскажет. Люди здесь нечасто берут напрокат «порше». «Мерседес» — да, но не «порше». А вот у него «порш». Вот я и подумала, что Лупано, может быть, держит его здесь.

— Как она там? — спрашивает Эд, усаживаясь за стол с чизбургером из «Свитуотера». — Неприятный случай.

— Не очень хорошо.

— Я в этом году укол делал от гриппа. Дважды подхватил грипп и один раз простуду. Это как давать леденец, чтобы зубы были здоровые. Нет, больше я на их удочку не попадусь.

— А когда Дрю убили в Риме, Джанни Лупано был здесь? — спрашивает Люси. — Слышала, он вроде бы уезжал в Нью-Йорк, но вы, может, лучше знаете.

— В середине месяца, в воскресенье, Дрю выиграла здесь турнир. — Эд вытирает губы салфеткой, берет большой стакан содовой и пьет через соломинку. — А вечером Джанни улетел из Чарльстона. Я потому знаю, что он попросил присмотреть за машиной. Сказал, что неизвестно, когда вернется, а теперь вдруг объявился.

— Но вы его не видели?

— Я его почти никогда не вижу.

— Вы с ним по телефону разговариваете?

— Обычно да.

— Не понимаю. Кроме того, что Дрю участвовала в Кубке «Фэмили сёкл», что ему делать в Чарльстоне? Сколько турнир продолжается? Неделю? И это только раз в год.

— Вы бы удивились, если б узнали, какие люди здесь бывают. Даже кинозвезды.

— У него в машине GPS есть?

— У него все есть. Машина что надо.

— Я бы хотела позаимствовать ключ, — говорит Люси.

— Этого я не могу. — Эд убирает чизбургер в контейнер.

— Не беспокойтесь. Кататься на нем я не собираюсь, мне только проверить кое-что надо. Я же знаю, вы никому не скажете.

— Ключ я вам дать не могу. — Эд перестает жевать. — Если он прознает…

— Ключ мне нужен минут на десять, самое большее пятнадцать. И никто ничего не узнает. Обещаю.

— Может, вы заодно и мотор погоняете? Вреда не будет. — Он открывает пакет с кетчупом.

— Договорились.

Люси выходит через заднюю дверь и отыскивает «порше» в укромном уголке парковочной стоянки. Заводит мотор, открывает бардачок — проверить регистрацию. Включает G PS, открывает базу данных и записывает сохраненную информацию в блокнот.

В кабинете магнитно-резонансного сканирования Бентон Уэсли смотрит через стекло на скрытые простыней ступни доктора Селф. Она лежит на выдвижном столе внутри камеры четырнадцатитонного магнита. Подбородок зафиксирован пленкой — чтобы не шевелила головой, которая прижата к катушке, принимающей радиочастотные импульсы, необходимые для получения образа мозга. На голове у Селф наушники. Через них спустя какое-то время, когда начнется функциональная визуализация, она услышит аудиозапись голоса матери.

— Пока что все хорошо, — говорит Бентон, обращаясь к доктору Сьюзен Лейн. — Если не принимать во внимание ее фокусы. Мне очень жаль, что она заставляет всех вас ждать. — Он поворачивается к технику: — Джош? Что у тебя? Готов?

— Жду не дождусь, — отвечает сидящий у пульта Джош. — Дочку сегодня целый день рвет. Жена меня, наверное, убьет.

— Не знаю никого, кто бы принес в этот мир столько счастья. — Бентон имеет в виду доктора Селф, истинный глаз бушующей вокруг нее бури. Снова глядя через стекло, он замечает краешек чулок. — Она что, носит колготки?

— Вам еще повезло, что она хоть что-то надела. Когда я привела ее сюда, она настаивала на том, чтобы снять все, — говорит доктор Лейн.

— Ничего удивительного. — Бентон осторожничает. Хотя доктор Селф и не может ничего слышать, пока они не пользуются интеркомом, она может их видеть. — Маниакальное поведение. С первого дня поступления. Поговорите с ней — и увидите: она же в полном здравии.

— Я спросила, есть ли на ней что-то металлическое, может быть, замок в бюстгальтере. Объяснила, что сканер дает магнитное притяжение в шестьдесят тысяч раз больше земного и ничего металлического в камере быть не должно, но она так толком и не ответила. Сказала, что да, есть, и, по-моему, даже с гордостью, а потом стала жаловаться, какое это бремя — иметь большие груди. Я, разумеется, сказала, что ей нужно снять бюстгальтер, а она ответила, что в таком случае предпочитает снять все, и попросила больничную сорочку.

— Понятно.

— В общем, она надела сорочку, но я убедила ее оставить еще и трусики. И чулки.

— Хорошо, Сьюзен. Давайте начнем.

Доктор Лейн нажимает кнопку интеркома.

— Мы собираемся начать с локализации образов, другими словами, с построения структурных карт. Первая часть займет примерно шесть минут. Вы услышите довольно громкие, непривычные шумы, производимые машиной. Как вы себя чувствуете?

— Пожалуйста, давайте начнем, — говорит доктор Селф.

Доктор Лейн отключает интерком и поворачивается к Бентону.

— Вы готовы?

Бентон нажимает кнопку интеркома.

— Доктор Селф, я собираюсь начать с серии вопросов, касающихся ваших чувств. И за время нашей сессии некоторые вопросы будут повторяться, хорошо?

— Я знаю, что такое биполярная рейтинговая шкала.

Бентон и доктор Лейн переглядываются, выражение их лиц несколько смягчается, но остается бесстрастным даже после того, как доктор Селф с немалой долей сарказма добавляет:

— Чудесно.

— Не обращайте внимания, — говорит Бентон. — Давайте начнем.

Джош выжидающе смотрит на него. Бентону вспоминается разговор с доктором Марони и невысказанное обвинение в адрес Джоша, который якобы рассказал об их знаменитой пациентке Люси, а та передала информацию Кей. Решить эту загадку Бентон пока не смог. Что пытался сказать доктор Марони? Он смотрит на доктора Селф через стекло, и его вдруг осеняет. Файл, которого нет в Риме. Файл Сэндмена. Может быть, он здесь, в Маклине.

На монитор выведены основные показатели состояния организма доктора Селф, которые передаются через фиксатор на пальце и манжетку для измерения кровяного давления.

— Кровяное давление — сто двенадцать на семьдесят восемь. — Бентон записывает. — Пульс — семьдесят два.

— Насыщение? — спрашивает доктор Лейн.

Он отвечает, что артериальная насыщенность оксигемоглобином — то есть показатель насыщения кислородом — равняется девяносто девяти. Нормально. Нажимает кнопку интеркома.

— Доктор Селф? Вы готовы ответить на несколько вопросов?

— Наконец-то.

— Я буду задавать вопросы и хочу, чтобы вы давали оценку своему самочувствию по шкале от одного до пяти. Единица означает, что вы не чувствуете ничего. Два — ощущения незначительные. Три — умеренные, четыре — сильные, пять — экстремальные. Понятно?

— Я психиатр и знакома с методикой диагностирования.

— Похоже, еще и нейробиолог, — комментирует доктор Лейн. — Здесь она смошенничает.

— Пусть.

Бентон нажимает кнопку интеркома и начинает задавать вопросы, те, которые будет задавать неоднократно во время тестирования. Какие чувства она испытывает в данный момент? Раздражение, стыд, вину, враждебность, огорчение? Или, может быть, решительность, гордость, волнение, настороженность, энтузиазм? Доктор Селф дает всем одну и ту же оценку, единицу, показывая, что не чувствует ничего.

Бентон проверяет и записывает жизненные показатели. Все в норме, никаких изменений.

— Джош! — Доктор Лейн показывает, что пора.

Начинается структурное сканирование. Ничего особенного они не выявляют. Либо имеет место серьезная патология, такая как опухоль, либо они увидят все позднее, при анализе тысяч образов, зафиксированных магнитным резонатором.

— Мы готовы начать, — говорит доктор Лейн. — Вы в порядке?

— Да.

— Первые тридцать секунд вы ничего не услышите, — объясняет доктор Лейн. — Поэтому молчите и расслабьтесь. Потом услышите аудиозапись голоса матери, и я хочу, чтобы вы только слушали. Не шевелитесь и только слушайте.

Жизненные показатели доктора Селф не меняются.

Бентон смотрит на ступни доктора Селф по ту сторону стекла. Странный, глубинный звук вызывает ассоциацию с подлодкой.

«— Погода, Мэрилин, у нас здесь чудная, — произносит записанный голос Глэдис Селф. — Не приходится даже включать кондиционер. Да от него и толку мало. Только дребезжит. Открываю окна и двери — температура хорошая».

Начало вполне нейтральное, безобидное, тем не менее жизненные показатели доктора Селф уже изменились.

— Пульс семьдесят три… семьдесят четыре. — Бентон записывает.

— Я бы сказала, для нее заявление отнюдь не нейтральное, — замечает доктор Лейн.

«— Все думаю о тех чудесных фруктовых деревьях, что были у тебя, когда ты жила здесь. Тех, что министерству земледелия пришлось спилить из-за некроза. Мне нравится, когда рядом с домом ухоженный садик. Тебе, наверное, будет приятно узнать, что та дурацкая программа раскорчевывания сошла на нет, поскольку не сработала. Просто позор! Всему свое время — вот что самое важное в жизни, согласна?»

— Пульс семьдесят пять… семьдесят шесть, — фиксирует Бентон.

«— …самое идиотское, Мэрилин. Эта подлодка так и ходит целый день туда-сюда в миле от берега. Да еще американский флажок развевается на этой, как ее там? Ну, на башне, где перископ. Туда-сюда, туда-сюда, как будто маневры какие-то или готовятся к чему-то. Я говорю знакомым: к чему готовятся? Разве им никто не сказал, что подлодки в Ираке не нужны?..»

Первая, нейтральная часть заканчивается. Во время тридцатисекундной восстановительной паузы снимаются показатели кровяного давления. Оно возросло до ста шестидесяти на восемьдесят два. И снова голос матери. Глэдис Селф рассказывает, в какие магазины ей нравится ходить в южной Флориде, как много вокруг всего строится, какие многоэтажки вырастают вокруг. И многие до сих пор пустуют, потому что рынок недвижимости полетел к чертям. В основном из-за войны в Ираке. Вот что они натворили.

Доктор Селф реагирует так же.

— Вы только посмотрите, — качает головой доктор Лейн. — Что-то определенно зацепило ее внимание. Оксигенация падает до девяносто семи.

Голос матери продолжает. Идут положительные комментарии. Потом критические.

«— Ты патологическая лгунья, Мэрилин. С того дня как ты научилась говорить, я не слышала от тебя ни слова правды. А потом? Что случилось? Откуда у тебя такие взгляды? Где ты этого набралась? Уж точно не в семье. Твои грязные, мерзкие тайны. Отвратительные, постыдные. Что произошло с твоей душой, Мэрилин? Если бы твои поклонники только знали! Стыдно, Мэрилин…»

Уровень насыщенности крови кислородом опускается до девяносто шести, дыхание учащается, становится менее глубоким, и его уже можно слышать через интерком.

«— …скольких людей ты оттолкнула, выбросила. И ты знаешь, что и кого я имею в виду. Для тебя ложь и правда неразличимы. Именно это меня больше всего и беспокоило. Рано или поздно тебе это аукнется…»

— Пульс сто двадцать три, — сообщает доктор Лейн.

— Шевельнула головой, — добавляет Джош.

— Может, дело в этом? — спрашивает доктор Лейн.

— Не знаю.

«— …думаешь, деньги решают все. Внеси свою вдовью лепту, и это избавит тебя от ответственности. Ты откупаешься от людей. Что ж, посмотрим. Рано или поздно придет день, когда ты пожнешь все, что посеяла. Мне не нужны твои деньги. Я выпиваю с подругами в баре, и они даже не знают, кто ты мне…»

Пульс — сто тридцать четыре. Уровень оксигенации понижается до девяноста шести. Ступни шевелятся. Осталось девять секунд. Мать продолжает говорить, активируя нейроны в мозгу дочери. К этим нейронам притекает кровь, а с притоком крови повышается уровень дезоксигемоглобина, который обнаруживается сканером. Функциональные отражения зафиксированы. Доктор Селф пребывает в состоянии физического и эмоционального дистресса. Это не игра, не притворство.

— Мне не нравится, что происходит с ее жизненными показателями. Хватит, — говорит Бентон доктору Лейн.

— Согласна.

Он включает интерком.

— Доктор Селф, мы заканчиваем.

Из закрывающегося на ключ шкафчика в своей компьютерной лаборатории Люси достает чемоданчик с инструментами, флэшку и маленькую черную коробочку. Одновременно она разговаривает по телефону с Бентоном.

— Не спрашивай, — говорит он. — Мы только что закончили сканирование. Или, точнее сказать, нам пришлось его прервать. Рассказать не могу, но мне кое-что нужно.

— О’кей. — Она садится к компьютеру.

— Мне нужно, чтобы ты поговорила с Джошем. И проникла кое-куда.

— Что сделать?

— Один наш пациент получает письма с сервера Павильона.

— И?..

— На том же сервере лежат электронные файлы. Один с материалами по человеку, посещавшему директора клиники. Ты знаешь, кого я имею в виду.

— И?..

— С интересующим нас человеком он виделся в Риме в ноябре. Могу лишь сказать, что этот интересующий нас пациент служил в Ираке и, похоже, имел направление от доктора Селф.

— И? — Люси подключается к Интернету.

— Джош только что закончил сканирование. То, прерванное. Пациент собирается выписаться сегодня же, то есть больше корреспонденции на нашем сервере не будет. Времени очень мало.

— Он еще там? Пациент, который выписывается?

— Сейчас да. Джош только что ушел, у него ребенок болен. Очень спешит.

— Смогу получить доступ, если дашь пароль. Так будет легче. Но тебе придется задержаться на часок.

Люси звонит Джошу на сотовый. Он в машине, едет из клиники. Что еще лучше. Она говорит, что Бентон не может получить свою почту, что-то с сервером, ей нужно немедленно все починить, и дает понять, что операция потребует времени. Ненароком роняет, что могла бы сделать все сама, дистанционно, но ей потребуется пароль системного администратора. Или пусть Джош разворачивается, возвращается и управляется сам. Второй вариант энтузиазма не вызывает, и Джош начинает рассказывать о жене и больной дочери. Было бы замечательно, если бы Люси решила проблему собственными силами.

Они постоянно обсуждают те или иные технические вопросы, и ему в голову не приходит, что она намерена получить электронные письма пациента и забраться в частные файлы доктора Марони. Но даже если бы Джош и подозревал худшее, то предположил бы, что она в случае надобности влезет куда надо сама, не спрашивая. Ему известны возможности Люси, известно, чем она зарабатывает.

Взламывать сервер клиники она не хочет. К тому же это заняло бы слишком много времени. Часом позже Люси перезванивает Бентону.

— Мне некогда. Посмотришь сам. Я уже все тебе сбросила.

Она выходит из лаборатории, садится на мотоцикл «агуста-брутале» и уезжает, злая и раздраженная. Доктор Селф в Маклине. Уже почти две недели. Черт бы побрал Бентона — он ведь знал!

Едет Люси быстро, и теплый ветер треплет ее по щекам, словно пытаясь привести в чувство.

Она понимает, почему Бентон не обмолвился ни словом. Не мог. Но так нельзя. Доктор Селф и Марино переписываются друг с другом, и все это время она у Бентона под носом, в клинике. А он не предупредил ни Марино, ни Скарпетту. Не предупредил даже ее, Люси, когда они вместе наблюдали за экскурсией по моргу, которую Марино устроил своей подружке Шэнди. Люси отпускала комментарии в адрес Марино, поминала о его переписке с доктором Селф, а Бентон только слушал и молчал, и вот теперь Люси чувствует себя так, словно ее выставили в глупом виде. Предали. Он не постеснялся попросить ее влезть в чужие файлы, но умолчал, что доктор Селф отсиживается в его клинике, в том самом засекреченном Павильоне, где каждый день обходится в три тысячи долларов, которые она платит, между прочим, за возможность посылать всех подальше.

Она переходит на шестую передачу и летит, обгоняя другие машины, по мосту Артура Равенеля-младшего с его устремленными в небо пиками и вертикальными тросами, напоминающими Стэнфордский онкологический центр и женщину, выводившую на арфе неуместные мелодии. Марино, может быть, намутил немало, но не он виноват в хаосе, причиной которого стала доктор Селф. Он слишком прост, чтобы понять нейтронную бомбу. В сравнении с доктором Селф Марино — большой, недалекий подросток с рогаткой в заднем кармане. Не исключено, что начал все он, первым написав ей письмо, но лишь она знает, как все закончить.

Люси проносится мимо рыбацких лодок, пришвартованных в бухточке Шем-Крик, пересекает мост Сэма Сойера и въезжает на территорию Салливан-Айленд, где живет Марино. Живет, как он сам однажды выразился, в доме своей мечты — крохотной лачуге на сваях и с красной металлической крышей. Окна темны, даже над дверью не горит свет. За домиком начинается длинный пирс, глубоко врезающийся в болото и заканчивающийся у неширокого заливчика, подбирающегося к самому Береговому каналу. Перебравшись сюда, Марино купил моторку и с удовольствием принялся осваивать бухточки и заливы, чередуя рыбалку с бесцельным блужданием по воде в компании дюжины пива. Люси еще не уверена, что именно случилось.

Что с ним? Кто обитает в его теле?

Крохотный передний дворик — полоска песка с клочками высокой, тонкой травы. Люси пробирается под навесом через кучу разнообразного хлама. Старый походный холодильник, ржавый гриль, сгнившие сети, дырявые кастрюли, мусорные банки, от которых воняет, как от тухлых болот. Люси поднимается по просевшим деревянным ступенькам и толкает дверь с отшелушившейся краской. Замок хлипкий, но вскрывать его ей не хочется. Лучше снять ее с петель и войти. Отвертка, минутная работа, и вот она уже в доме мечты Марино. Охранной системы у него нет.

Люси дергает за цепочку, над головой загорается лампочка, и в ее резком, раздражающем свете гостья осматривается, пытаясь сообразить, что изменилось здесь с прошлого посещения. Когда, кстати, это было? Месяцев шесть назад? Ничего нового Марино не сделал, как будто на время перестал здесь жить. Гостиная — голый пол, дешевый диван, два стула с прямой спинкой, телевизор с большим экраном, компьютер и принтер. У стены — стойка с несколькими пустыми банками из-под пива и бутылка «Джека Дэниелса», в холодильнике — сыр, куча полуфабрикатов и еще пиво.

Люси садится за стол и извлекает из USB-порта его компьютера двухсотпятидесятишестимегабайтную флэшку. Открывает чемоданчик и достает острогубцы, отвертку и работающую от батарейки дрель, такую крохотную, что ею мог бы пользоваться ювелир. В черной коробочке находятся четыре ненаправленных микрофона, каждый размером не более восьми миллиметров, то есть с таблетку аспирина. Сняв с флэшки пластиковый корпус и тросик, Люси вынимает внутренности и вставляет микрофон. Просверливает в корпусе дырочку, возвращает на место тросик.

Из кармана брюк Люси вынимает еще одну флэшку, ту, что взяла в лаборатории, и вставляет в USB-порт. Загружает собственноручно разработанную шпионскую программу, которая будет передавать каждый клик Марино на ее электронный адрес. Просматривает жесткий диск, отыскивая документы. Почти ничего, кроме нескольких писем от доктора Селф, которые он скопировал на компьютер в своем офисе. Ничего нового. Никаких сюрпризов. Марино трудно представить сидящим перед монитором, читающим свежую статью по профессиональной тематике или роман. Он и с бумагой-то плохо справляется.

Люси ставит на место флэшку и быстро обходит комнату, выдвигая ящики. Сигареты, пара номеров журнала «Плейбой», «смит-и-вессон», несколько долларов, мелочь, почтовый хлам.

И как только ему удается поместиться в спальне, где гардероб — это закуток между стенами у изножья кровати, куда впихнута кое-как одежда, а то, что не поместилось на полках и вешалках, лежит на полу, включая его громадные трусы и носки? Здесь же Люси замечает черный пояс с металлическими набойками и ремень из крокодиловой кожи, слишком маленький, чтобы принадлежать Марино, красный кружевной бюстгальтер, трусики и пластиковый контейнер с презервативами. Постель не застелена. Когда в последний раз стиралось белье, этого, наверное, и Господь не помнит.

Дальше — ванная размером с телефонную будку. Туалет, душ, раковина. Люси заглядывает в медицинский шкафчик, обнаруживает вполне ожидаемые туалетные принадлежности и средства для облегчения похмелья. Берет пузырек фиоринала с кодеином, выписанный на имя Шэнди Снук. В пузырьке почти ничего не осталось. На другой полке — тюбик тестродерма, выписанный на имя, которое она никогда не слышала.

Люси заносит информацию в «iPhone». Возвращает на место дверь и спускается по темным, шатким ступенькам. Ветер усилился, и с причала доносится едва слышный скрипучий звук. Люси достает «глок», прислушивается, светит в направлении звука фонариком, но луч проникает недалеко и большая часть причала остается в непроницаемой темноте.

Она поднимается по ступенькам к причалу. Ступеньки старые, кое-где их и вовсе нет. Люси отмахивается от невидимых жужжащих насекомых и вспоминает рассказ знакомого антрополога. Все дело в группе крови. Паразиты вроде москитов любят кровь первой группы. Первая группа у нее. Но как эти невидимые паразиты определяют группу ее крови, если у нее нет никакого кровотечения? Рой гудит, нападает, жалит.

Шаги ее тихи. Люси останавливается, прислушивается и слышит глухой стук. Луч фонарика скользит по старому дереву, ржавым гвоздям, ветер пригибает болотную траву и шепчет ей что-то. Огни Чарльстона кажутся далекими в пахнущем серой, сыром воздухе, луна ускользает за плотные облака. В конце причала Люси обнаруживает наконец источник обеспокоившего ее звука. Лодки Марино нет, а ярко-оранжевые кранцы глухо колотятся о сваи.