Эвелин сидела в библиотеке и смотрела на омытый дождем сад. Обычно она любила дождь, потому что он удерживал ее сестер дома вдали от Реншо-Хауса. Даже шпионам не хотелось мокнуть, и они на время исчезали из виду, позволяя Эвелин спокойно сидеть возле окна.

Вместе с тем Эвелин уже два дня не ездила на прогулку в парк, а сидеть дома ей ужасно наскучило. Она написала все необходимые письма, потом попыталась читать, но строчки расплывались перед глазами.

За городом коротать дождливые дни было гораздо приятнее. От земли исходил сладковатый аромат, в саду распускались цветы, а звон капель, падавших с листьев, напоминал музыку.

В Лондоне же дождь окутывал все унылой серой пеленой и делал город еще более неприглядным. Булыжная мостовая становилась скользкой и грязной, иссиня-черное небо хмуро взирало на просевшие от влаги дома.

Если бы Эвелин находилась сейчас в своем поместье в Линвуде, вдали от осуждающих взглядов, она непременно отправилась бы в мокрый лес. Прислушивалась бы к звону дождевых капель и подставляла лицо прохладной влаге — такой приятной после изнуряющего летнего зноя.

В Лондоне о подобной прогулке не могло быть и речи. Гуляющих под дождем леди считали по меньшей мере странными, а Эвелин вовсе не нужны были лишние пересуды.

Дома она чувствовала себя в большей безопасности. О французе из парка она больше не слышала и благодарила за это Сэма. С Филиппом, все еще скрывавшимся где-то, ее по-прежнему связывают узы брака. Эвелин не сомневалась, что рано или поздно она снова о нем услышит.

Она поплотнее запахнула на плечах шаль, разглядывая мокрый сад и гадая, есть ли там кто-то или нет.

Стук в дверь заставил ее подскочить от неожиданности. Она медленно выдохнула, понимая, что все ее страхи смешны и необоснованны.

— Войдите.

Голос Эвелин слегка дрожал, поэтому она откашлялась, опустилась в кресло и расправила плечи.

Ее сердце подскочило в груди, когда в библиотеку вошел Сэм с подносом в руках. Над чайником поднималась струйка пара, воздух наполнился маслянистым фруктовым ароматом свежеиспеченных пирожных. Выражение лица лакея было настороженным, и Эвелин снова занервничала.

Сэм поставил поднос на стол.

— Миссис Купер строго-настрого приказала мне оставаться здесь до тех пор, пока вы не съедите по меньшей мере три клубничных пирожных. Она сказала, что вы совсем не притронулись к завтраку.

Эвелин заметила, что Сэм забыл поклониться и употребить обращение «миледи». Он смотрел на нее так внимательно, словно пытался отыскать на лице признаки нездоровья, чтобы сообщить о них кухарке, или намеревался прочитать ее мысли. Эвелин отвела взгляд и посмотрела на поднос.

Что изменилось? Сэм явно пришел сюда не за тем, чтобы вызвать улыбку на ее лице. В глазах не плясали озорные искорки, а в плотно сжатых губах не пряталось остроумное замечание. А Эвелин так скучала по всему этому. Особенно теперь, когда дождь окутал город серым туманом.

Прошло три дня с их прогулки в парке и неожиданной встречи в коридоре посреди ночи. Нет, Эвелин не считала дни, просто это как-то само пришло на ум. Она высокомерно вскинула подбородок и посмотрела на Сэма, гоня прочь мысль о том, что скучает по нему. Благородные леди не скучают по своим лакеям, независимо от того, насколько они привлекательны, остроумны, смелы и дерзки.

В ту ночь Эвелин действительно ждала его, так как боялась, что он больше не вернется и ей придется нанимать другого лакея. Она мерила шагами библиотеку, пытаясь убедить себя в том, что ее опасения беспочвенны и что Сэм не ушел бы, не попрощавшись.

Теперь он наверняка успел наслушаться рассказов о предательстве Филиппа. И он, солдат, сражавшийся с французами, получивший ранение, столкнувшийся с ужасами войны, наверняка считал его достойным наивысшего презрения человеком.

Эвелин испытала такое неимоверное облегчение, услышав в коридоре знакомые шаги, что бросилась к двери и распахнула ее. Она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться и не броситься Сэму на шею, когда увидела в темноте очертания его фигуры.

Еще никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного по отношению к другому слуге. Когда Сэл узнала о смерти своего дяди, Эвелин просто похлопала ее по плечу, дала ей денег на проезд и отпустила на похороны. Мэри взяла две недели отпуска, чтобы ухаживать за заболевшей родственницей, однако Эвелин совершенно не боялась, что та не вернется, и не страшилась жизни без нее.

Рядом же с Сэмом она чувствовала себя юной девчонкой, потерявшей голову от сына садовника. Ну почему же такие неподходящие мужчины, как Сэм, кажутся столь притягательными?

Сэм стоял, ожидая приказаний. Его лицо выражало почтение и послушание, несмотря на то что его совершенно не смутил властный взгляд Эвелин. Она заставила себя отвести глаза и посмотрела на тарелку с пирожными.

— Да здесь целая дюжина! А мне показалось, что вы упомянули только три.

Сэм улыбнулся, точно его поймали с поличным, и сердце Эвелин тревожно забилось. А ведь леди теряли голову и от менее привлекательных улыбок.

Только она не такая.

— Миссис Купер надеется, что вы съедите хотя бы три из них. Она специально посылала слугу за клубникой в Кент. Говорит, у ее кузины лучшая клубника в графстве.

— Вы ей не верите? — спросила Эвелин, заметив что-то в глазах Сэма.

— Я слыхал, что лучшая клубника произрастает в Нортумберленде.

Он взял серебряные щипцы, положил пирожное на тарелку и протянул ее Эвелин.

— Впрочем, вы сами можете оценить качество клубники из Кента.

Рот Эвелин наполнился слюной, когда она откусила кусочек пирожного, осознавая, что Сэм наблюдает за ней. Сладкая начинка обожгла язык. Горло Сэма дернулось, а губы сжались сильнее.

— Очень вкусно, — призналась Эвелин. — Но мне кажется, самая сладкая клубника все же в моем поместье в Дорсете. — Она посмотрела в окно. — И лучше всего собирать ее в дождь.

Именно это она бы делала, окажись сейчас в Линвуде.

— А мы с братом любили в дождь ходить на рыбалку, — произнес Сэм. — В реке была заводь, где в дождь собиралось множество рыбы.

Впервые за все время своего пребывания в Реншо-Хаусе Сэм заговорил о семье. В его глазах вспыхнула такая тоска, что Эвелин почти представила его мальчиком.

— Вам его не хватает…

Сэм поймал на себе взгляд Эвелин, и его лицо ожесточилось. Он положил на тарелку Эвелин еще одно пирожное и передал ей. Она взяла тарелку из его рук, поняв, что тема закрыта. Очевидно, пришла пора поговорить о чем-то другом. А еще можно было просто промолчать и есть пирожное, пока Сэм наблюдает за ней.

— Вы знали майора Крейтона? Он тоже воевал в Испании.

Сэм прищурил глаза, и Эвелин успела разглядеть в их глубинах какое-то странное холодное выражение, прежде чем он успел отвернуться. Теперь он смотрел на стену за спиной Эвелин, при этом каждый его мускул был натянут как струна.

— Да, — напряженно ответил он. — Я знал его. Что-нибудь еще, миледи? — спросил он, ожидая, что Эвелин его отпустит.

Эвелин нахмурилась. Ну вот — еще одна тема, которую он не желает обсуждать. Сэм оказался еще более сложной загадкой, нежели Филипп. А Эвелин научилась ненавидеть всевозможные тайны. Ей хотелось открыть Сэма, как собственную шкатулку с драгоценностями, и обнаружить в нем то, чего он не хотел ей поведать.

Может быть, он вообще не любил офицеров. Многие солдаты не доверяют своим начальникам, даже таким безупречным, как майор Крейтон. Сэм был дерзким и прямолинейным, и Эвелин подозревала, что он принимал на веру не каждый приказ. Это был существенный недостаток для слуги, и уж тем более непростительный для солдата. Эвелин решила сделать вид, будто не поняла намека.

— У меня есть подруга, которая ждет не дождется вестей от своего исчезнувшего брата сержанта. Его зовут Патрик О’Нил. Вы с ним не знакомы? — спросила она.

Рот Сэма открылся помимо его воли, когда он уставился на Эвелин. Та немного отстранилась, ошеломленная его удивлением, и попыталась объяснить поподробнее:

— Мою подругу Анну очень беспокоит судьба ее брата. На протяжении многих месяцев она не получала от него писем. Майор Крейтон лишь сообщил, что ее брат серьезно ранен, и с тех пор она вне себя от горя.

— Крейтон приезжал повидать ее? — крайне озабоченно спросил Сэм.

Его тон насторожил Эвелин.

— Ему хотелось убедиться, что сержант О’Нил вернулся домой невредимым. Это так необычно для офицера?

— Да, если этот офицер — Крейтон! — резко ответил Сэм.

Эвелин вздернула подбородок.

— Лорд Крейтон добрый человек и благородный офицер. Разве его забота о подчиненных не доказательство тому?

В глазах Сэма вспыхнул гнев. Вселяющая страх ослепительная вспышка на грозовом небе.

— Это все, миледи? У меня есть работа, которую необходимо выполнить.

— Неужели мужчины считают, что ран нужно стыдиться? — проигнорировала Эвелин вопрос Сэма, разозлившись на его упрямство. — Я хочу сказать, может быть, сержант О’Нил не хочет возвращаться домой, потому что он…

Эвелин замолчала, представив себе самое худшее — изуродованного мужчину, на которого невозможно смотреть без содрогания.

— Потому что он — что? Покрыт шрамами, лишился конечности? — прорычал Сэм. — Война меняет людей внутренне и внешне. На их душах остаются шрамы, невидимые постороннему глазу. Они беспокоятся, что любимые их не поймут, будут бояться или избегать из-за этих шрамов. Чтобы вернуться домой, нужна смелость, — произнес Сэм, гневно сверкая глазами, словно вина лежала на его хозяйке.

Дерзость лакея рассердила Эвелин, и она порывисто поднялась с кресла.

— Такие раны есть и у вас, Сэм? На вашей душе? Именно поэтому вы предпочли остаться в Лондоне, вместо того чтобы вернуться домой?

Выражение глаз Сэма свидетельствовало о том, что Эвелин ступила на опасную территорию, но она все же подошла к нему, влекомая взглядом, желая услышать ответ. Эвелин была хозяйкой этого дома, а Сэм — слугой. Она имела право расспрашивать его. Эвелин отчаянно искала причину, по которой могла бы видеть в нем сейчас всего лишь слугу. Ей не хотелось думать о том, как бы все обернулось, будь он представителем ее класса.

В горящих гневом глазах Сэма промелькнула неуверенность, и собственный гнев Эвелин придал ей храбрости. Ей не нужен этот мужчина. Ей вообще не нужен никакой мужчина. Она протянула руку и коснулась небольшого шрама на подбородке Сэма — белой полоски, выделявшейся на фоне его смуглой кожи.

— Бедный Сэм, — произнесла она, не отводя взгляда, взирая на него с насмешливой жалостью, точно так же, как взирали все вокруг на нее.

Сэм перехватил ее руку и отвел в сторону. Его хватка оказалась крепкой и вместе с тем нежной. Гнев Эвелин остыл, сменившись невероятным возбуждением от прикосновения мужской руки.

— Не жалейте меня, миледи. Я не нуждаюсь в благотворительности.

— Тогда ответьте мне. Есть ли на свете женщина, которую вы потеряли из-за своих ран? — спросила Эвелин.

Сэм отвернулся.

— Я потерял ее до того, как отправился на войну Именно из-за нее я принял такое решение.

Эвелин ощутила укол ревности. А Сэм все еще сжимал ее руку.

— Вы любили ее? — спросила Эвелин.

Губы Сэма растянулись в бессердечной улыбке. Рядом с его ртом появилась ямочка, которой Эвелин не замечала раньше, — небольшое углубление на конце шрама.

— В этом-то и состояла проблема, — тихо произнес Сэм.

— В чем? В том, что вы ее любили?

Мужчина стоял так близко, что Эвелин разглядела его длинные, темные, пушистые ресницы, обрамлявшие полуопущенные веки. В глазах Сэма плескался огонь, пробудивший в груди Эвелин такое давно забытое томление.

— В том, что не любил, — пробормотал Сэм.

Неужели она испытала облегчение, услышав это?

— А с тех пор? Вы любили кого-нибудь?

Сэм внимательно посмотрел на нее.

— Я был близок к этому.

Эвелин понятия не имела, что это значит. Сэм стоял так близко, что мог бы поцеловать ее, стоило ему лишь чуть наклонить голову или ей привстать на мысочки. Скулы Эвелин свело от желания сделать это.

Сэм не двигался, не произносил ни слова. Их руки были все еще соединены, и Эвелин слегка сжала пальцы, давая разрешение. Мужчина не отрываясь смотрел на нее, и вдруг его серые глаза превратились в два черных озера. Он судорожно втянул носом воздух, и складки у его губ разгладились. Эвелин позволила себе прикрыть глаза в предвкушении поцелуя.

Однако Сэм отступил назад так неожиданно, что Эвелин пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы не упасть. Она с удивлением открыла глаза. Вместо теплого дыхания Сэма теперь ее кожи касался холодок. И руку тоже никто не сжимал.

Сэм стоял на безопасном расстоянии и тяжело дышал. Его щеки заливала краска, однако он сумел устоять перед соблазном в отличие от Эвелин.

Настоящий герой и джентльмен, несмотря на происхождение.

Краска стыда обожгла Эвелин с головы до ног.

Сэм снова пришел на помощь. На этот раз он спас ее от себя самой. Разница в положении и происхождении разделяла их подобно бездонной пропасти. Сэм не друг и не ровня. Он ее слуга и не более того. Он никогда не станет для нее кем-то другим. Эвелин поплотнее запахнула шаль, стараясь сохранить достоинство.

— Можете идти.

— Благодарю вас, миледи.

Сэм говорил холодно и вежливо. Ни малейшего намека на вспыхнувшее недавно желание не услышала Эвелин в его голосе.

— Сэм! — окликнула слугу Эвелин, когда он подошел к двери. Сэм обернулся. — Завтра вечером бал у Сомерсона. Я знаю, что после обеда у вас выходной, но вы мне понадобитесь.

Эвелин почувствовала себя лучше, напомнив Сэму его место, подчеркнув свое право отдавать ему приказы.

Сэм отвесил поклон и склонил голову так, как если бы был джентльменом, оказывающим леди услугу, как если бы они стояли на одной ступени социальной лестницы. А Эвелин ожидала от него смирения.

— Подготовить экипаж к девяти? — спросил Сэм, на губах которого играла загадочная полуулыбка.

И эти губы Эвелин едва не поцеловала. Она судорожно сглотнула, ощутив очередную волну желания, прокатившуюся по телу, и высокомерно вздернула подбородок.

— Лучше в девять тридцать. А теперь можете идти.