Эвелин старалась не смотреть на Сэма, придерживающего дверцу экипажа. И все же она чувствовала на себе его взгляд, заставляющий ее таять от желания. Эвелин ощущала запах шерсти, исходящий от его ливреи, и ей ужасно хотелось уткнуться лицом в его плечо, вдохнуть аромат его кожи, утонуть в его объятиях.

Прикосновение их затянутых в перчатки рук было благопристойным и бесстрастным, но у Эвелин все равно перехватило дыхание. Она не удержалась и взглянула на Сэма в надежде прочитать в его глазах желание, но только еле заметно взметнувшаяся бровь говорила о том, что есть Эвелин и Сэм.

Эвелин ощутила легкое разочарование, и ей стоило большого труда отпустить руку своего лакея и подняться в экипаж.

Эвелин почувствовала, как экипаж немного накренился, когда Сэм взобрался на запятки. Точно так же проседала постель, когда он приходил к ней в полночь и покидал с рассветом.

Чувственный вздох застрял в горле Эвелин. Насытится ли она когда-нибудь этим мужчиной? Она знаком приказала вознице трогать, и экипаж покатил по булыжной мостовой.

Эвелин посмотрела на свертки с постельным бельем, рубашками и халатами, что помогли собрать ей Сэл и Мэри. Она лично отпорола монограммы Филиппа с манжет, испытывая при этом какое-то злорадное удовольствие. Распарывая стежок за стежком, она радовалась тому, что какой-то бедняк будет носить дорогие рубашки ее мужа. Как бы разгневался Филипп, узнав об этом!.. Эвелин жалела лишь о том, что не может с такой же легкостью разорвать узы, связывающие ее с мужем, расторгнуть брак, словно его никогда и не было.

В последнее время Эвелин то и дело посещали мечты о небольшом коттедже на берегу моря с маленьким кусочком земли или о домике с соломенной крышей на берегу прозрачного ручья где-нибудь в сельской глубинке. Она прожила бы там остаток жизни вместе с Сэмом. Простое мирное существование. До тех пор пока она обнимает его по ночам и видит в течение дня, она счастлива.

Эвелин посмотрела на массивное золотое кольцо на безымянном пальце. Оно было сродни кандалам, накрепко приковавшим ее к мужу. Эвелин сняла кольцо с пальца и удивилась тому, как легко и свободно она почувствовала себя без него.

Она убрала кольцо в карман, вместо того чтобы снова надеть на палец.

Синджон подал Эвелин руку, чтобы помочь ей сойти на землю, стараясь не обращать внимания на то, как она закусила нижнюю губу, ощутив его прикосновение, и на реакцию собственного тела.

Низенький суетливый джентльмен сбежал по ступеням, чтобы встретить гостью. Он на ходу натягивал на себя сюртук из грубого домотканого сукна и бормотал под нос, как приятно ему видеть леди Эвелин. Из окон простого кирпичного дома на них смотрели бледные большеглазые дети.

Синджон пожалел о том, что у него в кармане нет мелочи или леденцов, чтобы порадовать несчастных. Он широко улыбнулся, и дети бросились врассыпную.

Он вытащил из экипажа тяжелый сверток.

— Как вы щедры, леди Эвелин! — закудахтал похожий на гнома джентльмен. Он посмотрел на Синджона и махнул рукой. — Зайдите за угол, там есть дверь.

Сам же он предложил Эвелин руку и повел ее по лестнице в дом.

Синджон обогнул строение и увидел распахнутую настежь дверь. Внутри девочка подметала пол. Она равнодушно посмотрела на Синджона и его ношу и отставила метлу в сторону.

— Идите сюда, — безрадостно произнесла она, словно знала, что в свертке окажется то же, что и обычно — рубашки и старое постельное белье.

А ведь ей наверняка хотелось найти там сладости и кружевные платья.

Синджон последовал за ней по скудно освещенному коридору, прислушиваясь к детским голосам и приглушенным шагам. Здесь было не слышно ни смеха, ни пения. Негоже детям жить в таком мрачном месте, несмотря на то что они накормлены, обуты и одеты. Синджон вспомнил, как, будучи ребенком, проводил целые дни на улице — удил рыбу, плавал или бегал по лесам в такие же погожие весенние деньки, — и пожалел, что живущие в приюте дети никогда не узнают такой свободы.

— Сюда, — позвала девочка, отодвигая в сторону занавеску, за которой скрывалась небольшая кладовая с полками и корзинами.

Нитки, свисавшие с потрепанной занавески, коснулись его щеки и зацепились за шерсть ливреи, привлекая к себе внимание. Неужели такая нужда таилась в каждом углу?

Синджон поднял голову и заметил, как блеснул состарившийся от времени шелк, потускневший и расползшийся на концах. Странная занавеска для такого места, как это. Интересно, где служила эта ткань, прежде чем уступить место новым современным драпировкам?

Большинство представительниц высшего света заново обставляли свои дома каждый год, если позволяли средства, а если не позволяли, то раз в два года. Неписаный, но очень строгий закон, установленный леди, гласил: занавески в гостиной должны быть такими же неповторимыми, как и ее платья. В обществе считалось дурным тоном появиться в одном и том же платье более двух раз.

Девочка развязала узел покрасневшими от работы руками и принялась сортировать содержимое. Белые простыни казались ослепительными в сером полумраке маленькой кладовки.

Синджон по-прежнему стоял в дверях. Он вновь взглянул на занавеску и заметил богатую вышивку и некогда яркую бахрому по краям. Складки и отпечатки грязных рук виднелись там, где занавес использовали в качестве салфетки. Синджон разглядел также вышитые золотом буквы и провел по ним пальцем.

Его желудок болезненно сжался.

Он видел эту занавеску и раньше. Он отвязал удерживающий ее шнурок и отошел назад, чтобы рассмотреть получше.

— Эй! — хрипло крикнула девочка, оказавшись в темноте, но Синджон не услышал ее.

Целая армия ангелов мщения и белых голубей кружила над головой грозного рыцаря в сверкающих серебряных доспехах. Он высоко поднял над головой меч, на клинке которого красовались латинские слова «чистота, отвага и победа».

Синджон судорожно сглотнул, почувствовав, как у него подгибаются колени. Он видел это знамя прежде, встречался с этим рыцарем на поле боя. В ушах у него зазвучала барабанная дробь, а в теле отозвалось эхо шагов наступающей армии. Оглушающий треск мушкетных выстрелов и пушечных залпов смещался с криками умирающих.

Синджон провел языком по зубам, ожидая ощутить острый привкус пороха. Но здесь Лондон, а не Испания. Он потер рукой глаза, но это был не сон.

Синджон смотрел на знамя Карла Великого.