Эвелин жила привычной сельской жизнью в Линвуде. По утрам она писала письма, читала или шила. После обеда гуляла по холмам и полям или навещала соседей. Вечерами играла на пианино.

Все это было ужасно скучно.

Эвелин надеялась, что, уехав из Лондона, она сможет забыть Синджона Радерфорда и вести спокойную, размеренную жизнь уважаемой вдовы, но любимый мерещился ей повсюду. Она просыпалась по ночам, страстно желая ощутить его прикосновения, и каждый раз с надеждой вскидывала голову, когда открывалась дверь ее гостиной.

Эвелин не позволяла доставлять ей лондонские газеты. Не желала знать, какие теперь сплетни разгоняют скуку охочих до скандальных историй представителей высшего света. Ей не хотелось знать, что Синджон был оправдан и вернулся на войну, собирался жениться или блистал на великосветских приемах в качестве нового героя.

За те три месяца, что она жила в уединении в деревне, он не написал ей ни строчки. Эвелин получила несколько писем от Шарлотты, в которых та умоляла сестру вернуться в Лондон. Шарлотта уже слышала о том, что Филипп был пойман, а потом убит при попытке сбежать от правосудия во Францию. Власти состряпали вполне удобную историю. Они не стали упоминать их с Синджоном имен.

Правительство позволило Эвелин оставить за собой поместье Линвуд и всю обстановку городского дома Филиппа, включая картины и драгоценности. Роскошный замок в Дорсете, с таким усердием подготовленный для приезда французского короля, отошел государству. Рассказы о его великолепии дошли даже до не желавшей ничего слышать Эвелин. Филипп потратил на убранство этого замка все, что у него было. Потерял все ради каких-то призрачных семейных уз.

Эвелин много ездила верхом, наслаждаясь осенней прохладой. В Лондоне она боялась гулять в одиночестве, но Синджон научил ее жить полной жизнью и ничего не бояться. Эвелин больше не была перепуганной до смерти женой предателя. Если бы французский агент из парка встретил ее сейчас, ему был бы оказан совсем другой прием. Эвелин крепче сжала поводья и пришпорила кобылу. Утро выдалось таким же туманным, как и тогда в Гайд-парке, и Эвелин невольно вздрогнула, припомнив подробности нападения. Если бы не своевременное появление Синджона, неизвестно, чем бы все закончилось. Он спас ей жизнь и заставил почувствовать себя живой. Эвелин закрыла глаза, ощутив, как на нее накатывает такая знакомая волна тоски и томления.

Внезапно кто-то сорвал с ее головы шляпку. Она вскрикнула и развернулась, чтобы посмотреть на нападавшего. Но шляпка висела на ветке, низко склонившейся над тропинкой.

— Какая же я глупая, — пробормотала Эвелин, глядя на шляпку.

Внезапно тишину тумана прорезал гулкий топот копыт, и сердце Эвелин замерло в груди. Неужели ее кто-то преследует? Но ведь это Уилтшир, а не Гайд-парк, да и Филипп мертв. Определенно воображение сыграло с ней злую шутку.

Эвелин свернула с тропы. К луке седла была приторочена кобура с небольшим пистолетом — подарком Марианны, — и она потянулась за ним. Ей всего лишь нужно взвести курок, прицелиться и ждать. Эвелин подняла руку, положила пистолет на рукав амазонки и ждала, когда из тумана покажется незваный гость.

Всадник замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Эвелин по-прежнему не видела его в пелене тумана, зато слышала прерывистое дыхание его коня. Здравый смысл подсказывал, что нужно пришпорить кобылу и скакать прочь, и все же Эвелин не двигалась с места. Она прищурилась и взвела курок. Она не собиралась бежать, не собиралась поддаваться страху и панике.

Конь незнакомца медленно приближался.

Перед глазами промелькнул алый мундир — точно кровь на белом саване тумана. Всадник не сводил взгляда с голубой бархатной шляпки, висевшей на ветке дерева, подобно подстреленной птице.

Эвелин задрожала всем телом и закрыла глаза. Всадник был на прежнем месте, когда она их открыла.

— Синджон, — еле слышно выдохнула она.

Синджон протянул руку и снял шляпку с ветки.

— Старлинг сказал мне, что ты часто ездишь в этом направлении. — Он перевел взгляд на пистолет. — Я не хотел тебя напугать.

Эвелин убрала пистолет в кобуру.

— Ты не напугал меня. Просто я учусь быть… готовой.

Синджон улыбнулся и протянул Эвелин шляпку. Она взяла ее, едва коснувшись руки Синджона. Прикосновение по-прежнему поражало подобно молнии, как и много месяцев назад.

Эвелин посмотрела на шляпку.

— Ты опять пришел мне на помощь, — пробормотала она.

Синджон покачал головой:

— Я приехал сюда в надежде, что ты спасешь меня, Эвелин. Или отпустишь меня.

Пронзительный взгляд Синджона лишил ее способности дышать.

Синджон спешился, достал из ножен саблю и положил ее на землю перед собой. Потом он опустился перед Эвелин на одно колено, точно рыцарь перед дамой сердца.

— Что ты делаешь? — спросила Эвелин, не в силах пошевелиться.

— С меня сняли все обвинения и пожаловали звание майора. В Испании меня ждет целое подразделение солдат, если я соглашусь вернуться на войну.

Эвелин судорожно втянула носом воздух и прижала руку к сердцу.

— Я должен рассказать тебе о своих чувствах, Эвелин. Я не могу уехать или остаться, пока не сделаю этого. Я приехал, чтобы просить твоей руки.

Эвелин смотрела на Синджона, лишившись дара речи.

— У меня нет большого состояния, но я могу продать свой чин, если ты ответишь согласием.

— Я… — начала Эвелин, но Синджон остановил ее взмахом руки.

— Выслушай меня, прежде чем дашь ответ.

Он заглянул в глаза любимой, потому что в них было написано все, что имело для него хоть какое-то значение. Ему не было необходимости продолжать, но Эвелин ждала.

— Я люблю тебя, Эвелин. Если ты согласишься стать моей женой, клянусь любить и защищать тебя всю оставшуюся жизнь. Между нами больше не будет никаких тайн. Только честность.

— Я согласна.

— Я пойму, если ты откажешь мне. Я вернусь в свое расположение и больше никогда тебя не потревожу.

— Да, — ответила Эвелин.

Рот Синджона открылся помимо его воли, и он умолк, осознав смысл сказанного. Эвелин улыбалась.

— Да, — повторила она. — Я выйду за тебя замуж, Синджон.

Он поднялся с колен и подхватил Эвелин на руки. Она обняла любимого и прижалась к нему всем телом, вдыхая полной грудью исходящий от него аромат. А потом она взяла его лицо в ладони и заглянула ему в глаза.

— Я люблю тебя, — произнесла Эвелин и поцеловала его подбородок, шею и веки.

После этого ее губы накрыли губы Синджона в поцелуе.

Синджон отстранился и заглянул ей в глаза.

— Я не мог здраво мыслить и спокойно спать на протяжении многих недель. Не мог думать ни о чем, кроме тебя и этого самого момента. Лучше нам вернуться в Линвуд. Сегодня со мной приехал отец.

— Твой отец? — переспросила Эвелин.

Синджон помог ей сесть в седло.

— Он захотел встретиться с женщиной, которую я люблю. На этом настояла моя мать. Ты нравишься ей, Эвелин. По ее просьбе отец должен заверить тебя, что он меня простил и снова признал своим сыном. Мать хотела, чтобы мое предложение выглядело достойно. Она знает, что такое иметь среди членов семьи предателя, и боялась, что ты не примешь предложение без одобрения моих родных.

Синджон был прав. Но Эвелин отказала бы ему не ради своего, а ради его благополучия. Ведь ее имя навсегда будет связано со скандалом, окружавшим Филиппа, а Синджон теперь герой.

Граф Холлиуэлл сидел в гостиной и пил чай. Он поднялся со своего места, когда Эвелин вошла в гостиную рука об руку с Синджоном, и вопросительно посмотрел на сына.

— Эвелин, позволь тебе представить моего отца графа Холлиуэлла. Отец, это леди Эвелин Реншо, моя невеста.

Граф улыбнулся, и Эвелин увидела, что у него такая же, как у Синджона, улыбка и такие же серые глаза.

Граф поцеловал ей руку.

— Доброе утро, миледи. Я рад, что мой сын завоевал ваше расположение. Добро пожаловать в семью. Я предупредил Синджона, что откажусь от него во второй раз, если он не станет вам хорошим мужем. — Граф перевел взгляд на сына. — Твоя мать хотела, чтобы я отдал тебе это, когда наступит подходящий момент.

С этими словами он достал из кармана бархатную коробочку и протянул ее Синджону.

— Обручальное кольцо моей бабушки, — пояснил Синджон, надевая на палец Эвелин перстень с изумрудом, и сжал ее руку.

— И вам, и моему сыну пришлось терпеть несправедливые обвинения, — сказал граф, звонко целуя Эвелин в щеку. — Я надеюсь, вы оба будете очень счастливы.

Раздался какой-то тихий звук, и Эвелин обернулась. Позади нее стоял Старлинг вместе с остальными слугами. На глазах дворецкого сверкали слезы. Слуги ждали новостей.

— Примите наши поздравления, миледи. Он прекрасный человек, и я никогда не встречал лакея лучше.

— Спасибо, Старлинг, — ответила Эвелин.

— Вам необходимо новое платье, миледи, — сказала Мэри.

— Нужно испечь торт! И позаботиться о свадебном завтраке! — добавила миссис Купер.

— И не забыть о цветах, — напомнила Энни. — У невесты в руках всегда бывает букет.

Синджон растерянно хлопал глазами.

— И сколько времени на это потребуется?

— Платье будут шить примерно с месяц, — начала рассуждать вслух Мэри. — Нужно послать в Лондон за выкройками, образцами лент, кружева и ткани.

— А еще нужно разослать приглашения, — подхватил Старлинг.

— Хороших цветов сейчас уже нет. Так что придется подождать до весны, — подвела итог Энни.

— Я составлю списки продуктов, меню и закажу лучшего шотландского лосося, — сказала миссис Купер. — Нет, раньше, чем через месяц, никак не получится. Для хорошего фруктового торта тоже понадобится время.

Синджон покачал головой:

— Боюсь, нам это не подходит.

Он повернулся к Эвелин.

— Мы и так ждали слишком долго. Я не хочу ждать еще месяц, неделю или даже день.

— Мой экипаж ждет у крыльца, — вступил в разговор граф. — Ты ведь привез специальное разрешение, Синджон. В деревне есть церковь, и мне кажется, сегодня очень подходящий для свадьбы день.

День действительно оказался подходящим.

На Эвелин было платье из зеленого шелка. Старлинг срезал в саду последние розы и перевязал букет желтой лентой — подарком Шарлотты.

Мэри, миссис Купер, Сэл и Энни ехали вместе со своей госпожой в экипаже лорда Холлиуэлла и рыдали от радости. Что, впрочем, не доставляло старику никаких неудобств.

— Ты еще никогда не была так красива, — сказал Синджон, ведя Эвелин к алтарю, где викарий уже начинал свою речь.

Но Эвелин ничего не слышала. Она смотрела в глаза Синджона и читала в них искреннее и нежное признание в любви. Ее собственные глаза тоже светились обещанием вечной любви.

Жители деревни осыпали молодоженов лепестками роз, когда те вышли из церкви, а местный скрипач заиграл веселую мелодию. После круга почета по деревне Синджон подвел Эвелин к своему коню.

— Нам лучше поспешить, — произнесла Эвелин, когда Синджон вскочил в седло и посадил ее впереди себя.

— Сегодня мы не вернемся в Линвуд, — решительно ответил новоиспеченный супруг.

— Не вернемся? — переспросила Эвелин и тут же ощутила, как по ее телу прокатилась жаркая волна при виде выражения глаз Синджона.

— Сегодня наша брачная ночь.

— Но ведь сейчас разгар дня! — поддразнила Эвелин мужа.

В ответ Синджон лишь пришпорил коня и поскакал бешеным галопом по скошенным полям. Ветер ласкал щеки Эвелин, и она всем телом прижалась к мужу. Он остановился на вершине холма и указал на расстилавшуюся внизу долину. В отдалении виднелся Линвуд-Парк.

— Туда, — указал Синджон на выкрашенный белой краской домик на берегу реки.

— Кто там живет? — спросила Эвелин.

— Мы, — ответил Синджон. — На сегодня этот дом принадлежит нам двоим. Я купил ферму, что граничит с Линвудом. Я подумал, что мы могли бы открыть школу или приют. Но сейчас там только бутылка сидра, чтобы отметить наше бракосочетание, немного сыра, джема и хлеба, а еще большая удобная кровать.

Синджон спрыгнул на землю и подхватил на руки жену. Его губы накрыли ее рот в поцелуе, когда они направились вниз по тропе. Не останавливаясь ни на секунду, Синджон ногой отворил дверь и понес Эвелин на второй этаж.

Про сидр и ужин было забыто.